– Антип! Где ты был?
   – Сидел на маковке этого шатра.
   – Целый день?
   – А ночью разве ты не спала, накрытая платком? Я царапался...
   – Царапался!.. А как ты узнал, что попугай - это я?
   – Я все слышал. На этой маковке все хорошо слышно.
   – И ты не очень торопился.
   – Надейся добра, а жди худа. Что ж на рожон-то лезть? Да и помочь тебе чем? Себя бы сберечь. Худо-бедно...
   – Господи, кому нужен воробей?
   – Есть тут один монгол. Глупый, как мышь запечная! По воробьям стреляет. С нукерами спорит, что из самодельной пращи, камнем, убьет воробья.
   – И убивает?
   – Всегда. И каждая убитая птица приносит ему доход в два дирхема. Это по-ихнему деньги называются.
   – Я знаю... Антип, мог бы ты в клюве унести манускрипт?
   – Чего?
   – Ну, такая бумага, в трубочку свернутая.
   – А разве бумага тяжелая? Я у Венусты листки таскал - легкие.
   – Это бумага старинная, потому тяжелая. На ней, так сказать, пыль веков.
   – Зачем же мне пыль таскать?
   – Помолчи, глупый! Это я иносказательно... Лучше обрати внимание на этого человека, что с Полактией разговаривает. Скоро он кланяться начнет, так ты тот сверточек хватай и беги!.. То есть, лети отсюда подальше...
   – Она же догонит. В крысу превратит.
   – Далась тебе эта крыса!
   – Поневоле забоишься, когда тебя все ею пугают.
   Полководец как раз рассыпался в комплиментах. Он кланялся, говорил, что ему и прежде рассказывали: любимая жена императора - женщина умная и красивая, но он все-таки не ожидал, что её красота окажется столь совершенной.
   То ли Полактия Фортунатовна увлеклась своей игрой, то ли и вправду ей вскружили голову эти восхваления, а только на некоторое время она забыла о Кате. Да и к чему ей было помнить, если девушка была упрятана так надежно. Потому птичий пересвист она не услышала. Или не обратила внимания.
   По её мнению, Екатерина должна была сидеть тише воды, ниже травы и переживать свое поражение. Нашли кого посылать Воронцова с Вяземским!
   А Катя в это время лихорадочно соображала, нельзя ли как-нибудь отыскать заговоренную палочку, которую она предусмотрительно воткнула в прическу, сооруженную Аленой. Вот только не могла придумать, как её на себе отыскать? Теперь палочка - одна из её многочисленных перьев. Не станешь же выщипывать их все, чтобы отыскать то, единственное.
   Антип добросовестно выполнил свою работу, хотя для маленького воробья старинный свиток с печатью был безмерно тяжел. Тут, видимо, сказалась природная цепкость домового - то, во что он вцеплялся, из рук - простите, из клюва! - он не выпускал.
   Полководец откланялся и великая ханша, кивнув ему на прощанье, сказала:
   – Все, на сегодня больше никаких приемов.У меня есть кое-что поинтереснее.
   Она небрежно бросила в кучу даров, которые просто лежали горкой посреди её шатра, роскошную не то корону, не то диадему, перевела взгляд на маленький столик из слоновой кости и слова замерли у неё на губах:
   – Как ты это сделала?
   – Что? - притворилась непонимающей Катя - крик попугая звучал пронзительно и издевательски. - Что сделала? Что сделала?
   – Не притворяйся! - гневно прикрикнула на неё маг. - Я спрашиваю, куда ты дела трактат Ибн Сины?
   – Я его не брала! - птица качнула головкой с хохолком.
   Ее слова были правдой, и Полактия Фортунатовна поняла это.
   – Уж не хочешь ли ты сказать, что её украл Джэбэ?
   Она на секунду замерла. Видно, проследила путь полководца и проверила, нет ли с ним рукописи.
   – Конечно, он не брал. Да и как бы осмелился? Кто-то здесь был... Наверное, ты хочешь остаться в образе птицы!
   – Скажите, а Эраст знает, что вы со мной сделали? - не отвечая на её зловещий вопрос, спросила Катя.
   Великая ханша на глазах будто уменьшилась в росте, и словно поникла, но потом встрепенулась, рассудив, что Екатерина об их размолвке знать ничего не может.
   – Откуда же? - усмехнулась она и добавила. - А ты все равно сказать ему не сможешь.
   – И он не поинтересуется, где я?
   – А зачем ему этим интересваться? Он помешан на своих компьютерах. Что ему какой-то тринадцатый век? А насчет интереса к тебе... У него есть невеста. Из хорошей семьи. Очень красивая...
   – И вчера он был здесь, чтобы подобрать для неё обручальное кольцо?
   Даже под густым слоем рисовой пудры, которой по последней монгольской моде была густо напудрена Полактия Фортунатовна, было видно, как она побледнела.
   – Ты хочешь сказать, что Эраст...
   – Был в моей юрте.
   – Но это невозможно. Он не знает заклинания Черной Дыры...
   – Значит, он сам его вычислил, с помощью своего компьютера.
   – Да что может компьютер против магии! Только зачем он это сделал? Пошел на заведомый риск. А если бы его затянуло в воронку...
   – В воронку?
   – Когда переходишь в другое время, всегда есть опасность попасть в водоворот времени. Магическое заклинание помогает нам удержаться на краю, но новичка может в водоворот затянуть и отшвырнуть так далеко, что он вовек не сможет оттуда выбраться!
   Катя промолчала: пусть великая ханша разговаривает сама с собой. И без аккомпанимента жутких скрежещущих звуков, которые идут из горла попугая...
   – Молчишь? Ну, я и так все узнаю. Птица останься, девушка иди сюда!
   Маг начертила в воздухе пентаграмму и Катя, к своему удивлению почувствовала, что раздваивается. То есть, её тело осталось в клетке на жердочке, а внутреннее содержание, или душа, тихо соскользнула на пол призрачной фигурой Кати до её птичьего существования, и остановилась перед великой ханшей.
   – Рассказывай, где ты его видела? Когда? В каком обличье?
   Катя не видела в утаивании никакого смысла, потому рассказала матери Эраста обо всем. И о том, как не застал её на месте, и о том, как пытался предупредить её в лесу, но у него не хватило силы на поддержание образа и силуэт юноши истаял...
   – Конечно, ведь он не знает, как сохранять и восстанавливать энергию, отданную Черной Дыре. Я всегда говорила, учись, знания за плечами не носить, но он считал, что магия ему никогда не понадобится.
   Она невольно вздохнула: получалось, что сын пошел против матери, откуда-то узнал о её планах. Неужели Леон ему все рассказал? Неужели её предположение о том, что муж влюбился в Катерину, верно?
   Между тем, Катя как бы невзначай поднесла руку к прическе и коснулась заговоренной палочки. Если бы Полактия Фортунатовна не была так взволнована, она бы увидела её - единственную вещь, не ставшую прозрачной после раздвоения Екатерины.
   Но её опять взяла в оборот ревность, и магиня за это тут же поплатилась. Катя вынула из прически палочку и произнесла нужное для такого случая заклинание:
   – Ты в меня, я - в тебя!
   И коснулась руки стоявшей напротив женщины. На мгновение она увиделах в глазах мага-историка целую гамму чувств: растерянность, невольное уважение, сожаление, впрочем, запоздалое, а затем в наступившей тишине пронзительно крикнул попугай:
   – Ведьма!
   – Чья бы корова мычала! - безо всякого пиетета расхохоталась Катя и с удовольствием потянулась.
   В оболочке попугая ей было так тесно! Иное дело - в образе великой ханши. Хотя она и не такая молодая...
   – Э, да у вас же остеохондроз! - нарочито разочарованно сказала Катя. - И сердечко пошаливает. Но что делать, женщиной, хоть и преклонного возраста, ощущать себя намного лучше...
   Не выдержав больше серьезной мины, девушка опять рассмеялась и услышала, как попугай в бессилии долбит клювом решетку.
   Полактия Фортунатовна попалась в собственную ловушку. В личине попугая она не могла творить заклинания, потому что сама наложила запрет на магические действия человека, находящегося в образе этой птицы. Но и Катя не могла вернуть себе прежний вид, потому что заклятие, наложенное Полактией Фортунатовной, могла снять только она сама.
   Выход был: снова обменяться телами, чтобы великая ханша произнесла над Катей магические слова.
   Однако, пока девушка не могла верить магу, которая так коварно её обманула. Катя отплатила ей тем же, но сама от этого пока не очень выиграла.
   Ничего, пусть черный историк посидит пока на жердочке, подумает. Ведет себя так, как она сама недавно советовала Кате.
   А у девушки тоже были здесь незавершенные дела. прежде всего, опять запропал куда-то Антип. Катя вышла, не обращая внимания на склонившихся перед нею тургаудов, и посмотрела на маковку - никакого воробья на ней не было.
   Слуги поначалу отправились следом за великой ханшей, но она отогнала их коротким:
   – Прочь!
   Антипа искать почти не пришлось. Катя все время смотрела под ноги и потому увидела его - распростертое маленькое тельце с перышками, отливающими хной. "Умер!" - подумала она. Испугалась и заплакала.
   – Антипушка!
   И увидела, как приподнялось маленькое веко птички.
   – Другие не добили, так ты решила меня утопить... в слезах! - по привычке ворчливо сказал он.
   – Жив!
   – Лучше б я умер! - мрачно отозвался домовой. - Но в своем обычном виде, а не в этом жалком тельце... Хорошо, что от высоты у меня кружится голова. На лету качнуло, и потому дурак-стрелок лишь слегка задел меня камнем...
   Она взяла воробья в руку и произнесла заклинание, восстанавливающее силы.
   – Вот это другое дело, - сказал он, не открывая глаз. - Значит, тебе все же удалось обмануть ее?
   – Не совсем. Свой облик без неё мне не вернуть.
   – А она сама-то где?
   – Как где? В клетке. Попугайствует.
   – Венуста и Вяземский могут тобой гордиться... Еще немного подержи меня в своей руке и немедленно отправляйся искать мой кузовок!
   – Как ты со мной разговариваешь? - возмутилась девушка. - Гляди, превращу тебя...
   – Ищи кузовок! - повторил воробей и даже клюнул её в ладонь. - Разве ты забыла, что в кузовке мой дом?
   Действительно, про дом она совсем забыла.
   – Знамо дело, не свое! - чирикнул воробей.
   Когда в юрте врача появилась сама великая ханша, Тахаветдин пал перед нею ниц.
   – Что это? - ханша показала на стоящий у стены плетеный кузовок.
   – Не знаю, - растерянно проговорил тот. Кате даже стало его жалко. Полактия Фортунатовна одним движением руки лишила его не только воспоминаний, но и чувств, так возвышавших его в собственных глазах и наполнявших жизнь молодого врача особым смыслом.
   – Это моя вещь, - строго сказала великая ханша, а Тахаветдин опять в ужасе склонился перед нею.
   Врач и сам не мог вспомнить, как попала в юрту эта берестяная безделушка, но всякий раз, когда он смотрел на нее, отчего-то на душе становилось приятно. Неужели императрица покарает его?
   Катя между тем подхватила кузовок и вышла из юрты, не желая больше думать о страданиях Тахаветдина.
   Антип, который поджидал её в траве возле шатра, радостно зачирикал:
   – Ты нашла мой дом!
   – Нашла! А вот где мой свиток? Ты его не потерял?
   – Куда же он денется? Я его тут же под пологом спрятал, - Антип, слегка прихрамывая, поскакал к стенке шатра и приподнял тяжелый шелк. Затем прыгнул ей на плечо и чирикнул в ухо. - А теперь самое время вернуть меня домой.
   Катя видела, что Антип действительно устал. Как бы он ни храбрился, а жизнь среди людей здорово его подкосила: целыми днями быть на свету, да ещё скакать и прыгать...
   Она взяла в руки ладанку и переместилась на несколько верст в сторону, отыскивая там ровное место. Выбрала луг с изумрудно-зеленой травой. Подошла к краю его и бросила перед собой деревянный талисман.
   – Больше!
   Знакомый дом возник будто ниоткуда. Катя не могла никак привыкнуть даже к собственным чудесам. Она легко взбежала по ступенькам - Антип нетерпеливо перебирал лапками на её плече. Но что это?
   Не успела Катя потянуть на себя ручку двери, как ступеньки качнулись под нею, дом вздрогнул и стал медленно погружаться.
   – Стой! - в растерянности закричала Катя, словно от неё убегало живое существо.
   – Ты поставила мой дом на болото! - закричал Антип, тоже понявший, в чем дело. - Его же засосет! Я останусь без дома! Я умру на чужбине! Делай что-нибудь!
   Он пребольно ключнул её в плечо.
   – Ну, почему я такая невезучая? - запричитала Катя. - Все у меня получается не так, как надо...
   Впрочем, для слез времени не было. Она напряглась и представила себе, что тянет из трясины... тонущего Эраста! Чего вдруг она подумала о нем, непонятно, но дом с громким чмоканьем выскочил из трясины и завис над нею. С его нижнего венца капала черная вода и свисали цепкие бурые травы.
   Катя судорожно стала оглядываться, куда можно было бы поставить едва не утонувшее жилище.
   В конце концов пришлось опустить его на сухое место, но такое неровное, что бедный дом стоял скособочившись, как шапка на загулявшем мужике.
   – Неумеха! - крикнул Антип.
   Раздосадованная Катя смахнула его с плеча и коснулась заговоренной палочкой.
   При одном взгляде на домового у неё пропала всякая злость. Бедный Антип выглядел попросту жалко: на лбу его красовалась огромная шишка, глаза запали, а привычное одеяние - серый армячишко - болтался на нем, как на вешалке.
   – Прости меня, Антип!
   – Ладно, чего уж там, сам напросился! - он поковылял к дому и неловко взобрался на крыльцо, рассерженно фыркнув на попытку Кати ему помочь.
   Антип скрылся за дверью, а Екатерина, коснувшись палочкой дома, спрятала в ладанку его крошечное подобие. Пора было подумать ещё и о других делах.
   Например, о попугае, в образе которого маялась в клетке историк-маг Полактия Фортунатовна. Значит, Кате нужно вернуться в стан монголов, забрать клетку с попугаем, трактат Авиценны и покинуть этот век навсегда...
   А Мирошка? Не могла она уйти, не взглянув на него в последний раз. Все-таки, в её жизни это был первый парень, который не только влюбился в неё с первого взгляда, но и сразу позвал замуж, а не в постель...
   Как жаль, что именно сейчас Катя в образе великой ханши!.. Но посмотреть, как и что, она обязана, вдруг в её заклинании что-то не сработало, и Алена не попала туда, куда её отправила Екатерина?
   Но Алена была на месте. И ухаживала за Мирошкой, как за родным братом. Он был в полудреме от слабости, но глаза открыл и даже позвал:
   – Алена, дай воды!
   Где-то бывшая полонянка отыскала глиняный черепок, в котором теперь была прозрачная вода.
   – Расскажи еще... о той женщине, - тем временем попросил раненый.
   – Я же говорю: красивая, сил нет смотреть! Глаза синие-синие, а волосы - будто темное облако вокруг лица. Кудрявые...
   – Черные, значит? - разочарованно переспросил дружинник.
   – Рыжим отцвечивают, как мех у лисицы... Дам, говорит, тебе свободу, если раненого на ноги поставишь. Я и глазом моргнуть не успела, как здесь очутилась...
   – Значит, это не ты меня сюда принесла?
   – Нет. Ты уже здесь лежал. На сене. И шалаш этот был...
   – Думаешь, она колдунья?
   – А то кто же?
   Мирошка тяжело вздохнул.
 

Глава восемнадцатая

 
   Напрасно ты винишь в непстоянстве рок;
   Что не в накладе ты, тебе и невдомек.
   Когда б он в милостях своих был постоянным,
   Ты б очереди ждать своей до смерти мог.
Омар Хайям

 
   Екатерина подошла к шатру и, нагнувшись, достала из-под полога заветный манускрипт. Потом вошла в шатер, скосив глаз на безучастных тургаудов у входа: они настоящие или так, манекены озвученные?
   – Где ты была? - услышала она недовольный крик попугая; похоже, её отсутствие заставило Полактию Фортунатовну всерьез поволноваться.
   – Не перед глупой птицей мне отчитываться! - гордо произнесла великая ханша и, не удержавшись, хихикнула.
   Не так ли совсем недавно посмеивалась над нею та, которая сидит на жердочке в собственноручно изготовленной клетке?
   – Катерина, - в голосе попугая появились просительные нотки. - Что ты собираешься со мной делать?
   – Домой везти, что же еще? Неужели вы могли подумать, что я брошу вас здесь?!
   – Ты могла на меня обидеться. Положа руку на сердце, признаюсь, я не всегда вела с тобой честную игру.
   – Ладно уж, чего уж там! - проговорила Катя любимую фразу студентов её группы. - К тому же, трактат я раздобыла, задание старших товарищей выполнила.
   – Так и будешь в этом виде жить, - вроде между прочим поинтересовалась магиня. - Великой ханше пятьдесят, не забывай об этом. Она даже старше меня...
   – Не скажу, что этот образ мне чересчур нравится, но, может, Венуста Худионовна что-нибудь придумает?
   Она нарочно сказала так, чтобы черный историк поняла: ей не верят. Однако, Полактия Фортунатовна приняла её слова за чистую монету.
   – Интересно, что можно придумать против заклятия? Ты глупая или притворяешься? Отменить его? Такого даже в сказках не бывает!
   Ага, заволновалась? Ничего, помучайся еще. И Катя, вроде невзначай, перевела разговор на другую тему.
   – Скажите, слуги, верблюды, лошади - настоящие или только декорации?
   – Один конь настоящий. Гнедой. Ноги в белых чулочках.
   – Тогда на нем и поедем. Остальное все само пропадет или его нужно уничтожать заклятием?
   – Без заклинаний все само исчезнет, - нехотя призналась Полактия.
   Катерина заволновалась: сколько времени у неё в запасе? Не потому ли и маг нервничала? Исчезни сейчас весь эскорт, сопровождающий великую ханшу, не ворвутся ли в шатер для выяснения нукеры великого полководца?
   – Сколько у нас осталось времени? - между тем хладнокровно спросила Катя.
   – С полчаса.
   Ей показалось, что птица в клетке вздохнула с облегчением: значит, её заточение скоро кончится. Но девушка вовсе не собиралась с этим торопиться. То есть, для себя она нежелание объяснила так: вот доберемся до Черной Дыры, а там посмотрим...
   – Начинай произносить заклинание, - заторопила её Полактия Фортунатовна. - Пора нам обменяться. Да не стану я тебя обманывать, обещаю!
   – Все-таки подождем, так сказать, до конечного пунктв.
   – До него ещё добраться нужно! Не слишком ли ты надеешься на свои скромные способности?
   – Но дорога до Черной Дыры совершенно безопасна - я убедилась в этом, когда Леон меня к ней конвоировал.
   – Он её хорошо знал и мог предвидеть...
   – Я буду осторожна. Поторопиться - и в моих интересах тоже. Я уже на сутки задержалась благодаря... козням конкурентов.
   – А поправку на время ты сделала?
   – Нет, - легкомысленно отмахнулась Катя. - Собственно, сутки ещё не прошли, чего там поправлять
   Правда, в голове её слегка зазуммерило: Вяземский говорил насчет какого-то вихревого потока. Но это, скорей всего, при больших временных расхождениях...
   – Катерина, верни мне мое естество, - опять попросила её маг.
   – Ах, не докучайте мне, госпожа маг, - голосом капризной принцессы проговорила Катя. - У меня и так времени не осталось. Доедем, никуда не денемся!
   Дело в том, что её глубоко уязвлял снисходительный тон Полактии Фортунатовны; у неё появилось горячее желание доказать, что и Катя кое-что умеет...
   Она выехала из лагеря монголов, закутанная в покрывало, верхом на гнедой лошади с притороченной к седлу клеткой с попугаем. Окружающие видели мираж: множество лошадей, слуг, верблюдов, поклажи, и мираж этот выглядел настолько реальным, что ни у кого из монголов не вызвал сомнения.
   Великая ханша отбывала в далекий Каракорум. Внезапно приехала, внезапно уезжает. А кому она обязана докладывать о своих намерениях? А её отряд охранников-тургаудов своей многочисленностью напоминал добрую боевую единицу.
   Конечно, никто из монголов и не подозревал, что не далее, как через пять-семь верст видение рассеется, будто его и не было, а все, оставшиеся в стане монголы и думать забудут о визите великой ханши.
   Немного отъехав, Катя пустила лошадь легкой рысью. Прохладный ветерок овевал её разгоряченное лицо - что ни говори, а она волновалась: вдруг её мираж развеется раньше времени. Но все обошлось.
   Катю подвела эйфория. Гордость от успешно завершенного задания. Ко всему прочему, она не только вырвалась из ловушки, устроенной ей черным историком, но и сама её пленила. Да не кого-нибудь, мага-профессионала!..
   – Осторожно! - попугай в клетке крикнул так громко, что Катя от неожиданности чуть с седла не свалилась.
   Вместо того, чтобы смотреть на дорогу, она размечталась... Что там за пар вырывается из-под земли? Это явно не Черная Дыра. Какой-то странный крутящийся вихрь - столб черного дыма...
   Девушка попыталась натянуть поводья, но почувствовала, как кто-то невидимый схватил лошадь под уздцы.
   – Тпру! - крикнула Катя, изо всей силы упираясь ногами в стремена.
   – Поздно! - крикнул, будто каркнул попугай, и они вместе с лошадью стали стремительно проваливаться куда-то.
   Потом началось падение. Куда подевалась лошадь, понять было трудно, но золоченая клетка, таинственным образом отвязавшаяся, падала вместе с Катей, несколько раз ощутимо ударив её по ногам острыми углами.
   Шлеп! - это упала Катя. Звяк! - это упала клетка. И вскоре все стихло, но свтлей не стало.
   Упали они не то в колодец, не то в шахту, но не ударились, а медленно опустились на дно.
   – Куда это мы попали? - невольно понизив голос, спросила Катя.
   – В ловушку! - свистящим шепотом буркнул попугай.
   – Неужели и на черных историков кто-то смеет ставить ловушки?
   – Этот смеет. Ибо не принадлежит ни к какому ордену или организации. Он - просто одинокий зловредный колдун, который с помощью путешественников, зазевавшихся невовремя, разнообразит свое бессмертное, но скучное существование. Любой маг, потолковей новичка, смог бы его ловушки избежать.
   Катя мучительно покраснела. Получить такой удар по дых, можно сказать, в минуту своего триумфа!
   – Колдун? А чем он отличается от магов?
   – Дурным характером! И полной непредсказуемостью. Пока мы не узнали о нем, нескольких историков он сумел превратить в каменные статуи в своем примитивном дворце.
   – Примитивном?
   – Примитивном! Он напихал в этот саркофаг все, что попадалось под руку. Ведет себя в других временах, как слон в посудной лавке. Не согласуется ни с какими теориями, научными трудами. Этакий браконьер на почве магии. Я бы не удивилась, если бы узнала, что он и читать-то не умеет!
   – Но Вяземский говорил, что магии нужно учиться.
   – Вот именно. А Георгий Мередит получил свои знания, можно сказать, из уст в уста, по старинке. Заклинания он зазубрил, как другие зубрят таблицу умножения...
   – Кажется, черные историки его не очень любят.
   – Белые историки - тоже, ибо там, где Мередит, нет смысла говорить о порядке и законе. Там, где Георгий - хаос.. Может, Мередит и радился из хаоса...
   – Значит, он и нас может превратить в камень?
   – Необязательно. Ты можешь стать головой кабана в его Зале Трофеев.
   – Этот Мередит - старый?
   Голова попугая снисходительно качнулась: могла бы задать вопрос и поинтереснее.
   – Он древний. И бессмертный.
   – Такой, как Кощей Бессмертный?
   – Куда Кощею до Георгия! Тот свою смерть прятал, но будто специально так, чтобы её кто-то мог найти. У Мередита смерти нет. Он может умереть только, когда сам захочет.
   – Это же неинтересно, - разочарованно заметила Катя.
   – А ты бы хотела идти за тридевять земель, искать её, найти и уничтожить. А зло на земле неуничтожимо.
   – Почему?
   – Потому. С чем тогда будет бороться добро?
   – Вы издеваетесь надо мной?
   – Если ты такая умная, не задавай глупых вопросов! - огрызнулась Полактия Фортунатовна.
   Но Катя не умела долго злиться.
   – Может, пока суд да дело, стоит вернуть каждой из нас первоначальный облик? - предложила она.
   – Хорошо бы, да только теперь это невозможно. Колодец - своебразная изолированная камера: сюда никто не проникнет извне, никто не сможет убежать и каким-то образом проявить свои магические способности.
   – Вляпались! - ахнула ошеломленная Катя: клокучущая в ней молодая энергия никак не хотела смиряться с подобными ограничениями.
   Не слишком ли часто с нею случаются такие проколы? Наверное, ген-искатель Вяземского, указав на нее, как раз в этот момент вышел из строя...
   Внезапно темное помещение, в котором сидели пленницы, осветилось ровным голубым светом, похожим на призрачный свет месяца, заиграла медленная певучая музыка и медоточивый голос невидимого мужчины произнес:
   – Всемогущий Георгий Мередит просит гостью пожаловать к нему в замок.
   Гостью? Но почему в единственном числе? Если он такой всемогущий, то наверняка догадался, что в клетке не простой попугай. Или он решил до срока не открывать карты?
   – Просит или требует? - дерзко выкрикнула Катя, делая шаг к открывшейся в темноте двери - сквозь проем ей виднелся коридор, ярко освещенный каким-то мощным источником света.
   – Как можно? - почти искренне удивился голос. - Требовать мне, ничтожному? Конечно, просит! Покорнейше просит!
   Катя шагнула к двери.
   – А клетку, - почти льстиво напомнил голос. - Бедная птичка может соскучиться в одиночестве. Или проголодаться. Такая умная говорящая птица...
   В коридоре девушку поджидали два темнокожих раба. Обнаженные до пояса мужчины были одеты в шаровары из дорогой ткани и обуты в красные сафьяновые сапоги с загнутыми носами. Их головы венчали парчовые тюрбаны, украшенные перьями какой-то птицы. Перья поддерживались брошками с огромным изумрудом у одного и таким же бриллиантом у другого. На боку у каждого висели ятаганы с рукоятями, оправленными драгоценными камнями. Рабы встали по обе стороны от Екатерины и повели её по коридору.