– Не нужно, – произнес он, взяв меня за кисть.

Я заметила, что на левой руке у него не хватает двух пальцев – мизинца и безымянного. Еще из-под рукава пиджака выглядывал уголок татуировки. Я не смогла толком ничего разглядеть.

Рука была крепкой и теплой – такой я и представляла ее. Прикосновение успокоило.

– Не нужно лгать, Алена, – попросил он.

– Кто вы? Как нашли меня?

– Помните вчерашний вертолет?

Хотелось закусить ноготь от волнения. Я едва сдержалась. И так на руках живого места нет.

– Значит, вы следили за мной? Кто вы?

– Хм-м, – кашлянул Кларк и оглядел улицу. – Быть может, прокатимся? Поговорим в пути?

– Тогда лучше вы садитесь за руль. Я не умею одновременно вести машину и разговаривать. Обязательно врежусь в ограждение или проеду на запрещающий сигнал светофора.

– Хорошо.

Мы поменялись местами. При этом я прошла рядом с ним. Он был выше на голову. От него исходил легкий запах одуряющего одеколона. У меня даже голова закружилась.

Господи, неужели я влюбляюсь!

Кларк сел за руль, и мы поехали по пока еще пустым улицам Франкфурта. Некоторое время он молчал.

– Так что? – не вытерпела я.

– Мы хотим помочь вам.

– Кто это – мы?

– Скажем так: я представляю правительство Соединенных Штатов, которое обеспокоено поведением некоторых своих граждан…

Я уставилась в сплетение колец на торпеде – логотип фирмы «ауди». Боже, кажется, я поняла, где он работает! Неужели все мои проблемы остались позади? Как хотелось бы верить!…

Человек, назвавшийся Кларком, продолжал:

– Мы обеспокоены поведением некоторых людей, которые прикрываются именем правительства, должностями государственных учреждений США…

Мне это знакомо! Офицер американского отделения Интерпола…

– Бейкер! – выпалила я.

– Такой фамилии не знаю. Я говорю о нескольких сотрудниках «Мирбах-унд-Пфайзер»… Около месяца назад мы вышли на эту фирму. Ее деятельность можно охарактеризовать как полную бездеятельность. И вот в последний месяц они вдруг затаились.

– В их офисе висит карта Европы, сплошь истыканная булавками. На мой взгляд, они перепахали вдоль и поперек половину континента.

– Я это знаю. Но когда мы развернули вокруг них агентурную сеть, фирма уже не занималась поисками. Они собрали все, что нужно.

– Скажите, вы из ЦРУ? – спросила я.

– Не все следует говорить открыто, Алена, – негромко ответил Кларк, не отрывая взгляда от дороги. – Держите это название в уме, но язык не распускайте.

Я не выдержала и заплакала.

Господи! Наконец в ситуацию вмешались те, кому положено по должности! По сути, что могла сделать я одна против неведомой, мощной структуры Бейкера?

– У них огромная Организация! – жаловалась я Кларку, размазывая по лицу слезы и сопли. – Очень влиятельная! Ее даже боятся спецслужбы Турции… Организация разыскивает летательный аппарат цивилизации прелюдий, существовавшей, как полагают некоторые ученые, в древности. Вам это может показаться идиотизмом, я и сама считаю это идиотизмом, но что-то здесь кроется! Я всего лишь приехала в Турцию, чтобы сделать свою работу, а меня обвинили в убийстве… – На последнем слове я пискнула. Кларк слушал молча, только желваки играли.

– Наша спецслужба никого не боится, – произнес он. – Какой бы огромной и влиятельной ни была любая Организация.

– Они похитили моего мужа! Если… если до сегодняшнего вечера я не отыщу их, мой муж погибнет!

– Необходимо разобраться, что представляет собой эта Организация. Что вы знаете о ней?

– Ничего! – Я высморкалась в платок. Получилось очень громко. Кларк искоса глянул на меня. – Постойте… Вы же следили за «Мирбах-унд-Пфайзер»! Куда переехала фирма?

– Она никуда не переехала. Она распущена. Адвокаты перешли в другие фирмы.

– Но чем они занимались? Вы хотя бы это выяснили?

– Думаете, так просто?

– Конечно! Схватить какого-нибудь адвокатишку, припереть его к стенке!

Кларк усмехнулся, но вовсе не обидно, без снисходительности.

Интересно, почему он носит водолазку с высоким воротом? Мне показалось, что он под ней что-то скрывает.

– Вы насмотрелись голливудских фильмов, – ответил Кларк. Словно прочитав мои мысли, он слегка дотронулся до шеи, укутанной тонкой эластичной тканью. – Мы уже так не работаем. Этот метод неэффективен. Рядовые сотрудники знают только, что фирма занималась возвратом пропавших во время Второй мировой войны ценностей, принадлежавших известным немецким семьям.

– А те, кто руководил фирмой?

– Эти люди исчезли. Мы их разыскиваем.

– У меня времени только до сегодняшнего вечера!

– Вы это уже говорили. Сделаем все, что в наших силах.

– Кстати, откуда вы знаете мое имя?

– Его часто упоминали в телефонных переговорах. Добавляли еще – «русская скалолазка». И когда я увидел вас на стеклянной стене «Мэйн Тауэр», то несложно было догадаться.

– Вы не знаете, что это такое? – спросила я, показывая Кларку склеенную фотографию. Он на миг оторвался от дороги.

– Какой-то камень. Не знаю.

– Я нашла снимок в офисе на сорок шестом этаже.

– Фирма занималась ценностями. По виду, камень не представляет интереса. Может быть, ошибка?

– Не знаю.

Я спрятала фотографию в карман шорт. Кларк остановил автомобиль возле небольшого бульвара. Я удивленно оглянулась.

– Тут есть кафе, – сказал он. – Вижу по глазам, что вы зверски голодны. Там сможете позавтракать, привести себя в порядок.

– Ага, – ответила я, всхлипнув. Стерла ладонью слезу со щеки. – Что мне делать?

– Отдохните до полудня.

– Я не могу терять столько времени!

– Я попытаюсь отыскать руководителей исчезнувшей фирмы. И через них попробую вычислить Организацию, о которой вы рассказали… Вот мой телефон.

Он протянул визитку. «Том Кларк. Сотрудник американского посольства в Вене».

– Позвоните мне в полдень. Если что-то узнаю раньше – позвоню сам.

– Вы же не знаете мой номер! – спохватилась я.

– Знаю, – улыбнулся он. – Забыли, с кем имеете дело?

Он открыл дверь, собираясь выйти, но остался в салоне, задумчиво глядя на рулевое колесо.

– Ваш рассказ о том, что некая Организация разыскивает летательный аппарат древних, кажется фантастическим.

– Я и сама не верю. Но они-то ищут!

– Вы хотя бы приблизительно можете сказать, где ведутся поиски?

– На побережье Средиземного моря.

– Что ж, хотя бы наметки есть… – Он вылез из автомобиля. – Я позвоню.

* * *

Как бы Кларк ни убеждал, что мне нужно отдохнуть, не могла я позволить себе лодырничать целых шесть часов. Конечно, я едва двигалась после вчерашнего экстрима – душераздирающих срывов и падений, но голова соображала. Думать, анализировать, делать выводы мне никто не мог запретить.

До установленного Бейкером срока около четырнадцати часов. Если отнять пару часов полета до одной из стран Евксинского моря (Средиземного то есть), то останется двенадцать.

Двенадцать часов, чтобы отыскать Бейкера…

Я жевала яблочный пирог, запивая его горчащим апельсиновым соком. Попросила у официантки таблетку аспирина. Девушка походила на эмигрантку откуда-нибудь с севера Африки. Ее глаза были воспалены. Видимо, работала ночь напролет. Заведение называлось «От заката до рассвета»… Девушка обещала поискать аспирин. Вежливая, милая… Дам ей чаевых побольше.

Получается следующий расклад. С одной стороны, можно искать место, где находится гробница. Финикийцы называли его Джалмеша. С другой – можно идти по следу Бейкера. Оба пути рано или поздно приведут к плененному Лехе. Только бы не опоздать.

На самом деле выбора никакого нет. Я не ведаю, в какой стране находится гробница, а уж где слоняется Бейкер – и подавно!

Официантка принесла таблетку аспирина на блюдечке. Я поблагодарила и только тогда заметила небольшую округлость живота под фартуком. Она же беременна! Нужно обязательно дать ей побольше чаевых. С такой работой угробит и себя и ребенка.

Я вернулась к размышлениям. Так что же делать? У меня по-прежнему недостаточно информации: Погонюсь за двумя зайцами – ни одного не поймаю. Узнать, куда подевались руководители «Мирбах-унд-Пфайзер» предоставлю Кларку. Такого рода расследование мне не по плечу.

Зато можно выяснить нечто другое.

Я расплатилась с официанткой. Девушка торопливо принялась отсчитывать сдачу.

– Нет, сдачи не нужно, – сказала я. Она посмотрела на меня так, словно я произнесла нечто непристойное.

– Спасибо, но я не возьму.

– Возьмите, – попросила я. – Деньги понадобятся не только вам! – Я взглядом указала на ее живот.

Девушка – осунувшееся смуглое лицо и темные волосы, заплетенные в косу, – побледнела.

– Нет, благодарю. Я достаточно зарабатываю.

– Работать ночи напролет очень вредно для вас и вашего ребенка.

– Возьмите деньги, – прошептала она. – Они все равно мне не достанутся…

Девушка замолчала, словно прикусив язык. Кажется, она сказала что-то лишнее.

Я посмотрела через ее плечо в сторону бара. За стойкой развалился жирный боров, своей надменностью демонстрирующий, что он тут хозяин. Глаза заплыли жиром, сделав его похожим на азиата. Полосатая рубашка, напоминающая зэковскую робу, не сходилась на животе. Вызывающе торчала черная дырка пупка. Такое впечатление, будто кто-то очень добрый подошел к этому борову и всадил в живот пулю.

– Извините, – произнесла я, обходя девушку и направляясь к стойке.

Иногда меня так и тянет выяснить отношения с каким-нибудь подонком мужского пола. Чаще всего – словесно. Нахамить, нагрубить, подобрать к его комплекции аналог из животного мира. Некоторые пристыженно удаляются. Других мое поведение приводит в бешенство, и возникает словесная перепалка. Есть и третья категория… даже не знаю, как их назвать… Вечно пьяные отморозки, в глазах которых сплошной туман и полное отсутствие мыслей. Эти могут и ударить. Влепить, словно мужику.

Бейкер, например. Я так и вспомнила его садистскую ухмылочку.

– Извините, – сказала я, обращаясь к борову… тьфу, хозяину кафе. – Я пытаюсь дать чаевые вон той девушке, а она не берет.

– Я ей достаточно плачу! – ответил он скрипучим голосом. Со мной разговаривал сам Будда – только без тоненьких усиков. – Но если вы хотите, то можете дать чаевые мне. Я передам.

– По поводу вас у меня имеются некоторые сомнения…

– А вы кто? – спросил он, подавшись вперед. Китайские глаза распахнулись, воззрившись на меня. – Я слышу в вашей речи акцент! Вы тоже одна из этих вонючих эмигранток, которые заполонили все вокруг? Заполонили да еще плодятся, словно хорьки! Скоро порядочному немцу и ступить будет некуда!

Я приподняла брови.

– Да что вы говорите!… Скажите, почему у вас такая неоригинальная стойка бара?

Он непонимающе осмотрел стойку – аж складки на шее перекрутились.

– А что?

– Вам бы тут очень подошла эмблема свастики.

Боров был из категории «затуманенных».

Он взревел и протянул ко мне пухлую руку. Чего он хотел сделать, я так и не поняла. Наверное, ударить собирался. Видимо, у него в порядке вещей так обращаться с девушками-эмигрантками, которые работают в его заведении. И это в благополучной Германии!

Только вот, чтобы ударить нормально, нужно физкультурой заниматься, дяденька! А у тебя не мышцы, а желе.

Я перехватила его руку и сжала. Он взвыл. Что-то хрустнуло в его запястье… Оп! Кажется, перестаралась. Случайно выкрутила руку.

Я отпустила его. Хозяин кафе откинулся назад. Стул выскочил из-под толстой задницы, и он грохнулся на пол.

– Думаю, вам захочется отомстить этой девушке! – сказала я. Губы дрожали от волнения. – Так вот знайте! Через пару недель я вернусь сюда и поинтересуюсь, как вы с ней обращаетесь!

И направилась к выходу…

* * *

– Извините, вы не могли бы помочь вот с этой фотографией?

– Пройдите в пятый кабинет. Там помогут.

– То есть в двести пятый?

– Ну да!

Это был четвертый человек, футболивший меня. Понимаю, что Зенкенбергский исследовательский институт – серьезное учреждение, и я, приставая со склеенной фотографией, мешаю людям работать. Но сегодня от меня можно отделаться, только если пристрелить.

В двести пятом кабинете я обнаружила бородатого мужчину, разглядывающего какой-то минерал сквозь окуляр микроскопа. Очки подняты на лоб.

– Доброе утро… – произнесла я. Бородач оторвался от микроскопа. Очки упали на переносицу, стали видны толстые линзы.

– Доброе-доброе, милая фройляйн. Чем могу быть полезен?

– Посмотрите, пожалуйста, эту фотографию. – Я подошла к столу и протянула половинку. Бородач взглянул на нее сквозь очки.

– Кто-то засунул ее в электрическую мясорубку? – пошутил он.

– Вы можете определить, что это за камень?

– Хм. Какой необычный цвет… Почти пурпурный… – Он низко наклонился к фотографии. – Похоже на мрамор.

– На мрамор? – удивилась я. – Разве такой бывает?

– Всякий бывает. Зависит от того, в каких условиях образовывались метаморфические породы и какие примеси попали в карбонаты. Видите, тут микроскопические белые прожилки… Да, это мрамор. Должен признаться, что впервые вижу такой.

– А я надеялась, вы укажете месторождение.

– Не знаю, не знаю… – Ученый почесал волосики под нижней губой. – Может быть, существовал такой пласт. Совсем небольшой. Где? Возможно, на Апеннинском полуострове, на Кавказе, в Малой Азии…

– А точнее?

– Точнее не могу сказать. Даже предположить не могу. Извините.

– Быть может, кто-нибудь другой знает?

– Возможно. Но не в нашем институте. Слишком мало данных. Если бы у вас был этот кусок, мы могли бы сделать химический анализ, сравнить с образцами, а так…

Я стояла над ним, кусая губы. Опять промах! За что же такое невезение?

– Послушайте! – обратилась к нему без всякой надежды. – А этот лоскут не поможет?

Я подсунула ему полоску, которую так и не смогла приклеить к снимку.

Бородатый геолог глянул на нее, придвинул к склеенной фотографии. Долго смотрел, затем достал из ящика стола увеличительное стекло. Стал изучать обрывок через него.

– Послушайте! – произнес он наконец. – Так она же от другого снимка!

Я замерла.

– Что значит от другого?

– Не совпадает по размерам. Камень на склеенной фотографии значительно больше. И потом, на этой полоске структура камня другая. Оттенки, вкрапления… Я вам точно говорю, что это часть фотоснимка совершенно другого камня.

Я смотрела на него, открыв рот. В голове смутно забрезжила догадка.

Снимки двух разных камней!

Что же тогда получается? Нет, постойте-постойте! Если тут два разных камня, то почему их не могло быть и больше?

Обломки красного мрамора!

* * *

Не помню, как покинула двести пятую комнату и бородатого геолога. Поблагодарила или нет – тоже не помню. Прошла по коридору метров двадцать и остановилась возле подоконника.

За окном виднелась стройка, три этажа дома уже возведены. Строители – все чистенькие, в одинаковой спецодежде и в сверкающих касках. Стройплощадка как будто выдраена с мылом. Стойки с кирпичами упакованы в целлофан.

Я бросила на подоконник склеенную фотографию, выложила из карманов документы, которые мне достались от Рахима.

Первым делом список:

082806001. семейство Фаулъ, Брюгге

082806002. Себастьян Анри, Монте-Карло

082806003. семейство Циммер, Кельн

082806004. ван Белъдич, Амстердам

Та-ак…

082806086, барон фон Хаас, Зонтхофен

В списке Рахима есть и барон фон Хаас! Интересно, а Вайденхоф есть?

Я внимательно просмотрела все.

Нет, Карла Вайденхофа не было. Все правильно – ведь адвокаты фирмы интересовались фон Хаасом, который в списке присутствует. Один из ста сорока восьми человек!

Мне вспомнилась исколотая карта Европы в офисе. Знаете, в американских фильмах, когда серийный маньяк совершает очередное убийство, то полицейские втыкают в карту иголку, обозначая место, тот город, где совершено преступление. Здесь ситуация противоположная. Люди из «Мирбах-унд-Пфайзер» знали города и населенные пункты, где им предстояло искать «фамильные ценности», как называл их Том Кларк… Требуемые точки и отметили булавками. Первоначально карта была истыкана ими. Сто сорок восемь пунктов. Преимущественно Германия, чуть меньше – Франция. Возможно, на каждой булавке находился маленький бумажный флажок с именем владельца «ценности».

После приобретения интересующего предмета соответствующая булавка вынималась. Процесс продолжался до тех пор, пока на карте не осталось ни одной булавки. Когда это случилось, фирма перестала существовать. Она выполнила свою задачу.

Если раньше я и Вайденхоф только предполагали о связи «Мирбах-унд-Пфайзер» с таинственной Организацией Бейкера, то теперь у меня имелись прямые доказательства этого! В кармане убийцы Рахима находился список, по которому «Мирбах-унд-Пфайзер» разыскивала ценности, разбросанные по Европе. Более того, Рахим сам участвовал в этих поисках. В его кармане были еще и билеты…

Я вытащила из-под бумаг корешки авиабилетов Рахима.

Из Штутгарта до Неаполя.

Штутгарт значился сразу против двух фамилий из списка. И я не сомневаюсь, что Рахим побывал у кого-то из этих людей. Правдами или неправдами он заполучил искомую ценность и привез ее в Неаполь.

От волнения подкосились ноги, мне пришлось схватиться за подоконник.

Все сходится, черт побери! Нет, я пока не знала, где искать Леху. Но знала уже очень много. Больше, чем положено простой переводчице.

Фирма «Мирбах-унд-Пфайзер» занималась поиском обломков красного мрамора, разбросанных по Европе. Она добывала эти куски у владельцев и переправляла их в Неаполь. В то же время «Мирбах-унд-Пфайзер» – часть могущественной Организации, которая мечтает заполучить летательный аппарат прелюдий.

Вывод? Пожалуйста!

Обломки мрамора – элементы разрушенной землетрясением «кровавой» статуи царя Героса!..

* * *

Я вышла из здания института, наверное, имея вид лунатика.

Какой-то кошмар. В голове все перепуталось. Образы, словно во сне или на безумной картине Дали, громоздились один на другой. Сверкающий стеклянный небоскреб, на котором крупно написано: «Прибежище Организации Бейкера». Рядом – Том Кларк с вороненым пистолетом в руке, удивленно изучающий надпись. Тут же – Карл Вайденхоф, до рвотного кашля доказывающий, что скелет крокодила есть останки прелюдия обыкновенного. Мирбах с Пфайзером – два забавных старичка, хохочущих над ботинками друг друга и подзадоривающих проходящих мимо девиц. Слепой Гомер, отодвигающий крышку усыпальницы и пытающийся выбраться, но отзывчивые греки заталкивают его обратно. А за всем этим – громадная багряная статуя Джона Бейкера, глядящего на всех и нахально ухмыляющегося…

Все! Перегрузка! Информация накапливалась в голове, и в один прекрасный момент, то есть сейчас… бум!… Заклинило жесткий диск. Задымился фен. Лопнула струна. Сгорела яичница.

Мне пришлось остановиться и опереться рукой о стену, чтобы не потерять равновесие. Немцы, глядя на меня, могли подумать, что девушка в шортах и майке в обтяжку безнадежно пьяна. Что ее сейчас стошнит на чистую франкфуртскую мостовую. Они были недалеки от истины. Меня действительно едва не стошнило.

Открыв рот и с отвращением чувствуя рвотные позывы, я почему-то думала, что сейчас из меня польются не блюда кафе «От заката до рассвета», а сумасшедшие образы, заполонившие мою бедную голову. Бейкеры с Мирбахами, голубые, похожие на лед, осколки стеклопакета с сорок шестого этажа «Мэйн Тауэр», элементы статуи из красного мрамора…

– Девушка, вам плохо? Вам помочь?

Ко мне подошел молодой человек. Длинные нечесаные волосы, на шее – наушники плеера, толстовка с изображением команды «Рамштайн» и надписью «FIRE!».

Я натянуто улыбнулась, но парень по лицу понял, что мне не стало лучше. Наверное, лицо было серым, как если бы мой труп выловили из Майна. Либо в глазах, словно на экране, мелькали перевернутые изображения моих кошмаров.

Он положил на мостовую тетради – видимо, студент – и, придерживая меня за плечи, посадил на них.

И то правильно. Ноги меня не держали. Я уставилась на свои коленки. Все в синяках и ссадинах. Как-то раньше не замечала этого безобразия. А люди ведь вокруг. Темные чулки купить, что ли? Нет, лучше джинсы.

Вид разбитых коленок привел в чувство. Внимательно следивший за моим лицом парень это понял и отстранился.

– Спасибо, – прошептала я.

– Все нормально, – ответил он. – Серьезные проблемы?

Я кивнула. Нет сил открывать рот и издавать звуки. К тому же мои проблемы невозможно описать парой слов. Да он и не поймет, пусть даже учится на психиатра.

– Серьезные проблемы приходят и уходят, – сказал парень, заправив за ухо волосы, – а человек остается. Плюньте на все. Хотите семечек?

И он протянул мне пакетик.

Не признаю я эти хрустящие пакетики. Семечки должны продаваться в бумажном кульке, свернутом из какой-нибудь советской газеты. «Правды», например. К этому я привыкла с детства. Моя бабушка была интеллигентной женщиной. Она играла на фортепиано, владела испанским и французским, читала в оригинале Бальзака. Но во время чтения обязательно грызла семечки, упакованные в бумажные кульки, свернутые из советских газет.

Я протянула руку, в ладошку высыпалась горсть семян. Усмехнулась. И отправила несколько семечек в рот.

Парень кивнул.

– Вижу, дела у вас пошли на лад. Больше не расстраивайтесь так. Мне пора. Увидимся!

Я привстала, он вытащил свои тетради. Улыбнулся. Подмигнул мне, накинул наушники плеера и включил его. Из крошечных динамиков донеслись ритмичные удары.

Парень давно скрылся в толпе прохожих, а я сидела на тротуаре и грызла семечки. Вокруг меня образовалась приличная россыпь шелухи.

Бабушка говорила, что семечки за чтением успокаивают и помогают думать.

Я щелкала семечки и думала о том, что должна позвонить Вайденхофу. Я обязана поговорить с ним хотя бы для того, чтобы разложить всю информацию по полочкам. Как прилежный библиотекарь, всегда мечтала, чтобы вещи в моей комнате лежали на своих местах, но какой-то чертик внутри меня вечно заставлял раскидывать их.

Нужно позвонить Вайденхофу. Надеюсь, он поможет и нам вместе удастся распутать этот сюрреалистический клубок.

* * *

Телефонный номер набрала тут же, прямо на улице. Я стояла, облокотившись на крышу автомобиля, и ждала, когда кто-нибудь на другом конце провода поднимет трубку… Ну, хорошо, не провода! У сотовых телефонов нет проводов. Оставшаяся от прошлого века приставучая фраза… Просто ждала, когда кто-нибудь снимет трубку.

У аппарата оказался сам Карл. Словно ждал моего звонка.

Так и оказалось.

– Я надеялся, что вы позвоните, как только прибудете во Франкфурт.

– Я была немножко занята.

– Как ваши успехи?

– Ну-у… Я побывала в офисе «Мирбах-унд-Пфайзер». Они не хотели меня пускать, и… я зашла туда, когда они отвернулись.

– Как это? – удивился Вайденхоф.

– Технически – просто. Но некогда углубляться в детали. Вот… Мне удалось узнать, чем занималась фирма.

– Они не адвокаты?

– Адвокаты. Кстати, знаете, деятельностью фирмы заинтересовалось ЦРУ! На меня вышел человек, который назвался Томом Кларком. Говорит, что они уже месяц следят за фирмой.

– Поражаюсь, как много вам удалось сделать за сутки!

– Я настойчивая. Так вот, фирма работала по всей Европе. Сто сорок восемь мест. Размах поистине эпический! Знаете, что они искали?

– Даже не догадываюсь.

– Обломки красного мрамора!

Вайденхоф замолк на мгновение.

– Вы сказали – красного мрамора?

– Вы не ослышались.

– Но ведь можно предположить… Это же…

– Вот именно! Обломки статуи царя Героса.

Вайденхоф закашлялся в трубку. Затем громко выдохнул. Я продолжила:

– Сказания древних греков полны преувеличений и эпитетов. И в данном случае естественный цвет мрамора, из которого была изготовлена статуя, в легенде получил мифологическое истолкование.

– Красивая трансформация истории в легенду.

– Не красивая, а кр-расная! Но это еще не все. На днях «Мирбах-унд-Пфайзер» закрылась. Улавливаете? Они собрали все обломки!

– Собрали все обломки, из которых состояла статуя?

– Точно! Представляете, какую гигантскую работу они проделали? Обломки переправлялись в Неаполь. Я полагаю, что именно там и была собрана статуя. Склеена, скручена на болтах – не важно. Наверное, там и находится гробница! Ну? Как вы думаете?

Вайденхоф молчал, я слышала в трубке его тяжелое с присвистом дыхание.

– Не похоже, – ответил он. – Слишком далеко от ахейцев и крито-микенской цивилизации, о которых могла идти речь в легенде. Я полагаю, гробница должна находиться ближе к материковой Греции.

Антрополог прав… Хм!

– Тогда при чем тут Неаполь? – спросила я.

– У меня есть предположение. Просто так, на пустыре или в полевых условиях статую не соберешь. Тут нужны опытные скульпторы, соответствующее оборудование, мастерские, специальные компьютерные программы для создания трехмерных моделей… Италия как раз располагает необходимыми мощностями и специалистами, да. Особенно в Неаполе накоплен огромный опыт восстановления древних памятников… И потом, Неаполь – это крупный транспортный узел на Средиземном море. Собранную статую можно доставить в любую страну самолетом.

Я замерла. Мысли в голове закружились хороводом. Еще один элемент мозаики встал на место. Правильно сделала, что позвонила Вайденхофу.

Спешно достала из кармана бумаги Рахима. На землю посыпались мелкие монеты и семечки, но я не обратила на них внимания.