Страница:
Денис перевернул один лист, потом другой. На обоих — красная круглая печать с красноармейской звездой в середине, с бегущей по ободу надписью: «Проверено А. Г. Красновым».
Это была последняя, до сих пор не найденная пропажа из красновской коллекции, так что теперь они, «Глория», могли честно считать дело законченным, несмотря на то, что сама эта новая находка не только не дала Денису ощущения завершенности всего, что они начали — напротив, она повергла его в некоторое смятение. Если раньше он вполне уверенно предполагал, кем именно произведена кража, то находка в какой-то степени сводила все эти его предположения на нет. И вообще, возникало множество новых вопросов. Кто здесь спрятал этот конверт? Чванов? Остроумов? От ответа на этот вопрос зависело многое, потому что тот, кто завладел дюреровскими рисунками, почти со стопроцентной вероятностью был причастен к смерти Ярослава Завьялова.
Все это Денис и попытался изложить позже Вячеславу Ивановичу. Тот, конечно, выслушал все внимательно, но видно было, что занимает его по-настоящему только Алексей Остроумов.
— Видишь как, — задумчиво сказал генерал. — Снова мы опоздали. Ушел, гад! Словно зверь опасность чувствует! Эта твоя Ухтомская — она не могла его предупредить?
— Да ты чего, дядь Слав! Она его ненавидит — аж зубами начинает скрипеть, как про него слышит!
— Ну что ж, — вздохнул дядька. — Теперь у нас всего один вариант караулить его у этой самой Марины Никоновой…
— Ты чего, всерьез думаешь, что он рискнет туда заявиться? — удивился Денис. — По-моему, не такой он дурак — это ж все равно, считай, как добровольно прийти на Петровку. С повинной… Ну а хочешь — давай я прямо сейчас к Марине сгоняю, понюхаю, что там да как?
— Погоди ты суетиться! — недовольно сказал Вячеслав Иванович. — Этот тип, между прочим, совершенно непредсказуем и — учти! — очень опасен. Так что могу сразу сказать: я тебя туда и на пушечный выстрел не подпущу. И вооружен он до зубов, если судить по событиям на квартире Решетникова, да и по сегодняшним тайникам — тоже. Так что если эта гнида окопалась на Трифоновке — мы его будем брать с ОМОНом, я нашими жертвовать не стану! И не вздумай там светиться!
— Да понял я уже, понял! — обиделся Денис. — Ладно, раз ничего больше нового по делу нет — я пойду, мне еще работать надо…
— Вот видишь, — разведя руки, обратился к кому-то незримому генерал. Вот так современная сопливая молодежь разговаривает с самим начальником МУРа! Ладно, так и быть, поделюсь с тобой главной новостью, хоть ты и не выказываешь должного уважения. Несколько часов назад в Москву на личном самолете прибыл младший брат Остроумова — Леонид. Тот самый, птичий миллионер. Тебя это ни на какие соображения не наводит?
В глазах у Дениса сразу полыхнул огонь интереса.
— Просто так он прилететь не мог. Но тут два варианта, если, конечно, сразу исключить самый обыденный — что он прилетел по делам своего бизнеса. Либо он получил послание от здешнего братца, либо… — Он даже замолчал от внезапно осенившей его идеи. — Дядя, я гений!
— Давай, гений, делись открытием с убеленным сединами генералом!
— Он получил письмо от Краснова!
— Ну ты, племянник, даешь! Ты в своем уме-то? Старик в больнице, только-только пришел в себя, ни говорить, ни тем более писать не в состоянии — а ты лепишь…
— Я же не сказал, что письмо написано Красновым, — аж вспотел Денис. Оно поддельное! Ведь Остроумов не знает почерка старика. А написать письмо мог кто угодно. Или другой вариант: Алексей воззвал к родственным чувствам брата и обратился с просьбой вызволить его из страны. У того денег куры не клюют, так что подкупить кого следует ему не составит труда. И тогда Алексей — тю-тю!
— Все фантазии, бред, но если следовать твоей логике, то братья должны обязательно встретиться, — резюмировал дядя. — Вот с этим я соглашусь безо всякого. Да если б я узнал, что мой братец, числящийся погибшим, и вдруг ожил — да я бы примчался откуда угодно, чтобы заключить его в объятия!.. Интересно только, где именно он будет его заключать.
— Ну а что, если там, где находится коллекция? Где ж еще-то?
— Да, похоже на то. У нас к красновской квартире претензий нет, задумчиво произнес генерал. — Кроме того, думаю, вряд ли Леонид Остроумов будет портить репутацию, вступать в конфликт с российскими властями.
— Ты не забывай, они одной крови, — возразил Денис. — И вообще, Леонид пойдет на все, чтобы прийти ему на помощь. И плевал он на репутацию.
— Стало быть, сейчас мы имеем дело не с иностранным подданным, мультимиллионером Леонидом Александровичем Остроумовым, а с простым леспромхозовским парнем по имени Ленька. Это ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, чего мы теряем время-то, дядь Слав! Да надо срочно гнать к Никоновым и брать Алексея тепленьким.
— Ох и задал ты нам задачку, господин заместитель Генерального! Генерал потянулся в своем кресле. — А ведь как все хорошо начиналось: книжечки, птички… Мать иху так!.. Ладно, так и быть, можешь подъехать на Трифоновскую. Но только чтобы там по-тихому все, усек?
— Это вы обожаете мигалки да сирены, а мы, частные сыщики…
— Я тебе не про мигалки! — рявкнул генерал Грязнов. — Я про то, чтобы вы не совались, когда будет производиться захват. Без вас, знаешь ли, обойдемся. А вот к допросам я тебя допущу. Может, заодно выяснишь, как там было дело с Дюрером. Кстати, за Дюрера вам с Лагуновым отдельное спасибо! Все, Денис, давай убирайся на Трифоновскую!
Словно какой-то сигнал поднял Алексея на ноги, когда еще только рассветало. И вот с этого самого часа он дежурил у окна, ждал в полной уверенности, что если и произойдет что-то серьезное — то произойдет именно сегодня и именно в эти ранние часы.
Говорят, многие животные чуют свою гибель, знают о ней заранее. Он ничего такого не ощущал — только неясное беспокойство, словно внутри него разворачивалась и никак не могла развернуться какая-то пружина. Он понимал, что вообще сильно рискует, а стоя у окна — рискует вдвойне. Но ничего не мог с собой поделать: стоило ему отойти в глубь комнаты, как через несколько минут его снова тянуло назад.
Не впервые он был перед таким выбором: пан или пропал, и знал, что каждый раз в этой ситуации есть черта, переступив через которую человек уже не может ничего изменить. Если бы он хотел наверняка остаться целым и невредимым, то мог бы, наверно, тихо уйти отсюда, затеряться на просторах огромной России, но в том-то и было все дело, что уйти отсюда он уже не мог. Если бы он ушел, то прежний Алексей Остроумов — сильный, гордый, независимый, фартовый прекратил бы свое существование, а вместо него появился бы какой-то совсем другой человек — осторожный, оглядчивый, избегающий риска… «А вот хрен вам! — сказал он неизвестно кому. — Один раз жить, один раз и умирать!»
Вот тут-то он и засек большой черный «мерседес», застывший на красном светофоре.
Алексей отшатнулся от окна — как будто этот самый «мерседес» мог зафиксировать его своими глазами-фарами. Откуда здесь такая богатая машина? Неужели это уже Ленька? Очень может быть, что он. Но, конечно, у него не было никакой уверенности в этом, как не было и вообще уверенности в том, что Ленька прилетел. А позвонить в аэропорт и узнать о прибытии самолета он не мог по одной простой причине: из-за того, что самолет был частным, такую справку ему никто бы не дал. Проверено.
Впрочем, прокачивая в уме эту ситуацию, Алексей понял, что брата будут обязательно пасти — менты сядут ему на хвост еще в аэропорту, и он доведет их до самого дома. И все же он пришел в ярость, когда увидел, как вслед за «мерседесом» к тому же самому перекрестку подъезжает одна черная «Волга» явно из тех самых, а за ней и еще одна. Ну да, все правильно, подумал он, в злобе впечатывая в стенку кулак. Одна машина — по Маринину душу, другая по Леонидову. Он снова поставил себя на место ментов. А где бы он стал искать преступника вроде него самого? Ну конечно же у женщины!
«Успели-таки, суки, — злобно думал Алексей, собирая все необходимое. Ну что ж, ребятки, придется мне удивить вас еще разок…»
Он должен был опередить преследователей хотя бы на шаг, и пока инициатива была за ним; он открыл дверь квартиры, уже готовый скатиться вниз, чтобы выскочить через парадное, и тут услышал внизу чьи-то приглушенные голоса. Засада! Решение было мгновенным, как в бою: он кинулся на черный ход, уже на бегу сообразив, что, кажется, не закрыл за собой квартирную дверь. Хотел было даже вернуться, но вспомнил, как сложно и долго она закрывается, махнул рукой и бесшумно побежал к знакомому уже заколоченному лазу с видом на помойку.
«Вот так я мог бы запросто залезть к старику и вынести всю коллекцию, — думал он, поспешно выходя во двор. — И нечего было бы тогда огород городить… А менты, идиоты, небось так и думают, что я хотел ее спереть, и больше ничего…»
Он протиснулся между переполненными, воняющими контейнерами с мусором, спугнул двух некстати замерших друг против друга котов — коты при определенных обстоятельствах могли и выдать его… Но все обошлось. Он возблагодарил Господа за удачу, еще немного постоял, прислушиваясь, и, осторожно обойдя дом, выбрался на улицу, очутившись как раз позади уже опустевших милицейских машин.
Не видя никакой для себя опасности, Алексей, крадучись, приблизился к «мерседесу» и снова поблагодарил Бога. Водителя в Ленькиной машине почему-то не было, и, похоже, ему удастся осуществить мгновенно возникший план, а тонированные стекла салона скроют его от посторонних глаз. Еще раз оглядевшись, он взялся за дверную ручку «мерса» — порочная заграничная привычка не закрывать дверцу транспортного средства очень кстати освободила Алексея от возни с замком.
Сначала он, полусогнувшись, улегся на водительское место, потом передислоцировался с переднего сиденья на заднее и уж тут растянулся чуть ли не во весь рост на мягком коврике для ног, где и приготовился к встрече с родственником.
Забыв обо всех опасностях, он теперь с нетерпением ожидал брата Леньку, которого не видел больше пяти лет. То мимолетное свидание, когда он, уже раненный, валялся на полу и приказывал брату забрать деньги и сматываться, было не в счет. Ибо встреча — она тогда только встреча, когда ее участники находятся в здравом уме и полном сознании…
Может быть, что-то и изменилось бы в тот день, если бы Алексей понял, что шаги, которые он услышал внизу, на первом этаже, — это шаги его долгожданного братца.
Леонид Александрович позвонил в дверь, но, к его удивлению, никто на его звонок не отреагировал. Он приложил ухо к двери и прислушался. Создавалось впечатление, что квартира совершенно пуста. На всякий случай Остроумов позвонил еще раз — длинным, настойчивым звонком. И снова мертвая тишина. Как это все похоже на родину — пригласить человека в гости, а самому на встречу не явиться…
— Черт возьми! — выругался обеспокоенный Леонид Александрович и дернул в сердцах ручку двери. Дверь распахнулась.
Это было так неожиданно, что он даже отпрянул. Ему бы уйти от греха, но ради чего он тогда провел три часа в воздухе? Он вошел в узкую прихожую и громко позвал хозяина:
— Антон Григорьевич! Где вы? Это я, Леонид Остроумов, которому вы писали. Антон Григорьевич!
И снова — ни ответа ни привета. Мертвая тишина.
— Что за чертовщина? — пробормотал гость. — Вроде старик писал, что не в состоянии ходить. Может быть, он принял снотворное… И дверь открыта… — Антон Григорьевич! — опять позвал он, на этот раз во всю мощь своих легких.
И вновь молчание — мрачное, напряженное, какое-то неестественное.
Остроумов медленно вошел в комнату. Осмотрелся. Тщательно убранная кровать под высоким необычным балдахином, возле старинного овального столика — вольтеровское кресло с прогретыми от времени и многочисленных прикосновений подлокотниками. И везде на стенах — картины. Большие, маленькие, яркие, совсем темные… Ситцевые занавески еле заметно колыхались от дыхания утреннего холодка. Остроумов ткнул дверь в смежную комнату. И остолбенел.
Он увидел книги, много книг.
Леонид Александрович стоял в восхищении, не в силах пошевелиться, настолько это дивное фантастическое зрелище овладело всем его существом. Что-то похожее он ощущал только в детстве, впервые попав на встречу Нового года в леспромхозовском клубе, где не видавших до того никаких чудес детишек встречала нарядная елка, а самое главное — живой Дед Мороз, раздающий всем щедрые подарки в картонных баульчиках с нарисованной золотыми блестками кремлевской башней…
Он разглядывал фолианты, и в голове у него словно завертелась праздничная карусель: и тот Новый год, и эти драгоценные книги, и любимые им птицы, такие же яркие и нарядные, как новогодний праздник…
Он тянулся к книгам, и они словно тянулись к нему, потому что в них можно было узнать и про тех птиц, которые живут в разных уголках земли, и про тех, которые давно уже вымерли, и про тех, которые занесены в не спасающую их Красную книгу… Он уже несколько лет жертвовал баснословные суммы на борьбу с таким богомерзким явлением, как уничтожение людьми их меньших «братьев». Но пока все его (и не только его) попытки оказывались тщетными…
Это наваждение настолько овладело им, что Леонид Александрович не сразу среагировал на камуфляжных мальчиков, ворвавшихся в красновскую квартиру с дикими воплями:
— А ну, руки, гад! Лицом к стене! Ноги — врозь!
Ребята в камуфляже не сомневались, что перед ними тот, из-за кого подняты на ноги лучшие силы московской милиции. И немудрено — со спины Леонид был похож на брата, как две капли воды. Такой же высокий, косая сажень в плечах, светлые, коротко стриженные волосы…
— Вы что? — недоуменно спросил пробуждающийся от своего наваждения Леонид. — Что случилось-то? Э, э, погодите, ребя… — пробормотал он и, увидев направленный на него автомат, повернулся к бойцам лицом, чем, похоже, вызвал новый прилив злобного энтузиазма.
— Стоять, падла! — заорал один из камуфляжников — поджарый, темноволосый, по-видимому старший группы. И, подняв при этом руку, призывая своих к вниманию, приказал: — Сдавайся по-хорошему, Остроумов.
— Какого черта! — возмутился Леонид. — Я приехал сюда…
— А ну молчать! — гаркнул все тот же боец. — Ты нам зубы не заговаривай! — И по омоновской привычке замахнулся было на него прикладом.
Когда человек с пятнадцати лет ворочает бревна в леспромхозе, после чего служит в десантных войсках, а потом, даже став миллионером, каждый день мучает себя на тренажерах, чтобы не потерять форму, — это не может не сказаться на его здоровье. В положительном, разумеется, смысле. И когда поджарый попробовал огреть его прикладом по почкам, Леонид мягко ушел в сторону и нанес нападавшему сокрушительный удар слева в челюсть — так, что старший группы ОМОНа пролетел несколько метров по комнате и, сметая на своем пути стулья и журнальный столик, впечатался в стену с драгоценными картинами. Увидев, какая унизительная участь постигла старшего, четверо его подчиненных тотчас же набросились со всех сторон на Леонида. Но, видать, не зря ребят предупреждали, что преступник особо опасен: ловким движением этот страшный урка в момент стряхнул с себя противников.
И все-таки их было слишком много на одного. Леонид предусмотрительно отскочил за массивный платяной шкаф и выхватил «вальтер». Он никогда не пользовался услугами телохранителей, ибо, вообще-то, умел и сам постоять за себя. Но, приезжая в Россию, он, помня о том, что береженого и бог бережет, обязательно поддевал под одежду кевларовую пуленепробиваемую кирасу и клал в карман «вальтер», стреляющий попеременно газовыми и ослепляющими зарядами. А иначе, похоже, здесь уже было нельзя. Как у америкосов был когда-то Дикий Запад, так тут теперь обнаружился вдруг Дикий Восток…
— Э, э, орлы! Вы что, с ума, что ли, посходили? — прорычал Остроумов, отпихивая настырно лезущего на него парнишку со смешными белобрысыми космами, торчащими из-под черной маски с прорезями для глаз.
Но никто ему ничего объяснять не стал, а белобрысый, не выдержав, пустил-таки автомат в дело. Нет, не выстрелил (у них был строжайший запрет на стрельбу в помещении — только в самом неизбежном случае), он что есть силы ткнул Леонида стволом в солнечное сплетение. Ткнул и едва успел удивиться тому, как странно уперся во что-то автомат, и тому, что преступник никак не среагировал на его страшный тычок. То есть он среагировал, но не так, как хотелось бы бойцу. «Блин, да на нем же броник!» — успел подумать он, и это было последнее, что он успел. Потому что, взревев: «А вот это хрен тебе!» — Остроумов резким прямым отправил парня в нокаут.
— Только попробуйте еще сунуться! — глухо предостерег Леонид Александрович рвущихся в бой противников, никак не ожидавших от него такой непокладистости. Их, конечно, предупреждали, что он вооружен и очень опасен, но столкнуться с таким Голиафом они не рассчитывали…
— Сдавайся, Остроумов, — снова кричали ему. — Ты окружен и никуда не уйдешь! — Но Леонид Александрович не думал покидать свое убежище.
Похоже, пора было переходить к настоящим боевым действиям, к стрельбе на поражение. Но для этого нужен был приказ старшего. A старшим сегодня в операции был сам Вячеслав Иванович Грязнов…
Никто не знал, сколько бы времени продолжалась вся эта канитель, если бы дверь резко не распахнулась и на пороге не возник он сам. За начальником МУРа в разоренную схваткой комнату, еще недавно напоминавшую музейный зал, вбежал и глава «Глории».
— Отставить! — с порога заорал генерал. — Белов! Капитан Белов! Где ты, черт тебя подери!
Бойцы опустили «калаши», и генерал, раздвигая их, протиснулся в глубь красновской спальни.
— Где ваш капитан? — раздраженно обратился Вячеслав Иванович к одному из омоновцев. — И снимите вы наконец эти идиотские маски!
«Генерал, генерал», — тихо прошелестело в комнате.
— Где Белов, я спрашиваю! — снова трубно взревел Грязнов. Лицо его побагровело, стало страшным — Денис впервые наблюдал дядю в такой первобытной ярости.
— Вот он, товарищ генерал, — негромко пояснил кто-то, тыча указательным пальцем в стену, возле которой приходил в себя старший группы.
— Н-да… — задумчиво протянул генерал. — Что-то у нас в последнее время работа как-то не клеится, вы не находите? — спросил он у всех сразу. И без паузы добавил громко, обращаясь к человеку за шкафом: — Леонид Александрович, вы-то хоть целы?
Остроумов с пистолетом наготове высунулся из-за своего укрытия:
— Может, хоть вы объясните мне, в чем дело? — Он с надеждой посмотрел на Грязнова. — Мирно стою, рассматриваю книги, жду хозяина и вдруг… черт знает что. — Он расстегнул пиджак, попробовал заглянуть под край бронежилета. — Наверняка теперь синячище будет. Ну так все-таки чем я, иностранный подданный, обязан такому… горячему приему?
Вячеслав Иванович угрюмо взглянул на гостя — уж лучше бы он, Ванек с Болот, не заикался про свое иностранное подданство. Спросил:
— Вы только что сказали, что ждали хозяина. Вам что, была назначена встреча?
Остроумов подтвердил:
— Я, собственно, только ради этой встречи и в Россию-то прибыл.
Бойцы недоуменно переводили взгляд с «преступника» на генерала.
Грязнов удовлетворенно кивнул, услышав ответ гостя. Сказал, словно одновременно адресуясь и ему, и бойцам:
— Сейчас вы все поймете. Но прежде мне хотелось бы от своего имени извиниться перед вами за действия этих охломонов. Не разобрались ребята. И вдруг добродушно улыбнулся, еще раз взглянув на Леонида: — И немудрено вы так удивительно похожи на брата по описанию!
— Знаете, генерал, мне крупно повезло, что сам я родом из России и готов к любому сюрпризу. — Словно в подтверждение своих слов, Остроумов указал на спасший его бронежилет. — А то штопать бы докторам мою селезенку… Хотя чего ж извиняться, если это — их работа. Только вот полегче бы как-то нужно, что ли… Так вы, значит, устроили тут облаву на моего братца? И на какого же из них, если это не военная тайна?
Вячеслав Иванович, попыхивая сигаретой, прошелся вдоль одной из стен, разглядывая картины.
— Я думаю, Леонид Александрович, что вы прекрасно это знаете и так! Как бы то ни было, мой долг информировать вас: ваш брат Алексей Остроумов, считавшийся погибшим, жив и объявлен за совершение нескольких тяжких преступлений в федеральный розыск.
Тот пожал плечами — пожалуйста, мол, если сочтете нужным.
— И, если хотите, по поводу вашего «полегче», — продолжил Грязнов. Ваш уважаемый братец тут такого шороху навел, что полегче с ним — ну никак нельзя. Вы сами понимаете: раз федеральный розыск — ребята получили приказ обезвредить вашего брата любой ценой. В том числе — и ценой стрельбы на поражение. Так что они с вами по-божески обошлись!
— Мы ему «сдавайся», а он никак не реагирует, товарищ генерал, пожаловался вдруг очнувшийся капитан Белов. — Стоит как пень у шкафа — и вроде как книжками любуется. Вот мы, сами понимаете, и почуяли подвох… Ну и здоров же ты, мужик, — прибавил Белов с восхищением. — Так вчеклешил, что у меня до сих пор белые слоны перед глазами хороводят.
— Не держи зла, — миролюбиво сказал Остроумов. — До свадьбы заживет. И протянул капитану лапищу в знак примирения, а пожав ему руку, снова повернулся к Грязнову: — И все же я не понял, по какому праву…
— Во-первых, позвольте наконец представиться, — довольно невежливо перебил его генерал. — Вячеслав Иванович Грязнов, начальник Московского уголовного розыска. А этот молодой человек, — указал он на Дениса, замечателен тем, что с самого начала расследует дело, касающееся кражи раритетных изданий из библиотеки Антона Григорьевича Краснова.
— Позвольте, а где же сам хозяин? И при чем тут мой брат Алексей? поинтересовался Леонид.
— Сперва давайте кое-что проясним, — вместо ответа сказал генерал. Итак, откуда у вас этот адрес?
— Как — откуда? — удивленно посмотрел на него Остроумов. — Антон Григорьевич лично прислал мне письмо с просьбой приехать. Он хотел ознакомить меня со своей библиотекой. — Леонид улыбнулся: — Видите ли, так называемых «птичников» в мире библиофилов очень немного. Человек может заниматься орнитологией или собирательством книг, но чтобы увлекаться и тем, и другим вместе… В общем, это большая редкость. Поэтому мы с Красновым были уже как бы заочно знакомы. И не скрою, я очень обрадовался, получив от него письмо, из которого понял, что Антон Григорьевич приглашает меня на встречу в Москву, поскольку не сможет встретиться со мной на Кипре. Вот я и приехал. А тут черт знает что… Скажите же мне наконец, где Антон Григорьевич?
Генерал болезненно поморщился.
— Видите ли, Леонид Александрович, должен вас огорчить. Полученное вами письмо — подделка. Его послал вам не Антон Григорьевич Краснов, который в настоящее время находится в больнице и не может не только писать, но и говорить… Инсульт…
— О, господи! — воскликнул Леонид. — Какое несчастье! Подождите, но вот же у меня письмо, с собой! — Он извлек из внутреннего кармана пиджака почтовый конверт. — Вот, сами прочтите, если не верите. А я, с вашего позволения, присяду. А то после такого торжественного приемчика что-то меня ноги не очень хорошо держат…
С этими словами Леонид Александрович опустился в вольтеровское кресло, а Грязнов, в свою очередь, приступил к чтению злополучного послания.
Через несколько минут генерал положил письмо на стол.
— А ведь вы лукавите, Леонид Александрович! — хмыкнул Грязнов. — Чтобы вы, деловой человек, бросили все дела ради какого-то не очень ясного и, в общем-то, сомнительного предложения… Мне проще поверить, что вас в Россию выманил Алексей! Выманил якобы для приобретения коллекции редких книг, а на самом же деле…
— Мне непонятен ход ваших рассуждений, генерал, — сказал Остроумов, избегая, впрочем, пристального взгляда собеседника. — Домыслы — они и есть домыслы, письмо же — вот оно, перед вами.
— Что уж тут непонятного, в ходе моих рассуждений-то? — усмехнулся Грязнов. — Я рассуждаю так. Вы русский человек и ни за что не бросите родного брата в беде. К тому же — вы его должник. Ведь деньги, с помощью которых вы так удачно раскрутились на Кипре, были вам переданы Алексеем, не так ли? Для вас, конечно, уже не имеет значения, что, прежде чем попасть к Алексею, эти проклятые два миллиона долларов имели своих конкретных хозяев…
— Но я…
— Я знаю, что вы мне скажете, — строго остановил его генерал. — Я знаю, что вы — высокопорядочный человек, нам многое известно о вашей благотворительной деятельности. Это все в высшей степени похвально, но даже если я ошибаюсь в своих предположениях, я все равно просто обязан вас сразу же предупредить: вывезти Алексея Остроумова из страны мы вам не дадим. За ним тянется слишком много всего такого, чтобы мы могли ему позволить вот так просто избежать наказания за содеянное. И не полагайтесь ни на ваши деньги, ни на сомнительные представления о том, что в России сейчас все покупается и продается.
— Послушайте, генерал! — резко произнес Леонид. — Я не собирался и не собираюсь совершать что-то противозаконное, и приехал я исключительно для того, чтобы ознакомиться с коллекцией. Но это вовсе не означает, что я не помогу Алексею. Леша — мой брат, и этим все сказано. Как я понимаю, вы подозреваете, что он совершил какие-то преступления. Только подозреваете, и подозрения эти, как принято в нормальном обществе, еще только предстоит доказать. Но даже если это и так, даже если мой брат, допустим, кого-то убил — разве вы воскресите убитого, засадив Алексея за решетку, благо что смертная казнь в России отменена?.. Ну, не знаю, неужели я не мог бы договориться с родственниками убитых…
Это была последняя, до сих пор не найденная пропажа из красновской коллекции, так что теперь они, «Глория», могли честно считать дело законченным, несмотря на то, что сама эта новая находка не только не дала Денису ощущения завершенности всего, что они начали — напротив, она повергла его в некоторое смятение. Если раньше он вполне уверенно предполагал, кем именно произведена кража, то находка в какой-то степени сводила все эти его предположения на нет. И вообще, возникало множество новых вопросов. Кто здесь спрятал этот конверт? Чванов? Остроумов? От ответа на этот вопрос зависело многое, потому что тот, кто завладел дюреровскими рисунками, почти со стопроцентной вероятностью был причастен к смерти Ярослава Завьялова.
Все это Денис и попытался изложить позже Вячеславу Ивановичу. Тот, конечно, выслушал все внимательно, но видно было, что занимает его по-настоящему только Алексей Остроумов.
— Видишь как, — задумчиво сказал генерал. — Снова мы опоздали. Ушел, гад! Словно зверь опасность чувствует! Эта твоя Ухтомская — она не могла его предупредить?
— Да ты чего, дядь Слав! Она его ненавидит — аж зубами начинает скрипеть, как про него слышит!
— Ну что ж, — вздохнул дядька. — Теперь у нас всего один вариант караулить его у этой самой Марины Никоновой…
— Ты чего, всерьез думаешь, что он рискнет туда заявиться? — удивился Денис. — По-моему, не такой он дурак — это ж все равно, считай, как добровольно прийти на Петровку. С повинной… Ну а хочешь — давай я прямо сейчас к Марине сгоняю, понюхаю, что там да как?
— Погоди ты суетиться! — недовольно сказал Вячеслав Иванович. — Этот тип, между прочим, совершенно непредсказуем и — учти! — очень опасен. Так что могу сразу сказать: я тебя туда и на пушечный выстрел не подпущу. И вооружен он до зубов, если судить по событиям на квартире Решетникова, да и по сегодняшним тайникам — тоже. Так что если эта гнида окопалась на Трифоновке — мы его будем брать с ОМОНом, я нашими жертвовать не стану! И не вздумай там светиться!
— Да понял я уже, понял! — обиделся Денис. — Ладно, раз ничего больше нового по делу нет — я пойду, мне еще работать надо…
— Вот видишь, — разведя руки, обратился к кому-то незримому генерал. Вот так современная сопливая молодежь разговаривает с самим начальником МУРа! Ладно, так и быть, поделюсь с тобой главной новостью, хоть ты и не выказываешь должного уважения. Несколько часов назад в Москву на личном самолете прибыл младший брат Остроумова — Леонид. Тот самый, птичий миллионер. Тебя это ни на какие соображения не наводит?
В глазах у Дениса сразу полыхнул огонь интереса.
— Просто так он прилететь не мог. Но тут два варианта, если, конечно, сразу исключить самый обыденный — что он прилетел по делам своего бизнеса. Либо он получил послание от здешнего братца, либо… — Он даже замолчал от внезапно осенившей его идеи. — Дядя, я гений!
— Давай, гений, делись открытием с убеленным сединами генералом!
— Он получил письмо от Краснова!
— Ну ты, племянник, даешь! Ты в своем уме-то? Старик в больнице, только-только пришел в себя, ни говорить, ни тем более писать не в состоянии — а ты лепишь…
— Я же не сказал, что письмо написано Красновым, — аж вспотел Денис. Оно поддельное! Ведь Остроумов не знает почерка старика. А написать письмо мог кто угодно. Или другой вариант: Алексей воззвал к родственным чувствам брата и обратился с просьбой вызволить его из страны. У того денег куры не клюют, так что подкупить кого следует ему не составит труда. И тогда Алексей — тю-тю!
— Все фантазии, бред, но если следовать твоей логике, то братья должны обязательно встретиться, — резюмировал дядя. — Вот с этим я соглашусь безо всякого. Да если б я узнал, что мой братец, числящийся погибшим, и вдруг ожил — да я бы примчался откуда угодно, чтобы заключить его в объятия!.. Интересно только, где именно он будет его заключать.
— Ну а что, если там, где находится коллекция? Где ж еще-то?
— Да, похоже на то. У нас к красновской квартире претензий нет, задумчиво произнес генерал. — Кроме того, думаю, вряд ли Леонид Остроумов будет портить репутацию, вступать в конфликт с российскими властями.
— Ты не забывай, они одной крови, — возразил Денис. — И вообще, Леонид пойдет на все, чтобы прийти ему на помощь. И плевал он на репутацию.
— Стало быть, сейчас мы имеем дело не с иностранным подданным, мультимиллионером Леонидом Александровичем Остроумовым, а с простым леспромхозовским парнем по имени Ленька. Это ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать, чего мы теряем время-то, дядь Слав! Да надо срочно гнать к Никоновым и брать Алексея тепленьким.
— Ох и задал ты нам задачку, господин заместитель Генерального! Генерал потянулся в своем кресле. — А ведь как все хорошо начиналось: книжечки, птички… Мать иху так!.. Ладно, так и быть, можешь подъехать на Трифоновскую. Но только чтобы там по-тихому все, усек?
— Это вы обожаете мигалки да сирены, а мы, частные сыщики…
— Я тебе не про мигалки! — рявкнул генерал Грязнов. — Я про то, чтобы вы не совались, когда будет производиться захват. Без вас, знаешь ли, обойдемся. А вот к допросам я тебя допущу. Может, заодно выяснишь, как там было дело с Дюрером. Кстати, за Дюрера вам с Лагуновым отдельное спасибо! Все, Денис, давай убирайся на Трифоновскую!
Словно какой-то сигнал поднял Алексея на ноги, когда еще только рассветало. И вот с этого самого часа он дежурил у окна, ждал в полной уверенности, что если и произойдет что-то серьезное — то произойдет именно сегодня и именно в эти ранние часы.
Говорят, многие животные чуют свою гибель, знают о ней заранее. Он ничего такого не ощущал — только неясное беспокойство, словно внутри него разворачивалась и никак не могла развернуться какая-то пружина. Он понимал, что вообще сильно рискует, а стоя у окна — рискует вдвойне. Но ничего не мог с собой поделать: стоило ему отойти в глубь комнаты, как через несколько минут его снова тянуло назад.
Не впервые он был перед таким выбором: пан или пропал, и знал, что каждый раз в этой ситуации есть черта, переступив через которую человек уже не может ничего изменить. Если бы он хотел наверняка остаться целым и невредимым, то мог бы, наверно, тихо уйти отсюда, затеряться на просторах огромной России, но в том-то и было все дело, что уйти отсюда он уже не мог. Если бы он ушел, то прежний Алексей Остроумов — сильный, гордый, независимый, фартовый прекратил бы свое существование, а вместо него появился бы какой-то совсем другой человек — осторожный, оглядчивый, избегающий риска… «А вот хрен вам! — сказал он неизвестно кому. — Один раз жить, один раз и умирать!»
Вот тут-то он и засек большой черный «мерседес», застывший на красном светофоре.
Алексей отшатнулся от окна — как будто этот самый «мерседес» мог зафиксировать его своими глазами-фарами. Откуда здесь такая богатая машина? Неужели это уже Ленька? Очень может быть, что он. Но, конечно, у него не было никакой уверенности в этом, как не было и вообще уверенности в том, что Ленька прилетел. А позвонить в аэропорт и узнать о прибытии самолета он не мог по одной простой причине: из-за того, что самолет был частным, такую справку ему никто бы не дал. Проверено.
Впрочем, прокачивая в уме эту ситуацию, Алексей понял, что брата будут обязательно пасти — менты сядут ему на хвост еще в аэропорту, и он доведет их до самого дома. И все же он пришел в ярость, когда увидел, как вслед за «мерседесом» к тому же самому перекрестку подъезжает одна черная «Волга» явно из тех самых, а за ней и еще одна. Ну да, все правильно, подумал он, в злобе впечатывая в стенку кулак. Одна машина — по Маринину душу, другая по Леонидову. Он снова поставил себя на место ментов. А где бы он стал искать преступника вроде него самого? Ну конечно же у женщины!
«Успели-таки, суки, — злобно думал Алексей, собирая все необходимое. Ну что ж, ребятки, придется мне удивить вас еще разок…»
Он должен был опередить преследователей хотя бы на шаг, и пока инициатива была за ним; он открыл дверь квартиры, уже готовый скатиться вниз, чтобы выскочить через парадное, и тут услышал внизу чьи-то приглушенные голоса. Засада! Решение было мгновенным, как в бою: он кинулся на черный ход, уже на бегу сообразив, что, кажется, не закрыл за собой квартирную дверь. Хотел было даже вернуться, но вспомнил, как сложно и долго она закрывается, махнул рукой и бесшумно побежал к знакомому уже заколоченному лазу с видом на помойку.
«Вот так я мог бы запросто залезть к старику и вынести всю коллекцию, — думал он, поспешно выходя во двор. — И нечего было бы тогда огород городить… А менты, идиоты, небось так и думают, что я хотел ее спереть, и больше ничего…»
Он протиснулся между переполненными, воняющими контейнерами с мусором, спугнул двух некстати замерших друг против друга котов — коты при определенных обстоятельствах могли и выдать его… Но все обошлось. Он возблагодарил Господа за удачу, еще немного постоял, прислушиваясь, и, осторожно обойдя дом, выбрался на улицу, очутившись как раз позади уже опустевших милицейских машин.
Не видя никакой для себя опасности, Алексей, крадучись, приблизился к «мерседесу» и снова поблагодарил Бога. Водителя в Ленькиной машине почему-то не было, и, похоже, ему удастся осуществить мгновенно возникший план, а тонированные стекла салона скроют его от посторонних глаз. Еще раз оглядевшись, он взялся за дверную ручку «мерса» — порочная заграничная привычка не закрывать дверцу транспортного средства очень кстати освободила Алексея от возни с замком.
Сначала он, полусогнувшись, улегся на водительское место, потом передислоцировался с переднего сиденья на заднее и уж тут растянулся чуть ли не во весь рост на мягком коврике для ног, где и приготовился к встрече с родственником.
Забыв обо всех опасностях, он теперь с нетерпением ожидал брата Леньку, которого не видел больше пяти лет. То мимолетное свидание, когда он, уже раненный, валялся на полу и приказывал брату забрать деньги и сматываться, было не в счет. Ибо встреча — она тогда только встреча, когда ее участники находятся в здравом уме и полном сознании…
Может быть, что-то и изменилось бы в тот день, если бы Алексей понял, что шаги, которые он услышал внизу, на первом этаже, — это шаги его долгожданного братца.
Леонид Александрович позвонил в дверь, но, к его удивлению, никто на его звонок не отреагировал. Он приложил ухо к двери и прислушался. Создавалось впечатление, что квартира совершенно пуста. На всякий случай Остроумов позвонил еще раз — длинным, настойчивым звонком. И снова мертвая тишина. Как это все похоже на родину — пригласить человека в гости, а самому на встречу не явиться…
— Черт возьми! — выругался обеспокоенный Леонид Александрович и дернул в сердцах ручку двери. Дверь распахнулась.
Это было так неожиданно, что он даже отпрянул. Ему бы уйти от греха, но ради чего он тогда провел три часа в воздухе? Он вошел в узкую прихожую и громко позвал хозяина:
— Антон Григорьевич! Где вы? Это я, Леонид Остроумов, которому вы писали. Антон Григорьевич!
И снова — ни ответа ни привета. Мертвая тишина.
— Что за чертовщина? — пробормотал гость. — Вроде старик писал, что не в состоянии ходить. Может быть, он принял снотворное… И дверь открыта… — Антон Григорьевич! — опять позвал он, на этот раз во всю мощь своих легких.
И вновь молчание — мрачное, напряженное, какое-то неестественное.
Остроумов медленно вошел в комнату. Осмотрелся. Тщательно убранная кровать под высоким необычным балдахином, возле старинного овального столика — вольтеровское кресло с прогретыми от времени и многочисленных прикосновений подлокотниками. И везде на стенах — картины. Большие, маленькие, яркие, совсем темные… Ситцевые занавески еле заметно колыхались от дыхания утреннего холодка. Остроумов ткнул дверь в смежную комнату. И остолбенел.
Он увидел книги, много книг.
Леонид Александрович стоял в восхищении, не в силах пошевелиться, настолько это дивное фантастическое зрелище овладело всем его существом. Что-то похожее он ощущал только в детстве, впервые попав на встречу Нового года в леспромхозовском клубе, где не видавших до того никаких чудес детишек встречала нарядная елка, а самое главное — живой Дед Мороз, раздающий всем щедрые подарки в картонных баульчиках с нарисованной золотыми блестками кремлевской башней…
Он разглядывал фолианты, и в голове у него словно завертелась праздничная карусель: и тот Новый год, и эти драгоценные книги, и любимые им птицы, такие же яркие и нарядные, как новогодний праздник…
Он тянулся к книгам, и они словно тянулись к нему, потому что в них можно было узнать и про тех птиц, которые живут в разных уголках земли, и про тех, которые давно уже вымерли, и про тех, которые занесены в не спасающую их Красную книгу… Он уже несколько лет жертвовал баснословные суммы на борьбу с таким богомерзким явлением, как уничтожение людьми их меньших «братьев». Но пока все его (и не только его) попытки оказывались тщетными…
Это наваждение настолько овладело им, что Леонид Александрович не сразу среагировал на камуфляжных мальчиков, ворвавшихся в красновскую квартиру с дикими воплями:
— А ну, руки, гад! Лицом к стене! Ноги — врозь!
Ребята в камуфляже не сомневались, что перед ними тот, из-за кого подняты на ноги лучшие силы московской милиции. И немудрено — со спины Леонид был похож на брата, как две капли воды. Такой же высокий, косая сажень в плечах, светлые, коротко стриженные волосы…
— Вы что? — недоуменно спросил пробуждающийся от своего наваждения Леонид. — Что случилось-то? Э, э, погодите, ребя… — пробормотал он и, увидев направленный на него автомат, повернулся к бойцам лицом, чем, похоже, вызвал новый прилив злобного энтузиазма.
— Стоять, падла! — заорал один из камуфляжников — поджарый, темноволосый, по-видимому старший группы. И, подняв при этом руку, призывая своих к вниманию, приказал: — Сдавайся по-хорошему, Остроумов.
— Какого черта! — возмутился Леонид. — Я приехал сюда…
— А ну молчать! — гаркнул все тот же боец. — Ты нам зубы не заговаривай! — И по омоновской привычке замахнулся было на него прикладом.
Когда человек с пятнадцати лет ворочает бревна в леспромхозе, после чего служит в десантных войсках, а потом, даже став миллионером, каждый день мучает себя на тренажерах, чтобы не потерять форму, — это не может не сказаться на его здоровье. В положительном, разумеется, смысле. И когда поджарый попробовал огреть его прикладом по почкам, Леонид мягко ушел в сторону и нанес нападавшему сокрушительный удар слева в челюсть — так, что старший группы ОМОНа пролетел несколько метров по комнате и, сметая на своем пути стулья и журнальный столик, впечатался в стену с драгоценными картинами. Увидев, какая унизительная участь постигла старшего, четверо его подчиненных тотчас же набросились со всех сторон на Леонида. Но, видать, не зря ребят предупреждали, что преступник особо опасен: ловким движением этот страшный урка в момент стряхнул с себя противников.
И все-таки их было слишком много на одного. Леонид предусмотрительно отскочил за массивный платяной шкаф и выхватил «вальтер». Он никогда не пользовался услугами телохранителей, ибо, вообще-то, умел и сам постоять за себя. Но, приезжая в Россию, он, помня о том, что береженого и бог бережет, обязательно поддевал под одежду кевларовую пуленепробиваемую кирасу и клал в карман «вальтер», стреляющий попеременно газовыми и ослепляющими зарядами. А иначе, похоже, здесь уже было нельзя. Как у америкосов был когда-то Дикий Запад, так тут теперь обнаружился вдруг Дикий Восток…
— Э, э, орлы! Вы что, с ума, что ли, посходили? — прорычал Остроумов, отпихивая настырно лезущего на него парнишку со смешными белобрысыми космами, торчащими из-под черной маски с прорезями для глаз.
Но никто ему ничего объяснять не стал, а белобрысый, не выдержав, пустил-таки автомат в дело. Нет, не выстрелил (у них был строжайший запрет на стрельбу в помещении — только в самом неизбежном случае), он что есть силы ткнул Леонида стволом в солнечное сплетение. Ткнул и едва успел удивиться тому, как странно уперся во что-то автомат, и тому, что преступник никак не среагировал на его страшный тычок. То есть он среагировал, но не так, как хотелось бы бойцу. «Блин, да на нем же броник!» — успел подумать он, и это было последнее, что он успел. Потому что, взревев: «А вот это хрен тебе!» — Остроумов резким прямым отправил парня в нокаут.
— Только попробуйте еще сунуться! — глухо предостерег Леонид Александрович рвущихся в бой противников, никак не ожидавших от него такой непокладистости. Их, конечно, предупреждали, что он вооружен и очень опасен, но столкнуться с таким Голиафом они не рассчитывали…
— Сдавайся, Остроумов, — снова кричали ему. — Ты окружен и никуда не уйдешь! — Но Леонид Александрович не думал покидать свое убежище.
Похоже, пора было переходить к настоящим боевым действиям, к стрельбе на поражение. Но для этого нужен был приказ старшего. A старшим сегодня в операции был сам Вячеслав Иванович Грязнов…
Никто не знал, сколько бы времени продолжалась вся эта канитель, если бы дверь резко не распахнулась и на пороге не возник он сам. За начальником МУРа в разоренную схваткой комнату, еще недавно напоминавшую музейный зал, вбежал и глава «Глории».
— Отставить! — с порога заорал генерал. — Белов! Капитан Белов! Где ты, черт тебя подери!
Бойцы опустили «калаши», и генерал, раздвигая их, протиснулся в глубь красновской спальни.
— Где ваш капитан? — раздраженно обратился Вячеслав Иванович к одному из омоновцев. — И снимите вы наконец эти идиотские маски!
«Генерал, генерал», — тихо прошелестело в комнате.
— Где Белов, я спрашиваю! — снова трубно взревел Грязнов. Лицо его побагровело, стало страшным — Денис впервые наблюдал дядю в такой первобытной ярости.
— Вот он, товарищ генерал, — негромко пояснил кто-то, тыча указательным пальцем в стену, возле которой приходил в себя старший группы.
— Н-да… — задумчиво протянул генерал. — Что-то у нас в последнее время работа как-то не клеится, вы не находите? — спросил он у всех сразу. И без паузы добавил громко, обращаясь к человеку за шкафом: — Леонид Александрович, вы-то хоть целы?
Остроумов с пистолетом наготове высунулся из-за своего укрытия:
— Может, хоть вы объясните мне, в чем дело? — Он с надеждой посмотрел на Грязнова. — Мирно стою, рассматриваю книги, жду хозяина и вдруг… черт знает что. — Он расстегнул пиджак, попробовал заглянуть под край бронежилета. — Наверняка теперь синячище будет. Ну так все-таки чем я, иностранный подданный, обязан такому… горячему приему?
Вячеслав Иванович угрюмо взглянул на гостя — уж лучше бы он, Ванек с Болот, не заикался про свое иностранное подданство. Спросил:
— Вы только что сказали, что ждали хозяина. Вам что, была назначена встреча?
Остроумов подтвердил:
— Я, собственно, только ради этой встречи и в Россию-то прибыл.
Бойцы недоуменно переводили взгляд с «преступника» на генерала.
Грязнов удовлетворенно кивнул, услышав ответ гостя. Сказал, словно одновременно адресуясь и ему, и бойцам:
— Сейчас вы все поймете. Но прежде мне хотелось бы от своего имени извиниться перед вами за действия этих охломонов. Не разобрались ребята. И вдруг добродушно улыбнулся, еще раз взглянув на Леонида: — И немудрено вы так удивительно похожи на брата по описанию!
— Знаете, генерал, мне крупно повезло, что сам я родом из России и готов к любому сюрпризу. — Словно в подтверждение своих слов, Остроумов указал на спасший его бронежилет. — А то штопать бы докторам мою селезенку… Хотя чего ж извиняться, если это — их работа. Только вот полегче бы как-то нужно, что ли… Так вы, значит, устроили тут облаву на моего братца? И на какого же из них, если это не военная тайна?
Вячеслав Иванович, попыхивая сигаретой, прошелся вдоль одной из стен, разглядывая картины.
— Я думаю, Леонид Александрович, что вы прекрасно это знаете и так! Как бы то ни было, мой долг информировать вас: ваш брат Алексей Остроумов, считавшийся погибшим, жив и объявлен за совершение нескольких тяжких преступлений в федеральный розыск.
Тот пожал плечами — пожалуйста, мол, если сочтете нужным.
— И, если хотите, по поводу вашего «полегче», — продолжил Грязнов. Ваш уважаемый братец тут такого шороху навел, что полегче с ним — ну никак нельзя. Вы сами понимаете: раз федеральный розыск — ребята получили приказ обезвредить вашего брата любой ценой. В том числе — и ценой стрельбы на поражение. Так что они с вами по-божески обошлись!
— Мы ему «сдавайся», а он никак не реагирует, товарищ генерал, пожаловался вдруг очнувшийся капитан Белов. — Стоит как пень у шкафа — и вроде как книжками любуется. Вот мы, сами понимаете, и почуяли подвох… Ну и здоров же ты, мужик, — прибавил Белов с восхищением. — Так вчеклешил, что у меня до сих пор белые слоны перед глазами хороводят.
— Не держи зла, — миролюбиво сказал Остроумов. — До свадьбы заживет. И протянул капитану лапищу в знак примирения, а пожав ему руку, снова повернулся к Грязнову: — И все же я не понял, по какому праву…
— Во-первых, позвольте наконец представиться, — довольно невежливо перебил его генерал. — Вячеслав Иванович Грязнов, начальник Московского уголовного розыска. А этот молодой человек, — указал он на Дениса, замечателен тем, что с самого начала расследует дело, касающееся кражи раритетных изданий из библиотеки Антона Григорьевича Краснова.
— Позвольте, а где же сам хозяин? И при чем тут мой брат Алексей? поинтересовался Леонид.
— Сперва давайте кое-что проясним, — вместо ответа сказал генерал. Итак, откуда у вас этот адрес?
— Как — откуда? — удивленно посмотрел на него Остроумов. — Антон Григорьевич лично прислал мне письмо с просьбой приехать. Он хотел ознакомить меня со своей библиотекой. — Леонид улыбнулся: — Видите ли, так называемых «птичников» в мире библиофилов очень немного. Человек может заниматься орнитологией или собирательством книг, но чтобы увлекаться и тем, и другим вместе… В общем, это большая редкость. Поэтому мы с Красновым были уже как бы заочно знакомы. И не скрою, я очень обрадовался, получив от него письмо, из которого понял, что Антон Григорьевич приглашает меня на встречу в Москву, поскольку не сможет встретиться со мной на Кипре. Вот я и приехал. А тут черт знает что… Скажите же мне наконец, где Антон Григорьевич?
Генерал болезненно поморщился.
— Видите ли, Леонид Александрович, должен вас огорчить. Полученное вами письмо — подделка. Его послал вам не Антон Григорьевич Краснов, который в настоящее время находится в больнице и не может не только писать, но и говорить… Инсульт…
— О, господи! — воскликнул Леонид. — Какое несчастье! Подождите, но вот же у меня письмо, с собой! — Он извлек из внутреннего кармана пиджака почтовый конверт. — Вот, сами прочтите, если не верите. А я, с вашего позволения, присяду. А то после такого торжественного приемчика что-то меня ноги не очень хорошо держат…
С этими словами Леонид Александрович опустился в вольтеровское кресло, а Грязнов, в свою очередь, приступил к чтению злополучного послания.
Через несколько минут генерал положил письмо на стол.
— А ведь вы лукавите, Леонид Александрович! — хмыкнул Грязнов. — Чтобы вы, деловой человек, бросили все дела ради какого-то не очень ясного и, в общем-то, сомнительного предложения… Мне проще поверить, что вас в Россию выманил Алексей! Выманил якобы для приобретения коллекции редких книг, а на самом же деле…
— Мне непонятен ход ваших рассуждений, генерал, — сказал Остроумов, избегая, впрочем, пристального взгляда собеседника. — Домыслы — они и есть домыслы, письмо же — вот оно, перед вами.
— Что уж тут непонятного, в ходе моих рассуждений-то? — усмехнулся Грязнов. — Я рассуждаю так. Вы русский человек и ни за что не бросите родного брата в беде. К тому же — вы его должник. Ведь деньги, с помощью которых вы так удачно раскрутились на Кипре, были вам переданы Алексеем, не так ли? Для вас, конечно, уже не имеет значения, что, прежде чем попасть к Алексею, эти проклятые два миллиона долларов имели своих конкретных хозяев…
— Но я…
— Я знаю, что вы мне скажете, — строго остановил его генерал. — Я знаю, что вы — высокопорядочный человек, нам многое известно о вашей благотворительной деятельности. Это все в высшей степени похвально, но даже если я ошибаюсь в своих предположениях, я все равно просто обязан вас сразу же предупредить: вывезти Алексея Остроумова из страны мы вам не дадим. За ним тянется слишком много всего такого, чтобы мы могли ему позволить вот так просто избежать наказания за содеянное. И не полагайтесь ни на ваши деньги, ни на сомнительные представления о том, что в России сейчас все покупается и продается.
— Послушайте, генерал! — резко произнес Леонид. — Я не собирался и не собираюсь совершать что-то противозаконное, и приехал я исключительно для того, чтобы ознакомиться с коллекцией. Но это вовсе не означает, что я не помогу Алексею. Леша — мой брат, и этим все сказано. Как я понимаю, вы подозреваете, что он совершил какие-то преступления. Только подозреваете, и подозрения эти, как принято в нормальном обществе, еще только предстоит доказать. Но даже если это и так, даже если мой брат, допустим, кого-то убил — разве вы воскресите убитого, засадив Алексея за решетку, благо что смертная казнь в России отменена?.. Ну, не знаю, неужели я не мог бы договориться с родственниками убитых…