Главный покой внутреннего храма, располагавшийся под жертвенной платформой, оказался совсем небольшим. Мы все в нем едва помещались.
Это была квадратная полутемная комната, стены покрыты барельефами. Какие-то совершенно незнакомые мне звери и птицы, жуткие оскаленные морды и, разумеется, повторяющееся изображение солнечного диска.
Ихи с проклятиями (я еще недостаточно знала атлантский язык, но не сомневалась, что это были именно проклятия) плескался в бадье с водой – смывал жертвенную краску. Его сестра молча сидела в углу, кутаясь в шафранную занавесь, содранную со стены.
Я в это время слушала сообщения вестовых – Биа и Геланора, прибывших от Аэлло и Мелайны.
Кто-то из советниц, поднявшись, перебросил мне чистую рубаху – у Хтонии, видимо, оказалась в седельной сумке. Сама Хтония находилась наверху, наблюдая за городом с вершины пирамиды.
С лестницы, которая вела на жертвенную платформу, пробивался солнечный свет, и это было сейчас в храме единственное освещение.
Геланор сообщил, что Дворец Справедливости захвачен без сопротивления. Местные чиновники сдались на милость победителя, поскольку за мной, мол, несомненно, силы Неба и Солнца. Что же касается казарм, осажденных Аэлло, то часть солдат уже сложила оружие, другие продолжают сопротивляться, но довольно вяло.
– Биа, скачи обратно к Аэлло и передай – тем, кто сложит оружие, будет предоставлена свобода без условий и ограничений. – Краем глаза я заметила, как нахмурилась Митилена. – Геланор, передай Мелайне…
– В городе пожар! – послышался сверху голос Хтонии.
– Я пойду, посмотрю, – Ихи побрел наверх, отряхиваясь, как искупавшийся пес. Он довольно быстро оправился для человека, только что избежавшего мучительной казни.
Через мгновение он показался над лестницей.
– Так я и думал! Они подожгли рвы вокруг царской цитадели. «Кровь огня»…
«Они» – это были явно не мои люди.
– Геланор, передай Мелайне, чтобы оставила несколько воинов для охраны и шла к царской цитадели. Думаю, дорогу она найдет, особенно если рвы горят. Еще передай, что я подошлю подкрепление и скоро буду сама.
Ихи спустился вниз.
– Я хотел сказать… – начал он и смолк. Я посмотрела на него.
– Чиновники не умеют драться. А солдаты не станут отдавать свою жизнь за Хепри, если им не прикажут командиры. Но гвардия… царская гвардия – это совсем другое цело.
– Мирина одна убила Талоса, – фыркнула Аргира. – Неужели мы все не справимся с гвардией?
– Ты убила Талоса?! – Ихи понадобилось время, чтобы проглотить это известие. Но он его проглотил. – Даже если так, царская цитадель все равно окажется вам не по зубам. Это не то, что здесь. Это город в городе. Там самые мощные укрепления в Керне. И, вдобавок, сейчас они окружили себя огненной стеной. Нет, дворец штурмом не взять. И, в любом случае, вас слишком мало.
– Пусть даже нельзя захватить цитадель штурмом, – проговорила я, – но штурмовать ее нужно. Мы обязаны сегодня же взять дворец, не тратя времени на осаду. Иначе мы сами окажемся осажденными – внутри города. Этого нельзя допустить. Я обращалась к советницам, но отвечал мне Ихи.
– Если ты поведешь людей на приступ, то это будет самоубийство. Нужен какой-то другой выход. Говорят, под городом существует сеть подземных ходов, соединяющих главные храмы с цитаделью. Но нам, армейским офицерам, таких тайн не доверяют.
Поначалу мне казалось, что он отговаривает меня штурмовать цитадель ради своего города и своего царя. Мне все это представляюсь как-то дико, но я уже понимала отчасти его характер. Если я его командир, то, естественно, прихожу ему на помощь, а он, естественно, подчиняется мне. Нет, он не чувствовал себя предателем.
– Я знаю, где находятся храмовые подземелья, – неожиданно сказала девушка, до этого бессловесно сидевшая в углу. – И могу показать.
Она произнесла это по-атлантски, хотя весь разговор до этого велся на критском языке.
Я впервые посмотрела на нее. Она так и не смыла лазурь с лица, но потеки пота, а может быть, и слез, прошедшие по краске, превратили его в странную пугающую маску. Однако на лицо, которое эта маска скрывала, стоило посмотреть.
– Они хотели показать наши сердца Солнцу, – Ихет перешла на критский. Говорила она на этом языке хуже, чем брат. – Но Солнца не было.
– Ты знала, что будет затмение и о том, что казнь придется отложить?
– Просчитала по солнечным таблицам. И они могли бы знать, если бы не были так ленивы и тупы.
Значит, она тоже умела считать. И все-таки не могла быть уверена, что я успею их спасти или вообще решусь на это. Но легла на жертвенный камень. Добровольно. Расчет и самопожертвование… Удачное сочетание. На мой взгляд.
– Так, где начинаются подземелья?
В разных местах. Но главное – прямо здесь. Под Большой Пирамидой. Я приподняла лезвием ножа защелку решетки и отодвинула ее. Работала я, упираясь ногами в одну стенку колодца, и спиной – в другую. Затем, подтянувшись, откинула саму решетку (Железную! Богато они тут живут…) и вылезла наружу.
Ихи я отправила к Аэлло – убеждать солдат в казармах сложить оружие. В царской цитадели он бывал так же часто, как я, и ничем не мог мне там помочь.
Митилена, Хтония и часть моих людей должны были присоединиться к Мелайне у стен цитадели. Митилена казалась недовольной. Она сказала, что я отвожу им незавидную роль – отвлекать гвардию от внутренних покоев дворца, в то время, как настоящая драка произойдет именно там. Хтония не сказала ничего. Для самофракийцев, не успевших еще освоиться с нашими обычаями, особо было оговорено, что грабить дома по пути следования запрещается.
Ихет не солгала, что подземный ход, ведущий к цитадели, начинался прямо под Большой Пирамидой. По пути она рассказала мне, что некоторые подробности ей сообщили о подземельях в коллегии жриц, а остальное она выведала сама, копаясь в старых записях.
Мы сразу спустились вниз по лестнице, более удобной, чем та, что вела к вершине пирамиды, но и более запущенной. Вероятно, ею редко пользовались. И получилось, что города Керне в тот самый день, когда я его захватила, я так и не увидела, Вначале было темно, а потом мы шли под землей. Снова пришлось запалить факелы.
На стенах коридора были какие-то изображения – лица (или морды); полулюди-полузвери, кто-то кого-то убивал и ел. Но мне некогда было все это рассматривать.
Мы двигались быстро, почти бегом, наконец, мы дошли до развилки коридора.
Ихет сказала, что мы уже в пределах стен цитадели. Правый коридор, более широкий, ведет к Храму Царского Величия, соединенному напрямую с дворцом крытым переходом. Вообще-то посещать этот храм и совершать там богослужения право имеет только царь. Однако наличие подземного хода доказывает, что цари имели обыкновение тайно советоваться там со жрецами (а может, и развлекаться со жрицами, подумала я). Левый коридор, очевидно, ведет прямо во дворец, и для чего он сделан, Ихет не знала.
Я решила, что прежние жрецы тоже имели кое-какие привычки. И если лень и апатия, захватившая, по уверению Ихет, жречество Керне, докатилась и сюда… И если Хепри, которому наверняка известно о тайных ходах, не удосужился послать сюда гвардейцев…
Ихет я велела дожидаться у развилки, всем своим загасить факелы и пошла вперед.
Ход кончался квадратной площадкой. Из нее вела невысокая шахта, прикрытая решеткой. Мимо нее с равномерными промежутками взад-вперед проходил часовой. Я просчитала, что за время одного из этих промежутков успею решетку вскрыть. Так и случилось. Мы выбрались наверх в одном из внутренних двориков в южной части дворца, фасад которого выходил на север. Чисто сняли охрану и ворвались внутрь.
Большая часть гвардейцев находилась на стенах, а те, что встретились нам на пути…
Я уже сказала, что не умею описывать сражений.
Ихи утверждал, что гвардейцы сдаваться не будут. Они и не сдавались.
А мои люди скучали по настоящей драке. Ведь драться с утра приходилось в основном мне одной.
Так что же тут описывать? Разве что сам дворец. Он, честно говоря, доставил мне больше беспокойства, чем гвардейцы. К такому я готова не была. По-моему, дворец строили в состоянии пьяного бреда или надышавшись какого-нибудь дурмана. Я не хочу сказать, что построен он был небрежно или непрочно. Просто вызывал сходные ощущения.
Не знаю, чем руководствовались зодчие этого сооружения или те, кто приказывал зодчим. И все время, пока я рубила, колола, наносила и отражала удары, и отшвыривала тела с дороги, я не могла избавиться от мысли: «Зачем?» Зачем эти башни шире наверху, чем у основания, двери слишком большие или слишком маленькие для человеческого роста, и то же самое относилось к лестницам… А слишком узкие или слишком высокие залы, и навесные мосты без перил?
Я не могла представить цели, ради которой подобное нагромождалось в одном месте. Укреплению обороны это явно не служило. Да и для того, чтобы запутать посетителя, как это рассказывают, – вряд ли. Хотя, возможно, я ошибалась, и именно с последней целью все и было задумано. Просто у меня хорошая зрительная память.
Нет, ведь этот дворец до нас еще никто не захватывал. Может быть, это просто нужно… чтобы подавлять? Да, там еще оказалось много золота. Золото на стенах, на колоннах, на балюстрадах. Я предпочла бы, чтобы там было побольше прорубленных окон. Должно быть, золото ярко сверкало, когда зажигали все светильники, спущенные сверху на цепях, и факелы на кольцах (тоже золотых), вделанных в стены. Но сейчас они, эти золотые плиты, щиты и пластины казались просто тускло-желтыми.
Мы могли, бы столкнуться лицом к лицу. Они вышли из противоположной двери зала, в который мы как раз ворвались. Наверное, они хотели присоединиться к гвардейцам. А может, удрать через подземелья. Этого уже не узнать никогда.
Мои люди сообразили быстрей. Если раньше они дрались врукопашную, то сейчас взялись за луки, изготовившись к стрельбе.
Я сделала знак «обождать».
– На колени перед царем Керне! – закричал один из людей с той стороны, и я засмеялась. Потом бросила меч в ножны и перехватила топор.
Я сразу поняла, кто из них царь. И не потому, что на нем блестело больше золота. Просто судя по тому, что о нем рассказывали.
Это был человек, когда-то мощный и кряжистый, а теперь непомерно растолстевший и заплывший розовым жиром поверх мышц. Хотя эти люди называли себя потомками Солнца, кожа у Хепри была такой, словно на солнечный свет он никогда не выходил. Более всего в нем потрясала нижняя челюсть, мощная, совершенно квадратная, способная смолоть что угодно, и шириной своей соперничающая со столь же мощной шеей, которую ни перерубить, ни сломать почти не представлялось возможным. Из-под нависшего лба почти не видны узкие глаза. Волосы он брил не столь тщательно, как его офицеры, и они стояли на черепе короткой щеткой, более темной, чем позволяли их каноны, почти коричневой.
Я видела фракийского и троянского царей, я видела множество ахейских царей, царьков и вождей, но ни один из них не производил на меня столь сильного впечатления, как Хепри. Настолько сильного, что оставалось благодарить Богиню за крепкий желудок.
– Слишком молода, – сказал он. – Лицо, на которое второй раз не взглянешь. Много силы и много удачи. Мускулы, как бруски, и ни единой царапины. Ее еще ни разу не ранили.
Это он меня, стало быть, описывал своим приближенным. Как будто они были слепые. Голос у него оказался высоким и резким. И он совсем не был испуган.
Я подумала, что все решится быстро, и улыбнулась. Я ошибалась.
– Я предлагаю тебе поединок.
– А я предлагаю тебе поговорить.
– Ты опоздал, царь Хепри. Говорить тебе уже предлагали. Три дня подряд. Теперь поздно.
– Нет. Я выиграл три дня. Возможно, в эти самые мгновения мои корабли штурмуют захваченную тобой крепость.
– Возможно. Но я выиграла Керне.
– Это еще не доказано.
– Порт, казармы, Большая Пирамида. И убитый Талос…
– Ах, да, Талос… – поморщился он. – Вы, женщины, всегда ненавидели достижения науки… Но ты слишком самоуверенна. Твои варвары целятся в меня из дверей, а мои гвардейцы в тебя – с балкона.
– Да, но не забывай, что и в стенах, и за стенами дворца – мои люди. Так что моя смерть ничего не изменит. Участь города тебя, конечно, мало заботит, но…
– Что же я выиграю в результате поединка?
– Жизнь. Или чистую смерть, в зависимости от исхода.
– «Чистая смерть» – какое дикарское выражение…
– Потомок Солнца не снизойдет до поединка с дикой безродной шлюхой!
Знакомый голос. Оказывается, здесь был Аглибол. Он умылся, побрился, переоделся и стал неотличим от других гвардейцев. Однако Хепри не понравилось, что его перебивают.
– Заткнись! – сказал он и добавил неизвестное мне атлантское слово, о смысле которого я догадывалась.
– Но и ты должна понять его, – обратился он ко мне. – После пыток и издевательств, которым вы его подвергли…
– Что ж, если пытками и издевательствами называются учтивое обращение, обильная кормежка и разрешение вернутся восвояси…
– Не исключаю, – сказал он, а потом спросил: – А если я откажусь от поединка? Просто сдамся?
– Тогда ты потеряешь лицо.
– «Потеряешь лицо» – еще одно дикарское выражение. До чего вы все, низкорожден-ные, одинаковы…
– Но твоя судьба в руках моего народа.
– Вы – не народ! – Впервые он показал себя не таким уж обходительным. – Вас, как народа, не существует! Народ – это мы, потомки Солнца! А вы – плевок преисподней в лицо Солнцу!
– Но если вы поклоняетесь лишь Солнцу, зачем тогда нужны подземелья?
– Подземелья? Ты знаешь о них?
– А как ты думаешь мы сюда попали?
– Предательство… – Вдруг какая-то мысль оживила это ожиревшее лицо. – Ты признаешь предательство?
– Я признаю целесообразность.
– Раз так, нам нужно поговорить. По-царски.
– Я не царь.
– Зато я царь! – заорал он.
– Ладно, говори, только недолго. И здесь. И если у тебя наготове какой-нибудь подарок, учти – план подземных ловушек, и колодцев мне тоже известен…
Это я соврала. Я была, наверное, единственным человеком в Темискире, сумевшим это сделать. Потому что я была Рассказчицей историй и слишком много их знала. А истории подсказывали мне, что ловушки здесь обязаны быть.
Он сделал знак своим людям, чтобы отошли в сторону. И, не дожидаясь, пока они удалятся, спросил:
– Чего ты, собственно, добиваешься? – Этот вопрос можно было задать до захвата города, но продолжение было интереснее: – Ведь все равно вы обречены.
– Мы?
– Вы, женщины. Большинство в твоей армии составляют женщины, Не так ли?
Вот завел вечную песню, с тоской заметила я, и он, должно быть, заметил это по моему лицу и быстро продолжал:
– О, я много знаю о ваших женских божествах, обычаях, обрядах, гораздо больше, чем ты предполагаешь. Войны с Горгонами, критяне – это научит… И я сумел сделать выводы. Эти болота… эти подземные капища… пресмыкающиеся гады… барахтанье в грязи…судороги плоти… внизу… под чем-то… под кем-то – предопределяет подчиненность… Ты вообще-то знаешь, что на самом деле означает символ вашей богини – меч, воткнутый в землю?
– Знаю. И это тоже – означает. Ну и что?
– А вот что! Вы, созданные, чтобы подчиняться, замечательно умеете приспосабливаться к обстоятельствам. Просто гениально! Это единственное, к чему у вас есть дар. И сколь много он осложняет… Потому что в ином случае нас можно было бы вытерпеть. Если бы |Ы шали свое место. Но вы ведь ни за что не хотите его знать, вам обязательно нужно переходить границы. Лучше бы, конечно, вас вообще не было. Насколько стало бы все проще… и насколько чище. Ведь вы – грязь, а мужчины чисты! А поскольку вы есть, лучше бы вас, конечно, уничтожить. Всех! И я думал, как разрешить это с помощью достижений атлантской науки… Ты спросишь – а чем плохи старые, проверенные способы?… Я пробовал разные методы – на изменниках, на пленных… Они действенны, но как-то уж слишком неаккуратны. А я люблю чистоту и порядок. К тому же эти методы ненадежны. Всегда есть возможность кому-нибудь ускользнуть…
И тогда я поняла, что если другие благородно рожденные атланты, с коими мне приходилось сталкиваться, – просто напыщенные дураки, то этот безумен. Совершенно. И я даже не могла его в этом винить. Люди, живущие в таких дворцах, обязательно становятся злыми безумцами. Но сказала я только:
– Если ты царь, то тебе не подобает повторять своих, подданных. А я такое уже слышала.
– От Аглибола? Не стоит обращать на него внимания. Глупец, слишком возомнивший о себе. Не я повторяю его, а он – меня.
– Ну, хорошо… А как бы ты тогда продолжал свой род? И другие мужчины?
– Так это было бы уже после меня. Не все ли равно?
– Да, – усмехнулась я. – Стоило прийти на Керне хотя бы для того, чтобы узнать истинные мотивы твоего царственного правления. Расширить свои знания…
– А, ты ищешь знаний? Ты их получишь.
– Я получу их в любом случае, и без достижений атлантской науки.
– Снова голос дикарки… Ничего, дикость – это даже хорошо, немного дикости нам не повредит. Напротив, будет полезно. У меня достаточно приближенных, но все они скучные дураки… А у тебя, кажется, довольно широкий взгляд на вещи, судя по тому, что ты сказала о целесообразности, и не возмутилась моим словам… Ты многое понимаешь. С тобой может быть интересно.
– Это ты к чему?
До сих пор тебя несло наверх чистое везение. Но когда-нибудь оно кончится. Тебе нужна прочная основа для власти. Как и мне. Поэтому нам лучше быть вместе. И ради этого я постараюсь преодолеть свое отвращение к женщинам, а ты попытайся преодолеть свое отвращение к мужчинам.
– Я не испытываю отвращения к мужчинам.
– Ты хочешь сказать, что не считаешь меня мужчиной?
– Я сказала то, что сказала. Не более.
– Но…
– Хватит! Ты хитрый человек, Хепри, ты просчитал все возможности. Можно было испугать меня, оскорбить, убедить или купить. Ты перешагнул через первую и перепробовал все остальные. Но для меня существует лишь одна возможность.
Я подняла топор.
– Так! Ты, считающая себя умной, упустила еще один шанс с моей стороны. Я убедил тебя в том, что жирный болван умеет работать только языком. Мое оружие!
Один из офицеров подбежал и подал ему тяжелую шипастую булаву. Хепри легко подхватил ее, будто тростинку, и вскинул над головой.
– Оружие Солнца против оружия Тьмы! Все пошли прочь! – Он крутил и крутил булаву над головой, как Талое свои лопасти. – Все пошли прочь! Один на один! Поединок предводителей!
Темискирский топор – оружие Луны, а не Тьмы, но я не стала уточнять. Просто сказала своим:
– Делайте свое дело.
Несмотря на свои жиры, он оказался, сильным противником. Я и не ожидала, что он будет слабым.
Удар у него был мощный, сильнее моего, и мне давно не приходилось прилагать усилий, чтобы такие удары отражать. Кроме того, мне было интересно, топор против булавы – такого в моем боевом опыте еще не встречалось. Всегда полезно научиться чему-нибудь новому. Хотя здесь, как выяснилось, особо учиться нечему. За ним – мощь удара и тяжесть оружия. За мной – быстрота передвижения и техника боя. В этом я оказалась, несомненно, сильнее. И наверняка он тренировался не так много, как я. Да и опыта настоящей войны у него не было. Поэтому довольно скоро он начал отступать.
Я загнала его к маленькой арке, и он снова отступил.
Мы вошли в следующий зал, еще более высокий и длинный, чем предыдущий. Здесь тоже было пусто. Хепри по-прежнему отступал, теперь уже он отражал мои удары, а не я – его.
Что– то мне во всем этом не нравилось. Как будто поединок Пентезилеи и Ахилла повторяется в странно искаженном виде. Только из Хепри такой же Ахилл, как из меня – Пентезилея.
Может быть, он не отступает, а нарочно ведет меня к определенному месту? Ведь дотянуться до него, несмотря на ослабленную защиту, я по-прежнему не могу.
Не знаю, что было в начале – оглянулась я или краем глаза отметила глубокую нишу в боковой стене по правую руку от Хепри…
Оно летело вниз, скользя на тяжелой цепи, подобно тем, что я замечала в других залах – огромное ядро, утыканное металлическими шипами. Многократно увеличенный близнец вершины палицы Хепри. Уклониться с пути его полета было невозможно.
Зал не случайно такой узкий – почти коридор, если бы не высокий свод. Разве что уйти в стену – для того и ниша, к которой отступал Хепри. Он все-таки заманил меня в ловушку. С самого начала. Ведь для того, чтобы запустить эту махину, нужно было время. Для того он и задерживал меня. А словеса насчет «один на один» и «поединок предводителей» оставались лишь словесами. Достойно мужчины.
Когда надо, я умею думать очень быстро. А действовать еще быстрее. И все дальнейшее произошло гораздо быстрее, чем я об этом рассказываю.
Проведя обманный прием, я рубанула Хепри топором по ногам. Не уверена, что я их перерубила, учитывая их толщину, но кости сломала точно. Это был нечестный удар, подлый, но разве он поступил со мной честно? А затем прыжком влетела в нишу, которую Хепри планировал для себя. Теперь он не мог к ней даже доползти.
Думаю, что краткость ужаса, который Хепри испытал в последние мгновения своей жизни, вполне возмещалась его силой.
За нишей обнаружилась дверь. Я толкнула ее – она не была заперта. За дверью – прорубленная в стене лестница.
Рассудив, что делать мне здесь больше нечего, я стала подниматься наверх. И одолев крутой, но на сей раз вполне предназначенный для человеческих ног подъем, я выбралась на стену цитадели.
Поначалу мне показалось, что вновь наступило затмение. Потом я поняла, что это просто вечер – всего лишь вечер так давно начавшегося дня.
Мглу усугубляли клубы дыма, поднимавшегося над рвами. Ужасно воняло «кровью огня».
Нагнувшись над парапетом, я увидела, что от дворцовых ворот – одних из множества – надо рвом переброшен мост. Мои люди сумели как-то затушить огонь, или «кровь огня» просто выгорела. Стало быть, отряды отвлечения уже в цитадели. И дело близится к развязке.
Я прислушалась к доносившимся из глубины дворца звукам. Это были не только звуки боя. Ясное дело, раз я не разрешила самофракийцам грабить город, они могли отвести душу во дворце. Тем более что жалеть это сооружение у меня не было никакой причины. Внезапно я почувствовала, как сильно устала за этот день, и прислонилась к стене, ощущая, как тяжелеют руки и ноги, и как налипает к телу рубаха, еще недавно свежая.
Но колебание воздуха уловила и вяло отодвинулась в сторону. Дротик пролетел мимо и звякнул о плиты.
– А теперь достань меня, если можешь! – раздался сорванный голос.
Я с трудом повернула голову (мышцы болели, как проклятые). Передо мной высилась башенка, слишком узкая для того, чтобы там мог поместиться хоть один стрелок. Я сказала Хепри, что признаю целесообразность, но в этом дворце никакой целесообразности не было. Локтях в пятидесяти от меня красовалась точно такая же башенка, между ними горбатился мостик, на нем стоял Аглибол с еще отведенной для броска рукой.
– А, это ты, – без любопытства сказала я. – Ступай, отскреби от стены своего царя.
– Ну, попробуй, убей меня! – кричал он. – Достань меня! Иди сюда! Последний гвардеец последнего царя не сдается без боя! Вы, поганые рабы, уничтожили все, что было светлого в этом мире, так уничтожь и меня!
Я утомленно махнула рукой.
– Шел бы ты отсюда. Ты мне надоел.
Но он не уходил. Наверное, мечтал о поединке на горбатом мосту над горящим рвом, о поединке замечательно красивом и благородном… Звенящие клинки и рыжее пламя во тьме, последний гвардеец последнего царя убивает "гнусную варварку и гибнет сам…
А может, он просто был уверен, что я не смогу до него добраться. Ведь я не знала, как перебраться через эту дурацкую башенку.
Позади меня раздался топот. Я обернулась. Это был юный Архилох, о котором мне уже приходилось упоминать.
– Военный Вождь! – выдохнул он. – Дворец полностью захвачен! Гвардия побеждена! Но Хтония передает, что нужно уходить, потому что огонь из рвов уже перекинулся на внутренние постройки.
– Убей меня! – надрывался Аглибол.
Он надоел мне окончательно. И почему-то вспомнился мне Парис. Перевертыши. Насмешка…
– Много тебе чести умереть от женской руки! Застрели его, Архилох.
Юноша с готовностью извлек лук, достал стрелу из колчана, прицелился и выстрелил. Но стрелок он был хотя и старательный, да неважный. Стрела попала Аглиболу не в сердце, как положено, а в левое плечо.
Кажется, он совершенно не ожидал от меня подобного приказа, потому что перестал кричать, а замер, ошеломленно уставясь на стрелу, торчавшую в его теле.
– Ну, кто же так стреляет? – я зашла Архилоху за спину, чтобы поправить ему стойку. – Вспомни, как тебя учили. Позиция наискось. Направление ветра учел? Значит, целься левее. Теперь проверь натяжение. Стой, куда ты тетиву до плеча тянешь? И грудь зачем выпятил? Левое предплечье не сгибать. И голову на плечо не укладывай. Стрела – на уровне глаз, вправо от лука. Где у тебя право? А теперь – тетиву на полную длину стрелы – до мочки уха…
Аглибол поднял голову, и я впервые увидела ужас на его лице.
Я собиралась всего-навсего поучить парня стрелять. Но Аглибол явно решил, что я нарочно отдаю его неумелому стрелку, чтобы поразвлечься его, Аглибол а, мучениями. Наверное, такие развлечения дворцовой гвардии были здесь привычны. Иначе я не могу объяснить себе, почему Аглибол, все время, что яего знала, настроенный на красивую и славную смерть и готовый встретить ее лицом к лицу, дрогнул и побежал. Побежал, спотыкаясь, по мосту.