Страница:
– Какая нежность, – восхитился я в свою очередь. Приступая к трапезе, гиганты вставали на дыбы, упирались передними ногами в Королевский бок и так, замерев в неподвижности, точно статуи, бережно-бережно пили.
– Ага, взгляни сюда, Ниффт. Взгляни, дружище. Одни Фуражиры, не так ли?
Он имел в виду скопление пор, к которому приближался наш скакун. Одни Фуражиры кормились возле них, впитывая, возможно, эмульсию, предназначенную только и исключительно для них.
Мы предусмотрительно прикрепили наши рассованные по сетчатым мешкам сокровища колышками к панцирю своего скакуна. Он поднялся на дыбы, его спина превратилась в крутой и скользкий холм. Побарахтавшись немного, мы снова обрели равновесие, а его сомкнутые челюсти тем временем окунулись в густой липкий секрет, по консистенции похожий на белый мед, который, как нам хорошо было видно с нашего наблюдательного пункта, истекал из пор.
– А теперь, демон, слушай внимательно! – рявкнул Барнар и сам на мгновение замер ошеломленный. Мы оба были поражены тем, как странно и неуместно прозвучал в хтоническом царстве Королевы Гор человеческий голос. До восклицания Барнара нам и в голову не приходило, что нас окружает тишина: вокруг все время раздавалось цоканье когтей о пол, шелест марширующих суставчатых ног, влажный шепот кормления, медленные торжественные удары величественного Королевского сердца. Все это не казалось тишиной, пока обыкновенный человеческий голос не прозвенел столь пронзительно и чуждо в безмолвной кузнице гигантов. Мы вслушивались в его эхо, по-прежнему висевшее в необъятной пустоте, – отчетливое, пугающее, печальное. Так мог бы звучать голос призрака. Да мы и были призраками, о существовании которых и не подозревали эти титаны; вечно жаждущие духи, преследующие их.
– Давай быстрее, – буркнул я гарпии. Мы уже пересыпали камни из амфор в сетки. К кожаным кувшинчикам мы прикрепили длинные веревки, концы которых я вложил в замысловатые ротовые отверстия гарпии. – Ноги мы не развяжем, – предупредил я пленницу. – Ты и одними челюстями легко управишься с этими веревками. Подтягивай кувшины туда, откуда стекает эмульсия; только погрузи в нее края, и сразу наберешь полную посудину. Постарайся наполнить их с двух попыток. И помни о близости свободы! Сделай как следует то, о чем мы просим, и можешь убираться на все четыре стороны. Давай поднимайся и вперед.
Гарпия все покорно выслушала, но взлетать не торопилась. По-видимому, ее сотрясал гнев.
– Безжалостные господа, – прошипела она, – я повинуюсь! Повинуюсь! Но это жестоко! Разве вы не видите опасности…
– Гарпия, – ответил я, вежливо беря демона за глотку, – будь у нас крылья, мы бы рискнули встретиться с ней и сами. Но, поскольку их у нас нет, тебе придется рискнуть за нас или умереть на месте.
Гарпия взлетела, хватаясь за воздух зловонными крыльями, точно большими жилистыми руками. Все выше и выше карабкалась она, а кувшины свисали на веревочках у нее изо рта. Когда она поднялась на высоту примерно в четыре сажени, мы натянули поводок. Демон принялся дергать за веревку, жестами умоляя дать ему больше свободы, но нам не хотелось отпускать конец длиннее, чем мы были в состоянии контролировать, так как мы боялись, что он каким-нибудь образом вывернется и удерет.
Демон завис на месте, приглядываясь к поре, из которой все еще кормился наш скакун.
– О нет! – возопил Барнар. – Мы же его не покрасили!
Нас точно громом ударило. Гарпия висела, хлопая крыльями, здоровая и безобразная, прямо перед отливающими синевой полушариями глаз кормящегося Фуражира. Открытие настолько поразило нас, что мы стояли, опустив руки, точно два идиота, и глазели, как двое праздных зевак.
Но ничего не случилось. Фуражир продолжал поглощать свой нектар, нисколько не обеспокоенный.
Гарпия осторожно спустилась пониже и стала пристраивать болтавшийся на веревке кувшин к поре. Потом опустилась еще и начала окунать края посудины в сок; мгновение спустя ей удалось полностью утопить края в густой молочной струе.
Теперь гарпии нужно было протянуть кувшин прямо через струю, для чего ей пришлось еще напряженнее поработать крыльями. Чтобы удержаться в воздухе под тем именно углом, которого требовало это действие, демону пришлось спуститься еще ниже и зависнуть в неполных двух саженях от брюха Королевы. Паря на этой высоте, он легкими подергиваниями погружал горловину кувшина в сок.
Вдруг на брюхе возникло какое-то шевеление, и что-то громадное и черное, как ночь, взметнулось в воздух. Лохматый кусок тьмы сжал гарпию в своих щетинистых объятиях и утянул за собой вниз.
Пока монстр – наверняка какой-нибудь эктопаразит, – громко чавкая, закусывал нашим злосчастным слугой поневоле, мы все пытались его разглядеть, но так и не смогли: пестрая окраска Королевского бока надежно скрывала его от наших глаз. Все, что мы увидели, это колючую щетину, наподобие той, что покрывала бока Сосущей Звезды, да толстые, как древесные стволы, щупальца. Гарпия еще раз издала пронзительный чаячий крик, которыми она обменивалась со своими собратьями до того, как мы ее пленили; в этой меланхоличной песне демон постарался излить всю агонию своего уничтожения.
Мы перерезали поводок и отпустили его на свободу. Фуражир, который из-за нашей оплошности словно получил отставку, тут же перестал сосать и попятился прочь от Королевского бока. Затем он повернулся кругом и слился с толпой насытившихся рабочих, покидавших зал. Весь долгий путь прочь от громады Королевы-Матери мы изучали ландшафт ее чрева, и, хотя сумрак скрывал детали, наш настороженный взгляд примечал то здесь, то там существ, которые жили и передвигались по ее телу.
Угрюмые и молчаливые, мы присели на корточки возле проема, где была когда-то нога нашего скакуна, готовые прыгнуть, как только представится удобный случай. У нас обоих было такое чувство, будто Удача, которую мы уже считали всецело на своей стороне, предала нас, отшлепав предварительно, как двух шкодливых мальчишек. Три сотни мер Бантова золота, только что уплывшие у нас из рук, более чем окупались совокупной стоимостью драгоценных камней, которые мы заполучили ранее, но это меня не утешало. Неудача осквернила гладкую восходящую кривую нашего везения. Ощущение предательства не оставляло меня. Теперь я краснею, вспоминая об этом детском капризе, но тогда дело обстояло именно так.
Не успели мы и на четверть мили отойти от Королевского Зала, как шедший навстречу Лизун отвесил нам низкий поклон и, шевеля усиками, попросил у нашего Фуражира пищи. Как оказалось, его зоб не совсем еще опустел. Он остановился и опустил голову, чтобы удовлетворить просьбу собрата. Мы с Барнаром спихнули вниз свой сверток с камнями и сами прыгнули следом.
XIV
С какой легкостью нес нашу поклажу Фуражир! И как жестоко та же самая кладь терзала наши хрупкие тела; нам казалось, будто мы сжались до размеров крохотных трудолюбивых жучков, которые дюйм за дюймом ползли по тем самым коридорам, где совсем недавно мчались семимильными шагами гигантов. Кряхтя и обливаясь потом, шатаясь и спотыкаясь, ругаясь на чем свет стоит, тащили мы нашу увесистую добычу. Хорошо, что хотя бы о направлении беспокоиться не приходилось: сделанные краской отметины на стенах вели нас куда надо. Зато смерть от истощения или перелома шеи вследствие неверного шага казалась все более и более вероятной.
Тяжесть стала меньше, когда мы распределили поклажу равномерно по нашим сомкнутым плечам, – так ее можно было тащить без остановки гораздо дольше. Однако это было опасно: нагибаться, уворачиваться и нырять в укрытие стало труднее, чем раньше. Вскоре мы с ног до головы покрылись синяками и царапинами и два или три раза едва не столкнулись с летевшими нам навстречу Пожирателями. Каждый раз, прячась в укрытие, мы падали на землю и лежали, тяжело переводя дух, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, пока сердца наши не начинали биться в нормальном ритме.
Мы угрюмо тащились дальше. Удивительно, но к концу пути наша совокупная воля возобладала над страданиями, и мы обнаружили, что ворочаем свою неподъемную поклажу с новыми силами и выдержкой. Стиснув челюсти в яростной решимости, мы рысью преодолели последнюю милю, которая отделяла нас от личиночной камеры, без единой паузы. Торжествуя, перевалились мы через порог и тут же с восторженным хрипом рухнули на пол.
– Какая выносливость… для двух старых кобелей… а? – сиял Барнар.
– Клянусь Ключом и Котлом! – хвастливо вторил я, свистя, как продырявленный кузнечный мех. – Можно подумать, что мешок… с каждым шагом становился все легче!
И тут мы замерли. Точно ледяной палец коснулся моего затылка. Мы схватились за мешок.
Он и впрямь сделался легче – на целую треть! Один уголок слегка надорвался, возможно в тот момент, когда мы спрыгивали на землю. Мы выползли в туннель. С пола на нас глядел сверкающий драгоценный камень. Я поднял его и тут же заметил другие, подмигивающие издалека. Барнар застонал:
– Они рассыпаны по всему туннелю!
Неужели наша Удача оказалась намотанной на катушку ниткой, которая размоталась во всю длину, а теперь сворачивается обратно? Оставшиеся камни, которые мы припрятали вместе с золотом, стоили, разумеется, целого состояния, но горечь поражения продолжала пожирать нас.
Мы улеглись в гамаки, но сон не шел к нам, и мы лежали, раздумывая об одном и том же.
– Подберем все до камешка, – проворчал наконец я, – первым делом, как только встанем… Знаешь, Барнар, гарпия нам попалась демонически невезучая, но все же пара крыльев – штука полезная, а?
Мой друг задумчиво кивнул.
– По-моему, я знаю, к чему ты клонишь. – Понизив голос, он добавил: – Знаешь, Ниффт, я начинаю склоняться в пользу путешествия за мифическим Снадобьем. По крайней мере та часть подземного мира, где мы с тобой побывали, не грешит перенаселенностью.
– Именно так. Читаешь мои мысли. Давай-ка вынем нашего дружка из мешка.
Мы выудили Острогала из мешка и прислонили его к камню. Хотя мы бесцеремонно заткнули ему рот, задушив чрезмерные изъявления радости в самом зародыше, ненавистные самоцветы его глаз продолжали умащать нас сотнями маслянистых потоков притворного восхищения……
– Мы намерены подвергнуть более пристальному изучению твое недавнее предложение относительно так называемого Снадобья для Полетов, – сообщил я ему. – Замечу для начала – надеюсь, тебе это не покажется чрезмерно прямолинейным, – что от тебя осталась лишь небольшая часть. Что же заставляет тебя, в таком случае, столь страстно стремиться к выживанию?
– О да, господа мои, я хочу жить, отчаянно хочу! Только посадите меня до подбородка в мою родную почву. Я выпущу глазные споры, они полетят по ветру на тонких паутинках и проскользнут в глазные отверстия моих сограждан. Скоро я уже буду выглядывать из глазниц сотен осемененных мною демонов и увижу много чудес, пока, не зная сна, я буду потихоньку расползаться по подземному миру.
– Хватит! – оборвал его Барнар. – Нет нужды столь подробно посвящать нас в твои методы выживания. Мы с Ниффтом поспорили тут по одному поводу и хотим, чтобы ты прояснил для нас этот вопрос. Витрол Скопец в своем «Фабуларии» пишет о Снадобье для Полетов, что это
Повисла пауза, в течение которой волна извиняющихся взглядов захлестнула глаза Острогала. Тишину нарушило энергичное кряканье сигнального шнура – звук, который повторялся уже несколько раз с нашего возвращения в пещеру. Мы проигнорировали его.
– О благодетельные спасители, – заблеял обрубок демона, – для меня настоящая пытка под давлением обстоятельств отказывать…
– Умолкни! – ответил я. – Мы испытывали тебя. Мы расположены вскоре совершить предложенный тобою шаг. Как нам приготовиться?
– О щедрые, благодетельные, прекрасные мои спасители! Ваше доблестное оружие да несравненная отвага, что бежит вместе с кровью по вашим жилам, вот и все приготовления, в которых такие люди, как вы…
– Довольно! Теперь ты знаешь о нашем намерении. Будь уверен, любая попытка предательства, как только мы отправимся в путь, будет сурово отомщена. Поскольку даже в усеченном состоянии твой организм способен к регенерации, то мы предупреждаем: в случае любого злодеяния с твоей стороны мы вымажем тебя дегтем и сожжем до золы. Молчи! Никакие дискуссии на настоящий момент нам не нужны.
– Молю вас лишь об одном: посадите меня в какое-нибудь укромное местечко без мешка, чтобы я мог хоть что-нибудь видеть в ожидании.
Ничего дурного в этой просьбе не было. Мы пристроили его на выступе, откуда была видна часть личиночной камеры, за что он осыпал нас преувеличенными изъявлениями благодарности. Я подумал, что зрение и впрямь ему жизненно необходимо, раз он так радуется виду, который для него и для всех его сородичей должен быть воплощением непрерывного кошмара.
Барнар послал при помощи сигнального шнура наверх лаконичное сообщение, смысл которого сводился к тому, что откачники запирают лавочку и ложатся спать. Костард, который уж не знаю сколько времени не получал от нас ни живицы, ни вестей, должно быть, взбесился. Бант мог, по крайней мере, догадаться, что мы отлучились по его делу; если так, то он постарается успокоить юношу. Ну а если ему это не удалось, так пусть Костард кипятится сколько душе угодно. А мы вернулись к гамакам.
– Неужели у нас и вправду все получится, а, дружище? – сонно пробормотал я. Надо сказать, я был уверен в благополучном исходе нашей затеи, и решимость, приправленная малой толикой сомнения, как-то утишала боль, которая терзала меня всякий раз, когда я вспоминал о наших драгоценностях, рассыпанных по милям и милям подземных туннелей.
– Неразумно из-за одного маленького невезения разувериться в Удаче, Ниффт. Сейчас наше время. Нам суждено победить…
И мы оба отплыли в страну снов. Мысль о том, что несовместимые амбиции неизбежно вновь встанут между нами, едва мы поднимемся со своей добычей наверх, настолько утомила нас, да и текущие события как-то отодвинули ее на второй план, что мы благополучно позабыли на некоторое время о ней. За стеной раздавалось привычное шуршание ног, тихое влажное чавканье тысяч жующих челюстей, еле слышная болтовня умирающих демонов… все эти шумы казались нам музыкой, привычными домашними звуками. Великая Прародительница, заботясь о благе своих чад, и нас пригрела в избытке благодетельной силы. И я уснул, ярко-оранжевая блоха в логове терпеливого колосса, который не только кормит, но и защищает ее.
Разбудил нас голос Острогала. Тон его был тревожным и умоляющим, негромкой мелодией торопливого увещевания. Как только до моего затуманенного сном мозга дошло, что он разговаривает не сам с собой, я подскочил в гамаке как ужаленный.
В неполных пяти шагах от наших гамаков три ярко-оранжевые фигуры сидели на четвереньках вокруг говорливого фрагмента демона и безмолвно ему внимали. Переливчатая сыпь Острогаловых глаз влажно взывала к их доверию, а ротовое отверстие так и ходило ходуном.
Двоих мы опознали сразу: Костард и Бант, оба в коротких кожаных юбочках, с ног до головы вымазанные оранжевой краской. На худощавом Костарде довольно откровенный костюм из юбки, высоких сандалий и широкого пояса с кармашками смотрелся совсем неплохо. А вот Ха Оли Бант был человеком дородным, и его дряблая оранжевая плоть невольно наводила на мысли о пухлых личинках.
Нашим третьим посетителем оказалась красивая молодая женщина, широкоплечая, пышногрудая и более чем щедро одаренная природой в области бедер. Ее костюм, состоящий из юбчонки с сапогами, прямо-таки радовал глаз, хотя носила она его без малейшего намека на жеманство. Крутая волна ярко-оранжевого узла волос придавала ее горбоносому лицу сходство с каким-нибудь крылатым хищником, однако выражение быстрых глаз, которые она устремила на нас, заметив, что мы не спим, отличалось приятным радушием.
– Добрый вечер, господа! Крепкий сон – свидетельство хорошей работы, хотя, судя по всему, к откачке живицы она не имела никакого отношения. – Я узнал ее приятный альт. Это была Ша Урли, сестра Банта, которая ненадолго составила нам компанию за ужином перед тем, как мы покинули бухту острова Дольмен.
– Дядюшка! – запищал Костард, подскочив на ноги и забыв об Острогале. – Я только что узнан! То есть я только что узнал, чем вы на самом деле тут занимаетесь. Как ты мог не сказать мне о напитке гигантов? Как ты можешь… воровать у меня?
– Ах ты, наглый недоносок! Как я могу воровать, спрашиваешь ты? Да очень просто, ведь я вор! – Уже одно то, что Барнар не нашелся с более резким ответом, выдавало всю степень ярости и негодования, которые он испытывал. Я вполне разделял его чувства. Что за возмутительное вторжение, да у этих троих перевозбужденных землевладельцев прямо тик начался, до того разыгрался в них собственнический инстинкт! И причем именно сейчас, когда нам просто необходимо сосредоточиться перед началом чрезвычайно щекотливого мероприятия, эта неуправляемая толпа самодовольных идиотов сваливается нам на голову.
– Ты просто не хочешь понять, – упрекал Костарда Ха Оли Бант, – что добыча напитка гигантов не воровство. – Усталость и презрение в его голосе подсказали нам, что с того момента, как мы спустились под землю, между этими двумя произошло уже немало словесных баталий на данную тему. – Любому шахтовладельцу принадлежит лишь его оборудование и право на ведение добычи под землей. Но Гнездо, равно как и все, что в нем находится, не принадлежит никому! Любой, кто сможет отыскать хоть что-нибудь под землей, становится законным владельцем находки!
– Что же тогда, интересно, мне вообще принадлежит, – севшим от волнения голосом саркастически поинтересовался Костард, – если не то, что находится в Гнезде? Что, хотел бы я знать, следует вообще понимать под словом «собственность», если не…
– При всем уважении к тебе вынуждена напомнить, – перебила молодого человека Ша Урли, – что согласие принять от меня в качестве инвестиции в твое предприятие значительного капитала в золотых монетах, который покоится теперь в твоих подвалах наверху, превращает нас в равноправных партнеров и гарантирует нам свободный доступ в твои подземные владения. Так что оставим пока словопрения, мой честный Костард, и спросим лучше наших откачников, – тут она повернулась к нам с Барнаром, – что это за новое дело такое, я имею в виду Снадобье для Полетов? Вы и в самом деле замышляете спуститься в подземный мир, чтобы добыть его?
Все трое уставились на нас. Мы в свою очередь злобно воззрились на Острогала.
– О сиятельные! – задудел обрубок, правильно интерпретировав угрозу в наших глазах. – Я вынужден был говорить, чтобы прояснить ситуацию, иначе они убили бы меня. Я должен был объяснить свое присутствие в непосредственной близости от вас, спящих!
Я перевел взгляд на непрошеных гостей.
– Если вы будете столь любезны объяснить, зачем вы спустились сюда, – объявил я им, – то мы, возможно, согласимся перейти к обсуждению вопроса о том, куда мы намереваемся направиться.
Эти сведения мы получили не без труда. Обрушившийся на нас словесный поток поминутно разбивался о подводные камни вражды Ха Оли Банта и Костарда и взрывался тысячами оживленных перепалок. К счастью, Ша Урли владела полезным даром успокаивать их обоих и поддерживать некое подобие порядка среди хаоса. Из ее лаконичного рассказа, разбавленного многословными отступлениями Банта и Костарда, мы узнали, что произошло наверху за последние несколько дней.
Еще до того как Ха Оли покинул вместе с нами Дольмен, Ша Урли, всегда с подозрительностью относившаяся к братниным затеям (по всей видимости, она испытывала дружеское презрение к его деловым талантам), почуяла, что он влез в какую-то дорогостоящую авантюру. Прихватив с собой двух верных помощниц, доверенных дам, давно и небезуспешно махавших мечами у нее на службе, села она на корабль, идущий в гавань Кайрнские Ворота, и последовала за нами. На шахту «Верхняя» она прибыла через какие-то несколько часов после того, как мы с Барнаром прогромыхали вниз в вагонетке-ведре.
Только угроза разоблачения, таившаяся в предостерегающем взгляде сестры, заставила Банта смириться с ее вмешательством в его дела. Костарду она представилась предпринимательницей из Сухой Дыры, которая, прослышав о финансовых затруднениях шахты «Верхняя», ухватилась за представившуюся возможность вложить капитал в производство, давно служившее предметом ее мечтаний.
Несмотря на беспрестанную игру глазами и неловкость, наверняка ощущавшуюся между братом и сестрой при этой первой встрече, а также невзирая на малую вероятность появления некоего бродячего инвестора, который подойдет и запросто предложит деньги ему, Костарду, этот молодой человек, исполненный, как обычно, неколебимой уверенности в собственной важности, выслушал их, рассудительно кивая головой, и поверил всему до последнего слова. Ша Урли, в конце концов, не уступала своему брату по части хороших манер и умения уламывать несговорчивых клиентов.
Кстати, мы узнали, что катастрофа, которой завершились наши первые опыты с откачкой, была вызвана именно появлением на шахте Ша Урли.
Костард мгновенно принял от нее тугой кошель с золотом и предоставил взамен легальный инструмент партнерства – только что составленный и замысловато подписанный им договор.
Новоявленная партнерша немедленно выразила живейшее намерение лично провести инспекцию работ в шахте. Костард фатовским тоном отказался подвергнуть представительницу «прекрасного пола» ужасам подземного путешествия. Ша Урли, уязвленная, немедленно напомнила Костарду о неумолимой реальности: во-первых, отныне шахта принадлежала ей не меньше, чем ему, а во-вторых, у нее в услужении состояли две решительные молодые женщины, искусно владевшие холодным оружием, тогда как у него, Костарда, такого преимущества не было.
В тот вечер все трое разошлись на покой недовольные друг другом. Ша Урли с братом отправились побродить перед сном по главному зданию шахты, и не успели оглянуться, как их разговор перешел в дискуссию столь горячую, что отголоски ее эхом отдавались в пустых углах строения. Бант кипятился в основном из-за того, что сестра, не веря в его деловые способности, сама тем не менее глупейшим образом переплатила за пай в умирающем предприятии. Зачем закреплять за собой источник напитка гигантов еще до того, как будет установлена его истинная ценность? Ша Урли в свою очередь припомнила, сколько наличности ее брат извлек со счетов семейного предприятия, чтобы заплатить нам с Барнаром. Она заявила, что приобрела пай всего за долю той суммы и что теперь, если напиток окажется действительно полезным, они немедленно сделают на нем состояние, ибо ведь не станет же ее брат отрицать, что, как только эффект нового средства скажется, утаить его от конкурентов будет невозможно?
Тем временем, продолжала она, если они вдвоем спустятся сейчас в шахту и соберут драгоценный напиток сами, до того как мы с Барнаром отправимся за ним, то смогут сэкономить на второй огромной сумме, обещанной нам.
Дело, разумеется, кончилось тем, что Костард, услышав, как они пререкаются, вышел потихоньку из своих покоев, подкрался к ним, подслушал их разговор и все узнал.
После этого все трое погрязли в непримиримых противоречиях, которые кончились ничем, поскольку Ша Урли отказалась отозвать свое капиталовложение и могла, с помощью своих наемниц, силой удержать свой статус партнера. Ссора кипела несколько дней. И только замеченное ими наконец прекращение нашей деятельности смогло подвигнуть их на какие-то согласованные действия. Они представили себе, как мы тут внизу разливаем в бутылки напиток гигантов; возможно, им даже пригрезилось, что мы каким-то образом обворовываем их, припрятывая драгоценную жидкость. Костард, по-прежнему не соглашаясь допустить Бантов к сотрудничеству в разработке напитка, согласился взять их с собой вниз, оставив наемниц Ша Урли сторожить наверху.
Выслушав все это, мы с Барнаром, извинившись, уединились для приватного разговора.
– Вот это вляпались, а? Все, что мы планировали, стало вдруг казаться в десять раз тяжелее! – вздохнул Барнар.
– Но, возможно, и прибыльнее. Посмотри на них. Они спустились сюда, раздуваясь от сознания собственной значимости. Однако видишь, как они озираются теперь по сторонам? До них начинает доходить, куда они попали. А что, если они увидят Королеву собственными глазами? Как думаешь, сколько еще заплатят они нам за напиток, когда осознают истинные масштабы задачи? Давай предложим провести их в Королевскую Камеру за дополнительные сто мер золота. А по дороге соберем свои камни. – Эта идея здорово нас подбодрила; перспектива легкой наживы грела душу, подобно солнечному лучу.
– А как насчет Снадобья? – спросил Барнар. – Что, если они захотят пойти с нами на поиски?
– Разве они похожи на людей, которые по доброй воле согласятся спуститься в ад? Нет, они администраторы, адепты счетов, обшитых деревянными панелями кабинетов и чеков.
– Ага, взгляни сюда, Ниффт. Взгляни, дружище. Одни Фуражиры, не так ли?
Он имел в виду скопление пор, к которому приближался наш скакун. Одни Фуражиры кормились возле них, впитывая, возможно, эмульсию, предназначенную только и исключительно для них.
Мы предусмотрительно прикрепили наши рассованные по сетчатым мешкам сокровища колышками к панцирю своего скакуна. Он поднялся на дыбы, его спина превратилась в крутой и скользкий холм. Побарахтавшись немного, мы снова обрели равновесие, а его сомкнутые челюсти тем временем окунулись в густой липкий секрет, по консистенции похожий на белый мед, который, как нам хорошо было видно с нашего наблюдательного пункта, истекал из пор.
– А теперь, демон, слушай внимательно! – рявкнул Барнар и сам на мгновение замер ошеломленный. Мы оба были поражены тем, как странно и неуместно прозвучал в хтоническом царстве Королевы Гор человеческий голос. До восклицания Барнара нам и в голову не приходило, что нас окружает тишина: вокруг все время раздавалось цоканье когтей о пол, шелест марширующих суставчатых ног, влажный шепот кормления, медленные торжественные удары величественного Королевского сердца. Все это не казалось тишиной, пока обыкновенный человеческий голос не прозвенел столь пронзительно и чуждо в безмолвной кузнице гигантов. Мы вслушивались в его эхо, по-прежнему висевшее в необъятной пустоте, – отчетливое, пугающее, печальное. Так мог бы звучать голос призрака. Да мы и были призраками, о существовании которых и не подозревали эти титаны; вечно жаждущие духи, преследующие их.
– Давай быстрее, – буркнул я гарпии. Мы уже пересыпали камни из амфор в сетки. К кожаным кувшинчикам мы прикрепили длинные веревки, концы которых я вложил в замысловатые ротовые отверстия гарпии. – Ноги мы не развяжем, – предупредил я пленницу. – Ты и одними челюстями легко управишься с этими веревками. Подтягивай кувшины туда, откуда стекает эмульсия; только погрузи в нее края, и сразу наберешь полную посудину. Постарайся наполнить их с двух попыток. И помни о близости свободы! Сделай как следует то, о чем мы просим, и можешь убираться на все четыре стороны. Давай поднимайся и вперед.
Гарпия все покорно выслушала, но взлетать не торопилась. По-видимому, ее сотрясал гнев.
– Безжалостные господа, – прошипела она, – я повинуюсь! Повинуюсь! Но это жестоко! Разве вы не видите опасности…
– Гарпия, – ответил я, вежливо беря демона за глотку, – будь у нас крылья, мы бы рискнули встретиться с ней и сами. Но, поскольку их у нас нет, тебе придется рискнуть за нас или умереть на месте.
Гарпия взлетела, хватаясь за воздух зловонными крыльями, точно большими жилистыми руками. Все выше и выше карабкалась она, а кувшины свисали на веревочках у нее изо рта. Когда она поднялась на высоту примерно в четыре сажени, мы натянули поводок. Демон принялся дергать за веревку, жестами умоляя дать ему больше свободы, но нам не хотелось отпускать конец длиннее, чем мы были в состоянии контролировать, так как мы боялись, что он каким-нибудь образом вывернется и удерет.
Демон завис на месте, приглядываясь к поре, из которой все еще кормился наш скакун.
– О нет! – возопил Барнар. – Мы же его не покрасили!
Нас точно громом ударило. Гарпия висела, хлопая крыльями, здоровая и безобразная, прямо перед отливающими синевой полушариями глаз кормящегося Фуражира. Открытие настолько поразило нас, что мы стояли, опустив руки, точно два идиота, и глазели, как двое праздных зевак.
Но ничего не случилось. Фуражир продолжал поглощать свой нектар, нисколько не обеспокоенный.
Гарпия осторожно спустилась пониже и стала пристраивать болтавшийся на веревке кувшин к поре. Потом опустилась еще и начала окунать края посудины в сок; мгновение спустя ей удалось полностью утопить края в густой молочной струе.
Теперь гарпии нужно было протянуть кувшин прямо через струю, для чего ей пришлось еще напряженнее поработать крыльями. Чтобы удержаться в воздухе под тем именно углом, которого требовало это действие, демону пришлось спуститься еще ниже и зависнуть в неполных двух саженях от брюха Королевы. Паря на этой высоте, он легкими подергиваниями погружал горловину кувшина в сок.
Вдруг на брюхе возникло какое-то шевеление, и что-то громадное и черное, как ночь, взметнулось в воздух. Лохматый кусок тьмы сжал гарпию в своих щетинистых объятиях и утянул за собой вниз.
Пока монстр – наверняка какой-нибудь эктопаразит, – громко чавкая, закусывал нашим злосчастным слугой поневоле, мы все пытались его разглядеть, но так и не смогли: пестрая окраска Королевского бока надежно скрывала его от наших глаз. Все, что мы увидели, это колючую щетину, наподобие той, что покрывала бока Сосущей Звезды, да толстые, как древесные стволы, щупальца. Гарпия еще раз издала пронзительный чаячий крик, которыми она обменивалась со своими собратьями до того, как мы ее пленили; в этой меланхоличной песне демон постарался излить всю агонию своего уничтожения.
Мы перерезали поводок и отпустили его на свободу. Фуражир, который из-за нашей оплошности словно получил отставку, тут же перестал сосать и попятился прочь от Королевского бока. Затем он повернулся кругом и слился с толпой насытившихся рабочих, покидавших зал. Весь долгий путь прочь от громады Королевы-Матери мы изучали ландшафт ее чрева, и, хотя сумрак скрывал детали, наш настороженный взгляд примечал то здесь, то там существ, которые жили и передвигались по ее телу.
Угрюмые и молчаливые, мы присели на корточки возле проема, где была когда-то нога нашего скакуна, готовые прыгнуть, как только представится удобный случай. У нас обоих было такое чувство, будто Удача, которую мы уже считали всецело на своей стороне, предала нас, отшлепав предварительно, как двух шкодливых мальчишек. Три сотни мер Бантова золота, только что уплывшие у нас из рук, более чем окупались совокупной стоимостью драгоценных камней, которые мы заполучили ранее, но это меня не утешало. Неудача осквернила гладкую восходящую кривую нашего везения. Ощущение предательства не оставляло меня. Теперь я краснею, вспоминая об этом детском капризе, но тогда дело обстояло именно так.
Не успели мы и на четверть мили отойти от Королевского Зала, как шедший навстречу Лизун отвесил нам низкий поклон и, шевеля усиками, попросил у нашего Фуражира пищи. Как оказалось, его зоб не совсем еще опустел. Он остановился и опустил голову, чтобы удовлетворить просьбу собрата. Мы с Барнаром спихнули вниз свой сверток с камнями и сами прыгнули следом.
XIV
Смотри, неверная Фортуна кровоточит
И гибель будущему нашему пророчит…
Смотри, смотри, Фортуна исцелилась!
Как сразу перспектива прояснилась!
С какой легкостью нес нашу поклажу Фуражир! И как жестоко та же самая кладь терзала наши хрупкие тела; нам казалось, будто мы сжались до размеров крохотных трудолюбивых жучков, которые дюйм за дюймом ползли по тем самым коридорам, где совсем недавно мчались семимильными шагами гигантов. Кряхтя и обливаясь потом, шатаясь и спотыкаясь, ругаясь на чем свет стоит, тащили мы нашу увесистую добычу. Хорошо, что хотя бы о направлении беспокоиться не приходилось: сделанные краской отметины на стенах вели нас куда надо. Зато смерть от истощения или перелома шеи вследствие неверного шага казалась все более и более вероятной.
Тяжесть стала меньше, когда мы распределили поклажу равномерно по нашим сомкнутым плечам, – так ее можно было тащить без остановки гораздо дольше. Однако это было опасно: нагибаться, уворачиваться и нырять в укрытие стало труднее, чем раньше. Вскоре мы с ног до головы покрылись синяками и царапинами и два или три раза едва не столкнулись с летевшими нам навстречу Пожирателями. Каждый раз, прячась в укрытие, мы падали на землю и лежали, тяжело переводя дух, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, пока сердца наши не начинали биться в нормальном ритме.
Мы угрюмо тащились дальше. Удивительно, но к концу пути наша совокупная воля возобладала над страданиями, и мы обнаружили, что ворочаем свою неподъемную поклажу с новыми силами и выдержкой. Стиснув челюсти в яростной решимости, мы рысью преодолели последнюю милю, которая отделяла нас от личиночной камеры, без единой паузы. Торжествуя, перевалились мы через порог и тут же с восторженным хрипом рухнули на пол.
– Какая выносливость… для двух старых кобелей… а? – сиял Барнар.
– Клянусь Ключом и Котлом! – хвастливо вторил я, свистя, как продырявленный кузнечный мех. – Можно подумать, что мешок… с каждым шагом становился все легче!
И тут мы замерли. Точно ледяной палец коснулся моего затылка. Мы схватились за мешок.
Он и впрямь сделался легче – на целую треть! Один уголок слегка надорвался, возможно в тот момент, когда мы спрыгивали на землю. Мы выползли в туннель. С пола на нас глядел сверкающий драгоценный камень. Я поднял его и тут же заметил другие, подмигивающие издалека. Барнар застонал:
– Они рассыпаны по всему туннелю!
Неужели наша Удача оказалась намотанной на катушку ниткой, которая размоталась во всю длину, а теперь сворачивается обратно? Оставшиеся камни, которые мы припрятали вместе с золотом, стоили, разумеется, целого состояния, но горечь поражения продолжала пожирать нас.
Мы улеглись в гамаки, но сон не шел к нам, и мы лежали, раздумывая об одном и том же.
– Подберем все до камешка, – проворчал наконец я, – первым делом, как только встанем… Знаешь, Барнар, гарпия нам попалась демонически невезучая, но все же пара крыльев – штука полезная, а?
Мой друг задумчиво кивнул.
– По-моему, я знаю, к чему ты клонишь. – Понизив голос, он добавил: – Знаешь, Ниффт, я начинаю склоняться в пользу путешествия за мифическим Снадобьем. По крайней мере та часть подземного мира, где мы с тобой побывали, не грешит перенаселенностью.
– Именно так. Читаешь мои мысли. Давай-ка вынем нашего дружка из мешка.
Мы выудили Острогала из мешка и прислонили его к камню. Хотя мы бесцеремонно заткнули ему рот, задушив чрезмерные изъявления радости в самом зародыше, ненавистные самоцветы его глаз продолжали умащать нас сотнями маслянистых потоков притворного восхищения……
– Мы намерены подвергнуть более пристальному изучению твое недавнее предложение относительно так называемого Снадобья для Полетов, – сообщил я ему. – Замечу для начала – надеюсь, тебе это не покажется чрезмерно прямолинейным, – что от тебя осталась лишь небольшая часть. Что же заставляет тебя, в таком случае, столь страстно стремиться к выживанию?
– О да, господа мои, я хочу жить, отчаянно хочу! Только посадите меня до подбородка в мою родную почву. Я выпущу глазные споры, они полетят по ветру на тонких паутинках и проскользнут в глазные отверстия моих сограждан. Скоро я уже буду выглядывать из глазниц сотен осемененных мною демонов и увижу много чудес, пока, не зная сна, я буду потихоньку расползаться по подземному миру.
– Хватит! – оборвал его Барнар. – Нет нужды столь подробно посвящать нас в твои методы выживания. Мы с Ниффтом поспорили тут по одному поводу и хотим, чтобы ты прояснил для нас этот вопрос. Витрол Скопец в своем «Фабуларии» пишет о Снадобье для Полетов, что это
Мы хотим услышать твой комментарий относительно точности этого пассажа.
«…демона слюна и пот,
что рук пожатьем он передает,
и более никак никто его неймет».
Повисла пауза, в течение которой волна извиняющихся взглядов захлестнула глаза Острогала. Тишину нарушило энергичное кряканье сигнального шнура – звук, который повторялся уже несколько раз с нашего возвращения в пещеру. Мы проигнорировали его.
– О благодетельные спасители, – заблеял обрубок демона, – для меня настоящая пытка под давлением обстоятельств отказывать…
– Умолкни! – ответил я. – Мы испытывали тебя. Мы расположены вскоре совершить предложенный тобою шаг. Как нам приготовиться?
– О щедрые, благодетельные, прекрасные мои спасители! Ваше доблестное оружие да несравненная отвага, что бежит вместе с кровью по вашим жилам, вот и все приготовления, в которых такие люди, как вы…
– Довольно! Теперь ты знаешь о нашем намерении. Будь уверен, любая попытка предательства, как только мы отправимся в путь, будет сурово отомщена. Поскольку даже в усеченном состоянии твой организм способен к регенерации, то мы предупреждаем: в случае любого злодеяния с твоей стороны мы вымажем тебя дегтем и сожжем до золы. Молчи! Никакие дискуссии на настоящий момент нам не нужны.
– Молю вас лишь об одном: посадите меня в какое-нибудь укромное местечко без мешка, чтобы я мог хоть что-нибудь видеть в ожидании.
Ничего дурного в этой просьбе не было. Мы пристроили его на выступе, откуда была видна часть личиночной камеры, за что он осыпал нас преувеличенными изъявлениями благодарности. Я подумал, что зрение и впрямь ему жизненно необходимо, раз он так радуется виду, который для него и для всех его сородичей должен быть воплощением непрерывного кошмара.
Барнар послал при помощи сигнального шнура наверх лаконичное сообщение, смысл которого сводился к тому, что откачники запирают лавочку и ложатся спать. Костард, который уж не знаю сколько времени не получал от нас ни живицы, ни вестей, должно быть, взбесился. Бант мог, по крайней мере, догадаться, что мы отлучились по его делу; если так, то он постарается успокоить юношу. Ну а если ему это не удалось, так пусть Костард кипятится сколько душе угодно. А мы вернулись к гамакам.
– Неужели у нас и вправду все получится, а, дружище? – сонно пробормотал я. Надо сказать, я был уверен в благополучном исходе нашей затеи, и решимость, приправленная малой толикой сомнения, как-то утишала боль, которая терзала меня всякий раз, когда я вспоминал о наших драгоценностях, рассыпанных по милям и милям подземных туннелей.
– Неразумно из-за одного маленького невезения разувериться в Удаче, Ниффт. Сейчас наше время. Нам суждено победить…
И мы оба отплыли в страну снов. Мысль о том, что несовместимые амбиции неизбежно вновь встанут между нами, едва мы поднимемся со своей добычей наверх, настолько утомила нас, да и текущие события как-то отодвинули ее на второй план, что мы благополучно позабыли на некоторое время о ней. За стеной раздавалось привычное шуршание ног, тихое влажное чавканье тысяч жующих челюстей, еле слышная болтовня умирающих демонов… все эти шумы казались нам музыкой, привычными домашними звуками. Великая Прародительница, заботясь о благе своих чад, и нас пригрела в избытке благодетельной силы. И я уснул, ярко-оранжевая блоха в логове терпеливого колосса, который не только кормит, но и защищает ее.
Разбудил нас голос Острогала. Тон его был тревожным и умоляющим, негромкой мелодией торопливого увещевания. Как только до моего затуманенного сном мозга дошло, что он разговаривает не сам с собой, я подскочил в гамаке как ужаленный.
В неполных пяти шагах от наших гамаков три ярко-оранжевые фигуры сидели на четвереньках вокруг говорливого фрагмента демона и безмолвно ему внимали. Переливчатая сыпь Острогаловых глаз влажно взывала к их доверию, а ротовое отверстие так и ходило ходуном.
Двоих мы опознали сразу: Костард и Бант, оба в коротких кожаных юбочках, с ног до головы вымазанные оранжевой краской. На худощавом Костарде довольно откровенный костюм из юбки, высоких сандалий и широкого пояса с кармашками смотрелся совсем неплохо. А вот Ха Оли Бант был человеком дородным, и его дряблая оранжевая плоть невольно наводила на мысли о пухлых личинках.
Нашим третьим посетителем оказалась красивая молодая женщина, широкоплечая, пышногрудая и более чем щедро одаренная природой в области бедер. Ее костюм, состоящий из юбчонки с сапогами, прямо-таки радовал глаз, хотя носила она его без малейшего намека на жеманство. Крутая волна ярко-оранжевого узла волос придавала ее горбоносому лицу сходство с каким-нибудь крылатым хищником, однако выражение быстрых глаз, которые она устремила на нас, заметив, что мы не спим, отличалось приятным радушием.
– Добрый вечер, господа! Крепкий сон – свидетельство хорошей работы, хотя, судя по всему, к откачке живицы она не имела никакого отношения. – Я узнал ее приятный альт. Это была Ша Урли, сестра Банта, которая ненадолго составила нам компанию за ужином перед тем, как мы покинули бухту острова Дольмен.
– Дядюшка! – запищал Костард, подскочив на ноги и забыв об Острогале. – Я только что узнан! То есть я только что узнал, чем вы на самом деле тут занимаетесь. Как ты мог не сказать мне о напитке гигантов? Как ты можешь… воровать у меня?
– Ах ты, наглый недоносок! Как я могу воровать, спрашиваешь ты? Да очень просто, ведь я вор! – Уже одно то, что Барнар не нашелся с более резким ответом, выдавало всю степень ярости и негодования, которые он испытывал. Я вполне разделял его чувства. Что за возмутительное вторжение, да у этих троих перевозбужденных землевладельцев прямо тик начался, до того разыгрался в них собственнический инстинкт! И причем именно сейчас, когда нам просто необходимо сосредоточиться перед началом чрезвычайно щекотливого мероприятия, эта неуправляемая толпа самодовольных идиотов сваливается нам на голову.
– Ты просто не хочешь понять, – упрекал Костарда Ха Оли Бант, – что добыча напитка гигантов не воровство. – Усталость и презрение в его голосе подсказали нам, что с того момента, как мы спустились под землю, между этими двумя произошло уже немало словесных баталий на данную тему. – Любому шахтовладельцу принадлежит лишь его оборудование и право на ведение добычи под землей. Но Гнездо, равно как и все, что в нем находится, не принадлежит никому! Любой, кто сможет отыскать хоть что-нибудь под землей, становится законным владельцем находки!
– Что же тогда, интересно, мне вообще принадлежит, – севшим от волнения голосом саркастически поинтересовался Костард, – если не то, что находится в Гнезде? Что, хотел бы я знать, следует вообще понимать под словом «собственность», если не…
– При всем уважении к тебе вынуждена напомнить, – перебила молодого человека Ша Урли, – что согласие принять от меня в качестве инвестиции в твое предприятие значительного капитала в золотых монетах, который покоится теперь в твоих подвалах наверху, превращает нас в равноправных партнеров и гарантирует нам свободный доступ в твои подземные владения. Так что оставим пока словопрения, мой честный Костард, и спросим лучше наших откачников, – тут она повернулась к нам с Барнаром, – что это за новое дело такое, я имею в виду Снадобье для Полетов? Вы и в самом деле замышляете спуститься в подземный мир, чтобы добыть его?
Все трое уставились на нас. Мы в свою очередь злобно воззрились на Острогала.
– О сиятельные! – задудел обрубок, правильно интерпретировав угрозу в наших глазах. – Я вынужден был говорить, чтобы прояснить ситуацию, иначе они убили бы меня. Я должен был объяснить свое присутствие в непосредственной близости от вас, спящих!
Я перевел взгляд на непрошеных гостей.
– Если вы будете столь любезны объяснить, зачем вы спустились сюда, – объявил я им, – то мы, возможно, согласимся перейти к обсуждению вопроса о том, куда мы намереваемся направиться.
Эти сведения мы получили не без труда. Обрушившийся на нас словесный поток поминутно разбивался о подводные камни вражды Ха Оли Банта и Костарда и взрывался тысячами оживленных перепалок. К счастью, Ша Урли владела полезным даром успокаивать их обоих и поддерживать некое подобие порядка среди хаоса. Из ее лаконичного рассказа, разбавленного многословными отступлениями Банта и Костарда, мы узнали, что произошло наверху за последние несколько дней.
Еще до того как Ха Оли покинул вместе с нами Дольмен, Ша Урли, всегда с подозрительностью относившаяся к братниным затеям (по всей видимости, она испытывала дружеское презрение к его деловым талантам), почуяла, что он влез в какую-то дорогостоящую авантюру. Прихватив с собой двух верных помощниц, доверенных дам, давно и небезуспешно махавших мечами у нее на службе, села она на корабль, идущий в гавань Кайрнские Ворота, и последовала за нами. На шахту «Верхняя» она прибыла через какие-то несколько часов после того, как мы с Барнаром прогромыхали вниз в вагонетке-ведре.
Только угроза разоблачения, таившаяся в предостерегающем взгляде сестры, заставила Банта смириться с ее вмешательством в его дела. Костарду она представилась предпринимательницей из Сухой Дыры, которая, прослышав о финансовых затруднениях шахты «Верхняя», ухватилась за представившуюся возможность вложить капитал в производство, давно служившее предметом ее мечтаний.
Несмотря на беспрестанную игру глазами и неловкость, наверняка ощущавшуюся между братом и сестрой при этой первой встрече, а также невзирая на малую вероятность появления некоего бродячего инвестора, который подойдет и запросто предложит деньги ему, Костарду, этот молодой человек, исполненный, как обычно, неколебимой уверенности в собственной важности, выслушал их, рассудительно кивая головой, и поверил всему до последнего слова. Ша Урли, в конце концов, не уступала своему брату по части хороших манер и умения уламывать несговорчивых клиентов.
Кстати, мы узнали, что катастрофа, которой завершились наши первые опыты с откачкой, была вызвана именно появлением на шахте Ша Урли.
Костард мгновенно принял от нее тугой кошель с золотом и предоставил взамен легальный инструмент партнерства – только что составленный и замысловато подписанный им договор.
Новоявленная партнерша немедленно выразила живейшее намерение лично провести инспекцию работ в шахте. Костард фатовским тоном отказался подвергнуть представительницу «прекрасного пола» ужасам подземного путешествия. Ша Урли, уязвленная, немедленно напомнила Костарду о неумолимой реальности: во-первых, отныне шахта принадлежала ей не меньше, чем ему, а во-вторых, у нее в услужении состояли две решительные молодые женщины, искусно владевшие холодным оружием, тогда как у него, Костарда, такого преимущества не было.
В тот вечер все трое разошлись на покой недовольные друг другом. Ша Урли с братом отправились побродить перед сном по главному зданию шахты, и не успели оглянуться, как их разговор перешел в дискуссию столь горячую, что отголоски ее эхом отдавались в пустых углах строения. Бант кипятился в основном из-за того, что сестра, не веря в его деловые способности, сама тем не менее глупейшим образом переплатила за пай в умирающем предприятии. Зачем закреплять за собой источник напитка гигантов еще до того, как будет установлена его истинная ценность? Ша Урли в свою очередь припомнила, сколько наличности ее брат извлек со счетов семейного предприятия, чтобы заплатить нам с Барнаром. Она заявила, что приобрела пай всего за долю той суммы и что теперь, если напиток окажется действительно полезным, они немедленно сделают на нем состояние, ибо ведь не станет же ее брат отрицать, что, как только эффект нового средства скажется, утаить его от конкурентов будет невозможно?
Тем временем, продолжала она, если они вдвоем спустятся сейчас в шахту и соберут драгоценный напиток сами, до того как мы с Барнаром отправимся за ним, то смогут сэкономить на второй огромной сумме, обещанной нам.
Дело, разумеется, кончилось тем, что Костард, услышав, как они пререкаются, вышел потихоньку из своих покоев, подкрался к ним, подслушал их разговор и все узнал.
После этого все трое погрязли в непримиримых противоречиях, которые кончились ничем, поскольку Ша Урли отказалась отозвать свое капиталовложение и могла, с помощью своих наемниц, силой удержать свой статус партнера. Ссора кипела несколько дней. И только замеченное ими наконец прекращение нашей деятельности смогло подвигнуть их на какие-то согласованные действия. Они представили себе, как мы тут внизу разливаем в бутылки напиток гигантов; возможно, им даже пригрезилось, что мы каким-то образом обворовываем их, припрятывая драгоценную жидкость. Костард, по-прежнему не соглашаясь допустить Бантов к сотрудничеству в разработке напитка, согласился взять их с собой вниз, оставив наемниц Ша Урли сторожить наверху.
Выслушав все это, мы с Барнаром, извинившись, уединились для приватного разговора.
– Вот это вляпались, а? Все, что мы планировали, стало вдруг казаться в десять раз тяжелее! – вздохнул Барнар.
– Но, возможно, и прибыльнее. Посмотри на них. Они спустились сюда, раздуваясь от сознания собственной значимости. Однако видишь, как они озираются теперь по сторонам? До них начинает доходить, куда они попали. А что, если они увидят Королеву собственными глазами? Как думаешь, сколько еще заплатят они нам за напиток, когда осознают истинные масштабы задачи? Давай предложим провести их в Королевскую Камеру за дополнительные сто мер золота. А по дороге соберем свои камни. – Эта идея здорово нас подбодрила; перспектива легкой наживы грела душу, подобно солнечному лучу.
– А как насчет Снадобья? – спросил Барнар. – Что, если они захотят пойти с нами на поиски?
– Разве они похожи на людей, которые по доброй воле согласятся спуститься в ад? Нет, они администраторы, адепты счетов, обшитых деревянными панелями кабинетов и чеков.