А человек положительный. Инне нравился. Женатики далеко не все так ходят. И поглажен, и побрит, и в голове есть, с чем поговорить.
Его Инна пригласила встретить новое тысячелетие, а у двери перья валяются.
Инна позвонила знакомому экстрасенсу, как в их кругах говорили сенсику, Саньке Шулепову, коего в туристские времена звали не иначе как Шульберт. Не оттого, что Санька лихо играл на гитаре, песенки сочинял про горы и реки. Не от композитора Шуберта, а от шулера. Пройдошистый был Санька. В походе мог приболевшим прикинуться, чтобы рюкзак разгрузили. Постоянно на маршруте насчет работы норовил увильнуть. Но пел приятно.
Когда нагрянули времена сенсиков, заделался Шульберт белым магом. Говорили, какой-то университет колдовской закончил... По телевизору Саньку часто показывают, гороскопы составляет, лечит...
Ему Инна позвонила, обнаружив следы ворожбы.
- Колдовство, - определил Санька. - Без всякого сомнения. Надо очищаться. Сделай так. Налей литр воды из-под крана. Прочитай над ней "Отче наш". Читай прямо в банку, как в микрофон, вибрация молитвы должна передаться воде. Затем в пригоршню плесни и умойся, после чего набери в рот, тайком на порог ворожейке прысни. Оставшуюся воду до капли выпей.
- Сегодня пить-прыскать.
- Чем скорее, тем быстрее очистишься!
Днем Инне было не до борьбы с колдовством - стол надо готовить, отложила на вечер. Вариант с встречей Нового года один на один Инна сразу отмела. Слишком прозрачно. Еще подумает Олег Максимович - его заарканить хотят. Пригласила двоюродную сестру Светку с мужем. Светка это ведро с гвоздями. С ней не загрустит. Минуты не помолчит. Но не пустозвонное ведро, которое лишь бы тарахтеть. Эта рассказывать мастерица. На любую тему, только тронь, и анекдот, и случай из жизни...
- Придем обязательно, - сказала Светка. - И не боись, - подмигнула, часа в два отчалим. А ты давай, действуй-злодействуй. Надо и для себя пожить!
Гостей Инна пригласила на десять вечера. В девять наполнила литровую банку водой, впритык к сырой поверхности, как велел Шульберт, кося глаз в молитвенник прочитала "Отче наш". Омыла лицо. Затем набрала в рот воды, выглянула на площадку - есть кто, нет? Подкралась к квартире Криводубовой, прыснула, как плюнула, под дверь и домой. Где выпила да дна оставшуюся воду. От себя добавила: Господи, пронеси.
Одним словом, поставила защиту по Шульберту. После чего начала наряжаться.
Эх, сейчас бы те бирюзовые туфельки...
Олег Максимович пришел с шампанским, коньяком и цветами.
"В США, - вспомнила Инна когда-то прочитанное в газете, - если мужчина дарит цветы, значит, делает предложение. Вот бы у нас так..."
Сожаления, что не у нас иначе, тут же отлетели в сторону. В желудке ураганом открылся приступ расстройства. Просто терпежу нет. У мужчины в руках букет роскошный, а у женщины на лице одно желание - скорей в туалет. Хорошо, полумрак прихожей прикрыл выражение острого состояния.
- Проходите-проходите, - бросила Инна, - извините, у меня кипит на плите.
И бросилась, будто на кухню.
Когда все "вскипело", пришла Светка с мужем.
- Приветствую вас с трибуны мавзолея! - торжественно произнесла, вручая сумки.
- Развлекай гостя, - шепнула Инна и снова нырнула в туалет.
"За что такое наказание?" - думала в тоскливом одиночестве.
- Перец-горошек пожуй! - интимно посоветовала Светка.
Инна полную горсть запихала в рот. Казалось, внутри все расстройство должно выгореть до основания.
- Пусть плохое останется в двадцатом веке, - поднял бокал Олег Максимович, когда сели проводить старый год, и как-то особенно посмотрел на Инну, - а впереди пусть все будет хорошо.
"Дай-то Бог", - подумала Инна.
Но опять стало нехорошо.
Светка вовсю отвлекала гостя от убегов хозяйки.
За пять минут до Нового года раздала всем узенькие полоски бумаги и авторучки:
- Каждому надо написать желание, - объявила, - затем сжечь бумажку, а пепел бросить в фужер с шампанским. Как ударит двенадцать - выпить. Желание обязательно исполнится. Гарантия полная.
Инна написала на своем клочке: "Олег".
- Испортим напиток, - жег над своим бокалом "желание" Олег Максимович.
- Ни в коем разе! - заверила Светка. - Пьем обязательно до дна.
На экране телевизора президента сменили часы с секундами уходящего тысячелетия, минутная стрелка прыгнула на "12". УРА!!! Бокалы с шампанским и пеплом сошлись.
- И обязательно поцеловаться с тем, кто рядом! - опорожнив свою емкость, сказала Светка и впилась в губы мужа, подавая пример остальным.
Олег Максимович поддержал призыв. Не так рьяно, как инициатор лобзаний, нежно прикоснулся к чуть дрогнувшим губам Инны, шепнул:
- Поздравляю.
Дама не успела ответить. Нестерпимая резь пронзила живот.
"Надо было написать на бумажке "запор", - подумала Инна и сорвалась из поцелуя в туалет.
- Ох, хозяйка у нас вся в заботах, - прикрывала сестру Светка, - Олег Максимович, закусывайте. Инна редкая мастерица готовить. Я тоже вроде что-то умею. Муж не обижается. Правда, муж?
- Сущая.
- Но куда мне до Инны! И рецепты ее беру, а все равно не так выходит. Она даже в походах, как ее очередь дежурить, умудрялась вкуснятину заварганить. Не зря лучшим завхозом в турклубе слыла.
Инна насыпала полстакана плодов черемухи, залила кипятком. Может, этим удастся "завязать" расслабление.
Светка, подкладывая лучшие куски Олегу Максимовичу - про мужа тоже не забывала, - развлекала гостя.
- Мы нынче в Геленжик ездили с друзьями. Сразу договорились - водку на побережье не пить, ее и в Омске можно, у моря исключительно вино употреблять. В первый вечер наупотреблялись... Особенно мой дорогой.
- Не я один, - для порядка защитился Леня.
- Вино, как известно, - продолжала Светка, - продукт, извините, влагогонный. Особенно у моего Лени погнало из организма наружу.
- Не у меня одного.
- Гуляем по набережной, а у него влага подошла к точке терпения. На шхельду захотелось, как из ружья.
- Шхельдой, - пояснил Леня Олегу Максимовичу, - у туристов туалет называется.
На упоминание шхельды организм Инны отреагировал очередным позывом.
- Сейчас, - сорвалась из-за стола.
- Ни платных "М", ни бесплатных нет в пределах видимости, - продолжает Светка отвлекать главного гостя от поведения хозяйки. - Леня под винным градусом, море ему по коленки, видит: кусты за парапетом растут. Дело южное, вечер бархатный. Под его сенью Леня, турист тертый, решил использовать окружающий ландшафт для "М".
- А че делать, - сказал Леня, - если такой случай не предусмотрели муниципальные власти.
- Перемахнул парапет, чтобы под прикрытием кустиков на шхельду сходить. Че, думает, мне, альпинисту, тут прыгать. И энергия вина играет. Перелетел в кустики... И забыл про шхельду, вино и маму родную... За парапетом оказались не кустики, а верхушки деревьев. Метров десять летел...
- Ты скажешь - "десять"! Метров семь всего, дальше по бетонному откосу катился.
- Так шею можно свернуть, - смеялся Олег Максимович.
- Повезло, только мизинец сломал.
- Как можно кусты с деревьями перепутать?
- Темновато было, - смеялся Леня.
Инна выпила черемуховый настой, присела за стол в позе "на старт! внимание! марш!"
- У меня брат сродный на прошлой неделе на охоту ездил, - В свою очередь рассказал Олег Максимович. - Тоже учудил с пальцем. На джипе с дружком едут, брат на ходу начал ружье заряжать на тот случай, вдруг заяц по пути попадется. Дорога не асфальт, колдобины. Ружье возьми и выстрели. И прямо в ногу. Большой палец отхватило брательнику начисто. Прихожу вчера, он за голову хватается. "Я, - говорит, - себе к Новому году подарок сделал: охотничьи ботинки американские. Триста долларов влупил. Загляденье! Как валенки теплые и влагоотталкивающие. Мягкие, легкие! Подошва - на сто лет хватит! И всего один раз обул". Весь в расстройстве. И не палец жалко отстрелянный, а ботинки расстрелянные. Прямо чуть не плачет, что самолично такое богатство загубил.
- Значит, надо выпить за здоровье, - предложил Леня.
Инне тост не помог, опять унырнула на шхельду.
И получается, если подытожить арифметически новогоднюю ночь, сидела Инна не за столом.
В два часа Светка подхватилась:
- Ой, нам пора, надо еще куму поздравить.
Инне вроде полегчало. Они выпили с Олегом Максимовичем на пару. Потанцевали. И опять труба зовет, то бишь - шхельда.
Когда вышла оттуда, кавалера след простыл.
Инна бросилась звонить Шульберту.
- Ты что мне насоветовал, чудило с Нижнего Тагила? - вместо поздравления с праздником выпалила в трубку. - Я весь Новый год вместе с новым тысячелетием на шхельде встречаю. Сил никаких нет...
- Все правильно, - перебил Шульберт, - значит, хорошо подействовало. Радуйся - очистилась. С первого раза гадость, насланная соседкой, вышла. Люди годами маются от порчи.
- Ага! вышла! И ушла вместе с Олегом Максимовичем.
- Это кто?
- Друг. Первый раз пригласила, положительный мужчина...
- Приворожить что ли?
Но ответа на тему приворота не последовало. Инна бросила трубку. Очищение продолжалось...
СОЛДАТ ПРОИЗВОДСТВА
Авантюрный рассказ с грустинкой
- Неужели красивее твоей Светки была? - спрашивал Виктора Семина через много лет после нижеописанных событий хороший знакомый.
Они сидели вдвоем за столом, который украшала бутылка, рюмки тонкого стекла, веселой расцветки тарелки. Слегка портили картину сало и малосольные огурцы, нарезанные торопливыми кусками. Зато пучок петрушки лежал живописно.
- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце уже начинает пригревать, но трава еще влажно сверкает, лицо поднесешь - пахнет такой чистотой, такой свежестью, так обдаст ароматом луга! Такая была Алина. Кожа, будто росой омыта, светится! Эх!..
И опрокинул рюмку.
Убедительно говорил Виктор. Этим даром обладал на зависть. Стоило загореться идеей, на десять рядов вокруг себя воспламенял окружающих. Раскочегаривал цепную реакцию - не устоишь в сторонке. Одного в свою пользу склонит, тот - второго туда же переманит, который третьего в веру Семина обратит, и пошло-поехало.
Женился как? Сам из себя средне штампованной внешности, а за Светкой пол-института ухлестывало. Первейшие звезды студенческого небосклона увивались без перерыва на каникулы. Королева была лицом и остальными статьями. Но Витька как вспыхнул любовным жаром, так конкуренты скукожились на пять улиц вокруг. И не буром нахрапистым пер. Зачитал стихами, завалил цветами, окружил сумасшедшим азартом. Рядом с возлюбленной до последней пуговицы светился. Никогда, кстати, Светка не жалела о выборе.
Распределившись после института на завод, обожаемый муж стал солдатом производства. Сначала мастером, а потом начальником цеха. Был из тех, кто тянет лямку, пользуясь авторитетом и сверху, и снизу. Денно и нощно Виктор пропадал в цехе: освоение новых изделий, проблемы с планом, штурмовщина конца месяца. Некогда было королеву вниманием окружать. Хорошо, она была из принцесс рабоче-крестьянского замеса, с понятием.
На период рассказываемого случая Виктор находился в поре мужского расцвета, чуть за сорок перевалило. Как-то возвращался не ранним вечером домой. Отнюдь не угнетенный производством. Перед уходом из цеха в честь дня рождения заместителя дернул граммов сто пятьдесят коньяка. Отчего настроение рвалось в высоту, хотелось праздника, общения с девушками. А рядом в троллейбусе молодая женщина сидит, и больно смотреть, какая поникшая. Старуха горем измотанная, а не особа двадцати пяти, не более, годов от роду. Этакого диссонанса поющей душе Виктор стерпеть не мог.
Заговорил с участливым напором, и женщина поведала грустную историю. Работает в сельхозинституте, живет при нем в бараке, а там всю зиму убийственная иллюстрация к выражению: хоть волков морозь. Институт ни угля, ни дров не завозит, а у жильцов такие сумасшедшие заработки, что денег на топливо не хватает. Маленькая дочь то и дело болеет. Откуда веселью взяться? Хоть ложись и помирай, так не хочется в эту дыру.
- Вы что? - сказал Семин. - Зачем помирать в расцвете красивых лет?
И проехал свою остановку.
Зима сыпала февральским снегом. По завьюженной, сугробистой дороге подошли к бараку, где жила Алина. Вытянутое строение имело чуть жилой вид с подслеповатыми, замерзшими окошками. Никак не скажешь, что мысль преподавательская брызжет за этими стенами ключом. Какой-то семнадцатый век в дремучей спячке...
Внутри дочь укутанная на кровати сидит. Несчастнее деток Виктор только в телевизоре видел.
- Завтра дрова будут! - рубанул он кулаком холодный воздух.
На следующее утро собрал в кабинете доверенных мастеров, объяснил необычную задачу. Как говорилось ранее: убеждать был мастак. Позвонил в цех, который деревообработкой занимался, отсюда имел отходы в виде обрезок, что продавали на дрова. Параллельно договорился в транспортном цехе, друзей было ползавода, насчет двух машин.
Еще засветло они подъехали к бараку.
- Дрова привез, - зашел Виктор к Алине.
- Как это? Вы что? - не может та поверить в счастье. - Такое богатство!
- Скликай живых на разгрузку, машины надо отпустить!
Высыпали бараковские к дровам и спрашивают тактично, надеясь на отрицательный ответ:
- Алине складировать?
Оправдалась мечта замерзающих:
- Нет, всем вам.
Восторг у жильцов, будто поголовно премию отхватили. Одни с кузова дрова с шутками-прибаутками подают, другие к поленницам галопом тащат, третьи печки кочегарят, так по теплу истосковались. Детишки под ногами путаются, помогать норовят, мордашки солнышками светятся. Алинина дочь-крохотулечка схватила дрын-горбыль, длиннее себя в три раза, муравьем к крыльцу тянет, чтобы скорее мамочка тепла понаделала.
Виктор, глядя на радостную суету, сам чуть не запрыгал на одной ножке, всего ничего поднапрягся, а какой праздник всенародный.
Повторил завоз обрезков на радость сельхознауки в начале марта. Раза три без дров к Алине забегал. Надо сказать, жарких проявлений интимности не было. Где-то стеснение держало за руки обоих, где-то присутствие дочурки.
А потом и вовсе весна теплом нагрянула, в топливе необходимость отпала, на заводе свистопляска началась с новым заказом. Забыл Виктор дорожку к бараку. Однако в середине июля, золотистым субботним вечером, по дороге с завода ноги свернули в знакомую сторону и понесли, чем дальше, тем быстрее.
Толкнул Виктор в нетерпении дверь, чтобы зайти и сжать Алину в объятиях, отбросив неловкость. А дверь закрыта. Ну, что ты будешь делать? Подергал ручку. Соседка выходит.
- Вы нам дрова привозили! - узнала спасителя. - Ой, спасибо. Мы вас помним.
И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.
Но и секунды не горевал от крушения надежд Виктор. Ринулся в речной порт. И вовремя: нужное судно стояло у причала. "Везет дуракам", - весело подумал Виктор.
Никогда Виктора в старинный городок Тару не заносила судьба, но восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.
Времена стояли легендарные - начало семидесятых двадцатого века. Связь в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи углы. Подсобное хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул в окошечко почты, с такими глазами попросил "край надо дозвониться!", что телефонистка чутким на любовь женским сердцем решила соединить во что бы то ни стало. А было в какие непроходимые тупики уткнуться. Прямой линии с подсобным хозяйством не было. Она пролегала через колхозную контору. Где в воскресенье на личные телефонные нужды работать не желали. Отговаривались производственным совещанием руководителей. Но не на ту напали. Тарская телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:
- Ты где?
В таких случаях пишут: "горло пересохло", "сердце ухнуло". Виктор помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:
- В Туре!
- В Таре! - уточнила телефонистка.
- В Таре! В Таре! - поправился Виктор.
- Не может быть! - выдохнула трубка.
Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.
Щедро давая шоферам грузовых машин на бутылки, Виктор помчался на перекладных. Наконец шофер говорит: "Я сворачиваю, а ты иди по дороге в гору. Тут километра два".
Заспешил Виктор в указанном направлении. Сердце кровь девятым валом гонит, с частотой швейной машинки колотится. Сейчас, сейчас он увидит эти глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.
А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в самой поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на подъем, и картина вдаль не передать! Поле огромных площадей, то ли овес, то ли пшеница, то ли рожь (не разбирался Виктор в зерновом вопросе) золотом до зеленой полосы леса колышется.
- Эге-гей! - приоткрыл клапан восторга Виктор. - Эге-гей! - стравил чуток напряжение в груди.
Никто не осудил за блажь, неподобающую солидному мужчине при галстуке. Некому. Одни кузнечики заливаются от восторга летней жизни.
И вдруг ухнуло сердце десятым валом. Женская фигура в кремовое платье возникла на дороге. Летяще-парящая. Сорвался Виктор навстречу, как юнец желторотый.
В этом месте рассказа и спросил друг после рюмки:
- Неужели краше твоей Светки была?
- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце вот-вот припекать начнет, но у земли вся трава влажно сверкает, лицо поднесешь, пахнет такой свежестью, такой чистотой, так обдаст ароматами жизни, упал бы и растворился!.. Такая была Алина. Кожа светится, будто росой омыта...
Влетели они в объятья. Слились губы. А руки еще робкие, стеснительные...
- Так хорошо ни до, ни после не было! - признался товарищу Виктор. Все сошлось... У обоих...
Кузнечики пиликали, жаворонок заливался, в высокой сини ветер толкал перистые облака... Ни звука рукотворного происхождения. Чтобы трактор тарахтел, самолет гудел или мотоцикл трещал заполошно. Будто скопом земляне отбыли в космос... Мир на двоих, и солнце на карауле...
Упали они в пшеницу (или рожь, или овес - так и не спросил Алину)...
Эх, счастье-счастье, ну почему ты как пух тополиный: чирк спичкой - и поминай как звали?
Почти сутки, забыв обо всем на свете, гнал Виктор время. Ускорял, чтобы "наклониться к росе", наполнить сердце восторгом.
И вдруг, жадно глотнув воздуха на вершине блаженства, вспомнил, как обухом по темени: завтра в девять утра директорская оперативка!!!
И будто сквозняком ликующий настрой унесло над полем ржи или пшеницы.
Человек дела до последней застежки, он отрезвел в один миг.
- Витенька! - Алину опалило резким похолоданием. - Что случилось, родной?
А "родной" про оперативку дятлом заевшим талдычит.
- Ну и пропустишь!
Много позже думал: "Дурак стоеросовый! Не остановился бы завод! А выгнали, тут же назад позвали. Один из лучших начальников цехов".
Но тогда мысли не допускал сачкануть оперативку.
- Теплоход ночью из Тары идет, - Алина успокаивает. - Часов шесть до него.
- Сколько ему против течения плюхаться? Не успею! Только самолетом!
Со слезами счастья и горечи побрела Алина в гору, а Виктор, заряженный новой идеей, рванул без всяких сантиментов в обратную сторону.
И снова Тара. Где на аэродроме сторож зевает от безделья. Никакой тебе авиакутерьмы, когда форсажно ревут двигатели, взлетают серебристые лайнеры, пассажиры с поклажей носятся. На летное поле хоть коров пастись выгоняй. Одна предприимчивая коза уже щипала травку. Аэропорт Тара круглосуточностью авиаперевозок не отличался. И пусть вечернее солнце еще светило, летный день закрыли до утра.
Да не тот Виктор человек, чтобы упасть у взлетно-посадочной полосы и грызть ее от бессилия, когда несколько самолетиков стоят у ВПП с винтами и крыльями.
- А то как же, - сказал аэрофлотский сторож, - есть летчики. Один наш, тарский, другой у вдовушки поселился.
Дал адресную ориентировку на летунов. По ней двинул Виктор реализовывать авиазатею. Случай тяжелый, это ежу понятно - не на обочине рукой попутке махнуть, довези браток. Как летчиков уломать?
У русского человека первый вариант ответа всегда на поверхности прилавка лежит. Виктор оперативно узнал, в каком направлении продмаг и повернул туда.
Но если до встречи с Алиной все шло как по маслу, здесь затормозило. Магазин встретил мрачным замком.
Напиши я дальше: "Виктор сел на крыльцо и зарыдал от невезухи", - ты, читатель, обвинил бы автора в фальсификации правды характера.
И правильно сделал. Виктор порысил к месту проживания продавщицы.
- Открой магазин, - начал умолять хозяйку торговой точки.
- Как вы мне осточертели! День и ночь одна песня: "водки!", "водки!", "водки!". Когда только зальетесь? Не дам!
- Коньяк есть? - не стал обижаться Виктор.
- Кому он сдался? Два ящика полгода из угла в угол переставляю.
- Мне нужен.
Нарисовался муж продавщицы, с ходу громко поддержал сварливое ариозо супруги. Да на третьей ноте сменил партию, узрев, что проситель не из клуба колдыряющих. Не для горящих колосников питье просит.
- Ну продай ты! Видишь, надо человеку!
- Один пузырь вам! - сказал Виктор защитнику.
- Вот ему! - соорудила кукиш жена. - Облезет и скачками обрастет! Айда!
Затаренный пятью бутылками коньяка, Виктор направился к пилоту-тарчанину.
Тот встретил в майке и трусах, этакий штангист неслабой весовой категории, что подтвердил костоломным рукопожатием.
- Слушай, Андрей, - познакомившись, приступил к делу Виктор, - позарез надо лететь в Омск!
- Соображаешь, что несешь?! - обиделся пилот. - У вас об авиации мнение, как о гужевой лошади, запряг и щелкай бичиком: но, мерин Махно! Самолет не телега с дышлом, куда хочешь туда и вышло!
Виктор не стал оглашать свои анкетные данные, что знает о летающей технике не из плакатов, сам строит самолеты и ракеты, а резко переменил направление разговора с неба на землю.
- Давай хлопнем! - достал коньяк.
- Лететь нельзя, а выпить с хорошим человеком запросто! - забыл обиду за авиацию тарчанин.
После первой бутылки Виктор вернулся к теме перелета в Омск. Начал убеждать летуна:
- К любимой женщине ездил, ты понимаешь, что это такое? А завтра директорская оперативка, голову оторвут, если не приеду! Полетели, а!
- Ты че?! Я же пьяный! Пиво перед полетом не моги циркнуть, я стакан коньяка загрузил!
Но, заметьте, категоричная позиция, что самолет - не гужевой транспорт, потеряла строгие очертания. Авиационное сознание скользнуло в сторону от неукоснительных инструкций.
- Пошли к Димке, - пилот поднялся из-за коньячного стола.
Димка - коллега по крыльям и винтам - отнюдь не вдохновился идеей чартерного рейса в Омск.
"Он на авиазаводе начальником цеха работает, - убеждал выпивший летчик трезвого, - завтра министр приезжает, а он к любимой женщине ездил и опоздал на "Ракету".
Хитрый Димка, отнекиваясь от явной авантюры, зацепился за вескую отговорку. На тот момент связи между Омским аэропортом и Тарой не было. Что-то со станцией случилось.
- Ты в воздухе свяжешься! - парировал довод нетрезвый коллега.
- И че я им буду бурагозить? Мужику запоносилось в Омск, я за бутылку везу. Меня в двадцать четыре секунды уволят, а на двадцать пятой посадят!
Прав был Димка. Самолет тарский не реактивный лайнер, а все одно - не колхозная сивка-бурка. И летный отряд - не артель по сбору березовых веников. Полувоенная организация с некоторым порядком.
Но и мужики не лыком инструкций шиты, берестой законов подпоясаны. Заряженные Виктором, нашли выход из авиатупика.
- Надо из него больного сделать! - придумал наконьяченный Андрей.
- Вы что? - заволновался Виктор. - Мне завтра на оперативку.
- Не в плане членовредительства, - успокоил Андрей.
- Понял, - сказал Димка. - С бумагой из больнички можно слетать.
Двинули втроем к медикам, и с порога дежурному фельдшеру на стол бутылку коньяка. Тот не стал кочевряжиться.
- Наливай, - махнул рукой.
После первой летчики принялись уговаривать медтарчанина в отношении справки.
На что белый рукав описал вторую призывную дугу...
Осадив и этот стакан, доктор бросил:
- Даже в бестолковых домах по три раза наливают!
А закрыв счет на "три", выдал смертельную бумагу, что Виктор - холерный больной, его следует срочно этапировать в областной центр, так как в Таре нет условий на сто процентов изолировать на корню страшные вирусы во избежании эпидемии.
До катастрофического ужаса сгустил краски.
Виктор был под коньяком, тем не менее предусмотрительно затемнил паспортные данные, назвался Телегиным в справке. Пообщавшись с летчиками, понял, затея пахнет не духами с одеколоном.
- Теперь можно лететь! - сказал Димка, забирая оправдательный документ.
Самолет У-2 с четырьмя крыльями, на деле на мотоцикл смахивал. Кабина открытая. Плексигласовый козырек перед лицом пилота - вот и вся защита от встречного потока. И всего два места, одно за другим.
Больше, собственно, Виктору и не требовалось.
Летчик сел впереди, пассажир за его спиной угнездился.
Мотор взревел, Виктор повеселел, лучше плохо лететь, да вовремя успеть. Однако в воздухе радость поугасла: гоп с оперативкой праздновать рано. Светлый вечер прошел в уговорах. На момент взлета темень обволокла Омскую область. У такого воздушного судна, как У-2, навигационные приборы в голове пилота сосредоточены. По наземной местности прокладывает курс. Ночью лесные стежки-дорожки плохо видать. Точнее - хоть глаз коли. Это не Западная Европа, где населенных пунктов с лампочками как сельдей в бочке. Здесь темнота безлунная ориентиры одной краской заляпала. А у Димки филина в родстве не было. Поэтому зацепился за Иртыш. Тот поблескивал чернотой. Иногда пароходики внизу ползли. Жалко, тек не по прямолинейному маршруту, вилял как взбредет. Димка параллельно туда-сюда виражи закладывал, заодно пытаясь связаться с аэропортом назначения.
Его Инна пригласила встретить новое тысячелетие, а у двери перья валяются.
Инна позвонила знакомому экстрасенсу, как в их кругах говорили сенсику, Саньке Шулепову, коего в туристские времена звали не иначе как Шульберт. Не оттого, что Санька лихо играл на гитаре, песенки сочинял про горы и реки. Не от композитора Шуберта, а от шулера. Пройдошистый был Санька. В походе мог приболевшим прикинуться, чтобы рюкзак разгрузили. Постоянно на маршруте насчет работы норовил увильнуть. Но пел приятно.
Когда нагрянули времена сенсиков, заделался Шульберт белым магом. Говорили, какой-то университет колдовской закончил... По телевизору Саньку часто показывают, гороскопы составляет, лечит...
Ему Инна позвонила, обнаружив следы ворожбы.
- Колдовство, - определил Санька. - Без всякого сомнения. Надо очищаться. Сделай так. Налей литр воды из-под крана. Прочитай над ней "Отче наш". Читай прямо в банку, как в микрофон, вибрация молитвы должна передаться воде. Затем в пригоршню плесни и умойся, после чего набери в рот, тайком на порог ворожейке прысни. Оставшуюся воду до капли выпей.
- Сегодня пить-прыскать.
- Чем скорее, тем быстрее очистишься!
Днем Инне было не до борьбы с колдовством - стол надо готовить, отложила на вечер. Вариант с встречей Нового года один на один Инна сразу отмела. Слишком прозрачно. Еще подумает Олег Максимович - его заарканить хотят. Пригласила двоюродную сестру Светку с мужем. Светка это ведро с гвоздями. С ней не загрустит. Минуты не помолчит. Но не пустозвонное ведро, которое лишь бы тарахтеть. Эта рассказывать мастерица. На любую тему, только тронь, и анекдот, и случай из жизни...
- Придем обязательно, - сказала Светка. - И не боись, - подмигнула, часа в два отчалим. А ты давай, действуй-злодействуй. Надо и для себя пожить!
Гостей Инна пригласила на десять вечера. В девять наполнила литровую банку водой, впритык к сырой поверхности, как велел Шульберт, кося глаз в молитвенник прочитала "Отче наш". Омыла лицо. Затем набрала в рот воды, выглянула на площадку - есть кто, нет? Подкралась к квартире Криводубовой, прыснула, как плюнула, под дверь и домой. Где выпила да дна оставшуюся воду. От себя добавила: Господи, пронеси.
Одним словом, поставила защиту по Шульберту. После чего начала наряжаться.
Эх, сейчас бы те бирюзовые туфельки...
Олег Максимович пришел с шампанским, коньяком и цветами.
"В США, - вспомнила Инна когда-то прочитанное в газете, - если мужчина дарит цветы, значит, делает предложение. Вот бы у нас так..."
Сожаления, что не у нас иначе, тут же отлетели в сторону. В желудке ураганом открылся приступ расстройства. Просто терпежу нет. У мужчины в руках букет роскошный, а у женщины на лице одно желание - скорей в туалет. Хорошо, полумрак прихожей прикрыл выражение острого состояния.
- Проходите-проходите, - бросила Инна, - извините, у меня кипит на плите.
И бросилась, будто на кухню.
Когда все "вскипело", пришла Светка с мужем.
- Приветствую вас с трибуны мавзолея! - торжественно произнесла, вручая сумки.
- Развлекай гостя, - шепнула Инна и снова нырнула в туалет.
"За что такое наказание?" - думала в тоскливом одиночестве.
- Перец-горошек пожуй! - интимно посоветовала Светка.
Инна полную горсть запихала в рот. Казалось, внутри все расстройство должно выгореть до основания.
- Пусть плохое останется в двадцатом веке, - поднял бокал Олег Максимович, когда сели проводить старый год, и как-то особенно посмотрел на Инну, - а впереди пусть все будет хорошо.
"Дай-то Бог", - подумала Инна.
Но опять стало нехорошо.
Светка вовсю отвлекала гостя от убегов хозяйки.
За пять минут до Нового года раздала всем узенькие полоски бумаги и авторучки:
- Каждому надо написать желание, - объявила, - затем сжечь бумажку, а пепел бросить в фужер с шампанским. Как ударит двенадцать - выпить. Желание обязательно исполнится. Гарантия полная.
Инна написала на своем клочке: "Олег".
- Испортим напиток, - жег над своим бокалом "желание" Олег Максимович.
- Ни в коем разе! - заверила Светка. - Пьем обязательно до дна.
На экране телевизора президента сменили часы с секундами уходящего тысячелетия, минутная стрелка прыгнула на "12". УРА!!! Бокалы с шампанским и пеплом сошлись.
- И обязательно поцеловаться с тем, кто рядом! - опорожнив свою емкость, сказала Светка и впилась в губы мужа, подавая пример остальным.
Олег Максимович поддержал призыв. Не так рьяно, как инициатор лобзаний, нежно прикоснулся к чуть дрогнувшим губам Инны, шепнул:
- Поздравляю.
Дама не успела ответить. Нестерпимая резь пронзила живот.
"Надо было написать на бумажке "запор", - подумала Инна и сорвалась из поцелуя в туалет.
- Ох, хозяйка у нас вся в заботах, - прикрывала сестру Светка, - Олег Максимович, закусывайте. Инна редкая мастерица готовить. Я тоже вроде что-то умею. Муж не обижается. Правда, муж?
- Сущая.
- Но куда мне до Инны! И рецепты ее беру, а все равно не так выходит. Она даже в походах, как ее очередь дежурить, умудрялась вкуснятину заварганить. Не зря лучшим завхозом в турклубе слыла.
Инна насыпала полстакана плодов черемухи, залила кипятком. Может, этим удастся "завязать" расслабление.
Светка, подкладывая лучшие куски Олегу Максимовичу - про мужа тоже не забывала, - развлекала гостя.
- Мы нынче в Геленжик ездили с друзьями. Сразу договорились - водку на побережье не пить, ее и в Омске можно, у моря исключительно вино употреблять. В первый вечер наупотреблялись... Особенно мой дорогой.
- Не я один, - для порядка защитился Леня.
- Вино, как известно, - продолжала Светка, - продукт, извините, влагогонный. Особенно у моего Лени погнало из организма наружу.
- Не у меня одного.
- Гуляем по набережной, а у него влага подошла к точке терпения. На шхельду захотелось, как из ружья.
- Шхельдой, - пояснил Леня Олегу Максимовичу, - у туристов туалет называется.
На упоминание шхельды организм Инны отреагировал очередным позывом.
- Сейчас, - сорвалась из-за стола.
- Ни платных "М", ни бесплатных нет в пределах видимости, - продолжает Светка отвлекать главного гостя от поведения хозяйки. - Леня под винным градусом, море ему по коленки, видит: кусты за парапетом растут. Дело южное, вечер бархатный. Под его сенью Леня, турист тертый, решил использовать окружающий ландшафт для "М".
- А че делать, - сказал Леня, - если такой случай не предусмотрели муниципальные власти.
- Перемахнул парапет, чтобы под прикрытием кустиков на шхельду сходить. Че, думает, мне, альпинисту, тут прыгать. И энергия вина играет. Перелетел в кустики... И забыл про шхельду, вино и маму родную... За парапетом оказались не кустики, а верхушки деревьев. Метров десять летел...
- Ты скажешь - "десять"! Метров семь всего, дальше по бетонному откосу катился.
- Так шею можно свернуть, - смеялся Олег Максимович.
- Повезло, только мизинец сломал.
- Как можно кусты с деревьями перепутать?
- Темновато было, - смеялся Леня.
Инна выпила черемуховый настой, присела за стол в позе "на старт! внимание! марш!"
- У меня брат сродный на прошлой неделе на охоту ездил, - В свою очередь рассказал Олег Максимович. - Тоже учудил с пальцем. На джипе с дружком едут, брат на ходу начал ружье заряжать на тот случай, вдруг заяц по пути попадется. Дорога не асфальт, колдобины. Ружье возьми и выстрели. И прямо в ногу. Большой палец отхватило брательнику начисто. Прихожу вчера, он за голову хватается. "Я, - говорит, - себе к Новому году подарок сделал: охотничьи ботинки американские. Триста долларов влупил. Загляденье! Как валенки теплые и влагоотталкивающие. Мягкие, легкие! Подошва - на сто лет хватит! И всего один раз обул". Весь в расстройстве. И не палец жалко отстрелянный, а ботинки расстрелянные. Прямо чуть не плачет, что самолично такое богатство загубил.
- Значит, надо выпить за здоровье, - предложил Леня.
Инне тост не помог, опять унырнула на шхельду.
И получается, если подытожить арифметически новогоднюю ночь, сидела Инна не за столом.
В два часа Светка подхватилась:
- Ой, нам пора, надо еще куму поздравить.
Инне вроде полегчало. Они выпили с Олегом Максимовичем на пару. Потанцевали. И опять труба зовет, то бишь - шхельда.
Когда вышла оттуда, кавалера след простыл.
Инна бросилась звонить Шульберту.
- Ты что мне насоветовал, чудило с Нижнего Тагила? - вместо поздравления с праздником выпалила в трубку. - Я весь Новый год вместе с новым тысячелетием на шхельде встречаю. Сил никаких нет...
- Все правильно, - перебил Шульберт, - значит, хорошо подействовало. Радуйся - очистилась. С первого раза гадость, насланная соседкой, вышла. Люди годами маются от порчи.
- Ага! вышла! И ушла вместе с Олегом Максимовичем.
- Это кто?
- Друг. Первый раз пригласила, положительный мужчина...
- Приворожить что ли?
Но ответа на тему приворота не последовало. Инна бросила трубку. Очищение продолжалось...
СОЛДАТ ПРОИЗВОДСТВА
Авантюрный рассказ с грустинкой
- Неужели красивее твоей Светки была? - спрашивал Виктора Семина через много лет после нижеописанных событий хороший знакомый.
Они сидели вдвоем за столом, который украшала бутылка, рюмки тонкого стекла, веселой расцветки тарелки. Слегка портили картину сало и малосольные огурцы, нарезанные торопливыми кусками. Зато пучок петрушки лежал живописно.
- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце уже начинает пригревать, но трава еще влажно сверкает, лицо поднесешь - пахнет такой чистотой, такой свежестью, так обдаст ароматом луга! Такая была Алина. Кожа, будто росой омыта, светится! Эх!..
И опрокинул рюмку.
Убедительно говорил Виктор. Этим даром обладал на зависть. Стоило загореться идеей, на десять рядов вокруг себя воспламенял окружающих. Раскочегаривал цепную реакцию - не устоишь в сторонке. Одного в свою пользу склонит, тот - второго туда же переманит, который третьего в веру Семина обратит, и пошло-поехало.
Женился как? Сам из себя средне штампованной внешности, а за Светкой пол-института ухлестывало. Первейшие звезды студенческого небосклона увивались без перерыва на каникулы. Королева была лицом и остальными статьями. Но Витька как вспыхнул любовным жаром, так конкуренты скукожились на пять улиц вокруг. И не буром нахрапистым пер. Зачитал стихами, завалил цветами, окружил сумасшедшим азартом. Рядом с возлюбленной до последней пуговицы светился. Никогда, кстати, Светка не жалела о выборе.
Распределившись после института на завод, обожаемый муж стал солдатом производства. Сначала мастером, а потом начальником цеха. Был из тех, кто тянет лямку, пользуясь авторитетом и сверху, и снизу. Денно и нощно Виктор пропадал в цехе: освоение новых изделий, проблемы с планом, штурмовщина конца месяца. Некогда было королеву вниманием окружать. Хорошо, она была из принцесс рабоче-крестьянского замеса, с понятием.
На период рассказываемого случая Виктор находился в поре мужского расцвета, чуть за сорок перевалило. Как-то возвращался не ранним вечером домой. Отнюдь не угнетенный производством. Перед уходом из цеха в честь дня рождения заместителя дернул граммов сто пятьдесят коньяка. Отчего настроение рвалось в высоту, хотелось праздника, общения с девушками. А рядом в троллейбусе молодая женщина сидит, и больно смотреть, какая поникшая. Старуха горем измотанная, а не особа двадцати пяти, не более, годов от роду. Этакого диссонанса поющей душе Виктор стерпеть не мог.
Заговорил с участливым напором, и женщина поведала грустную историю. Работает в сельхозинституте, живет при нем в бараке, а там всю зиму убийственная иллюстрация к выражению: хоть волков морозь. Институт ни угля, ни дров не завозит, а у жильцов такие сумасшедшие заработки, что денег на топливо не хватает. Маленькая дочь то и дело болеет. Откуда веселью взяться? Хоть ложись и помирай, так не хочется в эту дыру.
- Вы что? - сказал Семин. - Зачем помирать в расцвете красивых лет?
И проехал свою остановку.
Зима сыпала февральским снегом. По завьюженной, сугробистой дороге подошли к бараку, где жила Алина. Вытянутое строение имело чуть жилой вид с подслеповатыми, замерзшими окошками. Никак не скажешь, что мысль преподавательская брызжет за этими стенами ключом. Какой-то семнадцатый век в дремучей спячке...
Внутри дочь укутанная на кровати сидит. Несчастнее деток Виктор только в телевизоре видел.
- Завтра дрова будут! - рубанул он кулаком холодный воздух.
На следующее утро собрал в кабинете доверенных мастеров, объяснил необычную задачу. Как говорилось ранее: убеждать был мастак. Позвонил в цех, который деревообработкой занимался, отсюда имел отходы в виде обрезок, что продавали на дрова. Параллельно договорился в транспортном цехе, друзей было ползавода, насчет двух машин.
Еще засветло они подъехали к бараку.
- Дрова привез, - зашел Виктор к Алине.
- Как это? Вы что? - не может та поверить в счастье. - Такое богатство!
- Скликай живых на разгрузку, машины надо отпустить!
Высыпали бараковские к дровам и спрашивают тактично, надеясь на отрицательный ответ:
- Алине складировать?
Оправдалась мечта замерзающих:
- Нет, всем вам.
Восторг у жильцов, будто поголовно премию отхватили. Одни с кузова дрова с шутками-прибаутками подают, другие к поленницам галопом тащат, третьи печки кочегарят, так по теплу истосковались. Детишки под ногами путаются, помогать норовят, мордашки солнышками светятся. Алинина дочь-крохотулечка схватила дрын-горбыль, длиннее себя в три раза, муравьем к крыльцу тянет, чтобы скорее мамочка тепла понаделала.
Виктор, глядя на радостную суету, сам чуть не запрыгал на одной ножке, всего ничего поднапрягся, а какой праздник всенародный.
Повторил завоз обрезков на радость сельхознауки в начале марта. Раза три без дров к Алине забегал. Надо сказать, жарких проявлений интимности не было. Где-то стеснение держало за руки обоих, где-то присутствие дочурки.
А потом и вовсе весна теплом нагрянула, в топливе необходимость отпала, на заводе свистопляска началась с новым заказом. Забыл Виктор дорожку к бараку. Однако в середине июля, золотистым субботним вечером, по дороге с завода ноги свернули в знакомую сторону и понесли, чем дальше, тем быстрее.
Толкнул Виктор в нетерпении дверь, чтобы зайти и сжать Алину в объятиях, отбросив неловкость. А дверь закрыта. Ну, что ты будешь делать? Подергал ручку. Соседка выходит.
- Вы нам дрова привозили! - узнала спасителя. - Ой, спасибо. Мы вас помним.
И сообщила пренеприятнейшее известие: Алина на практике со студентами в подсобном хозяйстве сельхозинститута под Тарой.
Но и секунды не горевал от крушения надежд Виктор. Ринулся в речной порт. И вовремя: нужное судно стояло у причала. "Везет дуракам", - весело подумал Виктор.
Никогда Виктора в старинный городок Тару не заносила судьба, но восторгаться его красотами было недосуг. Чуть причалили, помчался на почту в поисках телефонной связи с подсобным хозяйством и Алиной.
Времена стояли легендарные - начало семидесятых двадцатого века. Связь в глубинке не поражала всеохватностью и мгновенным проникновением в медвежьи углы. Подсобное хозяйство занимало один из них. Но Виктор так горячо нырнул в окошечко почты, с такими глазами попросил "край надо дозвониться!", что телефонистка чутким на любовь женским сердцем решила соединить во что бы то ни стало. А было в какие непроходимые тупики уткнуться. Прямой линии с подсобным хозяйством не было. Она пролегала через колхозную контору. Где в воскресенье на личные телефонные нужды работать не желали. Отговаривались производственным совещанием руководителей. Но не на ту напали. Тарская телефонистка нашла железобетонные рычаги, и Виктор услышал дорогой голос:
- Ты где?
В таких случаях пишут: "горло пересохло", "сердце ухнуло". Виктор помнит - вдруг географию переврал на тысячу километров:
- В Туре!
- В Таре! - уточнила телефонистка.
- В Таре! В Таре! - поправился Виктор.
- Не может быть! - выдохнула трубка.
Сбивчиво рассказала Алина, как добраться на попутках.
Щедро давая шоферам грузовых машин на бутылки, Виктор помчался на перекладных. Наконец шофер говорит: "Я сворачиваю, а ты иди по дороге в гору. Тут километра два".
Заспешил Виктор в указанном направлении. Сердце кровь девятым валом гонит, с частотой швейной машинки колотится. Сейчас, сейчас он увидит эти глаза, чуть выпуклые губы, щеки, подсвеченные румянцем.
А природа вокруг! Солнце час назад за полдень перевалило. Лето в самой поре. Все цветет, растет, соками переполняется. Дорога на подъем, и картина вдаль не передать! Поле огромных площадей, то ли овес, то ли пшеница, то ли рожь (не разбирался Виктор в зерновом вопросе) золотом до зеленой полосы леса колышется.
- Эге-гей! - приоткрыл клапан восторга Виктор. - Эге-гей! - стравил чуток напряжение в груди.
Никто не осудил за блажь, неподобающую солидному мужчине при галстуке. Некому. Одни кузнечики заливаются от восторга летней жизни.
И вдруг ухнуло сердце десятым валом. Женская фигура в кремовое платье возникла на дороге. Летяще-парящая. Сорвался Виктор навстречу, как юнец желторотый.
В этом месте рассказа и спросил друг после рюмки:
- Неужели краше твоей Светки была?
- Ты когда-нибудь росистым утром наклонялся к траве? Солнце вот-вот припекать начнет, но у земли вся трава влажно сверкает, лицо поднесешь, пахнет такой свежестью, такой чистотой, так обдаст ароматами жизни, упал бы и растворился!.. Такая была Алина. Кожа светится, будто росой омыта...
Влетели они в объятья. Слились губы. А руки еще робкие, стеснительные...
- Так хорошо ни до, ни после не было! - признался товарищу Виктор. Все сошлось... У обоих...
Кузнечики пиликали, жаворонок заливался, в высокой сини ветер толкал перистые облака... Ни звука рукотворного происхождения. Чтобы трактор тарахтел, самолет гудел или мотоцикл трещал заполошно. Будто скопом земляне отбыли в космос... Мир на двоих, и солнце на карауле...
Упали они в пшеницу (или рожь, или овес - так и не спросил Алину)...
Эх, счастье-счастье, ну почему ты как пух тополиный: чирк спичкой - и поминай как звали?
Почти сутки, забыв обо всем на свете, гнал Виктор время. Ускорял, чтобы "наклониться к росе", наполнить сердце восторгом.
И вдруг, жадно глотнув воздуха на вершине блаженства, вспомнил, как обухом по темени: завтра в девять утра директорская оперативка!!!
И будто сквозняком ликующий настрой унесло над полем ржи или пшеницы.
Человек дела до последней застежки, он отрезвел в один миг.
- Витенька! - Алину опалило резким похолоданием. - Что случилось, родной?
А "родной" про оперативку дятлом заевшим талдычит.
- Ну и пропустишь!
Много позже думал: "Дурак стоеросовый! Не остановился бы завод! А выгнали, тут же назад позвали. Один из лучших начальников цехов".
Но тогда мысли не допускал сачкануть оперативку.
- Теплоход ночью из Тары идет, - Алина успокаивает. - Часов шесть до него.
- Сколько ему против течения плюхаться? Не успею! Только самолетом!
Со слезами счастья и горечи побрела Алина в гору, а Виктор, заряженный новой идеей, рванул без всяких сантиментов в обратную сторону.
И снова Тара. Где на аэродроме сторож зевает от безделья. Никакой тебе авиакутерьмы, когда форсажно ревут двигатели, взлетают серебристые лайнеры, пассажиры с поклажей носятся. На летное поле хоть коров пастись выгоняй. Одна предприимчивая коза уже щипала травку. Аэропорт Тара круглосуточностью авиаперевозок не отличался. И пусть вечернее солнце еще светило, летный день закрыли до утра.
Да не тот Виктор человек, чтобы упасть у взлетно-посадочной полосы и грызть ее от бессилия, когда несколько самолетиков стоят у ВПП с винтами и крыльями.
- А то как же, - сказал аэрофлотский сторож, - есть летчики. Один наш, тарский, другой у вдовушки поселился.
Дал адресную ориентировку на летунов. По ней двинул Виктор реализовывать авиазатею. Случай тяжелый, это ежу понятно - не на обочине рукой попутке махнуть, довези браток. Как летчиков уломать?
У русского человека первый вариант ответа всегда на поверхности прилавка лежит. Виктор оперативно узнал, в каком направлении продмаг и повернул туда.
Но если до встречи с Алиной все шло как по маслу, здесь затормозило. Магазин встретил мрачным замком.
Напиши я дальше: "Виктор сел на крыльцо и зарыдал от невезухи", - ты, читатель, обвинил бы автора в фальсификации правды характера.
И правильно сделал. Виктор порысил к месту проживания продавщицы.
- Открой магазин, - начал умолять хозяйку торговой точки.
- Как вы мне осточертели! День и ночь одна песня: "водки!", "водки!", "водки!". Когда только зальетесь? Не дам!
- Коньяк есть? - не стал обижаться Виктор.
- Кому он сдался? Два ящика полгода из угла в угол переставляю.
- Мне нужен.
Нарисовался муж продавщицы, с ходу громко поддержал сварливое ариозо супруги. Да на третьей ноте сменил партию, узрев, что проситель не из клуба колдыряющих. Не для горящих колосников питье просит.
- Ну продай ты! Видишь, надо человеку!
- Один пузырь вам! - сказал Виктор защитнику.
- Вот ему! - соорудила кукиш жена. - Облезет и скачками обрастет! Айда!
Затаренный пятью бутылками коньяка, Виктор направился к пилоту-тарчанину.
Тот встретил в майке и трусах, этакий штангист неслабой весовой категории, что подтвердил костоломным рукопожатием.
- Слушай, Андрей, - познакомившись, приступил к делу Виктор, - позарез надо лететь в Омск!
- Соображаешь, что несешь?! - обиделся пилот. - У вас об авиации мнение, как о гужевой лошади, запряг и щелкай бичиком: но, мерин Махно! Самолет не телега с дышлом, куда хочешь туда и вышло!
Виктор не стал оглашать свои анкетные данные, что знает о летающей технике не из плакатов, сам строит самолеты и ракеты, а резко переменил направление разговора с неба на землю.
- Давай хлопнем! - достал коньяк.
- Лететь нельзя, а выпить с хорошим человеком запросто! - забыл обиду за авиацию тарчанин.
После первой бутылки Виктор вернулся к теме перелета в Омск. Начал убеждать летуна:
- К любимой женщине ездил, ты понимаешь, что это такое? А завтра директорская оперативка, голову оторвут, если не приеду! Полетели, а!
- Ты че?! Я же пьяный! Пиво перед полетом не моги циркнуть, я стакан коньяка загрузил!
Но, заметьте, категоричная позиция, что самолет - не гужевой транспорт, потеряла строгие очертания. Авиационное сознание скользнуло в сторону от неукоснительных инструкций.
- Пошли к Димке, - пилот поднялся из-за коньячного стола.
Димка - коллега по крыльям и винтам - отнюдь не вдохновился идеей чартерного рейса в Омск.
"Он на авиазаводе начальником цеха работает, - убеждал выпивший летчик трезвого, - завтра министр приезжает, а он к любимой женщине ездил и опоздал на "Ракету".
Хитрый Димка, отнекиваясь от явной авантюры, зацепился за вескую отговорку. На тот момент связи между Омским аэропортом и Тарой не было. Что-то со станцией случилось.
- Ты в воздухе свяжешься! - парировал довод нетрезвый коллега.
- И че я им буду бурагозить? Мужику запоносилось в Омск, я за бутылку везу. Меня в двадцать четыре секунды уволят, а на двадцать пятой посадят!
Прав был Димка. Самолет тарский не реактивный лайнер, а все одно - не колхозная сивка-бурка. И летный отряд - не артель по сбору березовых веников. Полувоенная организация с некоторым порядком.
Но и мужики не лыком инструкций шиты, берестой законов подпоясаны. Заряженные Виктором, нашли выход из авиатупика.
- Надо из него больного сделать! - придумал наконьяченный Андрей.
- Вы что? - заволновался Виктор. - Мне завтра на оперативку.
- Не в плане членовредительства, - успокоил Андрей.
- Понял, - сказал Димка. - С бумагой из больнички можно слетать.
Двинули втроем к медикам, и с порога дежурному фельдшеру на стол бутылку коньяка. Тот не стал кочевряжиться.
- Наливай, - махнул рукой.
После первой летчики принялись уговаривать медтарчанина в отношении справки.
На что белый рукав описал вторую призывную дугу...
Осадив и этот стакан, доктор бросил:
- Даже в бестолковых домах по три раза наливают!
А закрыв счет на "три", выдал смертельную бумагу, что Виктор - холерный больной, его следует срочно этапировать в областной центр, так как в Таре нет условий на сто процентов изолировать на корню страшные вирусы во избежании эпидемии.
До катастрофического ужаса сгустил краски.
Виктор был под коньяком, тем не менее предусмотрительно затемнил паспортные данные, назвался Телегиным в справке. Пообщавшись с летчиками, понял, затея пахнет не духами с одеколоном.
- Теперь можно лететь! - сказал Димка, забирая оправдательный документ.
Самолет У-2 с четырьмя крыльями, на деле на мотоцикл смахивал. Кабина открытая. Плексигласовый козырек перед лицом пилота - вот и вся защита от встречного потока. И всего два места, одно за другим.
Больше, собственно, Виктору и не требовалось.
Летчик сел впереди, пассажир за его спиной угнездился.
Мотор взревел, Виктор повеселел, лучше плохо лететь, да вовремя успеть. Однако в воздухе радость поугасла: гоп с оперативкой праздновать рано. Светлый вечер прошел в уговорах. На момент взлета темень обволокла Омскую область. У такого воздушного судна, как У-2, навигационные приборы в голове пилота сосредоточены. По наземной местности прокладывает курс. Ночью лесные стежки-дорожки плохо видать. Точнее - хоть глаз коли. Это не Западная Европа, где населенных пунктов с лампочками как сельдей в бочке. Здесь темнота безлунная ориентиры одной краской заляпала. А у Димки филина в родстве не было. Поэтому зацепился за Иртыш. Тот поблескивал чернотой. Иногда пароходики внизу ползли. Жалко, тек не по прямолинейному маршруту, вилял как взбредет. Димка параллельно туда-сюда виражи закладывал, заодно пытаясь связаться с аэропортом назначения.