– Счастливая, – вздохнула Сьюзан. – Может быть, однажды вы опять туда поедете.
   – Я не люблю надолго уезжать с острова, – сказала Бэсс, слегка нажимая на ножной привод швейной машины.
   Внимательно посмотрев на свою работу, она увидела, что выехала за строчку. Она остановилась, сняла очки с носа. Они болтались у нее на цепочке, пока она доставала меленький поднос со шпульками.
   – Позвольте мне. – Сьюзан подхватила поднос.
   – Спасибо, – сказала Бэсс, выбирая маленькую металлическую шпульку с белой ниткой. – Хорошо, что ты и твой отец погостили у нас с Сарой. Особенно если учесть, что произошло вчера… Мы бы потеряли Майка, если бы не Уилл.
   – Да, это так.
   – Думаю, Сара хочет забрать его домой.
   – Не знаю, – пожала плечами Сьюзан, понимая, что тетушка Бэсс хочет вытянуть из нее что-нибудь.
   – Нам, конечно, нравится, что он живет здесь.
   Девочка почувствовала себя виноватой, потому что ей ужасно хотелось, чтобы Майк улетел с ними. Больше всего, конечно, из-за Сары, но еще и потому, что тогда они смогут встречаться.
   – Мы всегда смеемся, когда собираемся вместе.
   – Правда? – спросила Сьюзан.
   Она еще ни разу не слышала, чтобы Майк шутил. Он вообще говорил очень мало.
   – Он мальчик с острова, как и его отец.
   – Его отец? – Сьюзан распирало любопытство, с тех пор как Майк упомянул о своем отце позавчера.
   – Мне, наверное, не следовало упоминать о нем. Мы не очень жалуем Зика Лоринга, – сказала Бэсс, сосредоточившись на вдевании нитки в иголку.
   Она лизнула кончик нитки, закрутила его, затем нагнулась над лапкой машинки так, что ее щека коснулась одеяла, которое она шила.
   – Вам помочь?
   – Такая же заботливая, как и Майк, – улыбнулась Бэсс, отодвинувшись.
   Сьюзан быстро заправила нитку в ушко иголки с первой попытки: у нее всегда это получалось легко. Однажды она даже вдела нитку с закрытыми глазами.
   – Прекрасно, – сказала Бэсс, закладывая шпульку в маленькую серебряную коробочку.
   – Вы не любите отца Майка? – Сьюзан спросила тихим голосом, очень мягко, не желая нервировать тетушку Бэсс.
   – Да, но не потому, что он отец Майка. А из-за того, что он плохо поступил с Сарой. Бросил ее у алтаря.
   Сьюзан открыла рот от удивления:
   – Не может быть!
   – Да, – сказала Бэсс, поджав губы. – В день свадьбы, вернее, в тот, что должен был быть ее днем свадьбы. Она была беременна, никто из нас не знал об этом тогда. Я сама шила ей платье.
   – Она надела его, и он сразу же…
   – И больше никогда не показывался. – Бэсс покачала головой.
   – Это ужасно…
   – Сара была чудесной девочкой. Такой яркой, счастливой и доброй. Действительно необычный ребенок. Она потеряла мать в раннем возрасте и всегда заботилась о своем отце все эти годы. Затем она уехала в колледж в Бостон. Это был шанс начать настоящую жизнь, и что, ты думаешь, произошло?
   – Что?
   – Она приехала домой на каникулы и влюбилась в самого отъявленного смутьяна на острове.
   – Зика Лоринга.
   – Верно.
   – Если он был таким непутевым, почему Сара полюбила его?
   – Он был красивым и ужасно забавным. Сара приводила его сюда, и он заставлял нас смеяться часами над его историями. Но все имеет свой предел. Сара могла бы понравиться любому парню в Бостоне. Но я думаю, она выбрала Зика, потому что он был с острова. Это ее родина.
   – Она была беременна, и вы шили ей платье, и он бросил ее… А где должна была быть свадьба? В Бостоне?
   – Нет, дорогая. Прямо здесь. В церкви на острове.
   Сьюзан снова открыла рот от удивления. Такая ужасная история произошла прямо здесь, на этом романтическом острове! Гораздо великолепнее, чем Йоркшир, более мистический, чем Стоунхендж, ей понравился этот остров больше, чем до сих пор нравилась Англия.
   – Мы видели эту церковь, когда гуляли, – сказала Сьюзан.
   – Она в другой части острова, дорогая. Нужно идти на восток через вересковую пустошь. Крошечная маленькая церковь, стоящая фасадом к Атлантическому океану, – только он отделяет прихожан этой церкви от Франции.
   – Мне бы хотелось на нее посмотреть.
   – Довольно милое местечко, – промолвила Бэсс, взбивая одеяло, и кошка выпрыгнула из-под него.
   – Зик до сих пор живет на острове?
   – Нет, он умер. Врезался на машине в дерево в то самое лето, когда должен был жениться на Саре, с одной из отдыхающих девчонок с верхней части острова. Оба погибли на месте. Зик никогда не видел своего сына.
   – Бедные Сара и Майк.
   – Он похоронен во дворе церкви. Как его родители и мать Сары, и все другие жители острова. Там, где будет похоронен Джордж, когда придет его время. Меня похоронят рядом с Артуром на Род-Айленде, хотя иногда мне хочется перезахоронить его здесь.
   – Я вас понимаю, – сказала Сьюзан. – Мне нравится здесь.
   – А мне нравится, что ты с нами.
   – Но мы завтра уезжаем.
   – Слишком быстро, слишком быстро.
   – Мне хотелось бы остаться.
   – Мне тоже, – сказала Бэсс. – И Джорджу… Нам придется приходить в себя целую неделю, после того как вы улетите. Он опять начнет хворать. Ты не представляешь, что значит для него Сара. Он очень любит ее, хотя и не показывает этого. И если она заберет Майка с собой…
   Бэсс дернула плечами, пристально глядя сквозь заснеженное окно на бесконечно белые поля. Ее морщинистые старые руки разглаживали белоснежное одеяло, которое напоминало уличный пейзаж. Сноу подумала о белом свадебном платье, которое было немного старше, чем Майк, и ей стало интересно, наденет ли Сара его когда-нибудь снова.
   – Хорошо, что сегодня будет вечеринка, – сказала Бэсс. – Хотя грустно думать о том, что вы завтра уезжаете.
   – Но даже если мы уедем… – Сьюзан хотела, чтобы они остались на острове навсегда.
   Сара сидела на высоком ящике, наблюдая, как Майк разбирает по частям мотор от старой лодки для ловли омаров. Он установил печку в одном из сараев, и теперь там было очень тепло. Сара откинулась назад, пытаясь устроиться поудобнее. Уилл помассировал ей шею, но ничто в мире не заставило бы ее сказать, что это бесполезно и что на самом деле у нее болит поясница. Боль от крестца распространялась дальше в ноги.
   Пояс обшивки лодки занимал практически все место. Одетый в голубые рабочие штаны военно-морского флота, Майк был в машинном масле с головы до ног. Хмуря брови во время работы, он сильно напоминал Саре его отца, и то, что она видела Зика в своем сыне, совершенно не радовало ее.
   – Ты уверен, что достаточно тепло одет? – спросила Сара.
   – Мам…
   – Извини, но не каждый день мой сын проваливается под лед. Ты можешь схватить простуду.
   – А как насчет Уилла? Ты не беспокоишься о нем?
   – Он… – Сара замолчала.
   Стоит ли говорить об Уилле? Разговор прервался, но Майк, казалось, этого не заметил.
   Он был хорошим механиком, и ему нравилось возиться с моторами. Он был очень расстроен, когда его уволили из «Фон Фрелих Пресижн». По версии Майка, его поймали с другим механиком, когда они хотели попробовать марихуану. Он сказал, что ему не понравилось и он больше никогда не будет курить ее. Сара поверила ему. Она одобряла не все, что делал сын, но верила, что он честно рассказывает ей об этом.
   – Ты скучаешь по работе с гоночными машинами? – спросила Сара.
   – Нет. Они ненастоящие.
   – Почему?
   – Игрушки для богатых мальчиков, – ответил Майк.
   Сара спрятала улыбку, хотя всегда гордилась, что ее мальчик реалист. Все ребята из школы завидовали тому, что он работал по субботам с машинами, о которых большинство мужчин могли только мечтать.
   – Ты скорее будешь заниматься старой лодкой для ловли омаров?
   – Конечно.
   – Как твой отец.
   Майк кивнул, ничего не ответив, но пристально посмотрел на мать. Убирая волосы с глаз, он оставил черную полосу на лбу. Зная, что она не любит говорить о Зике, он просто ждал.
   – Ты из-за него сюда приехал? – задала она, наконец, вопрос, который давно мучил ее.
   Майк лишь пожал плечами, но она уже не хотели отступать:
   – Все последнее время я думаю о том, что ты ненавидишь меня…
   Сердце оглушительно стучало, как вчера, когда он погибал на дне пруда.
   Сын раздраженно вздохнули, взяв гаечный ключ, стукнул им по подносу с зажимными гайками. Согнувшись, он стал собирать гайки правой рукой и складывать их в левую руку, как в чашку. Его руки были грязными и казались Саре очень большими. Она хотела уже отказаться от тех слов, которые только что произнесла, и почувствовала, что ее глаза наполняются слезами.
   – Майк? – взмолилась она.
   – Я не испытываю ненависти к тебе, мам.
   – Почему же ты сбежал?
   – Я не убегал!
   – Ты бросил школу, оставил работу, взял рюкзак и ушел из дома, чтобы путешествовать автостопом. Ты не помнишь, как я нашла тебя на шоссе? Ты поднял руку и…
   – Я не убегал. – Он смотрел ей пристально в глаза.
   – А что же ты сделал?
   – Я добирался сюда.
   Идти куда-то – это не убегать откуда-то… Сара наконец поняла разницу. Сидя на ящике, она подтянула колени к груди, пытаясь согреться. Несмотря на работающую печку, ее бил озноб.
   – Из-за отца?
   – Он мертв, – сказал Майк. – Почему только из-за него?
   – Чтобы узнать о нем все?
   – Может быть…
   – Мне понятно твое желание узнать о нем побольше, я ведь никогда много не говорила о нем.
   – И я узнал, но это должна была сделать ты.
   Сара кивнула. Ей потребовались силы, чтобы перестать думать о Уилле, ведь Эзекил Лоринг был для нее солнцем, луной, звездами в течение ста дней. Она подсчитала однажды, что столько прошло со дня их первого свидания весной, когда она училась на первом курсе, до того дня, когда он случайно въехал в дуб на Бердсонг-роуд.
   – Зик мог починить все что угодно. Этим ты похож на него. Он был забавный, грубый и находчивый. Он был красивым парнем, красавчиком, как ты.
   – Мам…
   – Мы знали друг друга до этого целую вечность, но однажды встретились вечером в апреле. У меня были каникулы, и я прогуливалась около бухты. Было время растущей луны, и я смотрела на нее. Помню, как услышала звук мотора, это был Зик на своем мотоцикле. Он остановился, и я села к нему. Вот так. Он катал меня по всему острову, и мы смотрели на луну… Ты нашел его хижину? В низине, в пятидесяти акрах или около того от фермы его родителей? Я показывала ее тебе однажды, когда ты был маленький.
   – Я помню, – сухо сказал Майк, пытаясь не выдать своего волнения. Это маленькая рыбацкая лачуга, сейчас она заброшена. Внутри растут сорняки, и плющ оплел окна снаружи.
   – Правда? – спросила Сара, удивившись тем, что ей стало грустно от этой новости. – Мне нравилось жить там. Мы привели ее в порядок. Я сшила белые шторы на машинке тети Бэсс, и мы разбили там сад. Зик нашел большой полый камень, и мы использовали его как купальню для птиц.
   – Здорово! – не выдержал Майк.
   Ему всегда нравилось наблюдать за птицами, и теперь, возможно, его осенило, что этим он походил на своего отца.
   – Мы любили друг друга, Майк, – просто сказала Сара. – Мы ссорились как сумасшедшие, но мы хотели быть вместе. Однажды мы почти расстались. Я убежала из дома, но забыла там свой белый свитер. Когда я вернулась, Зика не было. Но он положил мой свитер рядом со своей кожаной курткой, как будто сидели два человека на небольшом диванчике, и рукав его куртки лежал на моем свитере.
   – Он хотел, чтобы ты осталась.
   Сара грустно улыбнулась, потому что это была еще не вся история.
   – И мы бы там жили, когда я родился?
   – Я хотела, чтобы он поехал со мной в Бостон, – продолжила Сара. – Я открыла там магазин, ты знаешь, но его это вообще не волновало. Ему нравилось здесь. Думаю, поэтому все случилось так, как случилось. – Она говорила спокойно, стараясь смягчить для своего сына потрясение от рассказанного.
   Она хотела взять с собой своего охотника за омарами и устроить его жизнь. Она вспомнила все планы и мечты: ее для него. Он был красив и умен; он мог бы пойти учиться в колледж, возможно, в бизнес-школу. Поскольку ему сопутствовала удача во всем, за что бы он ни брался, они могли бы купить домик в Бикон-хилле, коттедж на мысе Доброй Надежды, рыбачью плоскодонную лодку для детей, лицензию на отлов омаров в местах отдыха.
   – Значит, он хотел остаться здесь, – как бы подытожил Майк, – вместо того, чтобы переехать в Бостон?
   – Вместо того, чтобы жениться на мне.
   – Не понимаю…
   – Мы были слишком молоды, сынок, чтобы жениться, но мы уже ждали твоего появления.
   – Так он знал обо мне? – воскликнул Майк.
   Хотел ли он услышать ответ? Что Зик знал о том, что станет отцом, и все равно оставил их? Сара никогда не говорила ему об этом, но теперь она не могла лгать.
   – То, что я была беременна, – да. Но он не знал о тебе, дорогой. Он не знал, что у него будет Майкл Талбот.
   – Все равно!
   – Если бы он узнал тебя, все было бы по-другому. – Сара попыталась смягчить причиненную сыну боль.
   Но она не сомневалась, что любой ребенок, каким бы замечательным он ни был, не мог заставить Зика остаться.
   – Жизнь была бы лучше, если бы он был с нами, – сказал Майк. – Мы были бы счастливы, живя все вместе.
   – К сожалению, этого не произошло, – горько усмехнулась Сара. – У твоего отца были другие планы.
   – Это ты хотела покинуть остров!
   – Он не остался бы со мной в любом случае, Майк. Он не был готов к женитьбе.
   – И мы не можем ни о чем спросить его, потому что он умер. Я видел его могилу…
   Плечи сына были такими жесткими, а голос таким резким! Он повис на моторе, как будто хотел разрушить его. Боль пронзила ее спину, заставив вздрогнуть.
   – Сожалею, дорогой, – тихо сказала Сара.
   Ведь она никогда не водила Майка туда, где был похоронен Зик.
   – Во дворе церкви… Ты ходила к нему?
   – Да. – Она старалась, чтобы ее голос звучал ровно.
   – Ты тоже будешь там похоронена?
   – Конечно. – Она видела, как расстроен Майк.
   – Мам, – хрипло сказал он, роняя из рук гаечный ключ, – почему ты заболела?
   Сара встала и обошла вокруг старой разбитой лодки, зная, что Майк плачет, стараясь это скрыть.
   – Майк, – прошептала она, обнимая его.
   – Тебе сейчас лучше? – спросил он сквозь слезы, уткнувшись ей в плечо. – Дед сказал, что ты все еще больна.
   – Конечно, лучше! Посмотри на меня!
   – Это ничего не значит. Ты всегда выглядишь прекрасно.
   Сара не ответила. Он не видел ее после операции – изнурительной процедуры, которая подорвала ей спину, изуродовала голову. Он не был с ней рядом во время облучения и химиотерапии. Майк уехал сразу после того, как ей поставили диагноз, диагноз, который заставил ее лететь в Париж и обратно, который обрекал ее на смерть в течение десяти недель. Конечно, она знала, что он переживает за нее, но до этого момента не осознавала, насколько сильно. Ему было шестнадцать, и если бы Сара умерла, он остался бы круглой сиротой.
   – Посмотри на меня, сын!
   Он заморгал, пытаясь избежать ее взгляда. На его щеках смешались следы от слез и масла, а в глазах было то болезненное выражение, которое она помнила со времен его детства, и которое выражало самую глубокую печаль.
   – Видишь, я теперь платиновая блондинка, – улыбнулась Сара.
   – Ты что, шутишь? – взорвался он.
   – Нет, Майк! Я только… – «Только пытаюсь не думать о своей смерти», – не решилась закончить она.
   – Ты совсем меня не знаешь! И никогда не знала! Ты думаешь, что, принося мне индейку, заменяешь мне отца, а шутя о своей прическе, заставишь меня забыть о том, что у тебя рак?!
   Сара растерялась:
   – Я не…
   – Говори, что хочешь, но ты… Ты… – Он не мог совладать с собой.
   – Я хочу лишь прояснить все до конца, – сказала, наконец, она. – Я хочу, чтобы наши отношения наладились, чтобы ты вернулся домой, закончил школу и устроил свое будущее. Если бы ты знал, как сильно…
   – Я останусь здесь, мам, – перебил ее Майк.
   Может, она совершает ту же ошибку, что и тогда с его отцом? Мечтая о его будущем, планируя то, что нравится ей, а не ему? Сара не хотела в это поверить. Да, у Майка такая же сильная воля, как и у его отца, но ответственность за него несет она. Он ее сын, и ему только семнадцать.
   – Пожалуйста, прошу тебя, обдумай все как следует, – сказала она, стараясь унять боль.
   Ей хотелось кричать и выть, схватить его за плечи, вразумить его, но она собрала всю свою волю, чтобы голос не выдал ее и звучал спокойно.
   – Я остаюсь, – повторил он.

Глава 14

   Джордж Талбот наблюдал, как Уилл Берк сметает снег со своего самолета тем же самым способом, как некоторые парни чистят свои автомобили с кузовом, и знал, что смотрит на мужчину, который пришелся ему по сердцу. Настоящий мужчина, делает все как должно. Не извиняется и идет напрямик.
   Уилл любил свою машину. Он смел снег от носа до хвоста самолета, расчистил его лопатой вокруг крыльев, развязал чехлы и откатил самолет назад так, чтобы Джордж мог подготовить взлетную полосу. Затем Уилл проверил двигатель и винты, тщательно исследовал днище самолета.
   – У тебя хороший самолет, – похвалил Джордж.
   – Спасибо, сэр.
   – Полеты – твое хобби?
   – Это моя работа. Я владею маленькой авиакомпанией в Форт-Кромвеле. Главным образом корпоративные заказы. В долину около Уилсонии переезжают многие большие компании.
   Джордж кивнул, зажег трубку и закурил. Его ревматизм обострялся при холодной погоде, и ничто, за исключением хорошей трубки, не могло успокоить боль в суставах.
   – Счастливчик, тебе платят за то, чем тебе нравится заниматься. Было время, когда и я проводил много времени в воздухе.
   – Над Европой?
   – Да. У меня было сорок два боевых вылета. Кельн, Дрезден, Нормандия.
   – Сорок два – это много.
   Джордж никогда ни с кем не говорил о войне. Роуз была единственной. Она могла слушать его часами, в любое время, когда ему хотелось что-то вспомнить. Расчищая самолет с молодым офицером военно-морских сил, Джордж вдруг почувствовал, что с удовольствием расскажет ему обо всем.
   – Нам нужно было скинуть много бомб. Они накачивали нас кофе и рассказами о красных и посылали в воздух. Как только мы возвращались, нас отсылали снова.
   – Вас сбивали когда-нибудь?
   Джордж кивнул:
   – Над Эльзасом. Прыгнул с парашютом и приземлился на дерево. Но обошлось.
   – Вы потеряли друзей, – сказал Уилл. Это было утверждение, а не вопрос. Как солдат, он знал: даже если это случилось не с вами, вы знали кого-то, кто погиб на войне. Ваш лучший друг, напарник, ваш пилот, ваш врач убиты в бою.
   – Мой первый экипаж, – ответил Джордж. – Мы обучались вместе целый год, выполнили десять боевых вылетов, когда прилетели в Англию. Затем по какой-то безумной причине меня перевели на должность штурмана-бомбардира в ведущем самолете.
   – Сара рассказывала.
   – Дочь гордится мною.
   Джордж не чувствовал себя гордым за то, что произошло, как будто это была не его заслуга. Шла война, и он был там, где необходимо. Не по своей воле его новый экипаж должен был привезти его походную кровать, вещи и его самого на новое место.
   – В самый первый боевой вылет они полетели без меня, их сбили, и они приземлились на маленьком острове, не больше чем этот, в Северном море.
   – Такова война, – тихо сказал Уилл.
   – Да, – вздохнул Джордж, потягивая трубку.
   Эти воспоминания до сих пор вызывали слезы на глазах: он не мог поверить, что эти прекрасные парни, его лучшие друзья, погибли. Их потеря сильно ранила его. Смерть была окончательной точкой, она причиняла боль, тут все было бесповоротно. Потому-то ты и злишься, и становишься ожесточеннее…
   – Ты летал в Персидском заливе? – спросил он Уилла.
   – Да, летал.
   – Пилот?
   – Да, сэр.
   – Сара сказала мне, что ты ограничился работой спасателя.
   – Да, я обучался на базе морской авиации в Джексонвилле, служил немного на границе на военном корабле США «Джеймсе». Но затем перешел на авианосец, поэтому знаю, что вы чувствовали, когда покидали свой старый экипаж. У меня тоже такое было…
   Они уже управились с самолетом и сели в джип, чтобы ехать к дому. Джордж обернулся и посмотрел через сиденье на Уилла. В глазах у молодого человека была боль военного времени, а может быть, семейная боль, то, что пришло позже и с чем ты ничего не можешь поделать, потому что стал жестким после всего, что видел на войне.
   – Ты тоже кого-то потерял?
   – Да, сэр. – Уилл схватился за сиденье руками в кожаных перчатках, помолчал и затем сказал:
   – Я потерял своего сына.
   – Собственного сына? Боже правый!
   Уилл смотрел прямо перед собой, будто видел лицо погибшего мальчика. Джордж знал этот взгляд: он видел такой же иногда в собственных глазах, когда проходил мимо зеркала рано утром: в нем еще жили сны о Роуз и о его дружной команде.
   Он сидел, крепко держа руль. Не часто он бывал в ситуациях, когда не знал, что сказать. Ему хотелось спросить, где это произошло, при каких обстоятельствах. Но какой в этом смысл? Все, что ему хотелось, чтобы Уилл не страдал от боли потерь. В те дни мир смотрел на горе, как на нарыв. Им хотелось прооперировать вас, позволить гною выйти наружу, чтобы не инфицировать все вокруг. Но это слишком просто. Джордж знал, что горе и печаль – это то, что позволяет быть людям людьми, что связывает их навсегда с теми, кого они потеряли.
   Джордж прокашлялся, сплюнул в окно. Холодный воздух наполнил джип, выстрелив в позвоночник: ледяной и обжигающий. И потрепал Уилла по плечу.
   – Ты позволил своей старой команде на корабле «Джеймс» гордиться тобою, – сказал он. – Ты спас Майка.
   – Спасибо, сэр.
   – Мы тоже гордимся тобой. Не думаю, что Сара когда-нибудь забудет это. – И он пожал руку Уиллу. – Добро пожаловать на борт, командир!
   Джордж завел мотор, и они направились к дому.
   Когда Уилл и ее отец вернулись, Сара встретила их в холле. Она слышала, как тетя Бэсс разговаривает с Хиллером Кроуфордом, пытаясь убедить его привезти омаров самому. Расстроенная после разговора с Майком, она тем не менее пыталась выглядеть веселой.
   – Бэсс и Сьюзан устраивают вечеринку сегодня вечером, но Хиллер слишком занят, чтобы привезти омаров. Я могу взять джип, чтобы съездить за ними? – обратилась Сара к отцу.
   – Тормоза недостаточно жесткие, – ответил он с сомнением. – Майк заказал новые прокладки, их привезут на днях.
   Сара улыбнулась:
   – Я буду осторожна.
   – Я лучше поеду с тобой, – сказал Уилл.
   – Ты поведешь, Уилл, – приказал Джордж. – Она покажет тебе дорогу.
   – Хорошо, – сказала Сара.
   У нее с отцом было много споров, и этот едва ли стоило брать в расчет. Раньше ее бы оскорбило, что он не понимает того, что она может ездить по острову не хуже, чем любой мужчина. Ей потребовались годы, чтобы понять: таким образом он защищает ее, неуклюже показывая свою любовь. Поцеловав отца в лоб, она тем самым приняла его предложение.
   – Выбери самых хороших, – сказал Джордж сердито. – Если он скажет тебе, что они весят два фунта, попроси его взвесить их при тебе.
   – Отец, он не собирается тебя обманывать. Ты знаком с Хиллером всю жизнь. Вы вместе ходили в школу.
   – Поэтому я знаю, о чем говорю. Он самый большой обманщик здесь. Присматривай за ним: он специально оставляет ножницы для омаров в чашке весов, и таким образом те повышаются в цене на фунт. Проследите, командир!
   – Не волнуйтесь, сэр, – в тон ему ответил Уилл.
   Сев в джип, все еще прогретый после поездки к самолету, Сара и Уилл обнялись. Прошло всего несколько часов, в течение которых они не виделись, но им казалось, что прошло несколько дней. Уилл поцеловал ее в губы. Сара просунула руки под его куртку, и ей хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно. Казалось, никто из домашних за ними не наблюдал, но даже если это было так, ей было все равно.
   Уилл сдал назад. Несколько гусей, выйдя из сарая и побродив вокруг в поисках еды, встали на дороге. Сара открыла окно, чтобы отогнать их рукой, и боль из спины ударила в ногу.
   – А-а-а! – вскрикнула она, и в глазах заплясали искры.
   – Что случилось? – испугался Уилл.
   Она с трудом выпрямилась:
   – Ничего…
   – И все-таки? – спросил он.
   – Наверное, я защемила нерв, – сказала Сара, молясь, чтобы это было так. – Или, может быть, это из-за Майка. У нас был тяжелый разговор.
   – И это вызвало боль в спине? – удивился Уилл.
   – Из-за перенапряжения, – попыталась она выкрутиться.
   – О чем был спор?
   – Обо мне. – И она улыбнулась, чтобы он не увидел, какую боль она испытывает.
   Они ехали на север, по единственному шоссе, которое разделяло остров на две части. Они проехали мимо пруда, где Майк провалился под лед, мимо соснового леса, мимо дома, где жили родители Зика. Сара знала здесь каждый дюйм. Она показала Уиллу школу, где она училась после сада до двенадцатого класса, лучшие места для сбора черники, дорогу, ведущую в Кестрель-Пойнт, где стояли большие летние дома и где жила девушка, с которой погиб Зик.
   Они свернули вниз по Харбор-роуд, ухабистой дороге, проложенной осенними штормами, прямо к причалу. На пристани не было видно ни одной лодки. Ловцы омаров рыбачили обычно с сентября по апрель, давая омарам возможность подкормиться за лето и набрать вес. Охотиться за омарами зимой былой очень рискованно. Рыболовецкая флотилия теряла по человеку каждые четыре года или около того, но их омары считались лучшими в Соединенных Штатах, и они продавали их по самым высоким ценам.
   Три траулера стояли в ряд в доках. Сотни плетеных корзин для омаров были сложены в огромную кучу. Яркие бакены и старые сети лежали в углу дока. Чайки летали кругами, надеясь на маленький кусочек пищи или забытого омара. В воздухе стоял острый запах соли и селедки. Припарковавшись на усеянной чешуей стоянке, Уилл и Сара вошли в одну из рыбацких хижин.