Это была первая неожиданность. Все другие советницы говорили примерно то, что я от них ожидала. Но я предполагала, что Никта будет «за». – Поддерживаю Никту, – сказала Кирена. – И правда, о чем речь? Они берут толпой, зато у нас выучка и головы на плечах. И вообще на воде меня укачивает…
– Я не верю этому человеку, – произнесла Мелайна. И напомнила поговорку: – Все критяне – лжецы.
Я была согласна с тем, что критяне – лжецы, но не любила, когда про какой-то народ говорили «все», независимо от того, присуще ли какое-то качество этим «всем» или нет.
– А я считаю, что это будет забавно, – медленно произнесла Киана. – Это будет шутка, которую запомнят накрепко. Что до критянина, врет он или нет – у нас есть мечи!
Анайя кивнула.
– Я – за, – сказала она и сделала жест, означающий, что воздерживается от объяснений.
И это была вторая неожиданность. Морской переход, если мы на него решимся, в первую очередь, скажется на лошадях, а именно они были всегда заботой Анайи.
– Итак, подведем итоги. – сказала Арги-ра. – Хтония, Аэлло, Никта, Мелайна, Кирена – против. Энно, Анайя, Аргира – за. Пять против четырех. Мирина не высказывалась.
– Вот именно, – сказала Хтония. – У Военного Вождя – решающий голос. Если ты присоединишься к тем четверым, счет будет равным. Если нет – и говорить не о чем.
– Так говори же, Военный Вождь! Кто из них это произнес?
Я снова обвела их взглядом. Никудышный я Военный Вождь. Нет у меня решимости. Мне бы выполнять приказы, а не отдавать их.
Я разлепила губы.
– Прошу у Боевого Совета время на размышление. Я дам ответ на рассвете.
Они восприняли это как должное и спокойно разошлись, как ни в чем ни бывало. А я осталась у костра. Но я недолго у него засиделась. Снова встала, миновала стражу и вышла на берег.
Ветер казался сырым и теплым дыханием моря. И шум этого дыхания – прибой.
Я стояла, словно вблизи живого существа, к которому меня неудержимо влекло.
Глупо все это, конечно. Я отчетливо сознавала, где я и что я, и в предрассветной мгле уже рисовались перед моими глазами критские корабли.
Разумеется, я бывала прежде у моря. Когда вся твоя жизнь проходит на полуострове и приходится часто ходить в походы, никуда от него не денешься. Большинство из нас относилось к морю, как к чему-то бесполезному: много воды, а пить нельзя, много места – а не проедешь.
И только сейчас у меня смутно забрезжила мысль – это нечто совсем иное. Если бы я немного подольше побыла Военным Вождем… Если бы я была прирожденной царицей… Но я лишь серая тень, случайно занявшая место героини. И еще не сознавала всей меры ответственности, упавшей на мои плечи. Я знала, что мое дело – с наименьшими потерями довести отряд до Темискиры, а там уж назначат состязания для выборов новой царицы и ритуальные поединки, в которых я, конечно, не приму участия, вновь став просто Рассказчицей историй.
А разве это не Путь – сократив дорогу, миновав враждебную Фракию, доставить отряд на родину морем?
Я не вспоминала ни о проницательной Энно, ни о расчетливой Аргире. Это было только мое решение.
И когда на рассвете советницы вновь собрались у выгоревшего кострища, я им его объявила. Так я совершила первую из своих великих ошибок – ту, что положила начало безумному походу и заложила камень в основание империи.
Хтония сказала, что берет переговоры с Акмоном на себя. Если бы она хоть словом возразила мне! Но нет. Она не обсуждала принятые решения. И считала, что благодаря своему опыту сможет сторговаться лучше. Мне же делать этого не подобает – торг роняет достоинство Военного Вождя.
Я хотела отправить с ней Аргиру, но решила, что с моей стороны это будет выражением недоверия. Но все же охранницу с ней послала – сильную воительницу, по имени Стеропа. Мало ли что…
И она с ним сторговалась. За пять слитков. Два сейчас и три по прибытии на полуостров. У него был еще напарник – капитан второго корабля, и Акмон должен был с ним делиться. Но тот, второй – подчиненный.
Кстати, мы могли отвалить им и пятьдесят слитков. Я уже говорила, что мы не ценим золото, как таковое, но большинство людей ценят его слишком сильно, поэтому не стоит показывать, что у нас его много.
– Нам нужно осмотреть корабли, прежде чем грузиться на них, – сказала я. – Уж это я тоже сделаю сама.
Хтония мрачно посмотрела на меня.
– Если там есть ловушка, они не должны захватить Военного Вождя.
На берег мы вышли вместе и с хорошим эскортом. Там нас дожидался Акмон и второй капитан, высокий, мрачный и волосатый, с перебитым носом. Он больше походил на финикийца, чем не критянина. Только финикийцы более болтливы, чем критяне, а за этого продолжал трепаться Акмон. Звали кормчего, однако, Киферон, а это имя чисто критское.
После обычных приветствий Акмон начал плести словеса насчет той платы, что была обещана вперед.
Я прервала его:
– Сперва она, – я кивнула на Хтонию, – осмотрит оба корабля. И трюмы тоже. Но учти, мы будем стоять на берегу, и если вздумаешь по-быстрому сняться с якоря, то вспомни, на какое расстояние бьют наши стрелы.
Что бы ни было у него на уме, он дал согласие.
Хтония и еще четверо отправились на корабли.
Солнце жгло уже вовсю, но я не уходила с солнцепека и не сводила глаз с кораблей. В те часы мои чувства как бы отключились, от ночного смятения не осталось и следа, я просто наблюдала и отмечала продвижение фигур по палубе.
В руках у остальных были луки со стрелами, у меня – ничего. Меч висел у бедра, топор за спиной.
Хтония. вернулась мрачная, но не более чем обычно.
Энно протянула ей флягу с водой.
Хтония отпила, вернула флягу и лишь потом заговорила.
– Он не врал. Трюмы у них пусты. И есть загородки для скота. Похоже, им и вправду не. дают ни торговать, ни пиратить по берегам.
– Люди?
– Довольно много воинов. Всякий сброд. Но все же есть несколько воинов. И недурно вооруженных.
– Сколько именно?
– Больше сотни на каждом корабле. С учетом тех, кто шляется по берегу – полторы сотни.
– А на веслах?
Хтония взглянула на меня с удивлением, а это чего-нибудь да стоило.
– Рабы, – произнесла она, как будто это подразумевалось само собой. – Рабы, прикованные к скамьям.
Я покачала головой, плотно сжав губы. Примерно триста человек разношерстной команды… На берегу не стоило даже принимать их в расчет, но в море они будут в привычной стихии, а мы нет. Да еще рабы… На чьей они стороне? Почему я оцениваю их как врагов?
Ведь решено же относиться к ним как к союзникам и никто моего решения не оспаривает. Потому что следует допускать любую возможность. Почему же мне просто сразу не отказаться от этой затеи? Потому что я так хочу.
Акмон приблизился ко мне.
– Дает ли Военный Вождь свое согласие?
Я сделала утвердительный жест.
Он вздохнул. До этого он пребывал в сильном напряжении.
– Когда начнем грузиться?
Я ответила не сразу. Кое-что надо было прикинуть и кое-что рассчитать.
– Завтра. – Добро. И как только поймаем ветер, отваливаем.
Грузиться раньше завтрашнего дня не имело смысла. Нужно было разобраться, как у нас с припасами – для наших животных и для себя. Кроме того, не худо напоследок устроить охоту и разжиться свежатиной. Пресная вода – забота Акмона. Так мы договорились.
Сама я, впрочем, на охоту не пошла, а провела вечер в расчетах и совещаниях с Хтонией, Энно, Анайей и Аргирой – теми, кто мог быть сейчас мне наиболее полезен.
Поутру, перед загрузкой, я снова созвала совет и обратилась к Хтонии:
– Мы должны разделиться.
Она была недовольна, хоть и не высказала этого вслух.
– Мы обязаны разделиться. Все мы на одном корабле, ясное дело, не поместимся. Ты знаешь, что я по праву должна быть Военным Вождем. И если что случится… Скажем, один из кораблей потонет… Я не хочу, чтобы отряд остался без предводителя. Она хмуро согласилась.
– То же относится и к Боевому Совету. Мы все должны разделиться.
– Бросим жребий? – прищурилась Никта.
– Нет, я уже все обдумала. Я, Энно, Ме-лайна, и Аргира – на корабле Акмона. Хтония, Кирена, Киана, Никта и Анайя – Киферона. И мы вместе решим, как разделиться остальным.
Я действительно много думала, как разделить Боевой Совет. И пришла к выводу, что выбирать нужно не из тех, кто голосовал за морской переход и против него, а исходя из личных качеств советниц.
Обладавшие более уравновешенным характером могли обойтись без моего присутствия. Те же, кто могли сорваться (кроме Энно), должны оставаться рядом со мной.
Так мы и сделали. И до следующего дня разобрались с провиантом. А потом погрузились и отплыли.
Почему я так кратко сообщаю об этом? Потому что очень плохо помню. Я, запомнившая в точности, кто именно какие слова произнес накануне. А здесь все смешалось в огромный пестрый и спутанный ком.
И все же кое-что я помню.
Удары барабана, задававшего ритм гребцам, отдавались у меня в голове. Ветер раздувал залатанный парус.
Рыжий парень, помощник Акмона (я еще подумала – первый раз вижу рыжего критянина) стоял у рулевого весла. Большинство наших сидели под навесом на корме, кое-кто был в трюме с лошадьми. А я безостановочно ходила по палубе. Вообще-то это не так уж просто – ходить по палубе корабля, но я как-то быстро приноровилась ко всему – качке, к ветру, к толчкам весел.
Рядом со мной кто-то закашлялся. Я обернулась. За моим плечом стоял Акмон. Он явно хотел что-то сказать, но не знал, с чего начать.
– В чем дело, хозяин корабля?
– Я должен предупредить… – он морщился, губы его кривились в бороде. – Рабы… на веслах… Понимаешь, тут такое дело… Мы, свободные – другие, мы выходим на берег, бываем в разных местах, мы можем купить себе… – Он снова осекся. – А рабы все время прикованы, только иногда их переводят в крепость. И они уже давно без женщин. Даже не видели их. А тут их на корабле множество! Да знаю я, знаю, что ты скажешь! Но это могу понять я, свободный человек, хозяин корабля, а не они. И если ты будешь тут везде расхаживать, у них на виду, они просто взбесятся. Что такое бунт на корабле – не видала? Я, заметь, тебя не пугаю. Я вполне верю, что вы с ними справитесь. Ну, перебьете вы моих рабов, а кто будет грести? Вы?
Как все мужчины, он слишком много говорил, но в его речах был резон.
Рабы в Трое и гребцы на корабле отличались друг от друга. Слабосильные на веслах не выдержат. А чтобы держать сильных людей в смирении и повиновении… Да стоило лишь взглянуть на их спины! Одних цепей было явно недостаточно.
Я еще подумала, увидев их: «Если бы это был мой корабль, гребцами на нем стали бы свободные люди…» Это была просто мысль, никакое не предчувствие. Я медленно кивнула.
Но, похоже, это движение показалось Акмону двусмысленным, потому что он по-прежнему не сводил с меня испытующего взгляда.
– А что ты знаешь о морском деле? – спросил он.
– Ничего.
– Тогда, может быть, тебя развлечет, если ты посмотришь за моим рулевым. Гиагн его зовут…
– Фригийское имя, – заметила я.
– У нас здесь всякие есть… Так прошу тебя, Военный Вождь, если желаешь развлечь себя, подойди к рулевому… Только не расхаживай по кораблю!
Вместе с Акмоном мы подошли к рулевому. Акмон сказал ему, кто я, и Гиагн приветствовал нас щербатой улыбкой.
Акмон не сразу отошел, а довольно долго еще трепался о морских течениях, об анемах-ветрах, из которых главнейшими являются Борей и Зефир, которые финикийцы именуют Цафон и Гемал, о гаванях и заливах, о том, что я должна была помнить по рейду через Фракию – Финее и Фрике…
Он делал это, отвлекая мое внимание от чего-то другого, может быть, действительно, чтобы убрать, меня с глаз гребцов, но я все равно слушала.
Потом в разговор вступил Гиагн. Я слушала, а больше смотрела на его руки, на его стойку, на весло.
Акмон убрался. Я продолжала смотреть и слушать. Рулевой был польщен. Не знаю, сообразил ли он, что мое внимание вызвано отнюдь не его мужскими достоинствами, но был доволен в любом случае.
Я стояла рядом с ним до темноты. И знала, что назавтра приду опять. Так потянулись дни плавания. И ощущение повышенной яркости восприятия не прекращалось. Я чувствовала себя, как малолетняя ученица в храме. И не говорите мне про качку. Люди, с младенчества проводящие жизнь верхом на коне, как правило, не подвержены морской болезни. Про вонь, несущуюся из трюмов, особенно, когда помимо рабов на корабле есть и лошади – морской ветер стоил и того, и другого.
Мы отошли довольно далеко от береговой линии. И это подтверждало то, что я слышала. Критяне и финикийцы – единственные, кто осмеливается выходить в открытое море. Даже теперь, когда Великая Талассократия пала, и на островах полно пиратов.
А вот команда у Акмона состояла явно не из одних критян – я не о рабах говорю, а именно о свободных матросах. Несмотря на предупреждение Акмона, я могла предположить, что от них неприятностей дождешься скорее, чем от рабов. Но нет. Они не только не нарывались на столкновения с нами, они вообще держались в стороне. Судя по всему, Акмон запретил им с нами даже разговаривать.
Но глаза-то у меня были, и я замечала, что люди это разноплеменные. Однако вряд ли стоит ждать от морского народа, что он станет следовать тем же обычаям, что народы сухопутные.
Я ничего не сказала Акмону. Я просто смотрела. Как они управляются со снастями. Как ставят парус. И, конечно же, за рулевым. Иногда у рулевого весла стоял сам Акмон, но чаще его подменял Гиагн.
Этот оказался, запреты или не запреты – разговорчив. Сообщил, что и отец у него был моряк, и что родом он из портового города Мелии, и полюбопытствовал, приходилось ли мне там бывать. Услышав отрицательный ответ, долго об этом городе распространялся.
Я не мешала ему говорить. Не знаю, как он истолковывал мои ежедневные приходы. Но только однажды он предложил мне самой взяться за рулевое весло. И неважно, что сделал он это из хвастовства, или по каким-то причинам желая подольститься. Совсем неважно.
Некоторые женщины – не из наших – пытались объяснить мне, что такое любовь к мужчинам, к детям… В моей жизни ничего подобного не было. Но я могу понять, что это такое, потому что всходила на борт корабля и держала рулевое весло. Я не могла сказать, что люблю Темискиру, войну, верховую езду – все это просто была моя жизнь. А море и корабли ею не были. И это была любовь. Вот почему я говорю, что плохо помню первое время пребывания на корабле. Вернее, я слишком занята была самим кораблем, и мало обращала внимания на все остальное.
Просыпаться я начала после одного происшествия.
Корабль Киферона следовал в некотором отдалении от нас, но в поле зрения. Матросы с кораблей сообщались с помощью определенных сигналов, трубя в рог или отбивая ритм на барабане.
Акмон сказал мне, что, судя по этим сообщениям, у Киферона тоже все в порядке. Но я хотела убедиться в этом собственными глазами.
День был солнечный, но ветреный. Корабль Киферона оказался ближе к нам, чем прежде, и я попыталась рассмотреть, что там происходит.
Я стояла у борта, но мне показалось, что так смотреть неудобно. Я вскочила на борт, ухватившись за ванты одной рукой, а другой замахала, стараясь обратить на себя внимание.
На палубе второго корабля я увидела Хтонию и Киану. Я могла даже разглядеть их лица. У Хтонии был хмурый, как всегда, вид, Киана же, напротив, смеялась. Она помахала мне в ответ, а Хтония сделала условный жест на тайном языке, означающий – не тревожься, все спокойно.
И в это мгновение я услышала позади шум – топот и крики. Все еще держась за ванты, я повернулась, положив свободную руку на меч (мы носим их на поясе, а не у плеча, как эллины).
По направлению ко мне бежало что-то большое, голое, грязное и лохматое, а за ним со стуком волочилась позеленевшая цепь.
Если бы я не видала уже гребцов, я бы озадачилась – что это? Но добежать до меня он не успел. Взмахнул руками и ткнулся лицом в доски. Одновременно я увидела, и как он падает, и застывшего поодаль в характерной боевой стойке Акмона. Я вновь перевела взгляд на упавшего. Метательный нож вошел ему прямо под левую лопатку. Чувствовалась опытная рука.
Я спрыгнула на палубу. Свободные от вахты матросы столпились кругом. Зато мои по большей части оставались под навесом. Они увидели, что помощь мне не нужна, а остальное волновало их мало.
Акмон подошел ко мне. В этот миг стало ясно, что вся его купеческая учтивость и даже угодливость – лишь маска. Он был в бешенстве и сдерживал его огромным усилием.
– Я же говорил тебе – поменьше разгуливай по кораблю! – прорычал он. Затем схватил ртом воздух, выдохнул его, и, после паузы продолжал уже спокойнее: – Чего ты хочешь – это же скоты! А ты тут ходишь везде… С голыми ногами, в одной рубахе, словно на показ! Вот один и озверел совсем, вырвал цепь из крепления и – на палубу! Хорошо, я подоспел…
– Ты считаешь, я не могу себя защитить?
– Ты – моя гостья, – сказал он уже прежним тоном. – Я не могу допустить, чтобы тебя оскорбили.
Обернувшись к матросам, крикнул: – Вы, отродье ехидны! Выбросите эту падаль за борт! Только не забудьте сперва снять цепь!
Я вернулась под навес и задумалась. Поступок Акмона меня озадачил. Иное дело, если бы он был вождем или царем, хранящим честь своего дома. Но Акмон был купцом, а для купца – уж настолько-то я знала людей рабских государств! – раб являлся ценностью. Тем более – гребец на корабле в открытом море. И я – Акмон не мог не учитывать этого! – способна была просто оглушить Несчастного. Его совсем не требовалось убивать. Так с какой стати хозяин позволил себе уничтожить ценное имущество из-за того лишь, что на его гостью пытались напасть?
И кроме того… Надсмотрщик и два его помощника – здоровенные, лоснящиеся, с тупыми мордами, спустились вниз. С того места, где я сидела, было не слышно, что они там делают. Но слышать и не требовалось…А главное, этот раб и не собирался на меня нападать! За тот краткий миг, что я видела его живым, я успела увидеть и его глаза. Не было в них похоти. Никакой. И если он и обезумел, то вовсе не от жажды насилия. Похоже… Он просто собирался мне что-то сказать! Да, рот его открылся, пожалуй, раньше, чем Акмон бросил нож. И это «что-то» было очень важным, раз человек решился поставить на кон собственную жизнь…
А купец избавился от дорогой вещи… Если кто-то из гребцов посвящен в эту тайну, то теперь с ним так разберутся, что никто больше не вырвется и никогда не заговорит. Да и мне не дадут приблизиться к ним.
Собственно, для этого служило предупреждение Акмона. А вовсе не заботы о моей чести и безопасности. Слишком поздно?
Но, судя по всему, то, что знают рабы, обязаны знать и свободные. И в первую очередь, Акмон. Нужно наблюдать за ним… И за всеми остальными. Следует предупредить своих. Что я и сделала.
На следующий день ко мне подошла Энно. Вид у нее был озабоченный.
– Лошади начинают болеть, Военный Вождь. Я хороший конский лекарь и стараюсь, как могу, но, если так пойдет дальше, от моей помощи будет мало проку. Конечно, на том корабле то же самое. Там Анайя, она лучше меня, но… Море не место для боевых коней, Мирина.
Я вспомнила, что на совете перед отплытием Энно как раз была за морской переход. Но сейчас она, конечно, права. Наши лошади привычны к вольным степям, а не к тесным стойлам в трюмах. Это люди могут к такому привыкнуть. Кони – вряд ли.
Я отправилась разыскивать Акмона. На сей раз он сам правил кораблем. Но я уже знала, что он достаточно опытен и способен при этом разговаривать.
– Эй, кормчий! Я заплатила тебе золотом за перевоз и обещала добавить по прибытии. Но если среди лошадей начнется падеж, то как бы тебе самому не пришлось расплачиваться! Потому что наши кони стоят дороже золота.
Акмон криво усмехнулся.
– Я понимаю, Военный Вождь, я понимаю. Коням нужен выпас, нужна свежая вода… И если бы мы были вблизи от берега, я бы непременно сделал стоянку. Но оглянись кругом – увидишь ли, где берег?
В самом деле, берегов давно не было видно. И это странно. За то время, что мы были в море, мы должны были если не пройти Проливы, то идти по ним сейчас. А Проливы между Троянским морем и нашим, которое ахейцы чаще всего называют просто Понт, не так уж широки.
– Скажи мне, кормчий, – спокойно спросила я, – когда мы достигнем Проливов?
Акмон крепче налег на весло.
– Скоро, Военный Вождь, скоро. Собственно, мы уже должны были войти в них, но ты видела, какие были ветры? А они станут еще хуже. Ведь сейчас осень. Но, – теперь он смотрел мне прямо в глаза, – как только мы окажемся вблизи суши, клянусь тебе священными змеями Великой Богини, мы встанем на якорь! Даже если это будет самый суровый остров!
Я отошла. Потом подумала: «Что-то мне не приходилось слышать об островах в Проливах. Есть, правда, Белый остров, который ахейцы называют Левка, но это крохотный островок, да и находится он совсем недалеко от нашей цели». Но, конечно, Акмон знает море несравненно лучше меня…
Он накаркал – на следующий день погода начала ощутимо портиться. Небо затягивалось облаками, и, похоже, за ними должны были последовать грозовые тучи. Ветер крепчал, штормило.
У моих был не слишком бодрый вид – до сих пор им не приходилось переживать бурю на море. Как и мне, впрочем. Но я смотрела на Акмона – он не был особо взволнован, хотя шторм казался неминуемым. После вчерашнего происшествия спокойствие купца, не могло снять камень с моей души. Я все же спросила, что он думает о погоде.
– Ну, будет дождь, – он пожал плечами. – Может, поболтает малость. Но я что-то не видел, чтобы ты травила за борт. Тебя это всерьез беспокоит? Надеюсь, что к ночи мы завидим сушу. И ночевать будем на берегу.
Итак, он собирался причалить. Не означало ли это, что я напрасно забивала себе голову, и мы, наконец, достигли Проливов?
Я отправилась проторенным путем – к рулевому веслу.
Там находился Гиагн. Он тоже не казался испуганным. Может, моряки – вроде нас – не высказывают своих истинных чувств? Я припомнила, о чем распространялся вчера Акмон.
– Часто бывают такие ветра в это время года? – спросила я.
Гиагн углубился в описание различных рейсов, в которых ему приходилось бывать, и штормов, которые ему пришлось пережить. Тема его действительно увлекала, на сей раз он обходился без вранья, каким обожают уснащать свою речь моряки.
– Но северный ветер осенью – это проклятие. Особенно, когда бьет в лоб, как сейчас…
– В лоб? – перебила я его. – Но ведь притом направлении, что мы идем, Борей должен бить нам в спину? Или нет?
Лицо Гиагна перекосилось, рот приоткрылся. Он боялся… Нет, не меня.
Я мгновенно повернулась. За моей спиной стоял Акмон, и от разлюбезного купца в нем не осталось и следа.
– Проговорился, сволочь… – прошипел он и метнул в меня нож.
Он очень хорошо умел это делать. Но и я не замученный гребец. Я уклонилась от удара, и нож глубоко вошел в дерево весла. Мой же кулак хорошо вошел Акмону под дых.
Гиагн, наконец, нашел в себе силы выпустить весло и двинулся на меня, взмахнув короткой тяжелой дубинкой, которой были вооружены все моряки.
Медленно, по крайней мере, в два раза медленнее, чем было нужно. Подсечка – и он уже катится по палубе. Но Акмон усйел распрямиться и закричал:
– Эй, пора! Бейте шлюх! Гоните их в трюмы!
И, набычившись, бросился на меня. Я уже упоминала – мы были примерно одного роста, но он тяжелее.
Не знаю, почему мне тогда в голову не пришло вытащить оружие. Должно быть, хотела разобраться с ним голыми руками. Я уже давно не дралась, с того самого боя перед гибелью Пентезилеи, потом драться мне просто не давали, и это было – как глоток воды в пересохшую глотку.
Очевидно, он ожидал от меня ловкости, но не силы. Он ошибался. Несколькими ударами я подогнала его к борту, добавила, в солнечное сплетение и, когда он откинулся назад, подхватила за ногу и перевалила за борт. Как того гребца. Последнее, что я от него услышала, когда он летел в воду, было:
– Сука!
«Сука» – это у них такое ругательство. И только тогда я позволила себе заорать по-боевому:
– Народ! Кончайте всех!
Тут все и началось.
Они были, без сомнения, худшими бойцами, но в своей среде, а корабль, оставшийся без рулевого (я не помню, что стало с Гиагном, по-моему, его просто затоптали) мотало все сильнее.
Не могу сказать, чтобы я чувствовала себя оскорбленной или обманутой оттого, что меня заманили в ловушку. Я даже не была удивлена. Скорее, в душе я все время ждала чего-то подобного.
Сейчас многие утверждают, что я заранее все рассчитала или просто предвидела. Нет.
Единственное, что я знала – за свои прихоти неизбежно приходится платить. Ничего не поделаешь. А что касается обмана – кто станет ждать от мужчин честной игры?
– Аргира! – крикнула я, смазав очередного нападавшего рукояткой меча по уху. – Бронте! На мачту! Поднимите мой щит!
Он лежал под навесом. Сигнал Хтонии!
Хвала Богине, у нас тоже есть условные знаки. А названные мной девушки были достаточно ловки и гибки, чтобы влезть на мачту при качке.
На том корабле должны были уже разглядеть, что у нас творится. Оставалось уповать на опыт Хтонии.
По палубе клубились тела. Я не замечала, чтобы кто-нибудь из нашего народа был убит.
Я дралась, отмечая про себя, что, когда свыкаешься с качкой, подобный вид боя можно сделать таким же привычным, как обычные упражнения.
Но это было только одно соображение. Были и другие. Я сразу же погнала Энно и еще с десяток наших вниз. Ясно, что с усилением шторма кони начнут беситься. Собаки наверняка уже больны.
Мне подчинились неохотно, но подчинились. Энно должна быть в стойлах, на палубе мне нужны такие, как Аэлло.