— Выходит, вам жаль ее?
   — Жаль? — Медик вцепился в грудь Данлопу: — Жаль, вы сказали? Держите ее что есть силы! В ваших руках огромная ценность! Но лишь дурак режет курицу с золотыми яйцами!..
   Зазвонил телефон. Ева Нортон сообщила, что звонят из министерства иностранных дел.
   — Переключите сюда, — сказал Данлоп.
   Трубка смолкла. И тут же раздался голос Шервуда:
   — Алло, мистер Данлоп, ваш вариант утвержден. Учтите, представитель советского посольства уже выехал ко мне.
   — Минуту, сэр! — Данлоп опустил трубку, взглянул на Медика: — Приготовьте женщину.
   — Ответственность вы берете на себя. — Медик предостерегающе поднял палец: — Это тяжелая ответственность!
   — Делайте свое дело!
   Медик вышел, качая головой.
   Данлоп взял за плечо Мерфи:
   — Давай сюда мужчину. Не мешкай, Дин! — Мерфи покинул комнату, и Данлоп вновь прижал трубку к уху: — Сэр, условимся так. Начинать будет мужчина. Вы скажите собеседнику, что женщина больна… Нет-нет, она будет говорить! Но русский дипломат обязательно должен узнать, что Анна Брызгалова нездорова. Так нужно для дела, сэр. И еще: включите второй контур трансляции. Я должен видеть и слышать все, что будет происходить у вас в кабинете.
   — Включаю контур. Не отходите от аппарата.
   Вскоре засветился экран телевизора в углу комнаты. На нем появился Шервуд — он сидел за письменным столом кабинета.
   — Ну, — сказал Шервуд, глядя в объектив передатчика, — как изображение?
   — В порядке, сэр.
   — Значит, будем работать. Ждите. Он вот-вот появится.

ПЯТАЯ ГЛАВА

1
   Чугунов подъехал к особняку министерства иностранных дел точно в назначенное время. Антони Шервуд встретил его посреди кабинета, подвел к креслу, предложил сигары.
   — Выпьете что-нибудь? — Зная характер гостя, тут же добавил: — Хотя бы кофе?
   — Не хочу.
   Шервуд пожал плечами и заметил, что Чугунов выглядит, как миллион долларов.
   — То же самое мне было сказано году в сорок пятом, на Эльбе, — усмехнулся Чугунов. — С тех пор доллар здорово подешевел. Правда, и я уже не тот. Но все же, с учетом инфляции этой валюты, полагаю, что выгляжу миллиона на полтора, не меньше.
   Шервуд захохотал, шлепнул себя по ляжкам и заявил, что майор Чугунов такой же шутник, что и прежде.
   Они познакомились в последние дни войны. Свой танковый батальон Чугунов вывел к берегу Эльбы в час, когда с противоположной стороны стали переплывать реку союзники — гребли на рыбачьих лодках, гроздьями висели на каком-то диковинном понтоне…
   Тогда-то и появился на середине реки некий лейтенант. Позже выяснилось, что был он послан с пакетом в вышестоящий штаб, но спутал направление и, оказавшись на берегу Эльбы, не устоял перед искушением “потрогать руками” русских союзников.
   Все это Чугунов узнал позже. Пока что он глядел, как лейтенант гребет доской вместо весла, плывя на широких деревянных воротах. Близ берега “корабль” его наткнулся на камень и вздыбился. Лейтенант шлепнулся бы в воду, не подхвати его дюжие руки танкистов. Это и был Антони Шервуд.
   …Кофе все же принесли. Чугунов незаметно наблюдал за хозяином кабинета. Однако тот не спешил приступать к делу.
   После памятного дня в мае сорок пятого года они не встречались почти два десятилетия. А потом Чугунов, назначенный на дипломатический пост в эту страну, столкнулся с Шервудом на одном из протокольных приемов.
   Увы, за эти годы многое изменилось! Куда девался экзальтированный лейтенант, который подряд целовался с перепачканными сажей советскими танкистами и клялся им в вечной дружбе! Теперь перед Чугуновым сидел противник — умный, хорошо знающий свое дело.
   Шервуд наполнил чашку Чугунова. Себе налил содовой, заметив, что сильно сдал за последнее время: спит со снотворным, по утрам поясница — как камень, скрипят все суставы. А помнит ли майор, как на Эльбе…
   — Все помню, — сказал Чугунов. — Но мы, бывшие военные, должны действовать без околичностей. Давайте перейдем к делу.
   — Что ж, извольте, — вздохнув, Шервуд поднял глаза к потолку. — Мы искали их всю ночь и все утро. Кое-какие результаты обозначились совсем недавно. Судя по поступившему сообщению, муж и жена Брызгаловы скрываются в одном частном доме.
   — Скрываются? Кто-то преследует их? — Чугунов достал карандаш. — Пожалуйста, я записываю адрес.
   — Но это частный дом, майор Чугунов, — со значением сказал Шервуд.
   — Я уже давно не майор. Кстати, и вы не похожи на того лейтенанта… Почему держат в тайне адрес двух советских граждан? Должен ли я понимать, что мне отказывают во встрече с ними?
   — Ни в коем случае! — горячо возразил Шервуд. — Просто в свободной стране никто, даже глава правительства, не может переступить порог частного жилища без согласия его хозяина.
   — Вон какие новости! — Чугунов покачал головой. — Видите ли, в нашей стране глава правительства только и делает, что врывается в чужие жилища. Как же нам быть? А, есть хорошая мысль! Пригласите супругов Брызгаловых сюда. Я встречусь с ними у вас, в этом кабинете.
   Шервуд не торопился с ответом. Маленькими глотками допил содовую и только потом сказал, что данная мысль хороша при одном непременном условии: ученые должны согласиться на встречу с представителем своего бывшего посольства.
   — Бывшего?..
   Шервуд пожал плечами:
   — В газетах напечатано их заявление. Они просят политического убежища.
   — Я хочу убедиться в этом. В таинственном доме есть, конечно, телефон?
   — Мне кажется, есть, — Шервуд облегченно перевел дух, ибо наконец-то подтолкнул собеседника в нужном направлении. — Хотели бы поговорить с ними по телефону?
   — С Анной Брызгаловой. Сперва с ней.
   — Что ж, попробую устроить такой разговор. — Шервуд позвонил секретарю.
2
   Этот диалог по трансляции видели и слышали Данлоп и выданный к нему Петр Брызгалов. Спустя полминуты появилась Анна — ее под руки вели Медик и Мерфи. Женщину, двигавшуюся как во сне, усадили в кресло — лицом к большому экрану на противоположной стене комнаты.
   А у Шервуда все шло своим чередом.
   — Томас, — сказал он секретарю, — соедините меня с домом, где находятся русские ученые, муж и жена. Попробуйте пригласить их к телефону.
   — Сперва Анну Брызгалову, — сказал Чугунов.
   — Да, пусть трубку возьмет женщина. — Шервуд посмотрел на Чугунова: — Правда, по моим сведениям, она нездорова, но от разговора по телефону, надеюсь, не откажется.
   Данлоп подал Медику знак.
   — Встаньте! — скомандовал тот, и Анна послушно поднялась с кресла. — Смотреть на экран. Будете вслух читать надписи.
   Данлоп сел за пульт, похожий на клавиатуру пишущей машинки. Все смотрели на телевизор. Мерфи пододвинул к Анне микрофон на штативе. В наступившей тишине был отчетливо слышен шелест телефонного диска — секретарь Антони Шервуда набирал номер. Секунда, другая — и зазвонил телефон, стоявший на краю пульта.
   — Внимание! — сказал Данлоп. — Мы начинаем. Полная тишина! — и он перевел рычаг на пульте.
   Звонки в телефоне прекратились.
   — Трубку сняли, — на экране телевизора появился секретарь Шервуда. — Можно начинать разговор.
   — Алло! — сказал Чугунов в трубку. — Алло, кто у телефона?
   Пальцы Данлопа побежали по клавиатуре пульта.
   — Я слушаю, — проговорила Анна, повторяя слова, обозначившиеся на экране. — У телефона Анна Брызгалова.
   — Здравствуйте, — последовала ответная реплика. — У телефона Чугунов Сергей Георгиевич из посольства Советского Союза. Я должен встретиться с вами, Анна Максимовна.
   — Нет, — ответила Брызгалова после новой подсказки Данлопа.
   — Анна Максимовна, — заторопился Чугунов, — вы обязательно должны приехать в посольство. Нужна ли машина? Скажите, куда ее подослать.
   — Я не приеду в русское посольство.
   — В русское посольство… У вас совсем больной голос. Что с вами? Нужен ли врач? Почему вы молчите? Мы все очень беспокоимся за вас.
   — Не беспокойтесь. Я остаюсь здесь, в свободном мире.
   — Не хотите ехать в русское посольство… Остаетесь в свободном мире… — Чугунов запнулся, быстро взглянул на Шервуда. Затем заговорил, чеканя слова: — Анна Максимовна, на аэродроме вам были преподнесены цветы. Не припомните, какие именно?
   Данлопу и другим было видно, как Антони Шервуд резко повернулся в кресле:
   — Майор Чугунов в чем-то сомневается?..
   — Пока только желаю уточнить! — Чугунов отодвинул трубку от уха: — Моя дочь передала Анне Брызгаловой белые хризантемы. Сейчас я хотел бы узнать, помнит ли об этом доктор Брызгалова.
   Он говорил громко, и в комнате с пультом было слышно каждое слово. Данлоп пальцем поманил к себе Петра Брызгалова.
   — Были цветы? — одними губами спросил он.
   — Кажется, да, — прошептал Брызгалов.
   — Я жду ответа, — прозвучал в динамике голос Чугунова.
   Анна повторила возникшие на экране слова:
   — Девочка подарила мне белые хризантемы.
   Она вдруг застонала, рухнула на пол. Медик и Мерфи подхватили ее, вынесли из комнаты. За ними устремился Брызгалов. Данлоп схватил его за шиворот, рванул от двери.
   А в динамике гремел голос Чугунова, встревоженно звавший женщину.
   Данлоп подтащил Брызгалова к микрофону, движением руки приказал говорить.
   — Это я, Петр Брызгалов! — закричал предатель. — Вы довели до обморока мою жену! Что вам еще угодно? Хотите убить ее? Поймите, мы не вернемся! Не смейте звонить сюда!
   Данлоп толкнул рычаг выключения связи.
   — Все, — сказал он и платком вытер лоб.
   Проводив Чугунова, Шервуд позвонил Данлопу. Его интересовало, что произошло с Брызгаловой.
   — Ничего страшного, всего лишь легкий обморок. Она уже пришла в себя, — последовал ответ.
   Вернулись Мерфи и Медик.
   Медик пояснил: обморок — последствие инъекции, как он и предупреждал.
   — Что, если я увезу ее? — вдруг сказал Медик. — Она нуждается в проведении курса лечения, в заботе и внимании.
   — Лжете! — Данлоп вскочил на ноги, стиснул кулаки. — Я заполучил ее! Я, а не вы! Это хорошенько запомните! Много вас — любителей погреться у чужого огня!
   — Не кричите, — Медик смотрел на него с отвращением. — Нам нужен ее талант, добрая воля — работать против собственной страны. А здесь ваша служба бессильна. — Показал на экран, где еще светились слова “Девочка подарила мне белые хризантемы”: — Даже попугаем сделал ее я, а не вы!
   Схватив котелок и саквояж, он пошел к двери. У выхода обернулся:
   — Вы еще прибежите ко мне. Долго будете просить, чтобы я снова влез в игру!
   За Медиком затворилась дверь. Данлоп так рванул рычаг выключения экрана, что затрясся пульт. Надпись на экране исчезла.
   — Дай мне сигарету!
   Мерфи поспешно достал пачку, поднес зажигалку. Рубин в ее крышке вызвал новый прилив ярости Данлопа.
   — Вы что, сговорились?! — прорычал он. Несколько успокоившись, поинтересовался: — Куда девали недоноска?
   Поняв, кого имел в виду Данлоп, Мерфи сказал, что Брызгалов в комнате Евы Нортон. Просится к жене, хочет быть возле нее.
   — Он что, спятил?
   — Кто его знает. — Мерфи помолчал. — А вообще говоря, Брызгалов уже не нужен…
   — Не слишком ли торопишься?
   — По мне — куда опаснее опоздать. Проявляет активность — рвется давать интервью, выступать по телевидению. Сказать по чести, побаиваюсь: вдруг сболтнет лишнее?.. Может, пришло время поставить точку?..
   Данлоп медлил с ответом. Он тоже понимал, что Брызгалов сделал, что требовалось, и теперь не помощник, а обуза. На ум пришло сравнение с ракетой. Отработанную ступень сбрасывают, чтобы не тормозился полет всей системы…
   — Ты говорил, у него страсть к автомобилям?
   — Мечтает о “ягуаре”.
   — Вот чего захотел? — Данлоп пожевал губами. — А может, купишь ему?..
   — Сам купит. Давно припас денежки. А я помог перевезти их сюда, — Мерфи ухмыльнулся.
   — Ладно, не возражаю. Только не влипни, как с зажигалкой. Во второй раз не прощу.
   Мерфи вздохнул, потер переносицу.
   — Знаешь, мне жаль женщину, — вдруг сказал он. — Держится здорово! Что ни говори, а такие вызывают уважение.
   — Признаться, я подумал о том же. И что только связало ее с этим ничтожеством?.. Не сердись, что накричал на тебя. Старею, нервы не те… Нет, ты поработал! Только сейчас можно оценить, сколько вложено труда, чтобы соединить этих столь разных людей!
   — Я не то еще сделал, — Мерфи хитро прищурил глаз. — Скажу, когда окончательно все прояснится. Да и ждать недолго — полчаса или час.
   Наступило молчание. Некоторое время оба сосредоточенно курили. Потом Мерфи потянулся к телефону. Пока Медик хлопотал возле Анны Брызгаловой, Мерфи дважды справлялся у Евы Нортон, не вернулась ли сотрудница, посланная с поручением. Сейчас собирался сделать это еще раз. Но тут телефон зазвонил сам. Говорила та самая сотрудница. Мерфи слушал, время от времени чуть наклоняя голову.
   — Погодите! — Он обернулся к Данлопу: — Кэтрин Янг работала по моему заданию, вернулась с интересными результатами.
   — Пусть войдет.
   — Идите сюда, Кэтрин, — сказал Мерфи и положил трубку.
   Кэтрин Янг оказалась “сборщицей налогов”, навещавшей Лаврова утром этого дня. Сейчас она выглядела отнюдь не простушкой — уверенно вошла в кабинет, кивнула начальникам, бросила в кресло сумочку и берет.
   — Мистер Данлоп, знакомо ли вам такое имя: доктор Алексей Лавров.
   — Русский по происхождению, — подсказал Мерфи, — в войну был освобожден американцами из немецкого лагеря. Натурализовался у нас… Да вы слышали о нем: крупный ученый.
   — Громкое имя в науке, шеф! — воскликнула Янг. — Конечно, вы читали о его опытах на гориллах!
   — Так в чем дело?
   Янг достала из сумочки снимок:
   — Это фотография Анны Брызгаловой, сделанная сегодня. А вот репродукция с портрета девушки. Сравните снимки, шеф. Вам не кажется, что на обоих — одно и то же лицо?
   — Пожалуй. Но что дальше?
   — Портрет девушки висит в домашнем кабинете доктора Лаврова.
   — Висит уже много лет, — подхватил Мерфи. — Скажу больше: профессор Лавров — сам автор портрета.
   — Эта девушка — его первая любовь, — вставила Кэтрин Янг. — Они поклялись друг другу в верности, когда Лавров уходил воевать. А потом что-то произошло… Он утверждает, что потерял веру в нее. Но я по глазам его видела, когда он глядел на этот портрет: он и сейчас не забыл эту особу!
   — Полагаете, любит ее и поныне?
   — Кто знает?! Но учтите, профессор до сих пор не женат! — Янг взволнованно потерла ладони одну о другую. — Этот факт кое о чем говорит, не так ли?
   — Вот как бывает в жизни, — пробормотал Данлоп.
   Он по достоинству оценил важность того, что сделали Мерфи и его помощница. Судя по всему, Анну Брызгалову трудно сломить. Так, может быть, есть иной путь? В самом деле, русский эмигрант, ставший здесь большим ученым, хорошо устроенный и богатый, — это ли не пример для других!..
   — Кто-то должен лечить Анну Брызгалову, — тихо сказал Мерфи. — А профессор Лавров занимается врачебной практикой… Пусть и лечит ее. Вдруг нам удастся свести их в постели!..
   Данлоп включил транслятор:
   — Ева, срочный запрос на досье русского эмигранта профессора Алексея Лаврова!
   — Досье у меня, шеф, — сказала Ева Нортон. — Мистер Мерфи запросил его еще два дня назад.
   — Так несите его! — Данлоп ухмыльнулся, ткнул Мерфи кулаком в бок: — Дин, ты поразил меня!
   Мерфи курил и счастливо улыбался.
   — Фирма! — сказал он и скромно добавил: — Стараемся…

ШЕСТАЯ ГЛАВА

1
   Лаврову позвонил человек, назвался представителем благотворительного общества русских в эмиграции и попросил о приеме. Лавров назначил время встречи. Представитель прибыл точно в срок и сразу приступил к делу.
   Задачей общества, сказал он, является моральная поддержка и материальное воспомоществование эмигрантам из России. Никакой агитации или политики. Только помощь попавшим в беду людям.
   — Зачем же “попавшим в беду”? — Лавров все еще держал в руке визитную карточку посетителя, в которой значилось: “Федор Н.Орехов, исполнительный директор”. — Их что, гнали с родных мест?
   — Здесь они попали в беду, — с надрывом сказал Орехов. — Овны господни, сирые и гонимые!..
   С той минуты, когда Орехов переступил порог дома, Лаврову не давали покоя его вкрадчивые манеры и особый стиль речи. “Овны господни…”
   Конечно же перед ним был священник!
   — И много в вашем обществе этих самых… сирых?
   Орехов стал выкладывать на стол бумаги из портфеля.
   — Вот, — бормотал он, показывая какие-то списки, — вот скольких уже облагодетельствовали.
   — Деньги откуда берете?
   — Пожертвования доброхотов, уважаемый господин Лавров.
   Лаврову вдруг стало жалко посетителя. Этакий фанатик, одержимый идеей благотворительности.
   — Вы откуда происходите, господин Орехов?
   — Из одних с вами мест, уважаемый. Долго мытарствовал. Все же выбился в люди. С божьей помощью, разумеется.
   — И семья у вас была… там?
   — Была, — Орехов вздохнул. — Но и думать забыл о ней. — Он помолчал и вдруг сказал: — Я здесь дом купил — восемнадцать комнат.
   — Куда вам столько?
   — А сдаю комнатки-то!.. Дайте срок, и второй дом куплю. Дома — это верный доход. — Орехов запнулся от внезапно пришедшей мысли: — А сами не желаете?
   — Нет, не желаю, — у Лаврова вдруг упало настроение. — И денег вашему обществу не дам.
   — Настоятельно прошу подумать, господин Лавров. Нам ведь немного надо. Важно ваше имя в списке пожертвователей. Отказ вызовет недовольство многих важных особ…
   — Нету денег. Да и некогда мне. Готовлюсь к отъезду.
   — Смею спросить — куда? — Орехов переменил тон, теперь говорил резко, с вызовом. — Уж не в Россию ли собрались?
   — А вот и нет. За океан уезжаю, в Америку. — Лавров встал, давая понять, что разговор окончен.
   — Ладно, денег не даете, так хоть помогите одной нашей соотечественнице. Сильно занемогла, — будто спохватился Орехов.
   — Кто такая?
   На стол легла газета. Со снимка в центре первой страницы на Лаврова смотрела женщина в белом халате и белой шапочке. Она стояла на кафедре — вероятно, читала лекцию. Под снимком было крупно набрано: “Профессор и доктор Анна Брызгалова: “Я выбираю жизнь в свободном мире!”
   Лавров сразу узнал сфотографированную, хотя расстался с ней более четверти века назад. В ту пору на вокзале, при проводах воинского эшелона, она выглядела совсем девочкой…
   — Что с ней? — спросил Лавров, стараясь говорить спокойно.
   — Тяжко хворает. Едва ли не при смерти. Большевики охотятся за ней и за супругом. У нее — нервное потрясение.
   — Чего же ее не лечат?
   — Всякого врача разве пригласишь? Вдруг станет болтать, слух дойдет и до советского посольства.
   — Ну и что, если дойдет? Чепуха все это!
   — Не чепуха! — строго сказал Орехов. — Свидетельствую факт, что серьезно больна Анна Максимовна.
   — И где же она находится?
   — В доме одного моего приятеля. — Орехов перекрестился: — Христом богом молю, спасите бедняжку от гибели!
   — Джоан!
   Гибсон показалась на верхней площадке лестницы.
   — Мой саквояж. Он в шкафу, уже упакован. Я еду к больной.
   На улице Орехов распахнул дверцу черного “плимута”. Лавров сел в кабину.
   — Минуту! — сказал Орехов. — Я только позвоню: пусть знают, что мы едем.
   Он вошел в телефонную будку и набрал номер.
   Ответил Мерфи.
   — Мы уже на улице, — сказал Орехов. — Едем к ней…
2
   Мерфи придвинул аппарат и набрал номер квартиры Лаврова.
   — Джоан Гибсон? — спросил он, услышав женский голос.
   — Да, это я.
   — В таком случае должен представиться: я Стивен…
   — Поняла… Слушаю, Стивен.
   — Нам надо встретиться. Я недалеко от вас. И знаю: его нет дома.
   — Что ж, приходите.
   Положив трубку, Джоан задумалась. Она не ждала этого звонка. Более того, никогда прежде не видела “Стивена”. Но обязана была вступить в контакт с человеком, который назовет это имя.
   Несколько минут спустя Мерфи позвонил у двери и был впущен в дом.
   — У профессора очень мило, — проговорил он, оказавшись в кабинете Лаврова. Затем оценивающе оглядел Джоан: — И хозяйка вполне под стать убранству.
   Джоан стояла и ждала. Казалось, она никак не реагирует на слова посетителя.
   — Итак, вас можно поздравить с успехом? — продолжал Мерфи тем же тоном. — Ведь вы уезжаете?
   — Да…
   — Что ж, все получилось предельно ловко. А как же муж-миллионер, который отправился в Париж, чтобы купить там газету, а затем поедет дальше — в Ирак или куда-то еще?
   — Вот оно что! — Джоан будто прорвало. — А я все думаю: что за каналья утыкала дом “клопами”? — Сунув руку в карман халата, выбросила на крышку стола пригоршню миниатюрных микрофонов с торчащими проводами: — Глядите, сколько их было! И все — ваша работа? Последний я отыскала всего час назад — в ванной. Оказывается, вот вы какой, Стивен! Или мне уже не доверяют?
   Мерфи пошевелил пальцем приборчики:
   — Их разместили задолго до вашего приезда… Я контролирую Лаврова и вас. Кто-то контролирует меня… На этом держится мир, миссис Гибсон. — Он зажег сигарету. — Хотелось бы знать: дом во Флориде и полсотни обезьян — не болтовня?
   — Все это будет. Спросили б меня, так я бы дворец построила этому человеку.
   — Еще бы, перекупить такого ученого.
   — Вы хорошо представляете, чем занимается доктор Лавров? Думаю, не очень отчетливо. А он самый что ни на есть…
   — Я все знаю о нем, — перебил Мерфи. — Сколько вам обещали за его голову? Надеюсь, порядочно?
   — Больше, чем заработала за всю жизнь.
   — Что ж… Вы возитесь с ним столько лет! Позавидуешь вашей выдержке. Но ведь дело стоит того, а? Значит, закончите — и можно на отдых?
   — Мечтаю об отдыхе.
   — Зря мечтаете. И до конца еще далеко.
   — Почему вы так думаете? — встревоженно спросила Гибсон. — Возникли новые обстоятельства?..
   — Нет, не возникли. — Внезапно Мерфи расхохотался: — Сцена ревности, которую вы закатили ему у портрета русской девушки, — это было гениально! Вы прирожденная актриса. И дьявольски терпеливы — убить на старичка столько лет!
   — Он еще далеко не старик. И вообще, легче на поворотах, Стивен, или как там вас!
   — Ого, кошечка выпустила коготки!
   — И учтите, они у меня острые!
   — Верно, иначе бы вас не держали на этой работе. Мне ведь многое известно.
   — Что, например?
   — Знаю, кого вам уже удалось передать в Штаты… К чему я клоню? Вы клад и для моей службы. Хотите ко мне?
   Гибсон заложила нога за ногу, сильно затянулась сигаретой:
   — Опоздали. Поздно, дружок. Я ухожу.
   — Куда же?
   — Собираюсь замуж!
   — Вон как!.. Если объект еще не подыскан, возьмите меня. Чем не жених? Денег, правда, негусто, но глядите, какой мужчина! — дурачась, Мерфи согнул руку в локте, потрогал бицепс.
   А Гибсон вдруг закрыла лицо руками и стала всхлипывать.
   — Устали, — сочувственно сказал Мерфи. — Теперь вижу — да, устали. Говоря по чести, я тоже как выжатый лимон. Есть предел всему.
   — Вы сказали: “прирожденная актриса”, — тихо произнесла женщина. — А ведь я была на сцене. И манекенщицей. Многое было…
   — Преуспели только теперь? — Мерфи достал зажигалку, полюбовался рубином, сунул зажигалку в карман. — Только ошибаетесь, если думаете, что профессор Лавров — последняя ваша забота. Что, непонятно? Сейчас поясню. Так вот, он должен перебраться в Штаты не один. И вы не в счет. Речь идет о другой.
   — О ком же?
   — О другой, — повторил Мерфи. — Ведь портрет девушки все еще висит у него в кабинете? Вот эта особа и составит компанию доктору Лаврову.
   — Но она осталась в России.
   — Она здесь. И это отнюдь не рыхлая баба с сальными волосами и потными ладонями.
   — Бросьте шутить!
   — Я не шучу. Ее имя Анна Брызгалова.
   Джоан глядела на Мерфи и видела, что тот вполне серьезен.
   — Сегодня я наконец свел их, — сказал Мерфи.
   — Но Лавров отправился к больному!
   — Поехал к ней. И заметьте, с моим человеком… Не очень понятно? Ладно, с вами надо начистоту. Ведь мы тянем одну повозку… Я, видите ли, не тот, за кого меня здесь принимают. Я американец, как и вы. После войны удачно внедрен в секретную службу этой страны: мы должны знать, что делают не только враги, но и друзья. С тех пор и тружусь здесь на пользу обеих служб. Хотя бывает, что их интересы сталкиваются.
   — Брызгалова — тот самый случай?
   — Тот самый. Несколько лет назад меня нацелили на нее, как вот вас — на Лаврова. Я не смог сразу заполучить ее за океан. Поэтому работу разделил на два этапа. Женщина доставлена сюда, значит, удалось осуществить первый этап. Теперь предстоит решить второй — главный.
   — Она может отказаться от переезда в Америку.
   — Не считайте меня простаком. Я устроил так, что ей пристегнули обвинение в воровстве и махинациях с валютой. И я же сделал, чтобы она разгадала эту игру. — Мерфи вновь достал зажигалку. — Видите камушек? Этот рубин подействовал на нее, как красная тряпка на быка. Поняв, как ее одурачили, она взвилась от бешенства и дала хорошую оплеуху муженьку… Нет, у нее характер! Она не останется в стране, которая столь дурно обошлась со своей гостьей. А в Россию ее не пустят — дело зашло слишком далеко. Таким образом, у нее один путь — к нам. Нужен лишь толчок, который поможет ей сделать решающий шаг. И здесь вся моя надежда — на вас. Вот почему я откровенен.