– Бренная душа на самом деле принадлежит Господу. Следовательно, человек не волен ею распоряжаться, он как бы арендует душу у Всевышнего. Расплачивается своими чувствами, мыслями, поведением, угодными тем, кто работает в прокате душ. И что же получается? Из-за какой-то жалкой душонки мы должны лишать себя прелестей массовой культуры, винно-водочной продукции? Практически постричься в монахи? Монашество – вот сущность, навязанная нам арендованной душой! Так на хрена такая аренда вообще нужна?!

Посмеиваясь, я пилила веревки стеклянным осколком. Процесс небыстрый, но время есть. Можно резать до тех пор, пока от обезвоживания не начнутся галлюцинации и я случайно не рубану по венам.

Осколок небольшой, кисти крепко стянуты, так что работать очень неудобно. Но я старалась. Пыхтела и не отступала. Ведь я упрямая.

На небе уже горели звезды, гомон из лагеря наверху утих, сменившись стрекотом цикад, а Леха все не мог угомониться. Или он так утолял жажду и голод?.. Как бы то ни было, но теперь мой бывший заливал про исследования срезов льда в Антарктиде. Ума не приложу, где он это услышал. Книг и журналов Леха не читал. Не иначе нажал не ту кнопку телевизора и случайно включил канал Дискавери.

Наконец сдалась последняя веревка, я расправила руки и поднялась во весь рост. Леха замер на словах «гляциологическая обработка данных».

– По-моему, – сказал он, – у меня начались видения. В последний раз такое было, когда я поспорил в «Гранд-Динамо» с одним типом, что выпью больше него.

– Ты продолжай пока рассуждать про гляциологию!

Ноги плохо слушались. Еще бы. Просидела часов пять!

Подошла к Овчинникову и стала резать веревки, а Леха послушно затарахтел про исследования полярного льда, но как-то без энтузиазма.

На Лехины узлы мне понадобилось минут десять. Когда его руки оказались свободны, он замолчал и поднялся, опираясь на стену.

– Что же дальше? – спросил он. – У тебя и семиметровая лестница где-нибудь припрятана?

– Я сама себе лестница.

На камни, из которых был сложен подвал, я уже давно поглядывала. И решила, что добраться по ним до светового окна не сложнее, чем влезть на стеклянный небоскреб «Мэйн Тауэр». Вот только скальных туфель нет, поэтому на своде придется тяжеловато. Зацепы там имеются, но выдержат ли пальцы тяжесть тела?

Вокруг пояса я обмотала огрызок веревки, на которой Бейкер спустил меня в подвал, стянула кроссовки.

Выбрала щели в кладке, ухватилась за них, поставила правую ногу на крошечный выступ и оторвалась от пола.

Леха с открытым ртом смотрел на меня.

– А что делать мне? – спросил он.

– Жди пока, – откликнулась я.

Некоторые выступы едва прощупывались, пальцы с трудом цеплялись за них. Здорово пригодился бы «скайхук». Поверхность – как раз для него. Только все мое снаряжение осталось в кустах дикой малины на окраине селения Малоко.

Семь метров по стене я преодолела минут за десять. Это не проблема. Почти как тренажер, который я прохожу раз по двадцать за тренировку.

А вот по своду я еще не ползала без крючьев и страховки. Тут нужна тройная осторожность!

Я отцепила правую руку и стала ощупывать потолок. Кажется, нашла щель между плитами. Вставила пальцы и оперлась на них, чтобы освободить вторую руку.

Для нее зацепа не было, зато обнаружилась расщелина, в которую я вставила кулак. Итак, руки уже на потолке, а ноги еще на стене. Пора их перебазировать.

Нащупывая упор, согнула ногу, словно обезьяна.

Нашла, уперлась… Теперь вторая нога…

Вот я и на потолке!

До светового окна осталось не больше трех метров. Но дались они с превеликим трудом.

Почти возле самого отверстия вспотевшая правая ступня выскользнула из щели в каменной плите. Левая нога, не имевшая достаточной опоры, тоже сорвалась, и я повисла на руках… Да что там – руках! На трех с половиной пальцах!

– Я тебя поймаю! – закричал снизу самоотверженный Леха.

– В следующий раз, – пробурчала я и, качнувшись, закинула ноги в отверстие окна.

Зацепилась ступнями – зацеп надежный. Отпустила руки и опрокинулась вниз головой.

– Ты прямо как гимнастка! – восхитился Овчинников. – Извини, что так тихо выражаю свой восторг. Просто во рту пересохло, словно в похмельное утро.

Я согнулась, ухватилась руками за края окна и очутилась на поверхности.

Лагерь погружен в темноту, вот и чудненько! Вокруг – ни души. Все небось дрыхнут в палатках!

Размотала веревку, накинула петлю на торчащий из земли обломок толстой сваи и сбросила конец Овчинникову.

Несколько минут Леха кряхтел, но все-таки преодолел семь метров высоты. Я помогла ему выбраться.

– Наконец мы свободны, – промолвил он.

– Что бы ты без меня делал!

Леха отреагировал моментально:

– Без тебя, Алена, я сидел бы сейчас дома, смотрел футбол и потягивал пиво.

Я усмехнулась. Он чертовски прав!

– Кстати, знаешь, чья команда «Бавария»?

– Как чья? Баварская, конечно!

Блеснуть познаниями не удалось…

– Ну что? – спросил он. – Домой? Я смотрела на него. В темноте лица не видно, только контур головы.

– Леша… Я должна узнать, что находится в гробнице Эндельвара. Она здесь, рядом! Я знаю, как отыскать ее. Если не сделаю этого, потом буду мучиться до конца своих дней. Эти громилы… – Я указала на темные палатки, – …не ученые. Они возьмут то, что им нужно, и взорвут гробницу. Никаких исследований, никаких отчетов… Пара тротиловых шашек – и великое открытие не состоится! А есть люди, которые посвятили всю жизнь поискам этой гробницы…

Овчинников молчал.

– Ну, что скажешь? – спросила я.

– Потом поедем домой?

– Клянусь.

* * *

Я оставила Леху возле развалин, взяв с него честное слово, что он не двинется, пока я не вернусь, а сама отправилась к тропинке. Нужно забрать альпинистское снаряжение. Все, какое только унесу на себе.

Когда глаза привыкли к темноте, я обнаружила часового, сторожившего проход к селению. Темная фигура бродила взад-вперед. Я обернулась в другую сторону, приглядываясь. Путь к статуе контролировал другой охранник.

В принципе, никто и не сомневался, что Бейкер выставит сторожей. Не беда. Тому, кто умеет ходить по воде, мост не нужен.

Я полезла на скалу.

Вспомнилась первая ночь на побережье Эгейского моря, когда я медленно и расчетливо спускалась по темной отвесной стене, выверяя каждое движение…

И вот снова ночь, снова на скалах. Но страхи остались позади, потому что я преодолела смерть, на которую меня обрек Бейкер. И мне совсем не страшно порхать по камням, подобно ночному привидению.

Преодолев массивный гребень, который отделял луг от дороги, я спустилась к селению. Кустарник дикой малины нашла быстро.

Все на месте – сумки и мотороллер. Первым делом нащупала пластиковую бутылку с минералкой. Приложилась к ней и, запрокинув голову, принялась жадно хлебать живительную влагу.

Хватит! Нужно Лехе оставить, да и нельзя много пить перед работой.

При свете ручного фонаря вскрыла сумки.

Пуховая куртка, конечно, ни к чему. Сразу отбросила ее в сторону.

Вытащила поясную страховочную систему и сразу надела, крепко-накрепко застегнув ремни и лямки. Теперь чувствовала себя гораздо увереннее. Словно младенец, вернувшийся в уютную колыбель. Для Лехи ничего нет. Позже что-нибудь придумаю.

Поразмыслив, не стала вешать на пояс карабины, закладки и крючья, как делала обычно. Сложила все в рюкзак «Тибет» так, чтобы не гремело.

Скальные туфли – тоже в рюкзак. Уверена, что пригодятся. Туда же – два фонаря, бинокль, перчатки, лейкопластырь, нож, молоток и все-все-все остальное. В завершение прихватила пару мотков веревки и бегом понеслась обратно.

Скалу преодолела чуть медленнее, чем в первый раз. Неудивительно, ведь нагрузилась под завязку. Как беспилотный космический корабль, который доставляет на орбитальную станцию ящики с провизией, оборудованием и хомячками для экспериментов…

Лехи на развалинах не было.

Я обыскала все вокруг, тихо звала его, но безрезультатно.

В лагере вроде спокойно. Часовые на местах… Куда подевался мой беспутный «Одиссей»?

Поправив веревки, – уж слишком неудобно нести сразу два мотка – я, подобно японским шпионам, тайком стала пробираться к темным шатрам палаток.

Где-то на середине пути наткнулась на еще одного часового. Возле самого лагеря. Упала на землю, стараясь слиться с камнями.

Часовой попался какой-то странный. Вместо того чтобы охранять сон дружков, он, крадучись, перебегал от палатки к палатке.

Понаблюдав за ним, в конце концов сообразила.

– Овчинников! – позвала я. Фигура замерла и повернула в моем направлении голову.

Ну, точно, он!

Я осторожно приблизилась к Лехе.

– Ты чего тут делаешь? Я где велела ждать?

– Тебя только за смертью посылать, – отозвался он. – Так пить хочется, что с ума схожу.

– Вот, возьми… – Я протянула ему бутылку с минеральной водой. Он выхлебал все без остатка и вместо благодарности недовольно спросил:

– Это что, минералка?

– Ну, знаешь! – яростно зашептала я. – Не встретился мне по дороге пивной ларек!

– Весьма напрасно.

– Заткнись!

Я схватила его за руку и потащила к палатке с гербом университета Йорка. Мы присели на колени, я приоткрыла полог.

– Ты знаешь, – прошептал Овчинников, – что по нормам международного права совершаешь взлом?

– Леха, что тебе в рот запихнуть, чтобы ты заткнулся?

– Поллитру беленькой.

По-моему, он бравирует своими запоями!

– Тихо!

Я прислушалась к сопению, доносившемуся из палатки.

Внутри только один человек. Я уверена.

Вытащила из рюкзака нож – Овчинников демонстративно шарахнулся от меня.

– Алена, в самом деле! Напрасно ты это… Я много говорю лишь оттого, что сильно есть хочется.

– Да заткнешься ты наконец! Это для моего старого друга…

И я влезла в палатку. За мной последовал Леха.

Представьте себе, что видите сладкий сон. Вас ласкают молодые девушки, или муж пришел с работы трезвым и принес цветы… И вдруг – сильный тычок в ребра! Вы поднимаете веки, а в глаза бьет яркий свет. Пытаетесь вскочить, но не можете, потому что к горлу прижато холодное отточенное лезвие. Хотите крикнуть, да рот заклеен лейкопластырем… Какие будут ощущения? Будто на столе у Потрошителя, правда?

Когда я будила Гродина, надеялась именно на такую реакцию.

Майкл жмурился и что-то надрывно мычал через лейкопластырь.

– Доброе утро, профессор Гродин! – произнесла я. – Вы верите, что души умерших иногда возвращаются к живым и заклеивают рот лейкопластырем, а к горлу приставляют нож?

Леха рядом хмыкнул, продолжая опутывать белой клейкой лентой руки и тело профессора.

Гродин на секунду замолчал, а потом издал протяжный крик, больше напоминающий стон недоеной буренки.

– Нет-нет! – поспешила я заверить его. – Не нужно столько слов!

Леха работал стремительно, на совесть. Я стала помогать ему. Для хорошего человека лейкопластыря не жалко. А для Гродина – вдвойне!

– Ну как? – спросил Овчинников.

– Практически мумия! – заключила я, глядя на опутанного лейкопластырем, мычащего Гродина.

– Мумия – это хорошо, – согласился Леха и с громким хрустом куснул яблоко

– Где взял? – удивленно спросила я.

Через минуту мы уплетали фрукты за четыре щеки. Финики, персики, бананы… Пронырливый Леха где-то даже откопал бутылку французского коньяка, но под моим гневным взглядом отбросил ее в дальний угол.

Насытившись, я вернулась к Гродину.

– Сбросить бы вас со скалы, – с сожалением произнесла я. Археолог отчаянно замотал головой. – Но я сделаю еще хуже… До рассвета отыщу гробницу Эндельвара и возьму то, что вас так интересует. А вы до конца дней будете грызть свою трубку и жалеть, что продались шакалу Бейкеру.

Гродин отчаянно замотал головой.

– Он хочет что-то сказать, – предположил Овчинников, с чавканьем пережевывая изюм.

– Ничего не хочу от него слышать.

– А мне интересно.,

Я приставила кончик ножа к морщинистому горлу Гродина, чтобы он не смел крикнуть, и сдернула пластырь со рта.

– Вы не представляете, с кем связались! – заговорил профессор. – Это Организация, могущественнее которой на свете нет. Вы напрасно встаете у нее на пути, Элен!

– Старые байки, – сказала я Лехе, возвращая лейкопластырь на место. – Нас не запугать.

Столик для археологических находок был завален фотографиями и ксерокопиями. Я узнала и финикийские пергаменты, и копию текста со скалы. Поверх всего лежал перстень Героса, гордо хранивший в себе тайну статуи. Рядом – сильное увеличительное стекло, которое концентрировало луч фонаря в маленький желтый круг на белых листках бумаги. Я взяла и перстень, и лупу, забрала и сотовый профессора, откопав его среди бумаг.

– Прощайте! – сказала я. – Если Господь существует, то, надеюсь, он накажет вас. А я не буду.

Подхватила один моток веревки, Овчинников – другой, и мы покинули палатку под разъяренное мычание Гродина.

* * *

Теперь наш с Лехой путь лежал через небольшой перевал к склону горы, на котором, как и три с половиной тысячи лет назад, покоилась «кровавая» статуя Героса. Я сомневалась, что Бейкер оставил возле нее охрану. Единственная тропка к статуе охранялась, этого достаточно. На склоне она в безопасности.

Но не от меня…

Без страховочной системы Овчинникову никак нельзя. Я смастерила ее из Лехиного брючного ремня и репшнуров. Получилось неплохо.

Забралась на отвесную стену, скинула вниз веревку для Лехи. Мой бывший муж оказался на скалах таким неуклюжим, что я даже растерялась. Ведь давая ему зажим, объяснила, как им пользоваться, но Овчинников только и делал, что соскальзывал вниз, оторвавшись на метр от земли. Пришлось мне подтягивать его обвязанные веревкой телеса.

Оказавшись наверху, Леха сел на камень и долго тряс головой.

– Ну что еще, Овчинников?

– Как я вымотался!

Как он вымотался? После того, как я втащила его наверх?

– Пойдем, нужно спешить…

Мы перевалили через вершину. Темный монолит горы возвышался над нами, закрывая звезды. Ни дать ни взять – колпак палача…

Убедившись, что мы достаточно далеко от лагеря, я достала сотовый телефон. Леха вопросительно посмотрел на меня, но не проронил ни слова.

Вспыхнувший зеленоватым светом дисплей ободрил меня. Я вытащила из кармана шорт мятую-перемятую визитную карточку и набрала номер.

Кларк взял трубку после небольшой паузы.

– Мистер Кларк, вы узнаете меня?

– Да, здравствуйте, Алена!

Мне показалось, что он обрадовался, услышав мой голос.

– Вам удалось разобраться с делами в Париже?

– Полностью. Операция прошла нормально. Как ваши успехи?

– Вероятно, через несколько часов окажусь в ситуации, когда потребуется ваша помощь. У вас имеется редкая возможность накрыть целую ветвь Организации, о которой мы говорили.

– А за что их можно прихватить?

– Убийство археолога Чарльза Фарингтона под Кушадасой, похищение и покушение на убийство двух туристов из России.

– Давайте попробуем. Где вы?

– На острове Крит.

Старина Кларк присвистнул.

– В окрестностях селения Малоко, – продолжила я. – Бандитов очень много, большинство – вооруженные турки. Руководит ими американский гражданин Джон Бейкер.

– Сколько вооруженных людей?

– Около тридцати. Вы мне поможете?

– Постараюсь.

– Не знаю, как все сложится, но я благодарна вам. Поторопитесь, пожалуйста.

– О'кей! – Кларк повесил трубку.

– С кем ты так резво болтала не по-русски? – спросил Овчинников.

– Один хороший человек. Он поможет нам выбраться отсюда.

– Надеюсь на это…

Как я и ожидала, рядом со статуей никого не было. Мы с Овчинниковым спустились на узкий карниз, ведущий к Геросу от тропинки. Леха преодолел спуск лучше, чем подъем, но все равно выглядел неуклюже, словно медведь на проволоке.

Было темно. Контуры статуи различались с трудом. Я боялась глядеть в лицо минойскому царю. Вдруг он, плотоядно улыбаясь, следит за нами?

Мы прошли карниз и попали на площадку. Неуклюжий Овчинников тут же за что-то запнулся, издав металлический грохот.

– Аккуратнее! Или хочешь свалиться вниз?

– А я виноват, что под ногами валяются всякие кабели?

Леха остался возле стены, ковыряясь в каких-то ящиках, а я приблизилась к статуе.

Луч фонаря «Бош» выхватывал отдельные элементы – фрагмент одеяния, могучее бедро, кинжал на поясе… Мне нужна рука, которая покоится на секире. Я скользнула лучом фонаря вверх по рукояти оружия, и в тот момент, когда должна была появиться багровая ладонь, статую озарил слепящий свет. Я даже зажмурилась.

– Так лучше? – спросил Леха.

Вокруг исполинской фигуры Героса сияли четыре софита, питающиеся от мощного аккумулятора. Пока я исследовала статую, Овчинников отыскал рубильник и включил их.

Я кашлянула.

– Спасибо!

Правая рука статуи указывала в темноту, словно повелевая идти туда, прямо в пропасть. Жутковатое зрелище. Я вернулась к левой длани Героса и достала лупу.

Запястье ее охватывал не браслет, а тонкие, едва различимые письмена.

– Что это? – поинтересовался подошедший Леха.

– Критский язык. Очень древний. Тут даже не слоговое, а иероглифическое письмо.

– Ты можешь прочитать?

– Попытаюсь… Встань в чашу… хм… преклони… преклони…

– Голову? – не вытерпел Леха.

– Нет – колени! Преклони колени пред… перед повелителем Эгеида и Микен… сыном великого Миноса… – мне понадобилось набрать в грудь воздуха, чтобы произнести последнюю фразу, —...царем Геросом.

– Ерунда какая-то, – пробормотал Овчинников. – Культовый обряд.

– Совсем не ерунда, – ответила я. – В тексте Гомера сказано, что статуя указывает место, где сокрыта пещера. Последнее пристанище юноши Эндельвара.

Я достала из кармана перстень и кальку с текстом легенды.

Зачем нужен перстень? В тексте сказано, что «перстень царя укажет». Но как?

Подняла взгляд на статую. Лицо «кровавого» повелителя Эгеида и Микен – жесткое и непреклонное. Мне показалось, что вот-вот шевельнется, жестом или взглядом укажет, что нужно сделать с кольцом.

Конечно, статуя не ожила.

Зато я увидела нечто.

На челе Героса имелось неприметное отверстие. Оно казалось элементом короны царя. Вроде бы ничего особенного…

– Леха, подай стремянку!

Овчинников подтащил лестницу, мы установили ее почти на самом краю пропасти. Соблюдая предельную осторожность, чтобы не упасть, я поднялась к лицу исполина.

Глаза Героса были пусты. Скульптор не вложил в них ни жалости, ни сострадания.

Я протянула руку с перстнем ко лбу царя.

Немного помедлив, вставила перстень в отверстие.

Он вошел со щелчком и сел так плотно, словно всегда находился там. Теперь корона на голове Героса обрела законченный вид. Оказывается, печатка была главным элементом ее узора. В какой-то миг заправленный в перстень кусок слюды поймал луч и блеснул, словно бриллиант.

– Есть! – прошептала я.

* * *

– Что же дальше? – нетерпеливо спросил Леха, когда я слезла. Похоже, и ему стало интересно.

– Погоди, это не все.

Статуя укажет место… Я принялась бродить, бормоча под нос:

– Встань в чашу, преклони колени…

– Может, еще помолиться? – спросил Овчинников.

– Стой! – Я схватила его за руку. – Это же указание, а не культовый обряд. «Встань в чашу»… Нам пошагово объясняют порядок действий!

– Первое – встань в чашу.

– Где может находиться чаша?

Леха задрал голову, осматривая склон горы. А я пробежалась взглядом по площадке.

– Вот, – сказала я, указывая на высокий обломок скалы справа от статуи. На его макушке, словно копна волос, устроился дикий кустарник.

Леха нашел лопату, мы срезали растительность и выгребли землю, перемешанную с каменной крошкой. Открылась полуметровая чаша, выдолбленная в камне.

Лоно ее пересекали неровные трещины, сходящиеся к середине в виде трехлучевой звезды. Изнутри по краю тянулся узор из ломаных линий.

Я положила ладони на каменную поверхность. От волнения по телу пробежала легкая дрожь.

– Ну что, Алена? – спросил Овчинников. – Девочки проходят первыми?

Я встала в середину чаши, затаив дыхание. Герос был ко мне боком, упрямо показывая куда-то. Но теперь я знала, что это ложное направление.

Частичка горной слюды слабо посверкивала во лбу царя.

– Преклони колени, – подсказал Леха снизу. Он прав. Я стала на колени, ощутив холод валуна. За статуей еле просматривался контур горной цепи.

– Выключи свет, Овчинников! – закричала я.

Леха щелкнул рубильником, и площадка погрузилась во мрак.

Теперь я отчетливо видела темные вершины на фоне звездного неба. Именно небо помогало сосредоточить на них взгляд.

До чего же удивительно искусство критских мастеров! Темный контур головы Героса до последней черточки повторял контур горы, которая оказалась позади него.

Я достала из кармана крошечный фонарик и посветила в лицо Геросу. Словно еще одна звездочка, кусок слюды в перстне во лбу царя вспыхнул и погас, но я успела заметить, куда устремился отраженный луч… Крохотная точка на левом склоне возле самой вершины горя.

– Вот оно, – прошептала я, – вот и место, где захоронен Эндельвар!

Я соскочила с валуна, достала из рюкзака бинокль.

Темный склон приблизился, но не прояснился.

И все же я разглядела небольшой козырек недалеко от вершины. Сколько до него километров? В темноте не определишь.

– Включай светильники, Алексей! Я знаю, куда нам идти.

Софиты вспыхнули, на мгновение ослепив меня, а когда я пришла в себя, то обнаружила, что Леха смотрит мне за спину. На его лице отражалось недоумение и досада.

Я резко обернулась.

В проходе между скалами стоял Бейкер. За ним скучились турки-головорезы. Стволы их автоматов были направлены на нас.

Глава 6

Минойские ловушки

Не представляю, как нас нашли… Наверное, мы напрасно включали софиты. Свет их отражал горный склон, и блик увидели из лагеря.

Это конец!

Тайна статуи раскрыта. Перстень вставлен, куда нужно. Перевести указания – не проблема: Гродин с этим справится. Ему особо и голову ломать не придется, ведь мы обнаружили «чашу»! Теперь ни я, ни тем более Овчинников не нужны Организации. Мы ей только мешаем. Мы – нежелательные свидетели, которые все время мельтешат перед глазами.

После нашего побега Бейкер вряд ли станет церемониться. Я уже представляла пулю, которая вылетит из его пистолета, чтобы пробить мою голову.

Умереть, находясь в шаге от великого открытия! Как несправедливо!

Артефакт все-таки достанется Бейкеру и его Организации… Воистину – миром правит зло. Кларк не успеет остановить команду убийц, даже если несется сюда на всех парах. И я уже ничего не могу сделать.

Предстоит встреча с Аидом…

Эти мысли галопом пронеслись в голове. Но прежде чем Бейкер успел что-то крикнуть, прежде чем его головорезы передернули затворы – скалы потряс невиданный удар!

Огромная гора содрогнулась.

Темнота наполнилась страшным гулом. На нас посыпались мелкие камни. Они летели со склона, прыгали по площадке и исчезали в бездне.

Нас с Овчинниковым швырнуло на землю.

Один из людей Бейкера сорвался с карниза и с отчаянным воплем рухнул в пропасть. Сам американец всем телом прижался к скале. Его боевики нырнули в проход.

Зря они это сделали, хотя, видит бог, другого выхода у них не было.

В расщелину посыпались валуны. Огромные камни давили набившихся в «бутылочное горлышко» людей.

Что происходит?..

Еще один толчок потряс скалы. Он оказался мощнее предыдущего. На моих глазах обрушился карниз, соединявший площадку с проходом. Бейкер едва успел отскочить на тропинку.

Но не это главное.

Статуя…

Последний толчок подбросил ее над постаментом.

На миг массивное изваяние, воссозданное искуснейшими мастерами Неаполя, взмыло в воздух… И рухнуло на постамент-колодец!

Памятник минойскому царю в мгновение ока превратился в мраморную крошку, которая брызнула во все стороны, кровавым дождем сверкая в лучах софитов. Я закрыла лицо руками, мелкие осколки иголками впивались в кожу…

Кажется, закончилось… Опустила ладони и прежде всего взглянула на царя. Вот это да!

Теперь и ребенку понятно, что статую невозможно восстановить. Герос рассыпался в прах…

Крит с древних времен подвержен землетрясениям. Ученые установили, что остров расположен на границе двух тектонических плит, которые и вызывают колебания литосферы.

Но в тот момент я думала о другом.

Землетрясение разрушило статую, почти сразу после ее «рождения» три тысячи лет назад. Сегодня она окончательно уничтожена. Неужели и впрямь, как сказано в легенде, боги не желают видеть под небом «кровавого» царя Героса?..

Гранитная пыль еще не успела осесть, как гору потрясли новые толчки. Боги не успокоились и терзали землю снова и снова.

Меня подбрасывало, словно тряпичную куклу. Три софита проглотила пропасть, четвертый лежал, продолжая освещать площадку косым лучом.

Я вцепилась в первую попавшуюся щель. Только бы не соскользнуть… Только бы выдержала ужасные колебания наша зыбкая твердь…

Мои опасения начали сбываться.

Край площадки поплыл, посыпался вниз. Вот уже исчез колодец «Финикес Дедали», дважды переживший гибель роковой статуи.