Страница:
Наконец он, решив, что уже можно, махом взлетел на нужный этаж и честно дал хозяину знать о своем приходе длинным звонком в дверь.
Компьютерщик, как и все эти современные «продвинутые» ребята, в житейских делах оказался полным лопухом. Даже не поинтересовавшись, кто это к нему пожаловал среди ночи, он гостеприимно распахнул дверь, правда при этом для чего-то держа в руке металлический штатив.
Он посмотрел на визитера и сказал, немного подумав:
— Простите, но, по-моему, я с вами не знаком. — И собрался уже захлопнуть дверь снова.
— Это не имеет значения э-э… господин Макс. — Он несильно, но вполне убедительно оттолкнул хозяина и вошел внутрь, захлопнув за собой дверь. Будьте добры, положите это ваше оружие на место. — Он показал на штатив. Я сильнее вас, уважаемый, а потому хотел бы сразу предостеречь от необдуманных поступков и резких движений. — И тут же решив, что с учтивостью даже малость перебрал, рявкнул: — А ну давай в комнату, чмо!
Это получилось так неожиданно, что Макс даже слегка опешил. Впрочем, тут же собрался с духом.
— Чего ты орешь-то? — храбро спросил он, проходя, впрочем, в комнату. — Приперся ко мне домой, да еще и указывает…
— Не, мужик, тебе верхнее образование явно не на пользу пошло, как-то вяло сказал Николай и вдруг неуловимым движением сунул свой кулак в дряблое брюхо компьютерщика. — Теперь въезжаешь в ситуацию?
Макс, сдавленно охнув, рухнул на стоящий поблизости стул. Николай полюбовался на пыхтящего от боли и унижения компьютерщика, покровительственно похлопал его по заросшей иссиня-черным волосом щеке.
— А теперь давай разговаривать. Вопрос первый. Что тебе известно о Леониде Остроумове?
— С чего ты взял, что я должен…
Пустынную тишину ночной квартиры нарушила звонкая оплеуха.
— Давай излагай, раз спрашиваю! Для чего-то ты ведь шлялся по Интернету? Ну и давай колись! Как это связано с делом Краснова? А чтоб тебе понятней было, скажу, что меня больше всего интересуют птички-синички. Тебе понятна, надеюсь, моя аллегория?
— И что — для этого обязательно было вламываться в квартиру? — все еще кряхтя от боли, спросил Макс. — У Краснова были какие-то суперредкие книги о птицах. А потом его ограбили… Но это и все, что мне известно. Обратитесь в милицию, вам там все расскажут более подробно.
— Еще одну плюху захотел? — с пугающей ленцой спросил Николай. Знаешь, борода, я не очень люблю, когда надо мной смеются. В милицию советуешь обратиться, да? Как бы тебе самому не пришлось оказаться в твоей любимой милиции, только в несколько ином качестве. Я имею в виду — в качестве вещественного доказательства. То бишь трупа…
— Слушай, мужик, — чуть ли не взмолился Макс. — Не знаю, чего тебя так припекло с этим делом, но я тебе правду говорю! У коллекционера Краснова пропало несколько книг про птичек-синичек, как ты говоришь. Вот наши ребята их и разыскивают. И все дела.
— Да в гробу я видел этого вашего Краснова! — не выдержал, снова повысил голос Николай. — Меня интересует вся информация, которую вы нарыли по Остроумову!
— Ну вы меня удивляете, честное слово! — снова вполне искренне изумился Макс. — Какая там информация! Я и наткнулся-то на него совершенно случайно. Просто шарил по Интернету в поисках всего, что касается книг о птицах, ну и наткнулся на крутого собирателя родом из России. Правда, он вообще-то не книги собирает. Хотя кто их разберет, этих новоиспеченных миллионеров…
— Вот видишь, а говоришь, что все сказал! Давай выкладывай буквально все, что знаешь — о его состоянии, фирме, роде занятий и так далее…
— По-моему, вам все же лучше покинуть мой дом, — сказал вдруг Макс. Не знаю, кто вы, но я не обязан отвечать на ваши вопросы!
Николай только покрутил головой — это ж надо!
— Послушай меня, умник! Я тебя не убью — пока. Но это не значит, что я из тебя не вытряхну все, что мне нужно. У меня под рукой большой запас скополамина. А может, тебе больше по душе амобарбитал? Тоже имеется. Выбирай. — И Николай с добродушной улыбкой развел руками.
— Тебя все равно найдут и оторвут яйца, — бесстрашно пообещал хозяин квартиры.
— Вот тогда по-другому и поговорим. А сейчас мой тебе совет: побереги свои. Итак, я весь внимание.
Макс вздохнул, еще немного подумал и… как высокоразумный человек сдался.
— Леонид Остроумов. Живет на Кипре. Владеет фирмой под названием «Rire bird», то есть редкая птица, — начал он. — Еще он обладатель контрольного пакета акций одной фармацевтической компании, название — «Остроумов фэрмаси». Устраивает?
— Каков его капитал?
— Да разве ж нормальный русский станет светиться? А в «Форбс» про него пока не пишут. — Макс усмехнулся. — Хотя, сдается мне, ему в «Форбс» уже самое место. И отнюдь не последнее. Он известен, этот Остроумов, как человек, посвятивший жизнь разведению птиц и сохранению их редких пород, а также как меценат. Не глядя, субсидирует всевозможные научные исследования, экспедиции… И еще одна странная хреновина. Наткнулся я по ходу дела на статейку, где Остроумова обвиняют в создании какой-то чуть ли не секты…
— Что за статейка, где опубликована?
— Опубликована в газетке с каким-то дурацким названием: «Правда про некоторых» или что-то в этом роде. Одна закавыка: на самом деле такой газеты в природе не существует. Но все статьи там на один манер: крепко копают под Остроумова…
— Так, с этим пока погодим. Что дальше собирается предпринимать глава вашего агентства? — перебил Макса Николай. — Ваш этот, как его… Грязнов?
— А вот этого я не знаю. А знал бы — не сказал!
— Снова здорово! Да все бы ты сказал, если бы я захотел, не сомневайся! Счастье твое, что я пока не хочу. И, так и быть, не стану тебя больше перевоспитывать, борода. Я сегодня добрый, счастливый. Однако, знаешь, передай-ка своему Грязнову, что вам всем лучше бы обходить дом на Трифоновке стороной. Если я еще хоть раз замечу ваши примочки на двери, или какие-нибудь там микрофончики, или что-нибудь подобное… Короче, предупреждаю: буду уничтожать все ваши «жучки» самым безжалостным образом. Понимаю, денег у вас лом, поскольку вы всяких богатеньких Буратин обслуживаете, и тем не менее… Кроме того, я неплохо знаю законы — за нарушение тайны переписки, телефонных переговоров и так далее по нашему УК можно подзалететь оч-чень крупно!..
Макс было открыл рот, чтобы возразить что-то, но ночной гость решительно не дал ему говорить, предупреждающе вскинул руку.
— И не вешай лапшу на уши, что у вашего агентства имеется санкция на проведение подобных акций. Нет ее у вас, и быть не может!
— Да кто ты такой, что можешь судить? — возмутился было Макс.
— Я? — нагло улыбнувшись, сказал Николай. — Ну, скажем, адвокат. Только защищаю я всего одного человека — свою девушку. А ей очень не нравится, когда какой-то недоумок целыми днями пялится на нее из своей тачки. И вот еще что скажи: если кто-нибудь из ваших подойдет к ней ближе, чем на пятьдесят метров, то… — Он запнулся, подбирая нужное слово, подобрал: — Знаешь, как выглядит селедка под шубой?..
Макс терпеливо выслушал весь этот бред, но в конце все же позволил себе осведомиться не без ехидства, как ему казалось:
— А вы документик какой предъявить можете, господин адвокат?
— Нет, все-таки семечек у тебя в арбузе явно не хватает, хоть ты и шибко ученый, — с интересом в который раз разглядывая компьютерщика, заметил Николай. — Значит, документик, говоришь? Вот этот подойдет? — И с этими словами он сунул Максу в толстую физиономию решетниковскую «беретту». — Ну, доволен?
На лице Макса, который, скося глаза к носу, разглядывал это чудо техники прошлого века, обозначился не страх — какое-то детское восторженное изумление.
— Вот это да! Слушай… а разрешение на эту пищаль у тебя имеется?
— Нет, все-таки вы, компьютерщики, и вправду не от мира сего, — пожал плечами Николай. — Тебе-то что до разрешения? Вот сейчас, например? — И больно воткнул ствол своей экзотической пушки в самое основание Максова носа.
«Беретта» пахнула на Макса запахом недавно горевшего пороха.
Всю дорогу, что он ехал от брошенного на произвол собственных страхов Макса, Николай думал о той информации, которую выбил из компьютерщика, а особенно — про странную, несуществующую газетку «Правда про некоторых» надо же, глупость какая! И вдруг его осенило: да ведь это же не кто иной, как все тот же жалкий ублюдок Чванов подстроил, чтобы подгадить своему боссу. Зачем? Ну, мало ли… Впрочем, так это или нет, теперь можно проверить безо всяких проблем…
Когда он наконец добрался до дома на Большой Грузинской, то застал Чванова точно в той же позиции, что и оставил — лежащим на диване и оглашающим помещение вдохновенным храпом.
— Поспи, поспи пока, голубчик, — сказал Николай одобрительно — ему захотелось без всяких помех сделать в квартире небольшой обыск.
Вскоре он обнаружил простенький тайничок в стенном шкафу в коридоре. Здесь Евгений Кириллович прятал аккуратный кожаный баульчик, а в нем очень неплохую портативную видеокамеру, чистые кассеты, две коробки патронов и еще какую-то электронику — не то простенький ноутбук, с которым Николай все равно работать не умел, не то большую записную книжку — вот с этой-то техникой он как раз разобрался бы даже без посторонней помощи.
Пока он возился с баульчиком, его вдруг осенила новая мысль. Он вытащил на свет божий видеокамеру и подготовил ее к работе. Подумав, покопался там, где у хозяина лежали документы, достал американский паспорт на имя Алекса Петерсена, выложил его, раскрытый, на стол. Полюбовался, как все складно у него получается. Ну вот, теперь можно было и владельца паспорта будить.
Нехорошо улыбаясь, он сходил на кухню, поискал там подходящую посудину — не нашел ничего лучше хрустальной цветочной вазы. Налил воды из-под крана и с каким-то злорадным удовольствием окатил этой водой крепко спящего Чванова. Тот мгновенно ожил на своем одре.
— А? Что такое? — выпучив от неожиданности глаза, прохрипел он.
— Пора, пора, дружок… — весело пропел Николай, беря в руки камеру. С постели на горшок… Просыпайся давай, иностранец, дело есть!
— Какое еще дело? — Чванов, похоже, так до конца и не пришел в себя после химических экспериментов, произведенных над ним этим странным здоровяком, глядящим на него сейчас сверху вниз с улыбкой, от которой на душе становилось еще гаже.
— Давай вставай, сучок, кино снимать будем. Хороша у тебя камера, господин Петерсен! Вот мы ее сейчас и используем на полную катушку, да? Ну, ну, не дергайся! Давай смотри вот в эту дырочку и колись, как ты решил облапошить своего босса.
— Да ничего я не решал, с чего вы взяли!..
— Как дам в пятак — живо все вспомнишь, — равнодушно пообещал Николай, и от этого Евгений Кириллович затосковал еще сильнее. — Вообще-то мне и самому не очень хочется повторять все сначала, — продолжил между тем его мучитель. — А то прямо какая-то сказка про белого бычка получается. Ты признался, что задумал слупить с Остроумова лимон за несуществующую книгу…
— Кто, я признался? — искренне изумился Чванов. Сейчас, когда препарат почти утратил свою силу, он даже и поверить не мог, что совершил такую глупость.
— Ты, ты, — серьезно подтвердил человек, предложивший называть себя Васей или Ваней. — Нехорошо, брат, получается. Человек тебе доверился, в люди вывел, состояние дал сколотить, а ты взамен благодарности решил его ограбить. И не только по части книг, между прочим.
— Да ничего я…
— Ну, ну, не скромничай! Начни с того, как ты заказал всякие гнусные статейки про секты и прочую гадость. Ты или не ты?
Мокрый Чванов сидел на диване, понурив голову, молчал.
Николай закурил сигарету и, выпустив дым в помятую физиономию собеседника, похлопал его по плечу.
— Помнишь, что сталось с твоим книжным партнером? С этим самым, Альфредычем? Он ведь тоже все норовил надувать честных людей. За то и плохо кончил. Тебе не кажется…
— Да, — согласился Чванов уныло, — плохо…
— Так вот. Чтобы с тобой не повторилась такая же история, расскажи-ка мне, дружище Петерсен, что ты там еще надумал. Ну, например, что ты там планировал напортачить с его фармацевтической компанией?
— Я…
— Знаю, знаю! Тебе показалось вопиющей несправедливостью, что какой-то полуграмотный болван стал миллионером, а ты, без пяти минут министр или кто там еще, — стал у него мальчиком на побегушках. Так или нет? У тебя высшее образование, у тебя языки, а он — простой малый, чуть ли не деревня… Так или не так? Конечно, это, по-твоему, до того несправедливо, что дает тебе право на любую подлость. Ну так и расскажи мне, своему новому другу, какую ты ему свинью-то подложил?
То ли препарат все-таки еще продолжал действовать, то ли Евгений Кириллович был окончательно сломлен новым поворотом собственной судьбы, но он вдруг честно признался:
— Я подкупил бухгалтера компании…
— Двойная бухгалтерия, так? — Николай хмыкнул, махнул рукой. — Да какая там двойная! Небось какая-нибудь пятерная… — Чванов кивнул. — Ну а там уж недолго и до того, чтобы сдать хозяина полиции, верно? Ну скажи, скажи — в случае чего настучал бы в налоговые органы, так? Один ловкий ход — и твой хозяин оказался бы в тюряге, как какой-нибудь гребаный Аль Капоне…
— Ну зачем же так?.. Да и невозможно это — хотя бы потому, что Остроумов исправно платил и платит налоги…
— Платить-то он платил, да опирался при этом на фальшивые сведения о доходах, заниженных тобой и бухгалтером этой самой «Фэрмаси», верно? Ну и сволочь ты, как я погляжу. И жаден к тому же до безобразия…
— Да вы на себя-то посмотрите! — не удержал нервы Чванов. — Убил человека, а теперь объяснять будет, что хорошо, а что плохо!
— Ох, не хочу я тебя калечить, Женя… или ты предпочитаешь Алекса? усмехнулся Николай. — Но, похоже, придется, если ты, гнида, еще раз залупишься и если не сделаешь, что тебе говорят. В общем, так. Твое воровство — не моя проблема. Во всяком случае, пока. Моя проблема — книги. Завтра же ты отправляешься на Кипр и сообщаешь своему хозяину, что у тебя появилась возможность приобрести целую коллекцию редких книг. Целую, понял? Что касается состряпанного вами липового тома «Истории» — о нем лучше даже и не заикайся. Передаешь Остроумову также, что хозяин коллекции категорически настаивает только на одном…
Он замолчал, и Чванов вопросительно посмотрел на собеседника:
— На чем же?
— Чтобы Леонид Александрович лично прибыл в Россию для переговоров по этому поводу. Дескать, хозяин коллекции хочет с ним познакомиться, а самое главное — не знает, как можно переправить такую коллекцию за рубеж. Дескать, в этом вопросе он полагается только на него, на Остроумова. Сам он ее на Кипр не потащит, ведь так? А поскольку Остроумов перед Родиной чист и не боится иногда ее навещать… у него же здесь вроде родные имеются… то пусть он приедет…
— Леонид Александрович — человек очень щепетильный во всем, что касается отношений с законом, — заметил Чванов.
— Что ты имеешь в виду?
— Он ни за какие коврижки не станет ввязываться в авантюру. Он сначала тысячу раз убедится как в порядочности владельца, так и в том, что коллекция не краденая. И вообще, честно говоря, ваше предложение — бред собачий. От начала и до конца.
— Не понял?!
— Вы ведь хотите познакомиться с Остроумовым для того, чтобы он помог вам вывезти коллекцию, так, что ли?
— Гм… Похоже, я действительно неверно сформулировал свое требование, — согласился Николай. — Передай, что я хочу продать ему коллекцию.
— В таком случае ему понадобится ваша рекомендация, и не одна.
— Какие, к черту, рекомендации! — взревел Николай. — Скажешь ему, что я — Краснов Антон Григорьевич, и точка! Он должен был о Краснове слышать!
— Ишь, как все просто! — иронически протянул Евгений Кириллович. — Вы что его — совсем за лоха держите?
Николай сгреб Чванова за грудки:
— Это не моя забота, дерьмо собачье, а твоя! Сделай так, чтобы все выглядело как можно убедительнее, ты же хитрая бестия! И учти: не выполнишь мои условия — сдам ему тебя с потрохами. Ну а если он мой материальчик получит — непременно тебя в полицию сдаст! Сядешь за решетку как миленький, понял?
Похоже, этот гад Вася-Ваня загнал-таки его в угол. Хотя… одно дело, если он пугает его, Евгения Кирилловича, здесь, в Москве, и совсем по-другому все это будет выглядеть там, на Кипре.
— Хорошо, я постараюсь, — сказал он после долгой паузы.
— Да уж, будь любезен, — усмехнулся Николай. — Тебе это только на пользу. Все, дружок, сеанс связи, как говорится, окончен. Собирайся давай на свои юга, а я тут поживу пока у тебя. Мне твоя квартирка сильно приглянулась. Просторная, теплая, в центре…
— Но позвольте!!
— Что, дурила? Что тебе позволить? — презрительно бросил Николай. Учти, хоть одной живой душе скажешь, что я тормознулся у тебя — считай себя трупом. К тому же тебе сдавать меня совсем не выгодно.
— Можно узнать — почему?
— А потому, что теперь у меня пленочка с твоими откровениями, забыл? Так что ты у меня вот где! — И незваный гость показал Евгению Кирилловичу свой огромный кулак.
— Зачем вам этот убогий шантаж? — пожал плечами Чванов.
— Для страховки от такой продувной твари, как ты, — честно ответил Николай. — И вот что. Меня не сильно волнуют твои грязные делишки в «Остроумов фэрмаси», — еще раз сказал он. — Тем более что рано или поздно тебя все равно возьмут за хибон, не сомневайся. Для тебя лучше, чтоб поздно, верно? Так что не забывай ни на минуту, что я в курсе всех твоих махинаций. Просто помни все время: ежели что — я сообщаю Остроумову о твоих проделках… Ну а он сам — и ты усвой это как следует — нужен мне только для беседы о птичках. By компроне? Да, вот еще что… Спасибо, что предложил пожить у тебя в квартире, очень трогательно… Только раз уж ты так щедр, предупреди там, кого надо, что у тебя остановился родственник, вот и все. Кто у вас тут заправляет? Председатель кооператива? А то окажутся соседи бдительные, охрана там какая, вахтеры… Ну, словом, ты лучше меня знаешь, кого надо предупредить. И выметайся-ка ты к едрене фене, не отсвечивай здесь. А то я, знаешь, за себя не ручаюсь — уж больно от тебя подлостью смердит…
— Но… — заикнулся было Чванов.
— Никаких «но»! Запомни, я дважды не повторяю.
— Все, все, понял, — покорно пробормотал Евгений Кириллович.
— Давай-давай, приступай к сборам, — распорядился Николай. — Хотя нет, вот еще что… Давай-ка сооруди письмецо своему хозяину от имени Антона Григорьевича Краснова. Дескать, он хотел бы продать, а может, даже передать безвозмездно свою коллекцию надежному, понимающему человеку…
— Но позвольте! Ведь это же самый настоящий подлог…
— Да? Странно. А я думал, просто послание старого коллекционера ценителю из другой страны… А ну пиши, сволочь!
Евгений Кириллович испуганно втянул голову в плечи.
— Ч-что писать? Диктуйте!
— Еще чего! Давай-давай, потрудись, как будто для себя, а я, если понадобится, буду на ходу корректировать. Так, по-моему, получится плодотворнее. Согласен?
— С-согласен, — выдавил Евгений Кириллович, берясь за ручку.
Сначала письмо у него не шло, но потом творческая натура Евгения Кирилловича взяла свое — письмо вылилось так бойко и толково, будто в Чванова и впрямь вселился дух старого коллекционера. Когда Евгений Кириллович все кончил, Вася-Ваня заставил его набрать письмо на компьютере и вывести два экземпляра. Пробежал глазами то, что получилось, пододвинул к нему оба:
— Распишись! Да не за себя, за Краснова! — и решительно забрал у него второй экземпляр. Сложил его вдвое, сунул в карман. — Передашь это письмо Остроумову. Прямо в руки, слышишь? Второй экземпляр я оставлю у себя — на всякий случай… Ну и все, не смею больше задерживать, — с издевкой напомнил он, — можешь приступать к сборам. — Он был по-прежнему безжалостен. — Улететь можешь и завтра, но здесь чтоб я тебя больше не видел. И попробуй только не передать это письмо! Ты, по-моему, так до конца и не понял, на что я способен. Не дай бог тебе убедиться в этом на собственной шкуре! — Он ушел было на кухню, но тут же вернулся. — К слову, господин Алекс Кириллыч, я тут порылся у тебя немного и обнаружил целый филиал паспортного стола. У тебя случайно не найдется для меня лишнего документика?
Чванов опешил, но возразил:
— У нас, знаете, даже в габаритах несходство полное, не то что…
— Насколько мне помнится, на фотографии в паспорте красуется только физия владельца, — заметил Николай. — Давай-давай, не жмись, поройся по своим сусекам, задница, да побыстрее, а то на самолет опоздаешь!
Евгений Кириллович подошел к серванту, аккуратно вытащил одну из полочек. Она оказалась полой внутри, и из этой полости высыпались на стол несколько пачек долларов и с десяток паспортов.
Николай взял первый же паспорт, внимательно вгляделся в фотографию, недовольно отбросил документ, принялся за следующий.
— О! Расторгуев Василий Викентьевич. Год рождения — 58-й. Рожа, правда, помятая, словно по ней в кирзачах ходили, но сходство имеется, а? Глянь-ка? И имя подходящее. — Он больно хлопнул Чванова по плечу. — Что бы я без тебя делал, а, мистер Пидорсон?
— Слушайте, — взвыл Евгений Кириллович. — Вы у меня и так все отняли! Можете хотя бы не глумиться и выбирать выражения… — и уже тише проворчал: — Ему, можно сказать, любезность оказывают…
Долго, видать, сдерживавший грубые инстинкты гость с удовольствием заехал Евгению Кирилловичу в ухо, и когда тот рухнул на колени, зажав голову в руках и тихонько подвывая, размеренно пояснил:
— Запомни, тля, это не ты мне, это я тебе оказываю любезность… Хотя бы тем, что ты еще дышишь! — Он небрежно подгреб к себе пачки с долларами двадцать пять тысяч, неосторожно вытряхнутые Чвановым из тайника. Надеюсь, ты не против одолжить своему лучшему другу такую малость?
Ответом был зубовный скрежет. Впрочем, на сей раз Чванов все же смолчал, как ни тяжко ему это далось.
— То-то, — одобрительно пробурчал гость, чем как бы поощрил Евгения Кирилловича все же открыть рот. Он и открыл, произнес нерешительно:
— Простите, ну а после… после операции, так сказать… мне будет какая-нибудь… ну… компенсация за риск? Я ведь могу лишиться всего, если Остроумов догадается о моем…
— О твоем предательстве, ты хотел сказать? — рассмеялся Николай. Значит, халявных денег захотел, козел? И сколько же, если не секрет?
— Э… Двадцать пять процентов со сделки.
— С какой еще сделки? — издевательски изумился гость.
— Ну… с продажи коллекции Краснова, — сказал Евгений Кириллович и поспешно прибавил, показав на пачки денег, что были у Николая в руках: Эти двадцать пять тысяч, разумеется, не в счет!
— Коллекция… — угрюмо повторил следом за ним гость. — А ты ее оценивал?
— Я наводил справки, — оживился Чванов. — Специалисты из общества книголюбов утверждают, что собрание Краснова может потянуть примерно на миллион баксов. Но ведь у нас особый случай, не так ли?
— Да, да! Краснов ни за что не расстанется со своей коллекцией, подхватил гость. — К тому же Антон Григорьевич, к превеликому моему сожалению, не в состоянии говорить. У него инсульт, и никто не может предугадать, сможет ли старик стать дееспособным в ближайшее время… Какая-то сволочь довела человека, постаралась, чтобы его хватил удар. Не вы ли, Евгений Кириллович? Пакость в вашем духе!
— Вы с ума сошли! Я-то здесь с какого бока? — И тут же осекся. — Да, но позвольте! Если у него инсульт, каким же образом вы тогда собираетесь торговаться? От его имени, что ли? Вы же противоречите сами себе! Только что сказали, что Краснов не расстанется с коллекцией…
— А вот это — совсем не твое дело, мистер! — снова посуровел Вася-Ваня. — И вообще, послушай, Чванов, тебе что было приказано целых пятнадцать минут назад?! — Он с угрожающим видом двинулся в сторону Евгения Кирилловича. — Я бы на твоем месте был уже на пути в Шереметьево, а ты все сидишь и рассуждаешь. А ну, живо хватай свой кейс и выметайся, пока окончательно не вывел меня из себя!
— Да-да-да, я понял, понял! Все понял! — испуганно залопотал Чванов, увидев, что гость полон решимости.
— Кейс не забудь, полудурок! — рявкнул напоследок Николай, глядя, как Чванов задом пятится к двери. — И вот, на тебе компенсацию! — С этими словами он, не глядя, взял со стола пачку долларов и швырнул ее в сторону Чванова. — На, подавись, иудская рожа!
Пока Евгений Кириллович бежал по лестнице, его изощренный в дипломатических игрищах ум лихорадочно высчитывал оптимальный вариант дальнейших действий. А что, если взять да позвонить в милицию? Дескать, меня насильно захватил убийца Игоря Альфредовича Решетникова, принудил под угрозой оружия отдать ему собственную квартиру… Но тут он вспомнил про все свои в этой квартире тайники, про записанную сегодня этим подлецом изобличающую его пленку, прикинул все плюсы и все потери… Получалось, что сейчас лучше всего промолчать и побыстрее унести ноги на теплый, уютный Кипр…
Придя к этому решению, он остановился на втором этаже и позвонил в квартиру коменданта (в его непростом доме с давних времен была должность коменданта, и этот комендант жил здесь же, как самый обычный жилец). Быстро сообщив коменданту о своем временном жильце, он выскочил на улицу и лихорадочно принялся ловить машину — так велико было его желание как можно быстрее унести ноги из некогда родной страны…
Компьютерщик, как и все эти современные «продвинутые» ребята, в житейских делах оказался полным лопухом. Даже не поинтересовавшись, кто это к нему пожаловал среди ночи, он гостеприимно распахнул дверь, правда при этом для чего-то держа в руке металлический штатив.
Он посмотрел на визитера и сказал, немного подумав:
— Простите, но, по-моему, я с вами не знаком. — И собрался уже захлопнуть дверь снова.
— Это не имеет значения э-э… господин Макс. — Он несильно, но вполне убедительно оттолкнул хозяина и вошел внутрь, захлопнув за собой дверь. Будьте добры, положите это ваше оружие на место. — Он показал на штатив. Я сильнее вас, уважаемый, а потому хотел бы сразу предостеречь от необдуманных поступков и резких движений. — И тут же решив, что с учтивостью даже малость перебрал, рявкнул: — А ну давай в комнату, чмо!
Это получилось так неожиданно, что Макс даже слегка опешил. Впрочем, тут же собрался с духом.
— Чего ты орешь-то? — храбро спросил он, проходя, впрочем, в комнату. — Приперся ко мне домой, да еще и указывает…
— Не, мужик, тебе верхнее образование явно не на пользу пошло, как-то вяло сказал Николай и вдруг неуловимым движением сунул свой кулак в дряблое брюхо компьютерщика. — Теперь въезжаешь в ситуацию?
Макс, сдавленно охнув, рухнул на стоящий поблизости стул. Николай полюбовался на пыхтящего от боли и унижения компьютерщика, покровительственно похлопал его по заросшей иссиня-черным волосом щеке.
— А теперь давай разговаривать. Вопрос первый. Что тебе известно о Леониде Остроумове?
— С чего ты взял, что я должен…
Пустынную тишину ночной квартиры нарушила звонкая оплеуха.
— Давай излагай, раз спрашиваю! Для чего-то ты ведь шлялся по Интернету? Ну и давай колись! Как это связано с делом Краснова? А чтоб тебе понятней было, скажу, что меня больше всего интересуют птички-синички. Тебе понятна, надеюсь, моя аллегория?
— И что — для этого обязательно было вламываться в квартиру? — все еще кряхтя от боли, спросил Макс. — У Краснова были какие-то суперредкие книги о птицах. А потом его ограбили… Но это и все, что мне известно. Обратитесь в милицию, вам там все расскажут более подробно.
— Еще одну плюху захотел? — с пугающей ленцой спросил Николай. Знаешь, борода, я не очень люблю, когда надо мной смеются. В милицию советуешь обратиться, да? Как бы тебе самому не пришлось оказаться в твоей любимой милиции, только в несколько ином качестве. Я имею в виду — в качестве вещественного доказательства. То бишь трупа…
— Слушай, мужик, — чуть ли не взмолился Макс. — Не знаю, чего тебя так припекло с этим делом, но я тебе правду говорю! У коллекционера Краснова пропало несколько книг про птичек-синичек, как ты говоришь. Вот наши ребята их и разыскивают. И все дела.
— Да в гробу я видел этого вашего Краснова! — не выдержал, снова повысил голос Николай. — Меня интересует вся информация, которую вы нарыли по Остроумову!
— Ну вы меня удивляете, честное слово! — снова вполне искренне изумился Макс. — Какая там информация! Я и наткнулся-то на него совершенно случайно. Просто шарил по Интернету в поисках всего, что касается книг о птицах, ну и наткнулся на крутого собирателя родом из России. Правда, он вообще-то не книги собирает. Хотя кто их разберет, этих новоиспеченных миллионеров…
— Вот видишь, а говоришь, что все сказал! Давай выкладывай буквально все, что знаешь — о его состоянии, фирме, роде занятий и так далее…
— По-моему, вам все же лучше покинуть мой дом, — сказал вдруг Макс. Не знаю, кто вы, но я не обязан отвечать на ваши вопросы!
Николай только покрутил головой — это ж надо!
— Послушай меня, умник! Я тебя не убью — пока. Но это не значит, что я из тебя не вытряхну все, что мне нужно. У меня под рукой большой запас скополамина. А может, тебе больше по душе амобарбитал? Тоже имеется. Выбирай. — И Николай с добродушной улыбкой развел руками.
— Тебя все равно найдут и оторвут яйца, — бесстрашно пообещал хозяин квартиры.
— Вот тогда по-другому и поговорим. А сейчас мой тебе совет: побереги свои. Итак, я весь внимание.
Макс вздохнул, еще немного подумал и… как высокоразумный человек сдался.
— Леонид Остроумов. Живет на Кипре. Владеет фирмой под названием «Rire bird», то есть редкая птица, — начал он. — Еще он обладатель контрольного пакета акций одной фармацевтической компании, название — «Остроумов фэрмаси». Устраивает?
— Каков его капитал?
— Да разве ж нормальный русский станет светиться? А в «Форбс» про него пока не пишут. — Макс усмехнулся. — Хотя, сдается мне, ему в «Форбс» уже самое место. И отнюдь не последнее. Он известен, этот Остроумов, как человек, посвятивший жизнь разведению птиц и сохранению их редких пород, а также как меценат. Не глядя, субсидирует всевозможные научные исследования, экспедиции… И еще одна странная хреновина. Наткнулся я по ходу дела на статейку, где Остроумова обвиняют в создании какой-то чуть ли не секты…
— Что за статейка, где опубликована?
— Опубликована в газетке с каким-то дурацким названием: «Правда про некоторых» или что-то в этом роде. Одна закавыка: на самом деле такой газеты в природе не существует. Но все статьи там на один манер: крепко копают под Остроумова…
— Так, с этим пока погодим. Что дальше собирается предпринимать глава вашего агентства? — перебил Макса Николай. — Ваш этот, как его… Грязнов?
— А вот этого я не знаю. А знал бы — не сказал!
— Снова здорово! Да все бы ты сказал, если бы я захотел, не сомневайся! Счастье твое, что я пока не хочу. И, так и быть, не стану тебя больше перевоспитывать, борода. Я сегодня добрый, счастливый. Однако, знаешь, передай-ка своему Грязнову, что вам всем лучше бы обходить дом на Трифоновке стороной. Если я еще хоть раз замечу ваши примочки на двери, или какие-нибудь там микрофончики, или что-нибудь подобное… Короче, предупреждаю: буду уничтожать все ваши «жучки» самым безжалостным образом. Понимаю, денег у вас лом, поскольку вы всяких богатеньких Буратин обслуживаете, и тем не менее… Кроме того, я неплохо знаю законы — за нарушение тайны переписки, телефонных переговоров и так далее по нашему УК можно подзалететь оч-чень крупно!..
Макс было открыл рот, чтобы возразить что-то, но ночной гость решительно не дал ему говорить, предупреждающе вскинул руку.
— И не вешай лапшу на уши, что у вашего агентства имеется санкция на проведение подобных акций. Нет ее у вас, и быть не может!
— Да кто ты такой, что можешь судить? — возмутился было Макс.
— Я? — нагло улыбнувшись, сказал Николай. — Ну, скажем, адвокат. Только защищаю я всего одного человека — свою девушку. А ей очень не нравится, когда какой-то недоумок целыми днями пялится на нее из своей тачки. И вот еще что скажи: если кто-нибудь из ваших подойдет к ней ближе, чем на пятьдесят метров, то… — Он запнулся, подбирая нужное слово, подобрал: — Знаешь, как выглядит селедка под шубой?..
Макс терпеливо выслушал весь этот бред, но в конце все же позволил себе осведомиться не без ехидства, как ему казалось:
— А вы документик какой предъявить можете, господин адвокат?
— Нет, все-таки семечек у тебя в арбузе явно не хватает, хоть ты и шибко ученый, — с интересом в который раз разглядывая компьютерщика, заметил Николай. — Значит, документик, говоришь? Вот этот подойдет? — И с этими словами он сунул Максу в толстую физиономию решетниковскую «беретту». — Ну, доволен?
На лице Макса, который, скося глаза к носу, разглядывал это чудо техники прошлого века, обозначился не страх — какое-то детское восторженное изумление.
— Вот это да! Слушай… а разрешение на эту пищаль у тебя имеется?
— Нет, все-таки вы, компьютерщики, и вправду не от мира сего, — пожал плечами Николай. — Тебе-то что до разрешения? Вот сейчас, например? — И больно воткнул ствол своей экзотической пушки в самое основание Максова носа.
«Беретта» пахнула на Макса запахом недавно горевшего пороха.
Всю дорогу, что он ехал от брошенного на произвол собственных страхов Макса, Николай думал о той информации, которую выбил из компьютерщика, а особенно — про странную, несуществующую газетку «Правда про некоторых» надо же, глупость какая! И вдруг его осенило: да ведь это же не кто иной, как все тот же жалкий ублюдок Чванов подстроил, чтобы подгадить своему боссу. Зачем? Ну, мало ли… Впрочем, так это или нет, теперь можно проверить безо всяких проблем…
Когда он наконец добрался до дома на Большой Грузинской, то застал Чванова точно в той же позиции, что и оставил — лежащим на диване и оглашающим помещение вдохновенным храпом.
— Поспи, поспи пока, голубчик, — сказал Николай одобрительно — ему захотелось без всяких помех сделать в квартире небольшой обыск.
Вскоре он обнаружил простенький тайничок в стенном шкафу в коридоре. Здесь Евгений Кириллович прятал аккуратный кожаный баульчик, а в нем очень неплохую портативную видеокамеру, чистые кассеты, две коробки патронов и еще какую-то электронику — не то простенький ноутбук, с которым Николай все равно работать не умел, не то большую записную книжку — вот с этой-то техникой он как раз разобрался бы даже без посторонней помощи.
Пока он возился с баульчиком, его вдруг осенила новая мысль. Он вытащил на свет божий видеокамеру и подготовил ее к работе. Подумав, покопался там, где у хозяина лежали документы, достал американский паспорт на имя Алекса Петерсена, выложил его, раскрытый, на стол. Полюбовался, как все складно у него получается. Ну вот, теперь можно было и владельца паспорта будить.
Нехорошо улыбаясь, он сходил на кухню, поискал там подходящую посудину — не нашел ничего лучше хрустальной цветочной вазы. Налил воды из-под крана и с каким-то злорадным удовольствием окатил этой водой крепко спящего Чванова. Тот мгновенно ожил на своем одре.
— А? Что такое? — выпучив от неожиданности глаза, прохрипел он.
— Пора, пора, дружок… — весело пропел Николай, беря в руки камеру. С постели на горшок… Просыпайся давай, иностранец, дело есть!
— Какое еще дело? — Чванов, похоже, так до конца и не пришел в себя после химических экспериментов, произведенных над ним этим странным здоровяком, глядящим на него сейчас сверху вниз с улыбкой, от которой на душе становилось еще гаже.
— Давай вставай, сучок, кино снимать будем. Хороша у тебя камера, господин Петерсен! Вот мы ее сейчас и используем на полную катушку, да? Ну, ну, не дергайся! Давай смотри вот в эту дырочку и колись, как ты решил облапошить своего босса.
— Да ничего я не решал, с чего вы взяли!..
— Как дам в пятак — живо все вспомнишь, — равнодушно пообещал Николай, и от этого Евгений Кириллович затосковал еще сильнее. — Вообще-то мне и самому не очень хочется повторять все сначала, — продолжил между тем его мучитель. — А то прямо какая-то сказка про белого бычка получается. Ты признался, что задумал слупить с Остроумова лимон за несуществующую книгу…
— Кто, я признался? — искренне изумился Чванов. Сейчас, когда препарат почти утратил свою силу, он даже и поверить не мог, что совершил такую глупость.
— Ты, ты, — серьезно подтвердил человек, предложивший называть себя Васей или Ваней. — Нехорошо, брат, получается. Человек тебе доверился, в люди вывел, состояние дал сколотить, а ты взамен благодарности решил его ограбить. И не только по части книг, между прочим.
— Да ничего я…
— Ну, ну, не скромничай! Начни с того, как ты заказал всякие гнусные статейки про секты и прочую гадость. Ты или не ты?
Мокрый Чванов сидел на диване, понурив голову, молчал.
Николай закурил сигарету и, выпустив дым в помятую физиономию собеседника, похлопал его по плечу.
— Помнишь, что сталось с твоим книжным партнером? С этим самым, Альфредычем? Он ведь тоже все норовил надувать честных людей. За то и плохо кончил. Тебе не кажется…
— Да, — согласился Чванов уныло, — плохо…
— Так вот. Чтобы с тобой не повторилась такая же история, расскажи-ка мне, дружище Петерсен, что ты там еще надумал. Ну, например, что ты там планировал напортачить с его фармацевтической компанией?
— Я…
— Знаю, знаю! Тебе показалось вопиющей несправедливостью, что какой-то полуграмотный болван стал миллионером, а ты, без пяти минут министр или кто там еще, — стал у него мальчиком на побегушках. Так или нет? У тебя высшее образование, у тебя языки, а он — простой малый, чуть ли не деревня… Так или не так? Конечно, это, по-твоему, до того несправедливо, что дает тебе право на любую подлость. Ну так и расскажи мне, своему новому другу, какую ты ему свинью-то подложил?
То ли препарат все-таки еще продолжал действовать, то ли Евгений Кириллович был окончательно сломлен новым поворотом собственной судьбы, но он вдруг честно признался:
— Я подкупил бухгалтера компании…
— Двойная бухгалтерия, так? — Николай хмыкнул, махнул рукой. — Да какая там двойная! Небось какая-нибудь пятерная… — Чванов кивнул. — Ну а там уж недолго и до того, чтобы сдать хозяина полиции, верно? Ну скажи, скажи — в случае чего настучал бы в налоговые органы, так? Один ловкий ход — и твой хозяин оказался бы в тюряге, как какой-нибудь гребаный Аль Капоне…
— Ну зачем же так?.. Да и невозможно это — хотя бы потому, что Остроумов исправно платил и платит налоги…
— Платить-то он платил, да опирался при этом на фальшивые сведения о доходах, заниженных тобой и бухгалтером этой самой «Фэрмаси», верно? Ну и сволочь ты, как я погляжу. И жаден к тому же до безобразия…
— Да вы на себя-то посмотрите! — не удержал нервы Чванов. — Убил человека, а теперь объяснять будет, что хорошо, а что плохо!
— Ох, не хочу я тебя калечить, Женя… или ты предпочитаешь Алекса? усмехнулся Николай. — Но, похоже, придется, если ты, гнида, еще раз залупишься и если не сделаешь, что тебе говорят. В общем, так. Твое воровство — не моя проблема. Во всяком случае, пока. Моя проблема — книги. Завтра же ты отправляешься на Кипр и сообщаешь своему хозяину, что у тебя появилась возможность приобрести целую коллекцию редких книг. Целую, понял? Что касается состряпанного вами липового тома «Истории» — о нем лучше даже и не заикайся. Передаешь Остроумову также, что хозяин коллекции категорически настаивает только на одном…
Он замолчал, и Чванов вопросительно посмотрел на собеседника:
— На чем же?
— Чтобы Леонид Александрович лично прибыл в Россию для переговоров по этому поводу. Дескать, хозяин коллекции хочет с ним познакомиться, а самое главное — не знает, как можно переправить такую коллекцию за рубеж. Дескать, в этом вопросе он полагается только на него, на Остроумова. Сам он ее на Кипр не потащит, ведь так? А поскольку Остроумов перед Родиной чист и не боится иногда ее навещать… у него же здесь вроде родные имеются… то пусть он приедет…
— Леонид Александрович — человек очень щепетильный во всем, что касается отношений с законом, — заметил Чванов.
— Что ты имеешь в виду?
— Он ни за какие коврижки не станет ввязываться в авантюру. Он сначала тысячу раз убедится как в порядочности владельца, так и в том, что коллекция не краденая. И вообще, честно говоря, ваше предложение — бред собачий. От начала и до конца.
— Не понял?!
— Вы ведь хотите познакомиться с Остроумовым для того, чтобы он помог вам вывезти коллекцию, так, что ли?
— Гм… Похоже, я действительно неверно сформулировал свое требование, — согласился Николай. — Передай, что я хочу продать ему коллекцию.
— В таком случае ему понадобится ваша рекомендация, и не одна.
— Какие, к черту, рекомендации! — взревел Николай. — Скажешь ему, что я — Краснов Антон Григорьевич, и точка! Он должен был о Краснове слышать!
— Ишь, как все просто! — иронически протянул Евгений Кириллович. — Вы что его — совсем за лоха держите?
Николай сгреб Чванова за грудки:
— Это не моя забота, дерьмо собачье, а твоя! Сделай так, чтобы все выглядело как можно убедительнее, ты же хитрая бестия! И учти: не выполнишь мои условия — сдам ему тебя с потрохами. Ну а если он мой материальчик получит — непременно тебя в полицию сдаст! Сядешь за решетку как миленький, понял?
Похоже, этот гад Вася-Ваня загнал-таки его в угол. Хотя… одно дело, если он пугает его, Евгения Кирилловича, здесь, в Москве, и совсем по-другому все это будет выглядеть там, на Кипре.
— Хорошо, я постараюсь, — сказал он после долгой паузы.
— Да уж, будь любезен, — усмехнулся Николай. — Тебе это только на пользу. Все, дружок, сеанс связи, как говорится, окончен. Собирайся давай на свои юга, а я тут поживу пока у тебя. Мне твоя квартирка сильно приглянулась. Просторная, теплая, в центре…
— Но позвольте!!
— Что, дурила? Что тебе позволить? — презрительно бросил Николай. Учти, хоть одной живой душе скажешь, что я тормознулся у тебя — считай себя трупом. К тому же тебе сдавать меня совсем не выгодно.
— Можно узнать — почему?
— А потому, что теперь у меня пленочка с твоими откровениями, забыл? Так что ты у меня вот где! — И незваный гость показал Евгению Кирилловичу свой огромный кулак.
— Зачем вам этот убогий шантаж? — пожал плечами Чванов.
— Для страховки от такой продувной твари, как ты, — честно ответил Николай. — И вот что. Меня не сильно волнуют твои грязные делишки в «Остроумов фэрмаси», — еще раз сказал он. — Тем более что рано или поздно тебя все равно возьмут за хибон, не сомневайся. Для тебя лучше, чтоб поздно, верно? Так что не забывай ни на минуту, что я в курсе всех твоих махинаций. Просто помни все время: ежели что — я сообщаю Остроумову о твоих проделках… Ну а он сам — и ты усвой это как следует — нужен мне только для беседы о птичках. By компроне? Да, вот еще что… Спасибо, что предложил пожить у тебя в квартире, очень трогательно… Только раз уж ты так щедр, предупреди там, кого надо, что у тебя остановился родственник, вот и все. Кто у вас тут заправляет? Председатель кооператива? А то окажутся соседи бдительные, охрана там какая, вахтеры… Ну, словом, ты лучше меня знаешь, кого надо предупредить. И выметайся-ка ты к едрене фене, не отсвечивай здесь. А то я, знаешь, за себя не ручаюсь — уж больно от тебя подлостью смердит…
— Но… — заикнулся было Чванов.
— Никаких «но»! Запомни, я дважды не повторяю.
— Все, все, понял, — покорно пробормотал Евгений Кириллович.
— Давай-давай, приступай к сборам, — распорядился Николай. — Хотя нет, вот еще что… Давай-ка сооруди письмецо своему хозяину от имени Антона Григорьевича Краснова. Дескать, он хотел бы продать, а может, даже передать безвозмездно свою коллекцию надежному, понимающему человеку…
— Но позвольте! Ведь это же самый настоящий подлог…
— Да? Странно. А я думал, просто послание старого коллекционера ценителю из другой страны… А ну пиши, сволочь!
Евгений Кириллович испуганно втянул голову в плечи.
— Ч-что писать? Диктуйте!
— Еще чего! Давай-давай, потрудись, как будто для себя, а я, если понадобится, буду на ходу корректировать. Так, по-моему, получится плодотворнее. Согласен?
— С-согласен, — выдавил Евгений Кириллович, берясь за ручку.
Сначала письмо у него не шло, но потом творческая натура Евгения Кирилловича взяла свое — письмо вылилось так бойко и толково, будто в Чванова и впрямь вселился дух старого коллекционера. Когда Евгений Кириллович все кончил, Вася-Ваня заставил его набрать письмо на компьютере и вывести два экземпляра. Пробежал глазами то, что получилось, пододвинул к нему оба:
— Распишись! Да не за себя, за Краснова! — и решительно забрал у него второй экземпляр. Сложил его вдвое, сунул в карман. — Передашь это письмо Остроумову. Прямо в руки, слышишь? Второй экземпляр я оставлю у себя — на всякий случай… Ну и все, не смею больше задерживать, — с издевкой напомнил он, — можешь приступать к сборам. — Он был по-прежнему безжалостен. — Улететь можешь и завтра, но здесь чтоб я тебя больше не видел. И попробуй только не передать это письмо! Ты, по-моему, так до конца и не понял, на что я способен. Не дай бог тебе убедиться в этом на собственной шкуре! — Он ушел было на кухню, но тут же вернулся. — К слову, господин Алекс Кириллыч, я тут порылся у тебя немного и обнаружил целый филиал паспортного стола. У тебя случайно не найдется для меня лишнего документика?
Чванов опешил, но возразил:
— У нас, знаете, даже в габаритах несходство полное, не то что…
— Насколько мне помнится, на фотографии в паспорте красуется только физия владельца, — заметил Николай. — Давай-давай, не жмись, поройся по своим сусекам, задница, да побыстрее, а то на самолет опоздаешь!
Евгений Кириллович подошел к серванту, аккуратно вытащил одну из полочек. Она оказалась полой внутри, и из этой полости высыпались на стол несколько пачек долларов и с десяток паспортов.
Николай взял первый же паспорт, внимательно вгляделся в фотографию, недовольно отбросил документ, принялся за следующий.
— О! Расторгуев Василий Викентьевич. Год рождения — 58-й. Рожа, правда, помятая, словно по ней в кирзачах ходили, но сходство имеется, а? Глянь-ка? И имя подходящее. — Он больно хлопнул Чванова по плечу. — Что бы я без тебя делал, а, мистер Пидорсон?
— Слушайте, — взвыл Евгений Кириллович. — Вы у меня и так все отняли! Можете хотя бы не глумиться и выбирать выражения… — и уже тише проворчал: — Ему, можно сказать, любезность оказывают…
Долго, видать, сдерживавший грубые инстинкты гость с удовольствием заехал Евгению Кирилловичу в ухо, и когда тот рухнул на колени, зажав голову в руках и тихонько подвывая, размеренно пояснил:
— Запомни, тля, это не ты мне, это я тебе оказываю любезность… Хотя бы тем, что ты еще дышишь! — Он небрежно подгреб к себе пачки с долларами двадцать пять тысяч, неосторожно вытряхнутые Чвановым из тайника. Надеюсь, ты не против одолжить своему лучшему другу такую малость?
Ответом был зубовный скрежет. Впрочем, на сей раз Чванов все же смолчал, как ни тяжко ему это далось.
— То-то, — одобрительно пробурчал гость, чем как бы поощрил Евгения Кирилловича все же открыть рот. Он и открыл, произнес нерешительно:
— Простите, ну а после… после операции, так сказать… мне будет какая-нибудь… ну… компенсация за риск? Я ведь могу лишиться всего, если Остроумов догадается о моем…
— О твоем предательстве, ты хотел сказать? — рассмеялся Николай. Значит, халявных денег захотел, козел? И сколько же, если не секрет?
— Э… Двадцать пять процентов со сделки.
— С какой еще сделки? — издевательски изумился гость.
— Ну… с продажи коллекции Краснова, — сказал Евгений Кириллович и поспешно прибавил, показав на пачки денег, что были у Николая в руках: Эти двадцать пять тысяч, разумеется, не в счет!
— Коллекция… — угрюмо повторил следом за ним гость. — А ты ее оценивал?
— Я наводил справки, — оживился Чванов. — Специалисты из общества книголюбов утверждают, что собрание Краснова может потянуть примерно на миллион баксов. Но ведь у нас особый случай, не так ли?
— Да, да! Краснов ни за что не расстанется со своей коллекцией, подхватил гость. — К тому же Антон Григорьевич, к превеликому моему сожалению, не в состоянии говорить. У него инсульт, и никто не может предугадать, сможет ли старик стать дееспособным в ближайшее время… Какая-то сволочь довела человека, постаралась, чтобы его хватил удар. Не вы ли, Евгений Кириллович? Пакость в вашем духе!
— Вы с ума сошли! Я-то здесь с какого бока? — И тут же осекся. — Да, но позвольте! Если у него инсульт, каким же образом вы тогда собираетесь торговаться? От его имени, что ли? Вы же противоречите сами себе! Только что сказали, что Краснов не расстанется с коллекцией…
— А вот это — совсем не твое дело, мистер! — снова посуровел Вася-Ваня. — И вообще, послушай, Чванов, тебе что было приказано целых пятнадцать минут назад?! — Он с угрожающим видом двинулся в сторону Евгения Кирилловича. — Я бы на твоем месте был уже на пути в Шереметьево, а ты все сидишь и рассуждаешь. А ну, живо хватай свой кейс и выметайся, пока окончательно не вывел меня из себя!
— Да-да-да, я понял, понял! Все понял! — испуганно залопотал Чванов, увидев, что гость полон решимости.
— Кейс не забудь, полудурок! — рявкнул напоследок Николай, глядя, как Чванов задом пятится к двери. — И вот, на тебе компенсацию! — С этими словами он, не глядя, взял со стола пачку долларов и швырнул ее в сторону Чванова. — На, подавись, иудская рожа!
Пока Евгений Кириллович бежал по лестнице, его изощренный в дипломатических игрищах ум лихорадочно высчитывал оптимальный вариант дальнейших действий. А что, если взять да позвонить в милицию? Дескать, меня насильно захватил убийца Игоря Альфредовича Решетникова, принудил под угрозой оружия отдать ему собственную квартиру… Но тут он вспомнил про все свои в этой квартире тайники, про записанную сегодня этим подлецом изобличающую его пленку, прикинул все плюсы и все потери… Получалось, что сейчас лучше всего промолчать и побыстрее унести ноги на теплый, уютный Кипр…
Придя к этому решению, он остановился на втором этаже и позвонил в квартиру коменданта (в его непростом доме с давних времен была должность коменданта, и этот комендант жил здесь же, как самый обычный жилец). Быстро сообщив коменданту о своем временном жильце, он выскочил на улицу и лихорадочно принялся ловить машину — так велико было его желание как можно быстрее унести ноги из некогда родной страны…