– Если на меня нападет маньяк, ты будешь виноват! – погрозила я пальцем портрету Авдея. – Я зачиталась, как школьница.
   Авдей в ответ только и мог, что улыбаться.
   На самом деле никаких маньяков я не боялась. Маньяки думают, что женщины боятся темноты, но это если женщина не является ведьмой. Для меня же темнота является нормой жизни. В темноте тоже есть Сила.
   Однако искушать эту Силу не следует. Я торопливо поднялась со скамейки, сунула книгу в сумку и заторопилась к выходу из парка. Пару раз навстречу мне попадались нетрезвые личности с конструктивным предложением выпить вместе, но быстро рассеивались по местности, видимо убоявшись света моих глаз. Я их понимала. Я на всякий случай смотрела истинным зрением, а при этом глаза теряют радужку и горят ярким фиолетовым огнем. Неподготовленный человек может здорово расшатать себе нервы, столкнувшись с таким феноменом природы.
   Именно благодаря своему истинному зрению я заметила их первыми.
   Они стояли, почти сливаясь с породившей их тьмой, окутанные чьей-то высокой магической защитой. Если бы не эта защита, они оставались бы тем, чем являлись на самом деле – мусором, грязью и дурными снами. Но сейчас это были чудовища, вполне способные разделаться со мной. И, кажется, именно этого они и ждали.
   Я замедлила шаг. А что еще стоит предпринять, когда на пути у тебя возникают три фигуры, более всего напоминающие пропущенных через камнедробилку зомби в облачении из рваных носков? Плюс неимоверный смрад. Плюс явный переизбыток зубов и конечностей.
   Бежать от них было бессмысленно. Никогда не поворачивайся к опасности спиной – первое, что понимает любая ведьма, если не хочет ощутить, как ее спину вспарывает чье-нибудь мощное заклятие.
   Я сурово прищурилась, хотя душа у меня ушла в пятки.
   – Прочь с дороги! – приказала я. Они не двинулись с места. Ну что ж, не очень-то и надеялась.
   – Что вам нужно?
   – Тебя.
   Спасибо за откровенность.
   – Кто вас послал?
   – Его имя страшно.
   Неужели Баронет решил связаться с таким ментальным отребьем? Пугать женщину, к которой собираешься заползти в постель, – дурной тон. Да и, насколько я знаю мэтра, это не его уровень. Тогда кому же еще я, красивая и смелая, дорогу перешла?!
   Фигуры отлепились от деревьев и решили перейти в наступление. Их костлявые, в лохмотьях истлевшей кожи, руки начали удлиняться и ползти по земле. Ага. Психическая атака. А что у меня есть в заклинательном арсенале?
   Трансфигурация, реанимация, заклинание Мемории… нет, не тот случай… Три приворотных заклятия, чары тонкого тела (чтоб сквозь стену проходить)… Негусто.
   А они все тянули ко мне руки…
   – Ручонки-то шаловливые уберите от порядочной ведьмы! – приказала я. – А то как полыхну на вас синим пламенем!
   Вспомнила!
   Есть у меня заклятие!
   Правда, оно опасное, и я мало его практиковала. Потому что в результате заклятия можно выжечь напалмом полквартала и ни одна пожарная команда не управится со стихией. Потому что это было заклятие Саламандры.
   Они уже окружили меня, нестерпимо воняя, как огромная помойка в жаркий день. Кажется, они были уверены, что я не окажу сопротивления.
   – Ребята, от вас плохо пахнет, и вы портите окружающую природу, – сурово сказала я. – От имени местного экологического комитета разрешите вас запалить!
   Фейер-р-бах!
   Кто бы мог подумать, что фамилия знаменитого немецкого философа-материалиста будет производить такой ошеломляющий эффект!
   На моих противников обрушился шквал невыносимо яркого пламени. Они завыли, принялись корчиться, рассыпая во все стороны веселенькие снопы искр, и я отбежала подальше. Не хватало еще обжечься. Раскаленная добела гигантская Саламандра могла за мгновение превратить кого угодно в сгусток плазмы.
   Я не стала дожидаться, пока огонь завершит уничтожение мороков, и бросилась вон из парка. Тем более что невдалеке уже вовсю надрывались пожарные сирены.
   Возле дверей моей квартиры меня ждал еще один сюрприз. На коврике красовалась шикарная корзина С моими любимыми белыми розами. Ручку корзины украшал блестящий бант, а к нему была приколота открытка-валентинка.
   – Кто это у нас в апреле Валентинов день праздновать решил? – вслух поинтересовалась я. На меня вдруг навалилась усталость. И полное безразличие ко всему. Не удивлюсь, если в этой корзине, помимо роз, окажется змея или динамитная шашка. Плевать.
   Я взяла открытку, ожидая прочесть в ней что-нибудь ужасное, но оказалось, что это всего-навсего привет моего старого друга оборотня, отправившегося в очередное путешествие.
   «Ma chere Виктория! Будьте осторожны и старайтесь не разгуливать допоздна в гордом одиночестве. Мне хочется застать Вас в живых, когда я вернусь из Татр. Ваш покорный слуга».
   Я внесла корзинку в гостиную, размышляя над тем, откуда Мулен Руж мог догадаться о моей недавней незапланированной прогулке.
 
* * *
 
   В пятницу вечером, утомившись от вынужденного магического ничегонеделания, я решила прямо с работы отправиться в гости к своей старой знакомой гадалке. Просто так, отвлечься от мрачных дум. Прихватила с собой пару кило пряников, селедку и бутылку кагора (старуха отличалась незатейливыми вкусами).
   Жила гадалка в старом деревянном доме со ставнями на окнах и с разросшимися кустами персидской сирени в палисаднике. По чистенькому двору всегда ходили степенные куры, бросая томные взгляды на черного гигантского петуха. Петух неизменно восседал на покатой крыше курятника и выглядел хозяином положения. Это был колдовской петух. Он принципиально не кукарекал.
   – Заходи, доча, – беззубо заулыбалась старуха и турнула с крыльца двух здоровенных черных котов. – Давненько не виделись.
   – Да. Вот, пришла по старой памяти.
   В домике бабы Кати всегда пахло полынью и корвалолом. Она жила одна, не считая котов и кур, и была педантично аккуратна. Старые буфеты, комоды и этажерки всегда сияли, вязаные салфеточки коробились от крахмала, а на окнах весело зеленела в горшках густая герань.
   – Ну садись, ведьма, – указала мне на кресло баба Катя, а сама пошла упрятывать подарки. Я разглядывала фотографии, пришпиленные к обоям. На одной из этих фотографий молодая баба Катя стояла в профессорской тоге и шапочке рядом с мрачным неулыбчивым человеком в смокинге. Этот снимок относился к годам обучения гадалки в Иствике. Она была настоящим специалистом в своем вопросе.
   Баба Катя вернулась, устроилась напротив меня в старом кресле-качалке и внимательно поглядела мне в глаза.
   – Да… – протянула она. – Давненько я тебя такой не видела.
   – Баба Катя, – жалобно сказала я. – Погадай мне, что ли, а?
   – А сама что же? Я ж тебя учила… Я махнула рукой.
   – Ты же знаешь, гадание и предвидение никогда не были моими сильными сторонами.
   – Лень – вот твоя сильная сторона, – строго заключила гадалка. – Ладно, не обижайся на меня, старую. Я ведь и без карт вижу, девка, что плохи у тебя дела.
   – Плохи, – со вздохом подтвердила я. – Не знаю, с какой стороны к ним и подступиться.
   – Разберемся, – успокоила меня баба Катя и профессиональным жестом достала из ниоткуда потрепанную колоду карт.
   Первый расклад она изучала долго и пристально, a я, как школьница, с трепетом ждала комментариев к собственной судьбе.
   – Значит так, – наконец заговорила гадалка. – Была у тебя дальняя дорога с пустыми хлопотами в казенном доме. Там ты себе соперницу нажила. У нее дурной глаз и склочный характер.
   Я кивнула головой.
   – Похоже.
   – Опять казенный дом, встреча и два короля насупротив тебя… Двое тебя добиваются, девонька, только один ушел.
   – Ушел… – эхом повторила я.
   – Ну что ты за ведьма, мужика себе приворожить не можешь?!
   – А зачем, баб Кать? Ему со мной только мучиться.
   – Ой, додельная! Откуда ты знаешь, может, он и сам помучиться рад? Вон, смотри, куда трефы легли – сердце у него в разлуке изболело.
   – Не могло такого быть, – прошептала я. – Я его заклинанием памяти лишила.
   Баба Катя, выпускница престижного магического колледжа, возвела очи горе, едва я упомянула об этом. Невысокого она мнения о моих способностях.
   – Насчет заклинания не знаю, – сказала она. – А только по картам выходит, что помнит он тебя и свидания хочет. Будет ли свидание или только хлопоты пустые – со второго расклада выясним. Так, что у нас еще… Второй король мне не нравится. Хоть он и силен, а одни беды тебе от него. Опасайся, он все время рядом ходит…
   Она пристально вгляделась в карту и слегка изменилась в лице.
   – Он ведь не человек, доча! Он…
   Карта пикового короля вспыхнула и рассыпалась невесомым пеплом.
   – Чур меня! – закричали мы обе и перепуганными глазами уставились друг на друга. Баба Катя опомнилась первой, смешала карты и схватила с буфета графинчик с наговорной водой.
   – Все чужое из дому – прочь, прочь! – приговаривала она, брызгая водой во все углы.
   Потом она посмотрела на меня. Я сидела и плакала.
 
* * *
 
   Мы выпили брусничной настойки, чтобы немного прийти в себя. Я уже не просила бабу Катю гадать, а просто рассказала ей все. При упоминании об Огненном Змее гадалка даже перекрестилась, что незамедлительно отозвалось во мне головной болью.
   – Страшная это сила, девонька, тебе с ней не совладать! – сказала она.
   – Как же мне быть? Я жить хочу! Пусть я неумелая ведьма, пусть я ничего не способна толком даже заколдовать, но это не значит, что я должна испепелиться ради чьего-то оргазма!
   – Сила тебе нужна. Имя нужно. Тогда ты сможешь противостоять ему. Хоть какое-то время, пока о нем не узнает Трибунал.
   – Знаю! Только как мне взять ее, эту Силу?! Как назло, полнолуние кончилось, теперь и истинных книг не почитать…
   – Много ты вычитаешь… Ты меня слушай. Это знание заветное, да зато верное. Те, кто получал Силу таким путем, становились непревзойденными ведьмами. Помнишь Стеллу Ганзейскую?
   – Та самая легендарная ведьма, которая устроила гибель «Титаника» из-за того, что капитан неодобрительно отозвался о ее платье? Ну, говорят, у нее был контракт с самим…
   – Пустые сплетни! – отмахнулась баба Катя. – В наши дни контрактов уже никто не заключает. Нет смысла. И есть альтернатива. Ты что-нибудь слышала об Обряде Тринадцати?
   Я отрицательно покачала головой.
   – Правильно, об этом не распространяются, поскольку сие есть тайноведение. Я бы тоже не стала тебя в это посвящать, но мне тебя жаль. Ты можешь стать очень могущественной ведьмой, Вика.
   Я была заинтригована до предела.
   Баба Катя встала, прошаркала в коридор, тщательно проверила, заперта ли дверь. Потом задернула шторки на окнах. В комнате из углов пополз сумрак.
   – Света не буду зажигать, – предупредила гадалка и вернулась в кресло. Глаза у нее светились бледно-зеленым сиянием.
   – Не томи! – взмолилась я.
   – Ну слушай. Обряд Тринадцати возник еще тогда, когда женщины не знали книжной волшбы и пользовались магией стихий, природы. Магией человеческого тела. Ты же наверняка знаешь, что в любом человеке существует магический потенциал, потому что в нем существует душа. Волшба – плотское отражение тех чудес, на которые способна душа. Ну, тут много философии, мы эту тему затрагивать не будем… Так вот. В давние времена ведьмы для того, чтобы получить Силу и Имя, не изучали трактаты и не учились в колледжах. Просто потому, что еще не было ни трактатов, ни колледжей. Ведьмы воздвигали алтарь для Тринадцати. Ну. на самом-то деле это была обычная широкая кровать с матрасом, набитым нужными травами. В ночь Становления Звезды ведьма раздевалась донага, ложилась на эту кровать и призывала Тринадцать.
   – Кого? – спросила я на всякий случай, все еще боясь поверить своим самым смелым предположениям.
   – Ну разумеется, мужчин! Причем все они были из разных племен: человек, эльф, гном, тролль, кобольд, оборотень, вампир, гоблин, леший, водяной, огневик, ветродуй и демон. Она отдавалась каждому и взамен получала часть его Силы… Естественным путем. Энергия пола, знаешь ли, всегда имела фундаментальное значение для занятий магией. Ежели ты понимаешь, доча, о чем я.
   Я сидела, оглушеннная свалившимся на меня знанием.
   – Это значит, все лучшие ведьмы получали свою Силу через…
   – Ну да. Через это самое место. А что в этом такого? Место как место, не лучше и не хуже других…
   Да уж. Хорошо сказано. Неужели я пойду на такую мерзость? С эльфом, гномом… С троллем!…
   – Баб Кать, да ведь троллей и эльфов не существует! – воскликнула я.
   – Не волнуйся. Для Обряда Тринадцати эти похотливые мерзавцы почему-то во всех временах обнаруживаются.
   – Нет, я не смогу, – решительно заявила я. – Это просто сексуальное извращение какое-то.
   – Ну, если ты такая разборчивая, придумай что-нибудь поинтереснее, – проворчала гадалка и поднялась, чтобы зажечь керосиновую лампу (электричеством она принципиально не пользовалась). Мне пришла в голову идея.
   – А если с одним человеком… тринадцать раз? – с надеждой спросила я. – Что-нибудь получится?
   – Получится. Большое удовольствие. И младенец, если не позаботиться о контрацептивах. Силу получают только тем путем, о котором я тебе сказала. Или…
   – Или?
   – Огненный Змей тоже может дать Силу. Только почему-то никто из ведьм у него ее не просит.
   Вот мы и добрались до момента истины. И получили замкнутый круг. Так и суждено мне остаться ведьмой без Имени, потому что на групповуху я никогда не соглашусь. А это значит, что придется этому Змею кланяться! Не дождется!
   Только надолго ли хватит моей принципиальности? Ведь, появись сейчас хоть эта ведьма Наташа, я даже толком сражаться с нею не смогу. Поединок будет курам на смех.
   Я встала.
   – Благодарю за полученную информацию и вообще… за компанию.
   – Да куда ты торопишься, посиди. Я сейчас мигом – самоварчик поставлю, чайку попьем, у меня с бергамотом.
   – Нет, пойду. Я все-таки дождусь полнолуния, в книгах посмотрю об инициации что-нибудь.
   Баба Катя грустно вздохнула:
   – Я разве против? Эх, доча, я тебя понимаю. Только вряд ли ты что найдешь. А так – заходи. Погадаю.
   – Не надо. Лучше уж я не буду свое будущее торопить. И уж тем более не хочу даже предполагать, что в нем меня ждут тринадцать похотливых извращенцев.
   … В задумчивости спускалась я с крыльца. Два черных кота гадалки бабы Кати провожали меня всезнающими взглядами. А петух презрительно ухмылялся.
 
* * *
 
   Картам надо верить. Иногда они говорят правду. Благостную тишину моего рабочего субботнего утра, нарушаемую лишь прогуливающимися между полок с книгами читателями, вдруг разорвал длинный телефонный звонок. Я взяла трубку:
   – Алло, библиотека слушает… И в ответ:
   – Вика… Вика, это ты?!
   У меня перед глазами замелькали голубые и розовые бабочки… Этого не может быть. Я не хотела… Я…
   – Я слушаю. – Голос у меня прерывается и отказывается повиноваться. – Кто это?
   – Вика, это же я, – голос в далекой телефонной дали робкий, недоумевающий и напряженный. – Я, Авдей. Здравствуй.
   – Здравствуй…
   И дыхание, которое струится по проводам, где-то там, уже отдалившись от нас, переплетаясь между небом и землей.
   – Как тебе удалось не забыть меня? – еле шепчу я в трубку.
   – Вика, что ты говоришь?! Не слышно! Милая, солнышко, пожалуйста, погромче!
   – Я люблю тебя, – еще тише говорю я.
   – Вика!… О господи, не слышу ничего. Вика, я приезжаю сегодня. Извини, что раньше не смог. Экспрессом в восемнадцать тридцать. Ты меня встретишь?
   Меня пронизывает запоздалый cтрах, – мое молчание Авдей истолкует как нежелание с ним увидеться, и потому ору в трубку:
   – Да! Я приду на вокзал! Я буду ждать! Он смеется:
   – Ну наконец-то я слышу твой голос! – И какой он у меня?
   – Ве-ли-ко-леп-ный! Вика…
   – Да?!
   – Я хочу прочитать кое-что… Вот, написал тебе…
 
   Будет твой витязь – и ласковый, да не пьяный,
   Будешь другой – веселой да озорной.
   Из-за тумана, из моря да океана
   Явится он к тебе молодой весной.
   Скажет, смеясь: «Отчего ты, царевна, плачешь?
   Полно тебе вековать средь постылых рож!
   Ты погляди, какова бирюза на платье,
   Как этот цвет с очами твоими схож!
   В алых кольчугах встанет моя дружина,
   Грянет на свадьбе нам гордое «исполать»…
   Знаешь, царевна, ты подари мне сына,
   Чтобы нам было кого своим солнцем звать.
   Будет у нас не дом, а веселья чаша,
   Будет у нас не двор – соловьиный хор…
   И не поверишь ты, не припомнишь даже,
   Как ты жила и жила ли до этих пор.
 
   … Я стояла, стиснув трубку, затаив дыхание, боясь поверить в то, что я слышу его голос.
   – Вика… Ты чего молчишь?
   – Я… переживаю.
   – В смысле?
   – Ощущаю катарсис. Тьфу! Приезжай поскорее,
   – Да. Вика, скажи, ты случайно не волшебница? Я слегка напряглась.
   – Не волшебница. А что?
   – Ты меня как будто приворожила. Я все эти дни только о тебе и думаю.
   Я счастливо-облегченно рассмеялась. Ну разумеется! О главном он и не догадается.
   – Это обычная магия женщины. Таких простых вещей не знаешь, а еще писатель.
   – Ну, ты меня еще просветишь. Я надеюсь.
   Мое внутреннее состояние приближается к щенячьему восторгу. Но… я же все-таки на работе, что люди подумают?
   – Авдей, я очень хочу тебя увидеть. И это сущая правда.
   – Жди, – просит он.
   И короткие гудки. Отбой.
   Я наконец опускаю трубку и пытаюсь возвратиться к реальности. Внутри меня волнами ходят радость, страх, отчаяние и надежда. А вдруг он не приедет? А вдруг заносы на дорогах?!
   О чем я? Какие заносы – на дворе конец апреля!
   На дворе – моя весна.
   Все оставшееся до встречи время я ходила по городу, скромно прикрывая ресницами мои сияющие глаза. Мне кажется, что я переполнилась этим сиянием, и скоро оно выплеснется из меня через край, и кругом начнется непрекращающийся праздник. Во всяком случае, мое счастливое состояние мимоходом сотворило из заплеванной урны небольшой фонтан, а из кособокого киоска – благоухающий куст белой акации.
   На вокзал я примчалась на сорок минут раньше. чем надо, пять раз успела изучить расписание прибытия поездов, почувствовала себя великолепно, почувствовала себя ужасно (а если у меня плохой макияж?!) и уже сходила с ума от нетерпения, когда из динамиков наконец донеслось:
   – Экспресс прибывает на второй путь.
   О, благословен будь, вокзальный диспетчер! Ты объявляешь о прибытии моего счастья и блаженства таким обыденным тоном! Как хорошо, что наша любовь прибывает точно по расписанию!
   Я замерла у начала платформы, напряженно вглядываясь в хлынувшую из вагонов толпу, взглядом, сердцем выискивая Авдея. Черт возьми, любимый, почему ты не мчишься мне навстречу прямо по крышам поезда?!
   Платформа медленно пустела, люди уходили к своим домам и возлюбленным, а вместе с ними уходила и моя надежда. Она ушла окончательно, когда я спросила у проходившей мимо дамы:
   – Это последний экспресс из Москвы?
   – Да.
   Значит, Авдей не приехал.
   Почему?
   Мне стало так тоскливо, что хоть под поезд бросайся. Но этого я, разумеется, не стала делать. Я глубоко вздохнула, сосчитала до десяти, выдохнула и так чертыхнулась, что пара воробьев, попавших в эпицентр моего проклятия, превратилась в мятые пластиковые стаканчики.
   С ума, значит, он по мне сходит? Скажите, пожалуйста!
   А я не буду сходить.
   Я мрачно посмотрела на вокзальную площадь. Видимо, обрадовавшись моему взгляду, ко мне подрулило такси.
   – Куда едет девушка?
   – В крепость.
   Не знаю, почему мне захотелось поехать именно туда. Преступников тянет на место преступления, а несчастных влюбленных – целовать песок, по которому топтались обожаемые ноги.
   Бревно, на котором неделю назад я сидела и любовалась сражающимся Авдеем, было на месте. Я села, закуталась в плащ и принялась считать кирпичи в стенах крепости. Какое-никакое, а занятие…
   – Скучаешь?
   Я резко обернулась. Ненавижу, когда ко мне подходят со спины, причем неожиданно.
   Наверное, это было у меня во взгляде, потому что парень, спросивший меня, слегка попятился. Но именно слегка.
   – Чего надо? – нелюбезно спросила я.
   – А я тебя помню, – чуть робко улыбнулся он. – Ты смотрела на той неделе, как мы тут мечами махались.
   – Илюха-берсерк? – попыталась припомнить и я. Лицо парня расплылось в улыбке.
   – Ага. Значит, ты меня не забыла!
   Да уж… Такое забудешь.
   – Давай знакомиться, – вздохнула я.
   … И зачем я поволоклась с этим юным милитаристом в музей оружия?!
   Илюшка явно был моложе меня лет на пять, но всем своим видом изображал искушенность и солидность. Это было смешно и немного грустно. Он воодушевленно таскал меня от витрины к витрине, объяснял известную мне разницу между палашом и ятаганом и путал время появления дамасской стали. В конце концов нас деликатно выставили – музей закрывался. Но это Илью не остановило.
   – А пойдем пиво пить! – радостно предложил он.
   Мой внутренний саморейтинг неуклонно падает. Вместо того чтобы пить апельсиновый ликер в постели с любимым человеком, я иду в дешевое кафе пить пиво с каким-то сопливым студентом, годящимся мне в младшие братья, которым дерут уши и объясняют правила пользования презервативом.
   Но отказывать неудобно, да и забавно смотреть на этого оптимистичного щенка, которого даже шрам на щеке не портит.
   – Откуда у тебя шрам? – спрашиваю я.
   – А, мечом полоснули на тренировках! – смеется Илья. Интересно, с мозгами у него все в порядке?
   – У нас завтра показательные выступления. Приходи, Вика. Тебе понравится.
   – Я подумаю.
   – Вика, а можно тебя спросить?..
   Сколько мне лет? Мальчик, это секретные материалы.
   – А тот парень, с которым ты была… Он еще так здорово дрался. Он кто?
   В пенек тебя, что ли, превратить за то, что испортил мне настроение…
   – Он… писатель. Просто мой знакомый писатель.
   Мальчик, не надо так на меня смотреть. Я уже взрослая тетя. И у тети есть взрослая интимная жизнь. Устрой ретроспективный видеопросмотр «Дикой орхидеи», будешь иметь представление.
   – Вика, – Илья как-то непонятно улыбается. – А можно мне тоже побыть твоим просто знакомым? Я слегка шалею от такой наглости.
   – Мальчик, ты нахал, – говорю я и демонстративно покачиваю в руке тяжелый бокал с пивом. – Ты как предпочитаешь: «Балтику» тебе за шиворот или просто кружкой по голове?
   Он стремительно краснеет и втягивает голову в плечи.
   – Вика, ты не подумай чего плохого, я же только в дружеском смысле… ты просто интересный человек…
   – Ага, – киваю я. – Допустим.
   Я допиваю пиво и решительно поднимаюсь из-за пластикового столика. Ужас, до чего я докатилась: сомнительные знакомства, дешевые кафешантаны…
   – Не сердись. Не уходи, пожалуйста. Что сделать, чтобы ты не сердилась?
   По-моему, этот бесстрашный берсерк сейчас заплачет.
   – Ладно. Ты стихи читать умеешь? Нет, дорогой, не умеешь ты читать стихи. Это плохо. Как ты девушек соблазнять будешь? Подножку – и на раскладушку? Примитивно.
   Илья недоуменно пожимает плечами:
   – Они не жалуются.
   – И напрасно! Это лишь говорит о том, что ты интересуешь их не с интеллектуальной, а с гени… генитальной стороны.
   Он с готовностью хихикает и заявляет:
   – А вот зато я целуюсь хорошо…
   – И ты, разумеется, надеешься, что я тут же попрошу тебя продемонстрировать способности?! И не мечтай. Я не целуюсь с маленькими мальчиками.
   – А мне уже двадцать, – врет он и лезет с поцелуями.
   Я легким движением руки спихиваю его с дивана и заставляю корчиться на полу от неожиданной боли в соответствующем месте.
   – За что?! – вопит он.
   – Ты плохо ведешь себя в гостях.
   Так уж получилось, что этот маленький паршивец напросился-таки ко мне в гости. Поначалу он сожрал у меня в холодильнике недельный запас колбасы, потом полез смотреть, какие у меня есть компакт-диски… А потом уселся рядом со мной на диване, и прозвучал тот самый диалог, который приведен был выше.
   Я наконец решила облегчить его страдания и щелкнула пальцами. Он перестал скулить и уселся на ковре напротив меня. Выпучил глаза.
   – Ты экстрасенс?!
   – Почти.
   – Ух ты!
   Точно, блаженный. Его ничем не прошибешь. Я уже не жалела о том, что трачу время на абсолютно ненужного мне человека.
   – Слушай, мальчик, а что ты ко мне привязался?
   – Ты мне понравилась.
   – Веская причина. Но есть один момент: я устала и хочу побыть одна.
   – Понятно. Выгоняешь?
   – Выгоняю.
   – А может, зря? Ты какая-то очень печальная, давай я тебя развеселю. Я могу песни петь. Русские народные и под Олега Газманова. Есаул, есаул, что ж ты бросил коня, получилась такая… хм. А еще танцевать могу, я с детского сада на курсы бальных танцев ходил, честно! Румбу, там, могу или джайв… Да, а еще я могу политиков пародировать, но это только после третьей рюмки водки и чтоб кругом все свои…
   Выслушав все это, я молча веду его в свою спальню.
   – О, я так и знал! – радостно восклицает Илюшка. – Уже можно раздеваться?
   – Погоди.
   Я откидываю покрывало. Приподнимаю подушку и вытаскиваю из-под нее книгу Авдея. Демонстрирую ее опешившему мальчишке.
   – Ты видишь, мальчик, что я сплю не одна? Вот он меня и развлекает.
   Мы долго смеемся, особенно громко хохочет мой несостоявшийся любовник, видимо старается скрыть смущение.