Пеш Гельмут. Повелители времени

   И в то время как вода из туннеля, бурно пенясь, осваивала новый путь, камни и грязь лавиной с шумом обрушились в глубину.
   – Осторожно! – вскричала Итуриэль.
   В первый момент Бурин подумал, что предостережение относится к нему. Однако потом, когда блестящая пыль медленно рассеялась в открывшейся пустоте, ему стало понятно, что возглас Итуриэль предназначался тому, кто ожидает их внизу.
   Из глубины донесся крик. Ужасный и дикий крик, исполненный беспредельного отчаяния.
 
   Он кричал.
   Это был единственно возможный ответ на происходящее. Его мир состоял из стен темницы, от голого основания до мощной плиты, образующей потолок. Все началось с одной капли, продолжилось водопадом и закончилось разрушением. Он примирился с вечной темнотой, так как больше ничего не знал. Только все стало иначе.
   Боль.
   Это было единственное, о чем он помнил, когда его окутала слепая темнота. Боль была в начале, перед бесконечным Теперь. Он ее почти забыл. Сейчас она вернулась. Он чувствовал свою кровь в том месте, куда ударил камень. Откуда они, эти свистящие удары из тьмы? Откуда шум, грохот там, где до сих пор царила тишина? Он не понимал этого, не понимал того, что с ним неожиданно произошло. Сейчас он слышал, ощущал вкус, чувствовал. И он видел. Вспыхнул свет, и в первый раз с незапамятных времен он увидел то, что его окружает. Затем он увидел ее.
   Белое пятно высоко наверху, где выпавшие камни образовали дыру. Ее лицо облепили мокрые светлые волосы. Ее миндалевидные глаза мерцали в блистающем свете. Она была безмерно прекрасна, так что было больно смотреть на нее. Ему не хватило бы слов, если бы он мог говорить.
   Ее голос, ясный, как хрусталь, сладкий, как музыка. Он знал, что такое язык и для чего он служит, слова достигли его ушей, но мозг не воспринимал их. Он не знал сейчас, знаком ли ему этот язык. Однако слышать голос было для него подобно исполнению давнего желания. Впервые с тех пор, как его бросили в эту тюрьму, он был счастлив. Слезы бежали по его щекам, и их соль смешивалась с солью его крови. Потом лицо исчезло. Это было ужаснее всего, что он испытывал до сих пор. Он тяжело дышал. Его сердце учащенно билось, а кровь стучала в висках, как будто желая разбить череп. Зов сверху заставил его посмотреть туда.
   Что-то опустилось вниз – длинный блестящий шнур. Он инстинктивно схватился за него, крепко уцепился, чтобы никогда больше не отдавать.
   Затем он почувствовал, как его вытягивают наверх, из глубины смерти в высь жизни.
 
   – Веревку! Дайте мне веревку!
   Крик Итуриэль еще звучал в ушах Альдо, когда он снимал с плеч вещевой мешок. Какая удача, что в Потаенной долине эльфы положили туда моток веревки.
   Следующие слова Итуриэль, прежде чем она опять исчезла в сырой узкой дыре, повергли его в замешательство.
   – Я надеюсь, он знает, что делать с веревкой.
   Существо, которое не умеет обращаться с веревкой? Что все это может означать? Гилфалас и Бурин обменялись взглядами, в которых тоже отражалось недоумение. Ноги Итуриэль, видневшиеся в отверстии, дрожали от напряжения.
   – Тяните! – прозвучал ее приглушенный голос.
   Гилфалас с Бурином подхватили ее. Совместными усилиями они извлекли Итуриэль наружу. Она судорожно вцепилась в конец веревки. Горбац забрал веревку. Рывок за рывком он перехватывал ее, пока то, что висело на другом конце, не скользнуло через край отверстия им под ноги.
   Со смесью облегчения и ужаса Альдо уставился на то, что, дрожа, лежало в слизи на земле. Существо было таким истощенным, что, казалось, состоит только из кожи и костей. Его кожа была серовато-белой и покрытой грязью. Глаза, которые существо держало крепко закрытыми, были неестественно большими на сморщенном лице. Единственным световым пятном на маленьком теле были жабры, выделявшиеся на короткой шее.
   – Не бойся, – сказала Итуриэль, погладив его по голове, – теперь все будет хорошо.
   Существо открыло глаза; его зрачки были крошечными точками.
   Из горла, давно разучившегося говорить, если оно было когда-то к этому способно, вырвался сдавленный звук:
   – Гвр… гврг…
   – Гврги?
   Бурин и Гилфалас выкрикнули это одновременно. Они уставились друг на друга, а затем на существо, лежащее перед ними.
   Альдо не верил своим глазам. Неужели это Гврги, таинственный проводник господина Кимберона Вайта, могущественный шаман? Это создание, вызывавшее одновременно отвращение и жалость. Эта незаконченная… вещь?
   Гилфалас первым обрел дар речи.
   – Я не верю, – сказал он. – Этого не может быть. Гврги, которого мы знали, был существом бесконечно многообразным, мудрецом и плутом одновременно, нашим другом…
   Итуриэль посмотрела на спутников.
   – Это, – сказала она печально, – не тот Гврги, которого вы знаете. Это то, во что бы он превратился, останься он пленником в каменной тюрьме без света, без надежды. Меня удивляет, что он еще жив. И мы не можем оставить его.
   Существо на полу смотрело на нее с полнейшим непониманием, но вместе с тем и с преданностью, назвать которую можно было только собачьей. Альдо вздохнул. Осла мы потеряли, – подумал он, – но зато теперь у нас есть это.
   – Нельзя останавливаться, – раздался сзади тихий голос Гилфаласа. – Вода поднимается.
   И теперь это был уже не плеск потока, текущего по дну пещеры, или бормотание подземного ручья, ищущего дорогу среди камней. Теперь это была белая стена воды.
   Они побежали. Гврги – они должны были привыкать называть его этим именем – вскочил и, шатаясь, сделал пару шагов, но ноги его не слушались. Итуриэль повернулась, чтобы помочь, но Бурин уже подхватил и потащил его за собой.
   – Беги! – прокричал он. – Я понесу его.
   Вскоре они оказались у развилки. Правый туннель вел вверх, левый спускался вниз.
   Итуриэль хотела повернуть направо, но Гврги в руках Бурина стал биться и извиваться, с помощью рук и ног указывая налево.
   И они побежали туда… Примерно через двадцать шагов туннель сделал поворот, и перед ними открылось отверстие почти во всю ширину хода, ведущее вниз, в лабиринт пещер. Только слева остался узкий осыпающийся выступ. Легко ступая, Итуриэль скользнула туда.
   Гилфалас последовал за ней. Бурину с Гврги на руках было сложнее, однако недаром он слыл опытным скалолазом.
   Альдо бросил взгляд назад. Пенящийся поток уже достиг развилки. Выступ, проходивший над пропастью, был ужасающе узок. Любой ошибочный шаг неизбежно привел бы к падению. Но выбора не было. Альдо ступил на узкий карниз, прижимая руки к стене. Его одежду рвал ветер, вызванный движением воды; напор его с каждым мгновением делался сильнее. Дальше, только не останавливаться! Шаг. Еще один шаг… Горбац неотступно следовал за ним.
   И тут отвесная стена воды настигла их…
 
   В тишине были слышны лишь легкое журчание воды, кашель и фырканье путников.
   Было темно. Поток воды унес остатки блестящей пыли, и света не стало совсем.
   – Где мы? – раздался из темноты голос Итуриэль.
   – Не знаю, – отвечал глубокий бас Бурина. – Боюсь, я слегка утратил ориентацию.
   – А я-то думал, что гном всегда знает, где находится, – послышался голос Гилфаласа с другой стороны.
   – Это так, – согласился Бурин. – Но в этих пещерах еще не ступала нога ни одного гнома. Это совершенно меняет дело.
   Альдо попытался осмотреться. Но даже для зорких глаз фолька окружающее было черным, как чернила.
   – Я здесь! – крикнул он, что было напрасно: ведь эхо подземелья искажает направление звука. – Где остальные? Горбац? Как ты себя чувствуешь?
   – Сыро, – прозвучало издалека. – И зажгите кто-нибудь свет.
   Просьба была правомерна. Ирония не осталась не замеченной Альдо. Три носителя волшебных колец – и никто не может извлечь ни искры. Три носителя колец – и шаман.
   – Э-э… Гврги? – К этому имени Альдо еще не привык.
   Тихий стон во тьме, скорее повизгивание. Был ли это Гврги? Или что-то другое?
   Движение, которое он заметил уголком глаза, застало Альдо врасплох. Что-то белое в темноте. Но нет, он, наверное, сходит с ума. Но он вновь увидел это, теперь в другой стороне.
   – Мне кажется, я что-то вижу, – сказал он осторожно. – Но я не уверен.
   Через несколько мгновений он был уже абсолютно уверен в том, что они здесь не одни. Чьи-то тела тускло замерцали в темноте, не совсем видимые, но все же более светлые, чем абсолютная чернота.
   Меч Гилфаласа со скрежетом выскользнул из ножен. Кольчуга Бурина зазвенела, когда он выхватил топор. Итуриэль хотела вынуть лук, однако сырость сделала его непригодным, да и, кроме того, во тьме он был бесполезен. Поэтому она вытащила кинжал. У Альдо не было сомнений в том, что Горбац держит наготове боевой молот. Тогда как сам он вооружился палкой, чтобы защищаться.
   – Итак, – раздался ясный голос у них за спиной, – это весьма неудовлетворительно. Может быть, кто-нибудь зажжет свет, если это не слишком трудно?
   Все замерли. Никто не отваживался пошевелиться.
   – Может быть, кто-нибудь из моих подданных все-таки зажжет свет, – голос звучал заметно строже, чем прежде, – если я, Хамагврги, это приказываю!
   И тут появился свет.
   Не холодное свечение стенных ламп, какие используют гномы, не блистающая пыль, которая, воспламеняясь, тотчас гаснет, нет, это была слабая мрачная сфера, осветившая все мягким желтоватым сиянием, тем же, каким во мраке мерцали фигуры, обступившие путников.
   Их было, наверное, несколько сотен, но не было среди них двух похожих существ. Единственное, что было у них общего, – это матовый свет тел. Но нигде, от высот Высшего Мира до глубин Подземного, не собиралась толпа столь гротескных фигур. Некоторые из них имели слишком мало частей тела, другие, наоборот, слишком много; здесь сгибался сустав, которого не должно было быть, там разворачивалось бескостное щупальце.
   Огромные руки и ноги смешивались с изуродованными культями, сухопарые туловища соседствовали с глыбами колышущегося жира. Уродливые рты испускали слюну. Но ужаснее всего были те, чьи лица были лишь пустыми бесконтурными поверхностями, ведь они видели силой своего духа, который витал, подобно грозовым облакам, над кишащей толпой. И взгляды всех были направлены к Гврги.
   Он стоял перед ними, гордо выпрямившись. От жалкого, согбенного существа, скорчившегося во мраке, ничего больше не осталось. Его бледная кожа блестела, как воск, отражая свет сферы так, что сам он, казалось, светится изнутри.
   – А теперь, – сказал он, – не хочет ли мой народ присягнуть мне на верность? Поклонитесь королю карликов, а кто не в силах поклониться, делайте так, как если бы…
   По толпе прошло движение. И затем все склонились перед ним, каждый как мог; вся безобразная толпа низко поклонилась ему. И, отражаясь от стен пещеры, прозвучало:
   – Король! Это наш король! Он вернулся!

КТО БУДИТ ТЕНИ

   Ворона склонила голову набок, чтобы лучше рассмотреть добычу. Имея глаза, расположенные там, где у человека помещаются уши, не так-то просто наблюдать за тем, на что нацелен острый загнутый клюв, особенно если мозг между этими глазами слишком мал и может воспринимать только самые необходимые вещи.
   Однако сейчас перед вороной было то, что нравится ей больше всего, – еще совсем свежая падаль. В первую очередь она выклюет глаза. Это самое вкусное… В последний момент она уловила какое-то движение. Опасность! Камень шлепнулся рядом. Ворона огляделась вокруг. Где же враг? Никого не видно. Однако камень не мог прилететь из ниоткуда: кто-то его бросил. Это ворона знала. Она в опасности. Однако голод был сильнее. На своих тонких ножках она подскочила чуть ближе. Может быть, если быстро клюнуть и тотчас отскочить… Уголком глаза она заметила тень, резкое движение, а потом прозвучал хриплый голос:
   – Кыш! Пошла отсюда!
   С недовольным карканьем ворона взлетела. Вяло взмахивая крыльями, она пересекла поле.
   – Ким! Ким! Ты жив?
   В первый момент его взгляд был лишен даже тени узнавания. Затем в поле зрения Кима возник расплывчатый, но хорошо знакомый объект.
   – Ф-фабиан?
   Ким поднял голову, затем сел. Все вокруг него вращалось. Голова раскалывалась. Он ощупал лоб, и его пальцы отдернулись, когда боль усилилась.
   – Где мы?
   Фабиан, стоящий рядом на коленях, откинулся назад. Облегчение появилось на его лице, но было еще и нечто другое.
   – Мы в царстве смерти, – сказал он жестко. – Правда, мы-то живы.
   Ким осмотрелся. И понял, что его друг имел в виду.
   Здесь ничто не росло, ни трава, ни цветы. Но эта земля приносила иные, ужасные плоды. Поле было полно трупов.
   Они лежали в разных стадиях разложения, мужчины, женщины, дети. Некоторые из них были прикрыты остатками ткани, в которую были когда-то завернуты, другие были нагими. Ребра торчали сквозь разорванную кожу, зияли пустые глазницы. Здесь и там в безжалостное небо обвиняюще указывала окостеневшая рука.
   Было тихо, ужасающе тихо. Лишь иногда черные тени взлетали, вяло размахивая крыльями.
   Смрад, наполняющий воздух, душил Кима. В какое-то мгновение он действительно поверил, что пребывает в царстве смерти, по ту сторону всех надежд. Над ними нависали Темные Стены Мрака, украшенные трезубцами, а в бесконечной крепостной стене зияла дыра, через которую они и выбрались.
   – Эльфы закапывают своих мертвецов в плодородную землю и выращивают цветы на холмах, под которыми те спят, – сказал Фабиан. – Гномы обретают покой в вечном камне. Люди востока сжигают своих умерших, а на юге тела бальзамируют и кладут в саркофаги из золота, воздвигая каменные пирамиды над ними. Когда судьба призовет меня из Среднеземья, я буду положен в склеп к моим предкам. Но даже простые крестьяне моего народа имеют шесть досок для гроба. Это принадлежит к первоосновам любой культуры – оказывать честь мертвым. Но выкидывать их как отбросы, это… это… – Ему не хватало слов, чтобы выразить негодование.
   Ким положил ладонь ему на руку:
   – Я понимаю тебя. Но ты ничего не можешь изменить.
   Фабиан резко выпрямился:
   – Но я попытаюсь положить этому конец. Пойдем. Мы не можем терять время.
   – Куда ты предлагаешь идти?
   – Ты не помнишь? Они хотят убить Талмонда, моего предка, прежде чем он поведет войско свободных народов против Твердыни Теней. Мы должны идти в Турион, чтобы его предупредить, и помочь ему, насколько это возможно.
   Ким с трудом поднялся. Однако, кроме ссадины на лбу и пары синяков, серьезных повреждений не было. Ни сломанных ребер, ни вывихнутых суставов. Это было чудом и единственной радостью в не слишком-то обнадеживающем положении.
   Перед ними простиралась в убывающем свете бесконечная холмистая равнина. Эта земля была его родиной, но он пришел сюда как в чужой мир. Ким вздохнул:
   – Куда пойдем?
   Фабиан, все еще стоявший на коленях, посмотрел на него:
   – Через болота нам не пробраться. Так что остается только один путь: через горы.
   Старая дорога гномов, ведущая к перевалу, с которой когда-то прежде – то есть когда-то в будущем, если это будущее вообще есть, – фольки впервые увидели, верней, увидят холмы Эльдерланда. Ким уже однажды шел по ней, и Фабиану она известна.
   – Но мост разрушен, а перевал… – Он умолк, осознав свою ошибку.
   – Не в этом времени, – произнес Фабиан мягко. – И кто знает, может быть, мы найдем там помощь.
   Слезы подступили к глазам Кима. Фабиан обнял его.
   – Не унывай, – попытался он утешить Кима и добавил: – Ты ведь знаешь, что тебя обычно посылают туда, где ты больше всего нужен. – Он встал. – А сейчас пойдем, пока нас кто-нибудь не увидел.
   Ким последовал за ним, все еще наполовину слепой от слез. Может быть, это была милость Великой Матери, затуманившей его взгляд, чтобы он не видел ужаса, царившего вокруг.
   Но ему и не нужно было это видеть, ведь отчаяние, наполнившее его, шло изнутри. Внезапно он постиг, что его так мучит: не его кольцо перенесло их сюда. Это была власть того, другого кольца, надетого на палец князя Тьмы, силой которого они оказались перенесенными в далекое прошлое. И он ничего, совсем ничего не может противопоставить этой власти. И вот, слепо спотыкаясь, он брел, полный отчаяния, и не видел теней, следующих за ними.
 
   Они были здесь.
   Они не были рождены или созданы. У них не было сознания; они были одно целое, но одновременно и множество. Там, где были мертвые, не погребенные, лишенные родины, там всегда оказывались и они. Может быть, они были материализовавшимся отчаянием. Они не думали и не чувствовали. Они только подтверждали своим присутствием, что здесь происходит нечто чудовищное, нарушающее миропорядок.
   Но все это только слова, а слово было им чуждо, ведь оно никогда не обращалось к ним. И поэтому, если однажды земля примет кости мертвых, они, вероятно, тоже снова растворятся, как если бы их никогда не существовало.
   Но вдруг среди мертвых появились живые. И тени пошли следом за ними.
   То, что двигало тенями, было не любопытство. Это была лишь перемена, которая привела тени в движение: переход от чистого бытия к действию.
   Ибо тень смерти всегда следует за жизнью.
 
   С заходом солнца, кроваво-красно отпылавшего на западе, над местностью нависла давящая тишина. Далеко на востоке возвышалась цепь Серповых гор. Медленно и устало карабкались Ким и Фабиан через скалы и колючие кусты. Единственной их сегодняшней целью было как можно дальше уйти от мест, принадлежащих смерти.
   В конце концов, когда Ким в темноте во второй раз провалился в расселину, они остановились. В тени мощного валуна отыскалось место для ночлега.
   – У меня во рту совсем пересохло, – сказал Ким. – В вещевом мешке есть еще немного эльфийского хлеба, но без воды он, боюсь, застрянет в горле.
   – Да, – согласился Фабиан, – без еды мы еще сколько-то протянем, но не без питья.
   Мысль о том, что где-то под ногами может скрываться вода, делала жажду еще непереносимее.
   – Кстати, – вспомнил Ким, – у меня в мешке лежит книга. Но сейчас слишком темно.
   – А что, собственно, это за книга?
   – Понятия не имею, – сказал Ким, – Я все время пытаюсь узнать, но каждый раз что-нибудь мешает. Может быть, мне не суждено вообще прочесть ее. – Он помолчал некоторое время, потом продолжил: – Раньше, когда я был маленьким, я представлял себе, что где-то в библиотеке музея есть книга, в которой сказано абсолютно все. Вся история мира, понимаешь? Все, что можно знать. Я даже искал ее, но, конечно, не нашел. Вероятно, такой книги вообще нет! И это хорошо. Ведь иначе остальные книги были бы ненужными или не правильными.
   – Завтра, – сказал Фабиан сонно, – завтра мы ее непременно посмотрим.
   Ветер завывал среди камней, и от земли поднимался холод, исходящий, казалось, из самой глубины мира. Тени собрались вокруг; некоторые из них казались более черными, чем сама ночь. Сейчас Киму очень пригодилась бы эльфийская накидка, но он оставил ее вместе с мечом Фабиана в Черной крепости. Теперь у него не было ничего, чтобы защититься от холода.
   – Ты веришь, что мы успеем? – спросил Ким спустя некоторое время. – Что мы вовремя доберемся до Талмонда Могучего, чтобы предупредить его и, может быть, даже поддержать его военный поход?
   Фабиан так долго молчал, что Ким решил, что он заснул. Потом из темноты раздался его голос:
   – Не знаю. Мы можем делать только то, что можем; большего нельзя требовать ни от кого. Но я обещаю тебе, Ким, если мы придем слишком поздно, то я сам подниму меч против князя Теней, даже если погибну при этом. В этом я клянусь Святому Отцу и Великой Матери. Я – император, коронованный или нет.
   К этому нечего было добавить. Однако Ким, как истинный представитель Маленького народа, оставил последнее слово за собой:
   – Я рад, что я всего лишь маленький фольк.
   – Теперь спи.
   – Спокойной ночи, ваше величество.
   В эту ночь ему снились тени.
   Они стояли вокруг него и не двигались. Они только наблюдали за ним. Хотя у них не было глаз. Странным образом он оставался спокоен в их присутствии. Это было так, словно он и тени жили по совершенно разным законам и в двух разделенных мирах, которые лишь случайно соприкоснулись. Только когда тени сливались с окружающими их камнями, вспыхивая и вновь потухая, только тогда испытывал он неприятное чувство, как будто происходило здесь нечто, чего не должно было быть.
   Но если бы он был одной из этих теней, тогда он мог бы последовать за ними через трещины в почве и найти воду, чтобы утолить жажду. Тени расплывались, и он плыл вместе с ними. Они просачивались в землю, следуя к воде, журчащей в глубине. Дорога вела их все дальше и дальше, в глубину мира, где заканчиваются все пути, где нет ничего, кроме молчания. И снова наверх.
   Прошло время.
   Размытые картины: огромные лаборатории, где выращиваются существа, не имеющие ничего человеческого. Борьба в туннелях и залах под горой, война, пожар и разрушения. И горящий свет, который отбрасывает его в бездонную глубину.
   И снова прошло время. Нет никакой возможности измерить его; здесь, в глубине земли, оно не ощущается. И это продолжается долго, до тех пор, пока он не поднимается, набравшись сил. Его будит свет, далекое сияние, проникающее сквозь камни. Он следует за ним по путям воды, наверх. И видит. На этот раз картины четки: пещера, в которой неисчислимое число бледных существ кланяется и кричит: «Король! Король вернулся!»
   Рядом маленькая группа: Буран и Гилфалас, фольк и еще кто-то в тени, и бледное худое существо, которое стоит среди них выпрямившись и принимая почести, – кажется, это Гврги.
   Потом черная рука простирается над одним из существ, чтобы вырвать сердце его из живой груди.
   Он закричал.
   Фабиан тотчас проснулся.
   – Ким, что такое?
   Его голос был тусклым, как зола, горло болело.
   – Ничего. Дурной сон.
   Было позднее утро. Небо уже окрасилось в серый цвет, горы на востоке выглядели черной трещиной на его фоне. С запада дул холодный ветер. Пейзаж вокруг был безрадостным и мрачным.
   – Возьми в рот камень, – сказал Фабиан Киму. – Говорят, это помогает от жажды, по крайней мере, на какое-то время. А там мы, надеюсь, найдем источник.
   – В Зарактрор, – ответил Ким, словно не слыша. – Нам нужно в Зарактрор.
   – Но зачем? – удивился Фабиан. – Сейчас, в эти времена, там властвуют темные эльфы. И выращивают больгов… и кое-что похуже.
   Но Ким не позволил сбить себя с толку:
   – Зарактрор… В глубине… вода… – И он побежал по склону ущелья, возле которого они провели ночь.
   – Ким, ты куда?
   Но Ким не слышал. В глубине была вода, это сказали ему тени. Нужно только спуститься достаточно глубоко, тогда он ее найдет.
   – Ким? – Фабиан догонял его.
   Камни с шумом катились из-под ног. Но Ким ступал с безошибочной уверенностью. Он следовал за тенями.
   Они омывали его, как поток омывает скалу. Они шептали на неслышном языке, в котором не было слов. Они следовали путем воды.
   Кап… кап… кап…
   Вода была здесь. Ее только нужно было найти.
   Кап… кап…
   Кап!
   В гроте под нависающей скалой, на самом дне ущелья, образовалась лужа, в которую стекала вода с выступа. Ее там собралось мало, но для изнемогающего от жажды и это было чудом.
   Ким дал напиться теням, затем стал пить сам.
   Вода была маслянистой, с металлическим привкусом, но для Кима она была сейчас вкуснее, чем летнее вино из подвала Марта.
   Чей-то силуэт заслонил вход в грот.
   – Иди сюда, – сказал Ким, – и пей.
   – Вода? – В голосе Фабиана звучало удивление. Он нагнулся и зачерпнул рукой. – Вода!
   Это была всего лишь какая-нибудь пара пригоршней, но их хватило, чтобы утолить нестерпимую жажду. Когда вода уже больше не зачерпывалась, Ким протер мокрыми руками лоб и щеки. Фабиан поступил так же.
   – Как ты обнаружил воду? – спросил он, все еще удивляясь. – Я бы ее здесь ни за что не нашел!
   Ким медлил. Должен ли он рассказывать Фабиану о тенях, которые привели его сюда? У него не было в этом уверенности.
   – Я услышал ее, – в конце концов объяснил он. – У меня слух острее.
   Если Фабиан и не слишком поверил этому объяснению, то в темноте это было незаметно.
   – Куда мы пойдем теперь?
   Фабиан испытующе посмотрел на небо. Между стенами ущелья была видна лишь узкая серая полоса. Положение солнца определить было невозможно.
   – Я думаю, – произнес он, – что это ущелье ведет к югу. Так что пойдем по нему. Или у тебя есть другая идея?
   Ким пожал плечами, но, поняв, что Фабиан едва ли заметил в полумраке этот жест, сказал:
   – Согласен, идем.
   Вздыхая, он собрался с силами. Короткий привал скорее обессилил его, чем укрепил. Затянувшаяся рана на лбу ныла, и любое движение причиняло страдания. Но нужно было идти дальше.
   Это оказалось не так просто. Ущелье извивалось, а на его дне было совсем темно. Вдобавок путникам постоянно приходилось перебираться через завалы.
   К этому добавился голод. С тех пор как они ели последний раз вместе с пленниками в Черной крепости, прошли уже сутки. Теперь даже варево из котла, которое он тогда выплюнул, показалось бы Киму самым аппетитным блюдом.
   И еще тут были тени. Он постоянно ощущал их присутствие. Когда Ким пытался всмотреться в темноту, они ускользали, но не пропадали совсем. Он силился изгнать их из своих мыслей, но хорошо понимал, что тяжело, если не невозможно сознательно о чем-то не думать.
   Он старался обратить свои мысли на что-либо другое. Он пытался думать о своем доме. Об Эльдерланде, каким его знал, о дружелюбных нелепых маленьких фольках с их нелепыми, но такими важными заботами и радостями. Он думал о Музее истории с его странными и курьезными сокровищами, о вечерах перед камином, в то время как госпожа Мета хлопочет в кухне, о своем кабинете, где он проводил часы, дни и недели в поисках тайн, скрывающихся в старых рукописях.