Эвереди приблизился к лодке двумя большими петлями, сначала к низкому краю полуострова в форме сфинкса, а затем, прежде чем осмотреть лодку поближе, обратно к основанию холма. Он даже засунул дуло винтовки под нее, и, когда последние лучи дневного света растворились в сумраке, жестом подозвал Волков.
   Каноэ было шире, чем обычно, и хорошо, аккуратно сделано. Кто-то потратил довольно много времени и усилий на то, чтобы смастерить его. Дерево сияло полированным глянцем. Двое человек могли сидеть плечом к плечу на двух его сиденьях, а под банками еще оставалось место для багажа. Четыре весла из такого же дерева лежали под лодкой.
   Решили, что четверо молодых Волков будут грести по двое с обеих сторон, а Эвереди сядет в центре с винтовкой наготове. Пока они осматривали свою находку, тьма сгущалась.
   — Ну, давайте-ка в воду поживее, — скомандовал Эвереди. — Если кто начнет стрелять, то дерево достаточно крепкое, чтобы выдержать пулю. Если только не в упор. Тогда прячьтесь на дно, и пусть нас несет река. Я сам буду грести, если понадобится. Эта жилетка Жнеца уже однажды спасла меня от пули в спину. Южный округ по мудрости своей бережет это сокровище для Медведей, когда удается, конечно, заставить наших ребят сдать добычу. Многие старые Волки носят такие под своими кожаными рубашками, так, чтобы не видели офицеры. Хотя, молодые люди, я вам вовсе не советую нарушать правила.
   Пока Эвереди стоял на страже, четверо Волков перевернули тяжелую лодку и понемногу, осторожно стащили ее по усыпанному гравием склону. Эрнандес оттолкнул в сторону кусок плавающего дерева, после чего, придерживая лодку за нос, они столкнули свою добычу в воды Миссисипи.
   — Эй, вы это видели? — спросил Эрнандес.
   Валентайн присмотрелся: было темно, но на деревянном борту каноэ был отчетливо виден высеченный, как шрам, знак, на нежной текстуре дерева — четыре черные изогнутые палки. Что-то в этом рисунке, похожем на паука, всколыхнуло хорошую память Валентайна.
   — Это свастика. Только она повернута, — сказал Алистер шепотом.
   — У немцев и японцев она была на самолетах во Вторую мировую, да? — неуверенно добавил Бертон.
   Его образование, как и у его товарищей, было далеким от полного.
   — Только у нацистов, — ответил Валентайн, — но Алистер прав, она повернута.
   Эвереди спустился со своего поста:
   — В лодку, мальчики. Старайтесь не очень плескать, когда будете грести. Мне не нравится, что мы так близко от берега.
   — Эвереди, это что-нибудь значит? — спросил Валентайн, показывая на рисунок размером с ладонь на борту.
   Эвереди сощурился, стареющими глазами рассматривая свастику. Он отлично видел вдали, но вблизи предметы уже расплывались. Впервые за все лето большой Кот выглядел испуганным.
   — Это значит одно: беда. Давайте не терять времени. Не хотелось бы, чтобы хозяева нас нашли.
   Он снял с предохранителя свое древнее ружье. Снова — впервые за лето, и это внушало еще большую тревогу.
   Они расселись по местам и отчалили. Лодка, казалось, плыла по морю масла.
   — Дышите и гребите, вдох — взмах, — речитативом выводил Эвереди, стоя на коленях в центре каноэ. Валентайн взглянул на него со своего места. Они с Бертоном как наиболее мускулистые из Волков взяли на себя самую тяжелую работу по гребле, а Алистер с Эрнандесом поддерживали их сзади. Эвереди с винтовкой у плеча всматривался в похожий на сфинкса полуостров справа.
   Валентайн занятый греблей, немного расслабился. Подавление жизненной силы было чем-то вроде погружения в себя, концентрацией на единственной крошечной точке внутри, как свечка, горящая посреди огромного озера.
   Пламя свечки дернулось.
   Он почувствовал, как по спине бегут мурашки. Странное состояние. Как будто по нему прошел электрический разряд. Как будто смерть провела пальцем по его позвоночнику. Холодная, жесткая точка появилась в его сознании, ощущение шло от головы сфинкса. Не понимая, что это было, Валентайн почувствовал, что боится.
   — Эвереди, — сказал он низким, не своим голосом, — самая верхушка холма. Может быть, у того поваленного ствола… Я думаю, там что-то есть.
   Зоркий глаз Кота обыскал вершину холма, в то время как лодка мчалась прочь от берега. Валентайн всадил весло так глубоко, словно пытался выкопать яму в воде и спрятать лодку.
   — Вал, я думаю, ты прав. Он там, но не двигается.
   Жнец. Ну-ка, волчьи уши, мальчики. Этот звук вам стоит знать.
   Ногтями по классной доске. Крик раненого ястреба.
   Скрежет металла. Каждый запомнит по-своему этот вопль, громкий и ужасающий, но будет помнить до гробовой доски.
   — Madre de Dios! — прошептал Эрнандес, пропустив взмах веслом. — Черт! — добавил он через секунду. — Я уронил весло!
   — Греби прикладом! — рявкнул на него Валентайн.
   Другие, более отдаленные крики раздались в ответ ужасному воплю.
   — Пятеро, — сосчитал Эвереди, — по одному на каждого из нас. Надеюсь, это не план.
   Тучи сгустились и опустились к земле, прижав книзу горизонт, так что Охотники видели не более нескольких футов перед собой. Охваченный ужасом Валентайн поднял ладонь к небу, он практически ничего не видел.
   — Как… как они это делают? — спросил Бертон, тяжело дыша между взмахами весла.
   — Мне бы больше хотелось знать, как они определяют, что мы именно здесь, — сказал Валентайн, продолжая грести.
   Даже в данной опасной ситуации Эвереди продолжал читать лекцию:
   — Они вмешиваются в ваше сознание. Может, курианин поблизости или командует со своего Места Силы. Я слышал, они могут заставить вас увидеть, как целый город взлетает на воздух в клубах дыма, а то и поджечь дом, просто захотев этого. Они как-то читают нас. Кто-то один из вас или даже больше мог выплеснуть жизненную силу. Если один из них был поблизости, они могли взять след и держаться в стороне, вычисляя, куда мы пойдем. Мы никогда не узнаем. Но хорошо одно — плавать они могут, но у них на это уйдет время. Мы можем успеть переправиться, разделиться и направиться в Нью-Арканзас-Пост, как будто за нами черти гонятся, да так оно и есть, — усмехнулся Кот. — Они погонятся за кем-то одним, и, если нам повезет, остальные смогут добраться до места.
   — Господи, это жестоко! — выдохнул Бертон.
   — Нормально. Что до меня, то даже правильно, — сказал Алистер.
   Валентайн проглотил комок в горле:
   — Мы не можем этого сделать, Эвереди. Мы — Волки…
   — Я был Волком, сынок, когда тебя еще на свете не было, и…
   — Значит, ты должен знать, — тут же перебил его Валентайн. — Мы вместе, двое нас или две сотни. Бросают только мертвых.
   — Тот, кто выделяет жизненную силу, уже мертв, Вал, — продолжал спорить Эвереди, всматриваясь в завесу тьмы за бортом, — может быть, не сегодня, но когда-нибудь точно.
   — Мы не знаем, как они нас вычислили. Может, и не по жизненной силе. Может, вполне традиционно. Я слышал, у них есть ищейки — гроги.
   — Прости, сынок. У меня есть опыт, у тебя нет. Это жизненная сила.
   Валентайн снова нарушил мрачную тишину:
   — Так, давайте голосовать. Каждый пусть скажет за себя: да или нет. Если мы решим идти вместе, мы высадим тебя на западном берегу. Одного, как тебе хочется, — Валентайн боялся, что он слишком давит на старого Кота.
   Может статься, что остальные снова проголосуют против него, но он должен был попытаться.
   — Нет, нет, никакого голосования. Не тогда, когда у нас Жнецы на хвосте, — отрезал Эвереди.
   — Речь уже не только о тебе, — сказал Бертон, — это нам решать.
   — Валяйте. Идиоты. Знайте, если один Жнец вас догонит, только один, вы умрете за двадцать секунд.
   По пять на каждого.
   — О’кей, перекур, — скомандовал Валентайн, развернувшись на скамье в сторону своих товарищей, — по традиции. Сначала младшие. Эрнандес? Каждый говорит за себя. Да или нет.
   Валентайн ожидал, что шестнадцатилетний мальчишка обернется и посмотрит на всех или хотя бы на Алистера в ожидании поддержки. Но он смотрел только в глаза Эвереди. Его героя, того, кого он упрямо называл «сэр», несмотря на все протесты.
   — Нет.
   Сердце Валентайна подпрыгнуло. Он готов был обнять тощего мальчишку.
   — Алистер?
   Смуглый юноша, который в течение всего лета считал себя лидером Волков, покачал головой, с полуухмылкой на губах.
   — Да.
   — Да иди ты к черту, Ал! — выплюнул Бертон. — Нет. И иди ты к черту снова, если первый раз не слышал.
   — Нет, — добавил Валентайн, пытаясь подавить улыбку триумфа. — Алистер, можешь сойти с Эвереди, если хочешь.
   — Да уж хочу, можешь не сомневаться.
   — Мы можем продолжать путь, Валентайн? — спросил Эвереди.
   Четверо взялись за весла с новыми силами. Валентайн, почувствовав прилив энергии оттого, что он победил, глубоко зарывал весло в воду. Бертон вымещал свою ярость с другой стороны, и каноэ быстро летело сквозь ночь.
   Через пять минут западный берег прорезался из темноты. Алистер набросил на спину рюкзак, и Эвереди выпрыгнул наружу, чтобы придержать каноэ. Эрнандес начал надевать ремни рюкзака.
   — Подожди, Эрнандес. Мы остаемся в лодке, — приказал Валентайн.
   — Это еще что? — Эвереди не на шутку удивился.
   Валентайн поднял весло, положил в лодку и потянулся.
   — Бертон, давай поменяемся местами, чтобы у нас разные мышцы работали. Эвереди, ты говоришь, что Жнецы не очень быстро плавают? Мы пойдем вниз по реке, по течению. Мы услышим любую патрульную лодку. Будем грести всю ночь, если понадобится, а на рассвете высадимся на берег.
   — Черт, парень, если у тебя созрел план, ты должен был сказать. Но вы к тому же рискуете тем, что у Жнецов может оказаться еще одна лодка.
   — Ты сказал, их пять. В этой лодке как раз пять мест. Сможешь одного взять на себя?
   Эвереди улыбнулся, его выбеленные яблоками зубы сверкнули в ночи, как маяк надежды.
   — Если один все еще будет на моем хвосте к рассвету, до следующей ночи он не доживет.
   — Алистер, последний шанс! — выкрикнул Валентайн удаляющейся фигуре.
   — Из тебя высосут кровь еще до рассвета, Валентайн, — сказал Алистер. Он обернулся. — Эрнандес, у тебя тоже последний шанс.
   Парнишка покачал головой:
   — Прости, Ал. Стая останется вместе.
   Алистер подтянул ремни рюкзака, умудрившись этим движением выразить презрение.
   — Надеюсь, что у вас получится. Буду ждать в Нью-Арканзас-Пост.
   Эвереди шагнул ближе к Валентайну.
   — Дэвид, дай мне твое ружье.
   Валентайн наклонился и поднял со дна лодки свою однозарядную винтовку.
   — Зачем?
   — Поменяемся. Не знаю уж, чего в тебе больше, мужества или мозгов, но старушка Труди может всадить пять пуль в Жнеца быстрее, чем ты сосчитаешь до пяти. Ты из нее неплохо стрелял этим летом. Она может пригодиться тебе сегодня.
   — А ты не боишься, что больше никогда ее не увидишь?
   — Только не дай какой-нибудь бабушке полицая снять ее с твоего трупа. Утопи в реке, когда патроны кончатся, понял?
   Они обменялись ружьями и патронами.
   — Я понял. Увидимся в аду, Кот.
   — Буду ждать, Волк.
   Эвереди пожал ему руку, а затем странно стиснул его пальцы.
   — Дэвид, если доберешься, расскажи своему начальству о том, как ты учуял этого капюшонника. Это уникально. Они захотят узнать об этом побольше, да и ты сам.
   — Я сначала доберусь. Держись!
   Эвереди, все еще стоя в воде, оттолкнул каноэ и развернул его на юг.
   — Беги, Алистер, каждый сам за себя, — сказал Эвереди. — Ты на север или на юг?
   Валентайн прислушался волчьими ушами.
   — Я думал, мы можем бежать вместе, — сказал озадаченный Алистер.
   — Нет уж, ни за что. Мне нужно двигаться быстро и одному, если я хочу взять на себя одного из них. Беги, мальчик. Надеюсь, у тебя получится, но взять тебя с собой не могу.
   Отплывая, Валентайн услышал вопли мощной глотки Кота, вполне громкие, чтобы их услышали на той стороне реки:
   — Эге-гей, капюшонники, валите сюда! Эвереди в домике, хочет в салочки поиграть! Дуйте сюда! У меня сорок пять ваших зубов вокруг шеи, сукины дети, а я хочу, чтоб было ровно пятьдесят!
   Каноэ скользило на юг, подталкиваемое течением и веслами. Валентайн чувствовал, как у него болят от усталости все мышцы, Волки весь день провели в пути и практически ничего не ели. Вода не являлась проблемой, в центре большой грязной реки она была чистой и свежей.
   — Эрнандес, отдыхай. Просто расслабься на пару часиков на дне лодке. Берт, ты будешь следующим.
   Давай пока на корму. Я в третью смену посплю.
   Эрнандес почти упал в центр лодки и уснул через пару секунд, положив голову на свой мешок.
   — Эх, даже одеяло не вытащил, — сказал Бертон, заняв место на корме.
   — В любом случае мы выделяем меньше энергии во сне. На всякий случай. Вдруг все-таки это он.
   — Я думал, это я, — сказал Бертон.
   — Ну да, и я тоже, — признался Валентайн.
   Оба усмехнулись. Каноэ летело на юг.
   Всплеск… Разыгралось воображение?
   — Слышал, Берт? — прошептал Валентайн.
   — Что слышал?
   — Волчьи уши. Слева. Разве Эвереди не говорил, что они очень шумно плавают?
   Бертон поднял весло, и они оба прислушались.
   Сквозь ветер и шум реки был слышен шумный плеск.
   — Черт, Берт. Прости. Я, похоже, ошибся.
   — Давай поднажмем, Вал. У нас еще есть шанс.
   Сволочь еще далеко. Эрнандес, — сказал он, легонько ткнув спящего носком сапога, — твое время истекло, пора грести.
   Эрнандес зевнул, потянулся, вытянув одну руку к небу, а второй протирая глаза.
   — Эх, хорошо. Сколько часов я спал?
   — Около двух минут. Давай сюда и греби, — приказал Валентайн.
   — Что?
   Бертон перебросил ему весло.
   — За нами плывет Жнец. Только больше не роняй весел.
   Подгоняемые ужасом, трое мужчин заставили себя делать взмах каждые две секунды. Валентайн прислушался волчьими ушами, чтобы определить, откуда доносится шум. Сначала он раздавался слева, а затем за кормой.
   — Я думаю, мы уходим, — процедил Валентайн сквозь сжатые зубы.
   Через пару минут стало ясно, что нет. Валентайн считал взмахи весел. Через двести четырнадцать он понял, что плеск приближается.
   — Вот черт, капюшонник! — выругался Бертон, задыхаясь. — С какой скоростью он плывет?
   — Быстрее, чем мы, — выдавил Эрнандес.
   Валентайн не смог побороть желания бросить быстрый взгляд через левое плечо. Луна была в небе, но ее скрывали высокие тонкие облака. Их гребки стали замедляться. У них не было сил.
   Валентайн увидел бледную фигуру, ее руки гребли, как колеса, поднимая тучи брызг.
   — Вижу его, — сказал Бертон, смирившись.
   Жуткая картина безжалостно пронеслась в мозгу Валентайна: Жнец проплывет под водой последние пару футов, всплывет и перевернет лодку, а затем разорвет их всех на части. Валентайн снова взглянул на уверенно приближающегося пловца, движущегося в воде со скоростью, которой не достигал ни один олимпийский рекордсмен. Его бледная спина виднелась в лунном свете.
   Он снял плащ, чтобы двигаться быстрее.
   — Отдохните, — сказал Валентайн, беря в руки Труди. В магазине было тридцать патронов. Другой магазин лежал в кожаном мешке сбоку.
   — Ты о чем — отдохните? Будем стреляться? — спросил Эрнандес.
   — Хочу пробить в нем дырку с помощью Труди, — объяснил Валентайн, — он разделся, чтобы плыть быстрее.
   — Господи, помоги тебе попасть! — пробормотал Эрнандес.
   Валентайн аккуратно устроился на корме. Он сел, оперся спиной на скамью Бертона. Дэвид поднял винтовку к щеке и установил прицел на сотню ярдов. Два Волка тяжело дышали, в то время как Валентайн пытался успокоить свое дыхание и заставить расслабиться дрожащие от напряжения мышцы.
   Это усталость или все-таки страх?
   На выдохе он выстрелил три раза, делая секундную паузу между выстрелами. У тридцатого калибра была сильная отдача, но, так как он сидел, прислонившись к скамье и уперев колено в борт лодки, откатом можно было пренебречь.
   Жнец плыл вперед, как машина. На таком расстоянии Валентайн не мог рассмотреть через всплески, попал ли он хоть раз. Он подождал, пока дистанция сократится еще на двадцать ярдов, и выстрелил еще три раза.
   Жнец нырнул.
   Валентайн осмотрел поверхность воды. Сколько он продержится без воздуха?
   Деревянный приклад у щеки вызвал чувство уверенности. Он чуть опустил ствол.
   Тварь вынырнула из воды еще на двадцать ярдов ближе. Валентайн выстрелил пять раз, но в панике промахнулся. Жнец исчез под водой.
   Спокойно, спокойно, — твердил разум его телу, но тело отказывалось повиноваться. Он дрожал, не в силах сдерживать эмоции.
   Господи, он близко.
   Злобное бледное лицо всплыло в двадцати ярдах от лодки, жадно хватая ртом воздух.
   Валентайн выстрелил, пули с плеском ушли в воду в дюйме от головы. Одна оставила черную царапину на щеке. Голова исчезла.
   — Теперь гребите, изо всех сил гребите! — закричал Валентайн. Он напрягся, ожидая, что лодка перевернется. Тварь пыталась догнать их под водой.
   Каноэ набрало скорость. Едва ли на расстоянии вытянутой руки вынырнул Жнец, наполовину высунувшись из воды, как дельфин. Его рот был открыт.
   Черные зубы блестели в адской ярости.
   Труди выстрелила так быстро, как Валентайн смог нажать на курок. Черные дыры появились в груди капюшонника, а пустые гильзы рикошетом отскочили от деревянного борта каноэ и упали в воду. Тварь упала на спину, дергаясь уже более слабо. Она перевернулась и легла на воду, лицом вниз.
   Валентайн с удивлением посмотрел на дымящийся ствол и беззвучно помолился о безопасности Эвереди. Труди спасла их жизни.
   Валентайн направил каноэ к западному берегу с первыми лучами солнца. Днем их мог остановить речной патруль. Отсюда, чтобы добраться до Свободной Территории Озарк, нужно было прошагать пару дней на северо-запад.
   Бертон обернулся на реку:
   — Ты только глянь. Он еще плывет.
   Жнец плыл и плыл, делая боковые гребки. Значит, пули были почти бесполезны. Валентайн подавил в себе желание прижать дуло к собственному подбородку и вышибить себе мозги.
   — Давайте на берег, — обреченно сказал он.
   Волки взяли по мешку в одну руку и по ружью в другую. Валентайн столкнул каноэ в воду и выбрался на землю. Бертон уже направился к поваленному дереву.
   Волки присели за стволом, слишком усталые, чтобы бежать.
   Два ружья, которые делают по одному выстрелу, и полный магазин в Труди. Плюс паранги. Хватит?
   Жнец подгреб к берегу.
   Туман рассеялся. Утро было ясным. Солнце, желтое и яркое, повисло над горизонтом.
   Валентайн удивленно посмотрел на небо. Очень редко, разве что зимой, оно бывало таким безоблачным.
   Жнец добрался до мелководья. Он тоже поднял голову к солнцу, но скорее от боли, а не от радости.
   Черные волосы прилипли к плечам и груди. Дырки от пуль образовывали перевернутый вопросительный знак на его теле, а одна рука безвольно болталась.
   Валентайн встал, невольно копируя браваду Эвереди. Жнец склонил голову и сожмурился, чтобы защитить глаза от солнца.
   — Ну что, ты за нами? — выкрикнул Валентайн.
   Жнец выпрямился. Его уши работали лучше, чем глаза. Он шатался под ударом прямых солнечных лучей.
   — Кажется, не сегодня, но однажды ночью, в глухом уголке, тебя возьмут, — прошипел он.
   — Но не ты, — сказал Валентайн, поднимая винтовку.
   Тварь нырнула назад, исчезнув под водой.
   В чем-то это даже лучше, чем если бы я убил его.
   Он убежал. Он испугался.
   Волчата добрались до Нью-Арканзас-Пост за четыре дня. Маленький деревянный форт на голом холме был построен как декорация к старому вестерну, вплоть до заостренных бревен, служащих крепостными стенами. Это было скорее хранилище запасов и привал, чем настоящий форт. Однако там все же была столовая.
   Эвереди ждал их на крыльце, сидя в кресле-качалке, счастливо жуя яблоко. Два новых клыка свисало с его ожерелья. Он пожурил Валентайна за то, что тот не нашел времени хорошенько смазать Труди маслом, после того как ее нежное дерево соприкоснулось с водой.
   Леванда Алистера через неделю объявили пропавшим. Его семья получила извещение следующей весной, когда в Айову пришли набирать рекрутов.
 

6

   Пайн-Блафф, осень сорок первого года правления куриан
   Пайн-Блафф — городок, бурно разросшийся на перекрестке дорог в плодородной, равнинной части Юго-Восточного Арканзаса. У города отличное стратегическое расположение — в центре населенных пограничных земель. Находящийся там постоянный гарнизон охраны часто оказывает гостеприимный прием Волкам, идущим в Луизиану и Миссисипи.
   Независимые фермеры из округов, столь дальних, как округ Дрю, приезжают в город для бартерных сделок с агентами Южного округа. В самом городе восемь церквей, школа, есть кузнецы и лодочные мастера, возчики и портные. Охрана размещает своих лошадей на площадке старой выставки скота. Целый полк Охраны, известный как «Скалы», защищает Старый Арсенал, самый большой и, возможно, лучший оружейный завод на Свободной Территории.
   Старый Арсенал производит все — от пуль до бомб, и его охраняют лучше, чем какое-либо другое здание в Южном округе.
   Издавна существующий в городе завод «Молевар Индастриал Вуд» перестроился на производство крепких фургонов и речных барж. Бесчисленные ремесленники выставляют на продажу свои изделия каждый выходной на рынке на Шестой авеню. Вечером каждого выходного дня театр «Шингер Плайерс» поет, танцует и разыгрывает сцены из старых фильмов и пьес.
   Интерьер старого театра, холодный известняк его стен и флорентийский декор напоминают о безоблачном спокойствии старого мира. На афишах иногда появляется имя Шекспира, однако гораздо чаще заплаканная героиня поднимает сжатый кулак к небу на фоне яростно-красных облаков и клянется больше никогда не голодать. Или влюбленная пара заявляет о своей бессмертной привязанности друг к другу, держась за обломки тонущего корабля среди развевающихся простынь, символизирующих ледяное море.
   Этому городу присуще чувство стабильности, порядка и постоянства, которых не хватает другим пограничным городам.
   Сравнительно пустынные болотистые участки Луизианы и Миссисипи защищают город от набегов, у Охраны есть опыт борьбы с налетчиками с реки. Одежда горожан немного лучше, чем в других поселениях, их еда чуть более разнообразна, а деньги здесь более востребованы, чем в удаленных районах Свободной Территории. В городе выходит постоянная газета, работает почта и даже присутствует некое социальное расслоение, хотя неизвестно, хорошо это или плохо. Местное самодовольное спокойствие — настоящее достижение, но оплачено оно кровью жителей приграничных земель.
   Вскоре после своего донесения начальству в Нью-Арканзас-Пост Дэвид Валентайн получил приказ присоединиться к бригаде Зулу в Пайн-Блафф. С подарком в виде дряхлой лошади от командира форта, рюкзаком продуктов от интенданта и мешком яблок на прощание от Эвереди Валентайн поехал на запад по живописному, но местами разрушенному шоссе. Когда-то известная как трасса 65, дорога теперь называлась Арканзасским Речным Путем и была одной из лучших трасс Свободной Территории. Делая небольшие, из уважения к престарелой лошади, переходы, Валентайн добрался до озера Пайн-Блафф.
   Валентайн учуял часовых до того, как те заметили его. Запах табака и костра означал, что в землянке находились люди, даже если ничего не было видно в сумраке под верхними бревнами. Пара лошадей, отгоняя хвостами мух, стояла бок о бок в небольшом загончике возле разрушенной дороги. Валентайн снова принюхался и заподозрил некое ослабление дисциплины в местах, которые, по крайней мере Охране, должны казаться глухими.
   Покачивая головой и навострив уши, его лошадь ускорила шаг.
   Тощая фигура в угольно-серой форме, босиком, с сапогами для верховой езды под мышкой, появилась из блиндажа и помахала рукой. Валентайн развернул коня.
   — Утро доброе, незнакомец, — сказал юноша, нежно-голубое кепи и шейный платок выдавали в нем члена полка Охраны. — Что привело в наш город?
   Валентайн поднял руку в индейском жесте приветствия. Получилось вполне дружелюбно.
   — Доброе утро, — слегка недоуменно ответил он, поскольку в большинстве случаев его утро начиналось с первыми лучами солнца, и ему показалось, что для подобного приветствия поздновато. — Я три дня как из Нью-Арканзас-Пост с приказом явиться к командующему Волку. Где я могу найти капитана Ле Авре?
   — Мне нужно видеть приказ, — сказал часовой, протягивая руку.
   — Приказ устный. Мы, Волки, не очень-то жалуем бумагу.
   — Значит, я тебя не пропущу. Мы можем послать за кем-нибудь из Волков, чтобы тебя проводили, но у меня нет полномочий тебя пропустить.
   Больше похоже, что слишком много полномочий и слишком мало мозгов. Валентайн решил проверить свою теорию.
   — Неужели? Что же такого есть на дороге, чему человек с однозарядной винтовкой и на старой кляче может причинить вред?
   Солдат погладил приклад.
   — Может быть, ты шпион, пришел посмотреть на Арсенал. Сосчитать посты с пулеметами, нарисовать карту местности. Может, хочешь подпалить баржу, полную пороха, и все взорвать в доках…
   — Ну все, хватит, Джонсон, — суровый женский голос раздался из блиндажа, — если он шпион, то может разворачиваться и ехать обратно. Ты ему уже все рассказал.