Страница:
– Давай через два, – сказала Мэй.
Мэй показалось странным в яркий летний день зайти сюда, в это мрачное место, с дневником, заполненным описанием кошмаров ее дочери. В то время как Мартин вышел, Мэй и Кайли поднялись еще на один этаж в лабораторию исследования сновидений и открыли дверь внутрь.
Доктор Уитпен приветствовал их. Одетый в джинсы и незаправленную рубашку поло, он походил скорее на аспиранта, чем на доктора, получающего большие дотации на проведение своих исследований. Проводив Кайли к коробке с игрушками, он посоветовал ей чувствовать себя как дома, пока он поговорит с ее мамой. Другие доктора сидели в небольших кабинах, работая на компьютерах, или говорили по телефону.
Мэй последовала за доктором Уитпеном в его кабинет. Наблюдая за Кайли через стеклянную дверь, она протянула ему свой дневник.
– Еще видения с ангелами, – сказал он, читая. – Хорошо, вы записали сюда еще и случай на борту самолета. Она услышала шумы, запах дыма прежде, чем кто-либо еще. Подошла к незнакомому мужчине, попросила его помочь вам, когда наступит время. Сказала, что его дочка предупредила ее… его дочка?
– Да, эта девочка умерла, – объяснила ему Мэй.
– Вот как. – Доктор Уитпен поднял брови. Он продолжил чтение. – Безмолвные ангелы, кружащиеся вокруг ее головы, словно бабочки моли. Интересно. Кукла Натали, желание взять куклу на свадьбу. Свадьба? – Он переспросил, поднимая глаза.
– Я говорила вам, что я вышла замуж, – напомнила Мэй.
– О, да, это замечательно. Наилучшие пожелания.
– Я вышла замуж за того мужчину из самолета.
– Того, к которому подошла Кайли? – Доктор Уитпен казался потрясенным.
– Да, – подтвердила Мэй. – Мы полюбили друг друга. Это не имеет никакого отношения к тому происшествию. – Говоря это, ей хотелось оградить ее любовь с Мартином.
– Это необычная история, – прокомментировал он.
– Я знаю, – согласилась она. – Но мы здесь, чтобы говорить о Кайли. Как я уже сообщила вам по телефону, я уже не так волнуюсь за нее, как прежде. Возможно, я допустила ошибку, водя ее к стольким докторам. Как будто она – ребенок с отклонениями.
– Вы были очень расстроены, когда мы впервые встретились, – напомнил ей доктор.
– Я знаю, – согласилась Мэй, вспоминая, какое отчаяние она испытывала тогда. – Я возила ее к тем исследователям в Нью-Йорке, и это ничего нам не дало, только один из них упомянул шизофрению…
– Кайли не шизофреник, – резко и с уверенностью в своей правоте поправил ее доктор Уитпен. – Но вы были обеспокоены не только этим.
– Мы тогда только что нашли это… – Мэй отшатнулась от своих воспоминаний, – …это тело. На самом деле уже только мешок костей. Скелет, скрепленный лишь тряпками, старыми и трепещущими на ветру. Я никогда не смогу забыть это зрелище, и Кайли не сможет.
– Сначала ей все это снилось каждую ночь, а затем она начала видеть ангелов, – проговорил доктор Уитпен, консультируясь со своими записями. – Ее второе столкновение со смертью очень вскоре потери ее прабабушки.
– Она настолько чувствительна и заботлива, – сказала Мэй. – Она не может выдержать, когда видит, что кому-то плохо. Когда они с моим мужем поймали ту рыбу этим летом, дочь сказала, что слышала, как рыба плачет. Она замирает, когда видит сбитых машинами животных на обочине дороги, и спрашивает меня о родителях и детях, которые остались у них.
– Именно это беспокоило ее, когда она увидела тело… Ричарда Перри, – сказал доктор Уитпен, рассматривая свои таблицы. – Его семья. – Он посмотрел на Мэй. – Расследование показало, что он был самоубийцей, правильно? Одинокий человек, имевший неприятности с законом. Родители на Западе, ни жены, ни детей.
Мэй кивнула:
– Кайли написала его родителям открытку с соболезнованиями.
– Я помню, – подтвердил доктор Уитпен.
– Она сострадательна, – продолжала Мэй. – И она обладает удивительным воображением. Я склонна думать, что это объясняет все остальное. Или если не все, то очень многое. Мне кажется, что нам пора прекратить наши визиты к вам.
– Если таково ваше желание, я уважу его. Хотя я надеюсь, что вы все же решите продолжать, – сказал доктор Уитпен. – Позвольте мне поговорить с девочкой, хорошо? Поинтересоваться, как идут дела, с ее точки зрения. Я хотел бы расспросить ее о бессловесных ангелах из ее снов.
Прихватив с собой синюю тетрадь, доктор Уитпен повел Мэй назад в игровую комнату. Он взял колоду с карта ми, а Кайли наблюдала за ним. Она перетасовала карты, потом он. Колода опустилась на стол, и он разделил ее на две половины.
– Верхняя карта? – спросил он.
– Красная.
Он проверил: красная.
– Теперь? – продолжал он.
– Синяя.
Доктор Уитпен показал ей, что она была права, и она захлопала в ладоши. Они прошли всю колоду. Кайли ошиблась только три раза. Он начал сначала, но ей это показалось скучным, и она направилась к кукольному домику.
Он присел с другой стороны, присоединяясь к ней. Кайли собрала кукольную семью, их домашних питомцев и их мебель. Мэй сидела и смотрела, как Кайли изображала, что кукла-девочка летает вокруг дома, словно птица.
– Кто это? – поинтересовался доктор Уитпен.
– Натали, – ответила Кайли.
– Ее кукла, ты хочешь сказать?
– Нет, Натали. Моя сестра.
– Что она делает? – спросил доктор Уитпен, наблюдая, как Кайли поднимает и опускает руки у куклы.
– Она говорит.
– Руками?
– Возможно, – ответила Кайли.
– Разве она не может говорить? – снова поинтересовался доктор Уитпен, и Мэй поняла, что он подумал о бессловесных ангелах.
Кайли улыбнулась ему, как будто он только что сказал хорошую шутку.
– Ей не нужны слова, когда она говорит со мной, – пояснила девочка. – Я и так понимаю ее.
– И что она говорит?
– «Помоги мне», – произнесла Кайли не своим голосом.
– Какая помощь ей нужна? – спросил доктор Уитпен, наклоняясь ближе.
– Я не уверена. Она не хочет свою бейсболку. И некоторые люди не могут видеть их, – сказала Кайли, казалось, она вот-вот заплачет. Положив куклу назад в кукольный дом, Кайли дала понять взрослым, что игра закончена. Она отбежала к низкому столику, где хранились бумага и мелки, и начала рисовать.
– Твоя мама вышла замуж, – сказал доктор Уитпен, последовав за ней.
– У меня теперь есть папа. – Кайли рисовала быстро и с нажимом. – И сестра.
– Натали, – уточнил доктор.
– Правильно! – Кайли засияла от удовольствия, услышав, как он произносит это имя.
– Какая она?
– Хорошенькая. – Кайли начала рисовать снова. – С крыльями и в белом платье.
– Похожа на других ангелов, которых ты видела?
Кайли замотала головой:
– Никто непохож на Натали. Она настоящая.
– А другие нет? – спросил доктор Уитпен, улыбаясь.
– Нет, но я люблю ее, и поэтому все делается совсем как по-настоящему, – сказала Кайли, глядя ему в глаза. – Я не знаю имен других, но я знаю ее имя: Натали Картье.
Мэй наблюдала за дочерью. Та снова принялась за работу, рисуя что-то на белой бумаге. Доктор Уитпен встал и подошел к Мэй. Он удивленно поднял брови.
– Натали Картье? Вы вышли замуж за Мартина Картье?
– Да. – Мэй знала, что Мартин знаменит, но как-то совсем не ожидала, что его имя будет что-то значить для ученого. – Вы – хоккейный болельщик?
– Не слишком рьяный. Я знаю это имя совсем по другой причине. Его дочь трагически погибла.
– Вы знаете и об этом? – удивилась Мэй.
– Все в Канаде знают об этом, – ответил он. – Ее дедушка был виноват в ее смерти. Он и сам был великим игроком когда-то, но он связался с преступниками. Он был косвенно виноват в смерти Натали, а позднее попал в тюрьму за договорные матчи, сокрытие денег от налогов. Это был национальный скандал.
Мэй посмотрела на Кайли, не слушала ли их девочка, но та рисовала неистово, говоря вслух сама с собой. Рисунок приобретал законченную форму: озеро, бельведер, сосны, девочка, бейсболка, плывущая по воде.
– Мартин не говорит ни о нем, ни о Натали.
– Совсем?
– Почти совсем. Это слишком болезненно для него.
– Это могло бы объяснить, почему Кайли выбрала Мартина… Тогда, наверное, есть связь, – произнес он немного возбужденно.
– Какая связь? – спросила Мэй, ощетинившись.
– Ужасная смерть, неспособность отца принять это…
– Что такое вы говорите? Что Мартин женился на мне потому, что моя Кайли ясновидящая? – Мэй подскочила. – Он даже не хотел заходить сюда. Он сейчас тут, в университетском городке… он зашел в это здание с нами и тут же за хотел уйти. Он не хочет принимать в этом никакого участия.
– Госпожа Тейлор… я хочу сказать, госпожа Картье, – сказал доктор Уитпен. – Пожалуйста. Сядьте. Простите меня, это вовсе не то, что я подумал. Пожалуйста.
Не желая расстраивать Кайли, Мэй снова опустилась на стул. Она наблюдала, как Кайли рисовала горы вокруг озера, облака в синем небе, большую рыбу под поверхностью воды.
– Что же тогда? – заставила себя спросить Мэй.
– Ваш муж может и не догадываться ни о чем. Скорее всего, так и есть. Я думаю только о Кайли.
– Кайли?
– У вашей дочери дар.
– Мы уже знаем это. – Сердце Мэй неистово колоти лось.
Ей хотелось уйти и больше не возвращаться. Мартин ждет их внизу. Она оставит дневник доктору Уитпену, и пусть он делает со всем этим все, что ему заблагорассудится.
– Конечно, но…
– С меня достаточно всего этого, – сказала Мэй. – Карты, куклы, записи ее видений. Кайли обладает даром, я соглашаюсь. Вся наша семья верит в чудеса… в той или иной форме и в некотором роде. Значит, Кайли не больна, не шизофреник.
– Нет, конечно, нет. Но в то же время она и непохожа ни на кого из вашей семьи. Она видит сквозь завесу.
– Завесу? – Мэй никогда не слышала этого раньше.
– Между мирами, – пояснил доктор Уитпен. – Этим миром и следующим.
Мэй выпрямилась и застыла.
– Что заставило вас выбрать ту тропинку в парке Лавкрафт в тот день, когда вы с Кайли наткнулись на висельника? – спросил он. – Чтобы оказаться на том месте, вам пришлось пройти пешком довольно долго, углубившись в густой лес на какое-то время. Тело провисело там долгое время. Ему предначертано было быть обнаруженным.
– Нет, – возразила Мэй.
– Ведь это Кайли попросила вас, не так ли? Она выбрала тропинку и попросила вас идти по ней, сказала, что она хочет пойти тем путем.
Мэй закрыла глаза, вспоминая тот день. Было уже прохладно, вокруг падали и падали осенние листья. Кайли схватила ее за руку и потянула через густые заросли ежевики дальше, вглубь по извилистой тропинке к небольшой полянке, где висело мертвое тело. Ричард Перри, одиночка из Калифорнии, продающий наркотики в Уорчестере, семья которого была слишком далеко, чтобы обнаружить его пропажу и начать волноваться, когда он не вернулся домой.
Доктор Уитпен продолжал:
– Кайли потянулась к Мартину, потому что Натали хочет что-то сказать вашей девочке. Она хочет, чтобы ее отец узнал что-то.
– Я не верю этому.
– Возможно, это связано с дедушкой Натали. Возможно, это связано с ее смертью. Возможно, это просто сообщение или даже предупреждение, что-то важное для жизни… для самого Мартина.
– Я внимательно прислушивалась к вашим идеям. Но это уже слишком. Чересчур.
Поднявшись, Мэй помахала Кайли.
– Собирайся, милая, – позвала она дочь. – Мы уже едем домой.
– Завеса тонка, госпожа Картье, – сказал доктор. – Такая тонкая, что любой из нас способен видеть через нее. Это пугает большинство людей, и они вынуждены отворачиваться. Но не Кайли… она будет продолжать смотреть, помогаете ли вы ей или нет.
– Пойдем же, Кайли, – сказала Мэй, взяв дочь за руку, кровь закипала в ней.
Вдруг Бен Уитпен стал походить на безумного ученого, предположившего, что они с Мартином оказались вместе по такой неправдоподобной причине. Все ее существо восстало против этого. Неловко она схватила свою сумку и направилась к двери. Кайли выглядела удивленной, но она не сопротивлялась. Мэй увидела свой дневник на полу около ее стула. Поколебавшись, она схватила тетрадь и бросила в сумку.
Свадебный бизнес был снова в полном разгаре уже после первых минут возвращения домой. Тобин подгоняла Мэй, вручив шесть файлов новых клиентов.
– Ничего себе, вы были заняты, – сказала Мэй.
– Чтобы доказать себе, что мы можем справляться без тебя, приходилось напрягаться.
– Что ж, теперь я снова в деле.
– Как тебе показалась замужняя жизнь? – поинтересовалась Тобин.
– Великолепно, – усмехнулась Мэй, пытаясь показать, как все было замечательно.
Она не упоминала ни Натали, ни отца Мартина, ни ученого из Торонто. После ее последнего звонка она чувствовала себя виноватой, что рассказала Тобин слишком много. Разве некоторые вещи, как предполагалось, не оставались тайной в браке? Теперь Тобин будет осуждать Мартина, помня все, что Мэй рас сказала подруге об их стычке и противостоянии.
– Правда?
– Да. Мы пробудем в Блэк-Холле до начала хоккейного сезона, а затем переберемся в дом Мартина в Бостоне. На Бикон-хилл.
– На Бикон-хилл стоит переехать, – заметила Тобин. – Это успех, Мэй.
Мэй нахмурилась.
– Это шутка, Мэй.
– Знаю, – сказала она, махнув рукой. – Все верно, мы очень счастливы. Озеро было замечательным, и нам так повезло, что мы есть друг у друга. Я жду не дождусь переезда в Бостон.
– На Бикон-хилл, – уточнила Тобин.
Мэй направилась к своему столу, чтобы сразу же приняться за работу и избавиться от неловкости, которую она внезапно ощутила рядом со своей лучшей подругой. Ей стало неудобно, что она не знала, где провести границу между тем, о чем можно рассказывать, а что оставлять при себе. Могла ли она передать ей слова доктора Уитпена, не разгласив слишком много о жизни семьи Картье?
Позже тем утром позвонила медсестра из кабинета доктора Холла, чтобы подтвердить запись Мартина на прием во вторник и напомнить ему захватить с собой рентгеновские снимки. Озадаченная, Мэй сказала, что передаст ему сообщение. Тобин мельком взглянула на Мэй, но Мэй промолчала.
Когда Мартин пришел домой с работы тем вечером, Мэй сказала ему о звонке от доктора.
– О, да, – вспомнил он. – Обычный медосмотр. Команда хочет удостовериться, что я все еще стою тех денег, которые они платят мне, а?
– Ничего серьезного? – спросила Мэй.
– Медосмотр, сэ ту (это все).
– Но она упомянула рентгеновские снимки.
Мартин рассмеялся.
– Я же играю в хоккей, ты забыла? – напомнил он. – Меня столько раз прогоняли через рентген, что я свечусь в темноте. Ладно тебе, давай пойдем наверх, и я тебе все там покажу.
– Я уже видела… – начала Мэй, падая в его объятия.
Они поцеловались, и затем он потянул ее на диван.
– Я скажу тебе о том, чего мы действительно должны опасаться, – сказал он, уткнувшись ей в шею. – Репортеров. Я думаю, что они уже на подходе… разговоры уже пошли, сведения просочились, и, очевидно, что история нашей женитьбы вот-вот выйдет наружу. Нам здорово повезло, что обитатели домов у озера уважают нашу частную жизнь. Они обеспечили нам грандиозный медовый месяц.
У Мэй возникло странное ощущение, что он не рассказал ей всей правды и пытался отвлечь ее от расспросов о состоянии его здоровья.
Но у него не было никаких причин лгать ей о рентгеновских снимках или о командном докторе. Он был профессиональный хоккеист, в конце концов. Травмы и посещение докторов были обычными вещами. В глубине души она понимала, что Мартин что-то скрывает от нее. Ей хотелось позвонить Тобин, поведать ей свои опасения, но казалось, что разговор на эту тему сделает эти опасения из призрачных реальными. Вместо этого она пошла проверить Кайли, и стояла там, глядя на своего спящего ребенка.
Лежа рядом с Мэй той ночью, Мартин слушал ее равно мерное дыхание. Она казалась чем-то обеспокоенной после посещения Торонто. Он думал, что возвращение домой успокоит ее, но, пожалуй, здесь она была даже более взволнованной. Но это не помешало им упиваться близостью, и она, наконец, заснула в его объятиях. Он смотрел, как спокойно вздымаются и опадают ее груди. Удостоверившись, что Мэй спит, он осторожно поднялся с кровати.
Он зашел в ванную и закрыл за собой дверь. Повернув лампу, он стал осматривать свое лицо в зеркале. На нем было так много шрамов. Подавшись вперед, он наклонил голову, чтобы осмотреть правую сторону. Там имелась небольшая вмятина, чуть выше и позади правого уха.
Рентгеновские снимки, которые глупая медсестра упомянула, чтобы напомнить ему принести их, он сделал летом.
В предыдущий сезон, в игре против Чикаго, шайба расколола его незащищенную голову. Сотрясение было очевидным, и он пропустил следующие две игры. Не послушавшись совета доктора, на третью игру он уже вышел на лед. И никаких проблем всю оставшуюся часть сезона.
Но потом, тем утром, когда они удили рыбу с Кайли, начались головные боли. Голова раскалывалась, пульсировала, в глазах двоилось. Он погрешил на яркое солнце, пропущенный завтрак, напряжение, и, какой бы замечательной она ни была, недавнюю женитьбу. Той ночью Мэй хотела поговорить о чем-то, Натали или его отце, но Мартин огрызнулся на нее. На следующий день он обвинял в своем плохом поведении головную боль.
Потом они поехали в Торонто. Он намеревался сопровождать их с Кайли к доктору, чтобы у них была его поддержка. Но стоило ему зайти внутрь здания, как все вокруг потемнело. Перед глазами была только чернота, и он подумал, что теряет сознание. Стоя в коридоре этого старого здания, Мартин чувствовал, что вот-вот умрет.
Так что он сделал то, что было вполне естественным: доехал до ближайшей больницы, чтобы его срочно осмотрел врач. Жизнь хоккеиста с бесчисленными травмами приучила его к медпунктам, рентгеновским аппаратам, докторам и медсестрам. Мысль рассказать обо всем Мэй даже не приходила ему в голову, точнее, он иногда подумывал об этом, но знал, что никогда так не сделает. Она только заволновалась бы, захотела пойти с ним, придала бы этому слишком большое значение.
Странная вещь совпадения: больница Торонто была та же самая, где ему оперировали колено, когда Нэт оставалась с дедушкой.
«Дежавю», – думал он все время, пока его осматривали.
На сей раз снимок показал трещину черепа на уровне линии роста волос. Ничего особенного, великолепное добавление к коллекции, вполне сочетается с предыдущими разломами. Его отпустили домой со снимками, предложив обратиться к командному доктору. Глупая медсестра решила оказать услугу и передала сообщение через Мэй.
Выключая свет, он подумал, что голова у него уже не болела. Он переждал, и боль прошла. Так было всегда. Жалобы никогда не шли ему на пользу. Он не верил в возможность поплакаться о своих проблемах, никогда не верил. Женитьба ничего не должна была изменить, он не хотел причинить бессмысленного беспокойства Мэй.
Ни из прошлого, ни из настоящего. С тех пор как она услышала правду о Натали и его отце, она, казалось, успокоилась на этом, оставив все, как есть, и не касалась этого. Это было хорошо. По мнению Мартина, чем глубже то дело было захоронено, тем лучше. Рассказ историй о его семье никого из них не мог сделать счастливее.
Лето видело много помолвок. Мэй выслушивала их истории целый день. Она делала подробные записи. Часто ее лучшие свадебные идеи рождались из рассказов о том, как делались предложения и отмечались помолвки. Одна женщина рассказала о поездке в Италию, как она и ее друг планировали провести неделю в Позитано. В аэропорту, после того как они поставили свой багаж на ленту транспортера и проходили через магнитную арку, зазвенел сигнал тревоги. Когда офицер безопасности попросил ее друга показать содержимое карманов, тот отказался. Вызвали еще офицеров, и когда они стали настаивать, а молодая женщина уже запаниковала, он опустился перед ней на одно колено и вытащил маленькую коробочку из кармана.
Другие путешественники собрались вокруг.
– Это он делает предложение, он делает предложение, – слышала женщина, как они переговаривались, по том их голоса стихли.
Ее друг вынул из коробочки кольцо с бриллиантом и попросил ее выйти за него замуж.
– Я сказала «да», – рассказала Мэй женщина по имени Джин Уэсли. – Я не могла поверить этому; я была в шоке. Он хотел подождать, пока мы не доберемся до Италии, но магнит среагировал на кольцо. Мы хотим сыграть свадьбу на День святого Валентина.
Улыбаясь, она делала записи, когда зазвонил телефон. Тобин ответила, и Мэй слышала, как она говорит с кем-то по-дружески. Она засмеялась и затем повесила трубку. Жестом подозвав Мэй, она отошла к окну.
– Это был твой муж, – сказала Тобин.
– Разве он не захотел поговорить со мной?
– Он выезжает, атака началась.
– Что началось?
– Пресса проведала о вас. И сейчас они уже едут сюда.
Грузовики остановились на почтительном расстоянии, что означало, что они держатся подальше от розовых клумб и делянок с лекарственными травами. Репортеры роились вокруг, в то время как техники бегали с камерами, микрофонами и осветительными приборами. Люди кричали, провода кишели на зеленой траве и опутывали каменные стены.
«Всего лишь еще один день в Флит-центре или «Мэдисон-сквер-гарден» или «Мэйпл Ливз-гарден», – успокаивал себя Мартин. Но это был луг, поместье Мэй и Энид, их мирный дом. Заявление следовало бы сделать где-нибудь еще, но стервятники уже уловили запах, обнаружили место и приземлились.
– И все это только потому, что мы поженились? – спросила Мэй, и небольшая тревожная борозда пролегла между ее бровями.
– Если у тебя есть какие-нибудь тайны, теперь самое время сообщить мне, – предупредил ее Мартин.
– Я знаю их все, – засмеялась Тобин.
– Расскажешь мне позже, – сказал Мартин.
– Я не могу поверить, будто это – новости, – сказала Мэй. – Наша свадьба. Наше тайное бегство.
– Другие женщины хотят его, – нараспев томно произнесла Кайли.
– Ну уж им он не достанется. – Тобин подняла брови и взглянула на Мэй над головой Кайли, каждый хихикнул.
– Им не нужен был бы я, если бы они знали меня, – сказал Мартин Кайли. – Только твоя мама оказалась настолько слепой.
– Слепа, как летучая мышь.
Мэй крепко зажмурилась, наклоняясь, чтобы поцеловать Мартина. Хотя пресс-конференция, как предполагалось, не начиналась в течение еще десяти минут, лавина вспышек пронеслась вместе со стремительным потоком щелкающих затворов.
– Вы сердитесь на меня за мою болтливость? – спросила Кайли с тревогой.
Гордясь, что у нее такой отчим, как Мартин, Кайли всем объявила, что теперь ее зовут Кайли Картье и что Микки и Эдди ничего не знали, когда они называли ее лгунишкой в прошлом мае. Сестра подавальщицы завтраков в школе работала на одном из телевизионных каналов, она передала историю, которая распространилась со сверхъестественной быстротой.
Мартин улыбнулся ей. Пока взрослые опирались на каменную стену, девочка уселась по-турецки у их ног. На ней была старая синяя бейсболка «Блю Джэйс», которую Мартин отдал ей в их последний день на озере, его все меньше и меньше расстраивал вид девочки в бейсболке Нэт.
– Мэ но (вот уж нет), – сказал он. – Мы вовсе не сердимся. Ни капельки.
– Кто говорил тебе, что другие женщины хотят его? – уточнила Мэй.
– Дети в автобусе. Это прозвучало по радио по дороге домой из школы. Большие девочки говорили так, а потом и наша водитель автобуса… миссис Паттерсон… позволила себе заплакать. Она говорит, что единственное, что поддерживает ее в жизни, – постер с Мартином на стене в ее спальне.
– Ее мужу следовало бы порвать этот постер, – заметил Мартин.
– Она заставила меня пообещать получить твой автограф, – добавила Кайли. – И Микки, и Эдди, и Джеф, и Остин тоже.
– А можно и мне тоже? – спросила Тобин.
Мартин улыбнулся, покачав головой.
Но к тому времени Пит Макмахон, представитель «Медведей», закончил брифинг для прессы, и наступил решающий момент. Лампы ревели сверху, хотя небо было ясно и светло. Мартин приобнял Мэй правой рукой, а левую руку положил на голову Кайли. Он сглотнул, в горле у него уже пересохло. Хотя он стоял перед репортерами тысячи раз, он никогда так не нервничал и не чувствовал подобно го возбуждения и неловкости.
– Готов, Мартин? – спросил Пит, перешагивая через провода. – А вы, Мэй?
– Мне, видимо, следует убить тебя позже, – прорычал Мартин.
Пит засмеялся. Мускулы плеча Мартина слегка колебались, точно так, как всегда бывало, когда он чувствовал настоятельное желание звездануть противника о бортик. Но Пит был хороший парень. Публичное освещение жизни команды и реклама были его работой, а не его виной или проступком.
Они с Мартином тайно посовещались обо всем, придумав стратегию, как предстать перед средствами информации. В год Кубка Стэнли Бостон был неистово покровительственен к своим хоккейным звездам. Пит сказал Мартину, что одна бульварная газета собиралась появиться с заголовком, где назвала Мэй Картье Золотая Землеройная машина», и Мартин сказал, чтобы Пит предупредил редактора откорректировать заголовки или приготовиться к новой физиономии. Мартин хотел, чтобы Пит сделал заявление за них, но Пит предположил, что, если дать прессе возможность сразу увидеть и запечатлеть и Мэй и Кайли, они, возможно, смогли бы препятствовать будущему вторжению. Так что Мартин согласился.
– Ты настроилась, любимая? – спросил Мартин.
Мэй кивнула, хотя выглядела нервной и взволнованной. Мартин нахмурился, взглянув на Пита, и кивнул. Проходя перед камерами, Пит поправил галстук и откинул волосы назад. Последним новостям предстояло пройти в прямом эфире на некоторых бостонских каналах, и один из продюсеров начал отсчет. «Четыре, три, два…»
Мэй показалось странным в яркий летний день зайти сюда, в это мрачное место, с дневником, заполненным описанием кошмаров ее дочери. В то время как Мартин вышел, Мэй и Кайли поднялись еще на один этаж в лабораторию исследования сновидений и открыли дверь внутрь.
Доктор Уитпен приветствовал их. Одетый в джинсы и незаправленную рубашку поло, он походил скорее на аспиранта, чем на доктора, получающего большие дотации на проведение своих исследований. Проводив Кайли к коробке с игрушками, он посоветовал ей чувствовать себя как дома, пока он поговорит с ее мамой. Другие доктора сидели в небольших кабинах, работая на компьютерах, или говорили по телефону.
Мэй последовала за доктором Уитпеном в его кабинет. Наблюдая за Кайли через стеклянную дверь, она протянула ему свой дневник.
– Еще видения с ангелами, – сказал он, читая. – Хорошо, вы записали сюда еще и случай на борту самолета. Она услышала шумы, запах дыма прежде, чем кто-либо еще. Подошла к незнакомому мужчине, попросила его помочь вам, когда наступит время. Сказала, что его дочка предупредила ее… его дочка?
– Да, эта девочка умерла, – объяснила ему Мэй.
– Вот как. – Доктор Уитпен поднял брови. Он продолжил чтение. – Безмолвные ангелы, кружащиеся вокруг ее головы, словно бабочки моли. Интересно. Кукла Натали, желание взять куклу на свадьбу. Свадьба? – Он переспросил, поднимая глаза.
– Я говорила вам, что я вышла замуж, – напомнила Мэй.
– О, да, это замечательно. Наилучшие пожелания.
– Я вышла замуж за того мужчину из самолета.
– Того, к которому подошла Кайли? – Доктор Уитпен казался потрясенным.
– Да, – подтвердила Мэй. – Мы полюбили друг друга. Это не имеет никакого отношения к тому происшествию. – Говоря это, ей хотелось оградить ее любовь с Мартином.
– Это необычная история, – прокомментировал он.
– Я знаю, – согласилась она. – Но мы здесь, чтобы говорить о Кайли. Как я уже сообщила вам по телефону, я уже не так волнуюсь за нее, как прежде. Возможно, я допустила ошибку, водя ее к стольким докторам. Как будто она – ребенок с отклонениями.
– Вы были очень расстроены, когда мы впервые встретились, – напомнил ей доктор.
– Я знаю, – согласилась Мэй, вспоминая, какое отчаяние она испытывала тогда. – Я возила ее к тем исследователям в Нью-Йорке, и это ничего нам не дало, только один из них упомянул шизофрению…
– Кайли не шизофреник, – резко и с уверенностью в своей правоте поправил ее доктор Уитпен. – Но вы были обеспокоены не только этим.
– Мы тогда только что нашли это… – Мэй отшатнулась от своих воспоминаний, – …это тело. На самом деле уже только мешок костей. Скелет, скрепленный лишь тряпками, старыми и трепещущими на ветру. Я никогда не смогу забыть это зрелище, и Кайли не сможет.
– Сначала ей все это снилось каждую ночь, а затем она начала видеть ангелов, – проговорил доктор Уитпен, консультируясь со своими записями. – Ее второе столкновение со смертью очень вскоре потери ее прабабушки.
– Она настолько чувствительна и заботлива, – сказала Мэй. – Она не может выдержать, когда видит, что кому-то плохо. Когда они с моим мужем поймали ту рыбу этим летом, дочь сказала, что слышала, как рыба плачет. Она замирает, когда видит сбитых машинами животных на обочине дороги, и спрашивает меня о родителях и детях, которые остались у них.
– Именно это беспокоило ее, когда она увидела тело… Ричарда Перри, – сказал доктор Уитпен, рассматривая свои таблицы. – Его семья. – Он посмотрел на Мэй. – Расследование показало, что он был самоубийцей, правильно? Одинокий человек, имевший неприятности с законом. Родители на Западе, ни жены, ни детей.
Мэй кивнула:
– Кайли написала его родителям открытку с соболезнованиями.
– Я помню, – подтвердил доктор Уитпен.
– Она сострадательна, – продолжала Мэй. – И она обладает удивительным воображением. Я склонна думать, что это объясняет все остальное. Или если не все, то очень многое. Мне кажется, что нам пора прекратить наши визиты к вам.
– Если таково ваше желание, я уважу его. Хотя я надеюсь, что вы все же решите продолжать, – сказал доктор Уитпен. – Позвольте мне поговорить с девочкой, хорошо? Поинтересоваться, как идут дела, с ее точки зрения. Я хотел бы расспросить ее о бессловесных ангелах из ее снов.
Прихватив с собой синюю тетрадь, доктор Уитпен повел Мэй назад в игровую комнату. Он взял колоду с карта ми, а Кайли наблюдала за ним. Она перетасовала карты, потом он. Колода опустилась на стол, и он разделил ее на две половины.
– Верхняя карта? – спросил он.
– Красная.
Он проверил: красная.
– Теперь? – продолжал он.
– Синяя.
Доктор Уитпен показал ей, что она была права, и она захлопала в ладоши. Они прошли всю колоду. Кайли ошиблась только три раза. Он начал сначала, но ей это показалось скучным, и она направилась к кукольному домику.
Он присел с другой стороны, присоединяясь к ней. Кайли собрала кукольную семью, их домашних питомцев и их мебель. Мэй сидела и смотрела, как Кайли изображала, что кукла-девочка летает вокруг дома, словно птица.
– Кто это? – поинтересовался доктор Уитпен.
– Натали, – ответила Кайли.
– Ее кукла, ты хочешь сказать?
– Нет, Натали. Моя сестра.
– Что она делает? – спросил доктор Уитпен, наблюдая, как Кайли поднимает и опускает руки у куклы.
– Она говорит.
– Руками?
– Возможно, – ответила Кайли.
– Разве она не может говорить? – снова поинтересовался доктор Уитпен, и Мэй поняла, что он подумал о бессловесных ангелах.
Кайли улыбнулась ему, как будто он только что сказал хорошую шутку.
– Ей не нужны слова, когда она говорит со мной, – пояснила девочка. – Я и так понимаю ее.
– И что она говорит?
– «Помоги мне», – произнесла Кайли не своим голосом.
– Какая помощь ей нужна? – спросил доктор Уитпен, наклоняясь ближе.
– Я не уверена. Она не хочет свою бейсболку. И некоторые люди не могут видеть их, – сказала Кайли, казалось, она вот-вот заплачет. Положив куклу назад в кукольный дом, Кайли дала понять взрослым, что игра закончена. Она отбежала к низкому столику, где хранились бумага и мелки, и начала рисовать.
– Твоя мама вышла замуж, – сказал доктор Уитпен, последовав за ней.
– У меня теперь есть папа. – Кайли рисовала быстро и с нажимом. – И сестра.
– Натали, – уточнил доктор.
– Правильно! – Кайли засияла от удовольствия, услышав, как он произносит это имя.
– Какая она?
– Хорошенькая. – Кайли начала рисовать снова. – С крыльями и в белом платье.
– Похожа на других ангелов, которых ты видела?
Кайли замотала головой:
– Никто непохож на Натали. Она настоящая.
– А другие нет? – спросил доктор Уитпен, улыбаясь.
– Нет, но я люблю ее, и поэтому все делается совсем как по-настоящему, – сказала Кайли, глядя ему в глаза. – Я не знаю имен других, но я знаю ее имя: Натали Картье.
Мэй наблюдала за дочерью. Та снова принялась за работу, рисуя что-то на белой бумаге. Доктор Уитпен встал и подошел к Мэй. Он удивленно поднял брови.
– Натали Картье? Вы вышли замуж за Мартина Картье?
– Да. – Мэй знала, что Мартин знаменит, но как-то совсем не ожидала, что его имя будет что-то значить для ученого. – Вы – хоккейный болельщик?
– Не слишком рьяный. Я знаю это имя совсем по другой причине. Его дочь трагически погибла.
– Вы знаете и об этом? – удивилась Мэй.
– Все в Канаде знают об этом, – ответил он. – Ее дедушка был виноват в ее смерти. Он и сам был великим игроком когда-то, но он связался с преступниками. Он был косвенно виноват в смерти Натали, а позднее попал в тюрьму за договорные матчи, сокрытие денег от налогов. Это был национальный скандал.
Мэй посмотрела на Кайли, не слушала ли их девочка, но та рисовала неистово, говоря вслух сама с собой. Рисунок приобретал законченную форму: озеро, бельведер, сосны, девочка, бейсболка, плывущая по воде.
– Мартин не говорит ни о нем, ни о Натали.
– Совсем?
– Почти совсем. Это слишком болезненно для него.
– Это могло бы объяснить, почему Кайли выбрала Мартина… Тогда, наверное, есть связь, – произнес он немного возбужденно.
– Какая связь? – спросила Мэй, ощетинившись.
– Ужасная смерть, неспособность отца принять это…
– Что такое вы говорите? Что Мартин женился на мне потому, что моя Кайли ясновидящая? – Мэй подскочила. – Он даже не хотел заходить сюда. Он сейчас тут, в университетском городке… он зашел в это здание с нами и тут же за хотел уйти. Он не хочет принимать в этом никакого участия.
– Госпожа Тейлор… я хочу сказать, госпожа Картье, – сказал доктор Уитпен. – Пожалуйста. Сядьте. Простите меня, это вовсе не то, что я подумал. Пожалуйста.
Не желая расстраивать Кайли, Мэй снова опустилась на стул. Она наблюдала, как Кайли рисовала горы вокруг озера, облака в синем небе, большую рыбу под поверхностью воды.
– Что же тогда? – заставила себя спросить Мэй.
– Ваш муж может и не догадываться ни о чем. Скорее всего, так и есть. Я думаю только о Кайли.
– Кайли?
– У вашей дочери дар.
– Мы уже знаем это. – Сердце Мэй неистово колоти лось.
Ей хотелось уйти и больше не возвращаться. Мартин ждет их внизу. Она оставит дневник доктору Уитпену, и пусть он делает со всем этим все, что ему заблагорассудится.
– Конечно, но…
– С меня достаточно всего этого, – сказала Мэй. – Карты, куклы, записи ее видений. Кайли обладает даром, я соглашаюсь. Вся наша семья верит в чудеса… в той или иной форме и в некотором роде. Значит, Кайли не больна, не шизофреник.
– Нет, конечно, нет. Но в то же время она и непохожа ни на кого из вашей семьи. Она видит сквозь завесу.
– Завесу? – Мэй никогда не слышала этого раньше.
– Между мирами, – пояснил доктор Уитпен. – Этим миром и следующим.
Мэй выпрямилась и застыла.
– Что заставило вас выбрать ту тропинку в парке Лавкрафт в тот день, когда вы с Кайли наткнулись на висельника? – спросил он. – Чтобы оказаться на том месте, вам пришлось пройти пешком довольно долго, углубившись в густой лес на какое-то время. Тело провисело там долгое время. Ему предначертано было быть обнаруженным.
– Нет, – возразила Мэй.
– Ведь это Кайли попросила вас, не так ли? Она выбрала тропинку и попросила вас идти по ней, сказала, что она хочет пойти тем путем.
Мэй закрыла глаза, вспоминая тот день. Было уже прохладно, вокруг падали и падали осенние листья. Кайли схватила ее за руку и потянула через густые заросли ежевики дальше, вглубь по извилистой тропинке к небольшой полянке, где висело мертвое тело. Ричард Перри, одиночка из Калифорнии, продающий наркотики в Уорчестере, семья которого была слишком далеко, чтобы обнаружить его пропажу и начать волноваться, когда он не вернулся домой.
Доктор Уитпен продолжал:
– Кайли потянулась к Мартину, потому что Натали хочет что-то сказать вашей девочке. Она хочет, чтобы ее отец узнал что-то.
– Я не верю этому.
– Возможно, это связано с дедушкой Натали. Возможно, это связано с ее смертью. Возможно, это просто сообщение или даже предупреждение, что-то важное для жизни… для самого Мартина.
– Я внимательно прислушивалась к вашим идеям. Но это уже слишком. Чересчур.
Поднявшись, Мэй помахала Кайли.
– Собирайся, милая, – позвала она дочь. – Мы уже едем домой.
– Завеса тонка, госпожа Картье, – сказал доктор. – Такая тонкая, что любой из нас способен видеть через нее. Это пугает большинство людей, и они вынуждены отворачиваться. Но не Кайли… она будет продолжать смотреть, помогаете ли вы ей или нет.
– Пойдем же, Кайли, – сказала Мэй, взяв дочь за руку, кровь закипала в ней.
Вдруг Бен Уитпен стал походить на безумного ученого, предположившего, что они с Мартином оказались вместе по такой неправдоподобной причине. Все ее существо восстало против этого. Неловко она схватила свою сумку и направилась к двери. Кайли выглядела удивленной, но она не сопротивлялась. Мэй увидела свой дневник на полу около ее стула. Поколебавшись, она схватила тетрадь и бросила в сумку.
Свадебный бизнес был снова в полном разгаре уже после первых минут возвращения домой. Тобин подгоняла Мэй, вручив шесть файлов новых клиентов.
– Ничего себе, вы были заняты, – сказала Мэй.
– Чтобы доказать себе, что мы можем справляться без тебя, приходилось напрягаться.
– Что ж, теперь я снова в деле.
– Как тебе показалась замужняя жизнь? – поинтересовалась Тобин.
– Великолепно, – усмехнулась Мэй, пытаясь показать, как все было замечательно.
Она не упоминала ни Натали, ни отца Мартина, ни ученого из Торонто. После ее последнего звонка она чувствовала себя виноватой, что рассказала Тобин слишком много. Разве некоторые вещи, как предполагалось, не оставались тайной в браке? Теперь Тобин будет осуждать Мартина, помня все, что Мэй рас сказала подруге об их стычке и противостоянии.
– Правда?
– Да. Мы пробудем в Блэк-Холле до начала хоккейного сезона, а затем переберемся в дом Мартина в Бостоне. На Бикон-хилл.
– На Бикон-хилл стоит переехать, – заметила Тобин. – Это успех, Мэй.
Мэй нахмурилась.
– Это шутка, Мэй.
– Знаю, – сказала она, махнув рукой. – Все верно, мы очень счастливы. Озеро было замечательным, и нам так повезло, что мы есть друг у друга. Я жду не дождусь переезда в Бостон.
– На Бикон-хилл, – уточнила Тобин.
Мэй направилась к своему столу, чтобы сразу же приняться за работу и избавиться от неловкости, которую она внезапно ощутила рядом со своей лучшей подругой. Ей стало неудобно, что она не знала, где провести границу между тем, о чем можно рассказывать, а что оставлять при себе. Могла ли она передать ей слова доктора Уитпена, не разгласив слишком много о жизни семьи Картье?
Позже тем утром позвонила медсестра из кабинета доктора Холла, чтобы подтвердить запись Мартина на прием во вторник и напомнить ему захватить с собой рентгеновские снимки. Озадаченная, Мэй сказала, что передаст ему сообщение. Тобин мельком взглянула на Мэй, но Мэй промолчала.
Когда Мартин пришел домой с работы тем вечером, Мэй сказала ему о звонке от доктора.
– О, да, – вспомнил он. – Обычный медосмотр. Команда хочет удостовериться, что я все еще стою тех денег, которые они платят мне, а?
– Ничего серьезного? – спросила Мэй.
– Медосмотр, сэ ту (это все).
– Но она упомянула рентгеновские снимки.
Мартин рассмеялся.
– Я же играю в хоккей, ты забыла? – напомнил он. – Меня столько раз прогоняли через рентген, что я свечусь в темноте. Ладно тебе, давай пойдем наверх, и я тебе все там покажу.
– Я уже видела… – начала Мэй, падая в его объятия.
Они поцеловались, и затем он потянул ее на диван.
– Я скажу тебе о том, чего мы действительно должны опасаться, – сказал он, уткнувшись ей в шею. – Репортеров. Я думаю, что они уже на подходе… разговоры уже пошли, сведения просочились, и, очевидно, что история нашей женитьбы вот-вот выйдет наружу. Нам здорово повезло, что обитатели домов у озера уважают нашу частную жизнь. Они обеспечили нам грандиозный медовый месяц.
У Мэй возникло странное ощущение, что он не рассказал ей всей правды и пытался отвлечь ее от расспросов о состоянии его здоровья.
Но у него не было никаких причин лгать ей о рентгеновских снимках или о командном докторе. Он был профессиональный хоккеист, в конце концов. Травмы и посещение докторов были обычными вещами. В глубине души она понимала, что Мартин что-то скрывает от нее. Ей хотелось позвонить Тобин, поведать ей свои опасения, но казалось, что разговор на эту тему сделает эти опасения из призрачных реальными. Вместо этого она пошла проверить Кайли, и стояла там, глядя на своего спящего ребенка.
Лежа рядом с Мэй той ночью, Мартин слушал ее равно мерное дыхание. Она казалась чем-то обеспокоенной после посещения Торонто. Он думал, что возвращение домой успокоит ее, но, пожалуй, здесь она была даже более взволнованной. Но это не помешало им упиваться близостью, и она, наконец, заснула в его объятиях. Он смотрел, как спокойно вздымаются и опадают ее груди. Удостоверившись, что Мэй спит, он осторожно поднялся с кровати.
Он зашел в ванную и закрыл за собой дверь. Повернув лампу, он стал осматривать свое лицо в зеркале. На нем было так много шрамов. Подавшись вперед, он наклонил голову, чтобы осмотреть правую сторону. Там имелась небольшая вмятина, чуть выше и позади правого уха.
Рентгеновские снимки, которые глупая медсестра упомянула, чтобы напомнить ему принести их, он сделал летом.
В предыдущий сезон, в игре против Чикаго, шайба расколола его незащищенную голову. Сотрясение было очевидным, и он пропустил следующие две игры. Не послушавшись совета доктора, на третью игру он уже вышел на лед. И никаких проблем всю оставшуюся часть сезона.
Но потом, тем утром, когда они удили рыбу с Кайли, начались головные боли. Голова раскалывалась, пульсировала, в глазах двоилось. Он погрешил на яркое солнце, пропущенный завтрак, напряжение, и, какой бы замечательной она ни была, недавнюю женитьбу. Той ночью Мэй хотела поговорить о чем-то, Натали или его отце, но Мартин огрызнулся на нее. На следующий день он обвинял в своем плохом поведении головную боль.
Потом они поехали в Торонто. Он намеревался сопровождать их с Кайли к доктору, чтобы у них была его поддержка. Но стоило ему зайти внутрь здания, как все вокруг потемнело. Перед глазами была только чернота, и он подумал, что теряет сознание. Стоя в коридоре этого старого здания, Мартин чувствовал, что вот-вот умрет.
Так что он сделал то, что было вполне естественным: доехал до ближайшей больницы, чтобы его срочно осмотрел врач. Жизнь хоккеиста с бесчисленными травмами приучила его к медпунктам, рентгеновским аппаратам, докторам и медсестрам. Мысль рассказать обо всем Мэй даже не приходила ему в голову, точнее, он иногда подумывал об этом, но знал, что никогда так не сделает. Она только заволновалась бы, захотела пойти с ним, придала бы этому слишком большое значение.
Странная вещь совпадения: больница Торонто была та же самая, где ему оперировали колено, когда Нэт оставалась с дедушкой.
«Дежавю», – думал он все время, пока его осматривали.
На сей раз снимок показал трещину черепа на уровне линии роста волос. Ничего особенного, великолепное добавление к коллекции, вполне сочетается с предыдущими разломами. Его отпустили домой со снимками, предложив обратиться к командному доктору. Глупая медсестра решила оказать услугу и передала сообщение через Мэй.
Выключая свет, он подумал, что голова у него уже не болела. Он переждал, и боль прошла. Так было всегда. Жалобы никогда не шли ему на пользу. Он не верил в возможность поплакаться о своих проблемах, никогда не верил. Женитьба ничего не должна была изменить, он не хотел причинить бессмысленного беспокойства Мэй.
Ни из прошлого, ни из настоящего. С тех пор как она услышала правду о Натали и его отце, она, казалось, успокоилась на этом, оставив все, как есть, и не касалась этого. Это было хорошо. По мнению Мартина, чем глубже то дело было захоронено, тем лучше. Рассказ историй о его семье никого из них не мог сделать счастливее.
Лето видело много помолвок. Мэй выслушивала их истории целый день. Она делала подробные записи. Часто ее лучшие свадебные идеи рождались из рассказов о том, как делались предложения и отмечались помолвки. Одна женщина рассказала о поездке в Италию, как она и ее друг планировали провести неделю в Позитано. В аэропорту, после того как они поставили свой багаж на ленту транспортера и проходили через магнитную арку, зазвенел сигнал тревоги. Когда офицер безопасности попросил ее друга показать содержимое карманов, тот отказался. Вызвали еще офицеров, и когда они стали настаивать, а молодая женщина уже запаниковала, он опустился перед ней на одно колено и вытащил маленькую коробочку из кармана.
Другие путешественники собрались вокруг.
– Это он делает предложение, он делает предложение, – слышала женщина, как они переговаривались, по том их голоса стихли.
Ее друг вынул из коробочки кольцо с бриллиантом и попросил ее выйти за него замуж.
– Я сказала «да», – рассказала Мэй женщина по имени Джин Уэсли. – Я не могла поверить этому; я была в шоке. Он хотел подождать, пока мы не доберемся до Италии, но магнит среагировал на кольцо. Мы хотим сыграть свадьбу на День святого Валентина.
Улыбаясь, она делала записи, когда зазвонил телефон. Тобин ответила, и Мэй слышала, как она говорит с кем-то по-дружески. Она засмеялась и затем повесила трубку. Жестом подозвав Мэй, она отошла к окну.
– Это был твой муж, – сказала Тобин.
– Разве он не захотел поговорить со мной?
– Он выезжает, атака началась.
– Что началось?
– Пресса проведала о вас. И сейчас они уже едут сюда.
Грузовики остановились на почтительном расстоянии, что означало, что они держатся подальше от розовых клумб и делянок с лекарственными травами. Репортеры роились вокруг, в то время как техники бегали с камерами, микрофонами и осветительными приборами. Люди кричали, провода кишели на зеленой траве и опутывали каменные стены.
«Всего лишь еще один день в Флит-центре или «Мэдисон-сквер-гарден» или «Мэйпл Ливз-гарден», – успокаивал себя Мартин. Но это был луг, поместье Мэй и Энид, их мирный дом. Заявление следовало бы сделать где-нибудь еще, но стервятники уже уловили запах, обнаружили место и приземлились.
– И все это только потому, что мы поженились? – спросила Мэй, и небольшая тревожная борозда пролегла между ее бровями.
– Если у тебя есть какие-нибудь тайны, теперь самое время сообщить мне, – предупредил ее Мартин.
– Я знаю их все, – засмеялась Тобин.
– Расскажешь мне позже, – сказал Мартин.
– Я не могу поверить, будто это – новости, – сказала Мэй. – Наша свадьба. Наше тайное бегство.
– Другие женщины хотят его, – нараспев томно произнесла Кайли.
– Ну уж им он не достанется. – Тобин подняла брови и взглянула на Мэй над головой Кайли, каждый хихикнул.
– Им не нужен был бы я, если бы они знали меня, – сказал Мартин Кайли. – Только твоя мама оказалась настолько слепой.
– Слепа, как летучая мышь.
Мэй крепко зажмурилась, наклоняясь, чтобы поцеловать Мартина. Хотя пресс-конференция, как предполагалось, не начиналась в течение еще десяти минут, лавина вспышек пронеслась вместе со стремительным потоком щелкающих затворов.
– Вы сердитесь на меня за мою болтливость? – спросила Кайли с тревогой.
Гордясь, что у нее такой отчим, как Мартин, Кайли всем объявила, что теперь ее зовут Кайли Картье и что Микки и Эдди ничего не знали, когда они называли ее лгунишкой в прошлом мае. Сестра подавальщицы завтраков в школе работала на одном из телевизионных каналов, она передала историю, которая распространилась со сверхъестественной быстротой.
Мартин улыбнулся ей. Пока взрослые опирались на каменную стену, девочка уселась по-турецки у их ног. На ней была старая синяя бейсболка «Блю Джэйс», которую Мартин отдал ей в их последний день на озере, его все меньше и меньше расстраивал вид девочки в бейсболке Нэт.
– Мэ но (вот уж нет), – сказал он. – Мы вовсе не сердимся. Ни капельки.
– Кто говорил тебе, что другие женщины хотят его? – уточнила Мэй.
– Дети в автобусе. Это прозвучало по радио по дороге домой из школы. Большие девочки говорили так, а потом и наша водитель автобуса… миссис Паттерсон… позволила себе заплакать. Она говорит, что единственное, что поддерживает ее в жизни, – постер с Мартином на стене в ее спальне.
– Ее мужу следовало бы порвать этот постер, – заметил Мартин.
– Она заставила меня пообещать получить твой автограф, – добавила Кайли. – И Микки, и Эдди, и Джеф, и Остин тоже.
– А можно и мне тоже? – спросила Тобин.
Мартин улыбнулся, покачав головой.
Но к тому времени Пит Макмахон, представитель «Медведей», закончил брифинг для прессы, и наступил решающий момент. Лампы ревели сверху, хотя небо было ясно и светло. Мартин приобнял Мэй правой рукой, а левую руку положил на голову Кайли. Он сглотнул, в горле у него уже пересохло. Хотя он стоял перед репортерами тысячи раз, он никогда так не нервничал и не чувствовал подобно го возбуждения и неловкости.
– Готов, Мартин? – спросил Пит, перешагивая через провода. – А вы, Мэй?
– Мне, видимо, следует убить тебя позже, – прорычал Мартин.
Пит засмеялся. Мускулы плеча Мартина слегка колебались, точно так, как всегда бывало, когда он чувствовал настоятельное желание звездануть противника о бортик. Но Пит был хороший парень. Публичное освещение жизни команды и реклама были его работой, а не его виной или проступком.
Они с Мартином тайно посовещались обо всем, придумав стратегию, как предстать перед средствами информации. В год Кубка Стэнли Бостон был неистово покровительственен к своим хоккейным звездам. Пит сказал Мартину, что одна бульварная газета собиралась появиться с заголовком, где назвала Мэй Картье Золотая Землеройная машина», и Мартин сказал, чтобы Пит предупредил редактора откорректировать заголовки или приготовиться к новой физиономии. Мартин хотел, чтобы Пит сделал заявление за них, но Пит предположил, что, если дать прессе возможность сразу увидеть и запечатлеть и Мэй и Кайли, они, возможно, смогли бы препятствовать будущему вторжению. Так что Мартин согласился.
– Ты настроилась, любимая? – спросил Мартин.
Мэй кивнула, хотя выглядела нервной и взволнованной. Мартин нахмурился, взглянув на Пита, и кивнул. Проходя перед камерами, Пит поправил галстук и откинул волосы назад. Последним новостям предстояло пройти в прямом эфире на некоторых бостонских каналах, и один из продюсеров начал отсчет. «Четыре, три, два…»