Мы же прошли почти втрое большее расстояние быстро и без особых происшествий. У нас, как было сказано, имелось три корабля. Флагманский корабль, на котором находилась я, назывался «Змея» по изображению на моем щите, второй – «Крылатая», по новоявленному гербу Самофракии, а третий – «Гриф».
Названия кораблям придумывали самофракийцы, так как они их в основном чинили и надстраивали. Поэтому я не стала возражать, хотя не вижу, почему корабль надо называть именем птицы – пожирателя падали.
Как ни нравилось мне стоять у рулевого весла, я понимала, что вести корабль должен тот, кто лучше разбирается в этом деле. Поэтому я разделила власть на кораблях на военную и морскую.
На моем корабле, понятно, командовала я, а кормчим был Келей. На «Крылатой» кормчим был Нерет, а командиром – Хтония. На «Грифе» командовала Аргира, а кормчим я назначила одного хиосца по имени Диокл.
Никому из самофракийского войска не хотелось идти в родные края завоевателями. И, кроме того, проливы, побережья – для меня это уже был пройденный отрезок пути.
Мы двинулись прямо на юг. Впрочем, «прямо» в этой каше из островов все равно не получилось бы. К тому же нам нужно было брать пресную воду и пополнять запасы провизии. Так что поначалу нам довольно часто приходилось приставать к берегу.
Местные жители, завидев нас, обычно разбегались. Но, поняв, что кроме еды и воды мы ничего не берем и не пытаемся никого уводить в рабство (а больше там, как правило, и поживиться было нечем), они либо мирно возвращались, либо тихо отсиживались по кустам до нашего отплытия.
Попытки напасть на нас были очень редки, да и что это были за попытки! Стычки бывали, и даже лучше, что они бывали.
В некоторых государствах существует такое понятие – «увеселительная прогулка». Я этого тогда не знала, мне потом объяснили. Вот что такое это было, а не поход.
Разумеется, меня не могла не занимать одна мысль. На суше мы весьма боеспособны, а вот выдержим ли мы полноценный морской бой? Так вот, в том походе нам так и не пришлось этого проверить. Богиня знает почему.
Я понимаю – города истощили свои флоты, выслав корабли на Большую Осаду, а потом постоянно доставляли туда подкрепления. Но куда подевались вольные пираты? Может, им кто-то напел, что по морям плывут три корабля сумасшедших, и они решили с такими не связываться?
Правда, оставался еще Крит. Идоменей был все еще под Троей, но, по моим сведениям, увел с собой не весь флот. К тому же, на Великом Острове теперь, во время длительного отсутствия правителя, имелись да и заново возникали пиратские гавани.
Вот этого я не собиралась выяснять. После того, как мы прошли Андрос, нашим кормчим пришлось поломать головы над прокладкой курса, и он получился уж вовсе не прям, а скорее, извилист.
Мы пересекли Киклады и приблизились к Апии (где мы могли бы здорово поразмяться – цари всех городов от Спарты до Пилоса пребывали в нетях – но мы ведь решили здесь ни на кого не нападать), прошли между Киферой и Антикиферой и обогнули Крит.
А дальше началось открытое море. Дважды с тех пор я проходила этим путем. К тому времени за моими плечами был опыт приобретенных сражений и поход к Столпам Богини.
Так что я действовала сознательно. Но тогда, тогда… Вот почему я настаиваю, говоря о милости Богини.
И кормчие были со мной согласны… У себя на островах они называют это воплощение Богини разными именами: Галеной – усмиряющей волны, или Алкионой, отводящей бури, защитницей моряков. Или просто Госпожой. Разве это важно? Такое расстояние, такое время, и ни единого мало-мальски заметного шторма, словно мы все получили вперед прошлой осенью. Конечно, следовало бы рассказать о протухшей воде, от которой многие заболели, и могли бы умереть, если бы среди нас не было хороших знахарок.
О том, как пришлось урезать пайки. Поначалу еды хватало, но ведь на свободных идет больше, чем на рабов, и даже у тех, кто не привык обжираться (а таких, кто привык, пожалуй, и вовсе не было), к концу плавания живот прилипал к спине.
Но вот кони – кони не так выносливы, как люди. Псы бесились, а кони просто умирали, и это было хуже всего.
С тех пор я больше никогда не брала лошадей в морские походы. Однако большая часть их выжила, и здесь у меня отличная конница. Но это уже другая история.
Итак, все это было – болезни, еда в обрез, падеж лошадей. И все равно получилась увеселительная прогулка. Дел у меня было не меньше чем на Самофракии. Надо сказать – я никогда не стремилась уметь делать все – и еще меньше хотела этого.
Богиня! Я всегда хотела очень немного – уметь править конем и кораблем, драться и побеждать, и слушать ученых жриц, и задавать вопросы – и мне этого хватало. Но когда я оказалась там, где этого оказалось недостаточно… Нет, если бы я попыталась овладеть всеми ремеслами, это было бы глупо. Всегда найдутся мастера в любом деле, рядом с которым самоучка смешон. Но приходилось знать, как эти ремесла делаются – хотя бы головой, а не руками.
И еще нужно было постоянно упражняться, чтобы не потерять сноровку в обращении с оружием. И еще – многие люди тосковали в открытом море. И не только самофракийцы, которые во многом слабее душой, но и мои тоже. Кажется, открытая опасность их бы просто обрадовала. К моему удивлению, среди них была и Хтония. Отчасти я объясняю это тем, что море ей никогда не нравилось вообще. А вот Митилена держалась отлично, да и чувствовала себя так же, если на то пошло.
Трижды умерла и родилась Луна, и, наконец, мы достигли берегов Земли Жары. И меня поразило, какие они голые и пустынные.
Впрочем, они не везде такие, есть покрытые зарослями, каких больше нигде нет, есть и гористые, но об этом я узнала потом.
Здесь все очень отличалось от Земли Пелопа, где побережья просто усеяны городами. Жители Жаркой Земли строят города обычно в глубине материка. Я этот обычай изменила, но к моей нынешней истории это не относится.
Мы выбрали бухту, достаточную для прохода наших кораблей, причем Келей обнаружил, что мы можем встать на якорь очень близко к берегу. После этого спустили канаты со своих кораблей («Не хватало еще, чтобы ты переломала ноги!» – в один голос заорали Келей и Мегакло) и высадились – сначала я, а потом другие из Боевого Совета.
Я почувствовала, что меня шатает. Не от прибоя, в котором я стояла, а от земли под ногами. Оказывается, я успела от нее отвыкнуть. Но это было все еще морское дно, хоть и у побережья.
Земля Жары была перед нами, неизведанная земля, откуда, говорят, пришла Богиня…
Первый шаг на материк был очень важен, и, будь я царицей, я бы, не задумываясь, сделала этот шаг. Но я царицей не была, и любая из нас имела на это права не меньше.
Я посмотрела на них – сумрачную невозмутимую Хтонию, гибкую, полную пружинистой силы Аргиру, Кирену с ее обманчивым Добродушием, на всех остальных, равно достойных, ничем не превосходящих одна другую.
– Ну, кто? – спросила я. – Кто первый ступит на землю?
Они также молчали и смотрели на меня. Казалось, до них с трудом доходило, что я этого делать не хочу. А остальные смотрели на нас, перевесившись за борта.
– Да бросьте вы жребий! – заорал Келей.
– И правда… – пробормотала Кирена.
Она улыбнулась своей широченной улыбкой, заложила руку за спину и спросила:
– Сколько пальцев?
Это самая что ни на есть детская игра, ее знают во многих царствах. Тот, кто водит, прячет руку с загнутыми пальцами, а остальные должны угадать, сколько он загнул. На «Змее» засмеялись. Не участвовали двое – я, потому что Кирена стояла спиной ко мне, и Хтония, потому что нрав у нее такой. Остальные с готовностью включились в игру.
– Три! – Пять! – Два! – Четыре!
Кирена смеялась и качала головой.
– О самом простом никто не думает, – она вытащила из-за спины руку с одним-единственным загнутым большим пальцем.
Ты выиграла, ты и ступай, – промолвила я, и Кирена шагнула вперед.
У самого берега волна чуть не сбила ее с ног, но она удержалась, и, все еще смеясь, ступила на мокрый песок.
Я сделала знак остальным, и они посыпались с бортов – кто по канатам, а кто и просто так. Кирена была первой, а я – последней.
Берег был по-прежнему пустынен, и я приказала становиться лагерем.
Келей, Нерет и Диокл, ясное дело, занялись кораблями, и сами выбрали для этого людей. Хтония распоряжалась охраной лагеря, лошадьми и собаками. Старшей над самим лагерем я поставила одну женщину из самофракиек по имени Мегакло.
По– моему, прежде я о ней не рассказывала. Это была вдова средних лет, показавшая отличные способности к управлению большим хозяйством. Причем дело не сводилось к приготовлению пищи, стирке, уборке и так далее. Она умела устроить так, что все оказывалось на своем месте и в нужное время. Мегакло могла бы прекрасно обосноваться на Самофракии, но предпочла отправиться с нами.
Как я уже говорила, никто из наших, даже те, кому приходилось плавать довольно далеко от Апии, никогда не бывал на Жаркой Земле.
Значит, первая задача – разведка на местности, и, этим, конечно, должна была заняться я сама. Да и большинство темискирского отряда, ступив с шаткой палубы на твердую землю, рвались проехаться на просторе.
Разумеется, я не могла взять всех – кому-то нужно укреплять лагерь, но с малыми силами исследовать неизведанные края тоже глупо. Я отобрала полсотни мечей, и с наступлением утра двинулась вперед.
Людей мы не встретили, зато наткнулись на стадо местных животных, похожих не то на крупных коз, не то на оленей – потом я узнала, что они называются антилопами. А мы так давно не охотились! Да и запасы уже подошли к концу Короче, увлеклись…
Ну, и пока мы стреляли антилоп, на лагерь напали. Как потом выяснилось, их было триста. Почему они решили напасть – неясно, ведь нас было гораздо больше, Но, должно быть, их ввело в заблуждение то, что в лагере много женщин.
И у остальных после долгого плавания вид был, скажем, не боеспособный.
А напавшие оказались очень хорошо вооружены – кривыми мечами и копьями, в доспехах, на колесницах. К тому же фактор внезапности…
Боюсь, что наши несколько размякли. Многие спали – сказалось утомление. Другие купались в море – было очень жарко, около полудня (я еще не знала тогда, что те избегают нападать ночью).
Цель их была ясна даже самым неопытным воинам – прорваться на колесницах к кораблям, запалить их, отрезав путь к отступлению, а дальше заняться людьми.
По счастью, Келей это тоже сообразил и завопил, чтобы корабли отводили в море (меня там еще не было, он мне потом рассказал). Купальщики, бултыхавшиеся в воде, взобрались на корабли и взялись за весла.
Но колесницы уже прорвали линию обороны.
Вот тут-то и появились мы со своей добычей. Собственно, охота, хоть и отвлекла нас от прямой задачи, сослужила нам хорошую службу. Если бы мы не были загружены дичиной, то проблуждали бы до вечера, и потерь с нашей стороны могло быть гораздо больше. Побросав туши на землю, мы клином врезались в колесничный строй.
Замешательство среди самофракийцев уже улеглось, они хватали лошадей под уздцы и пытались достать колесничных мечами или камнями из пращей, уворачиваясь одновременно от ударов копьеносцев. Надо сказать, это у них неплохо получалось – не зря Хтония учила их целую зиму.
Тем временем мы перегруппировались и взяли нападавших в клещи. Дальнейшее уже было вопросом времени. В этом бою я даже не доставала топора, рубясь привычным скифским мечом. И пока рука выполняла обычную работу, я сообразила, что пора остановится и разобраться, кто эти «они», напавшие на нас.
Совершенно очевидно по вооружению и по манере ведения боя, что это не просто береговые пираты или кочевники, а какой-то царский отряд. Нужно выяснить, с кем в соседстве нам придется обитать. Я оглянулась. Солнце передвинулось к западу. Точки кораблей чернели довольно далеко в море. Почему-то мне показалось, что их две, а не три. А кругом…
Похоже, я поздновато спохватилась. Самофракийцы пришли в сильную ярость, что обычно сменяет первоначальный испуг, и остановить их было довольно трудно. А мои вообще приучены убивать всех до последнего.
Сейчас уцелевшие из напавших окружили живым щитом и поставленными стоймя щитами колесницу, изукрашенную побогаче других. Я бы на месте осажденных постаралась прорваться. Но, видно, их учили по-другому.
– Взять живым! – крикнула я. – Предводителя взять!
– Моя работа! – откликнулась Хтония, прежде чем ее успели опередить другие.
Теперь можно было не беспокоиться – если она сказала, значит, сделает. Но как красиво! Стоило поглядеть.
Она сделала знак пращникам прекратить ломать щиты ограждения, и крикнула, вызывая человека в колеснице на бой.
Но он то ли не понял, то ли не снизошел, то ли у них вообще не было такого обычая.
Что ж, она и это принимала в расчет, и погнала коня вокруг живого кольца, все быстрее и быстрее.
Они швыряли свои тяжелые копья, каждое из которых могло пробить щит из семи кож, но каждый раз копье вонзалось в землю позади Хтонии.
Я с интересом наблюдала. Проведет ли Хтония свой коронный прием – прыжок о спины коня с копьем в качестве опоры? Но она, видимо, решила приберечь его для других случаев. Точно выбрав мгновение, когда внимание противника рассеялось, она направила коня прямо на строй. И прорвала его, смяв копытами одного из щитоносцев.
Миг спустя, когда щитоносцы начали разворачиваться, самофракийцы, не дожидаясь команды, ударили по ним из пращей и луков. Дальше можно было не смотреть.
Я бросила меч в ножны и вытащила топор. Вскинув коня на дыбы, высоко подняла топор над головой, так, чтобы косо падающие лучи солнца упали на его лезвие. На кораблях должны были увидеть мой сигнал.
Пришлось сразу же заняться делами. Собрать убитых. Подсчитать наши потери. Перетащить раненых в лагерь и приготовить еду. Хотя это можно было передоверить Мегакло. И, разумеется, допросить пленника.
Но прежде, чем я успела это сделать, корабли подгребли к берегу. Их действительно было два – «Змея» и «Крылатая». Зрение меня не обмануло.
Келей, съехав по веревке в прибой, бросился ко мне.
– Этот Диокл! – орал он. – Сын свиньи и прокаженного! Он испугался и удрал! Приказал поднимать паруса и уходить в море. Нужно было погнаться за ним, но мы не хотели бросать вас!
Нерет, тихо приплюхавший на берег вслед за ним, помалкивал. Среди самофракийцев поднялся возмущенный ропот. Они все еще были разгорячены боем и победой, и тем сильнее трусость оскорбляла их.
– В погоню! – крикнул чей-то молодой голос. – Вернуть предателя!
Остальные подхватили этот клич. И ведь погнались бы, несмотря на усталость и голод.
Я посмотрела на мрачное лицо Нерета. На солнце, уже касавшееся кромки воды. Я успела заметить, как быстро здесь наступает ночь. И сказала:
– Нет. Одумается – вернется. А не вернется – предатели нам ни к чему.
Считала ли я так на самом деле? Да, безусловно, но было кое-что еще. Самофракийцы были охвачены порывом, но надолго ли его хватит? А у кормчих порыва я не видела вовсе.
Я не ошиблась – страсти быстро улеглись. Все разбрелись заниматься насущными делами.
А кое-кто вернулся отчитываться – Анайя, Бронте, Мегакло и Геланор, еще один самофракиец.
Они сообщили, что все нападавшие, кроме предводителя, а с нашей стороны – двадцать самофракийцев – мужчин и женщин – убиты. Около семидесяти получили различные ранения. Потери могли быть меньше – при таком соотношении сил, но после самофракийской победы люди не имели боевого опыта и, вероятно, решили, что те стычки на островах и есть настоящие сражения.
Приходилось признать – Первое испытание боем мои самофракийцы прошли плохо. Очень плохо. Где-то я что-то просмотрела.
– Мирина, – сказал Геланор, – что будем делать с мертвыми? По-хорошему, их полагалось бы сжечь, а у нас дерева совсем нет, даже для кухонных надобностей, здесь кругом один кустарник…
– Для лагерных костров рубите все эти колесницы, только не забудьте ободрать с них бронзу, Она нам еще пригодится…
Геланор немного похлопал глазами. Он был родом из Аттики, из Пирея, сражаться верхом их там не учат, а к колесницам они относятся с каким-то благоговением, и его смущала необходимость так бесцеремонно обойтись с ними.
Потом он решил этот вопрос не обсуждать, и продолжил:
– Ладно. Дерево пойдет на кухню, наших похороним, а этих? Их слишком много. А оставлять так нельзя – при здешней жаре завтра же засмердят! Даже если мы завтра отсюда уйдем…
– Может, их утопить? – спросил Нерет. – Стащить в море и закидать камнями, благо берег здесь каменистый? Тоже похороны…
– Верно, – кивнула я. – Так и сделаем. Мегакло, займись ужином. И давайте сюда пленника.
Это было важно – предстоящая беседа (если мы, конечно, сумеем разобрать его язык). Ни гордости, ни радости из-за одержанной победы я не испытывала. Меня не оставляла тревожная мысль. Нас было гораздо больше, и при правильном раскладе мы могли бы не потерять вообще ни одного человека. Они напали на нас без предупреждения и без какого-либо повода, но, может быть, самим своим появлением мы нарушили какие-то важные запреты? Может, ступили на святую землю?
Я села на большой плоский камень. Вокруг меня разместились члены Боевого Совета, кроме Хтонии, расставлявшей часовых, Кирены и Никты, занимавшихся лошадьми. Также были здесь Митилена и Келей.
В лагере зажигали костры, их свет мешался с последними лучами солнца. Лаяли и рычали собаки, чуя сытный пир после долгого поста.
Подошли Хтония и двое самофракийцев, ведущих пленника. У него отобрали лишь оружие и доспехи (кроме шлема, который он, видно, потерял сам). Одежду и драгоценности, коих на нем оказалось предостаточно, оставили в неприкосновенности.
Это был первый человек чужого племени, которого я видела вблизи, поэтому я смотрела на него внимательно. Роста и сложения он был весьма среднего. Лет тридцати трех – тридцати пяти. Чисто выбрит, причем не только лицо, но и череп. Однако если судить по цвету бровей и ресниц, он родился таким же белобрысым, как я. Прямой нос, тонкие губы. Кожа красноватая, пористая и нечистая – такое случается с очень белокожими людьми, если им приходится много бывать на солнце.
Глаза светло-голубые. Страха в них не было никакого – одна надменность.
Я еще рта не успела раскрыть, как заговорил он сам. Причем не на каком-то непонятном языке, что я ожидала, а на критском. Впрочем, это не так уж невероятно – критский язык у морских и прибрежных народов, наряду с финикийским, наиболее употребителен. Говорил он с довольно странным акцентом, однако понять его было можно. Но что он сказал!
– Что это ты, парень, космы такие длинные отпустил, а? – издевательски спросил он.
Я чуть не вскочила. Всяко меня в жизни обзывали, но «парнем» – никогда! Я едва сдержалась, чтобы не ответить, как подобает.
Но тут он уставился в недоумении, и я поняла, что издевательством в его речи было не «парень», а «космы». Он поначалу принял меня за мужчину и только теперь сообразил, что ошибся. Впрочем, с растерянностью он быстро справился.
– Женщина! – он точно выплюнул это слово. – Значит, все-таки (тут он произнес что-то непонятное, вроде «гар-гар») призвали помощь, и помощь явилась!
Я понятия не имела, о чем он толкует. Зато заметила другое – он явно привык, что, когда говорит он, другие молчат.
– Имя, – сказала я.
– Что? – презрительно скривился он.
– Твое имя.
– Зачем тебе мое имя?
– Из учтивости, – сказала я. – В начале разговора положено называть имя. Меня, к примеру, зовут Мирина, я – Военный Вождь. Ты, я вижу, тоже был вождем. Поэтому, прежде чем спрашивать тебя о местоположении твоего города и численности его войск, я спрашиваю твое имя.
– С какой стати, женщина, ты решила, что я стану тебе отвечать?
– По праву победителя.
– Победитель – тот, за кем право!
– Не спорю.
Если он решил играть словами, имея за плечами триста убитых сотоварищей, крепкое же у него сердце.
– Вы победили благодаря случаю и численному перевесу! Но когда вы встретитесь с равным числом воинов, готовых к бою…
– По-моему, вы и сейчас были готовы к бою. Ведь это вы напали на нас.
– Вы высадились на нашу землю! Вы…
– Вот я и спрашиваю – чью землю? Чья это страна?
Он усмехнулся:
– Ты будешь притворяться, что не знаешь?
– Зачем бы я тогда стала тебя спрашивать?
Снова этот презрительный оскал.
– Скажем, из примитивного дикарского коварства. Из прирожденной лживости. Или из бабьей болтливости…
– И эта лысая тварь обвиняет в болтливости тебя?! – заметил Келей.
– Не суди его строго, Келей.
– Это почему же?
– Он иначе не может.
– С чего бы?
– Из животного страха перед нами. От стыда, что бездарно загубил свой отряд. Из мужской болтливости…
– Чтобы я испугался кучки грязных вопящих дикарей?!
– По-моему, единственный, кто здесь вопит, это ты! – снова встрял Келей.
Позади него несколько самофракийцев заржали.
– И чистотой тоже вроде бы не сияешь.
– С чего ты взяла, будто я вас боюсь?
На сей раз он адресовался непосредственно ко мне.
– Это заметно.
– Лжешь!
– Ты ведь считаешь себя благородно рожденным, верно?
– Я не считаю себя благородно рожденным! Я и есть благородно рожденный!
– Так вот. Благородно рожденный на вежливое обращение отвечает соответственно. Я тебе сразу представилась. Если не понял, или туг на ухо, могу повторить. Я – Мирина из Темискиры. Это – Келей с Коса. А ты либо не знаешь правил учтивости, либо так напуган, что не можешь выжать из себя – ни имени своего, ни страны.
Он ответил мне длинной фразой на неизвестном языке. Я приняла ее за ругательство, потому что в ней несколько раз повторялось слово, напоминавшее финикийское «атлот» – «мрак, тьма», правда, в его про изношении это больше походило на «атлат». Но, видимо, фраза содержала в себе еще какой-то смысл.
– Так я и думал, – сказал он. – Грязные дикари, даже не слыхавшие имени страны Солнца. Бродяги и мародеры, рабы женщин, достойные союзники… (снова непонятное слово).
– Ты, лысый, полегче! – Келей вытащил нож. – Нас рабами женщин ругает, а у самого морда, как у евнуха! Дай-ка я проверю, может, ты и в самом деле евнух?
Я не поняла, что Келей имеет в виду.
– А если нет, то это можно исправить…
Митилена бросила на Келея одобрительный взгляд – первый раз на моей памяти.
Я по– прежнему не понимала, что здесь замышляется, но мне это не понравилось.
– Стой! – я сделала запрещающий жест. Хотя бы потому, что пленник не боялся пыток. Похоже, он их от нас просто ждал. – Земля Солнца, ты сказал?
Он кивнул.
Земля Солнца… Атлат… Что-то очень старое и очень страшное слышалось в этих словах… Мутные обрывки преданий, слышанных в Темискире, во Фракии, в Трое… Земля, жители которой настолько извратили Путь, что Богиня не захотела терпеть самое ее существование. В чем заключалось это зло, так никто и не сумел объяснить мне внятно, но только земля Солнца ушла на дно моря.
– Я думала, вас уже не осталось.
Дикари они и есть дикари! Земля Солнна ушла в тень, но народ Солнца жив и по-прежнему в славе.
– И владеет этой страной? – уточнила я.
– Ты решила, что запутала меня своими вопросами, и я начну выдавать тайны своей страны? Нет ничего глупее бабьей хитрости и пошлее ее! А чтобы ты не обольщалась насчет моего страха перед вами, я назову тебе свое имя. Я – высокородный Аглибол, и это – последнее, что ты от меня узнала. Больше я ничего не скажу. Если хочешь, можешь пытать меня, и пусть твои рабы посмотрят, как умирают герои!
Вот тоже дурацкое слово. Не знала я, что оно проникло в критский язык. Я слышала его от ахейцев, и только такие невежественные люди, как они, могут употреблять его, не понимая смысла. Ведь это слово, в сущности, означает «избранник Богини». А как мужчина может быть избран Богиней?
– Мирина, этот лысый просто умоляет о пытке, – заметил Келей. – Может, исполним просьбу убогого?
– Придется ему обмануться в ожиданиях. Так… Проводить его на корабль. Накормить и содержать там под надежной охраной. Прочим – отдыхать. Да… Келей! Этот человек может нам пригодиться. И я не хочу, чтобы в темноте он случайно напоролся на нож.
Он посмотрел на меня несколько дольше, чем полагалось бы, затем ушел на «Змею». Туда же увели пленника.
Остальные разошлись, зато вернулась Хтония, и это было хорошо, потому что я соби ралась обсудить с ней несколько срочных дел. После этого я велела ей также отдыхать, тем более что она заслужила сегодня отдых, как никто. А потом, как всегда, отправилась в обход.
Уже совсем стемнело, ночь, как и вчера, наступила удивительно быстро. Вторая ночь на Земле Жары.
Я еще не знала, сколько лет мне предстоит здесь провести, и никаких предчувствий у меня не было. Я думала о своих людях.
Многие из них уже спали – слишком устали, и, вдобавок, впервые за долгое время поели досыта. Правда, Мегакло и ее команда следили, чтобы не обжирались, иначе не избежать болезней. Из-за этой усталости не было обычных песен и состязаний у костров, но лагерь жил своей жизнью. Те, кого еще не сморил сон, обсуждали сегодняшние события, хвастались собственной храбростью, жаловались на раны (все это, разумеется, относится к самофракийцам), кто-то храпел и стонал во сне. Слышались стоны и другого рода. Кое-кто уже занимался любовью под покровом ночи, ибо на иных сражения действуют крепче вина и сильней конской травы.
Перекликались часовые. Где-то вдали выли и тявкали волки, привлеченные запахом мяса. Я уже видела их днем, они не напоминали наших волков, их и волками-то с трудом можно было назвать, а из лагеря им отвечали рычанием наши псы.