Страница:
– Не найти вам ничего, – не хуже Мальчиша-Кибальчиша гордо подымаю я голову. – И признаний никаких ты от меня не добьешься!
Она хватает валявшийся возле кресла армейский стэк и хлещет меня по лицу:
– Говори, тварь, как тебе удалось одолеть меня! Ты же не должна была победить! За мной стояли армии, сотни обученных черных спецназовцев, которые привели бы к вечному воцарению…
Наташа испуганно отбрасывает стэк и ладонью сама себе зажимает рот. Но я смеюсь:
– Кого, Огненного Змея? Он тебя же первую и сожжет в воспитательных целях, потому что никакая ты, Наташа, не ведьма.
– Нет! Я ведьма! А Огненный Змей будет рабом у той, которой я служу и которая дала мне великую колдовскую силу!
– Твоя сила – не колдовская, я поняла это, когда мы сражались… У тебя нет ничего своего, природного, даже простенький сглаз ты навести не сумеешь без помощи своих крутых господ! Ты – только носитель чужого…
– Нет!
Как странно: она избивает меня во сне, а я все равно чувствую боль.
– Кому ты подрядилась служить, Наташа? – шепчу я разбитыми в кровь губами. – То, что вы затеваете, противоречит всем уставам Ремесла ведьмы. Ведьма – это чистые руки, спокойное сердце, мудрая голова. Вы порочите ведьмовство!
– Что ты там бормочешь о нарушении кодексов, прав и свобод? – она наклоняется ко мне, в руках ее раскаленный паяльник. – Очень, очень скоро права и законы устанавливать будем мы. И ты поймешь, что ведьма – это распутство и жестокость! Если, правда, останешься в живых…
И она погружает раскаленное добела жало паяльника прямо мне в сердце.
– Тебе все равно не победить! – кричу я, уже понимая, что умерла от непереносимой боли…
…Уже осознала, что проснулась. Вся в холодном ноту. Села на постели, хватаясь за сердце. Боль. Она осталась! Может, у меня уже инфаркт, а я и не в курсе?
Я осматривала стены собственной спальни так, как будто видела их в первый раз. Что ж, если вам когда-нибудь приходилось во сне быть расстрелянным, повешенным, однажды укушенным, вы бы наверняка после пробуждения оглядывали родимую комнату таким же ошалело-затравленным взглядом. Так. Вроде все на месте. Шторы неплотно задернуты, и сквозь них виден день с ярко-синим небом и переплетением цветущих яблоневых ветвей на фоне этого неба. Все правильно. Как раз напротив окна моей спальни растет высоченная яблоня, которую никто из жильцов дома даже и не пытается спилить: по весне она своим цветом умягчает самое черствое сердце…
Дверь в спальню отворилась, вошла мама. Никогда еще не видела ее такой встревоженной и озабоченной.
– Проснулась, Вика? – похоже, ее встревожен-ность и озабоченность касались в данный момент не налоговых сборов, а моего здоровья. Эт-то крут-то.
– Я долго спала?
Святая Вальпурга, я не узнаю свой голос! Его будто через соковыжималку пропустили! Дядюшка Фрейд, скажи мне, бедной, у меня был только сон или как?!
– Почти двое суток. Мы с Калистратом Иосифовичем решили, что долгий сон тебе пойдет только на пользу.
– С кем решили?
– А вот вопросы ты задавать потом будешь… Сейчас наша бедная, усталая, измученная Викочка будет кушать и восстанавливать свои силы! – Эту тираду произнес не кто иной, как Баронет, элегантно подкатывая к моей постели сервировочный столик. У меня просто не было сил удивляться ни Баронету, ни свежим тостам с апельсиновым джемом… Горячей гурьевской каше с кусочками персиков, огромной чашке взбитых сливок и – венцу творения – ветке цветущей яблони, живописно поставленной в керамическую вазу.
Я было хотела приняться за сливки сама, но мама, повязав вокруг моей шеи салфетку, безапелляционным тоном заявила:
– Ты еще слишком слаба. Я лично тебя покормлю.
– Ну, мама…..
– Без «ну», девочка моя.
– Слушаюсь, господин подполковник налоговой полиции.
Баронет, подлец, сидел напротив и умильно любовался, как мама кормит меня с ложечки. Гнусный распутник! Соблазнил мою мать, а теперь еще и ухмыляется!
Несмотря на столь мрачные эмоции касательно Баронета, я вскоре действительно почувствовала себя гораздо бодрее.
– Пожалуй, я встану…
– Ни в коем случае! – они накинулись на меня оба.
– Слушайте, товарищи, хватит из меня годовалого ребенка делать! Если мне приспичит в туалет, вы за памперсом побежите?!
Баронет откровенно ухмыльнулся:
– Танюша… пардон, Татьяна Алексеевна, можете не волноваться, ваша дочь, судя по резкости ее тона, действительно пришла в себя. Вика, я разумеется, выйду. Я не намерен наблюдать процесс твоего одевания.
– Мам, а ты что, до унитаза провожать меня собралась? Не смотри ты на меня так!
Мама встала, взялась за сервировочный столик, как-то загадочно глянула на меня и выкатилась со словами:
– Позже поговорим.
«Позже» случилось только после того, как я вдоволь нанежилась в ванной, сделала себе питательную маску для кожи шеи и декольте и, кроме всего прочего, маникюр. Ничего, подождут.
Наконец я уселась на диван в зале, закутанная в халат. Подумать только! Моя мама и Баронет отлично работают в команде: так оперативно и красиво сервировать чайный стол женщинам нашего семейства еще никогда не удавалось.
Мама и Баронет уселись за чайным столиком, я вызвалась налить всем чаю. Несколько минут шла прямо-таки японская церемония: в зале стоит благостная и возвышенная тишина, только позвякивают ложечки о фарфор, аромат чая сорта «Зеленые сливки» сладко умиротворяет душу… Но вы же меня знаете: долго наслаждаться тишиной я не могу и всегда тороплюсь расставить все точки над i.
– Вика, – откашлялся Баронет. – Позволь мне, как старшему по возрасту и… званию, первым начать этот серьезный и в какой-то степени значимый для всех нас разговор.
– Валяйте, – кивнула я и начала жевать песочное пирожное с кремовой розочкой. Каким бы значимым разговор ни был, от песочного пирожного я никогда не откажусь.
– Начнем с того, – Баронет как-то нервно смотрел на то, что кончик моего языка вытворяет с верхушкой кремовой розочки. Ну а если мне просто нравится крем, какое это может иметь эротическое значение?! – НАЧНЕМ С ТОГО, Виктория, что я все рассказал твоей маме!
Опаньки! Я проглотила розочку, так вдоволь ею и не насладившись. Тут до меня стал доходить смысл сказанного.
– Что именно «все» узнала от вас моя мама? – переспросила я, тщательно вытирая руки салфеточкой. Предполагалось, что после следующей реплики Баронета салфеточка полетит ему прямо в физиономию. Однако вместо Калистрата Иосифовича ответила мама:
– Моя дорогая девочка, я понимаю, тебе раньше невозможно было в этом мне признаться, да я бы и никогда не поверила…
– Короче!
– Дочь, я знаю, что ты ведьма, – отчеканила мама. – Впрочем, это еще не дает тебе права разговаривать с матерью в таком тоне.
Я ошарашенно уставилась на мать. Нет, я-то уже адаптировалась в своем оккультно-магическом мире, и мне не в новинку узнать о том, что какой-нибудь сосед по лестничной площадке – вампир, а высокий симпатичный джентльмен, читающий в библиотеке журналы «Если», «Моделист-конструктор» и «Знание– сила», на самом деле – жуткий маг-маньяк, специализирующийся на составлении новейших сексуальных заклятий. Но когда моя собственная мать так спокойно относится к тому, что ее дочь ведьма, в этом есть нечто парадоксальное. Однако долго размышлять на эту тему мне не пришлось.
– Разумеется, я вынуждена признать, что ведьмовство – не лучшее занятие для молодой и причем образованной девушки. – Произнеся эту фразу, мама принялась за черничное варенье.
Кстати, откуда у нас черничное варенье?
– Калистрат Иосифович, вы замечательно наколдовали это варенье! Только не говорите мне, что было исходным ингредиентом.
– Исключительно экологически чистые продукты, Татьяна Алексеевна!
Значит, то, что Баронет – маг, мама тоже уже знает. Забавно.
Только зачем этому «магу на службе у закона» посвящать мою маму-материалистку в существование иных концепций бытия? Да, и кстати, это посвящение… насколько интимным оно было?! То-то у мамы в глазах обретается сиренево-васильковое сияние вновь расцветающей и позабывшей о прелестях климакса женщины… Ладно, этот вопрос я в приватном разговоре выясню. А пока…
– Зачем вы, Баронет, рассказали маме мою маленькую тайну? Она же женщина неврастенического темперамента, могла и бригаду психиатров вызвать, чтоб бороться с засильем оккультизма в нашей квартире.
– Вот уж нет! Вика, ты всегда возводишь на меня поклеп!
– Я жду ответа, сударь! – напомнила я. Баронет глянул на меня слишком серьезно для легкомысленной чайной беседы.
– Видишь ли, ведьма Вика, ты находишься в опасности…
– Слыхали, знаем. Не первой свежести новость!
– В опасности также находятся и твои близкие. В данном случае – мать.
Я допила «Зеленые сливки» и сказала:
– Предлагаю маму спрятать в секретном подземном правительственном бункере. Мне выдать бронежилет плюс полное обмундирование офицера пожарной охраны. Ежли Огненный Змей на меня нападет, я сумею дать достойный отпор!
– Вика, не городи чепухи! – «Маг на службе у закона» даже ладонью по столу треснул в воспитательных целях. – Опасность реальна. Но прятаться от нее бессмысленно, тем более – прятаться, ничего не зная об опасности.
– Мы должны сплотить наши силы, дочка, – тихо и твердо сказала мама. – Я буду с тобой рядом и, если надо, закрою грудью от пламени этого чудовища!
– Ну, это лишнее, вы поберегите свою грудь, Татьяна Алексеевна, – ласково глянул на нее (в смысле – на грудь) Баронет. – Мы объединяемся для того, чтобы не только вычислить потенциального противника, но и разгадать его стратегию и тактику! Тем более что наша проблема – не только Огненный Змей, но и некая родственница вашего семейства. Мне почему-то кажется, что именно от нее исходят все неприятности, которые случались с Викой и вами, Татьяна Алексеевна…
– Еще бы! – усмехнулась я. – Раз уж тебе, мама, сообщили, что я ведьма, то знай: я родилась ведьмой из-за черного проклятия, насланного на тебя и твое предполагаемое потомство твоей же собственной сестрой. Ты тогдашним ее словам не придала значения, поскольку была спортсменка, отличница, комсомолка.
– Боже мой… – прошептала мама. – Я и подумать не могла, что моя сестра своей магией…
– И скорей всего, твоя сестра сейчас жива, и именно она прилагает все усилия для того, чтобы сжить родственничков со свету!
– Не может быть… – все бормотала мама. – Чтобы Анастасия вернулась из тайги и навредила…
– Теперь может быть все! – жестко сказал Баронет. – Даже сны могут стать явью.
– Кстати, о снах, – решила встрять я. – Мне вот тут два раза подряд снился сон про то, как я с… одним человеком поселилась в трамвае. А потом снилось, что за нами гонялся трамвай-призрак, с Наташей на борту… Мам, Наташа – это…
– Я знаю. Калистрат Иосифович мне достаточно подробно все рассказал. Я только не возьму в толк, почему ты называешь его Баронетом?
– Извините, – скромно улыбнулся тот. – Это действительно мой титул. Наш род магов-спецслужбистов очень древний… Но к делу это отношения не имеет. А что касается снов. Трамвай снится к желанию; поездка, рельсы, шпалы, высокие, закругленные на концах фонарные столбы – к эротическому подтексту реализации этого желания, насколько я помню толкователь снов Уильямса. А враг снится к тому, что он еще не повержен и думает о вас.
– А к чему снится… любимый?
Баронет смерил меня взглядом, исполненным величайшего презрения.
– Ну наконец-то ты о нем вспомнила! Я уж хотел было поставить памятник на могиле твоего скончавшегося чувства! Вот это хотел взять в качестве эскиза…
Он протянул мне книгу Авдея. Повесть о Тристане и двух его Изольдах. Жене-губительнице и возлюбленной, что ушла, не пожелав спасти…
А ведь Авдей сейчас в больнице. И неизвестно, каково его состояние…
Нет, он жив! Нить-то его жизни – вот она! Тихо пульсирует, обвившись вокруг моего запястья.
– Я немедленно еду в Москву, к нему в больницу.
– Правильное решение, – одобряет Баронет. – А какая это больница, ты, разумеется, знаешь?
Издевается, гад. В магическом кристалле я четко видела только номер палаты – двести двенадцать. Да еще перепуганную физиономию доктора, которого Наташа тащила, как мешок с мусором.
Кстати, а вдруг, пока мы тут рассиживаемся, Наташа, очухавшись после поединка, ринулась в больницу, каверзу Авдею строить… Как же, как же мне выяснить, где он находится? А если…
– Справочные службы на что? И простые и наши. Найду.
– Но времени потеряешь немало.
– Ничего подобного. Можно подумать, в каждой московской клинике лежит по Авдею Белинскому, да еще в коматозном состоянии.
– Ты на сто процентов уверена, что он попал в больницу под этим именем? А может, при нем во время катастрофы документов не было…
– А жена?
– О, так тут еще и жена, – усмехнулся Баронет, подлец. – Вика, ты попала в классический любовный треугольник.
Я холодно парировала:
– Не смешно. Его жена – та самая Наташа. И я видела сквозь кристалл, каким образом она ведет себя с умирающим мужем и с медперсоналом. С какой стати ей класть постылого супруга в больницу под другим именем?
– Да хоть для того, чтобы ты, ревнивая дурочка, подольше его поискала! – удивился моему скудоумию Баронет. – А она действительно его жена?
– Была. Два года назад они развелись. Она мне сказала…
– Тоже может быть ложью… Здесь столько всего напутано…
– Хорошо. Вы что предлагаете? – Я нервно принялась откручивать носик у заварочного чайничка. Мама эти манипуляции вовремя заметила и пресекла.
– Мы едем в Москву вместе, так будет лучше. Во всяком случае, безопаснее, – спокойно сказал Баронет.
– Я тоже с вами! – заявляет мама. – Я хочу посмотреть на него… На избранника моей дочери. Тем более что он еще и писатель…
– Погодите! – закричала я, вскочила и начала расхаживать по комнате, не затрудняя ног соприкосновением с полом. – Я же ведьма, в конце концов! Причем инициированная. Да я же могу хоть в орла превратиться и долететь до столицы! Или вообще стать ветром, у него скорость выше, охват площади больше! Я могу сказать слово всем камням, из которых выстроены все здания в Москве, и они мне ответят, и камни той больницы, где лежит Авдей, расскажут мне все! Да я же могу еще и в магический кристалл посмотреть и легко выяснить все, что мне нужно. Да я вообще могу исцелить Авдея на расстоянии…
Перечисляя свои магические возможности, я, конечно, здорово распалилась и потеряла контроль над собой. Баронет молча посмотрел на меня осуждающим взглядом, щелкнул пальцами, и я свалилась со стены, на которой до сего момента стояла в гордой позе.
– Ведьма, значит. Могущественная, значит. Ишь как все может, да еще и по стенкам бегает! – сурово заговорил Баронет, – А я, выходит, тут сижу для компании. Я, судя по всему сказанному этой юной особой, не волшебник, не маг, а – так!
Я потерла ушибленную коленку и сказала:
– Но ведь мы действительно только время теряем. А сами при помощи магии давно бы уже все сделали!
– Возможно, – кивнул головой Баронет. – Только проблема в одном: магия не означает вседозволенности. Ты думаешь, что получила Силу и теперь можешь тратить ее направо и налево? Конечно, раз ты крутая ведьма, зачем ехать на поезде, щелкни пальцами и телепортируйся мгновенно. Зачем мыть посуду или варить щи – щелкни пальцами, и все будет, как ты хотела!… Только за любое использование Силы придется платить. Здоровьем, временем жизни, даже… близкими людьми. И это не означает, что Сила – это плохо. Просто плата за Силу – это как…
– Как налог, – тихо подсказана доселе ошарашенно молчавшая мама.
Баронет благодарно посмотрел на нее.
– В какой-то степени вы правы, Татьяна Алексеевна! И я рад, что вы, человек, абсолютно чуждый всякой магии, понимаете меня лучше, чем ваша дорвавшаяся до Силы дочка.
– Не дорвавшаяся я! Будете теперь меня этим попрекать… – обиженно проворчала я.
– Буду, – строго сказал Баронет. – Я не для того тебя учил, не для того выплетал нить твоей жизни, чтоб ты превратилась во второсортную чародейку! Ну, хватит, об этом поговорим потом, при случае. А теперь хочу тебя спросить, Вика, тебе ясно, почему мы едем в Москву на поезде, а не на метлах?
– Ясно. – От того, что он снова вел себя как мой наставник, а я краснела, как школьница, было почему-то немного приятно, хоть и обидно.
– Я тоже хочу ехать с вами, – решительно сказала мама и тем вызвала небольшую бурю протеста с нашей стороны.
– Мам, у тебя же конференция! Проблемы кредитования! Новый налоговый портфель для предприятий малого бизнеса!
– Татьяна Алексеевна, вы ведь человек долга, так же как и я! Как же вы можете очертя голову пускаться с нами в незапланированную авантюру, когда вас ждут действительно серьезные дела! Вы думаете, случись у меня коллоквиум по проблемам несанкционированной магии где-нибудь в Стрэтфорде-на-Эйвоне, я занимался бы чем-нибудь посторонним?
Мама пребывает в смятении и душевной борьбе. Ясно, что ей хочется в Москву. Но конференция – это такой шанс отполировать звездочки на своих погонах!
– Татьяна Алексеевна, вам следует остаться. Я думаю, что, даже если основная опасность и исходит от вашей сестры-колдуньи, она не станет встречаться с вами. Ведь не случалось же этого за все те годы, как она уехала на Урал! Поэтому вам лучше спокойно слушать кулуарные прения на конференции, сидеть на банкетах, ну и, кроме того, следить за квартирой – вдруг здесь будут сшиваться какие-нибудь подозрительные личности. И еще – обеспечивать связь со мной и Викторией.
При этих словах посреди зала материализуются два гнома в рабочих комбинезонах и с катушкой телефонного провода в руках. Менее чем за пять минут они телефонизируют мою квартиру и, поставив посреди пола старинный черный аппарат с рогатой трубкой, удаляются.
– Оригинально, – только и говорю я. – Вообще-то у меня где-то был мобильный телефон. Изящная такая трубка. Один друг подарил, чтоб держать с ним связь…
– Трубка мобильной связи, говорите? – невинно переспрашивает Баронет, вскакивает из-за чайного стола, шарит рукой под сервантом и извлекает на свет здоровенного, с ладонь, отчаянно шевелящего лапками и сопротивляющегося черного жука. Он противно лоснится, мерцает зелеными глазками и гнусаво наигрывает первые такты «К Элизе» Бетховена.
Мы с мамой синхронно визжим, разглядев эту пакость.
– Вот и я думаю, что мерзость это. Раздавить?
– ТОЛЬКО НЕ ЗДЕСЬ!!!
– Я его морально раздавлю. Тьфу – и нет тебя, дурака!
Жук и впрямь мертво опустил лапки, съежился в руке Баронета и вскоре совсем исчез.
– Идите и руки вымойте! – приказала ему мама. Хоть она и подполковник, а жуков боится не меньше, чем я. Даже больше. Пока Баронет исполнял ее приказание, я, сделав осуждающие глаза, прошипела маме:
– Как ты могла решиться на случайную связь? На интрижку?! Тем более – с ним…
– Вот именно. С ним – тем более! – многозначительно парировала мама. – Я в курсе того, что между вами имели место недоразумения и конфликты. Но теперь мы одна команда. И, между прочим, твоя мать даже в пятьдесят пять лет имеет право на полноценную сексуальную жизнь!
– Абсолютно с этим согласен. – Баронет вернулся и сиял улыбкой. – Но мы сейчас будем думать не о том.
Он взял трубку старинного телефона, набрал номер справочной службы вокзала:
– Детка, будьте добры, ближайший поезд на Москву. Завтра, в восемь тридцать пять… Бронируйте два места в купе. Я сказал, бронируйте… Вагон 7, номер купе 12а. Запомнили?
– А билеты у нас будут? – шепотом поинтересовалась я.
– У нас же с вами право льготного проезда на любом виде транспорта, Вика, – сказал Баронет, кладя трубку.
– Значит, как мне пользоваться магией, так нельзя, а как вам железнодорожных служащих гипнотизировать, так это в порядке вещей…
– Вика, не придирайся к Калистрату Иосифовичу, – сказала мама. – Иди лучше собери вещи. Самое необходимое. Думаю, постельное белье брать не стоит, в поезде выдадут. Надеюсь, ваша поездка пройдет успешно и с комфортом…
Баронет вдруг стал задумчив:
– Это еще вопрос…
Сборы, прощание с мамой (дежурный поцелуй в щеку – мне, довольно-таки затяжной – Баронету) прошли на удивление быстро.
На перроне, остановившись у седьмого вагона, Баронет сунул проводнице под нос какую-то красную книжечку, показал на меня: «Это со мной» – и велел вести нас в купе 12а. Как ни ругает меня Баронет за несанкционированную магию, а сам пользуется ею направо и налево: что я, не вижу, как у проводницы глаза стали пустыми и стеклянными? Когда поезд тронется, проводница придет в себя, выпьет водки от внезапно разыгравшейся мигрени и напрочь забудет о двух странных пассажирах, едущих до Москвы.
Купе было чистеньким, уютным и всего лишь двухместным.
– Сознайтесь, это ведь купе из другого измерения, наколдованное, – допытывалась я, покуда Баронет доставал несессер, полотенце: он собирался идти умываться.
– Ох, Вика, да успокойся ты, наконец. Обычное это купе. Только для чиновников всяких и мелких правительственных единиц. Я ненадолго отлучусь.
Пока он «отлучался», я успела переодеться в спортивный костюм, распотрошить свою косметичку на предмет средств для умывания и превратить холодную жареную курицу (мама дала в дорогу) в гроздь спелых бананов. Один я сжевала сразу. Вкус у него все равно был как у жареной курицы.
Баронет вернулся, посвежевший после умывания, с тщательно расчесанной влажной бородкой. Укоризненно посмотрел на меня:
– Вика, какой ты, в сущности, еще ребенок… Сразу хватаешься за сладости.
– На самом деле это курица, – засмеялась я. – Вы опять будете ругать меня за мелкое волшебство.
И отправилась приводить себя в порядок. Когда вернулась, Баронет уже доедал расколдованную обратно курицу.
– Извини, не смог удержаться. Твоя мама божественно готовит.
– Вот уж не знала за ней такого таланта. Меня она все время пичкала овсянкой. Это, наверно, вы ей чем-то приглянулись.
Баронет хотел было сказать мне что-то остроумное, но вдруг прижал палец к губам, бесшумно метнулся к двери купе и крест-накрест провел ладонью над и без того запертым замком. Постоял с минуту, прижавшись ухом к двери. Лицо его стало напряженным и настороженным. Наконец он отошел от двери, сел напротив меня и шепотом сказал:
– Возможно, мне почудилось, но… В вагоне есть еще кто-то обладающий несильным магическим потенциалом. Скорее всего, за нами просто следят.
– Следят?! Да нас уже выследили! Мы шляемся туда-сюда по коридору, скоро пойдем в тамбур курить, заводить знакомства!
– Вика, тихо. Я же тебе сказал – поле чувствуется слабое, нас могли и не отследить, особенно если наш шпик – мелкая сошка. Но меры безопасности принять все-таки надо.
Он достал из своего кейса две уменьшенные копии знаменитых кукол Барби и ее друга Кена. Только, в отличие от симпатичных детских игрушек, эти две Баронетовы куколки прижались друг к другу в весьма откровенной позе.
– Это что – подарок из интим-салона? – съязвила я.
– Это – иллюстрация постулатов гомеопатической магии, – сурово отрезал Баронет, плюнул на голову кукле-мальчику, я произвела то же с девочкой. После чего Баронет положил их на пол возле двери, и купе немедленно наполнилось такими сладострастными стонами, вздохами, вскриками и воплями «глубже, глубже!», что любая порнография по сравнению с ними – детская песенка.
– Зачем это нужно? – спросила я Баронета, безуспешно пытаясь не краснеть.
– Теперь весь вагон считает, что здесь едет сексуально озабоченная парочка, и будет постоянно толпиться у нашей двери – ведь интересно же слушать, как другие трахаются! А скопление людей не даст шпиону подойти к нам на нужное расстояние.
– Но в условиях такого эротического… шоу я просто заснуть не смогу!
– А спать нам некогда, Вика. У нас есть несколько очень важных дел.
Мэтр водрузил на стол ноутбук, положил рядом мобильник, на этот раз, похоже, настоящий, пробежался пальцами по клавишам и сказал:
– Итак, вопрос первый…
Утром, выбираясь с нашим нехитрым скарбом на перрон шумного Казанского вокзала, мы с Баронетом уже располагали максимумом оперативной информации.
Почти всю ночь мэтр терзал свой ноутбук запросами, а я только успевала осмысливать те сведения, которые он сообщал мне отрывисто и сухо. На стоны пластмассовых куколок уже некогда было обращать внимание.
Найти больницу, в которой лежал Авдей Белинский, оказалось несложно, поскольку медики еще не додумались ставить серьезную защиту на свои компьютеры. Так что первый вопрос – куда еду я – решался сам собой. Триста семьдесят первая реаниматологическая клиника имени профессора Корнцанга располагалась в районе станции метро «Сокол».
– Я не сомневался, что с этим вопросом все решится быстро, – говорил Баронет, и клавиши его ноутбука постукивали в такт колес поезда. – Меня больше волнует Наташа. Нам нужно на нее полное досье. Придется мне сейчас влезать в файлы нашей организации.
– А что, у вас есть досье на всех ведьм?
– Разумеется. Это все-таки Трибунал, а не шарашкина контора типа ФБР.
Она хватает валявшийся возле кресла армейский стэк и хлещет меня по лицу:
– Говори, тварь, как тебе удалось одолеть меня! Ты же не должна была победить! За мной стояли армии, сотни обученных черных спецназовцев, которые привели бы к вечному воцарению…
Наташа испуганно отбрасывает стэк и ладонью сама себе зажимает рот. Но я смеюсь:
– Кого, Огненного Змея? Он тебя же первую и сожжет в воспитательных целях, потому что никакая ты, Наташа, не ведьма.
– Нет! Я ведьма! А Огненный Змей будет рабом у той, которой я служу и которая дала мне великую колдовскую силу!
– Твоя сила – не колдовская, я поняла это, когда мы сражались… У тебя нет ничего своего, природного, даже простенький сглаз ты навести не сумеешь без помощи своих крутых господ! Ты – только носитель чужого…
– Нет!
Как странно: она избивает меня во сне, а я все равно чувствую боль.
– Кому ты подрядилась служить, Наташа? – шепчу я разбитыми в кровь губами. – То, что вы затеваете, противоречит всем уставам Ремесла ведьмы. Ведьма – это чистые руки, спокойное сердце, мудрая голова. Вы порочите ведьмовство!
– Что ты там бормочешь о нарушении кодексов, прав и свобод? – она наклоняется ко мне, в руках ее раскаленный паяльник. – Очень, очень скоро права и законы устанавливать будем мы. И ты поймешь, что ведьма – это распутство и жестокость! Если, правда, останешься в живых…
И она погружает раскаленное добела жало паяльника прямо мне в сердце.
– Тебе все равно не победить! – кричу я, уже понимая, что умерла от непереносимой боли…
…Уже осознала, что проснулась. Вся в холодном ноту. Села на постели, хватаясь за сердце. Боль. Она осталась! Может, у меня уже инфаркт, а я и не в курсе?
Я осматривала стены собственной спальни так, как будто видела их в первый раз. Что ж, если вам когда-нибудь приходилось во сне быть расстрелянным, повешенным, однажды укушенным, вы бы наверняка после пробуждения оглядывали родимую комнату таким же ошалело-затравленным взглядом. Так. Вроде все на месте. Шторы неплотно задернуты, и сквозь них виден день с ярко-синим небом и переплетением цветущих яблоневых ветвей на фоне этого неба. Все правильно. Как раз напротив окна моей спальни растет высоченная яблоня, которую никто из жильцов дома даже и не пытается спилить: по весне она своим цветом умягчает самое черствое сердце…
Дверь в спальню отворилась, вошла мама. Никогда еще не видела ее такой встревоженной и озабоченной.
– Проснулась, Вика? – похоже, ее встревожен-ность и озабоченность касались в данный момент не налоговых сборов, а моего здоровья. Эт-то крут-то.
– Я долго спала?
Святая Вальпурга, я не узнаю свой голос! Его будто через соковыжималку пропустили! Дядюшка Фрейд, скажи мне, бедной, у меня был только сон или как?!
– Почти двое суток. Мы с Калистратом Иосифовичем решили, что долгий сон тебе пойдет только на пользу.
– С кем решили?
– А вот вопросы ты задавать потом будешь… Сейчас наша бедная, усталая, измученная Викочка будет кушать и восстанавливать свои силы! – Эту тираду произнес не кто иной, как Баронет, элегантно подкатывая к моей постели сервировочный столик. У меня просто не было сил удивляться ни Баронету, ни свежим тостам с апельсиновым джемом… Горячей гурьевской каше с кусочками персиков, огромной чашке взбитых сливок и – венцу творения – ветке цветущей яблони, живописно поставленной в керамическую вазу.
Я было хотела приняться за сливки сама, но мама, повязав вокруг моей шеи салфетку, безапелляционным тоном заявила:
– Ты еще слишком слаба. Я лично тебя покормлю.
– Ну, мама…..
– Без «ну», девочка моя.
– Слушаюсь, господин подполковник налоговой полиции.
Баронет, подлец, сидел напротив и умильно любовался, как мама кормит меня с ложечки. Гнусный распутник! Соблазнил мою мать, а теперь еще и ухмыляется!
Несмотря на столь мрачные эмоции касательно Баронета, я вскоре действительно почувствовала себя гораздо бодрее.
– Пожалуй, я встану…
– Ни в коем случае! – они накинулись на меня оба.
– Слушайте, товарищи, хватит из меня годовалого ребенка делать! Если мне приспичит в туалет, вы за памперсом побежите?!
Баронет откровенно ухмыльнулся:
– Танюша… пардон, Татьяна Алексеевна, можете не волноваться, ваша дочь, судя по резкости ее тона, действительно пришла в себя. Вика, я разумеется, выйду. Я не намерен наблюдать процесс твоего одевания.
– Мам, а ты что, до унитаза провожать меня собралась? Не смотри ты на меня так!
Мама встала, взялась за сервировочный столик, как-то загадочно глянула на меня и выкатилась со словами:
– Позже поговорим.
«Позже» случилось только после того, как я вдоволь нанежилась в ванной, сделала себе питательную маску для кожи шеи и декольте и, кроме всего прочего, маникюр. Ничего, подождут.
Наконец я уселась на диван в зале, закутанная в халат. Подумать только! Моя мама и Баронет отлично работают в команде: так оперативно и красиво сервировать чайный стол женщинам нашего семейства еще никогда не удавалось.
Мама и Баронет уселись за чайным столиком, я вызвалась налить всем чаю. Несколько минут шла прямо-таки японская церемония: в зале стоит благостная и возвышенная тишина, только позвякивают ложечки о фарфор, аромат чая сорта «Зеленые сливки» сладко умиротворяет душу… Но вы же меня знаете: долго наслаждаться тишиной я не могу и всегда тороплюсь расставить все точки над i.
– Вика, – откашлялся Баронет. – Позволь мне, как старшему по возрасту и… званию, первым начать этот серьезный и в какой-то степени значимый для всех нас разговор.
– Валяйте, – кивнула я и начала жевать песочное пирожное с кремовой розочкой. Каким бы значимым разговор ни был, от песочного пирожного я никогда не откажусь.
– Начнем с того, – Баронет как-то нервно смотрел на то, что кончик моего языка вытворяет с верхушкой кремовой розочки. Ну а если мне просто нравится крем, какое это может иметь эротическое значение?! – НАЧНЕМ С ТОГО, Виктория, что я все рассказал твоей маме!
Опаньки! Я проглотила розочку, так вдоволь ею и не насладившись. Тут до меня стал доходить смысл сказанного.
– Что именно «все» узнала от вас моя мама? – переспросила я, тщательно вытирая руки салфеточкой. Предполагалось, что после следующей реплики Баронета салфеточка полетит ему прямо в физиономию. Однако вместо Калистрата Иосифовича ответила мама:
– Моя дорогая девочка, я понимаю, тебе раньше невозможно было в этом мне признаться, да я бы и никогда не поверила…
– Короче!
– Дочь, я знаю, что ты ведьма, – отчеканила мама. – Впрочем, это еще не дает тебе права разговаривать с матерью в таком тоне.
Я ошарашенно уставилась на мать. Нет, я-то уже адаптировалась в своем оккультно-магическом мире, и мне не в новинку узнать о том, что какой-нибудь сосед по лестничной площадке – вампир, а высокий симпатичный джентльмен, читающий в библиотеке журналы «Если», «Моделист-конструктор» и «Знание– сила», на самом деле – жуткий маг-маньяк, специализирующийся на составлении новейших сексуальных заклятий. Но когда моя собственная мать так спокойно относится к тому, что ее дочь ведьма, в этом есть нечто парадоксальное. Однако долго размышлять на эту тему мне не пришлось.
– Разумеется, я вынуждена признать, что ведьмовство – не лучшее занятие для молодой и причем образованной девушки. – Произнеся эту фразу, мама принялась за черничное варенье.
Кстати, откуда у нас черничное варенье?
– Калистрат Иосифович, вы замечательно наколдовали это варенье! Только не говорите мне, что было исходным ингредиентом.
– Исключительно экологически чистые продукты, Татьяна Алексеевна!
Значит, то, что Баронет – маг, мама тоже уже знает. Забавно.
Только зачем этому «магу на службе у закона» посвящать мою маму-материалистку в существование иных концепций бытия? Да, и кстати, это посвящение… насколько интимным оно было?! То-то у мамы в глазах обретается сиренево-васильковое сияние вновь расцветающей и позабывшей о прелестях климакса женщины… Ладно, этот вопрос я в приватном разговоре выясню. А пока…
– Зачем вы, Баронет, рассказали маме мою маленькую тайну? Она же женщина неврастенического темперамента, могла и бригаду психиатров вызвать, чтоб бороться с засильем оккультизма в нашей квартире.
– Вот уж нет! Вика, ты всегда возводишь на меня поклеп!
– Я жду ответа, сударь! – напомнила я. Баронет глянул на меня слишком серьезно для легкомысленной чайной беседы.
– Видишь ли, ведьма Вика, ты находишься в опасности…
– Слыхали, знаем. Не первой свежести новость!
– В опасности также находятся и твои близкие. В данном случае – мать.
Я допила «Зеленые сливки» и сказала:
– Предлагаю маму спрятать в секретном подземном правительственном бункере. Мне выдать бронежилет плюс полное обмундирование офицера пожарной охраны. Ежли Огненный Змей на меня нападет, я сумею дать достойный отпор!
– Вика, не городи чепухи! – «Маг на службе у закона» даже ладонью по столу треснул в воспитательных целях. – Опасность реальна. Но прятаться от нее бессмысленно, тем более – прятаться, ничего не зная об опасности.
– Мы должны сплотить наши силы, дочка, – тихо и твердо сказала мама. – Я буду с тобой рядом и, если надо, закрою грудью от пламени этого чудовища!
– Ну, это лишнее, вы поберегите свою грудь, Татьяна Алексеевна, – ласково глянул на нее (в смысле – на грудь) Баронет. – Мы объединяемся для того, чтобы не только вычислить потенциального противника, но и разгадать его стратегию и тактику! Тем более что наша проблема – не только Огненный Змей, но и некая родственница вашего семейства. Мне почему-то кажется, что именно от нее исходят все неприятности, которые случались с Викой и вами, Татьяна Алексеевна…
– Еще бы! – усмехнулась я. – Раз уж тебе, мама, сообщили, что я ведьма, то знай: я родилась ведьмой из-за черного проклятия, насланного на тебя и твое предполагаемое потомство твоей же собственной сестрой. Ты тогдашним ее словам не придала значения, поскольку была спортсменка, отличница, комсомолка.
– Боже мой… – прошептала мама. – Я и подумать не могла, что моя сестра своей магией…
– И скорей всего, твоя сестра сейчас жива, и именно она прилагает все усилия для того, чтобы сжить родственничков со свету!
– Не может быть… – все бормотала мама. – Чтобы Анастасия вернулась из тайги и навредила…
– Теперь может быть все! – жестко сказал Баронет. – Даже сны могут стать явью.
– Кстати, о снах, – решила встрять я. – Мне вот тут два раза подряд снился сон про то, как я с… одним человеком поселилась в трамвае. А потом снилось, что за нами гонялся трамвай-призрак, с Наташей на борту… Мам, Наташа – это…
– Я знаю. Калистрат Иосифович мне достаточно подробно все рассказал. Я только не возьму в толк, почему ты называешь его Баронетом?
– Извините, – скромно улыбнулся тот. – Это действительно мой титул. Наш род магов-спецслужбистов очень древний… Но к делу это отношения не имеет. А что касается снов. Трамвай снится к желанию; поездка, рельсы, шпалы, высокие, закругленные на концах фонарные столбы – к эротическому подтексту реализации этого желания, насколько я помню толкователь снов Уильямса. А враг снится к тому, что он еще не повержен и думает о вас.
– А к чему снится… любимый?
Баронет смерил меня взглядом, исполненным величайшего презрения.
– Ну наконец-то ты о нем вспомнила! Я уж хотел было поставить памятник на могиле твоего скончавшегося чувства! Вот это хотел взять в качестве эскиза…
Он протянул мне книгу Авдея. Повесть о Тристане и двух его Изольдах. Жене-губительнице и возлюбленной, что ушла, не пожелав спасти…
А ведь Авдей сейчас в больнице. И неизвестно, каково его состояние…
Нет, он жив! Нить-то его жизни – вот она! Тихо пульсирует, обвившись вокруг моего запястья.
– Я немедленно еду в Москву, к нему в больницу.
– Правильное решение, – одобряет Баронет. – А какая это больница, ты, разумеется, знаешь?
Издевается, гад. В магическом кристалле я четко видела только номер палаты – двести двенадцать. Да еще перепуганную физиономию доктора, которого Наташа тащила, как мешок с мусором.
Кстати, а вдруг, пока мы тут рассиживаемся, Наташа, очухавшись после поединка, ринулась в больницу, каверзу Авдею строить… Как же, как же мне выяснить, где он находится? А если…
– Справочные службы на что? И простые и наши. Найду.
– Но времени потеряешь немало.
– Ничего подобного. Можно подумать, в каждой московской клинике лежит по Авдею Белинскому, да еще в коматозном состоянии.
– Ты на сто процентов уверена, что он попал в больницу под этим именем? А может, при нем во время катастрофы документов не было…
– А жена?
– О, так тут еще и жена, – усмехнулся Баронет, подлец. – Вика, ты попала в классический любовный треугольник.
Я холодно парировала:
– Не смешно. Его жена – та самая Наташа. И я видела сквозь кристалл, каким образом она ведет себя с умирающим мужем и с медперсоналом. С какой стати ей класть постылого супруга в больницу под другим именем?
– Да хоть для того, чтобы ты, ревнивая дурочка, подольше его поискала! – удивился моему скудоумию Баронет. – А она действительно его жена?
– Была. Два года назад они развелись. Она мне сказала…
– Тоже может быть ложью… Здесь столько всего напутано…
– Хорошо. Вы что предлагаете? – Я нервно принялась откручивать носик у заварочного чайничка. Мама эти манипуляции вовремя заметила и пресекла.
– Мы едем в Москву вместе, так будет лучше. Во всяком случае, безопаснее, – спокойно сказал Баронет.
– Я тоже с вами! – заявляет мама. – Я хочу посмотреть на него… На избранника моей дочери. Тем более что он еще и писатель…
– Погодите! – закричала я, вскочила и начала расхаживать по комнате, не затрудняя ног соприкосновением с полом. – Я же ведьма, в конце концов! Причем инициированная. Да я же могу хоть в орла превратиться и долететь до столицы! Или вообще стать ветром, у него скорость выше, охват площади больше! Я могу сказать слово всем камням, из которых выстроены все здания в Москве, и они мне ответят, и камни той больницы, где лежит Авдей, расскажут мне все! Да я же могу еще и в магический кристалл посмотреть и легко выяснить все, что мне нужно. Да я вообще могу исцелить Авдея на расстоянии…
Перечисляя свои магические возможности, я, конечно, здорово распалилась и потеряла контроль над собой. Баронет молча посмотрел на меня осуждающим взглядом, щелкнул пальцами, и я свалилась со стены, на которой до сего момента стояла в гордой позе.
– Ведьма, значит. Могущественная, значит. Ишь как все может, да еще и по стенкам бегает! – сурово заговорил Баронет, – А я, выходит, тут сижу для компании. Я, судя по всему сказанному этой юной особой, не волшебник, не маг, а – так!
Я потерла ушибленную коленку и сказала:
– Но ведь мы действительно только время теряем. А сами при помощи магии давно бы уже все сделали!
– Возможно, – кивнул головой Баронет. – Только проблема в одном: магия не означает вседозволенности. Ты думаешь, что получила Силу и теперь можешь тратить ее направо и налево? Конечно, раз ты крутая ведьма, зачем ехать на поезде, щелкни пальцами и телепортируйся мгновенно. Зачем мыть посуду или варить щи – щелкни пальцами, и все будет, как ты хотела!… Только за любое использование Силы придется платить. Здоровьем, временем жизни, даже… близкими людьми. И это не означает, что Сила – это плохо. Просто плата за Силу – это как…
– Как налог, – тихо подсказана доселе ошарашенно молчавшая мама.
Баронет благодарно посмотрел на нее.
– В какой-то степени вы правы, Татьяна Алексеевна! И я рад, что вы, человек, абсолютно чуждый всякой магии, понимаете меня лучше, чем ваша дорвавшаяся до Силы дочка.
– Не дорвавшаяся я! Будете теперь меня этим попрекать… – обиженно проворчала я.
– Буду, – строго сказал Баронет. – Я не для того тебя учил, не для того выплетал нить твоей жизни, чтоб ты превратилась во второсортную чародейку! Ну, хватит, об этом поговорим потом, при случае. А теперь хочу тебя спросить, Вика, тебе ясно, почему мы едем в Москву на поезде, а не на метлах?
– Ясно. – От того, что он снова вел себя как мой наставник, а я краснела, как школьница, было почему-то немного приятно, хоть и обидно.
– Я тоже хочу ехать с вами, – решительно сказала мама и тем вызвала небольшую бурю протеста с нашей стороны.
– Мам, у тебя же конференция! Проблемы кредитования! Новый налоговый портфель для предприятий малого бизнеса!
– Татьяна Алексеевна, вы ведь человек долга, так же как и я! Как же вы можете очертя голову пускаться с нами в незапланированную авантюру, когда вас ждут действительно серьезные дела! Вы думаете, случись у меня коллоквиум по проблемам несанкционированной магии где-нибудь в Стрэтфорде-на-Эйвоне, я занимался бы чем-нибудь посторонним?
Мама пребывает в смятении и душевной борьбе. Ясно, что ей хочется в Москву. Но конференция – это такой шанс отполировать звездочки на своих погонах!
– Татьяна Алексеевна, вам следует остаться. Я думаю, что, даже если основная опасность и исходит от вашей сестры-колдуньи, она не станет встречаться с вами. Ведь не случалось же этого за все те годы, как она уехала на Урал! Поэтому вам лучше спокойно слушать кулуарные прения на конференции, сидеть на банкетах, ну и, кроме того, следить за квартирой – вдруг здесь будут сшиваться какие-нибудь подозрительные личности. И еще – обеспечивать связь со мной и Викторией.
При этих словах посреди зала материализуются два гнома в рабочих комбинезонах и с катушкой телефонного провода в руках. Менее чем за пять минут они телефонизируют мою квартиру и, поставив посреди пола старинный черный аппарат с рогатой трубкой, удаляются.
– Оригинально, – только и говорю я. – Вообще-то у меня где-то был мобильный телефон. Изящная такая трубка. Один друг подарил, чтоб держать с ним связь…
– Трубка мобильной связи, говорите? – невинно переспрашивает Баронет, вскакивает из-за чайного стола, шарит рукой под сервантом и извлекает на свет здоровенного, с ладонь, отчаянно шевелящего лапками и сопротивляющегося черного жука. Он противно лоснится, мерцает зелеными глазками и гнусаво наигрывает первые такты «К Элизе» Бетховена.
Мы с мамой синхронно визжим, разглядев эту пакость.
– Вот и я думаю, что мерзость это. Раздавить?
– ТОЛЬКО НЕ ЗДЕСЬ!!!
– Я его морально раздавлю. Тьфу – и нет тебя, дурака!
Жук и впрямь мертво опустил лапки, съежился в руке Баронета и вскоре совсем исчез.
– Идите и руки вымойте! – приказала ему мама. Хоть она и подполковник, а жуков боится не меньше, чем я. Даже больше. Пока Баронет исполнял ее приказание, я, сделав осуждающие глаза, прошипела маме:
– Как ты могла решиться на случайную связь? На интрижку?! Тем более – с ним…
– Вот именно. С ним – тем более! – многозначительно парировала мама. – Я в курсе того, что между вами имели место недоразумения и конфликты. Но теперь мы одна команда. И, между прочим, твоя мать даже в пятьдесят пять лет имеет право на полноценную сексуальную жизнь!
– Абсолютно с этим согласен. – Баронет вернулся и сиял улыбкой. – Но мы сейчас будем думать не о том.
Он взял трубку старинного телефона, набрал номер справочной службы вокзала:
– Детка, будьте добры, ближайший поезд на Москву. Завтра, в восемь тридцать пять… Бронируйте два места в купе. Я сказал, бронируйте… Вагон 7, номер купе 12а. Запомнили?
– А билеты у нас будут? – шепотом поинтересовалась я.
– У нас же с вами право льготного проезда на любом виде транспорта, Вика, – сказал Баронет, кладя трубку.
– Значит, как мне пользоваться магией, так нельзя, а как вам железнодорожных служащих гипнотизировать, так это в порядке вещей…
– Вика, не придирайся к Калистрату Иосифовичу, – сказала мама. – Иди лучше собери вещи. Самое необходимое. Думаю, постельное белье брать не стоит, в поезде выдадут. Надеюсь, ваша поездка пройдет успешно и с комфортом…
Баронет вдруг стал задумчив:
– Это еще вопрос…
* * *
Сборы, прощание с мамой (дежурный поцелуй в щеку – мне, довольно-таки затяжной – Баронету) прошли на удивление быстро.
На перроне, остановившись у седьмого вагона, Баронет сунул проводнице под нос какую-то красную книжечку, показал на меня: «Это со мной» – и велел вести нас в купе 12а. Как ни ругает меня Баронет за несанкционированную магию, а сам пользуется ею направо и налево: что я, не вижу, как у проводницы глаза стали пустыми и стеклянными? Когда поезд тронется, проводница придет в себя, выпьет водки от внезапно разыгравшейся мигрени и напрочь забудет о двух странных пассажирах, едущих до Москвы.
Купе было чистеньким, уютным и всего лишь двухместным.
– Сознайтесь, это ведь купе из другого измерения, наколдованное, – допытывалась я, покуда Баронет доставал несессер, полотенце: он собирался идти умываться.
– Ох, Вика, да успокойся ты, наконец. Обычное это купе. Только для чиновников всяких и мелких правительственных единиц. Я ненадолго отлучусь.
Пока он «отлучался», я успела переодеться в спортивный костюм, распотрошить свою косметичку на предмет средств для умывания и превратить холодную жареную курицу (мама дала в дорогу) в гроздь спелых бананов. Один я сжевала сразу. Вкус у него все равно был как у жареной курицы.
Баронет вернулся, посвежевший после умывания, с тщательно расчесанной влажной бородкой. Укоризненно посмотрел на меня:
– Вика, какой ты, в сущности, еще ребенок… Сразу хватаешься за сладости.
– На самом деле это курица, – засмеялась я. – Вы опять будете ругать меня за мелкое волшебство.
И отправилась приводить себя в порядок. Когда вернулась, Баронет уже доедал расколдованную обратно курицу.
– Извини, не смог удержаться. Твоя мама божественно готовит.
– Вот уж не знала за ней такого таланта. Меня она все время пичкала овсянкой. Это, наверно, вы ей чем-то приглянулись.
Баронет хотел было сказать мне что-то остроумное, но вдруг прижал палец к губам, бесшумно метнулся к двери купе и крест-накрест провел ладонью над и без того запертым замком. Постоял с минуту, прижавшись ухом к двери. Лицо его стало напряженным и настороженным. Наконец он отошел от двери, сел напротив меня и шепотом сказал:
– Возможно, мне почудилось, но… В вагоне есть еще кто-то обладающий несильным магическим потенциалом. Скорее всего, за нами просто следят.
– Следят?! Да нас уже выследили! Мы шляемся туда-сюда по коридору, скоро пойдем в тамбур курить, заводить знакомства!
– Вика, тихо. Я же тебе сказал – поле чувствуется слабое, нас могли и не отследить, особенно если наш шпик – мелкая сошка. Но меры безопасности принять все-таки надо.
Он достал из своего кейса две уменьшенные копии знаменитых кукол Барби и ее друга Кена. Только, в отличие от симпатичных детских игрушек, эти две Баронетовы куколки прижались друг к другу в весьма откровенной позе.
– Это что – подарок из интим-салона? – съязвила я.
– Это – иллюстрация постулатов гомеопатической магии, – сурово отрезал Баронет, плюнул на голову кукле-мальчику, я произвела то же с девочкой. После чего Баронет положил их на пол возле двери, и купе немедленно наполнилось такими сладострастными стонами, вздохами, вскриками и воплями «глубже, глубже!», что любая порнография по сравнению с ними – детская песенка.
– Зачем это нужно? – спросила я Баронета, безуспешно пытаясь не краснеть.
– Теперь весь вагон считает, что здесь едет сексуально озабоченная парочка, и будет постоянно толпиться у нашей двери – ведь интересно же слушать, как другие трахаются! А скопление людей не даст шпиону подойти к нам на нужное расстояние.
– Но в условиях такого эротического… шоу я просто заснуть не смогу!
– А спать нам некогда, Вика. У нас есть несколько очень важных дел.
Мэтр водрузил на стол ноутбук, положил рядом мобильник, на этот раз, похоже, настоящий, пробежался пальцами по клавишам и сказал:
– Итак, вопрос первый…
* * *
Утром, выбираясь с нашим нехитрым скарбом на перрон шумного Казанского вокзала, мы с Баронетом уже располагали максимумом оперативной информации.
Почти всю ночь мэтр терзал свой ноутбук запросами, а я только успевала осмысливать те сведения, которые он сообщал мне отрывисто и сухо. На стоны пластмассовых куколок уже некогда было обращать внимание.
Найти больницу, в которой лежал Авдей Белинский, оказалось несложно, поскольку медики еще не додумались ставить серьезную защиту на свои компьютеры. Так что первый вопрос – куда еду я – решался сам собой. Триста семьдесят первая реаниматологическая клиника имени профессора Корнцанга располагалась в районе станции метро «Сокол».
– Я не сомневался, что с этим вопросом все решится быстро, – говорил Баронет, и клавиши его ноутбука постукивали в такт колес поезда. – Меня больше волнует Наташа. Нам нужно на нее полное досье. Придется мне сейчас влезать в файлы нашей организации.
– А что, у вас есть досье на всех ведьм?
– Разумеется. Это все-таки Трибунал, а не шарашкина контора типа ФБР.