Найт Эрик. Путь Волка

   — Что, беременность? Ну, ты же мужчина. Тебе нечего об этом думать, только если захочешь. Мне кажется, ты не настолько молод, чтобы не знать таких вещей. Но нам, женщинам, нужно иметь в виду, что такое возможно.
   — Да нет, я просто слышал о женщинах, которые умирали от этого.
   Молли посмотрела вдоль прохода между стойлами и почесала Люси по носу. Валентайн смотрел на девушку, одетую в старые отцовские штаны, обрезанные у колена, ее грудь была четко очерчена под футболкой. Расстроенная, она выглядела младше своих восемнадцати лет и слишком молодой для того, чтобы хладнокровно обсуждать аборт.
   — Ну, если повезет, у него еще и не получится, — сказала она, давая понять, что это конец дискуссии. Она прошла по ряду между стойлами. — Отлично, ясли пусты. Мэри любит только кататься, ну разве что вычистит лошадь, а всю грязную работу оставляет Фрету и мне. Бедняжки! Ну простите, мы не можем вывести вас на луг, пока не поставим забор! Эти две новые лошадки съели всю вашу травку на поле. Помоги мне, пожалуйста, Дэвид. Можешь взять те две кипы сена с чердака? Я пока дам им воды.
   Валентайн дошел до амбара и залез на сеновал. Ему нравился сладкий аромат сена, скрывающий запах навоза. Несколько воробьев прыгали и играли в воздухе, а паутина блестела в лучах солнца серебряным отливом.
   Он услышал, как скрипят перекладины лестницы. Молли появилась на сеновале. Она улыбалась, но эта улыбка показалась Валентайну наигранной. Девушка умылась у поилки, и возле ворота осталось мокрое пятно.
   — Подумала, что надо тебе помочь с этим сеном. Они разваливаются, эти кипы. Иногда в руки не возьмешь. Но если стянуть сено туже, оно сгниет. Мы не можем нести такие потери.
   Валентайн понюхал сено.
   — Да, ты права. Я и не знал. Все сено, что я видел раньше, очень плотно увязывали. А я думал, почему так хорошо пахнет?
   — Это клевер. Он на другой стороне дороги растет.
   Вдруг она разрезала веревку и рассыпала сено на полу чердака.
   — Очень смешно, — сказал Валентайн, — и как ты его теперь понесешь? Или хочешь пугало слепить?
   — Конечно, Дэвид, — сказала она. Ее глаза странно блестели. — Можем одеть его в твою одежду. Почему бы тебе не раздеться и не отдать мне все.
   — Чего? — спросил он.
   Молли присела на колени в сено.
   — Стесняешься? Ну ладно, я начну.
   Быстрым, изящным движением она стянула футболку через голову, и ее упругие молодые груди подпрыгнули, когда она отклонилась назад. Валентайн стоял с открытым ртом, чувствуя, как напрягается его член. Соображать он был не в состоянии.
   — Дэвид, мне сказать тебе прямым текстом? Давай займемся любовью. Я хочу, чтобы ты сделал это для меня.
   — Молли… мы… мы даже не целовались ни разу, это как-то…
   — Неожиданно? — завершила за него она. — Ну да, думаю, ты прав. На самом деле я всего пару раз в жизни целовалась. А один раз с патрульным, и я вовсе не хотела, чтобы он меня целовал. Но он это сделал и положил мне руку на грудь. Я закричала, оттолкнула его, и он убежал. Вот и весь мой сексуальный опыт. Дэвид, я девственница. Я буду с этим типом, и что меня беспокоит больше всего… ну, кроме того, что меня вообще к этому принуждают… меня больше всего беспокоит то, что это будет мой первый раз. Я не хотела бы помнить об этом до конца своих дней. Тебя я знаю, ты мне нравишься, и мне кажется, я тоже нравлюсь тебе. Ты хороший. Ты красивее многих и умнее. Ты офицер. И джентльмен, иначе ты был бы уже на мне.
   — Я уже думал об этом, Молли.
   — Только не спеши, хорошо, Дэвид? — сказала она, приподнимаясь на полу так, чтобы стянуть большие, не по размеру, штаны. Движением ноги она отбросила одежду в сторону.
   Валентайн опустился на колени рядом с девушкой и поцеловал ее.
   Он был тоже неопытен. В самую пору первых поцелуев и ласк он был слишком застенчив. Но Молли Карлсон, возможно, самая красивая девушка, какую он знал, была сейчас в его объятиях и хотела отдаться ему. На помощь пришли животные инстинкты. Его молодая, требовательная плоть была готова к тому, чего пока боялся разум. Валентайн почувствовал, как ее ищущая рука нащупала его твердый член. Молли взялась за пряжку его пояса. Он хотел снять рубашку, но губы Молли, мягкие, сдающиеся его ласкам, были так хороши, что он не мог оторваться. Девушка расстегнула ремень его штанов и дрожащими пальцами начала расстегивать ширинку, старые нитки не выдержали напора, и пуговицы разлетелись по полу. Ему удалось оторваться от ее губ, чтобы покрыть нежными поцелуями ее лицо и шею. Молли засмеялась и выгнулась, прижавшись грудью к его груди. Валентайн стянул рубашку через голову и сбросил штаны.
   Девушка дотянулась до его губ и поцеловала так крепко, что он прочувствовал этот поцелуй до глубины души, потерял равновесие и упал на спину, увлекая за собой Молли. Медно-светлые волосы щекотали лицо и шею. Ладонь скользнула по его животу, нашла, сначала легонько погладила, а потом плотно сжала находку.
   Дэвид провел рукой по ее спине, нежно сжал ее мягкие ягодицы. Она ответила на нежность, одной рукой играя с его черными волосами, а другой лаская внизу.
   — Господи, Молли, как хорошо, — простонал молодой Волк охрипшим от возбуждения голосом. Он осторожно просунул ладонь между ее бедер, к нежной плоти. Их поцелуи превратились в быстрое стаккато, и он почувствовал, как девушка стала влажной.
   — Дэвид, пожалуйста, медленно! Хорошо? — прошептала она ему в ухо.
   Молли перевернулась на спину, и он последовал за ней, как в ритме вальса. Она смотрела на своего любимого снизу вверх, ее зрачки в сумраке были расширены. Внезапно он захотел, чтобы этот миг длился вечно.
   Молли в его руках, терпкий запах женщины и клевера с намеком на сладкий аромат лаванды. Он прижался к ней, целуя медленно и нежно, в то время как она направляла его внутрь. И они стали одним существом. Валентайн взял ее несколькими медленными движениями, с каждым проникая чуть глубже. Гримаса боли промелькнула на ее красивом лице, но затем исчезла и, как отлив сменяется приливом, превратилась в румянец страсти. Руки девушки то царапали, то ласкали его спину, в то время как он входил в нее все глубже.
   Любовники словно забыли обо всем на свете, пока он не кончил, выплеснув себя в нее. Спазм за спазмом сотрясал его тело, рот был открыт для крика, но производил только низкий стон.
   Потом Молли лежала в его объятиях, они дремали почти весь день. Валентайн не понимал, то ли он безудержно счастлив, то ли безумно устал.
   — Ты как? — спросил он ее.
   — Отлично, — ответила Молли, растягивая слова.
   Она потянулась и провела пальцем между бедер. Пальцы были в крови.
   — Надо же. Я думала, после всей этой верховой езды ничего не останется…
   Валентайн поцеловал ее руку, слизнув кровь. Девушку по имени Молли, которая вошла этим утром в сарай, подобное ужаснуло бы, но женщина, отдыхающая в объятиях любимого, нашла это трогательным.
   — Ха, поверил. У меня месячные, — сказала она.
   Он посмотрел на нее, приподняв бровь.
   — Шутка, — сказала она, сморщив нос и закатив глаза.
   — Ну, если с этой работой закончили, мне, пожалуй, пора заняться седельным мешком для коня, — сказал Валентайн.
   Она сжала ладошки на его шее.
   — Работа! Когда я сняла рубашку, ты чуть в обморок не грохнулся!
   — Да уж, кровь от головы отлила, — согласился он.
   — Я знаю куда. Я думаю, буду ходить на кривых ногах какое-то время…
   Они поцеловались, смеясь.
   — Ну теперь серьезно, Дэвид. На самом деле тебе это все тоже на пользу. Если вы с Гонзо соберетесь и уйдете сразу после меня, это будет выглядеть очень логично. Я думаю, все будут ожидать, что вы обиделись. Можете придерживаться истории о том, что ищете место для фермы на западе отсюда. Ваши рабочие карточки законны. Даже если они обратятся в Монро, ваша история вполне выдержит проверку.
   Валентайн вздохнул и перевернулся на спину в сено. Он не хотел, чтобы этот полдень кончался.
   — Когда ты едешь в Монро?
   — Завтра днем. Туш уезжает в Ричланд послезавтра. Утром во вторник. Так дядя Майк сказал папе вчера по телефону. Неужели этот тип такая важная птица, что для него стоит похищать бывших девственниц?
   Валентайн пожал плечами:
   — Узнаешь. Но если он умудряется поднять производительность труда на фермах, я думаю, он довольно важен. Их армии тоже нужно есть. Кстати говоря, я вот думаю, нашел ли Фрет хоть одного кролика? Твоя мама готовит восхитительный мясной пирог. О Господи! Твои родители… трудно будет притворяться перед ними, что все нормально…
   — И мне… Но с какой радости нам чувствовать себя виноватыми? Ты мой жених, забыл?
   Он усмехнулся, уткнувшись в ее волосы подбородком. Его застенчивость растворилась, а может быть, была изгнана куда более древней магией.
   — Молли Валентайн, — задумчиво произнесла она. — Фу!
   — Эй! — возмутился он.
   — Нет, мне Молли не нравится. Валентайн — отлично. Мелисса Валентайн? Так лучше. Меня никто никогда не называл Мелиссой. Молли. Так удобнее кричать.
   — Надевай штаны, Мелисса. Иначе мы здесь ночевать останемся, — сказал он, смотря на садящееся солнце.
   — Ну, не так уж и плохо. Я вот думаю, патрульный, который за нами следит, получил свою долю зрелища?
   Ужин прошел напряженно, но Валентайн понял, что может говорить с ее родителями, не краснея. Они думали о другом. Все, на что Валентайн был способен, это смотреть на красные, припухшие губы Молли.
   Как они могут этого не замечать?
   От Гонсалеса, впрочем, ничего не ускользнуло. Когда они спустились в подвал, чтобы ложиться спать, он спросил:
   — Эй, Вал, чем это ты сегодня занимался?
   — Дрова колол.
   Гонсалес фыркнул.
   — Это точно, кое-куда ты свой колун вогнал, будь здоров.
   Валентайн повернулся к нему:
   — Это еще что значит?
   — У тебя ширинка весь вечер была расстегнута, а спина выглядит так, словно по ней пара диких кошек раз пятнадцать прогулялась. Если только ты не валялся в колючей проволоке… Я бы сказал, что кто-то постанывал тебе на ушко.
   — Давай-ка спать, шутник. Я делал кое-какую работу для семьи, вот и все. Молли нужно было одну вещь починить, и я помог ей.
   Гонсалес покачал головой и отвернулся, осторожно укладывая свою больную руку.
   — Ну да, вам, офицерам, всегда самая лучшая работа достается.
   Валентайн проснулся посреди ночи и заметил на ступеньке лучик света. В тусклом свете, сочащемся из кухни, он увидел Молли, осторожно спускающуюся в подвал.
   — Дэвид? — прошептала она.
   — Я здесь, — едва слышно ответил Волк.
   — Нет, здесь, — ответил Гонсалес.
   — Заткнись, ты! — сказал Валентайн, бросая в своего разведчика подушкой.
   — Я хотела поговорить с тобой, прости, Гонзо, — сказала она.
   Гонсалес со стоном опустил ноги с кровати и натянул штаны здоровой рукой.
   — Я как раз вспомнил, что давно не встречал рассвет. Не очень-то шумите, пока разговаривать будете.
   — Спасибо, Виктор, — серьезно сказал Валентайн.
   — Ты мне должен. Увидимся за завтраком.
   Молли свернулась клубочком рядом с Валентайном. Он поцеловал ее, благодаря за сюрприз.
   — Ты хотела поговорить? — спросил он.
   — Хотела, — ответила она, — но уже не хочу. Давай спустимся в подвал. Там темно и можно немного пошуметь. Совсем чуть-чуть.
   Валентайн открыл панель на стене, и они нырнули в глубокую темноту, держась за руки.
   — Эй, у тебя новое мыло, — прошептал Валентайн, нюхая ее чистую кожу.
   — Да, это…
   — Розы, — сказал Валентайн, гладя ее волосы. — Здорово.
   Молли захлопнула дверь, и они оказались в такой кромешной тьме, что могли полагаться лишь на ощущения да еще на аромат роз.
   Они поцеловались, легли рядом и растаяли в темноте, находя все новые способы радовать и восхищать друг друга. И любить. Они прощались под бесконечно моросящим, грустным дождем. Майор Фленаган и его неусыпная тень ждали в патрульной машине, пока родственники, друзья и любовники обменивались прощальными объятиями. Валентайн, Молли и вся семья старательно изображали бодрость и оживление, но похоже было, скорее, на похороны, когда в полном здравии внезапно скончался старик на восьмом десятке.
   «Не знаю уж, что это на него нашло, — говорит один родственник другому. — Да, я бы сам хотел так». — «Никакой боли, страданий, болезни. Повезло», — согласится другой, и они вдвоем будут разглядывать тонкую полоску солнечного неба в суровых облаках.
   Тот же самый вымученный тон звучал в голосе мистера Карлсона, когда он прощался с дочерью. Молли надела свою самую старую одежду, ту, в которой чистила коровник, чистую, но тем не менее безнадежно испачканную.
   «Хочет девушку с фермы, девушку с фермы и получит», — сказала она матери, отвергнув ее предложение надеть самое красивое платье, в голубую клетку, сшитое для сельских праздников, которое так шло к ее глазам. Мама думала, что это поднимет ей настроение.
   — Нет, отдай его Мэри. На память обо мне, — сказала она, выходя из комнаты до того, как мама могла спросить, что дочь имела в виду.
   — Осторожнее с этой рукой, Виктор, — сказала Молли, пожимая левую руку Волка. — Моя очередь побывать в большом городе, Фрет. К счастью, Мадисон — это еще не Чикаго, слава Богу. Мэри, лошади — это не только езда и удовольствие. Ты теперь отвечаешь за конюшни, пока меня нет, так что держи их в чистоте.
   Ее слова к Валентайну, если оглянуться назад, тоже намекали на то, как ей плохо в этот серый дождливый день.
   — Дэвид, ты уезжаешь завтра? С наступлением темноты?
   — Я еще не закончил седельную сумку для коня, но к рассвету буду далеко.
   Она улыбнулась Валентайну и отвела его в сторону, туда, где за домом можно было поцеловаться не на виду.
   — Я буду думать о том, как ты сражаешься со Жнецами, Дэвид. Знаешь, теперь, когда я подумала об этом, мне кажется, что твое решение проблемы Масады, может быть, лучше. Забери побольше их с собой.
   — Молли, не надо так мрачно. Через пару лет ты будешь над этим смеяться. А может, тебя вырвет от таких воспоминаний. Да он просто жалок, если задуматься. Под дулом пистолета посылает твоего дядюшку, который и без того лижет его задницу, привезти ему даму на свидание.
   — Прямо так ему и скажу, — сказала Молли, улыбаясь.
   — Возвращайся и продолжай работать на ферме. И если мой план не может сработать сейчас, это не значит, что он не сработает года через три. Однажды ночью команда Волков покажется у твоей двери. Мы уведем всю семью.
   — Если папа пойдет. Он предан идее вытаскивать отсюда людей.
   — Ну, я в очень большом долгу перед твоей семьей. Ты можешь на это рассчитывать. Я приду за тобой осенью, если смогу.
   Она посмотрела в его глаза.
   — Через три года у тебя будут другие заботы. Не обещай. Знаешь поговорку: «Никому не обещай свое завтра»? Это почти закон курианских земель.
   — Тебе и семье пообещали пять лет.
   — Посмотрим, Дэвид. Бронь может оказаться такой же фальшивкой, как кольцо, которое он бросил в зал. Просто уходи, хорошо? Но скажи мне одну вещь, Дэвид… я была твоей… первой женщиной?
   Валентайн должен был сказать ей правду:
   — Да. Надеюсь, тебе понравилось. Мне никогда не везло… с женщинами.
   — Хорошо. Значит, ты запомнишь меня.
   — Я запомню тебя как красавицу из Висконсина, которой так хорошо удавалось подчеркивать очевидное, — сказал он, чуть ущипнув ее за нос.
   Они обнялись, поцеловались и провели ладонями друг друга по лицам, так, словно пытались запомнить любимые черты кончиками пальцев.
   — Хочешь — верь, хочешь — нет, но я приду за тобой. Я обещаю, Молли.
   Он увидел боль и недоверие в ее глазах.
   — Нет, даже не обещаю — клянусь.
   В ее глазах осталась боль.
   — Не надо, — сказала она, отводя взгляд, — многое может произойти за три года.
   — А многое за три дня. Можно влюбиться, Мелисса.
   — Дэвид, прекрати. Ты только делаешь все сложнее, больнее. Это конец. Я не хочу, чтобы ты говорил так, словно, все только начинается.
   Он поцеловал ее, стараясь вырвать признание одним только прикосновением.
   — Нет, — сказала она, опуская глаза, — я не могу.
   Не сейчас, когда я должна… сделать такое.
   Она повернулась и ушла.
   За ужином этим вечером Валентайн и Гонсалес приняли решение уйти с первыми лучами солнца. Уход утром, после короткого прощания с Бритлингами будет выглядеть чуть менее подозрительно, чем исчезновение посреди ночи.
   Поговорив напоследок с Карлсоном, Гонсалес и Валентайн лежали в комнате в подвале, их ружья и мешки были сложены в тайник. Остальные домашние давно разошлись, и они одни жгли сальную свечку глубоко за полночь. Гонсалес умело скрывал свое беспокойство насчет больной руки, но Валентайн знал, как он переживает из-за этого. В пути может оказаться чертовски тяжело. Гонсалес был не из тех людей, которые умеют решать несколько задач сразу. Он был идеальным разведчиком, для которого одной-единственной заботой, занимающей ум, было то, что ждет его за следующим поворотом дороги.
   — Ты поедешь верхом, — сказал Валентайн, сунув карты обратно в тубус. — Хотелось бы, чтобы нам можно было остаться здесь подольше, но, может быть, пройдут месяцы, прежде чем твоя рука заживет совсем.
   — Думаешь, станет лучше?
   — Конечно, Гонзо. Нервные ткани просто очень медленно восстанавливаются.
   Гонсалес пошевелил двумя больными пальцами.
   — Вот уж не знаю. Думаю, так и останется.
   — Ну, ты же можешь немного ею двигать. Я думаю, это хороший знак. На самом деле… Эй, это мотор!
   Оба Волка напрягли звериный слух. Похоже было на двигатель грузовика. Возможно, кто-то из водителей тягачей проезжал мимо с очередным найденышем. Но машина остановилась на дороге, лениво выдыхая клубы дыма.
   Валентайн и Гонсалес переглянулись. Не говоря больше ни слова, они встали и перебрались в потайную комнату. Они перенесли масляную свечу внутрь, закрыли за собой панель и взялись за ружья. Наверху раздался грохот, сотрясший весь дом. С другой стороны двери раздался шепот.
   — Ребята, вы здесь? — прошептал Фрет.
   Крики сверху, мужской голос, отдающий приказ обыскать дом.
   — Да, — тихо ответил Валентайн.
   — Двое в грузовике и еще двое в патрульной машине. Все вооружены и идут сюда. Мне пора, — сказал Фрет. Валентайн привязал ножны паранга к ноге и поднял винтовку.
   — Эй, парень, — гаркнул незнакомый голос за дверью, — вылезай из кровати и иди сюда!
   — Иду, иду, — ответил Фрет срывающимся голосом. — Не надо в меня обрезом тыкать, ладно?
   Гонсалес задул сальную лампу на случай, если запах мог пройти сквозь стену.
   Затем они услышали сердитый и испуганный голос мистера Карлсона, который спускался со второго этажа в гостиную.
   — Какого рожна здесь происходит, Толанд?
   — Приказ. Тебя хотят допросить.
   — Приказ? Посмотрим, что майор Фленаган на это скажет!
   — Это он отдал приказ, — ответил грубый голос. — Думаю, ваши денечки под его крылышком сочтены.
   Твоя дочурка всадила нож для бифштекса в шею мистера Медное Кольцо…
   — О Господи! — ахнула миссис Карлсон.
   — Пару часов назад, — продолжил Толанд. — Твой брат в дерьме и знает об этом, и он также знает, что единственный путь из этой ловушки — арестовать вас всех.
   — Я могу хотя бы своим работникам сказать присмотреть за фермой пока?
   — Бритлингам? Их тоже надо арестовать. Здесь должны быть еще эти двое с севера, парни, которые вокруг твоей дочери вертелись. Их тоже надо привезти к майору.
   — Они ушли после обеда, — встрял Фрет. — Дэвид просто кипятком писал из-за этой истории с Молли.
   — А ну заткнись, черномазый! Если мне нужно будет твое мнение, я его из тебя вытрясу. Карлсон, это правда?
   — Да, вы же обыскали дом, — сказал Карлсон, его голос все же немного дрожал.
   — Куда они пошли? Во сколько?
   — После обеда. Они даже есть с нами не стали. Я думаю, пошли на север, но точно не знаю. Мне было о чем подумать, кроме как смотреть за ними. Оставьте нас в покое и идите за ними, это, может, они ее на то и настроили.
   Сверху донесся шум.
   — Я достал для них кандалы, сержант. Сковать их вместе?
   — Да, Пиллоу, дойди до машины и сообщи по рации, что мы взяли Карлсонов. Еще объяви в розыск двух верховых. У одного увечная рука. Вы двое займитесь наручниками.
   Валентайн в темноте дотронулся до плеча Гонсалеса, и на ощупь они тронулись к двери. Прислушиваясь к звону цепей, Волки прошли через сумрачный подвал, держась у стены, чтобы не так скрипели половицы. Через кухню они пробрались босиком. Валентайн остановился на секунду прислушаться к звукам между кухней и гостиной, пытаясь оценить, где кто находится. Все, что доносилось из комнаты, — это плач Мэри Карлсон и звон цепей.
   Жестом Дэвид отдал приказ Гонсалесу, чтобы тот подвинулся на улицу.
   Одним прыжком Валентайн завернул за угол, вскинув ружье к плечу, полицай с оружием уже на прицеле.
   — Никому не двигаться! — сказал он низким, хриплым голосом. — Ты, с обрезом, положи ружье на пол, вы, с цепями, на пол, лицом вниз!
   Пока он говорил, Гонсалес открыл дверь и, держа винтовку под мышкой, исчез в темноте.
   Патрульные, умеющие не больше, чем угрожать оружием мирному населению, проворно подчинились. Карлсоны, в пижамах, оттолкнули оружие от полицаев.
   — Так, вы, с полосками, лицом вниз тоже! Отлично. Ноги в стороны, джентльмены. У меня в магазине восемь патронов, и тот, кто пошевелится, получит первый. Фрет, забери ружья, чтоб им чего в голову не пришло.
   Мальчик послушно начал собирать обрезы и пистолеты.
   — Это конец, Карлсон, — сказал сержант Толам, уткнувшись лицом в пол. — Если до того вас хотели просто допросить, то теперь вы мертвецы. День или два. Нелегкая это будет смерть, уж поверь мне…
   Пистолет, которым ткнули в рот сержанта, прекратил его словесные излияния.
   — Заткнись, сержант! Если я захочу от тебя что-то услышать, то выколочу это из тебя, — сказал Фрет, покрутив револьвером.
   — Мистер и миссис Карлсон, наденьте на них кандалы и наручники, — сказал Валентайн.
   Дверь открылась, и на кухню вошел четвертый патрульный, его руки были сложены за головой, а дуло винтовки Гонсалеса прижато к уху.
   — Вот этот, Пиллоу, только что доложил по рации, что у нас все хорошо, — сказал Гонсалес. — Так и есть, сэр?
   — Кажется, да. Где Бритлинги?
   — До них еще не добрались, — сказал мистер Карлсон. — Наверное, спят.
   — Миссис Карлсон, когда закончите здесь, не могли бы вы сходить к ним? — спросил Валентайн.
   — Могу я сначала еще хоть что-нибудь на себя надеть?
   — Конечно.
   Патрульные были надежно скованы наручниками и кандалами.
   «Они боятся», — подумал Валентайн, вглядываясь в пятна пота на их синей форме. Он также был почти уверен, что тот, кого звали Пиллоу, обмочился. Испуганных людей легко запутать.
   — Ну и нагадил здесь этот сержант, — сказал Валентайн, подмигнув своему благодетелю. — Эй, сержант! Ты хоть понимаешь, во что вы вляпались?
   — Ты труп, парень. Ты ходячий, говорящий труп. Еще пару часов…
   — Не думаю, сержант. Взгляни-ка на это, — сказал он, сунув приклад своей винтовки под нос Толанда. — Ты только что вляпался в топ-секретную операцию под прикрытием отряда «Ломаный крест».
   — Какой еще к черту ломаный крест?! Топ-секретное дерьмо! — выругался сержант.
   — Да откуда тебе знать! Нам нужно было убрать Туша, но в Иллинойсе до него было не добраться, потому что он купил вокруг себя слишком много людей. Зачем я это тебе рассказываю? Он пытался вынюхать про операцию в Блу-Маундс.
   — Дерьмо собачье! — ответил сержант. — Что бы он вынюхал, трахая девку Карлсонов или толкая свои речи.
   — Сержант, ты можешь мне не верить. Но только вот тебе два факта. Первый — ты еще жив, а второй — все происходит слишком высоко от тебя. Что-то пошло не так с нашей операцией, а не то ты не получил бы идиотское распоряжение арестовать этих людей. Совет на будущее — ждать, пока тебе не подтвердят приказ из Мадисона. А ты сдуру побежал делать то, что сказал майор Фленаган. Гонсалес?
   — Да, сэр! — откликнулся его разведчик.
   — Мы переходим к плану «Красный Чарли».
   — Э-э-э… да, сэр, слушаюсь, — сказал Гонсалес. Валентайн надеялся, что патрульные не примут его удивление за нерешительность.
   — Пойдем выйдем наружу и обсудим это. Мистер Карлсон, Фрет, присмотрите за этими красавчиками.
   В холодном ночном воздухе Валентайн потрепал Гонсалеса по спине:
   — Отлично сработано с этим Пиллоу, Гонзо, ты не потерял боеспособности, даже с увечьем.
   — Сэр, что дальше? Мы теперь уйдем?
   Валентайн кивнул и пошел по дороге к машинам. Выпачканная в грязи патрульная машина и небольшой грузовичок стояли в темноте. Облака так и не разошлись.
   — Гонзо, я доверяю тебе очень ответственное дело. Может, ты вообще забудешь, что у тебя рука болит. Я хочу, чтобы ты вывез Карлсонов и Бритлингов из Висконсина. В Озарк.
   — Мы сделаем это.
   — Не «мы», Гонзо. Это сделаешь ты. Я поеду за Молли.
   Гонсалес вытаращил глаза.
   — Друг мой, — сказал он наконец, — она, скорей всего, уже мертва.
   — Если так, я составлю ей компанию. А еще дядюшку прихвачу.
   — Ты хоть понимаешь, что важнее? Вытащить отсюда всех этих людей, рассказать нашим, что мы видели за этой оградой из черепов, или убить одного полицая? Не хочу напоминать тебе о долге…
   — Да пошел он к черту, этот долг, — сказал Валентайн. За одни только эти слова его могли привлечь к полевому суду и расстрелять или просто повесить, как овцу. — Слишком много дорогих мне людей погибло. Но теперь… Только не эта девушка.