– Извините, – Майкл встал, отодвинул стул и вышел.
– Что случилось, мама? – полюбопытствовал Роджер.
– Только что Стива вынули из петли, – стручковатые пальцы Мэри мяли край скатерти. – Но, слава богу, – жив. Обломилась перекладина.
По опавшему лицу Бекки сползала слеза.
Помолчали.
Где-то далеко вскрикнул поезд.
– Хорошо, когда долго не ремонтируют дом, – проговорил Роджер, – балки становятся гнилыми.
– Замолчи! – прошептала Бекки. – Ты не стоишь его мизинца.
В тишине гостиной слова Бекки падали, точно тяжелые грубые комья…
СУПРУГИ
ЗНАКОМЫЕ ЛИЦА И ПИТЕР
– Что случилось, мама? – полюбопытствовал Роджер.
– Только что Стива вынули из петли, – стручковатые пальцы Мэри мяли край скатерти. – Но, слава богу, – жив. Обломилась перекладина.
По опавшему лицу Бекки сползала слеза.
Помолчали.
Где-то далеко вскрикнул поезд.
– Хорошо, когда долго не ремонтируют дом, – проговорил Роджер, – балки становятся гнилыми.
– Замолчи! – прошептала Бекки. – Ты не стоишь его мизинца.
В тишине гостиной слова Бекки падали, точно тяжелые грубые комья…
СУПРУГИ
Свадьба была скорее печальной, чем веселой.
Роджера это мало заботило – он выбрался из ужасной ситуации.
Город был озадачен… Конечно, Майкл нравился всем, но для Бекки он – явно не пара. В его-то возрасте, с его умершей женой, что он может дать радостного девочке, по которой вздыхало не одно семейство, имеющее взрослых сыновей… А эта история со Стивом? Любимцем города Стивом? Хорошо, все обошлось. Но тень этой истории пала на дом бабушки Мэри, что венчал один из холмов тихого Спрингфильда. И многие из закадычных подруг Мэри наотрез отказались идти на свадьбу. Такого позора Мэри и представить себе не могла. Оставалось лишь сомкнуть губы – люди были правы…
Мэри вообще находилась в подавленном состоянии. И все это видели. Разве о таком муже мечтала она для своей Бекки?! Нет, против самого Майкла она ничего не имела, но… рядом с Бекки? Что девчонка видела за свои шестнадцать лет? Роджеру пришлось пустить в ход все свое красноречие, втолковывая матери, что Майкл – идеальный вариант для ее внучки в наш нравственно испорченный век.
Сами жених и невеста не очень приставали к Мэри с уговорами. И это подействовало на старуху больше всего – она поняла, что упрямство поставит ее в глупое положение – молодые сделают, что задумали, а она станет посмешищем в городе…
– Ах, Мэри, – лепетали те немногие подруги, что остались ей верны. – Майкл такой прелестный молодой человек. Такой загадочный, точно демон. Неудивительно, что невинная девочка в него влюбилась.
– Да, дорогая, – продолжали они на лестнице, когда расходились после скомканной свадьбы или вернее, после довольно застенчивого ужина, – не всегда получается так, как рисуешь в воображении, – и, поймав тоскливый взгляд Мэри, добавляли смущенно: – Но пара отличная!
Сразу после ужина молодожены намеревались уехать к Майклу, в Северную Дакоту. И теперь, в машине, Бекки сидела притихшая, не решаясь взглянуть на мужа. К тому же она испытывала вину за столь скромную свадьбу. Обычно их город относился к праздникам таких известных фамилий с большим интересом и трепетом. В этом была традиция – много музыки, света, вкусной еды, шикарных туалетов… А тут не было даже букета на счастье, что невеста бросала через плечо. И сама невеста, несмотря на молодость и красоту, несмотря на подаренный бабушкой роскошный наряд, казалась тусклой и печальной. Во всем чувствовалась натянутость. А шутки Роджера за столом подчеркивали эту натянутость. До сих пор в ушах Бекки шуршал далекий шепоток старух, что пришли поздравить Мэри с замужеством внучки, и о том, что Мэри затеяла ужин, вместо свадьбы, которую ждал весь город. И о том, что жених на двадцать лет старше невесты. Пусть он богат, но и Бекки не бедна… Старухи много еще о чем болтали. Сами глухие, они не очень контролировали себя. Поэтому Майкл все слышал. Однако он был невозмутим, лишь очень бледен и нос как-то заострился. Точно так, как сейчас…
Бекки бросала взгляд на сидящего за рулем мрачного мужа и, вздохнув, возвращалась к своим мыслям…
За разделительной полосой шоссе несся остервенелый поток встречных автомобилей.
«Господи, – молила Бекки, – забери меня к себе, прошу тебя! Сейчас так просто, ну пожалуйста! Сколько бывает катастроф на дорогах. Забрал же ты вот так моих родителей, а ведь тебя тогда об этом никто не просил. Сейчас я так прошу тебя! Но возьми меня одну, а Майкла оставь, так и быть, – он тут ни при чем!» – Бекки, отвернув к окну лицо, вздохнула. Бедный Майкл, ни в чем не повинный Майкл. Если она разревется, он совсем потеряет голову…
Дом Майкла был большим и хмурым. Все подчеркнуто строго и к месту.
– Бекки, иди за мной, – сухо проговорил Майкл. – Я покажу тебе твою комнату.
Бекки пошла за мужем. С тех пор, как закрутилась эта история, ей не было так паршиво на душе, как в эти минуты, при виде перед собой беззащитной спины Майкла, беззащитной и печальной. Он даже постарел, думала Бекки, в Спрингфильде Майкл выглядел куда моложе… Это открытие поразило Бекки, она сбилась с шага и остановилась.
Остановился и Майкл. Обернулся, вопросительно глядя на Бекки. На мгновение ей показалось, что легкая улыбка тронула сухие твердые губы мужа.
– Что, Майкл? – произнесла Бекки с надеждой.
– Ничего. Я жду тебя, – ответил Майкл.
– А… – Бекки заторопилась.
«Роджер – сволочь, сукин сын, – носилось в голове Бекки. – У него все о'кей! Валяется в постели с очередной дурой и имя Бекки забыл. А она тут из-за него… всю свою жизнь поломала. Окажись он сейчас вместо Майкла, Бекки бы его своими руками задушила. И еще поучал, подлец: не терять времени, Майкл, хоть и тюфяк, да может засомневаться, что с первого пьяного угара мог зачать ребенка…
Ох и мерзавец ее дядюшка! Как же ей лечь в постель, если Майкл и в сторону ее не смотрит! И вообще, того и гляди, застрелится…»
Все эти мысли мучили Бекки много дней подряд.
Они с Майклом спали в разных частях огромного дома.
Смешно, но Бекки даже не знала, где находится спальня мужа… Казалось, Бекки подменили. Куда подевалась ее настырная любознательность? Выплеснув всю свою энергию, всю свою фантазию тогда, в борьбе за Майкла, Бекки, казалось, сейчас обессилела. Вина перед Майклом полностью поглотила ее, сжимала, давила, как страшная болезнь…
В сущности, Бекки была другой. Да, ее притягивала тайна мужчин и женщин. Рановато? Допустим. Но в этом не ее вина. В конце концов ее ум, изощренный от природы, нетерпеливый ум, лишь искал возможность удовлетворить ее влечения. Она не виновата в том, что ей приходилось лгать, изворачиваться, хитрить с Майклом. Но так можно оправдать любую подлость, любую ложь… «Но я не подлая, Майкл, – мысленно заклинала мужа Бекки. – Я не лживая, не злая. Просто я очень несчастная, Майкл. Пойми меня, если можешь, и прости.»
Этот вечер, как и все предыдущие вечера, Бекки проводила одна в саду. Сгустились сумерки, становилось прохладно. Бекки никак не могла привыкнуть к небу над Дакотой. Оно было другим, чем над ее милым югом, глубже, прозрачней и холодней, с яркими зарницами и без такого гомона птиц.
Бекки вошла в дом и нерешительно направилась к дивану, где сидел Майкл за вечерней газетой. Он даже не поднял головы. Бекки тихонько села рядом… И, неожиданно для себя, обхватила Майкла руками, ткнулась щекой в плечо и горько разрыдалась. Майкл не шелохнулся… Но вот обнял ее, потрепал по голове, как это делал когда-то его отец, и поцеловал Бекки в висок.
– Майкл, Майкл, – лепетала Бекки сквозь слезы, обняв мужа. – Ты ненавидишь меня, я знаю…
– Что ты, девочка, не надо, успокойся, – он нежно гладил ее волосы. – Успокойся, ты хорошая… Это я – дрянь! Сломал тебе жизнь, себе.
– Майкл, Майкл… что мы с тобой наделали? – искренне и горестно вырвалось у Бекки. – Что я наделала, Майкл! Я, я… Я одна, – лепетала она в забытьи.
Майкл не вникал в лепет своей юной жены, он весь был во власти своих горестных дум. Но желание Бекки принять на себя его вину, тронуло Майкла своей жертвенностью. Увлеченный колдовством жертвенности, он весь отдался ее притягательной власти.
– Ну, что ты, глупышка! Вовсе нет, это я виноват… Но я рад тебе, понимаешь, рад… Просто, все так неожиданно, – Майкл принялся осторожно целовать Бекки, боясь потерять ту внезапную искорку, ту слабую нитку, что так случайно сейчас соединила его и эту девочку, его жену…
Бекки подставила губы, и Майкл приник к ним, не в силах сдержаться.
Некоторое время они целовались неистово, словно изголодались. Майкл казался Бекки сейчас совсем другим – близким, родным и совсем-совсем юным, даже младше ее самой.
– О, Майкл, – счастливо шептала Бекки. – Как я люблю тебя, как я рада тебе, мой любимый. Ведь ты тоже, Майкл, рад мне, да?
– Бекки, Бекки, – с все большим упоением произносил Майкл. – Моя Бекки…
Майкл взял жену на руки – она была почти невесомая – и направился со своей дорогой ношей в спальню.
Так началась их семейная жизнь. Жизнь мужа и жены.
Роджера это мало заботило – он выбрался из ужасной ситуации.
Город был озадачен… Конечно, Майкл нравился всем, но для Бекки он – явно не пара. В его-то возрасте, с его умершей женой, что он может дать радостного девочке, по которой вздыхало не одно семейство, имеющее взрослых сыновей… А эта история со Стивом? Любимцем города Стивом? Хорошо, все обошлось. Но тень этой истории пала на дом бабушки Мэри, что венчал один из холмов тихого Спрингфильда. И многие из закадычных подруг Мэри наотрез отказались идти на свадьбу. Такого позора Мэри и представить себе не могла. Оставалось лишь сомкнуть губы – люди были правы…
Мэри вообще находилась в подавленном состоянии. И все это видели. Разве о таком муже мечтала она для своей Бекки?! Нет, против самого Майкла она ничего не имела, но… рядом с Бекки? Что девчонка видела за свои шестнадцать лет? Роджеру пришлось пустить в ход все свое красноречие, втолковывая матери, что Майкл – идеальный вариант для ее внучки в наш нравственно испорченный век.
Сами жених и невеста не очень приставали к Мэри с уговорами. И это подействовало на старуху больше всего – она поняла, что упрямство поставит ее в глупое положение – молодые сделают, что задумали, а она станет посмешищем в городе…
– Ах, Мэри, – лепетали те немногие подруги, что остались ей верны. – Майкл такой прелестный молодой человек. Такой загадочный, точно демон. Неудивительно, что невинная девочка в него влюбилась.
– Да, дорогая, – продолжали они на лестнице, когда расходились после скомканной свадьбы или вернее, после довольно застенчивого ужина, – не всегда получается так, как рисуешь в воображении, – и, поймав тоскливый взгляд Мэри, добавляли смущенно: – Но пара отличная!
Сразу после ужина молодожены намеревались уехать к Майклу, в Северную Дакоту. И теперь, в машине, Бекки сидела притихшая, не решаясь взглянуть на мужа. К тому же она испытывала вину за столь скромную свадьбу. Обычно их город относился к праздникам таких известных фамилий с большим интересом и трепетом. В этом была традиция – много музыки, света, вкусной еды, шикарных туалетов… А тут не было даже букета на счастье, что невеста бросала через плечо. И сама невеста, несмотря на молодость и красоту, несмотря на подаренный бабушкой роскошный наряд, казалась тусклой и печальной. Во всем чувствовалась натянутость. А шутки Роджера за столом подчеркивали эту натянутость. До сих пор в ушах Бекки шуршал далекий шепоток старух, что пришли поздравить Мэри с замужеством внучки, и о том, что Мэри затеяла ужин, вместо свадьбы, которую ждал весь город. И о том, что жених на двадцать лет старше невесты. Пусть он богат, но и Бекки не бедна… Старухи много еще о чем болтали. Сами глухие, они не очень контролировали себя. Поэтому Майкл все слышал. Однако он был невозмутим, лишь очень бледен и нос как-то заострился. Точно так, как сейчас…
Бекки бросала взгляд на сидящего за рулем мрачного мужа и, вздохнув, возвращалась к своим мыслям…
За разделительной полосой шоссе несся остервенелый поток встречных автомобилей.
«Господи, – молила Бекки, – забери меня к себе, прошу тебя! Сейчас так просто, ну пожалуйста! Сколько бывает катастроф на дорогах. Забрал же ты вот так моих родителей, а ведь тебя тогда об этом никто не просил. Сейчас я так прошу тебя! Но возьми меня одну, а Майкла оставь, так и быть, – он тут ни при чем!» – Бекки, отвернув к окну лицо, вздохнула. Бедный Майкл, ни в чем не повинный Майкл. Если она разревется, он совсем потеряет голову…
Дом Майкла был большим и хмурым. Все подчеркнуто строго и к месту.
– Бекки, иди за мной, – сухо проговорил Майкл. – Я покажу тебе твою комнату.
Бекки пошла за мужем. С тех пор, как закрутилась эта история, ей не было так паршиво на душе, как в эти минуты, при виде перед собой беззащитной спины Майкла, беззащитной и печальной. Он даже постарел, думала Бекки, в Спрингфильде Майкл выглядел куда моложе… Это открытие поразило Бекки, она сбилась с шага и остановилась.
Остановился и Майкл. Обернулся, вопросительно глядя на Бекки. На мгновение ей показалось, что легкая улыбка тронула сухие твердые губы мужа.
– Что, Майкл? – произнесла Бекки с надеждой.
– Ничего. Я жду тебя, – ответил Майкл.
– А… – Бекки заторопилась.
«Роджер – сволочь, сукин сын, – носилось в голове Бекки. – У него все о'кей! Валяется в постели с очередной дурой и имя Бекки забыл. А она тут из-за него… всю свою жизнь поломала. Окажись он сейчас вместо Майкла, Бекки бы его своими руками задушила. И еще поучал, подлец: не терять времени, Майкл, хоть и тюфяк, да может засомневаться, что с первого пьяного угара мог зачать ребенка…
Ох и мерзавец ее дядюшка! Как же ей лечь в постель, если Майкл и в сторону ее не смотрит! И вообще, того и гляди, застрелится…»
Все эти мысли мучили Бекки много дней подряд.
Они с Майклом спали в разных частях огромного дома.
Смешно, но Бекки даже не знала, где находится спальня мужа… Казалось, Бекки подменили. Куда подевалась ее настырная любознательность? Выплеснув всю свою энергию, всю свою фантазию тогда, в борьбе за Майкла, Бекки, казалось, сейчас обессилела. Вина перед Майклом полностью поглотила ее, сжимала, давила, как страшная болезнь…
В сущности, Бекки была другой. Да, ее притягивала тайна мужчин и женщин. Рановато? Допустим. Но в этом не ее вина. В конце концов ее ум, изощренный от природы, нетерпеливый ум, лишь искал возможность удовлетворить ее влечения. Она не виновата в том, что ей приходилось лгать, изворачиваться, хитрить с Майклом. Но так можно оправдать любую подлость, любую ложь… «Но я не подлая, Майкл, – мысленно заклинала мужа Бекки. – Я не лживая, не злая. Просто я очень несчастная, Майкл. Пойми меня, если можешь, и прости.»
Этот вечер, как и все предыдущие вечера, Бекки проводила одна в саду. Сгустились сумерки, становилось прохладно. Бекки никак не могла привыкнуть к небу над Дакотой. Оно было другим, чем над ее милым югом, глубже, прозрачней и холодней, с яркими зарницами и без такого гомона птиц.
Бекки вошла в дом и нерешительно направилась к дивану, где сидел Майкл за вечерней газетой. Он даже не поднял головы. Бекки тихонько села рядом… И, неожиданно для себя, обхватила Майкла руками, ткнулась щекой в плечо и горько разрыдалась. Майкл не шелохнулся… Но вот обнял ее, потрепал по голове, как это делал когда-то его отец, и поцеловал Бекки в висок.
– Майкл, Майкл, – лепетала Бекки сквозь слезы, обняв мужа. – Ты ненавидишь меня, я знаю…
– Что ты, девочка, не надо, успокойся, – он нежно гладил ее волосы. – Успокойся, ты хорошая… Это я – дрянь! Сломал тебе жизнь, себе.
– Майкл, Майкл… что мы с тобой наделали? – искренне и горестно вырвалось у Бекки. – Что я наделала, Майкл! Я, я… Я одна, – лепетала она в забытьи.
Майкл не вникал в лепет своей юной жены, он весь был во власти своих горестных дум. Но желание Бекки принять на себя его вину, тронуло Майкла своей жертвенностью. Увлеченный колдовством жертвенности, он весь отдался ее притягательной власти.
– Ну, что ты, глупышка! Вовсе нет, это я виноват… Но я рад тебе, понимаешь, рад… Просто, все так неожиданно, – Майкл принялся осторожно целовать Бекки, боясь потерять ту внезапную искорку, ту слабую нитку, что так случайно сейчас соединила его и эту девочку, его жену…
Бекки подставила губы, и Майкл приник к ним, не в силах сдержаться.
Некоторое время они целовались неистово, словно изголодались. Майкл казался Бекки сейчас совсем другим – близким, родным и совсем-совсем юным, даже младше ее самой.
– О, Майкл, – счастливо шептала Бекки. – Как я люблю тебя, как я рада тебе, мой любимый. Ведь ты тоже, Майкл, рад мне, да?
– Бекки, Бекки, – с все большим упоением произносил Майкл. – Моя Бекки…
Майкл взял жену на руки – она была почти невесомая – и направился со своей дорогой ношей в спальню.
Так началась их семейная жизнь. Жизнь мужа и жены.
ЗНАКОМЫЕ ЛИЦА И ПИТЕР
Вскоре Бекки объявила мужу, что она беременна.
Майкл обрадовался и сделался еще более заботливым к своей малышке, как он теперь часто называл Бекки.
Питер появился на свет здоровым крепышом и сразу овладел сердцем Майкла, который полюбил сынишку с неистовством зрелого человека, отца позднего ребенка.
– В кого ты у меня такой беленький? В кого?! Ну-ка, отвечай! – счастливо бормотал Майкл, и Питер, это маленькое чудо, звонко гукал, насмехаясь над отцовской недогадливостью.
А Майкл извлекал на свет пыльные фотографии.
– Видишь, я тоже в детстве был беленький, – уверял он жену. – Это я позже потемнел.
– Ага, вот значит, в кого наш малюсенький, – соглашалась Бекки. – Он в своего папу Майкла.
И родители весело хохотали.
Жизнь малыша целиком поглотила Бекки.
– Ты и сама превращаешься в младенца, – шутил Майкл. – Пора тебе взрослеть, а то меня и на самом деле привлекут за развращение малолетних… Начнем взрослеть с Парижа, согласна?
И семья закружилась в вихре путешествий. Города и страны меняли друг друга, вызывая в душе Бекки восторг. А главное место, конечно, занимал Париж!
На какое-то время Майкл почувствовал себя Пигмалионом, он «лепил» себе жену из милой провинциальной девочки Бекки. И это занятие его страшно увлекало.
Мир искусств – живопись, музыка, театр, – пьянил не только Бекки, но и самого наставника, Майкла. Он водил жену по музеям, по старинным улочкам, на концерты классической музыки и с гордостью замечал, как взрослеет Бекки. Ее хорошая память впитывала все, как губка, а повышенная чувствительность помогала проникнуть в ту магическую область искусства, познание которой является высшим блаженством. Не многие могут похвастаться этим, даже крупные знатоки.
Перед Бекки открылся новый мир. И она утонула в нем. Главная черта ее характера – чувственное любопытство, было направлено в нужное русло. В той, другой жизни подобное она испытывала только, пожалуй, со Стивом…
А теперь вот, семья – Майкл, Питер…
Малыш путешествовал с родителями, вместе со своей нянькой, пожилой спокойной женщиной. Но только Питер подрос и в состоянии был воспринимать мир, родители стали и его брать с собой на концерты и в музеи. Он был смышленым ребенком и радовал своих близких.
– Подумать только, такой малюсенький, а уже столько повидал всего, – радовалась Бекки. – Я в его годы и носа дальше сада не могла высунуть.
Хоть новая жизнь и закружила Бекки, но с бабушкой Мэри она переписывалась регулярно. Подробно рисуя города, отели, маленького Питера, Майкла, словом, все, что стало ее жизнью.
Читая ее письма, Мэри радовалась счастью внучки. Теперь Мэри старалась убедить всех, что ее Бекки…
– Бекки все предвидела. Она очень умна и дальновидна, – с годами страсть ее к хвастовству стала почти болезненной, назойливой и весьма обременительной для знакомых. – Ну кто еще способен на такую прозорливость, как моя Бекки?
Знакомые соглашались, стараясь от нее отвязаться.
Мэри этого не замечала – она была на верху блаженства. И все было бы чудесно, если б не Роджер. Да, сын не радовал. Еще тогда, после отъезда молодоженов, Роджер сник, помрачнел – о, как он любит свою племянницу, утешалась Мэри, – собрал вещи и укатил. Позвонил Мэри откуда-то с Запада, после чего надолго пропал. Затем еще позвонил, но уже с другого места.
Так Мэри и умерла, не увидев сына.
Бекки в это время путешествовала с семьей по Индии и узнала о смерти бабушки слишком поздно. Словом, никого из родственников не было на ее похоронах, только подруги и знакомые – как-никак, Мэри была своеобразной реликвией добропорядочного Спрингфильда, со своей безупречной репутацией. О эта репутация, которая отсекалась на пороге спальни двуликой старухи.
Бекки горько сокрушалась о смерти бабушки, и Майкл старался утешить жену. «Как хорошо, что в тяжелую минуту рядом Майкл, – ловила себя на мысли Бекки. – И вообще, как хорошо, что есть Майкл». Своим повзрослевшим сердцем она поняла, что любит Майкла, что ей хорошо с ним, что она счастлива. Она уже не вспоминала своего дядюшку Роджера с содроганием, наоборот, его затуманенный временем образ был окутан ореолом добродетели. О женское сердце, как переменчив твой ритм…
Ну а эротика? Блаженство и мука Бекки – эротика, покорившая сознание и поступки девочки Бекки, куда она подевалась? Майкл, человек спокойный в этом вопросе, уравновешенный, и Бекки, познавшая двух «гигантов», чувствовала, что мужу далеко до них. Но ее это не занимало. Живя с Майклом, она ни разу не вспомнила ночи с Бобом и Роджером, она будто переродилась, ей приятно было чувствовать Майкла. Иногда, разгорячившись, она теребила Майкла, но он только гладил ее, успокаивая: «Хватит, малышка, не стоит распускать себя. И завтра будет ночь, поверь мне». Вот и все! Бекки засыпала, а просыпаясь, чувствовала, что мир прекрасен и нескончаем. Да, появись Майкл раньше… Впрочем, как бы она тогда вышла за него?! Мысли Бекки на этом обрывались, заходя в тупик…
Так же Бекки не страдала угрызениями совести от того, что Майкл не знает истину рождения Питера. Даже наоборот – Майкл так любил малыша, что Бекки искренне уверилась в его отцовстве. Что вся история с Роджером – дурной сон, наваждение.
– Какой ты у нас беленький, голубоглазый, – ласкала Бекки сына, – вылитый папочка!
– Папочка? – удивлялись друзья. – Майкл – кареглазый брюнет!
– Ну и что?! – Бекки показывала детское фото Майкла. – Что вы на это скажете? Это же вылитый маленький Питер!
Время мчалось, но они не замечали его бега – вехами их жизни стало пребывание в том или ином месте.
Спроси, какое сегодня число, они не сразу и ответят. Майкл взглянет на часы и удивится дате. Как, уже осень, вчера только была весна или позавчера, точно не припомню. Помню только, что весной мы были в Японии. А осень проведем на Фиджи. Не всю, конечно, – во второй половине осени туда заглядывают ураганы. Самое время отправиться на Тибет, на Памир… И так без конца, пока не обнаружили, что на карте осталось мало интересных мест, где бы они не побывали. Питеру шел пятый год, а мальчик…
– Он же дома своего не знает. Питер, скажи, где твой дом? – как-то спросила Бекки.
Мальчуган внимательно посмотрел на мать, поднял глаза к небу и серьезно ответил:
– Наверное, за той тучкой.
– Как это? – не понял Майкл.
– Мой постоянный домик – самолет. А он, наверное, отдыхает за той тучкой.
После такого ответа родители решили вернуться домой, в Северную Дакоту.
Перед своей кончиной бабушка Мэри оставила завещание. Обширный родительский дом в Спрингфильде и все состояние доставалось Бекки. Своенравная старуха не могла простить Роджеру его подлости в отношении бедняжки Сарры.
После визита на кладбище, к могиле бабушки, Бекки вернулась домой и принялась бродить по опустевшим комнатам. Ощущение тоски не покидало ее. Заглянув в спальню бабки, Мэри, с замершим сердцем, приоткрыла бюро. Фотографий на месте не было. Тех самых, что изменили всю ее жизнь. Видно Мэри постаралась унести свою тайну в могилу… Но толчок был сделан. Бекки вспомнила ночи с Бобом, потом с Роджером. Она старалась упрятать эти воспоминания под образами друзей, подружек, учителей. Вызывала в памяти прогулки со Стивом, их милые, бесхитростные беседы… Но все тщетно! Перед глазами всплывали грубые ласки Боба, его животный рев и сладострастная эротика Роджера… О, боже ты мой! Неужели она так никогда и не избавится от тех теней? Ее тело вновь горело огнем ушедших в предание ночей… Бекки бросилась на кровать, она не могла с собой справиться… Где-то там, в глубине дома спал ее муж, Майкл. Посапывал сын Питер… А тут, в своей старой спальне была она одна, маленькая девочка Бекки… Нет, не одна, а с Бобом, или нет, с Роджером. Их искаженные страстью лица поднимались над ней, точно рваные черные тучи. И ей никуда от них не спрятаться, ей надо быть сейчас с ними. Или она задохнется от страсти… Бекки перевернулась на спину, медленно и обреченно стянула халат и стала ласкать горячими ладонями свое тело. Как тогда, в далекие уже годы. Она проводила ладонями по животу, спускалась все ниже и ниже, пока не нащупала то место, куда призывали ее искаженные лица ее мучителей. Движения ее убыстрялись… О, что со мной?! Что со мной! О, Боб… О, Роджер… Как я вас хочу сейчас… И спальню потревожил ее стон. Она даже не заботилась о том, что может быть услышана Майклом. Она забыла о Майкле. Майкл был ей не нужен…
– А-а-а, – глухо стонала она, стиснув зубами край подушки в момент самого высокого блаженства…
Утром, усталая и бледная, Бекки появилась в гостиной, где дожидались ее за завтраком Майкл и Питер. Сочувственный взгляд мужа проводил ее к месту, что она обычно занимала раньше. «Бедняжка, как она страдает по своей Мэри», – думал Майкл…
– О, Майкл, Майкл, – проговорила Бекки.
– Что делать, Бекки, – вздохнул Майкл. – Она была стара и, вероятно, не слишком здорова…
– Майкл, я хочу продать этот дом, – проговорила Бекки.
Майкл молчал. Этот дом и все, что с ним здесь когда-то произошло, вызывало двойственное чувство. С одной стороны, кошмар, безысходный ужас, стыд за свое поведение тогда, в ту роковую ночь, много лет назад. Напился, как мерзавец, и совратил малолетнюю девочку… С другой – благодарность. Этот дом дал ему Бекки, его счастье и отраду. Его сына Питера… Господи, благослови этот дом!
Второе чувство в Майкле победило. Когда Бекки затеяла продажу, Майкл дал понять кому следует, что не заинтересован в продаже. В тайне от Бекки он посулил гонорар, в случае, если дом не будет продан в конце назначенного Бекки срока. Его намек правильно был понят, и дом остался навсегда во владении семьи…
А вот с домом в Северной Дакоте они расстались, купив себе роскошную квартиру на Парк-авеню, в Нью-Йорке.
Переезд в Нью-Йорк – событие. Конечно, путешествия счастливых супругов сформировали особое восприятие мира, их мало чем можно было удивить. И Бекки, впитавшая множество впечатлений, без особых усилий превратилась в столичную даму. Майкл был горд своим творением. Статная, с безупречной фигурой и красивым лицом, Бекки стала центром внимания своих новых друзей. И это ей льстило – восхождение на многие вершины гор какой-нибудь горной гряды, ни в какое сравнение не идет с покорением господствующей горы…
Все в ее теперешней жизни было продумано: спорт, еда, одежда, круг друзей.
Майкл же во всем доверялся жене.
Питер подрастал и ни в чем не знал отказа. Бекки часами возилась с мальчиком. Они устраивали такие шумные свалки, что Майкл, снисходительно наблюдавший их шалости, был вынужден урезонивать своих расходившихся ребятишек.
Специально для Питера был куплен загородный дом с бассейном и старым парком у обрыва реки. Именно парк, окружавший дом, с кортом и пышной зеленью, привлек внимание родителей. Даже по тем временам дом обошелся в довольно крупную сумму и был оформлен на Бекки.
– Да, дорогая, – сказал Майкл. – Я намного старше тебя и, видимо, уйду из этого мира раньше.
Бекки не любила подобные разговоры и каждый раз выговаривала за них Майклу. Одна мысль о том, что когда-нибудь предопределения Майкла сбудутся, вгоняла ее в страх и трепет. Она не мыслила и минуты без Майкла…
В составленном Майклом завещании большая доля предназначалась Бекки, а не Питеру. Майкл полагал, что обязан обеспечить жену, которая после его смерти не должна терпеть лишений.
В новом доме, а вернее, в парке устраивались детские игры. И не без участия родителей. Любимой забавой детей был розыгрыш, вернее, театрализованное представление… Что тогда творилось в старом парке! То вдруг появлялись индейцы, в настоящих костюмах, приобретенных на фестивалях у самых настоящих индейцев. Все участники представления, включая родителей, щеголяли по парку в татуировке, набедренных повязках, в перьях и лентах, потрясая оружием. Жили в вигвамах, у костра, на котором готовилась всамделишная индейская еда… С таким же интересом играли в амишей<$FЧто жили на востоке США, сохраняя средневековый уклад>.
Заведомо ездили в их поселения, покупали там одежду и утварь. Перенимали обычаи и привычки этих удивительных людей… Фантазию будоражили прекрасные книги, после чтения которых устраивали маскарады и представления. Особенно любили разыгрывать «Волшебника Изумрудного города», «Синюю бороду» и «Приключения Шерлока Холмса». Проигрывали добросовестно, страницу за страницей. Главные заботы падали на долю Майкла и Бекки. Они уставали, но не сдавались.
Кончились игры, когда Питера отдали в закрытый пансион. Теперь родители встречались с сыном только по выходным и каникулам… Основным занятием в каникулярное время были, как и всегда, путешествия. Теперь уже по своему континенту, который, не в пример Европе и Азии, был ими недостаточно изучен.
Но Питер взрослел. С годами родители отодвигались на второй план. Их место занимали товарищи. Бекки все понимала, но легче от этого не становилось. Появилось ощущение, что обожаемый сын предает ее…
– Смирись, дорогая, – вздыхал Майкл, скрывая огорчение. – Мы должны радоваться – у нас здоровый, нормальный парень.
– Я радуюсь, – грустно соглашалась Бекки. – Но мне его не хватает.
Майкла тревожило состояние жены. Он искал истинную причину ее печали и, конечно, решил, что во всем виноват он. Это он отнял детство у шестнадцатилетнего ребенка, превратив девочку в мать. Питер вернул ей утраченную юность. Лишившись общества сына, в жизни Бекки образовалась пустота. Что может Майкл предложить взамен? Книги, спорт, друзья, искусство, наконец, – все это есть. Но детских шалостей сына, в которых подавлялся ее темперамент, с повзрослением Питера не стало.
И Майкл пришел к выводу, что Бекки, по своей энергии, ничуть не старше своего… сына. Он, Майкл, человек зрелый, а его жена, его Бекки, по сути – девчонка, нуждающаяся в современном ритме жизни.
Майкл был и оставался американцем, с деловым подходом, с присущим этой категории людей анализом событий. А раз так – прочь запрет на все современное: джаз, шоу, бурные ритмы… Все пустить в ход, развеять печаль Бекки! Начнем новую, взбалмошную жизнь!
Новая жизнь увлекла Бекки. Особенно она пристрастилась к джазу. С упоением впитывала его пронзительные ритмы, подчиняя им свое тело. Сидя на концертах джаза, она впадала в такой экстаз, что оказывалась в центре внимания всего зала. Майкла поначалу это шокировало, но потом он привык и даже сам заражался настроением жены…
В душе Бекки проснулось забытое томление. Оно все настойчивей охватывало ее, особенно по ночам. Бекки льнула к Майклу, исходя желанием, утолить которое мужу становилось все труднее. Его сердце не очень годилось для эротических страстей. Он старался это скрывать. Но врачи, наблюдавшие Майкла, предупреждали: невоздержанность может иметь для него, Майкла, серьезные последствия. Да Майкл и сам понимал, что поддаваясь страсти Бекки, его надолго не хватит. И это угнетало…
А Бекки же становилась все ненасытней! И с каждым разом удовлетворить желания жены становилось труднее…
Бекки, казалось, не замечала состояния мужа. Она обрушивала на него бурные ласки, пользуясь опытом, приобретенным в ранней молодости. Добившись своего, она безмятежно засыпала. Майкл же долго еще ворочался, пытаясь успокоить себя…
Страхи Майкла и все растущая неудовлетворенность Бекки, провели едва заметную трещинку в их добрых отношениях. Еле уловимый холодок появился между ними, и они оба, уловив его, испугались.
Бекки, вспоминая свою бурную молодость, кляла себя за распущенность. Она боялась своих дремлющих сексуальных влечений, понимая, что ей не справиться с собой…
Майкл выполнял все, предписанное врачами. Ограничил себя в спорте, чтобы не растрачивать силы. Но справиться с разбуженными желаниями тридцатилетней женщины ему становилось все труднее. Увертки и выдумки помогали все реже. Увлечение искусством уже не отвлекало Бекки, она была им переполнена.
Единственная надежда Майкла – Питер, их маленький Питер, отвлекающий Бекки от ее мыслей, так повзрослел, что окончательно отошел от родителей.
Каникулы и выходные дни Питер проводил теперь с друзьями в доме родителей, а чаще – в доме друзей. Готовясь к приезду сына, Майкл придумывал развлечения с непременным участием Бекки. «Господи, спаси меня, мой мальчик, – мысленно заклинал Майкл. – Я так люблю вас обоих – тебя и маму… Я так боюсь вас потерять!»
Но Питер и его приятели только пожимали плечами, давая понять, что они уже взрослые и не нуждаются ни в их компании, ни в старомодных развлечениях.
Майкл и Бекки смущенно ретировались, понимая всю нелепость своей затеи.
Майкл остался один на один с Бекки – стареющий Майкл с расцветшей Бекки, в которой бурлила кровь здоровой самки.
Майкл обрадовался и сделался еще более заботливым к своей малышке, как он теперь часто называл Бекки.
Питер появился на свет здоровым крепышом и сразу овладел сердцем Майкла, который полюбил сынишку с неистовством зрелого человека, отца позднего ребенка.
– В кого ты у меня такой беленький? В кого?! Ну-ка, отвечай! – счастливо бормотал Майкл, и Питер, это маленькое чудо, звонко гукал, насмехаясь над отцовской недогадливостью.
А Майкл извлекал на свет пыльные фотографии.
– Видишь, я тоже в детстве был беленький, – уверял он жену. – Это я позже потемнел.
– Ага, вот значит, в кого наш малюсенький, – соглашалась Бекки. – Он в своего папу Майкла.
И родители весело хохотали.
Жизнь малыша целиком поглотила Бекки.
– Ты и сама превращаешься в младенца, – шутил Майкл. – Пора тебе взрослеть, а то меня и на самом деле привлекут за развращение малолетних… Начнем взрослеть с Парижа, согласна?
И семья закружилась в вихре путешествий. Города и страны меняли друг друга, вызывая в душе Бекки восторг. А главное место, конечно, занимал Париж!
На какое-то время Майкл почувствовал себя Пигмалионом, он «лепил» себе жену из милой провинциальной девочки Бекки. И это занятие его страшно увлекало.
Мир искусств – живопись, музыка, театр, – пьянил не только Бекки, но и самого наставника, Майкла. Он водил жену по музеям, по старинным улочкам, на концерты классической музыки и с гордостью замечал, как взрослеет Бекки. Ее хорошая память впитывала все, как губка, а повышенная чувствительность помогала проникнуть в ту магическую область искусства, познание которой является высшим блаженством. Не многие могут похвастаться этим, даже крупные знатоки.
Перед Бекки открылся новый мир. И она утонула в нем. Главная черта ее характера – чувственное любопытство, было направлено в нужное русло. В той, другой жизни подобное она испытывала только, пожалуй, со Стивом…
А теперь вот, семья – Майкл, Питер…
Малыш путешествовал с родителями, вместе со своей нянькой, пожилой спокойной женщиной. Но только Питер подрос и в состоянии был воспринимать мир, родители стали и его брать с собой на концерты и в музеи. Он был смышленым ребенком и радовал своих близких.
– Подумать только, такой малюсенький, а уже столько повидал всего, – радовалась Бекки. – Я в его годы и носа дальше сада не могла высунуть.
Хоть новая жизнь и закружила Бекки, но с бабушкой Мэри она переписывалась регулярно. Подробно рисуя города, отели, маленького Питера, Майкла, словом, все, что стало ее жизнью.
Читая ее письма, Мэри радовалась счастью внучки. Теперь Мэри старалась убедить всех, что ее Бекки…
– Бекки все предвидела. Она очень умна и дальновидна, – с годами страсть ее к хвастовству стала почти болезненной, назойливой и весьма обременительной для знакомых. – Ну кто еще способен на такую прозорливость, как моя Бекки?
Знакомые соглашались, стараясь от нее отвязаться.
Мэри этого не замечала – она была на верху блаженства. И все было бы чудесно, если б не Роджер. Да, сын не радовал. Еще тогда, после отъезда молодоженов, Роджер сник, помрачнел – о, как он любит свою племянницу, утешалась Мэри, – собрал вещи и укатил. Позвонил Мэри откуда-то с Запада, после чего надолго пропал. Затем еще позвонил, но уже с другого места.
Так Мэри и умерла, не увидев сына.
Бекки в это время путешествовала с семьей по Индии и узнала о смерти бабушки слишком поздно. Словом, никого из родственников не было на ее похоронах, только подруги и знакомые – как-никак, Мэри была своеобразной реликвией добропорядочного Спрингфильда, со своей безупречной репутацией. О эта репутация, которая отсекалась на пороге спальни двуликой старухи.
Бекки горько сокрушалась о смерти бабушки, и Майкл старался утешить жену. «Как хорошо, что в тяжелую минуту рядом Майкл, – ловила себя на мысли Бекки. – И вообще, как хорошо, что есть Майкл». Своим повзрослевшим сердцем она поняла, что любит Майкла, что ей хорошо с ним, что она счастлива. Она уже не вспоминала своего дядюшку Роджера с содроганием, наоборот, его затуманенный временем образ был окутан ореолом добродетели. О женское сердце, как переменчив твой ритм…
Ну а эротика? Блаженство и мука Бекки – эротика, покорившая сознание и поступки девочки Бекки, куда она подевалась? Майкл, человек спокойный в этом вопросе, уравновешенный, и Бекки, познавшая двух «гигантов», чувствовала, что мужу далеко до них. Но ее это не занимало. Живя с Майклом, она ни разу не вспомнила ночи с Бобом и Роджером, она будто переродилась, ей приятно было чувствовать Майкла. Иногда, разгорячившись, она теребила Майкла, но он только гладил ее, успокаивая: «Хватит, малышка, не стоит распускать себя. И завтра будет ночь, поверь мне». Вот и все! Бекки засыпала, а просыпаясь, чувствовала, что мир прекрасен и нескончаем. Да, появись Майкл раньше… Впрочем, как бы она тогда вышла за него?! Мысли Бекки на этом обрывались, заходя в тупик…
Так же Бекки не страдала угрызениями совести от того, что Майкл не знает истину рождения Питера. Даже наоборот – Майкл так любил малыша, что Бекки искренне уверилась в его отцовстве. Что вся история с Роджером – дурной сон, наваждение.
– Какой ты у нас беленький, голубоглазый, – ласкала Бекки сына, – вылитый папочка!
– Папочка? – удивлялись друзья. – Майкл – кареглазый брюнет!
– Ну и что?! – Бекки показывала детское фото Майкла. – Что вы на это скажете? Это же вылитый маленький Питер!
Время мчалось, но они не замечали его бега – вехами их жизни стало пребывание в том или ином месте.
Спроси, какое сегодня число, они не сразу и ответят. Майкл взглянет на часы и удивится дате. Как, уже осень, вчера только была весна или позавчера, точно не припомню. Помню только, что весной мы были в Японии. А осень проведем на Фиджи. Не всю, конечно, – во второй половине осени туда заглядывают ураганы. Самое время отправиться на Тибет, на Памир… И так без конца, пока не обнаружили, что на карте осталось мало интересных мест, где бы они не побывали. Питеру шел пятый год, а мальчик…
– Он же дома своего не знает. Питер, скажи, где твой дом? – как-то спросила Бекки.
Мальчуган внимательно посмотрел на мать, поднял глаза к небу и серьезно ответил:
– Наверное, за той тучкой.
– Как это? – не понял Майкл.
– Мой постоянный домик – самолет. А он, наверное, отдыхает за той тучкой.
После такого ответа родители решили вернуться домой, в Северную Дакоту.
Перед своей кончиной бабушка Мэри оставила завещание. Обширный родительский дом в Спрингфильде и все состояние доставалось Бекки. Своенравная старуха не могла простить Роджеру его подлости в отношении бедняжки Сарры.
После визита на кладбище, к могиле бабушки, Бекки вернулась домой и принялась бродить по опустевшим комнатам. Ощущение тоски не покидало ее. Заглянув в спальню бабки, Мэри, с замершим сердцем, приоткрыла бюро. Фотографий на месте не было. Тех самых, что изменили всю ее жизнь. Видно Мэри постаралась унести свою тайну в могилу… Но толчок был сделан. Бекки вспомнила ночи с Бобом, потом с Роджером. Она старалась упрятать эти воспоминания под образами друзей, подружек, учителей. Вызывала в памяти прогулки со Стивом, их милые, бесхитростные беседы… Но все тщетно! Перед глазами всплывали грубые ласки Боба, его животный рев и сладострастная эротика Роджера… О, боже ты мой! Неужели она так никогда и не избавится от тех теней? Ее тело вновь горело огнем ушедших в предание ночей… Бекки бросилась на кровать, она не могла с собой справиться… Где-то там, в глубине дома спал ее муж, Майкл. Посапывал сын Питер… А тут, в своей старой спальне была она одна, маленькая девочка Бекки… Нет, не одна, а с Бобом, или нет, с Роджером. Их искаженные страстью лица поднимались над ней, точно рваные черные тучи. И ей никуда от них не спрятаться, ей надо быть сейчас с ними. Или она задохнется от страсти… Бекки перевернулась на спину, медленно и обреченно стянула халат и стала ласкать горячими ладонями свое тело. Как тогда, в далекие уже годы. Она проводила ладонями по животу, спускалась все ниже и ниже, пока не нащупала то место, куда призывали ее искаженные лица ее мучителей. Движения ее убыстрялись… О, что со мной?! Что со мной! О, Боб… О, Роджер… Как я вас хочу сейчас… И спальню потревожил ее стон. Она даже не заботилась о том, что может быть услышана Майклом. Она забыла о Майкле. Майкл был ей не нужен…
– А-а-а, – глухо стонала она, стиснув зубами край подушки в момент самого высокого блаженства…
Утром, усталая и бледная, Бекки появилась в гостиной, где дожидались ее за завтраком Майкл и Питер. Сочувственный взгляд мужа проводил ее к месту, что она обычно занимала раньше. «Бедняжка, как она страдает по своей Мэри», – думал Майкл…
– О, Майкл, Майкл, – проговорила Бекки.
– Что делать, Бекки, – вздохнул Майкл. – Она была стара и, вероятно, не слишком здорова…
– Майкл, я хочу продать этот дом, – проговорила Бекки.
Майкл молчал. Этот дом и все, что с ним здесь когда-то произошло, вызывало двойственное чувство. С одной стороны, кошмар, безысходный ужас, стыд за свое поведение тогда, в ту роковую ночь, много лет назад. Напился, как мерзавец, и совратил малолетнюю девочку… С другой – благодарность. Этот дом дал ему Бекки, его счастье и отраду. Его сына Питера… Господи, благослови этот дом!
Второе чувство в Майкле победило. Когда Бекки затеяла продажу, Майкл дал понять кому следует, что не заинтересован в продаже. В тайне от Бекки он посулил гонорар, в случае, если дом не будет продан в конце назначенного Бекки срока. Его намек правильно был понят, и дом остался навсегда во владении семьи…
А вот с домом в Северной Дакоте они расстались, купив себе роскошную квартиру на Парк-авеню, в Нью-Йорке.
Переезд в Нью-Йорк – событие. Конечно, путешествия счастливых супругов сформировали особое восприятие мира, их мало чем можно было удивить. И Бекки, впитавшая множество впечатлений, без особых усилий превратилась в столичную даму. Майкл был горд своим творением. Статная, с безупречной фигурой и красивым лицом, Бекки стала центром внимания своих новых друзей. И это ей льстило – восхождение на многие вершины гор какой-нибудь горной гряды, ни в какое сравнение не идет с покорением господствующей горы…
Все в ее теперешней жизни было продумано: спорт, еда, одежда, круг друзей.
Майкл же во всем доверялся жене.
Питер подрастал и ни в чем не знал отказа. Бекки часами возилась с мальчиком. Они устраивали такие шумные свалки, что Майкл, снисходительно наблюдавший их шалости, был вынужден урезонивать своих расходившихся ребятишек.
Специально для Питера был куплен загородный дом с бассейном и старым парком у обрыва реки. Именно парк, окружавший дом, с кортом и пышной зеленью, привлек внимание родителей. Даже по тем временам дом обошелся в довольно крупную сумму и был оформлен на Бекки.
– Да, дорогая, – сказал Майкл. – Я намного старше тебя и, видимо, уйду из этого мира раньше.
Бекки не любила подобные разговоры и каждый раз выговаривала за них Майклу. Одна мысль о том, что когда-нибудь предопределения Майкла сбудутся, вгоняла ее в страх и трепет. Она не мыслила и минуты без Майкла…
В составленном Майклом завещании большая доля предназначалась Бекки, а не Питеру. Майкл полагал, что обязан обеспечить жену, которая после его смерти не должна терпеть лишений.
В новом доме, а вернее, в парке устраивались детские игры. И не без участия родителей. Любимой забавой детей был розыгрыш, вернее, театрализованное представление… Что тогда творилось в старом парке! То вдруг появлялись индейцы, в настоящих костюмах, приобретенных на фестивалях у самых настоящих индейцев. Все участники представления, включая родителей, щеголяли по парку в татуировке, набедренных повязках, в перьях и лентах, потрясая оружием. Жили в вигвамах, у костра, на котором готовилась всамделишная индейская еда… С таким же интересом играли в амишей<$FЧто жили на востоке США, сохраняя средневековый уклад>.
Заведомо ездили в их поселения, покупали там одежду и утварь. Перенимали обычаи и привычки этих удивительных людей… Фантазию будоражили прекрасные книги, после чтения которых устраивали маскарады и представления. Особенно любили разыгрывать «Волшебника Изумрудного города», «Синюю бороду» и «Приключения Шерлока Холмса». Проигрывали добросовестно, страницу за страницей. Главные заботы падали на долю Майкла и Бекки. Они уставали, но не сдавались.
Кончились игры, когда Питера отдали в закрытый пансион. Теперь родители встречались с сыном только по выходным и каникулам… Основным занятием в каникулярное время были, как и всегда, путешествия. Теперь уже по своему континенту, который, не в пример Европе и Азии, был ими недостаточно изучен.
Но Питер взрослел. С годами родители отодвигались на второй план. Их место занимали товарищи. Бекки все понимала, но легче от этого не становилось. Появилось ощущение, что обожаемый сын предает ее…
– Смирись, дорогая, – вздыхал Майкл, скрывая огорчение. – Мы должны радоваться – у нас здоровый, нормальный парень.
– Я радуюсь, – грустно соглашалась Бекки. – Но мне его не хватает.
Майкла тревожило состояние жены. Он искал истинную причину ее печали и, конечно, решил, что во всем виноват он. Это он отнял детство у шестнадцатилетнего ребенка, превратив девочку в мать. Питер вернул ей утраченную юность. Лишившись общества сына, в жизни Бекки образовалась пустота. Что может Майкл предложить взамен? Книги, спорт, друзья, искусство, наконец, – все это есть. Но детских шалостей сына, в которых подавлялся ее темперамент, с повзрослением Питера не стало.
И Майкл пришел к выводу, что Бекки, по своей энергии, ничуть не старше своего… сына. Он, Майкл, человек зрелый, а его жена, его Бекки, по сути – девчонка, нуждающаяся в современном ритме жизни.
Майкл был и оставался американцем, с деловым подходом, с присущим этой категории людей анализом событий. А раз так – прочь запрет на все современное: джаз, шоу, бурные ритмы… Все пустить в ход, развеять печаль Бекки! Начнем новую, взбалмошную жизнь!
Новая жизнь увлекла Бекки. Особенно она пристрастилась к джазу. С упоением впитывала его пронзительные ритмы, подчиняя им свое тело. Сидя на концертах джаза, она впадала в такой экстаз, что оказывалась в центре внимания всего зала. Майкла поначалу это шокировало, но потом он привык и даже сам заражался настроением жены…
В душе Бекки проснулось забытое томление. Оно все настойчивей охватывало ее, особенно по ночам. Бекки льнула к Майклу, исходя желанием, утолить которое мужу становилось все труднее. Его сердце не очень годилось для эротических страстей. Он старался это скрывать. Но врачи, наблюдавшие Майкла, предупреждали: невоздержанность может иметь для него, Майкла, серьезные последствия. Да Майкл и сам понимал, что поддаваясь страсти Бекки, его надолго не хватит. И это угнетало…
А Бекки же становилась все ненасытней! И с каждым разом удовлетворить желания жены становилось труднее…
Бекки, казалось, не замечала состояния мужа. Она обрушивала на него бурные ласки, пользуясь опытом, приобретенным в ранней молодости. Добившись своего, она безмятежно засыпала. Майкл же долго еще ворочался, пытаясь успокоить себя…
Страхи Майкла и все растущая неудовлетворенность Бекки, провели едва заметную трещинку в их добрых отношениях. Еле уловимый холодок появился между ними, и они оба, уловив его, испугались.
Бекки, вспоминая свою бурную молодость, кляла себя за распущенность. Она боялась своих дремлющих сексуальных влечений, понимая, что ей не справиться с собой…
Майкл выполнял все, предписанное врачами. Ограничил себя в спорте, чтобы не растрачивать силы. Но справиться с разбуженными желаниями тридцатилетней женщины ему становилось все труднее. Увертки и выдумки помогали все реже. Увлечение искусством уже не отвлекало Бекки, она была им переполнена.
Единственная надежда Майкла – Питер, их маленький Питер, отвлекающий Бекки от ее мыслей, так повзрослел, что окончательно отошел от родителей.
Каникулы и выходные дни Питер проводил теперь с друзьями в доме родителей, а чаще – в доме друзей. Готовясь к приезду сына, Майкл придумывал развлечения с непременным участием Бекки. «Господи, спаси меня, мой мальчик, – мысленно заклинал Майкл. – Я так люблю вас обоих – тебя и маму… Я так боюсь вас потерять!»
Но Питер и его приятели только пожимали плечами, давая понять, что они уже взрослые и не нуждаются ни в их компании, ни в старомодных развлечениях.
Майкл и Бекки смущенно ретировались, понимая всю нелепость своей затеи.
Майкл остался один на один с Бекки – стареющий Майкл с расцветшей Бекки, в которой бурлила кровь здоровой самки.