Страница:
— Да-а, лучшего, лучшего я был о вас мнения, Леонид Александрович! Грязнов укоризненно покачал головой. — Вы почему-то все сводите к деньгам. Так вот, я вам скажу: Алексей Остроумов будет обезврежен и наказан по всей строгости закона. Это говорю вам я, и не просто как случайный ваш собеседник, а как должностное лицо, обладающее довольно-таки серьезными полномочиями…
— Ну хорошо, хорошо. Ответьте мне только: где он, Алексей? Уж мое-то желание увидеться с родным братом, который столько лет числился в покойниках, вы, надеюсь, не сочтете безнравственным?
— Нет, не сочту, — сухо ответил Вячеслав Иванович. — Не надо из меня делать бесчувственное чудовище. Но ставлю вас в известность: я считаю, вместе с извечными нашими классиками, что вор, то бишь преступник, должен сидеть в тюрьме! А что касается его местонахождения — уверен, что, может быть, всего час назад он находился в этой вот квартире. Но, будучи человеком опытным, заблаговременно скрылся. Для него главное было — убедить вас в существовании коллекции, что он и сделал. Теперь, думаю, он ожидает от вас ответного хода…
— Кто бы ни затеял все это, — вскинул голову Остроумов, — он совершил небольшую ошибку. Он забыл, что меня интересуют птицы как таковые, а не книги о них. Книги о птицах мне нужны постольку-поскольку… Что же касается моего брата, то я хочу всего лишь одного: чтобы о нем не судили раньше времени… Кстати, об этих ваших так называемых классиках и об этом, так полюбившемся всем вашим чинам афоризме. Посмотрите, сколько под этим девизом народа уже законопачено в тюрьмы! Весь мир знает об этом позорище, нигде ничего подобного нет! И что — от этого кому-то стало лучше? Государству? Гражданам? Оступившимся людям?
— Ну, этот риторический вопрос мы с вами, надеюсь, обсуждать не будем, — усмехнулся генерал недобро. — Только скажите мне: если вы не интересуетесь книгами — чего ж вы прилетели-то?
— Я вправду хотел познакомиться с Красновым, — устало сказал Леонид. Такие люди — редкость. Во всяком случае, мы сразу нашли бы общий язык. Вот вы сказали, что старик серьезно болен. Надеюсь, не будет ничего криминального в том, что я постараюсь помочь ему по-своему? Думаю, я мог бы профинансировать его лечение в лучшей швейцарской клинике…
Генерал ничего не ответил гостю, повернулся к племяннику:
— Денис, сходи, пожалуйста, приведи сюда молодую Никонову. Марина Ивановна Никонова — невеста вашего брата, — пояснил он Остроумову.
Когда молодая женщина вошла в соседскую квартиру, она едва не грохнулась в обморок при виде разгрома, царящего в этом всегда тихом, уютном гнезде старого книголюба. Ошарашенно глядя на разор, на поломанную мебель, на страшных вооруженных мужчин в масках, она стояла, как вкопанная, не решаясь сделать шаг в комнату, и молчала.
— Вот, Марина Ивановна, познакомьтесь, — вывел ее из ступора генерал Грязнов. — Прошу любить и жаловать, Леонид Александрович Остроумов. Лично прибыл в Москву, чтобы помочь вашему жениху бежать. Может быть, вы сумеете убедить его в бесполезности этого благого начинания?
— Почему вы разговариваете со мной в таком глумливом тоне? — с ледяной вежливостью спросила Марина. — И кто дал вам право на такие иезуитские приемчики?! Почему я должна быть на вашей стороне? Да, я люблю Алешу, и никто, слышите, никто меня не убедит в том, что это — плохой человек!
— Ишь ты! — с некоторым даже восхищением сказал Грязнов. — Какие тексты! Сразу журналистку видно! Не забывайтесь, дорогая Марина Ивановна, чуть ли не ласково продолжил он. — Я ведь никого пока ни в чем не обвиняю, я просто хочу предостеречь вас от необдуманных действий. Помогая преступнику, вы тем самым автоматически становитесь его соучастницей. А учитывая весьма колоритную биографию вашего возлюбленного, могу вам предсказать, что вы не отделаетесь годом условно или еще каким-нибудь наказанием в этом же роде, а получите на всю катушку. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы сломали свою судьбу, Марина Ивановна, честное слово.
Женщина с удрученным видом покачала головой.
— Какая ужасная страна! Ничего в ней не меняется веками! Ведь, кажется, даже в Конституции уже записано право не давать показания против близких людей. Так нет же! И вы ведь, наверно, еще не самый худший представитель этой дьявольской системы… — Она помрачнела. — Знаете… я плевала на эту вашу политику кнута и пряника. И не отступлюсь от Алеши! Она демонстративно повернулась к свободно сидящему в кресле широкоплечему незнакомцу, в лице которого ее любящий глаз тут же отыскал фамильные черты. — Очень рада с вами познакомиться, Леонид Александрович. Леша мне много о вас рассказывал. Знаете, я потом поняла: он сперва и мысли не имел сближаться со мной… ему нужна была коллекция. Но потом… Так вышло, Леонид Александрович, и я этому рада…
— Вот видите, — вставил Грязнов, — он всего лишь использовал вас, и где у вас гарантия, что он не продолжит в том же духе? А слова… Слова, как говорится, к делу не подошьешь! — Заметив в ее глазах яростные молнии, генерал улыбнулся. — Да не смотрите вы на меня так, Марина Ивановна, не враг я вам, не враг… А Алексей Остроумов, увы, опасный преступник, и не забывайте об этом ни на минуту!
— Я ведь, кажется, уже сказала вам…
— Эх, Марина Ивановна, Марина Ивановна, наивный вы человек! Как вы думаете, сколько стоит коллекция… м-м… вашего отца, которая, скорее всего, достанется по наследству именно вам? — невинным голосом осведомился генерал.
Марина побледнела.
— Oт… откуда вы знаете… ну, что Антон Григорьевич… Что он — мой отец? — с трудом выдавила она.
— Эх, дорогой товарищ журналист! Я ведь как-никак возглавляю не овощебазу, а столичный уголовный розыск! Так что выяснить такую мелочь для меня особого труда не составило. Итак?
— Я не знаю… Ничего этого я не знаю! Меня не волнуют деньги! И потом, что вы хороните Антона Григорьевича раньше времени?!
— А я вот знаю! Знаю, что не мешает мне желать вашему отцу прожить еще сто лет! И все же я бы на вашем месте поинтересовался стоимостью наследства — хотя бы для того, чтобы понять, каким объектом притяжения всяких криминальных сил она может являться… — Произнеся эти слова, Грязнов выразительно посмотрел на Леонида Александровича. — Молчите? Хорошо, я назову вам примерную сумму. Мы уже справлялись у специалистов. Только коллекция принадлежащих Антону Григорьевичу книг тянет примерно на восемьсот тысяч долларов. А ведь тут еще и картины, и какие картины! Впечатляет, не правда ли, Марина Ивановна? И вот вы готовы… — Он предупреждающе вскинул руку, прося ее помолчать. — И вы готовы пожертвовать всем этим, включая покой и счастье вашего отца, ради какого-то уголовника?! Прошу вас, Марина Ивановна, подумайте как следует! Потом ведь пожалеете, но будет поздно! — Заметив неприязненный, словно застывший, взгляд женщины, генерал в сердцах выпалил: — И дался же вам, черт побери, этот Алексей!
— Я не вижу ничего зазорного в том, что преданность женщины… Леонид Александрович начал фразу, но не закончил ее, решительно поднялся с кресла. — Знаете, это похоже на разговор слепого с глухонемым. Я, пожалуй, пойду отсюда, если вы не возражаете.
И направился к двери.
— Я не возражаю, — сказал ему в спину генерал. — Но я вас предупредил, господин Остроумов. Так что все возможные последствия…
— Не утруждайте себя, — бросил Леонид, не оборачиваясь.
Как только за ним затворилась дверь, Вячеслав Иванович повернулся к Белову:
— Давайте, капитан, живо за его тачкой. Вести до самого конца. Я думаю, где-то пути братьев должны все-таки пересечься.
— Наблюдать скрытно? — осведомился Белов.
— А ты можешь и скрытно? — засмеялся генерал. — Ты только не считай его идиотом, и все. Ты ведь уже пообщался — похож он на идиота?
— Все понял, товарищ генерал! — рявкнул Белов и потер разбитую челюсть.
— Тогда вперед, — приказал генерал и шагнул к Марине. Но прежде чем начать разговаривать с ней, вспомнил о застывшем в нетерпеливом ожидании Денисе. — Давай, племяш, вместе с ребятами в мою машину. И я сейчас туда же. — И повернулся к словно окаменевшей Марине: — И все-таки, Марина Ивановна, как я вам ни противен: вам известно что-либо о местонахождении Алексея Остроумова? Учтите, чем быстрее мы возьмем его — тем меньше глупостей он успеет наделать. И тем больше шансов, что он останется в живых!
— Я не знаю, не знаю, где он! — истерически выкрикнула Марина. — Не знаю. А если б и знала — говорю это уже в который раз — ни за что… понимаете, ни за что не сказала бы!
— Что ж, дело ваше. — Генерал кивнул. — Мы ведь все равно найдем его. Но тогда уж извините… У меня право при задержании применять оружие на поражение…
— Сколько же в вас жестокости! — прошептала Марина.
— Служба такая. Поимей-ка из года в год дело с выродками… А к слову, Марина Ивановна… Имею еще один к вам вопросик…
— Господи, ну что вы еще хотите? — чуть не плача, прошептала Марина и обхватила голову руками.
— Это касается смерти Ярослава Завьялова… Ведь старик должен был завещать коллекцию ему, насколько мне известно. И вдруг молодого человека убивают. Не Остроумов ли ваш и тут руку приложил?
— Господи, как вам надо сделать из него убийцу! А почему вы меня не подозреваете? А? Вдруг это я — мне же выгоднее всех было, чтобы он умер…
— Ну что ж, извините, — с сожалением бросил генерал. — Вас я не подозреваю, упаси боже. Но встречи нам с вами, полагаю, не избежать. Честь имею!
Глава 15
— Ну хорошо, хорошо. Ответьте мне только: где он, Алексей? Уж мое-то желание увидеться с родным братом, который столько лет числился в покойниках, вы, надеюсь, не сочтете безнравственным?
— Нет, не сочту, — сухо ответил Вячеслав Иванович. — Не надо из меня делать бесчувственное чудовище. Но ставлю вас в известность: я считаю, вместе с извечными нашими классиками, что вор, то бишь преступник, должен сидеть в тюрьме! А что касается его местонахождения — уверен, что, может быть, всего час назад он находился в этой вот квартире. Но, будучи человеком опытным, заблаговременно скрылся. Для него главное было — убедить вас в существовании коллекции, что он и сделал. Теперь, думаю, он ожидает от вас ответного хода…
— Кто бы ни затеял все это, — вскинул голову Остроумов, — он совершил небольшую ошибку. Он забыл, что меня интересуют птицы как таковые, а не книги о них. Книги о птицах мне нужны постольку-поскольку… Что же касается моего брата, то я хочу всего лишь одного: чтобы о нем не судили раньше времени… Кстати, об этих ваших так называемых классиках и об этом, так полюбившемся всем вашим чинам афоризме. Посмотрите, сколько под этим девизом народа уже законопачено в тюрьмы! Весь мир знает об этом позорище, нигде ничего подобного нет! И что — от этого кому-то стало лучше? Государству? Гражданам? Оступившимся людям?
— Ну, этот риторический вопрос мы с вами, надеюсь, обсуждать не будем, — усмехнулся генерал недобро. — Только скажите мне: если вы не интересуетесь книгами — чего ж вы прилетели-то?
— Я вправду хотел познакомиться с Красновым, — устало сказал Леонид. Такие люди — редкость. Во всяком случае, мы сразу нашли бы общий язык. Вот вы сказали, что старик серьезно болен. Надеюсь, не будет ничего криминального в том, что я постараюсь помочь ему по-своему? Думаю, я мог бы профинансировать его лечение в лучшей швейцарской клинике…
Генерал ничего не ответил гостю, повернулся к племяннику:
— Денис, сходи, пожалуйста, приведи сюда молодую Никонову. Марина Ивановна Никонова — невеста вашего брата, — пояснил он Остроумову.
Когда молодая женщина вошла в соседскую квартиру, она едва не грохнулась в обморок при виде разгрома, царящего в этом всегда тихом, уютном гнезде старого книголюба. Ошарашенно глядя на разор, на поломанную мебель, на страшных вооруженных мужчин в масках, она стояла, как вкопанная, не решаясь сделать шаг в комнату, и молчала.
— Вот, Марина Ивановна, познакомьтесь, — вывел ее из ступора генерал Грязнов. — Прошу любить и жаловать, Леонид Александрович Остроумов. Лично прибыл в Москву, чтобы помочь вашему жениху бежать. Может быть, вы сумеете убедить его в бесполезности этого благого начинания?
— Почему вы разговариваете со мной в таком глумливом тоне? — с ледяной вежливостью спросила Марина. — И кто дал вам право на такие иезуитские приемчики?! Почему я должна быть на вашей стороне? Да, я люблю Алешу, и никто, слышите, никто меня не убедит в том, что это — плохой человек!
— Ишь ты! — с некоторым даже восхищением сказал Грязнов. — Какие тексты! Сразу журналистку видно! Не забывайтесь, дорогая Марина Ивановна, чуть ли не ласково продолжил он. — Я ведь никого пока ни в чем не обвиняю, я просто хочу предостеречь вас от необдуманных действий. Помогая преступнику, вы тем самым автоматически становитесь его соучастницей. А учитывая весьма колоритную биографию вашего возлюбленного, могу вам предсказать, что вы не отделаетесь годом условно или еще каким-нибудь наказанием в этом же роде, а получите на всю катушку. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы сломали свою судьбу, Марина Ивановна, честное слово.
Женщина с удрученным видом покачала головой.
— Какая ужасная страна! Ничего в ней не меняется веками! Ведь, кажется, даже в Конституции уже записано право не давать показания против близких людей. Так нет же! И вы ведь, наверно, еще не самый худший представитель этой дьявольской системы… — Она помрачнела. — Знаете… я плевала на эту вашу политику кнута и пряника. И не отступлюсь от Алеши! Она демонстративно повернулась к свободно сидящему в кресле широкоплечему незнакомцу, в лице которого ее любящий глаз тут же отыскал фамильные черты. — Очень рада с вами познакомиться, Леонид Александрович. Леша мне много о вас рассказывал. Знаете, я потом поняла: он сперва и мысли не имел сближаться со мной… ему нужна была коллекция. Но потом… Так вышло, Леонид Александрович, и я этому рада…
— Вот видите, — вставил Грязнов, — он всего лишь использовал вас, и где у вас гарантия, что он не продолжит в том же духе? А слова… Слова, как говорится, к делу не подошьешь! — Заметив в ее глазах яростные молнии, генерал улыбнулся. — Да не смотрите вы на меня так, Марина Ивановна, не враг я вам, не враг… А Алексей Остроумов, увы, опасный преступник, и не забывайте об этом ни на минуту!
— Я ведь, кажется, уже сказала вам…
— Эх, Марина Ивановна, Марина Ивановна, наивный вы человек! Как вы думаете, сколько стоит коллекция… м-м… вашего отца, которая, скорее всего, достанется по наследству именно вам? — невинным голосом осведомился генерал.
Марина побледнела.
— Oт… откуда вы знаете… ну, что Антон Григорьевич… Что он — мой отец? — с трудом выдавила она.
— Эх, дорогой товарищ журналист! Я ведь как-никак возглавляю не овощебазу, а столичный уголовный розыск! Так что выяснить такую мелочь для меня особого труда не составило. Итак?
— Я не знаю… Ничего этого я не знаю! Меня не волнуют деньги! И потом, что вы хороните Антона Григорьевича раньше времени?!
— А я вот знаю! Знаю, что не мешает мне желать вашему отцу прожить еще сто лет! И все же я бы на вашем месте поинтересовался стоимостью наследства — хотя бы для того, чтобы понять, каким объектом притяжения всяких криминальных сил она может являться… — Произнеся эти слова, Грязнов выразительно посмотрел на Леонида Александровича. — Молчите? Хорошо, я назову вам примерную сумму. Мы уже справлялись у специалистов. Только коллекция принадлежащих Антону Григорьевичу книг тянет примерно на восемьсот тысяч долларов. А ведь тут еще и картины, и какие картины! Впечатляет, не правда ли, Марина Ивановна? И вот вы готовы… — Он предупреждающе вскинул руку, прося ее помолчать. — И вы готовы пожертвовать всем этим, включая покой и счастье вашего отца, ради какого-то уголовника?! Прошу вас, Марина Ивановна, подумайте как следует! Потом ведь пожалеете, но будет поздно! — Заметив неприязненный, словно застывший, взгляд женщины, генерал в сердцах выпалил: — И дался же вам, черт побери, этот Алексей!
— Я не вижу ничего зазорного в том, что преданность женщины… Леонид Александрович начал фразу, но не закончил ее, решительно поднялся с кресла. — Знаете, это похоже на разговор слепого с глухонемым. Я, пожалуй, пойду отсюда, если вы не возражаете.
И направился к двери.
— Я не возражаю, — сказал ему в спину генерал. — Но я вас предупредил, господин Остроумов. Так что все возможные последствия…
— Не утруждайте себя, — бросил Леонид, не оборачиваясь.
Как только за ним затворилась дверь, Вячеслав Иванович повернулся к Белову:
— Давайте, капитан, живо за его тачкой. Вести до самого конца. Я думаю, где-то пути братьев должны все-таки пересечься.
— Наблюдать скрытно? — осведомился Белов.
— А ты можешь и скрытно? — засмеялся генерал. — Ты только не считай его идиотом, и все. Ты ведь уже пообщался — похож он на идиота?
— Все понял, товарищ генерал! — рявкнул Белов и потер разбитую челюсть.
— Тогда вперед, — приказал генерал и шагнул к Марине. Но прежде чем начать разговаривать с ней, вспомнил о застывшем в нетерпеливом ожидании Денисе. — Давай, племяш, вместе с ребятами в мою машину. И я сейчас туда же. — И повернулся к словно окаменевшей Марине: — И все-таки, Марина Ивановна, как я вам ни противен: вам известно что-либо о местонахождении Алексея Остроумова? Учтите, чем быстрее мы возьмем его — тем меньше глупостей он успеет наделать. И тем больше шансов, что он останется в живых!
— Я не знаю, не знаю, где он! — истерически выкрикнула Марина. — Не знаю. А если б и знала — говорю это уже в который раз — ни за что… понимаете, ни за что не сказала бы!
— Что ж, дело ваше. — Генерал кивнул. — Мы ведь все равно найдем его. Но тогда уж извините… У меня право при задержании применять оружие на поражение…
— Сколько же в вас жестокости! — прошептала Марина.
— Служба такая. Поимей-ка из года в год дело с выродками… А к слову, Марина Ивановна… Имею еще один к вам вопросик…
— Господи, ну что вы еще хотите? — чуть не плача, прошептала Марина и обхватила голову руками.
— Это касается смерти Ярослава Завьялова… Ведь старик должен был завещать коллекцию ему, насколько мне известно. И вдруг молодого человека убивают. Не Остроумов ли ваш и тут руку приложил?
— Господи, как вам надо сделать из него убийцу! А почему вы меня не подозреваете? А? Вдруг это я — мне же выгоднее всех было, чтобы он умер…
— Ну что ж, извините, — с сожалением бросил генерал. — Вас я не подозреваю, упаси боже. Но встречи нам с вами, полагаю, не избежать. Честь имею!
Глава 15
Леонид Александрович распахнул дверцу «мерседеса», устало плюхнулся на сиденье и от души разразился десятиэтажным матом — давно так не отводил душу, видать, подействовала родная земля-матушка…
Размышляя, куда ему теперь поехать — на квартиру, чтобы в полном одиночестве сначала разобраться со всем, что здесь происходит, или в загородный дом, где ждали его сейчас жена и теща, он машинально барабанил по рулевому колесу. И вдруг, когда, казалось, начал уже по-настоящему остывать от встречи с родной милицией, успокаиваться, он совершенно неожиданно услышал за спиной легкий шорох.
— Привет, брательничек! Как живется-можется? — Голос был до боли, до сердечной дрожи знакомый, и Леонид резко обернулся.
— Тсс! — остановил его Алексей. — Не дергайся, Ленька, это я тут!
— Лешка, черт! — радостно воскликнул Остроумов. — Вот уж не ожидал так не ожидал! Как угодно представлял нашу встречу, пока летел, только не так вот! Может, пересядешь, я тебя обниму хоть, братка!
— Да ты чего, дурила миллионерская! Не понял разве, что нельзя?
— Чего ж ты такое натворил, что тебя аж сам начальник МУРа ловит?
— Иди ты! — пришел в восторг Лешка. — Что, сам генерал Грязнов? Вот это честь!.. Ты вот чего, Ленька, ты давай-ка заводи свою тачку да трогай, а то еще начнут в салон лезть. Видишь, как пасут-то, сволочи!
Леонид медленно, словно бы приноравливаясь к Москве, повел машину в направлении Рижской эстакады.
— Прочитал мое письмецо? — осведомился Алексей.
— Прочитал, как видишь. Сразу же и примчался тебе помочь. Только как ты все это себе представляешь? Как я тебя должен выручить?
— А черт его знает как! — отозвался Алексей. — Честно говоря, когда писал тебе, даже не предполагал, что меня так обложат…
Алексей сидел на полу, держась за спинки передних сидений, опустив между ними голову так, чтобы его не было видно снаружи. Впрочем, за тонированными стеклами «мерседеса» и так было видно немного.
— Ну ладно, давай по порядку, — сказал Леонид. — Деньги тебе нужны?
Алексей даже замотал головой от восхищения:
— Ну ты даешь, братка! Неужели ж не нужны! Из-за чего я все затевал-то? Или тебе жалко с ними расставаться?
— Вовсе нет. Я тебе и так по гроб жизни обязан, что ты мне тогда спихнул эти доллары, совсем в другую жизнь отправил… Там у тебя было около двух миллионов. Ты все хочешь?..
Алексей помолчал, подумал. Спросил:
— Где едем?
— На проспекте Мира. Сейчас «Щербаковская» будет.
— «Алексеевская», — поправил брат. — Переименовали в мою честь! Засмеялся и скомандовал: — За метро сразу возьмешь вправо. Эти тянутся?
Леонид посмотрел в боковое зеркало, увидел одну знакомую «Волгу», потом другую.
— Тянутся, куда денутся… Два миллиона зеленых — это очень большие деньги. Отдать я их тебе могу, особых проблем нет — если там. А здесь? Как ты себе все это представляешь?
— Зря, что ли, я к коллекции-то подобрался? Вот смотри: ты ее покупаешь…
— Чепуха, — сразу отреагировал Леонид. — Никто не даст такую коллекцию прибрать к рукам. А уж вывезти — точно! И потом, в таком варианте деньги достанутся кому угодно, только не тебе.
— А вот это — уже моя печаль. Но я, наверно, неточно выразился: ты не покупаешь, ты делаешь вид, что покупаешь коллекцию…
Леонид покачал головой.
— Слушай, ты, наверно, больше чем надо голливудские фильмы смотришь. Какой-то детский сад прямо. Может, мне просто попробовать тебя вывезти? Там-то, за бугром, все стало бы проще — и деньги я бы тебе без проблем передал, и адвокатов самых лучших нанял — таких, которые никогда не проигрывают…
— Адвокатов можно было бы и здесь, если бы уже не объявили в розыск… А теперь и адвокаты твои вряд ли помогут… Черт побери, братка, если б я еще знал, в чем моя вина!
— Ну и на что ты рассчитывал-то, когда ввязался в войну со всяким жульем! — в сердцах сказал Леонид.
— Ты не дергайся, ты на дорогу смотри! — откликнулся Алешка. — «На что, на что», — передразнил он брата. — Ну вот не думал я, когда затевал все это, что так дело обернется! И, главное, пошел против жулья, а государству противником стал. А до того был ведь защитником…
— Слушай, Леха! — осенило вдруг младшего. — Если они тебя не видели, они ведь и не знают, что ты здесь, верно? Давай мы сейчас от них как-нибудь оторвемся, а потом я найду способ, сплавлю тебя. Неужели же мы не придумаем в аэропорту, кому дать? Деньги — они как крысы, любую защиту прогрызают…
— А что, может, действительно попробовать от них оторваться? загорелся Алексей. — Что их «волжанки» против твоего «мерса»! Выскочить на какую-нибудь трассу — ну хоть на Ярославку, там ты от них уйдешь — как нечего делать! Кстати, откуда у тебя тачка-то?
— Напрокат взял.
— Ни хрена себе! И что — без водилы сдают?
— А я от него отказался. Сказал, что сам буду рулить. А если разобью моя чековая книжка за все отвечает.
— Ясно. Тогда погнали. Останавливать тебя, уважаемого иностранного капиталиста, они не станут. Держись в рамках, чтобы ГИБДД не тормозила, и натянем их на банан. Я тут подворотенку одну сквозную знаю, скажу — сразу туда. И все. И хрен нас кто потом найдет. Рванем через Сокольники, а оттуда огородами, огородами — и к Котовскому…
— К какому Котовскому? — не понял Леонид. — Я думаю, они в аэропорту уже, небось людей поставили — караулить тебя…
— А зачем нам сразу в аэропорт? Давай сбрось меня где-нибудь на дороге, пересидим самый шухер, а потом и поищем тропинку…
— Ox, Леха, братка мой дорогой! Ну, ложись, что ли — сейчас начну вираж закладывать… Знать бы — поменьше бы таратайку взял, чтоб в любую щель залезть можно было…
Вячеслав Иванович Грязнов, расположившись на заднем сиденье «Волги» рядом с Денисом, с интересом наблюдал за метаморфозами, происходящими с лицом племянника. Сперва молодой человек то и дело ерзал, словно ему приспичило по нужде, затем он весь подался в сторону преследуемого «мерседеса», и вдруг он яростно хлопнул себя по макушке.
— У тебя сотовик есть, дядь Слав?
Генерал кивнул.
— Слушай, свяжись с Беловым, а? Спроси — стоял уже возле дома остроумовский «мерс», когда они на Трифоновскую подъехали… Ну, пожалуйста, дядь Слав!
Грязнов поморщился, но просьбу племянника выполнил.
— Говорит — да, стоял.
— Так я и думал! Знаешь, где сейчас Остроумов?
— Какой? — тупо спросил дядька.
— Да оба они! Они оба сейчас перед нами, в «мерсе» этом, понимаешь?!
Генерал какое-то время смотрел на него, прищурив один глаз — словно переваривал идею, пробовал ее на зуб.
— А ты, брат, голова! — похвалил он Дениса, что, в общем-то, бывало нечасто. — Очень может быть, что ты прав, очень! Как я сам-то до этого не додумался! Остроумов ждал брата в красновской квартире, наблюдал в окно. А потом, когда увидел, что он приехал в сопровождении наших — решил нас перехитрить, сыграть на опережение. Молодец, Дениска, рупь тебе на мороженое! Осталось только проверить. — Он снова позвонил в первую машину: Капитан, надо срочно догнать и остановить «мерседес». Остроумов там.
— Ну конечно, — удивился Белов. — Он же только что туда сел.
— Да не этот Остроумов, не заграничный! Алексей, черт бы его…
— Не может быть!
— Еще как может! Передай по рации, чтобы выслали подмогу, распорядился генерал. — Пусть впереди перекроют остроумовской тачке возможные маршруты. Фуру какую-нибудь пусть выкатят, что ли. Если отрезать их от боковых улиц, то можно загнать куда-нибудь в узкое место и там тормознуть. Всем скопом и возьмем! Действуйте по обстановке. И смотрите у меня, чтобы не вышло так, как в квартире. Теперь-то не перепутаете, кто есть кто? Другой Остроумов, кроме того, что ни в чем не виноват, — еще и иностранный подданный?
— Задание понял! — отозвался Белов и выключился.
«Мерседес» без происшествий пролетел мимо Сокольнического парка, и обоим уже начало казаться, что они оторвались и все удастся как нельзя лучше. Алексей теперь даже сел, чтобы видеть дорогу.
— Сюда! — властно приказал он, когда «мерседес» выскочил на какую-то длинную, изломанную, настоящую окраинную улицу старой Москвы, по которой, судя по рельсам, пролегал трамвайный маршрут. Там, куда указал Алексей, ответвлялся узкий, почти деревенский проулок — с палисадниками, бревенчатыми домишками, за которыми, на приличном отдалении, начиналась современная застройка. Но едва они выскочили на развилку — проулок уходил влево, трамвайные пути вправо, — как Леонид вдруг резко затормозил.
— Кажись, приехали…
Дорогу им перегораживала большегрузная фура с надписью «Мебель».
— Ах, суки, — застонал Алексей, вытаскивая из-за пояса ТТ.
— Погоди! — встревоженно сказал Леонид. — Лучше убери! Может, еще обойдется.
Но уже вряд ли что могло обойтись, потому что через несколько мгновений сзади завизжали тормоза, резко остановились омоновские «Волги», полностью перекрыв дорогу к отступлению. Они оказались в ловушке — это стало понятно сразу, как только из-за фуры выскочили трое вооруженных парней в камуфляже и все трое устроились за прицепом, направив свои автоматы на «мерседес». Теперь и пассажирам «мерседеса» не оставалось ничего, кроме как укрыться за корпусом машины.
Грязнов-старший вышел из «Волги» и, взяв с заднего сиденья мегафон, отчетливо произнес:
— Алексей! Остроумов! Давай выходи, и без шуток! Сдашься по-хорошему обещаю тебе жизнь. Нет — тогда вини себя самого.
Все замерли в напряженном ожидании. Вдруг до преследователей донесся низкий голос старшего из Остроумовых:
— Только не строй из себя Жеглова, срань ментовская! — Алексей подкрепил свои оскорбительные слова выстрелом. Впрочем, выстрел был неприцельный — так, для психологического эффекта. Пуля разбила ветровое стекло генеральской «Волги» и застряла в спинке сиденья.
— Остроумов, считаю до трех! Кончай этот балаган, понял? Леонид Александрович! Скажите вы этому болвану, чтобы не валял дурака! Его же в решето превратят!
Леонид хотел было открыть рот, чтобы сказать что-то брату, но тот не дал ему этого сделать:
— Не надо, Леня! Слова тут ничего уже не меняют. Давай уходи. Они же тебе все равно ничего не сделают. А я все-таки попробую прорваться. А не прорвусь, так хоть попорчу им праздник малость. Гады! Мало того, что всю жизнь изговняли, так даже поговорить, отвести душу не дают! — Он, прикрывшись распахнутой дверцей «мерседеса», старательно целил в кого-то. Еще раз крикнул, не оборачиваясь: — Уходи, Леня, мне проще будет! Давай считать, что я для тебя и не воскресал! — В голосе его клокотала нестерпимая обида. — Черт с ней! Подохну сам, но и с собой заберу одного-другого. Гниды…
— Лешка, не надо! Лучше сдайся! Мы тебе лучших адвокатов…
— Нет, Леня, нет! Не могу я перед всей этой мразью лапы опускать!
И в этот момент со стороны мебельного фургона прозвучала кажущаяся бесконечной очередь из короткого милицейского «калашникова», и в корпусе «мерседеса» возникла аккуратная строчка дырочек.
Леонид Александрович пригнулся и закрыл голову руками.
— Не боись! — крикнул ему Алексей. — Вентиляцию делают, чтобы ты малость мозги проветрил. Ты небось там, за бугром, думал, что здесь царство закона, да?
— Не стрелять! — снова раздался над улицей голос, усиленный мегафоном. — Остроумов! Последний раз предлагаю…
— Лешка, я вытащу тебя с зоны! Клянусь! Сдайся, ну их, дураков, к едрене фене, ухлопают ведь!
— Да-да, конечно, — злобно пробормотал Алексей. — Так и вижу эту душераздирающую картинку, как ты приезжаешь со своей тепленькой виллы под Инту или куда там они меня… Ходишь с мешком баксов, как Дед Мороз и раздаешь красноперым с кумом во главе. Отпустите, дескать, моего дорогого брательничка. Нет, больше я им не дамся — уж помирать, так с музыкой. Ага, бежишь, сученыш! — процедил он сквозь зубы, заметив Дениса, пытающегося подобраться к «мерседесу» сзади, несмотря на запрещающие окрики начальника МУРа. — Небось это он, шустрик, допетрил, что я у тебя в тачке, уж больно рожа у него хитрованская. Вот его-то я, пожалуй, сейчас и сниму! Ну, готовься, племянничек генеральский…
Леонид, не думая больше об автоматчиках, кинулся к брату.
— Лешка, не смей! — орал он на ходу. — Не смей, Леша, не бери грех на душу!
А тот, не обращая на него ни малейшего внимания, высунулся из-за машины по пояс, целя Денису прямо в голову, и Леонид, не выдержавший этого страшного напряжения, прыгнул, пытаясь с ходу выбить у брата оружие.
Все было, как в замедленном кино: Денис бежал к машине, Леонид летел к брату, не спуская глаз с его руки, с запястья, в которое он собрался вцепиться, а тем временем двое омоновцев, стремясь прикрыть Дениса, снова ударили по «мерседесу» из автоматов. Впрочем, стреляли они, похоже, больше для устрашения, вверх — пули веером расходились над головами, но изредка то одна, то другая с устрашающим чмоканьем все же впивалась в доски заборов.
— Стойте, не стреляйте! — закричал Леонид, уже зная, что он сейчас сделает.
Он вдруг встал как вкопанный между братом и Денисом. Автоматчики у машин сразу прекратили стрельбу. Но тут же, очевидно не поняв, что происходит, вступили те автоматчики, что были у фургона. Там, похоже, оказалась какая-то совсем салажня — профессионал никогда в жизни не стал бы так стрелять: ведь для их пуль и Остроумов, и Денис, и свои за ним были на одной траектории, на одной директрисе — не попадешь в чужого, значит, попадешь в своего… Но на этот раз повезло Денису, а чужой — Леонид рухнул, сбитый с ног короткой очередью из милицейского «АКС» — хорошо хоть не «АК-47» с его винтовочным патроном…
— Братка! Ты чего, братка? — горестно спросил Алексей, видя, что брат лежит, как мертвый. Он хотел к нему броситься и не смог — преследователи уже сжимали кольцо со всех сторон. И тогда он навскидку выстрелил в одного камуфляжника, потом в другого, и едва обрадовался, что не утратил боевого умения — обоих уложил в голову, — как вступил в дело третий и прошил его очередью наискось. И еще один, меткий выстрел капитана Белова, озверевшего от гибели товарищей, поставил точку в этой жестокой и бессмысленной схватке, ибо девять граммов свинца из его «стечкина» пришлись Алексею прямо в лоб. Его отбросило к забору, где он и остался лежать в серо-розовой луже из мозгов и крови…
Он бы очень удивился, увидев, как встает на колени брат Леонид, как шатается, унимая пронизывающую все тело боль.
— Братка, — шептал Леонид, — ну зачем ты это? Ну сдался бы, зато живой бы был… Как тятька говорил: убёг некрасив, да зато для здоровья полезен… Эх, братка, братка…
Он ощупал руками свою кирасу — она была цела, слава американским инженерам! Сама цела и его в живых оставила… Но откуда кровь? Он с удивлением посмотрел на свою руку, на рубашку, по которой все сильнее расплывалось кровавое пятно, и потерял сознание…
Мельком глянув на него, генерал Грязнов первым делом все же бросился к племяннику:
— Жив?
— Жив! — сказал радостно возбужденный Денис. — Чего мне сделается-то! Ты «скорую» вызвал уже?
— Ты мне зубы-то не заговаривай! — рявкнул на него генерал. — Ну и куда тебя понесло-то? Я тебе что говорил?! Хорошо, что ты жив, сукин ты сын, а то бы я тебе! — Он притворно замахнулся на него. — Я с тобой еще потолкую, герой хренов! Он, видите ли, один весь ОМОН решил заменить! Ведь это ты Остроумову должен спасибо сказать, Леониду, что жив-то остался, балда. А то так и валялся бы с дыркой в башке, как ребята…
Он подошел поближе к Леониду Александровичу, присел рядом с ним на корточки. Посмотрел, откуда сочится кровь, понял и обомлел: у Остроумова была ранена щека: пуля слегка оцарапала миллионера, прошла по касательной, но кровоточила рана обильно, как настоящая.
— Дайте кто-нибудь пакет! — крикнул генерал своим и спросил, потрогав Остроумова за плечо: — Вы как, Леонид Александрович? Я жутко испугался, когда вы упали!
Леонид Александрович ничего не ответил ему, он качался, стоя на коленях, и тупо смотрел в ту сторону, где лежал брат. Он качался и говорил что-то беззвучно, и, когда Грязнов понял это, он почти сразу прочел по губам:
— Это жилет, Лешка, — бормотал Остроумов. — Сам же говорил: как прижмет, даже по нужде без броника не ходи… Говорить говорил, а сам… И снова: — Эх, Лешка… сам говорил…
Грязнов аж закряхтел вставая: мало того, что допустил, чтобы подстрелили иностранного подданного, так у него еще и контузия? Просто Бородино какое-то получилось. Три трупа!
Наконец послышалось заунывное приближение реанимобиля. Леонида Александровича бережно положили на носилки и внесли внутрь машины. Грязнов не удержался, полез следом.
— Посмотрите сразу, доктор, насколько опасны раны.
Доктор посмотрел, пожал плечами.
— Я думаю, вы лучше меня знаете, что ранение легкое. Кровь вот только, но это дело наживное. Через несколько дней оклемается…
Увидев, что взгляд Остроумова стал вполне осмысленным, генерал наклонился над его белым, как бумага, лицом:
— Мне искренне жаль, что так вышло. Но сами понимаете, ваш брат преступник…
Раненый слабо взмахнул кистью руки.
— Бросьте, какой он преступник… Вас бы так жизнь помордовала… Вы бы сначала доказали вину-то, а потом уж судили, если есть за что… Эх вы… — И снова махнул рукой.
— Мне очень жаль, — снова сказал Грязнов. — Но мы исполняли свой долг. И спасибо вам за то, что спасли моего племянника… Рыжий этот парень, которого вы закрыли от брата, — он мой племянник.
Леонид Александрович ничего не ответил на это, устало закрыл глаза, давая понять, что больше не в состоянии разговаривать. «Еще неизвестно, кого я спасал», — подумал он, с облегчением слыша, что Грязнов спрыгивает из реанимобиля на землю. Потом до него донеслись его и приехавшего врача голоса.
— Медстраховка у товарища имеется? — спросил у Грязнова врач. Документы какие-нибудь?
Вячеслав Иванович доверительно ответил медику:
— У него есть все, что нужно белому человеку, ясно? Запомните, я лично буду контролировать ход лечения! И, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы у раненого была отдельная палата со всеми удобствами. Чтобы уход — как бывало за членами Политбюро, поняли? — И шепотом пояснил:- Этот человек мультимиллионер!
— Ну естественно, — в тон ему отозвался врач, закрывая дверцу фургона. — Иных мы и не лечим. Короче, правильно я вас понял, что раненый приезжий, и ваше ведомство готово оплатить лечение?
Леонид Александрович чуть заметно улыбнулся. Приезжий-то он приезжий, да что-то, похоже, не рвется ведомство генерала Грязнова оплачивать его лечение…
Генерал, отойдя от реанимобиля, постоял около упакованных уже трупов. Дорого отдал свою жизнь Алексей Остроумов!
Потом он пошел к столпившимся в кружок омоновцам, среди которых был и Денис. Ребята курили, обсуждали подробности схватки и погони, нервно галдели, смеялись, потом вдруг, спохватившись, стихали, бросали виноватые взгляды на мешки… Омоновцы, заметив наконец генерала, как-то вдруг дружно примолкли.
— Ну что, парни! Как бы то ни было, а задание мы выполнили, верно? Какого зверюгу завалили… Верно я говорю?
— Так точно, товарищ генерал! — ответил за всех Белов.
— Труповозку вызвал? — нагнувшись к его уху, спросил Грязнов.
— В пути, — все так же лапидарно ответил капитан.
— Долгонько… Хотя куда им, собственно, спешить-то… Как и этому. Он нагнулся, откинул клапан мешка, чтобы посмотреть на убитого Остроумова, и почувствовал, что уже не испытывает к нему ни ненависти, ни праведного гнева.
«Сам выбрал такой путь», — подумал Грязнов. Он закрыл мешок, выпрямился, словно расправляя затекшие суставы, положил руку на плечо племянника:
— Все, Денис, езжай к себе, ребята тут сами разберутся, без нас. Лично я отбываю — дел невпроворот. Едешь со мной?
Денис помотал головой — нет, остается пока.
— Ну дело твое. Вечером позвони мне.
Генерал Грязнов сел в свою машину и отправился в родные палестины — то бишь на Петровку, 38…
Размышляя, куда ему теперь поехать — на квартиру, чтобы в полном одиночестве сначала разобраться со всем, что здесь происходит, или в загородный дом, где ждали его сейчас жена и теща, он машинально барабанил по рулевому колесу. И вдруг, когда, казалось, начал уже по-настоящему остывать от встречи с родной милицией, успокаиваться, он совершенно неожиданно услышал за спиной легкий шорох.
— Привет, брательничек! Как живется-можется? — Голос был до боли, до сердечной дрожи знакомый, и Леонид резко обернулся.
— Тсс! — остановил его Алексей. — Не дергайся, Ленька, это я тут!
— Лешка, черт! — радостно воскликнул Остроумов. — Вот уж не ожидал так не ожидал! Как угодно представлял нашу встречу, пока летел, только не так вот! Может, пересядешь, я тебя обниму хоть, братка!
— Да ты чего, дурила миллионерская! Не понял разве, что нельзя?
— Чего ж ты такое натворил, что тебя аж сам начальник МУРа ловит?
— Иди ты! — пришел в восторг Лешка. — Что, сам генерал Грязнов? Вот это честь!.. Ты вот чего, Ленька, ты давай-ка заводи свою тачку да трогай, а то еще начнут в салон лезть. Видишь, как пасут-то, сволочи!
Леонид медленно, словно бы приноравливаясь к Москве, повел машину в направлении Рижской эстакады.
— Прочитал мое письмецо? — осведомился Алексей.
— Прочитал, как видишь. Сразу же и примчался тебе помочь. Только как ты все это себе представляешь? Как я тебя должен выручить?
— А черт его знает как! — отозвался Алексей. — Честно говоря, когда писал тебе, даже не предполагал, что меня так обложат…
Алексей сидел на полу, держась за спинки передних сидений, опустив между ними голову так, чтобы его не было видно снаружи. Впрочем, за тонированными стеклами «мерседеса» и так было видно немного.
— Ну ладно, давай по порядку, — сказал Леонид. — Деньги тебе нужны?
Алексей даже замотал головой от восхищения:
— Ну ты даешь, братка! Неужели ж не нужны! Из-за чего я все затевал-то? Или тебе жалко с ними расставаться?
— Вовсе нет. Я тебе и так по гроб жизни обязан, что ты мне тогда спихнул эти доллары, совсем в другую жизнь отправил… Там у тебя было около двух миллионов. Ты все хочешь?..
Алексей помолчал, подумал. Спросил:
— Где едем?
— На проспекте Мира. Сейчас «Щербаковская» будет.
— «Алексеевская», — поправил брат. — Переименовали в мою честь! Засмеялся и скомандовал: — За метро сразу возьмешь вправо. Эти тянутся?
Леонид посмотрел в боковое зеркало, увидел одну знакомую «Волгу», потом другую.
— Тянутся, куда денутся… Два миллиона зеленых — это очень большие деньги. Отдать я их тебе могу, особых проблем нет — если там. А здесь? Как ты себе все это представляешь?
— Зря, что ли, я к коллекции-то подобрался? Вот смотри: ты ее покупаешь…
— Чепуха, — сразу отреагировал Леонид. — Никто не даст такую коллекцию прибрать к рукам. А уж вывезти — точно! И потом, в таком варианте деньги достанутся кому угодно, только не тебе.
— А вот это — уже моя печаль. Но я, наверно, неточно выразился: ты не покупаешь, ты делаешь вид, что покупаешь коллекцию…
Леонид покачал головой.
— Слушай, ты, наверно, больше чем надо голливудские фильмы смотришь. Какой-то детский сад прямо. Может, мне просто попробовать тебя вывезти? Там-то, за бугром, все стало бы проще — и деньги я бы тебе без проблем передал, и адвокатов самых лучших нанял — таких, которые никогда не проигрывают…
— Адвокатов можно было бы и здесь, если бы уже не объявили в розыск… А теперь и адвокаты твои вряд ли помогут… Черт побери, братка, если б я еще знал, в чем моя вина!
— Ну и на что ты рассчитывал-то, когда ввязался в войну со всяким жульем! — в сердцах сказал Леонид.
— Ты не дергайся, ты на дорогу смотри! — откликнулся Алешка. — «На что, на что», — передразнил он брата. — Ну вот не думал я, когда затевал все это, что так дело обернется! И, главное, пошел против жулья, а государству противником стал. А до того был ведь защитником…
— Слушай, Леха! — осенило вдруг младшего. — Если они тебя не видели, они ведь и не знают, что ты здесь, верно? Давай мы сейчас от них как-нибудь оторвемся, а потом я найду способ, сплавлю тебя. Неужели же мы не придумаем в аэропорту, кому дать? Деньги — они как крысы, любую защиту прогрызают…
— А что, может, действительно попробовать от них оторваться? загорелся Алексей. — Что их «волжанки» против твоего «мерса»! Выскочить на какую-нибудь трассу — ну хоть на Ярославку, там ты от них уйдешь — как нечего делать! Кстати, откуда у тебя тачка-то?
— Напрокат взял.
— Ни хрена себе! И что — без водилы сдают?
— А я от него отказался. Сказал, что сам буду рулить. А если разобью моя чековая книжка за все отвечает.
— Ясно. Тогда погнали. Останавливать тебя, уважаемого иностранного капиталиста, они не станут. Держись в рамках, чтобы ГИБДД не тормозила, и натянем их на банан. Я тут подворотенку одну сквозную знаю, скажу — сразу туда. И все. И хрен нас кто потом найдет. Рванем через Сокольники, а оттуда огородами, огородами — и к Котовскому…
— К какому Котовскому? — не понял Леонид. — Я думаю, они в аэропорту уже, небось людей поставили — караулить тебя…
— А зачем нам сразу в аэропорт? Давай сбрось меня где-нибудь на дороге, пересидим самый шухер, а потом и поищем тропинку…
— Ox, Леха, братка мой дорогой! Ну, ложись, что ли — сейчас начну вираж закладывать… Знать бы — поменьше бы таратайку взял, чтоб в любую щель залезть можно было…
Вячеслав Иванович Грязнов, расположившись на заднем сиденье «Волги» рядом с Денисом, с интересом наблюдал за метаморфозами, происходящими с лицом племянника. Сперва молодой человек то и дело ерзал, словно ему приспичило по нужде, затем он весь подался в сторону преследуемого «мерседеса», и вдруг он яростно хлопнул себя по макушке.
— У тебя сотовик есть, дядь Слав?
Генерал кивнул.
— Слушай, свяжись с Беловым, а? Спроси — стоял уже возле дома остроумовский «мерс», когда они на Трифоновскую подъехали… Ну, пожалуйста, дядь Слав!
Грязнов поморщился, но просьбу племянника выполнил.
— Говорит — да, стоял.
— Так я и думал! Знаешь, где сейчас Остроумов?
— Какой? — тупо спросил дядька.
— Да оба они! Они оба сейчас перед нами, в «мерсе» этом, понимаешь?!
Генерал какое-то время смотрел на него, прищурив один глаз — словно переваривал идею, пробовал ее на зуб.
— А ты, брат, голова! — похвалил он Дениса, что, в общем-то, бывало нечасто. — Очень может быть, что ты прав, очень! Как я сам-то до этого не додумался! Остроумов ждал брата в красновской квартире, наблюдал в окно. А потом, когда увидел, что он приехал в сопровождении наших — решил нас перехитрить, сыграть на опережение. Молодец, Дениска, рупь тебе на мороженое! Осталось только проверить. — Он снова позвонил в первую машину: Капитан, надо срочно догнать и остановить «мерседес». Остроумов там.
— Ну конечно, — удивился Белов. — Он же только что туда сел.
— Да не этот Остроумов, не заграничный! Алексей, черт бы его…
— Не может быть!
— Еще как может! Передай по рации, чтобы выслали подмогу, распорядился генерал. — Пусть впереди перекроют остроумовской тачке возможные маршруты. Фуру какую-нибудь пусть выкатят, что ли. Если отрезать их от боковых улиц, то можно загнать куда-нибудь в узкое место и там тормознуть. Всем скопом и возьмем! Действуйте по обстановке. И смотрите у меня, чтобы не вышло так, как в квартире. Теперь-то не перепутаете, кто есть кто? Другой Остроумов, кроме того, что ни в чем не виноват, — еще и иностранный подданный?
— Задание понял! — отозвался Белов и выключился.
«Мерседес» без происшествий пролетел мимо Сокольнического парка, и обоим уже начало казаться, что они оторвались и все удастся как нельзя лучше. Алексей теперь даже сел, чтобы видеть дорогу.
— Сюда! — властно приказал он, когда «мерседес» выскочил на какую-то длинную, изломанную, настоящую окраинную улицу старой Москвы, по которой, судя по рельсам, пролегал трамвайный маршрут. Там, куда указал Алексей, ответвлялся узкий, почти деревенский проулок — с палисадниками, бревенчатыми домишками, за которыми, на приличном отдалении, начиналась современная застройка. Но едва они выскочили на развилку — проулок уходил влево, трамвайные пути вправо, — как Леонид вдруг резко затормозил.
— Кажись, приехали…
Дорогу им перегораживала большегрузная фура с надписью «Мебель».
— Ах, суки, — застонал Алексей, вытаскивая из-за пояса ТТ.
— Погоди! — встревоженно сказал Леонид. — Лучше убери! Может, еще обойдется.
Но уже вряд ли что могло обойтись, потому что через несколько мгновений сзади завизжали тормоза, резко остановились омоновские «Волги», полностью перекрыв дорогу к отступлению. Они оказались в ловушке — это стало понятно сразу, как только из-за фуры выскочили трое вооруженных парней в камуфляже и все трое устроились за прицепом, направив свои автоматы на «мерседес». Теперь и пассажирам «мерседеса» не оставалось ничего, кроме как укрыться за корпусом машины.
Грязнов-старший вышел из «Волги» и, взяв с заднего сиденья мегафон, отчетливо произнес:
— Алексей! Остроумов! Давай выходи, и без шуток! Сдашься по-хорошему обещаю тебе жизнь. Нет — тогда вини себя самого.
Все замерли в напряженном ожидании. Вдруг до преследователей донесся низкий голос старшего из Остроумовых:
— Только не строй из себя Жеглова, срань ментовская! — Алексей подкрепил свои оскорбительные слова выстрелом. Впрочем, выстрел был неприцельный — так, для психологического эффекта. Пуля разбила ветровое стекло генеральской «Волги» и застряла в спинке сиденья.
— Остроумов, считаю до трех! Кончай этот балаган, понял? Леонид Александрович! Скажите вы этому болвану, чтобы не валял дурака! Его же в решето превратят!
Леонид хотел было открыть рот, чтобы сказать что-то брату, но тот не дал ему этого сделать:
— Не надо, Леня! Слова тут ничего уже не меняют. Давай уходи. Они же тебе все равно ничего не сделают. А я все-таки попробую прорваться. А не прорвусь, так хоть попорчу им праздник малость. Гады! Мало того, что всю жизнь изговняли, так даже поговорить, отвести душу не дают! — Он, прикрывшись распахнутой дверцей «мерседеса», старательно целил в кого-то. Еще раз крикнул, не оборачиваясь: — Уходи, Леня, мне проще будет! Давай считать, что я для тебя и не воскресал! — В голосе его клокотала нестерпимая обида. — Черт с ней! Подохну сам, но и с собой заберу одного-другого. Гниды…
— Лешка, не надо! Лучше сдайся! Мы тебе лучших адвокатов…
— Нет, Леня, нет! Не могу я перед всей этой мразью лапы опускать!
И в этот момент со стороны мебельного фургона прозвучала кажущаяся бесконечной очередь из короткого милицейского «калашникова», и в корпусе «мерседеса» возникла аккуратная строчка дырочек.
Леонид Александрович пригнулся и закрыл голову руками.
— Не боись! — крикнул ему Алексей. — Вентиляцию делают, чтобы ты малость мозги проветрил. Ты небось там, за бугром, думал, что здесь царство закона, да?
— Не стрелять! — снова раздался над улицей голос, усиленный мегафоном. — Остроумов! Последний раз предлагаю…
— Лешка, я вытащу тебя с зоны! Клянусь! Сдайся, ну их, дураков, к едрене фене, ухлопают ведь!
— Да-да, конечно, — злобно пробормотал Алексей. — Так и вижу эту душераздирающую картинку, как ты приезжаешь со своей тепленькой виллы под Инту или куда там они меня… Ходишь с мешком баксов, как Дед Мороз и раздаешь красноперым с кумом во главе. Отпустите, дескать, моего дорогого брательничка. Нет, больше я им не дамся — уж помирать, так с музыкой. Ага, бежишь, сученыш! — процедил он сквозь зубы, заметив Дениса, пытающегося подобраться к «мерседесу» сзади, несмотря на запрещающие окрики начальника МУРа. — Небось это он, шустрик, допетрил, что я у тебя в тачке, уж больно рожа у него хитрованская. Вот его-то я, пожалуй, сейчас и сниму! Ну, готовься, племянничек генеральский…
Леонид, не думая больше об автоматчиках, кинулся к брату.
— Лешка, не смей! — орал он на ходу. — Не смей, Леша, не бери грех на душу!
А тот, не обращая на него ни малейшего внимания, высунулся из-за машины по пояс, целя Денису прямо в голову, и Леонид, не выдержавший этого страшного напряжения, прыгнул, пытаясь с ходу выбить у брата оружие.
Все было, как в замедленном кино: Денис бежал к машине, Леонид летел к брату, не спуская глаз с его руки, с запястья, в которое он собрался вцепиться, а тем временем двое омоновцев, стремясь прикрыть Дениса, снова ударили по «мерседесу» из автоматов. Впрочем, стреляли они, похоже, больше для устрашения, вверх — пули веером расходились над головами, но изредка то одна, то другая с устрашающим чмоканьем все же впивалась в доски заборов.
— Стойте, не стреляйте! — закричал Леонид, уже зная, что он сейчас сделает.
Он вдруг встал как вкопанный между братом и Денисом. Автоматчики у машин сразу прекратили стрельбу. Но тут же, очевидно не поняв, что происходит, вступили те автоматчики, что были у фургона. Там, похоже, оказалась какая-то совсем салажня — профессионал никогда в жизни не стал бы так стрелять: ведь для их пуль и Остроумов, и Денис, и свои за ним были на одной траектории, на одной директрисе — не попадешь в чужого, значит, попадешь в своего… Но на этот раз повезло Денису, а чужой — Леонид рухнул, сбитый с ног короткой очередью из милицейского «АКС» — хорошо хоть не «АК-47» с его винтовочным патроном…
— Братка! Ты чего, братка? — горестно спросил Алексей, видя, что брат лежит, как мертвый. Он хотел к нему броситься и не смог — преследователи уже сжимали кольцо со всех сторон. И тогда он навскидку выстрелил в одного камуфляжника, потом в другого, и едва обрадовался, что не утратил боевого умения — обоих уложил в голову, — как вступил в дело третий и прошил его очередью наискось. И еще один, меткий выстрел капитана Белова, озверевшего от гибели товарищей, поставил точку в этой жестокой и бессмысленной схватке, ибо девять граммов свинца из его «стечкина» пришлись Алексею прямо в лоб. Его отбросило к забору, где он и остался лежать в серо-розовой луже из мозгов и крови…
Он бы очень удивился, увидев, как встает на колени брат Леонид, как шатается, унимая пронизывающую все тело боль.
— Братка, — шептал Леонид, — ну зачем ты это? Ну сдался бы, зато живой бы был… Как тятька говорил: убёг некрасив, да зато для здоровья полезен… Эх, братка, братка…
Он ощупал руками свою кирасу — она была цела, слава американским инженерам! Сама цела и его в живых оставила… Но откуда кровь? Он с удивлением посмотрел на свою руку, на рубашку, по которой все сильнее расплывалось кровавое пятно, и потерял сознание…
Мельком глянув на него, генерал Грязнов первым делом все же бросился к племяннику:
— Жив?
— Жив! — сказал радостно возбужденный Денис. — Чего мне сделается-то! Ты «скорую» вызвал уже?
— Ты мне зубы-то не заговаривай! — рявкнул на него генерал. — Ну и куда тебя понесло-то? Я тебе что говорил?! Хорошо, что ты жив, сукин ты сын, а то бы я тебе! — Он притворно замахнулся на него. — Я с тобой еще потолкую, герой хренов! Он, видите ли, один весь ОМОН решил заменить! Ведь это ты Остроумову должен спасибо сказать, Леониду, что жив-то остался, балда. А то так и валялся бы с дыркой в башке, как ребята…
Он подошел поближе к Леониду Александровичу, присел рядом с ним на корточки. Посмотрел, откуда сочится кровь, понял и обомлел: у Остроумова была ранена щека: пуля слегка оцарапала миллионера, прошла по касательной, но кровоточила рана обильно, как настоящая.
— Дайте кто-нибудь пакет! — крикнул генерал своим и спросил, потрогав Остроумова за плечо: — Вы как, Леонид Александрович? Я жутко испугался, когда вы упали!
Леонид Александрович ничего не ответил ему, он качался, стоя на коленях, и тупо смотрел в ту сторону, где лежал брат. Он качался и говорил что-то беззвучно, и, когда Грязнов понял это, он почти сразу прочел по губам:
— Это жилет, Лешка, — бормотал Остроумов. — Сам же говорил: как прижмет, даже по нужде без броника не ходи… Говорить говорил, а сам… И снова: — Эх, Лешка… сам говорил…
Грязнов аж закряхтел вставая: мало того, что допустил, чтобы подстрелили иностранного подданного, так у него еще и контузия? Просто Бородино какое-то получилось. Три трупа!
Наконец послышалось заунывное приближение реанимобиля. Леонида Александровича бережно положили на носилки и внесли внутрь машины. Грязнов не удержался, полез следом.
— Посмотрите сразу, доктор, насколько опасны раны.
Доктор посмотрел, пожал плечами.
— Я думаю, вы лучше меня знаете, что ранение легкое. Кровь вот только, но это дело наживное. Через несколько дней оклемается…
Увидев, что взгляд Остроумова стал вполне осмысленным, генерал наклонился над его белым, как бумага, лицом:
— Мне искренне жаль, что так вышло. Но сами понимаете, ваш брат преступник…
Раненый слабо взмахнул кистью руки.
— Бросьте, какой он преступник… Вас бы так жизнь помордовала… Вы бы сначала доказали вину-то, а потом уж судили, если есть за что… Эх вы… — И снова махнул рукой.
— Мне очень жаль, — снова сказал Грязнов. — Но мы исполняли свой долг. И спасибо вам за то, что спасли моего племянника… Рыжий этот парень, которого вы закрыли от брата, — он мой племянник.
Леонид Александрович ничего не ответил на это, устало закрыл глаза, давая понять, что больше не в состоянии разговаривать. «Еще неизвестно, кого я спасал», — подумал он, с облегчением слыша, что Грязнов спрыгивает из реанимобиля на землю. Потом до него донеслись его и приехавшего врача голоса.
— Медстраховка у товарища имеется? — спросил у Грязнова врач. Документы какие-нибудь?
Вячеслав Иванович доверительно ответил медику:
— У него есть все, что нужно белому человеку, ясно? Запомните, я лично буду контролировать ход лечения! И, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы у раненого была отдельная палата со всеми удобствами. Чтобы уход — как бывало за членами Политбюро, поняли? — И шепотом пояснил:- Этот человек мультимиллионер!
— Ну естественно, — в тон ему отозвался врач, закрывая дверцу фургона. — Иных мы и не лечим. Короче, правильно я вас понял, что раненый приезжий, и ваше ведомство готово оплатить лечение?
Леонид Александрович чуть заметно улыбнулся. Приезжий-то он приезжий, да что-то, похоже, не рвется ведомство генерала Грязнова оплачивать его лечение…
Генерал, отойдя от реанимобиля, постоял около упакованных уже трупов. Дорого отдал свою жизнь Алексей Остроумов!
Потом он пошел к столпившимся в кружок омоновцам, среди которых был и Денис. Ребята курили, обсуждали подробности схватки и погони, нервно галдели, смеялись, потом вдруг, спохватившись, стихали, бросали виноватые взгляды на мешки… Омоновцы, заметив наконец генерала, как-то вдруг дружно примолкли.
— Ну что, парни! Как бы то ни было, а задание мы выполнили, верно? Какого зверюгу завалили… Верно я говорю?
— Так точно, товарищ генерал! — ответил за всех Белов.
— Труповозку вызвал? — нагнувшись к его уху, спросил Грязнов.
— В пути, — все так же лапидарно ответил капитан.
— Долгонько… Хотя куда им, собственно, спешить-то… Как и этому. Он нагнулся, откинул клапан мешка, чтобы посмотреть на убитого Остроумова, и почувствовал, что уже не испытывает к нему ни ненависти, ни праведного гнева.
«Сам выбрал такой путь», — подумал Грязнов. Он закрыл мешок, выпрямился, словно расправляя затекшие суставы, положил руку на плечо племянника:
— Все, Денис, езжай к себе, ребята тут сами разберутся, без нас. Лично я отбываю — дел невпроворот. Едешь со мной?
Денис помотал головой — нет, остается пока.
— Ну дело твое. Вечером позвони мне.
Генерал Грязнов сел в свою машину и отправился в родные палестины — то бишь на Петровку, 38…