Страница:
Эти неожиданные паузы ставили под угрозу стабильность нашего собственного продвижения, однако постепенно мы научились двигаться не останавливаясь: пока никого не было, бежали изо всех сил, как только подошвы наших ног начинали посылать соответствующие сигналы, ныряли в ближайшую рытвину или вскарабкивались вверх по каменному желобу в стене, пережидая там очередное нашествие великанов. Постепенно мы настолько поднаторели, что могли угадать количество и направление приближающихся бегунов раньше, чем они оказывались в поле нашего зрения. Этот полезный навык помогал принимать решения еще до наступления опасного момента, что было очень кстати, поскольку угроза, внезапно выскочив из-за поворота, не оставила бы времени на раздумья.
Одолев таким образом что-то около двух миль, мы укрылись в небольшой расщелине в стене, где решили немного отдохнуть и выпить вина.
– Будь я проклят, – ворчал, тяжело переводя дух, Барнар, – если знаю наверняка… но, по-моему, мы прем… вниз по склону.
– …этот рваный ритм… я тоже не вполне уверен… но, пожалуй, согласен.
Некоторое время мы лежали, тяжело дыша. Мимо с грохотом проносились гиганты. Несколько глотков кислого вина огнем пробежали по нашим и без того разогретым жилам. Храбрость костром вспыхнула в наших душах.
– Ну и что, вернемся и попробуем другое направление?
– Почему нет? Знаешь, Барнар, если это худшее, с чем мы рискуем здесь встретиться, то, думается, нам оно по силам.
– Да и еще раз да! Смотри, вон идет Лизун. – Пританцовывая и поминутно кивая головой, как цирковой пони, он приближался к нам, смачивая слюной мох на участке стены вокруг нашего укрытия. Все, что от нас требовалось, это сидеть тихо так как вокруг входа в нашу пещерку никакого мха не было! Задрав голову на высоту бушприта океанского галеона, Лизун пронес над нами свой слюнявый поцелуй, а его ноги, точно две поддерживающие свод колонны, на мгновение замерли перед нами, будто вход в храм. Затем он протанцевал дальше.
– Подумать только, Ниффт! – проворчал Барнар. – С такими отпрысками, как этот, каковы же должны быть размеры самой Королевы?
Мы потрусили обратно, туда, откуда пришли.
– А что, если она окажется слишком большой и мы не сможем ни залезть на нее, ни подоить? – спросил я. – Что, если мы просто не сможем на нее вскарабкаться? Разве не… чудесно Снадобье для Полетов, если оно, конечно, в самом деле существует, вписывается в наш план? Умей мы летать, провернуть трюк с добыванием напитка гигантов было бы нам куда как по плечу.
– Представь себе, та же самая мысль и мне не давала покоя, Ниффт! Острогал, разумеется, имеет все основания врать, сколько ему заблагорассудится.
– Что ж… придется расспросить его с пристрастием, как только вернемся.
Резво петляя по полу гигантского коридора, мы с каждым шагом чувствовали себя в нем все более уверенно. Ощутив содрогания почвы под тяжестью необычайно крупных тел, мы оглянулись в поисках укрытия. Кварцевая жила ребром выступала из стены пещеры как раз перед нами.
– Полезли! – скомандовал я. Мы вскарабкались на верхушку выступа как раз вовремя: на том месте, где мы стояли совсем недавно, показался бойко напирающий Метельщик. Но не успели мы вздохнуть с облегчением, как с противоположной стороны ему навстречу скакнул титан Фуражир.
Мы еле удержались на своем насесте: это был первый Пожиратель таких размеров, которого нам довелось увидеть. Но мы все же не ослабили хватки, а, напротив, отчаянно цепляясь за шершавую каменную поверхность, полезли еще выше, чтобы избежать столкновения с этим гигантом. Одни только его челюсти размером были с половину Няньки! Поскольку Метельщик и не подумал сменить курс, Фуражиру пришлось приподняться на выпрямленных до предела ногах, и тот, слегка присев, прошмыгнул прямо под ним.
К несчастью, совершая этот маневр, Фуражир чуть заметно накренился в нашу сторону и шаркнул плечом по стене прямо под нами. Ударной волной нас сорвало с камня, и мы полетели вниз, прямо на его широченную спину, молотя руками и ногами по воздуху и отчаянно желая оказаться где угодно, но только не там, куда влекла нас неумолимая судьба.
XI
Оказавшись на спине Фуражира, мы первое время шатались и спотыкались от ужаса, нас заносило то вправо, то влево, в зависимости от того, с какого боку дружно, словно весла, вскидывались колени нашего скакуна. Вскоре мы обнаружили, что держать равновесие на этой равномерно колышущейся спине не сложнее, чем стоять на палубе большого корабля, карабкающегося с одной волны на другую. Я имею в виду по-настоящему большой корабль, хотя даже самый крупный галеон из всех, на которых мне доводилось плавать, был едва ли в половину нечаянно оседланного нами существа размером. Его вздутая брюшная часть круглилась за нами, точно корабельная корма, края которой мы не могли рассмотреть; гигантский бушприт челюстей маячил впереди, полускрытый громадной сферой головы. Испускающие голубоватое свечение стены проносились мимо, скорость нашего полета превращала заросли мха на них в подобие морской пены.
– Крась! – раздался крик Барнара, и смысл, вложенный им в это слово, привел меня в чувство. Мы кинулись к прядущим воздух ногам, я влево, Барнар вправо, и, подобравшись к ним так близко, как только могли осмелиться, принялись выплескивать в пустоту содержимое наших бутылочек с краской. Маленькие знамена пигмента взмывали в воздух, изгибались дугой и тут же разлетались на куски, разорванные скоростью. То же самое произошло бы и с нашими телами, случись нам спрыгнуть или как-нибудь соскользнуть вниз; по меньшей мере мы переломали бы себе ноги.
– Если у него попросят еды и он остановится, – крикнул я через плечо, – прыгай в ту же секунду!
– Думаешь, зоб у него полный? – последовал через удар сердца ответ Барнара. В круговерти покрытых ядовито-синими мхами стен, разлетающихся в стороны, точно морская пена, распоротая стремительным килем, вопрос повис, полный невысказанного смысла. Если зоб нашего Фуражира полон демонического урожая, значит, он возвращается с жатвы и, вполне возможно, следует туда же, куда лежит и наш путь: в Королевскую Камеру. С другой стороны, если зоб его пуст, то он вполне может направляться в подземный мир, чтобы его наполнить.
Какое-то время мы неслись вперед, точно во сне, балансируя на краю неопределенности: если другой работник попросит у нас пищи и зоб нашего скакуна окажется полным, следует ли нам прыгать? Разве не может случиться так, что он со своим приношением отправится прямо к Королеве?
Но вскоре стало совершенно ясно, что дорога идет под уклон.
– Вниз пошел! – выкрикнул Барнар, когда спуск неожиданно сделался еще круче. Ни один Пожиратель не задержал нас по пути и уже не задержит, это мы поняли. Собратья по Гнезду наверняка чуют, что наш скакун пуст.
Всеми силами старались мы отогнать ужасную мысль о том, в какое страшное место направляемся, иначе мышцы наши оцепенели бы и мы попросту свалились бы со своего скакуна. Сложные разветвления туннелей непредсказуемо пролетали мимо, и на каждом таком перекрестке мы лихорадочно выпускали в воздух столько краски, сколько могли успеть, чтобы не пропустить поворот, когда – если нам повезет! – будем пешком возвращаться назад. Так, вертясь на спине Фуражира, точно два дервиша, мы лихорадочно помечали путь яркой сияющей лентой, а наш скакун грохотал вниз, к основанию горы, не встретив на пути ни единого собрата.
Спуск был так долог, что мы не могли не поразиться невероятной протяженности Гнезда, и все же дорога неумолимо влекла нас к тому, против чего восставала каждая пора наших тел, и не прошло, казалось, и минуты, прежде чем я воскликнул:
– Какие могут быть сомнения? Видишь вон там, впереди? Свет краснеет?
– Да! – тоскующим голосом ответил Барнар, и я знал, что его, так же как и меня, сотрясает непобедимый приступ чистой ненависти, слизняки отвращения проползают вверх и вниз по спине.
– Полагаю, – продолжал я, тщетно пытаясь придать своему голосу побольше оптимизма, – вряд ли можно попасть туда под более надежной защитой, чем мы с тобой имеем в данный момент.
– Несомненно, – угрюмо прогудел он.
– О, взгляни же, друг мой! Мы приближаемся! Забей пару колышков, надо натянуть веревку, чтобы было за что держаться!
Ветвящиеся коридоры слились в одну мощную галерею, залитую светом, который с каждым шагом становился все краснее. Вот еще один Фуражир возник по левую сторону от нас, двое по правую… и вот мы уже мчимся в грохочущем потоке, превратившись в часть неудержимо рвущейся наружу армады скачущих титанов. Упав на колени, мы спешно заколачивали в неподатливый хитиновый панцирь колышки, которыми закрепляли концы шлангов во время откачки. Я отмотал часть висевшей у меня на поясе веревки, сделал петлю и натянул ее между вбитыми колышками, чтобы удобнее было держаться.
– Вон они! – вырвался тут у меня вопль. – Вон они, мерзкие адские врата!
Выходное отверстие Гнезда обрамляло рваный овал рубинового света. Земли за ним не было видно, так что нам, казалось, предстоял скачок в пустоту. Но пронеслось еще мгновение, и за разверстой пастью выхода открылся вид: подземная равнина, пронизанная прожилками кровавых рек. Однако в отличие от других мест, где нам довелось побывать, на ней царила странная тишина.
Мы упали на четвереньки и ухватились за веревку.
– Держись!
– Держусь!
Фуражиры вырвались из Гнезда и нырнули вниз, вдоль головокружительной стены подземного мира. Вцепившись в веревку, мы тряслись и подскакивали на неровной поверхности жесткой спины. Долина и каменный небесный свод над ней представали чередой бессвязных отрывков, разворачивая вокруг нас свое гнусное великолепие. Но пол и потолок безмерного подвала потрясли нас: мы не ожидали ничего подобного. Холмистая долина была почти обнажена.
– Пожиратели обглодали ее дочиста, словно кость! – воскликнул Барнар, но тут, взглянув наверх, мы оба буквально завопили от изумления.
– Клянусь Трещиной и всем, что из нее выползает! – взвизгнул я. – Ты только погляди! Что это такое на нас смотрит?
Ибо данная часть каменного небесного свода подземного мира была обитаема: оттуда таращился чудовищных размеров малиновый глаз, плотно укорененный в каменных костях земли и не сводящий с раскинувшейся под ним долины пристального взгляда. Его зрачок, рваный провал непроницаемой черноты, кое-где покрытый, словно сыпью, мелкими, едва видимыми звездочками, окружало пурпурное полушарие почти прозрачного белка, внутри которого извивались или лениво пульсировали перламутровые силуэты, отдаленно напоминающие облака. Но – и это было страшнее всего – око и в самом деле взирало, тяжко ворочаясь в каменной глазнице, задерживая взгляд то на одном объекте, то на другом. Окружавшее его веко покрывал чешуйчатый панцирь, плавно переходивший в камень. Из глаза беспрестанно текли потоки кроваво-красных слез, которые непонятно каким образом удерживались на адском потолке и стенах, а потом, спустившись в обнаженную долину, сливались в реки и катили по ней свои волны, точно оплакивая царящее там запустение.
И в самом деле, единственное, чего там было в достатке, так это Фуражиров. Уменьшенные расстоянием, неслись они вперед, растянувшись по равнине мощным фронтом. Когда наш скакун вырвался вместе с нами на равнину и корни скал, из которых мы появились, остались далеко позади, мы обернулись и увидели, что они изрыты летками Гнезд, подобных нашему, точно оспинами, и из каждого отверстия наружу текут непрестанным потоком существа, несущие смерть всему роду демонов.
Мы стали каплей в широкой набегающей волне Фуражиров-завоевателей, – возможно, местами жидковатой, но зато простирающейся от горизонта до горизонта. Снова поднявшись на ноги, мы некоторое время в немом изумлении оглядывали опустошенную долину.
– Это же настоящая пустыня! – выдохнул я.
– Как будто паучье гнездо, выметенное гигантской метлой.
– Разве не заслужили они, – я кивнул на нашего скакуна и его собратьев, полирующих долину в стремительном беге, – нашей благодарности? Даже любви? Только посмотри, что сделали они с этим царством нечисти! Какую чистку провернули!
Однако нельзя сказать, что демонической жизни вовсе не было. Почва адской долины, точно сшитое безумной рукодельницей лоскутное покрывало, пестрела клочками живой материи, фрагментами панцирей: влажные осклизлые участки уступали место упругим бугоркам пластинчатой чешуи, от которых несло, как от быка-титаноплода в период гона; их, в свою очередь, сменяли луга, густо, точно мехом, поросшие черными шипами. Однако весь этот громадный анатомический препарат, сколько хватало глаз, не подавал признаков движения. Тем не менее то и дело мы наблюдали, как другие Фуражиры периодически останавливались и вонзали челюсти в землю. Их поведение не послужило нам уроком, и, когда наш собственный скакун замер как вкопанный и принялся острыми челюстями рвать почву у себя под ногами – мы как раз проносились через участок студенисто поблескивающих черных камней, – Барнар и я, зазевавшись, как два олуха, по сторонам, полетели кувырком, словно кегли, сбитые точным ударом, и едва не перелетели через его голову. Тут он отхватил здоровенный кусок упирающегося, стонущего камня и резко поднялся на дыбы, а мы заплясали У него на спине, стараясь не потерять равновесие среди его титанических трудов.
Оторванная им часть камня оказалась живой. Вообще-то это была огромная губа – так мы заключили, увидев выглянувшие из-под нее челюсти, утыканные разнокалиберными клыками. Но челюсти не шевелились. Из черного провала меж ними гейзером вырвался столб гнилостного смрада и Ударил нам в нос. Наш Фуражир принялся осторожно, точно примериваясь, раздвигать челюсти закопавшегося в землю существа, отрывать фрагменты ощетинившейся клыками челюстной кости, вытягивать огромный трехконечный язык. Но, по-видимому, приступа аппетита все это у него не вызвало.
Он бросил язык, от которого воняло, как от китовой туши, пару недель пролежавшей на берегу, взвился на дыбы и поскакал дальше.
– Где-то неподалеку кишат живые демоны, – мрачно заметил Барнар, – раз он брезгует падалью.
Я, прищурившись, вглядывался в линию горизонта, когда раздался зычный окрик моего друга. У меня едва сердце не остановилось, до того неожиданно он прозвучал:
– Осторожно, Ниффт, смотри под ноги! Прыгай назад!
С перепугу я оступился, а потом было слишком поздно, ибо я почувствовал, как что-то студенистое и холодное скользнуло по моей сандалии и голой ноге над ней. Навозного цвета полусфера, по форме и размеру напоминающая джаркеладский боевой шлем, метнулась от меня прочь и почти сразу затерялась среди покрывавших спину Пожирателя пестрых пятен.
И тут мы словно прозрели: оказывается, вся покрытая морщинами и складками грудная клетка Фуражира прямо-таки кишела этими тварями; особенно много их было вокруг маслянисто поблескивающих суставов, при помощи которых коленчатые ноги Фуражира крепились к бронированному туловищу. Бегло осмотрев их, мы убедились, что это обыкновенные кожные паразиты, питающиеся сальными выделениями и чешуйками отслаивающегося хитина.
Впереди текла пурпурная река, широкий извилистый поток, окруженный ореолом голубоватого тумана там, где его волны пенились, прорываясь сквозь живые берега. Наш Фуражир, ни на миг не сбавляя шага, пронесся сквозь него и взлетел на гребень противоположного обрывистого берега, откуда мы увидели цель его путешествия – гигантский акрополь в копошащемся кольце осады.
Пейзаж рвался ввысь, навстречу укрепленной вершине, исполосовавшие землю рытвины и овраги сходились вокруг крепости, как затянутые узлом жилы. Мы неслись вдоль хребта, откуда хорошо просматривался весь фронт Фуражиров, частью которого мы являлись. Цепь тянулась от горизонта до горизонта под кровоточивым тоскующим взглядом здешнего циклопического солнца.
Форма крепости и ее окружение становились с каждым шагом яснее. Многоярусные стены вздымались на полмили в высоту, шириной в три лиги или больше. На бастионах, расположенных уступами один над другим, кипела отчаянная битва. Наконец мы смогли различить колышущуюся мантию Пожирателей, накинутую на крепостные стены, да вспышки огня и град метательных орудий, которые местами прорывали шевелящийся покров.
– Пригнись! – взвыл вдруг Барнар. Я упал ничком, удивленный, – мы еще и близко не подобрались к потасовке. Но тут на нас и в самом деле посыпались атакующие, молотя воздух жилистыми крыльями.
Пока мы вновь собрались с мыслями, поднялись на ноги и вытянули из ножен мечи, безобидная истина открылась перед нами во всей красе. Ибо эти крылатые создания, вся их хриплоголосая, издающая нестерпимое зловоние стая, не обращала на нас ровным счетом никакого внимания. Это были демоны-паразиты, кормящиеся вшами, которых мы совсем недавно в больших количествах обнаружили вокруг ножных суставов нашего скакуна.
У этих новых паразитов были большие кожистые крылья и маленькие сухопарые тела, размерами немного уступающие человеческим. Голову каждого украшал всего один глаз, зато ротовое отверстие состояло из трех ветвеобразных отростков, которыми они очень ловко хватали вшей; для той же цели предназначались и жиденькие нижние конечности, снабженные кривыми длинными когтями. Твари шустро обирали с тел Фуражиров свою добычу, с акробатической ловкостью балансируя меж их взбивающих воздух колен. Зажав пару-тройку вшей в когтях и зубах, то одна, то другая гарпия взмывала вверх, трепеща крыльями, вскрывала насекомых, точно громадные лоснящиеся арбузы, и жадно высасывала их бледную студенистую мякоть. Прямо между бедер, там, где У человеческого существа находится признак половой принадлежности, у гарпий помещалось второе ротовое отверстие, маленькое, узкогубое, которым они пользовались не для еды, но для общения, состоявшего из верещания и пронзительных чаячьих воплей.
– Довольно сообразительные гаденыши, а? – проворчал Барнар мне в ухо. Я кивнул.
Одинокие пятиугольные глаза, украшавшие голые маленькие черепа гарпий, глядели бойко и проницательно. У меня сложилось впечатление, что они хотя и прекрасно видят, но не интересуются нами. Зато мы изучали их со все возрастающим любопытством. Я как раз начал поигрывать свободным концом моей веревки, когда Барнар, склонившись ко мне, снова зашептал мне на ухо:
– А как ты думаешь, – сказал он, – не могли бы мы немного… поудить рыбку при помощи одной из них? – Гениальность предложенной другом идеи потрясла меня, ведь и я, признаться, только что подумал о том же самом. Петля на конце моей веревки была готова, и мы с Барнаром придвинулись друг к другу поближе, чтобы скрыть ее от глаз паразитов.
Бастионы нависли почти над самыми нашими головами. Смрад обугленной плоти и свежей крови бил в нос, предсмертные крики звенели в ушах. Мы различали извивающийся лес демонических конечностей, которым ощетинились крепостные стены. Каждая лапа, рука, щупальце – все тянулось к напирающим Пожирателям, норовя ухватить их за ноги.
Через считанные секунды мы окажемся в самой заварухе, а там не так-то просто будет удержать равновесие… Вдруг одна из гарпий неосторожно порхнула рядом с нами, взмывая вверх с добычей в когтях. Не раздумывая, одним легким движением запястья, раскинул я веревочную петлю прямо у нее на дороге. Голова перепончатокрылого паразитоеда немедленно оказалась в ней, мы сдернули его вниз и навалились на него совместным весом наших тел.
В тщедушном теле омерзительного птероида обитала непредсказуемая сила, но нам удалось поймать его крылья, которые он наполовину сложил с перепугу, и, пока мы удерживали их плотно притиснутыми, я одной рукой зажимал ротовое отверстие между ног у летуна. Пока мы связывали нашего пленника, его собратья, видя, что намерения у нас оказались не вполне безобидными, слегка отпрянули, соблюдая безопасное расстояние между собой и нами. Сделав это, все они как один вернулись к прерванному было увлекательному занятию: ловле вшей.
Я освободил нижнее ротовое отверстие плененной гарпии и наклонился к нему, собираясь заговорить, а Барнар с топором наготове замер над ее головой, готовый по первому знаку тревоги оттяпать верхний рот.
– Мы не знаем, как долго еще нам придется загорать на спине у этой твари, – начал я. – Но мы уже проголодались, и если ты не предложишь никакой приемлемой альтернативы, то, боюсь, нам придется съесть тебя.
– Нет! Нет! Не надо! – зашипел рот между морщинистых ляжек гарпии. Оказалось, этот демон мог пользоваться человеческой речью только в очень ограниченном голосовом диапазоне, состоявшем из надрывного шепота. – Я принесу вам еду повкуснее, небесную еду! Я принесу вам золото!
– Отлично! – ответил Барнар. – По правде говоря, несколько сотен мер золота или аналогичную сумму в драгоценных камнях (которые легче и потому даже предпочтительнее) мы сочтем вполне удовлетворительной альтернативой тебе в качестве обеда.
Вообще-то мы бы скорее умерли, чем согласились проглотить хоть кусок этого вонючего гиперпаразита, но пыл, с которым он воспринял нашу сделку, заставил нас поверить в то, что ему это невдомек.
Крепостные стены приближались: мы уже видели, как покрытые колючками и присосками щупальца демонов закручиваются вокруг ног передних нападающих и ломают им хребты. Однако поверженные Фуражиры и уходя в смерть не переставали служить родному Гнезду: их тела стали гатью над копошащейся трясиной демонов, по которой их собратья шагали дальше. Еще мгновение, и хаос поглотит нас…
И все же именно в тот рискованный миг, не сводя глаз с гарпии, трепещущей в наложенных на нее путах, я испытал то, чему нет иного названия, кроме как перерождение духа. Вот лежит гарпия, покорный крылатый агент нашего обогащения, а вокруг простирается подземный мир, который, каждым своим вздохом порождая ужас и боль, равным образом извергает и богатство. Головокружительное изобилие золота и драгоценных камней, чистая, беспримесная нажива растекается водоемами и громоздится в сундуках, сообщая разлагающий аромат самому воздуху вокруг. Демоны потеют золотом, золото – их дерьмо и блевотина, и потому оно кучами валяется повсюду. Неудивительно, что похотливая жажда обогащения огнем начала жечь мое нутро.
И все же не одно только стремление к наживе сжигало меня; к нему примешивалось ощущение чуда. Преодолевая откосы бастионов верхом на невиданном скакуне, с плененной гарпией, лежащей у наших ног, я знал, что мы стоим на гребне высочайшей волны удачи, которую нам суждено увидеть в жизни. Я испытывал космический экстаз. Настал наш Час, то заветное мгновение, когда вся вселенная окружит нас своей любовью и нежной заботой. Отныне судьба сама будет на каждом шагу – наконец-то! – прямо-таки навязывать нам богатство.
– Взгляните вон туда! – прошипел наш отчаявшийся пленник. – Туда, куда мы сейчас поднимемся, я знаю это место! Я найду для вас много ценного!
Огромными скачками, от которых мутилось в голове, продвигались мы вперед по спинам злосчастных Фуражиров, увязших в переплетении демонических конечностей. Ноги Пожирателей, вокруг которых мертвой хваткой сомкнулись торчащие из общей неразберихи огромные лапы и щупальца, дымились и крошились прямо на глазах; конечности нашего скакуна, хотя он и вырывал их из назойливых объятий вполне успешно, сплошь покрывали курящиеся рубцы.
– Пригнись! – раздался зычный рев Барнара. Клочья зеленого пламени, хлопая на ветру, точно птичьи крылья, спикировали на нас с укреплений, булыжники со свистом вспороли рубиновую мглу. Шел дождь из холодного оружия: дротики, стрелы, легкие копья, гудя, обтекали нас и соскальзывали дальше вниз, а кругом на миллион разных голосов всхлипывала, завывала и ревела ведьма Войны, устроив настоящий пожар звуков, в котором сгорели все наши мысли.
Но разве в этом кипящем котле опасных случайностей, в урагане на бреющем полете проносящегося рока и жалящих стрел смерти изменил я хотя бы на мгновение моей радости? Нет, нет и еще раз нет! Я знал, что пришло мое время. Фортуна принадлежала мне, и ничто дурное не могло меня коснуться. Со мной была сила, и мои неукрощенные желания, расправив дерзкие крыла, свободно носились над сияющими пиками заветных мечтаний, – теперь все это принадлежало мне! Нет, я не мог умереть!
Наш Фуражир достиг тем временем вершины бастиона, где гигантский жабообразный демон, до пояса замурованный в камень, борцовскими приемами крушил челюсти и ноги нападающих. Здесь и там мы видели, как подгибаются конечности Фуражиров и как сами они спотыкаются и падают с проломленными черепами. Однако и нападающие не дремали: своими мощными челюстями они превращали бородавчатых демонов в мелкое зеленое крошево. Щупальце обвилось вокруг левой передней ноги нашего скакуна. Он вздрогнул и забился, а мы подскакивали на его спине, точно во время землетрясения. Едкий дым заструился из-под щупальца. Нога хрустнула и отвалилась, а мы скакнули через стену.
Все кончилось. Мы прорвались. Наш скакун плавно несся вниз, навстречу широкой, опоясанной крепостной стеной долине, кишащей разнообразными породами демонов, и ритм его шагов, кажется, нисколько не изменился из-за потери одной конечности.
Одолев таким образом что-то около двух миль, мы укрылись в небольшой расщелине в стене, где решили немного отдохнуть и выпить вина.
– Будь я проклят, – ворчал, тяжело переводя дух, Барнар, – если знаю наверняка… но, по-моему, мы прем… вниз по склону.
– …этот рваный ритм… я тоже не вполне уверен… но, пожалуй, согласен.
Некоторое время мы лежали, тяжело дыша. Мимо с грохотом проносились гиганты. Несколько глотков кислого вина огнем пробежали по нашим и без того разогретым жилам. Храбрость костром вспыхнула в наших душах.
– Ну и что, вернемся и попробуем другое направление?
– Почему нет? Знаешь, Барнар, если это худшее, с чем мы рискуем здесь встретиться, то, думается, нам оно по силам.
– Да и еще раз да! Смотри, вон идет Лизун. – Пританцовывая и поминутно кивая головой, как цирковой пони, он приближался к нам, смачивая слюной мох на участке стены вокруг нашего укрытия. Все, что от нас требовалось, это сидеть тихо так как вокруг входа в нашу пещерку никакого мха не было! Задрав голову на высоту бушприта океанского галеона, Лизун пронес над нами свой слюнявый поцелуй, а его ноги, точно две поддерживающие свод колонны, на мгновение замерли перед нами, будто вход в храм. Затем он протанцевал дальше.
– Подумать только, Ниффт! – проворчал Барнар. – С такими отпрысками, как этот, каковы же должны быть размеры самой Королевы?
Мы потрусили обратно, туда, откуда пришли.
– А что, если она окажется слишком большой и мы не сможем ни залезть на нее, ни подоить? – спросил я. – Что, если мы просто не сможем на нее вскарабкаться? Разве не… чудесно Снадобье для Полетов, если оно, конечно, в самом деле существует, вписывается в наш план? Умей мы летать, провернуть трюк с добыванием напитка гигантов было бы нам куда как по плечу.
– Представь себе, та же самая мысль и мне не давала покоя, Ниффт! Острогал, разумеется, имеет все основания врать, сколько ему заблагорассудится.
– Что ж… придется расспросить его с пристрастием, как только вернемся.
Резво петляя по полу гигантского коридора, мы с каждым шагом чувствовали себя в нем все более уверенно. Ощутив содрогания почвы под тяжестью необычайно крупных тел, мы оглянулись в поисках укрытия. Кварцевая жила ребром выступала из стены пещеры как раз перед нами.
– Полезли! – скомандовал я. Мы вскарабкались на верхушку выступа как раз вовремя: на том месте, где мы стояли совсем недавно, показался бойко напирающий Метельщик. Но не успели мы вздохнуть с облегчением, как с противоположной стороны ему навстречу скакнул титан Фуражир.
Мы еле удержались на своем насесте: это был первый Пожиратель таких размеров, которого нам довелось увидеть. Но мы все же не ослабили хватки, а, напротив, отчаянно цепляясь за шершавую каменную поверхность, полезли еще выше, чтобы избежать столкновения с этим гигантом. Одни только его челюсти размером были с половину Няньки! Поскольку Метельщик и не подумал сменить курс, Фуражиру пришлось приподняться на выпрямленных до предела ногах, и тот, слегка присев, прошмыгнул прямо под ним.
К несчастью, совершая этот маневр, Фуражир чуть заметно накренился в нашу сторону и шаркнул плечом по стене прямо под нами. Ударной волной нас сорвало с камня, и мы полетели вниз, прямо на его широченную спину, молотя руками и ногами по воздуху и отчаянно желая оказаться где угодно, но только не там, куда влекла нас неумолимая судьба.
XI
Седлайте коня мне, помчуся туда,
Где адских кубышек встает череда!
Скор мой скакун, и копыта гремят
Сквозь златом извечно потеющий ад!
Оказавшись на спине Фуражира, мы первое время шатались и спотыкались от ужаса, нас заносило то вправо, то влево, в зависимости от того, с какого боку дружно, словно весла, вскидывались колени нашего скакуна. Вскоре мы обнаружили, что держать равновесие на этой равномерно колышущейся спине не сложнее, чем стоять на палубе большого корабля, карабкающегося с одной волны на другую. Я имею в виду по-настоящему большой корабль, хотя даже самый крупный галеон из всех, на которых мне доводилось плавать, был едва ли в половину нечаянно оседланного нами существа размером. Его вздутая брюшная часть круглилась за нами, точно корабельная корма, края которой мы не могли рассмотреть; гигантский бушприт челюстей маячил впереди, полускрытый громадной сферой головы. Испускающие голубоватое свечение стены проносились мимо, скорость нашего полета превращала заросли мха на них в подобие морской пены.
– Крась! – раздался крик Барнара, и смысл, вложенный им в это слово, привел меня в чувство. Мы кинулись к прядущим воздух ногам, я влево, Барнар вправо, и, подобравшись к ним так близко, как только могли осмелиться, принялись выплескивать в пустоту содержимое наших бутылочек с краской. Маленькие знамена пигмента взмывали в воздух, изгибались дугой и тут же разлетались на куски, разорванные скоростью. То же самое произошло бы и с нашими телами, случись нам спрыгнуть или как-нибудь соскользнуть вниз; по меньшей мере мы переломали бы себе ноги.
– Если у него попросят еды и он остановится, – крикнул я через плечо, – прыгай в ту же секунду!
– Думаешь, зоб у него полный? – последовал через удар сердца ответ Барнара. В круговерти покрытых ядовито-синими мхами стен, разлетающихся в стороны, точно морская пена, распоротая стремительным килем, вопрос повис, полный невысказанного смысла. Если зоб нашего Фуражира полон демонического урожая, значит, он возвращается с жатвы и, вполне возможно, следует туда же, куда лежит и наш путь: в Королевскую Камеру. С другой стороны, если зоб его пуст, то он вполне может направляться в подземный мир, чтобы его наполнить.
Какое-то время мы неслись вперед, точно во сне, балансируя на краю неопределенности: если другой работник попросит у нас пищи и зоб нашего скакуна окажется полным, следует ли нам прыгать? Разве не может случиться так, что он со своим приношением отправится прямо к Королеве?
Но вскоре стало совершенно ясно, что дорога идет под уклон.
– Вниз пошел! – выкрикнул Барнар, когда спуск неожиданно сделался еще круче. Ни один Пожиратель не задержал нас по пути и уже не задержит, это мы поняли. Собратья по Гнезду наверняка чуют, что наш скакун пуст.
Всеми силами старались мы отогнать ужасную мысль о том, в какое страшное место направляемся, иначе мышцы наши оцепенели бы и мы попросту свалились бы со своего скакуна. Сложные разветвления туннелей непредсказуемо пролетали мимо, и на каждом таком перекрестке мы лихорадочно выпускали в воздух столько краски, сколько могли успеть, чтобы не пропустить поворот, когда – если нам повезет! – будем пешком возвращаться назад. Так, вертясь на спине Фуражира, точно два дервиша, мы лихорадочно помечали путь яркой сияющей лентой, а наш скакун грохотал вниз, к основанию горы, не встретив на пути ни единого собрата.
Спуск был так долог, что мы не могли не поразиться невероятной протяженности Гнезда, и все же дорога неумолимо влекла нас к тому, против чего восставала каждая пора наших тел, и не прошло, казалось, и минуты, прежде чем я воскликнул:
– Какие могут быть сомнения? Видишь вон там, впереди? Свет краснеет?
– Да! – тоскующим голосом ответил Барнар, и я знал, что его, так же как и меня, сотрясает непобедимый приступ чистой ненависти, слизняки отвращения проползают вверх и вниз по спине.
– Полагаю, – продолжал я, тщетно пытаясь придать своему голосу побольше оптимизма, – вряд ли можно попасть туда под более надежной защитой, чем мы с тобой имеем в данный момент.
– Несомненно, – угрюмо прогудел он.
– О, взгляни же, друг мой! Мы приближаемся! Забей пару колышков, надо натянуть веревку, чтобы было за что держаться!
Ветвящиеся коридоры слились в одну мощную галерею, залитую светом, который с каждым шагом становился все краснее. Вот еще один Фуражир возник по левую сторону от нас, двое по правую… и вот мы уже мчимся в грохочущем потоке, превратившись в часть неудержимо рвущейся наружу армады скачущих титанов. Упав на колени, мы спешно заколачивали в неподатливый хитиновый панцирь колышки, которыми закрепляли концы шлангов во время откачки. Я отмотал часть висевшей у меня на поясе веревки, сделал петлю и натянул ее между вбитыми колышками, чтобы удобнее было держаться.
– Вон они! – вырвался тут у меня вопль. – Вон они, мерзкие адские врата!
Выходное отверстие Гнезда обрамляло рваный овал рубинового света. Земли за ним не было видно, так что нам, казалось, предстоял скачок в пустоту. Но пронеслось еще мгновение, и за разверстой пастью выхода открылся вид: подземная равнина, пронизанная прожилками кровавых рек. Однако в отличие от других мест, где нам довелось побывать, на ней царила странная тишина.
Мы упали на четвереньки и ухватились за веревку.
– Держись!
– Держусь!
Фуражиры вырвались из Гнезда и нырнули вниз, вдоль головокружительной стены подземного мира. Вцепившись в веревку, мы тряслись и подскакивали на неровной поверхности жесткой спины. Долина и каменный небесный свод над ней представали чередой бессвязных отрывков, разворачивая вокруг нас свое гнусное великолепие. Но пол и потолок безмерного подвала потрясли нас: мы не ожидали ничего подобного. Холмистая долина была почти обнажена.
– Пожиратели обглодали ее дочиста, словно кость! – воскликнул Барнар, но тут, взглянув наверх, мы оба буквально завопили от изумления.
– Клянусь Трещиной и всем, что из нее выползает! – взвизгнул я. – Ты только погляди! Что это такое на нас смотрит?
Ибо данная часть каменного небесного свода подземного мира была обитаема: оттуда таращился чудовищных размеров малиновый глаз, плотно укорененный в каменных костях земли и не сводящий с раскинувшейся под ним долины пристального взгляда. Его зрачок, рваный провал непроницаемой черноты, кое-где покрытый, словно сыпью, мелкими, едва видимыми звездочками, окружало пурпурное полушарие почти прозрачного белка, внутри которого извивались или лениво пульсировали перламутровые силуэты, отдаленно напоминающие облака. Но – и это было страшнее всего – око и в самом деле взирало, тяжко ворочаясь в каменной глазнице, задерживая взгляд то на одном объекте, то на другом. Окружавшее его веко покрывал чешуйчатый панцирь, плавно переходивший в камень. Из глаза беспрестанно текли потоки кроваво-красных слез, которые непонятно каким образом удерживались на адском потолке и стенах, а потом, спустившись в обнаженную долину, сливались в реки и катили по ней свои волны, точно оплакивая царящее там запустение.
И в самом деле, единственное, чего там было в достатке, так это Фуражиров. Уменьшенные расстоянием, неслись они вперед, растянувшись по равнине мощным фронтом. Когда наш скакун вырвался вместе с нами на равнину и корни скал, из которых мы появились, остались далеко позади, мы обернулись и увидели, что они изрыты летками Гнезд, подобных нашему, точно оспинами, и из каждого отверстия наружу текут непрестанным потоком существа, несущие смерть всему роду демонов.
Мы стали каплей в широкой набегающей волне Фуражиров-завоевателей, – возможно, местами жидковатой, но зато простирающейся от горизонта до горизонта. Снова поднявшись на ноги, мы некоторое время в немом изумлении оглядывали опустошенную долину.
– Это же настоящая пустыня! – выдохнул я.
– Как будто паучье гнездо, выметенное гигантской метлой.
– Разве не заслужили они, – я кивнул на нашего скакуна и его собратьев, полирующих долину в стремительном беге, – нашей благодарности? Даже любви? Только посмотри, что сделали они с этим царством нечисти! Какую чистку провернули!
Однако нельзя сказать, что демонической жизни вовсе не было. Почва адской долины, точно сшитое безумной рукодельницей лоскутное покрывало, пестрела клочками живой материи, фрагментами панцирей: влажные осклизлые участки уступали место упругим бугоркам пластинчатой чешуи, от которых несло, как от быка-титаноплода в период гона; их, в свою очередь, сменяли луга, густо, точно мехом, поросшие черными шипами. Однако весь этот громадный анатомический препарат, сколько хватало глаз, не подавал признаков движения. Тем не менее то и дело мы наблюдали, как другие Фуражиры периодически останавливались и вонзали челюсти в землю. Их поведение не послужило нам уроком, и, когда наш собственный скакун замер как вкопанный и принялся острыми челюстями рвать почву у себя под ногами – мы как раз проносились через участок студенисто поблескивающих черных камней, – Барнар и я, зазевавшись, как два олуха, по сторонам, полетели кувырком, словно кегли, сбитые точным ударом, и едва не перелетели через его голову. Тут он отхватил здоровенный кусок упирающегося, стонущего камня и резко поднялся на дыбы, а мы заплясали У него на спине, стараясь не потерять равновесие среди его титанических трудов.
Оторванная им часть камня оказалась живой. Вообще-то это была огромная губа – так мы заключили, увидев выглянувшие из-под нее челюсти, утыканные разнокалиберными клыками. Но челюсти не шевелились. Из черного провала меж ними гейзером вырвался столб гнилостного смрада и Ударил нам в нос. Наш Фуражир принялся осторожно, точно примериваясь, раздвигать челюсти закопавшегося в землю существа, отрывать фрагменты ощетинившейся клыками челюстной кости, вытягивать огромный трехконечный язык. Но, по-видимому, приступа аппетита все это у него не вызвало.
Он бросил язык, от которого воняло, как от китовой туши, пару недель пролежавшей на берегу, взвился на дыбы и поскакал дальше.
– Где-то неподалеку кишат живые демоны, – мрачно заметил Барнар, – раз он брезгует падалью.
Я, прищурившись, вглядывался в линию горизонта, когда раздался зычный окрик моего друга. У меня едва сердце не остановилось, до того неожиданно он прозвучал:
– Осторожно, Ниффт, смотри под ноги! Прыгай назад!
С перепугу я оступился, а потом было слишком поздно, ибо я почувствовал, как что-то студенистое и холодное скользнуло по моей сандалии и голой ноге над ней. Навозного цвета полусфера, по форме и размеру напоминающая джаркеладский боевой шлем, метнулась от меня прочь и почти сразу затерялась среди покрывавших спину Пожирателя пестрых пятен.
И тут мы словно прозрели: оказывается, вся покрытая морщинами и складками грудная клетка Фуражира прямо-таки кишела этими тварями; особенно много их было вокруг маслянисто поблескивающих суставов, при помощи которых коленчатые ноги Фуражира крепились к бронированному туловищу. Бегло осмотрев их, мы убедились, что это обыкновенные кожные паразиты, питающиеся сальными выделениями и чешуйками отслаивающегося хитина.
Впереди текла пурпурная река, широкий извилистый поток, окруженный ореолом голубоватого тумана там, где его волны пенились, прорываясь сквозь живые берега. Наш Фуражир, ни на миг не сбавляя шага, пронесся сквозь него и взлетел на гребень противоположного обрывистого берега, откуда мы увидели цель его путешествия – гигантский акрополь в копошащемся кольце осады.
Пейзаж рвался ввысь, навстречу укрепленной вершине, исполосовавшие землю рытвины и овраги сходились вокруг крепости, как затянутые узлом жилы. Мы неслись вдоль хребта, откуда хорошо просматривался весь фронт Фуражиров, частью которого мы являлись. Цепь тянулась от горизонта до горизонта под кровоточивым тоскующим взглядом здешнего циклопического солнца.
Форма крепости и ее окружение становились с каждым шагом яснее. Многоярусные стены вздымались на полмили в высоту, шириной в три лиги или больше. На бастионах, расположенных уступами один над другим, кипела отчаянная битва. Наконец мы смогли различить колышущуюся мантию Пожирателей, накинутую на крепостные стены, да вспышки огня и град метательных орудий, которые местами прорывали шевелящийся покров.
– Пригнись! – взвыл вдруг Барнар. Я упал ничком, удивленный, – мы еще и близко не подобрались к потасовке. Но тут на нас и в самом деле посыпались атакующие, молотя воздух жилистыми крыльями.
Пока мы вновь собрались с мыслями, поднялись на ноги и вытянули из ножен мечи, безобидная истина открылась перед нами во всей красе. Ибо эти крылатые создания, вся их хриплоголосая, издающая нестерпимое зловоние стая, не обращала на нас ровным счетом никакого внимания. Это были демоны-паразиты, кормящиеся вшами, которых мы совсем недавно в больших количествах обнаружили вокруг ножных суставов нашего скакуна.
У этих новых паразитов были большие кожистые крылья и маленькие сухопарые тела, размерами немного уступающие человеческим. Голову каждого украшал всего один глаз, зато ротовое отверстие состояло из трех ветвеобразных отростков, которыми они очень ловко хватали вшей; для той же цели предназначались и жиденькие нижние конечности, снабженные кривыми длинными когтями. Твари шустро обирали с тел Фуражиров свою добычу, с акробатической ловкостью балансируя меж их взбивающих воздух колен. Зажав пару-тройку вшей в когтях и зубах, то одна, то другая гарпия взмывала вверх, трепеща крыльями, вскрывала насекомых, точно громадные лоснящиеся арбузы, и жадно высасывала их бледную студенистую мякоть. Прямо между бедер, там, где У человеческого существа находится признак половой принадлежности, у гарпий помещалось второе ротовое отверстие, маленькое, узкогубое, которым они пользовались не для еды, но для общения, состоявшего из верещания и пронзительных чаячьих воплей.
– Довольно сообразительные гаденыши, а? – проворчал Барнар мне в ухо. Я кивнул.
Одинокие пятиугольные глаза, украшавшие голые маленькие черепа гарпий, глядели бойко и проницательно. У меня сложилось впечатление, что они хотя и прекрасно видят, но не интересуются нами. Зато мы изучали их со все возрастающим любопытством. Я как раз начал поигрывать свободным концом моей веревки, когда Барнар, склонившись ко мне, снова зашептал мне на ухо:
– А как ты думаешь, – сказал он, – не могли бы мы немного… поудить рыбку при помощи одной из них? – Гениальность предложенной другом идеи потрясла меня, ведь и я, признаться, только что подумал о том же самом. Петля на конце моей веревки была готова, и мы с Барнаром придвинулись друг к другу поближе, чтобы скрыть ее от глаз паразитов.
Бастионы нависли почти над самыми нашими головами. Смрад обугленной плоти и свежей крови бил в нос, предсмертные крики звенели в ушах. Мы различали извивающийся лес демонических конечностей, которым ощетинились крепостные стены. Каждая лапа, рука, щупальце – все тянулось к напирающим Пожирателям, норовя ухватить их за ноги.
Через считанные секунды мы окажемся в самой заварухе, а там не так-то просто будет удержать равновесие… Вдруг одна из гарпий неосторожно порхнула рядом с нами, взмывая вверх с добычей в когтях. Не раздумывая, одним легким движением запястья, раскинул я веревочную петлю прямо у нее на дороге. Голова перепончатокрылого паразитоеда немедленно оказалась в ней, мы сдернули его вниз и навалились на него совместным весом наших тел.
В тщедушном теле омерзительного птероида обитала непредсказуемая сила, но нам удалось поймать его крылья, которые он наполовину сложил с перепугу, и, пока мы удерживали их плотно притиснутыми, я одной рукой зажимал ротовое отверстие между ног у летуна. Пока мы связывали нашего пленника, его собратья, видя, что намерения у нас оказались не вполне безобидными, слегка отпрянули, соблюдая безопасное расстояние между собой и нами. Сделав это, все они как один вернулись к прерванному было увлекательному занятию: ловле вшей.
Я освободил нижнее ротовое отверстие плененной гарпии и наклонился к нему, собираясь заговорить, а Барнар с топором наготове замер над ее головой, готовый по первому знаку тревоги оттяпать верхний рот.
– Мы не знаем, как долго еще нам придется загорать на спине у этой твари, – начал я. – Но мы уже проголодались, и если ты не предложишь никакой приемлемой альтернативы, то, боюсь, нам придется съесть тебя.
– Нет! Нет! Не надо! – зашипел рот между морщинистых ляжек гарпии. Оказалось, этот демон мог пользоваться человеческой речью только в очень ограниченном голосовом диапазоне, состоявшем из надрывного шепота. – Я принесу вам еду повкуснее, небесную еду! Я принесу вам золото!
– Отлично! – ответил Барнар. – По правде говоря, несколько сотен мер золота или аналогичную сумму в драгоценных камнях (которые легче и потому даже предпочтительнее) мы сочтем вполне удовлетворительной альтернативой тебе в качестве обеда.
Вообще-то мы бы скорее умерли, чем согласились проглотить хоть кусок этого вонючего гиперпаразита, но пыл, с которым он воспринял нашу сделку, заставил нас поверить в то, что ему это невдомек.
Крепостные стены приближались: мы уже видели, как покрытые колючками и присосками щупальца демонов закручиваются вокруг ног передних нападающих и ломают им хребты. Однако поверженные Фуражиры и уходя в смерть не переставали служить родному Гнезду: их тела стали гатью над копошащейся трясиной демонов, по которой их собратья шагали дальше. Еще мгновение, и хаос поглотит нас…
И все же именно в тот рискованный миг, не сводя глаз с гарпии, трепещущей в наложенных на нее путах, я испытал то, чему нет иного названия, кроме как перерождение духа. Вот лежит гарпия, покорный крылатый агент нашего обогащения, а вокруг простирается подземный мир, который, каждым своим вздохом порождая ужас и боль, равным образом извергает и богатство. Головокружительное изобилие золота и драгоценных камней, чистая, беспримесная нажива растекается водоемами и громоздится в сундуках, сообщая разлагающий аромат самому воздуху вокруг. Демоны потеют золотом, золото – их дерьмо и блевотина, и потому оно кучами валяется повсюду. Неудивительно, что похотливая жажда обогащения огнем начала жечь мое нутро.
И все же не одно только стремление к наживе сжигало меня; к нему примешивалось ощущение чуда. Преодолевая откосы бастионов верхом на невиданном скакуне, с плененной гарпией, лежащей у наших ног, я знал, что мы стоим на гребне высочайшей волны удачи, которую нам суждено увидеть в жизни. Я испытывал космический экстаз. Настал наш Час, то заветное мгновение, когда вся вселенная окружит нас своей любовью и нежной заботой. Отныне судьба сама будет на каждом шагу – наконец-то! – прямо-таки навязывать нам богатство.
– Взгляните вон туда! – прошипел наш отчаявшийся пленник. – Туда, куда мы сейчас поднимемся, я знаю это место! Я найду для вас много ценного!
Огромными скачками, от которых мутилось в голове, продвигались мы вперед по спинам злосчастных Фуражиров, увязших в переплетении демонических конечностей. Ноги Пожирателей, вокруг которых мертвой хваткой сомкнулись торчащие из общей неразберихи огромные лапы и щупальца, дымились и крошились прямо на глазах; конечности нашего скакуна, хотя он и вырывал их из назойливых объятий вполне успешно, сплошь покрывали курящиеся рубцы.
– Пригнись! – раздался зычный рев Барнара. Клочья зеленого пламени, хлопая на ветру, точно птичьи крылья, спикировали на нас с укреплений, булыжники со свистом вспороли рубиновую мглу. Шел дождь из холодного оружия: дротики, стрелы, легкие копья, гудя, обтекали нас и соскальзывали дальше вниз, а кругом на миллион разных голосов всхлипывала, завывала и ревела ведьма Войны, устроив настоящий пожар звуков, в котором сгорели все наши мысли.
Но разве в этом кипящем котле опасных случайностей, в урагане на бреющем полете проносящегося рока и жалящих стрел смерти изменил я хотя бы на мгновение моей радости? Нет, нет и еще раз нет! Я знал, что пришло мое время. Фортуна принадлежала мне, и ничто дурное не могло меня коснуться. Со мной была сила, и мои неукрощенные желания, расправив дерзкие крыла, свободно носились над сияющими пиками заветных мечтаний, – теперь все это принадлежало мне! Нет, я не мог умереть!
Наш Фуражир достиг тем временем вершины бастиона, где гигантский жабообразный демон, до пояса замурованный в камень, борцовскими приемами крушил челюсти и ноги нападающих. Здесь и там мы видели, как подгибаются конечности Фуражиров и как сами они спотыкаются и падают с проломленными черепами. Однако и нападающие не дремали: своими мощными челюстями они превращали бородавчатых демонов в мелкое зеленое крошево. Щупальце обвилось вокруг левой передней ноги нашего скакуна. Он вздрогнул и забился, а мы подскакивали на его спине, точно во время землетрясения. Едкий дым заструился из-под щупальца. Нога хрустнула и отвалилась, а мы скакнули через стену.
Все кончилось. Мы прорвались. Наш скакун плавно несся вниз, навстречу широкой, опоясанной крепостной стеной долине, кишащей разнообразными породами демонов, и ритм его шагов, кажется, нисколько не изменился из-за потери одной конечности.