Шкатула Лариса. Маленький дракон с актерского факультета

   – Три года! - ахнула Катя. - Вас держат здесь насильно?
   Вместо Аксиньи расхохоталась Полактия.
   – Интересно, кто мог бы удержать Никитину насильно?
   – Но у вас, наверное, были родные, друзья.
   – Думаю, тот, кто мог бы меня оплакивать, давно утешился, - сказала Вера-Аксинья.
   – И вы не хотите вернуться? - продолжала допытываться Катя.
   – Не хочу.
   – А я хочу. Я так хочу домой!
   – Ну, ну, - погладила её по голове Полактия, - ты же не будешь плакать? Я тоже по дому соскучилась. И дала себе зарок: все, последняя ходка! Теперь мое дело дома сидеть, внуков дожидаться.
   – Кстати, о детях. Сегодня со мной ночью разговаривал ваш сын.
   – Эраст?
   – А у вас есть кто-то еще?
   – Странно звучит: разговаривал. По телефону, что ли?
   – Не знаю. Вы говорили, Эраст увлекается только компьютерами, а магии не знает, но я думаю, без магии не обошлось.
   – Наверное, Леон ему помог...
   – Или ты недооцениваешь своего сына, - заметила Аксинья. - Он мне казался способным именно в магических науках. Иное дело, что техника увлекает его больше.
   – Он изобрел какой-то передатчик, - продолжала Катя и прорывается сюда через время и даже какой-то экран. Он меня слышать не мог, а я его очень хорошо слышала. В общем, он предлагает нам через неделю возвращаться домой.
   – Можно подумать, мы этого не хотим!
   – Эраст обещал к Черной Дыре построить какой-то коридор, по которому мы пройдем безо всякого труда...
   – Погоди, - остановила её магиня, - Степан не шутил, когда сказал, что отсюда убежать нельзя. Да и Вера с ним согласна.
   – Патрик о своем замке тоже так говорил.
   – Патрик был один, а братьев семеро.
   – А пословица говорит: у семи нянек дитя без глазу! Народ зря не скажет.
 

Глава тридцатая

 

   Что делаю - сама я не пойму.
   Как будто зренье застило уму.
   Но мы своей судьбы не господа.
   Что быть должно, то сбудется всегда.

Вильям Шекспир

 
   – Я поняла, что ты не раскаиваешься в принятом когда-то решении. Но ты и Дементий?.. Впрочем, тебе виднее, но нам-то ты поможешь?
   – Помогу, - вздохнула Аксинья, - хотя с бОльшим удовольствием оставила бы вас здесь, в этом благодатном краю, где нам принадлежало бы все...
   – А мне здесь не нравится, - поджала губы Катя. - Все на меня давит: и скалы, и эти огромные валуны. И уклад жизни...
   – Как видишь, кому поп, кому - попадья, - развела руками Полактия. Нам здесь не нравится!
   Вечером на подворье братьев-колдунов топилась баня. Братья, радостные и возбужденные, сновали по двору туда-сюда, будто не баню ждали, а дива дивного.
   Женщин конечно же пустили вперед, потому что они, как известно, настоящего жара не выдерживают. Степанида маленько посопротивлялась - она любила именно париться! - но Аксинья уговорила её, что остальные с удовольствием уступят ей верхнюю полку, где она сможет париться, пока не надоест!
   Катя никак не хотела расставаться с ладанкой, которую прежде ни при каких случаях не снимала: в ней была упакована величайшая для неё ценность - её дом с Антипом, смешным и преданным человечком-домовым. В том же доме был спрятан трактат Ибн Сины, ради которого она, собственно, и терпела все мучения.
   – Чего уж ты так держишься за свой мешочек? - недоумевала Аксинья.
   – У тебя там не брильянт ли размером с орех? - посмеялась и Степанида.
   – Гораздо дороже, - сухо ответила Катя, но ладанку сняла - не идти же с нею в парилку!
   Баня сотворила со всеми чудо. Катерина так расхрабрилась, - прежде она побаивалась горячего пара, - что полезла за Степанидой на верхнюю полку, а, выпив в промежутке между "выпаркой" принесенного Степанидой холодного резкого кваса, предложила отхлестать веником всех желающих.
   Огромная бадья холодной воды, налитая Егором прямо из ручья, захватывала дух, лобавляя женщинам удовольствия и визга. Из предбанника они вывалились на свежий воздух сияющие, бело-розовые, ослепительно красивые по мнению стоящих в ожидании очереди мужчин.
   Выходя последней, Катя привычным движением коснулась шеи: она же забыла надеть ладанку! Однако, вернувшись, девушка нигде её не обнаружила. Она осмотрела каждую щель, сдвинула с места тяжеленные лавки - ладанка бесследно исчезла.
   Братья уже распахивали дверь. Посмеялись, что она хочет попариться с ними. Катя торопливо вышла, но только ступила за порог, почувствовала на плече руку Егора и подняла на него глаза, в которых уже закипали слезы. Теперь все оказалось напрасным: опасные встречи с монголами, игры с могущественным волшебником, которые грозили вечным успокоением в саду каменных фигур...
   Она разрыдалась. У Егора от нежности и жалости к ней сжалось сердце.
   Женщины задержались было в ожидании, но заметили, что Егор взял её за плечи, помялись и пошли к избе.
   – Что стряслось, я спрашиваю? - он не только взял её за плечи, но и встряхнул: так, ему казалось, она быстрее придет в себя.
   – Ладанка моя пропа-а-ла! - проревела Катя.
   – Подумаешь, невидаль, ладанка! - хмыкнул он. - Да я тебе такую изображу, какой ни у кого нет.
   – Такой, как моя, и так ни у кого нет!
   – Завыла! - он с досадой почесал в затылке. Попариться-то хоть я могу?
   Она взглянула удивленно: кто его держит?
   – Я спрашиваю, твое дело может подождать?
   – Может, - ктвнула она.
   Наконец он отпустил её плечи и пошел к бане. А Катя поплелась в избу.
   – Поссорились, - нарочито лукавл спросила Степанида.
   – Помирились! - не очень вежливо бупкнула Катя: притворство она чувствовала сразу и потому раздражалась.
   Хотя девушка собиралась именно притворство сделать своей профессией, она считала: то, что хорошо на сцене, в жизни порой выглядит отвратительно.
   – Степанида неправа? - спросила её Полактия ФОртунатовна.
   – Конечно, - с ожесточением сказала Катя. - Стала бы я из-за ссоры лить слезы.
   – Тогда - что?
   – У меня пропала одна вещь. Очень важная. Для меня.
   – Неужели манускрипт?
   – И он тоже.
   – Надеюсь, ты меня не подозреваешь?
   – Нет, что вы! - она вдруг успокоилась, поверив, что Егор ей поможет.
   – Я могла бы попробовать...
   – Не надо, мне Егор поможет.
   – Насколько я понимаю, время у нас ещё есть. Тогда давай я поучу тебя печь медовые пряники.
   – Магические?
   – Обычные, из теста. Я делаю их по рецепиу своей бабушки.
   Ничего не оставалось, как изображать спокойствие и поддерживать разговор, ароде:
   – Полактия, дорогая, мне кажется, что и ты жениха себе выбрала.
   – Выбрала, - подтвердила та.
   – Семена?
   – Нет, не Семена. Мне по сердцу Тихон пришелся.
   – Тихон?! - изумленно вскрикнула Степанида, в то время, как Аксинья отвернулась, скрывая улыбку. - С того света спихан! Ни рыба, ни мясо! Глаза у него красивые,, ничего не скажу, а в остальном... Разве глаза в мужике главное?
   – А что? - невинно поинтересовалась Полактия.
   – Молодая, не понимаешь, - снисходительно протянула та. - Сила в нем должна быть. Надежность. Чтобы жена могла за спину мужа от любой напасти спрятаться. А Тихона тебе, Поля, придется самой за спину прятать.
   Пряники из рук магини выходили ладные: райские птицы, диковинные рыбы, невиданные звери. Не чета Степанидиным звездочкам да полумесяцам. Степанида и восхищалась её изделиями от души.
   – Не знаю, выйдет ли из тебя колдунья, а с тестом ты не иначе колдуешь! Только по-своему, по-женски.
   Выходит, Степанида не знает о магических способностях Полактии? Почему она не хочет раскрываться перед здешними жителями, вот вопрос.
   – Не вопрос!
   Магиня сказала это не разжимая губ, и это прозвучало у Кати в голове.
   – Опять я раскрылась?
   – Опять. Забываешь, что со временем мыслезащита слабеет? А тебе особенно надо быть осторожной. Егорку на мякине не проведешь.
   Они не успели закончить мысленный диалог, как в избу стали входить братья.
   Поняв, что Знание не зависит от того, во что они одеты, колдуны развлекались теперь, надевая на себя вещи невиданного покроя и расцветок.
   Больше всех насмешил Дементий. Он появился в пестром атласном халате и белой чалме. Кланялся, сложив вместе ладони, бормотал что-то невразумительное, так что все покатывались со смеху. Но внимательная Катерина перехватила взгляд, которым он смотрел на жену. В нем было столько любви и откровенного обожания, что девушка опять по-хорогему позавидовала Аксинье.
   Тем временем появился Егор и сразу потянул её за руку.
   – Пойдем, невеста, прогуляемся!
   После бани он надел рубаху, расшитую голубыми васильками. Волосы его Катя прежде и не замечала! оказались пшеничного цвета и на висках слегка завивались. Густые брови придавали лицу излишне строгое выражение.Зато глаза - они будто отмылись в бане - выглядели почти фиолетовыми - таких глаз она ни у кого не видела!
   – Какой ты, оказывается, красавец! Чем больше на тебя смотрю, тем больше достоинств нахожу.
   – Насмешничаешь?
   – И не думала! Ты и впрямь, очень даже симпатичный.
   – Снизошла, значит? Уже не считаешь себя выше меня.
   – А разве я показывала тебе свое превосходство?
   – Наружно - нет. А так, даже мыслей от меня не скрывала. Раздумывала, искала пути для побега. Сегодня - картина другая. Сегодня ты для меня нехитрую музыку выставила: как мне здесь нравится! Какой красивый у меня жених!
   Кате стало не по себе.
   – Но ты ведь и вправду красивый парень.
   – Если красивый, что ж ты предстоящей свадьбе не радуешься?
   Она промолчала.
   – Ладно! Что там ценного было в твоей ладанке? - наконец сжалился он. - Не жмись, у жены от мужа не одлжно быть секретов.
   Серьезный противник, этот Егор! Права Полактия: нельзя его недооценивать. Но и ради него здесь оставаться Катя не собиралась... Конечно, знать об этом ему не стоит, да и кто поможет ей, если не он?
   – Ты же ничего обо мне не знаешь, - медленно проговорила она. - Разве сказки рассказывают с конца?
   – А в твоей ладанке конец сказки?
   – Егорушка, пожалуйста, найди ее! Я тебе сама все покажу и расскажу.
   – Вот это другое дело. Ты, Катерина, гордая больно. Чуть склонилась, уже у тебя шея болит. А ласковый теленок, как говорится, двух маток сосет. Ты хорошо попросишь, я для тебя горы сворочу.
   – А как это - хорошо попросить?
   – Поцеловать значит, а то ты не знаешь!
   – Ох, и хитрющий ты, Егорка!
   – Не без того, - согласился он, сжимая её в объятиях, когда она целовала его в губы. - Хорошо попросила, ажно сердце зашлось!
   – Теперь ты будешь ладанку искать?
   – А я уже нашел.
   – И где она?
   – У Степаниды.
   – Но она же не признается. Как мы её заберем? Обычск что ли делать?
   – Зачем обыск. Я манок сделаю, который краденную вещь и притянет. Опять же, не за так. Ты хоть и невеста мне, а даром кто ж стараться будет?
   – Что на этот раз?
   – Три поцелуя.
   – Разохотился! - вздохнула Катя. - Ладно, я согласна. Но только после того, как ладанка в моих руках окажется.
   – Жениху веры нет! - он закатил глаза к потолку. - Будешь смотреть, как я манок стану ладить.
   – Посмотрю. А как ты узнал, что ладанка у Степаниды?
   – Много будешь знать, скоро состаришься.
   Он стал вырезать, на первый взгляд, обычную свистульку, какую мальчишки режут в детстве.
   – Небось, рада, что я тебя от пряников увел?
   – Думаешь, я по хозяйству делать ничего не умею? Да я такие вареники делаю, на весь институт славятся! - не выдержав, похвасталась Катя.
   – Институт - это село или город такой?
   – Институт - такая большая изба, где молодых людей учат разным наукам, - пояснила она.
   – А тебя чему учили?
   Она призадумалась: как объяснить?
   – Меня учили в жизнь как бы играть...
   – На ярмарке?
   – Необязательно на ярмарке. У нас есть избы, которые называются театрами, а в театре - площадка, вроде помоста, его сценой называют. А в зале сидят зрители. Актеры им рассказывают разные истории. В лицах. Вот, к примеру, какую сказку ты знаешь?
   Егор на мгновение задумался.
   – О царе и трех сыновьях. Как они себе невест искали. Стрелы пускали в разные стороны.
   – На сцене олного артиста нарядили бы королем. Еще трое артистов говорили бы за его сыновей...
   Он слышал её, даже рот приоткрыв от удивления.
   – И артисты все-все изображают?
   – Все.
   – И целуются? И спят как муж с женой?
   Катя смутилась.
   – зачем же спать? Зрители ведь и так могут догадаться. На сцене ведь есть такой огромный кусок материи занавес. Когда артисты как бы уходят куда-то, занавес закрывается. И зрители понимают, куда пошли герои... Непонятно я объясняю?
   – Чего ж тут не понять! - буркнул Егор.
   – На сцене живут не обычной жизнью, - продолжала Катя, - а как бы живут. Еда ненастоящая, бутафорская. Оружие тоже. Не будут же артисты между собой по-настоящему драться.
   – Тогда это неинтресено, - разочарованно проговорил Егор, опять склоняясь над тем, что он называл манком.
   – Не скажи, многие люди с удовольствим идут в театр. Некоторые артисты так хорошо играют, - зрители забывают, что это игра.
   – А ты не могла бы мне что-нибудь рассказать? Как будто на своей сцене.
   Девушка задумалась - что для него представить? Может, монолог Снегурочки из пьесы Островского, тот, что она исполняла ещё в школьном спектакло?

   – Кругом меня все любят, все счастливы
   И радостны; а я одна тоскую;
   Завидно мне чужое счастье, мама,
   Хочу любить, а слов любви не знаю...

   Она так увлеклась, что стала говорить слова и за Весну, и за Снегурочку, а когда замолчала, услышала, что юноша повторяет как бы про себя:
   – Пусть гибну я, любви одно мгновенье дороже мне годов тоски и слез... Как хорошо ты это сказала!
   – Это сказал Островский, тот, кто пьесу написал.
   Он поднес к губам манок. Никакой мелодии Катя не услышала, но через сгновение Егор опустил в её руку заветную ладанку.
   – Бери свое сокровище. А насчет поцелуев... я пошутил. Если ты не хочешь...
   Она обхватила руками его голову и запечатлела на губах самый страстный поцелуй, на который только была способна.
 

Глава тридцать первая

 

   Когда враг колеблеься, никогда
   не позволяй ему собраться с мыс
   лями или с силами.

Бертрис Смолл

 
   – Егор, а ты грамотный? - как бы между прочим спросила молодого колдуна Катя.
   Тот её вопросу обиделся и нехотя буркнул:
   – Гоамотный.
   – Ты ходил в шклу?
   – Никуда я не ходил. От нас не то, что до шоклы, до любого жилья - не меньше тридцати верст. Меня Аксинья учила.
   – Она занималась с вами со всеми?
   – Как же, заставишь этих лежебок! Остальные братья отказались. Даже её любимый Дементий. Прости, сказал, но у меня от твоих премудростей не то, что голова, волосы начинают болеть.
   – И долго ты учился?
   – Почитай, месяц.
   – Месяц? - поразилась Катя. - Но чему можно научиться за месяц?
   – Ежели учить колдовством, думаю, всему. Она мне в голову вкладывала словно некие клубочки с науками, я лишь должен был потянуть за ниточку, как в голове все укладывалась... Чему она не успела меня научить, так это красиво говорить. Вот и тебе объясняю, а у самого язык будто за зубы заплетается... Но и я так ей благодарен, если бы не она, я бы темный был, как Степан.
   – Но Степанида-то его все равно любит. Или нет?
   – Ясное дело, любит. Дуракам завсегда счастье.
   Это прозвучало у него так грустно, что Катя растерялась. Она не подозревала, а если точнее, не задумывалась о серьезности его чувств. И не именно к ней, а вообще к жизни. Она сказала ему, скорее провоцируя:
   – Но ведь у тебя, вроде, тоже... невеста есть.
   – Невеста... без места! Не в упрек тебе, Катря, но что это за невеста, которая спит и видит, как бы ей от жениха удрать.
   Она разозлилась.
   – Не знаю, как у вас, а у нас говорят: насильно мил не будешь. Дали нам возможность выбирать из вас пятерых и решили, что это и есть свобода? А если я не хочу выходить замуж ни за кого из вас?
   – Зачем же тогда целовала? Егорушкой называла?
   – Военная хитрость.
   – Я бы сказал по-другому.
   – Я бы! Ты бы! Что твои братья говорили: скажите спасибо, что сетью ловили, Егор бы капкан поставил.
   – Да я же шутил! - закричал Егор. - Кто виноват, что они шуток не понимают! Говорю:"А, может, капкан поставим:" Не поняли. "Ты что, капкан! Ноги изуродуешь, зачем нам жены хромые!"
   Катя не выдержала и расхохоталась.
   – Тебе смешно.
   – Ну хорошо, не будем обвинять друг друга. Спрашиваешь, собиралась ли я отсюда бежать?. Скажу честно: собиралась. А ещё точнее, собираюсь и теперь. Наверное, это свинство, ведь если бы не ты... Нашел мою ладанку...
   – Ты бы и сама это сумела. Просто ты из начинающих. Боишься во всю силу размахнуться. И я на первых порах боялся. А потом ничего, пообвык.
   Пообвык. Может, и она пообвыкнет? Но зачем? Для того, чтобы быть актрисой, это вовсе не нужно. Или ей уже нравится заниматься магией?
   – Полно, - она невольно подделалась под тон Егора, нет во мне никакой силы. Пойдем лучше, я тебе ладанку покажу, по-моему, ты это заслужил.
   Он внимательно посмотрел на нее:
   – Чего ж не поглядеть, раз показывают. Тебе для этого, небось, место поровнее нужно? Пойдем, покажу.
   Он повел её по какой-то тропинке, которую она здесь, возле избы, и не видела. То ли Егор нарочно оставил эту тропинку для себя, чтобы ходить по ней тайком от всех, то ли нехитрым колдовством отводил для неё один из временных коридоров.
   Пока они шли, опять наступила ночь. То есть, в этих местах она вообще наступала быстро, а теперь, как писали в книгах, на землю пала мгла. Вдруг и сразу. Шедшая за Егором Катя едва не наступила ему на пятки. От неожиданности.
   Через несколько мгновений кусты по обе стороны от тропинки расступились, а Егор, покосившись на девушку, подбросил в воздух небольшой огненный шарик, который и осветил все вокруг.
   – И долго он будет так висеть? - ехидно спросила Катя: Егор все время демонстрировал ей свое превосходство, а кому понравится терпеть такое от сверстника, даже если его считают лучшим колдуном в округе.
   Егор, правда, на её подкол не повелся. Только пожал плечами.
   – Сколько надо, столько и провисит.
   – Тогда можно не торопиться. А то мне коечто смастерить надо.
   – Мне отвернуться? - теперь уже он подкалывал её.
   – Можешь смотреть. Это будет обыкновенная волшебная палочка, - вроде бы равнодушно сказала она.
   Попросила у Егора нож и, сломав прутик с ближайшего куста, стала остругивать его, хотя могла вполне обойтись неоструганным. Он больше не ехидничал, не подкалывал её, и Катя вдуруг подумала, что, наверное, из него получится хороший муж, поскольку он выдержан и вовсе не злопамятен...
   Она опять упустила момент и не поставила вовремя защиту на свои мысли, потому что он с чувством произнес:
   – Спасибо, что так хорошо обо мне думаешь.
   Катя смутилась и поторопилась коснуться палочкой деревянного талисмана. Она с бьющимя сердцем наблюдала, как растет на глазах дом. Егор ничему не удивился, лишь заметил:
   – Ладный домишко!
   Катя волнуясь ступила на порог. Все ли цело внутри, ведь она побывала в стольких переделках! А если это навредило Антипу?
   Но в горнице ничего не изменилось. Стол посреди комнаты, так и стоял накрытый кружевной скатертью. Нигде не ощущалось следов запустения, не висели клочья паутины по углам, не лежала толстым слоем пыль. Казалось, что хозяева постоянно жили здесь и лишь ненадолго вышли.
   Она оглянулась на вошедшего следом Егора.
   – Кажется даже, что в доме ватрушками пахнет.
   – Однако, пахнет, - кивнул он. - В этом доме никто не живет?
   Под комодом раздался шорох, и Егор напрягся.
   – Не волнуйся, - тронула его за руку Катя. - Неужели ты не чувствуешь, что этот дом никому не угрожает?.. Антип, Антипушка!
   Из-под комода на мгновение высунулась мохнатая оапка и тут же спряталась.
   – Жив, мой хороший, а я уж от беспокойства вся извелась!
   – То-то ты торопилась! - буркнул домовой.
   – Кто у тебя там, говорящий кот, что ли? - не выдержал Егор.
   – Сам ты кот! - отчетливо прозвучало из-под комода. - Только коты незванными являются.
   – Это мой домовой, - пояснила Катя.
   – Мой! - не унимался тот. - Нашла игрушку! Всяк норовит прикарманить. Ничей я. Этого дома домовой.
   Девушка открыла было рот, рассказать, что Антип вовсе не такой склочный, каким хочет казаться, что он просто не любит чужих...
   – Не трудись, - сказал Егор, - я попробую сам с ним договориться. Ну-ка, мужичок-с-ноготок, вылезай на свет божий!
   Он присел у комода и Катя с удивлением прислушивалась странным звукам: скребущему звуку когтей, треску дерева, пока наконец Егор не поднялся на ноги с Антипом, в лапке которого была зажата щепка, должно быть оторванная от многострадального комода.
   – Ах, ты, упрямец! - юноша поднял бедного домового вверх. - Но я тоже не лыком шит. С кем это ты тягаться вздумал?
   – Пусти по-хорошему! - заверещал Антип, смешно дрыгая в воздухе маленькими ножками.
   – И что ты мне можешь сделать?
   – А вот что! - Антип исхитрился, сунул руку в карман, достал что-то и с силой метнул в лоб Егору.
   Катя от страха даже глаза прикрыла: Антип повторил её поступок, словно родной брат, но у него с Егором были слишком разные весовые категории.
   Тот нападения от домового не ожидал и не принял никаких мер защиты, что опять укрепило Катю в мысли о несовершенстве колдунов. Значит, при желании их можно застать врасплох?
   Егор от неожиданности разжал пальцы, и Катя едва успела подхватить своего любимца почти у самого пола. Тот растерялся от собственной смелости и падал с закрытыми глазами, ожидая расшибиться вдребезги.
   – Тухлое яйцо! - с гадливостью произнес юный колдун.
   – Так тебе и надо! - выпалила Катя. _ нашел, с кем тягаться! Зачем ты его хватал?
   – Так это... он же тебе грубил!
   Антип между тем вырвался из рук прижавшей его к себе Кати.
   – Опять обниматься норовишь! Знаешь же, не люблю, чтобы со мной, как с маленьким... А кто этот недоросль?
   – Это очень большой человек, из местных... Погоди, я дам ему умыться.
   – Большой в этой дыре, а маленький в нашей, - заметил Антип.
   – И ты ещё переживала из-за этого невежи?
   – Он - мой друг, - сухо сказала Катя.
   – Имей такого друга, и врага не надо... Спрашиваешь, меньгой, кто я есть? Жених твоей... подруги. Скоро мы с нею свадьбу сыграем. Будем жить-поживать, да добра наживать.
   – Удалось теляти волка поймати, - не очень вежливо хмыкнул Антип.
   – Уж не мою ли невесту ты с волком сравниваешь? - грозно нахмурился Егор.
   – Моя! кто о чем, а мы о своем. Хорошо с берегу на гребов смотреть...
   – Сейчас же перестань! - не выдержала Катя. - Чего ты на Егора напал? Вот женится он на мне, так и дом ему вместе с тобой достанется.
   – Как - ему? Почему ему? - разволновался домовой. - Ишь, чужим домом распоряжается! Этот дом Венустин!
   – А она мне его подарила.
   – На время дала, попользоваться!
   – Разбушевался, собственник! - улыбнулась Катя. - Ты и представить себе не можешь, что могло статься с твоим домом, а заодно и с тобой, если бы не Егор... А ты в него - гнилым яйцом!
   – Я не знал, - сказал Антип.
   Онловко взобрался по ножке стула и сел на краешек сиденья.
   – Трудно мне с вами, молодыми, - пожаловался он. - Шебутные вы, громкие. Вон Венуста с Никодимом - никаких хлопот не доставляли.
   – Ты сам вызвался, - напомнила Катя.
   – Вызвался, дак кто знал, что наше странствие так затянется? Как там наша улица поживает?
   – Улица! Ты э всю жизнь дома просидел!
   – По ночам я садился на подоконник и смотрел на неё через окно.
   – На сплогные ямы да колдобины.
   – Каждый кулик свое болото хвати, - вздохнул Антип и горестно съежился.
   Катя и Егор отчего-то загляделись друг на друга, потому домовой неслышно скользнул по ножке стула сниз и опять нырнул под комод. Там ему было срокойнее.
   А молодые люди между собой заговорили.
   – Вовремя ты успел, с ладанкой-то, - ласково сказала Катя. Степанида могла бы её на заветное слово запереть - век бы не нашли. Промедлила. Небось, уже хватилась.
   – Навряд ли. Не разберет она: та, не та.
   – Ты подменил ее?
   – Точь в точь такую сделал.
   – С домом? - поразилась Катя.
   – Зачем - с домом? Она твоего секрета все равно не знала. Как и было на первый взгляд: простая деревяшка.
   – Тогда ты заслуживаешь ещё одного секрета.
   Катя сунула руку в стоящее на лавке лукошко и показала Егору манускрипт.
   – Вот ради чего я сюда рвалась. И вообще в вашем времени окзалась.
   – Такая старая бумага тебя привлекла? удивился Егор. - Молодая девка, а ровно... алхимик какой.
   – Я не алхимик, - попыталась объяснить она юноше свой интерес. И не мне он нужен. Люди, послали меня сюда, обещали за доставку приличное вознаграждение.
   – Ты... наемник! - опять с его губ сорвалось непривычное слово и на этот раз, по мнению девушки, вовсе не к месту.
   – Я - студентка, - сказала она. - Учусь вроде бесплатно, но то за одно, то за другое мне все время приходится платить. Мне стыдно тянуть деньги с родителей. Так что когда мне предложили заработать, я не отказалась.
   Егор слушал её, не переставая удивляться. Она показалась ему такой наивной и простодушной, а оказывается, она перед ним притворялась. Как на своей сцене. Жизнь разыгрывала!.. Правда, когда целоваться его учила, не притворялась, в этом он был уверен!
   Это все браться! Придумали - невест сетью ловить, а теперь хотят, чтобы пойманные их любили. Катерина пришла из такого далекого-далека, что никогда в их краях не приживется, потому и убежать хочет...