– «Чудесная милость», – сказал он.
   – Какие удивительные звуки, – прошептала Мэй.
   Она помнила слова. Они пели гимн на похоронах ее родителей, и она никогда не забудет их: «Так спасен ребенок, совсем как и я; я однажды был потерян, но теперь я найден, я был слепой, но теперь я вижу».
   Еще несколько минут продолжался колокольный звон, потом колокола стихли. И только сосульки перезванивались на деревьях. С замерзшего озера рванул порыв ветра, дымоход загудел. Гром подпрыгнул и отправился проверить, что происходит. Он остановился перед экраном камина и замахал хвостом.
   Мэй вся дрожала в ожидании того, что надвигалось.
   Она не знала, чего ждала, но это не должно было появиться извне. Мартин поднялся с кресла. Мэй и Кайли посмотрели на него, не понимая, что он задумал.
   – А звезда есть в этой коробке? – спросил он.
   – Да. – И Кайли нырнула внутрь.
   Она вытащила слегка помятую картонную звезду, покрытую фольгой и красными и золотыми блестками.
   – Залезай, – сказал Мартин, наклоняясь к девочке.
   Кайли обхватила Мартина одной рукой за шею, в другой она крепко держала звезду. Мартин поднял ее и понес к елке. Взяв его за руку, Мэй подвела их поближе, чтобы он мог дотронуться до колючих веток и понять, где он стоит. Кайли исследовала звезду, ища уже знакомые буквы.
   – Звезду делала Натали?
   – Нет, я вместе с папой, давным-давно. Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас.
   – Он помогал тебе?
   – Да.
   Подняв Кайли над собой, Мартин наклонился вперед, чтобы она могла дотянуться до верхушки. Кайли проверила, хорошо ли она все закрепила. Мартин спокойно ждал, не торопя девочку. Когда она закончила, она сказала ему, чтобы он опустил ее вниз.
   – Как она смотрится? – спросил он.
   – Великолепно.
   – Он помогал мне, – повторил Мартин.
   – У вас обоих хорошо получилось, – заметила Мэй. – Звезда просто великолепная.
   – Я хотел бы повидаться с отцом.
   У Мэй екнуло сердце.
   – По дороге домой, – сказал он, взяв ее за обе руки, – как думаешь, не слишком ли это большой крюк, если мы отклонимся и поедем по нью-йоркской трассе? Мы могли бы заехать в тюрьму, затем выберемся на магистраль, в Коннектикут – и домой.
   – Не думаю, что для нас это большой крюк. – Она постаралась отвечать как можно спокойнее.
   – Да, – рассуждал Мартин, словно держал перед собой дорожную карту. – Крюк небольшой.

Глава 30

   Перед тем как все закрыть, Мэй на минутку забежала обратно в дом, потому что Мартин забыл там свою сумку. Его сумка стояла у двери, но Мэй еще раз обошла все комнаты, убедилась, что оставила калорифер на самом слабом делении, только чтобы предохранить трубы от замерзания.
   По правде говоря, ей нужно было просто побыть одной и подготовить себя к поездке.
   Несколько мгновений она смотрела на заснеженный двор и на бельведер, мысленно представляя тот летний день, когда их с Мартином окружали Кайли, тетушка, друзья, весь их клан. Они хотели обвенчаться тайком, но разве это воз можно, когда столько людей любят тебя так сильно?
   Все те долгие годы, когда они жили одни с Кайли и Мэй чувствовала, что любовь обошла ее стороной, она никогда не прекращала верить, что для других людей любовь все-таки существует. Когда-то она видела, как ее мама, бабушка и тетя планируют свадьбы для влюбленных женщин. Она стояла за спиной у Тобин на венчании, радовалась, как растет семья ее лучшей подруги. Но, несмотря на уговоры Тобин, Мэй никогда не ожидала ничего подобного для себя.
   Потом она встретила Мартина. Ее клятва у алтаря была самым серьезным обещанием, которое она когда-либо давала. Она верила в то, что говорила. Она верила в свои слова тогда и верит сейчас, даже больше сейчас, когда они наполнились для нее реальным смыслом. Мартин нуждался в ней; больше того, она нуждалась в нем.
   Она залезла в большой карман своей шерстяной кофты и выудила оттуда синий дневник. Иногда ее соблазняла мысль отослать его Бену Уитпену, чтобы никогда больше не заглядывать в него. Пусть себе держит в архиве своих исследований. Но Мэй понимала, что в этом дневнике содержится вся их история. Мэй знала, что, если у Кайли никогда больше не возникнут видения, то каждая страница в дневнике помогала девочке прийти к этому моменту.
   Она открыла дневник, прочла несколько строк и почувствовала, как ее сердце распахивается навстречу всему, что описано в этой странной повести: мужу и их дочерям, любви и смятению чувств, тайнам, окружавшим всю эту историю. Ее дочь видела через завесу, слышала голоса умерших, показала им, как не надо этого бояться. Мэй думала о Ричарде Перри с благодарностью, и она думала о Натали Картье с любовью.
   Мэй взяла сумку, оставленную Мартином у двери. Вот что такое женатая пара. Они любят друг друга в болезни и во здравии, в богатстве и в бедности; в хорошие временах и в плохие. Они любят детей друг друга и стараются чтить родителей друг друга, даже когда все это кажется невозможным.
   И, закинув сумку на плечо, Мэй заперла дверь их дома у озера и пошла к машине. Декабрьское солнце было бледным и скупым, но она знала, что, когда они приедут сюда в следующий раз, снова все вокруг зальет летний солнечный свет, наполненный золотом, пыльцой и… надеждой.
   Они уже были в пути.
   В какой-то из дней между Рождеством и Новым годом, он не помнил точно в какой, Серж лежал на кровати, слушая хоккей по радио. Бостон играл против Нью-Джерси и проигрывал со счетом 4:2.
   – Эх, вам, ребята, нужен Мартин, – сказал Серж вслух.
   «Дьяволы» играли великолепно в зоне, где они не мог ли никак испортить ситуацию. «Медведи», наоборот, пропускали удары, позволяли забивать им шайбы, в общем, сливали игру. То, что бостонский клуб с трудом справлялся без его сына, приносило Сержу небольшое, хотя и зловредное удовлетворение.
   – Посетители, Картье, – сказал охранник, остановившись у двери его камеры.
   – Забавно, – отреагировал Серж. – Уже смеюсь. Меня не обманешь.
   – Ладно, тебе виднее, – не стал спорить охранник. – Пожалеешь. Ребенок – симпатяга.
   Серж почувствовал, как озноб пробежал у него по спине. Кто это может быть? Решив, что легче пойти и посмотреть, чем ждать и гадать, он поднялся с койки и последовал за охранником по длинному коридору.
   В животе щелкало, словно съел что-то плохое. Ладони вспотели, челюсти крепко сжаты. Серж Картье давненько так не нервничал. Он не знал, что его ждало, а неизвестность, навстречу которой он шел, пугала.
   Может, там был кто-то, кому он задолжал деньги?
   Возможно, это был один из его старых приятелей, один из немногих, кто не сбросил его со счетов.
   А может, пришел сын Тино.
   Или, возможно… Серж даже думать об этом не позволил бы себе.
   Мартин сидел в комнате для посетителей между Мэй с одной стороны и Кайли – с другой. Он слышал лязг дверей и шарканье ног, чувствовал запахи еды, дыма и пота. Что-то в этом месте напомнило ему о некоторых раздевалках, которыми ему доводилось пользоваться. Огромные бетонные пещеры, отзывающиеся эхом жестокости и агрессии.
   – Кайли, ты в порядке? – спросил он девочку.
   – В полном порядке, – ответила она.
   – Интересно, где он? – удивилась Мэй.
   Мартин кивнул. Возможно, им следовало предупредить отца, что они едут. Или, может быть, им вообще не следовало приезжать. Его сердце бешено колотилось, он весь горел. Вероятно, он допустил самую большую ошибку за все эти годы. Мысль навестить отца казалась такой удачной там, в Лак-Верте, но сейчас все это походило уже на сентиментальную глупость.
   Но Мартин обещал Натали.
   Ни на минуту не усомнился он в проведенном с ней времени, не засомневался, что их встреча была не сном. Он видел дочь. Она восстановила его зрение так, как никакая Тэдди Коллинз, самая знаменитая докторша в Бостоне, никогда не сумеет. Натали показала ему то, что запрятано у него глубоко внутри, тайну жизни, которую он упускал из виду все это время.
   И поэтому, когда внутренняя дверь отворилась и отец Мартина вошел в комнату, Мартин почувствовал его присутствие, хотя и не мог ничего видеть.
   – Папа, – поднявшись со своего места, сказал Мартин.
   – Мартин, – пробормотал Серж.
   Они стояли в нескольких футах друг от друга. Другие заключенные сидели поблизости, говорили с женами, играли с детьми. Мартин мог слышать, как гудят вокруг голоса, но все это отошло на задний план. Намного громче, почти как удары по барабану, слышалось дыхание отца.
   – Рад тебя видеть, – сказал Мартин.
   – Ох, сынок, – выдохнул отец и заключил Мартина в объятия.
   Охранник подбежал разнять их, но Серж не поддался.
   Мартин почувствовал сильную спину отца под своими руками и вспомнил, как тот поднимал его ребенком и нес на руках.
   – Папа, я знаю, ты знаком с Мэй…
   – Привет, дорогая.
   – Серж, я рада вас видеть.
   – Маме нравятся ваши открытки, – выпалила Кайли.
   – Ну это хорошо, – улыбнулся Серж. – Это доставляет мне радость.
   Они поговорили немного о Рождестве на озере, о праздничном столе, о жизни в тюрьме, движении в центре города Эстония и школе Кайли. Серж спросил, нравятся ли ей спортивные состязания, и Кайли назвала фигурное катание, плавание и рыбную ловлю.
   – Рыбалка на Лак-Верте, – задумчиво произнес Серж. – А что, большая старая коричневая форель все еще там?
   – Пра-пра-прабабушка, – расцвела Кайли.
   – Должно быть, все же праправнучка прапрабабушки, – засомневался Серж. – Еще мальчиком, я помню, как она имела обыкновение скрываться под той плоской скалой, высовывая свой старый нос достаточно далеко, чтобы я мог видеть, как она смеется надо мной.
   – И говорит: «Не поймаешь, не поймаешь»! – добавила Кайли.
   – И ведь это правда. Обыкновенная истина. Никто ни когда не поймает ее.
   – А у меня есть пес, – похвасталась Кайли. – Неужели? Какой породы?
   – Бассет. Его зовут Гром. Его брат умер.
   – А его брата случайно звали не Молния? – уточнил Серж, заставляя Кайли взвизгнуть, напоминая Мартину того смешливого дедушку – сверстника и товарища в играх, каким бывал иногда Серж для Натали, которая так любила его.
   – Да! – перевела дыхание Кайли. – Откуда ты знаешь?
   – Интуиция, – сказал Серж, и Мартин мог почти видеть, как отец хлопает себя по лбу.
   – Ничего себе, – удивилась Кайли.
   – Так-то вот, у Мартина тоже есть интуиция. Она-то и делает его замечательным хоккеистом.
   – Папа, – перебил его Мартин.
   Он совсем не хотел, чтобы разговор перешел на эту тему.
   – Он обладал интуицией, когда был еще совсем ребенком. – Серж явно не понял намека. – Великолепен в любом виде спорта. Я знал, что мой мальчик будет идти прямо к вершине. У него уже тогда была настоящая любовь к игре.
   Мартин открыл было рот, чтобы вмешаться, но отец сам переключился на другой предмет. Разговор пошел о каком-то малыше, которого Серж заприметил поблизости, сыне человека, который умер в тюрьме.
   – Мальчик любит бейсбол, совсем как ты, страстно.
   – Зачем же он приходит сюда, – поразился Мартин, – если его отец умер?
   – Это самое близкое место к его папе, куда он может добраться, – прошептала Кайли ему на ухо, и у Мартина мурашки побежали по спине.
   – Он напоминает мне тебя. – У Сержа дрогнул голос.
   Мартин почувствовал, как отец взял его руку, и ему пришлось пересилить в себе побуждение вырваться и убежать как можно дальше.
   – Ну, наверное, тем, что занят спортом.
   – Не только и не столько. Тем, что он вкладывает сердце в свои тренировки. – Тишина наступила в их небольшой компании, и спустя несколько минут Мэй сказала, что они с Кайли пойдут прогуляются.
   Она поблагодарила Сержа за открытки и за встречу. Потом Мартин слышал, как отец поцеловал его жену в щеку, и почувствовал руку Мэй на своем плече.
   – Я подожду снаружи, – прошептала она.
   – Хорошая девочка, – сказал Серж, когда она ушла.
   – Нет, она – лучшая.
   Но без Мэй и Кайли им не о чем стало говорить. Разговор снова был сведен к дежурным фразам: о холодной погоде, о прогнозе на завтра, о хоккее. Мартин напрягся, когда отец упомянул, что слушал трансляцию игры по радио как раз перед тем, как вышел к ним, и обнаружил, что на самом деле заинтересовался счетом. Он не слышал, как играли «Медведи» в новом сезоне, и был разочарован узнать, что они проигрывали 4:2 после полутора периодов.
   – Им нужен ты, сынок. – И тут же сообразив, какую глупость сморозил, глубоко вздохнул: – Прости, Мартин.
   – Да ладно… – Мартин опустил голову.
   – Мартин, ты заслуживаешь…
   – У меня превосходная докторша. Она делает все, что в ее силах. Это нелегко, но рядом с Мэй все значительно легче. Хотя иногда я могу быть настоящим ничтожеством в отношениях с ней, – перебил его Мартин.
   – Мужчины Картье этим отличаются, – заметил Серж.
   – Говори о себе. – Мартин слышал, как его слова резанули воздух как бритва.
   – Ты прав, я не имел никакого права так говорить…
   – Я никогда не оставлю ее, – сказал Мартин. – Или Кайли. Больше никогда. И я никогда не забыл бы о них, занимаясь собой, прожигая свою жизнь, разъезжая по свету, тратя деньги так же стремительно, как их зарабатываю.
   – В Лас-Вегасе, – продолжил Серж. – Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Чикаго.
   – В то время, как они бы жили одни на озере, голода ли и мерзли почти все время.
   – Нет, ты не сделал бы этого.
   – И я не подвергал бы мою маленькую девочку опасности. – Мартин почувствовал, как в груди у него все напряглось.
   Агрессивность нарастала в нем, и хотя он не мог видеть отца, ему нестерпимо хотелось пробить тому голову.
   – Я не позволил бы сделать ей больно.
   – А я не защитил ее, – прошептал Серж. – Я знаю. Боже, Мартин, прости меня. Мне так жаль ее, я бы отдал жизнь, если бы она осталась жива. Ты мне не веришь? Ты думаешь, я обманываю тебя?
   Мартин опустил голову. Его трясло с такой силой, что казалось, он вот-вот рассыплется. Но тут он увидел лицо Натали, услышал ее голос, шептавший ему, что Серж ненавидел себя больше, чем Мартин способен его ненавидеть, что в мире есть разные тюрьмы.
   – Мартин, – взмолился Серж. – Ответь мне.
   – Я знаю, что ты не обманываешь. – Мартин вытер глаза.
   – Я бы умер сам, если бы она могла жить. Я мысленно умирал уже тысячу раз. И эта мука никогда не прекратится.
   – Сделай так, чтобы прекратилась.
   – Не могу, – печально произнес отец.
   Мартин глубоко вздохнул. Его глаза были широко открыты, хотя он ничего не мог ими видеть.
   – Я прощаю тебя, папа.
   Серж как-то сразу обмяк. Он плакал. Мартин слушал, и его собственное сердце колотилось в груди, а слезы струились по щекам. Мартин видел лицо дочери, чувство вал скрип лезвий коньков, когда они пролетали по льду озера и когда он увидел ту трогательную сцену из своего прошлого. Он видел глаза отца так ясно, как будто зрение вернулось к нему, и он помнил детский восторг от общения с отцом, которого он так сильно любил.
   – Прости себя, папа.
   Серж запыхтел носом, и кое-кто из заключенных засмеялся.
   – Натали хотела бы, чтобы ты не корил себя.
   – Я всегда знал, что она была ангелом, одна на миллион. Но знать, что ты ненавидишь меня… Ну, в общем, это было невыносимо. Не то чтобы я когда-нибудь винил тебя в этом, хоть на минуту…
   – Я больше не ненавижу тебя.
   – Спасибо, сынок.
   – Это Мэй сделала для меня. Мне повезло, папа.
   – Да, вижу.
   – Когда ты выходишь?
   – Еще три года. Все в порядке… Мне теперь будет много легче. Теперь, когда я знаю, как ты относишься ко мне.
   Несколько минут они сидели молча, слушая разговоры вокруг них. В комнате были маленькие дети, навещавшие отцов, отцы, навещавшие сыновей, жены с мужьями, сестры и братья. Когда охранник объявил, что время свиданий закончено, Мартин почувствовал зияющую пустоту внутри.
   – Я так рад, что ты пришел, – вымолвил Серж.
   – Я приду еще, – пообещал Мартин.
   – Могу я что-нибудь сделать для тебя? – заволновался Серж. – Я отдал бы тебе мои глаза, если бы мог.
   – Спасибо. – Мартин попытался улыбнуться.
   – Я ничего не преувеличивал, когда говорил с Кайли. Ты был замечательным, Мартин. Великим.
   – Не слишком. И не таким уж великим. Я так никогда и не выиграл Кубок Стэнли.
   – Думаешь, это важно? – прошептал Серж.
   – Ну да, – кивнул Мартин. Для меня – важно.
   – Вовсе нет, сынок. Совсем нет. Если кто и заслужил этот кубок, то только ты. Ты лучше, чем любой игрок сегодня. Этот кубок – всего-то и кусок металла. Всего-то.
   – Два года подряд, я подбирался к нему так близко… Но седьмая игра, последние секунды. Я дважды подводил свою команду.
   – Ни разу. Не говори так.
   – Нет, подводил.
   – Вот увидишь, – заторопился Серж. – Они даже не доберутся до решающих встреч без тебя в этом году. Йоргенсен не сможет остановить шайбу, чтобы спасти свою шкуру. Проклятие Картье работает в обе стороны.
   Они оба расхохотались сквозь слезы.
   – Я вовсе не хочу, чтобы он пропускал голы. – Мартин перестал смеяться.
   – Хочешь ты того или нет, но он сейчас дырка, а не вратарь.
   – Не знаю, как оно там, но сегодня же позвоню ему. Скажу, пусть оторвет свою задницу и начнет играть.
   «Медведи» должны выиграть Кубок Стэнли. В этом году. Рэй заслуживает это.
   – Рэй Гарднер. – Серж покачал головой. – Ты всегда тащил его за собой, даже в НХЛ.
   – Мы так гордились тобой, – Мартин зажмурился, что бы убрать слезы, – гордились уже тем, что знакомы с тобой. А когда ты выиграл Кубок Стэнли, ты заставил нас поверить в себя, поверить, что когда-нибудь и мы завоюем его.
   – Неуместная гордость. Это все, что я могу сказать.
   – Нет, папа, Я вижу все иначе.
   Тут отец сделал шаг вперед и сжал Мартина в своих объятиях. Охранники, казалось, поняли, что лучше им держаться подальше, и не вмешались. Мартин чувствовал, как поднимается и опускается грудь отца, и он мог бы поклясться, что от волос отца пахло соснами и озером.
   – Береги себя, – сказал Мартин.
   – Ты тоже. И береги свою семью.
   – Обязательно. – Он повернулся, чтобы уйти, но неожиданно для себя остановился. – А я? Могу я что-нибудь сделать для тебя?
   – А ведь и правда можешь, – обрадовался Серж.

Эпилог

   К концу мая Бостон, весь как наэлектризованный, с недоверием следил за тем, как «Медведи» со скрипом пролезли в плей-офф, едва сумев победить Нью-Джерси в седьмой игре серий, и, по странному совпадению последних двух лет, медленно, но верно провели игры финала чемпионата и подошли к игре номер 7 против Эдмонтона.
   К игре за Кубок Стэнли команда была накачана и готова к бою. В очередной раз их ждал Флит-центр, наполненный до отказа. Возбужденные зрители жаждали крови.
   Мартин стоял в раздевалке.
   Он большую часть сезона держался ото всех подальше, даже после того, как неожиданно позвонил Нильсу Йоргенсену во время рождественских каникул. Он и вратарь обменялись пробными поздравлениями, но, к удивлению Мартина, швед стал звонить ему и в разговоре давал выход своему разочарованию в команде, тренере, сетовал на отсутствие поддержки со стороны защиты.
   – Дэйфо может казаться жестким и недружелюбным, но такая уж у него манера. Противостоять ему можно, но не бойся и выслушать. Он знает о чем говорит, – советовал Мартин.
   – Команда думает, что я ей враг, – жаловался Йоргенсен.
   – Но ты и был им, – засмеялся Мартин. – И сколько лет!
   – Паршивое состояние, – сказал он. – Жду, что меня сбудут с рук.
   Понемногу Мартин и сам стал звонить некоторым из своих старых друзей. Все до единого были счастливы по лучить весточку от него. Все вели себя предупредительно, справлялись о его здоровье, но Мартин ничего толком о себе не рассказывал. Только о своем превосходном докторе, о том, как ждет продвижения в лечении, не оставляет надежды, что однажды начнет видеть снова.
   Он выслушивал своих прежних товарищей по команде о Йоргенсене, какой тот тщеславный идиот, какими предателями они чувствуют себя, играя с ним. Мартин смеялся над ними всеми, говоря, что они сами не знают, как им повезло, уговаривал воспользоваться преимуществом лучшего вратаря в НХЛ, такого, какие появляются раз в десятилетие.
   Потом, с помощью Мэй и Кайли, он сделал два подарка и передал их через Рэя. Один подарок был общим для всех «Медведей», другой предназначался лично Йоргенсену. Подарком для команды был плакат со слоганом:
    «ТОЛЬКО БОГ СПАСАЕТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ НИЛЬС ЙОРГЕНСЕН».
   А вратарю от Мартина Рэй передал клюшку, на которой Кайли вывела надпись:
    «ШАЙБА ДАЛЬШЕ НЕ ПРОЙДЕТ».
   Теперь, впервые за весь сезон попав в раздевалку, Мартин узнал, что плакат повесили над выходом на лед и что с тех пор, как Йоргенсен начал пользоваться его клюшкой, он выиграл в пять раз больше игр, чем проиграл до этого.
   – Ты в порядке? – спросил Рэй.
   – Я в порядке, – ответил Мартин.
   – Седьмая игра, – сказал Рэй.
   – Не впервой.
   – Все здесь совсем по-другому без тебя.
   – Без меня здесь вообще ничего нет, – возразил Мартин. – По-моему я – здесь, разве нет?
   Тренер собрал всю команду вместе для последней напутственной беседы. Говорил он в своей обычной жесткой манере, использовал привычные слова о борьбе, завоевании. Мысленно Мартин мог видеть, как Дэйфо прищуривается, покусывает свой желтый карандаш. Команда стояла перед ним, внимательно слушая, нервно переминаясь с ноги на ногу.
   – Вы можете, я знаю, что можете, – увещевал их тренер. – Вы талантливы, и вы готовы. Я говорил вам это прошлым летом, на этом самом месте. Это – наш момент, это – наш год.
   Вспомнив об этом, Мартин прочистил горло, чувствуя натиск горя и сожаления. Странное ощущение позора от своей слепоты и неспособности играть нашло на него.
   – У нас есть все, что нам нужно, – продолжал тренер.
   Мартин опустил голову, как можно глубже втянув шею в свои огромные плечи, чтобы никто не заметил, как покраснело его лицо. У них не было больше Мартина. Они прошли весь этот путь без него, без крайнего нападающего Картье, и, как оказалось, вполне справились, не почувствовав его отсутствия, даже на самую малость.
   – У нас есть Рэй Гарднер, у нас есть Джек Деланье, у нас есть… – Дэйфо шел по списку. – Теперь у нас есть и Нильс Йоргенсен, вратарь, который охлаждал наш пыл и оставлял в дураках две предыдущие попытки, а в этом сезоне спасал наше положение в решающих встречах даже чаще, чем я мог предположить…
   – Только Бог спасает больше, чем Йоргенсен, – продекламировал Рэй, и команда рассмеялась.
   – Но у нас есть еще и сердце и душа нашей команды, и это важнее, чем присутствие каждого из вас на поле, и это наш Мартин Картье. Он с нами сегодня, точно так же, как в прошлом году и в позапрошлом.
   Мартин поднял голову. Его лицо было красно, и из глаз струились слезы, но он не обращал больше на это внимание.
   – Спасибо, тренер.
   Он почувствовал, как его товарищи по команде хлопа ли его по спине, ерошили волосы. Но момент был недолог, поскольку тренер Дэйфо уже прочистил горло.
   – На что это похоже, Картье?
   – Тренер?
   – Ты в костюме.
   – Да, я хотел сесть с женой и дочерью…
   – Пошел ты к дьяволу. А ну переодевайся.
   – Тренер…
   – Ну же, Картье. Мы собираемся выиграть, и ты вместе с нами.
   – С нами, – эхом прогудел Йоргенсен.
   – Всецело, – сказал Мартин, чувствуя, как кто-то сует ему в руки его старый свитер, и стал снимать рубашку, как раньше, готовясь к выходу на лед.
 
   У Мэй голос сел от воплей. Она стояла в старой знакомой ложе вместе с Кайли, Дженни, Шарлоттой и Марком. Тобин и Тэдди прибыли как их гости, так же как и Рикки Карера, тот самый малыш из Эстонии.
   Серж попросил Мартина и Мэй помочь ему спасти Рикки от судьбы, уготованной этому одинокому маленькому человечку, оставшемуся без отца. Судьбы, с такой лег костью предсказанной ему охранником Джимми и всеми остальными. Сегодня вечером они устроили ему перелет в Бостон и встретили его по дороге на стадион.
   – Вон тот – вратарь, – слышала Мэй объяснение Кайли, – а этот нападающий.
   – Центральный, – поправил Марк.
   – Который твой папа? – спросил Рикки.
   – Крайний правый нападающий. – Марк не скрывал гордости.
   – Мой папа играл в бейсбол.
   – Круто, – сказал Марк.
   – Рикки в Детской лиге, – объяснила Кайли. – Папа с дедушкой помогли ему.
   – Мне там нравится, – заметил Рикки.
   – Ладно, но это хоккей, – напомнил ему Марк. – Следи за игрой.
   Счет был ничейным 0:0 все три периода, и теперь команды играли добавочное время. Мэй смотрела, как Йоргенсен блокирует каждый бросок, кидается на шайбу, пользуясь своим телом как щитом. От изумления у нее перехватывало дыхание, и она со страхом думала, насколько его еще хватит.
   – Мартин хорошо смотрится там. – Дженни с улыбкой кивнула на скамью для запасных игроков.
   – И правда, – согласно улыбнулась в ответ Мэй.
   Но внутри она чувствовала холод, когда видела, как муж ободряет команду с боковой линии, что-то обсуждает с запасными игроками. Она не могла удержаться от воспоминаний о том, как в прошлом году он катался так бесстрашно, затмевая всех и вся на льду.
   – Я думала, он сядет здесь, с нами, – заметила Тобин.
   – Я тоже так думала.
   – Он сильный человек, – сказала Тэдди.
   Мэй кивнула.
   Она заволновалась, когда увидела, как он выкатывается на лед вместе с командой. В своем старом свитере, с номером «10», в своих обычных коньках, он выглядел настолько на своем месте. И таким счастливым! Но ее эмоции были ничто по сравнению с тем, что творилось со зрителями. Когда болельщики заметили Мартина, их приглушенный рокот превратился в рев: «Картье!», «Мартин!», «Золотая Кувалда!»