Страница:
Прежде чем решить, кто же тогда на самом деле был прав, Штерн или Жуков, я хочу рассказать, чем закончились бои на Халхин-Голе. Опять обратимся к жуковским мемуарам. Маршал писал: «31 августа 1939 года последние очаги сопротивления 6-й японской армии, вторгшейся в пределы Монгольской Народной Республики, были ликвидированы… Сокрушительный отпор советских и монгольских войск, небывалый разгром отборных сил целой японской армии заставили тогдашние японские правящие круги пересмотреть свои взгляды на могущество и боеспособность Советских Вооруженных Сил, особенно на моральную стойкость советских воинов». А в статье 1940 года Жуков не пожалел красок для описания последних боев: «С 24 по 30 августа шла траншейная борьба, упорная борьба за каждый бархан. Это была целая эпопея. Возле каждой высоты наши войска встречали бешеное сопротивление. Генерал Камацубара обманывал окруженные части, предлагал им по радио и через голубиную почту держаться, обещая поддержку. Японцы, введенные в заблуждение своим командованием, упорно отбивались. Каждую высоту приходилось брать приступом. Наша тяжелая артиллерия уже не имела возможности вести огонь, так как железное кольцо наших войск все более и более замыкалось. Возникала опасность попадания в своих. Артиллеристы под огнем неприятеля выкатывали вперед пушки на открытые позиции и били по траншеям врага прямой наводкой, а затем пехотинцы со штыками и гранатами шли в атаку, врываясь в траншеи.
Замечательно действовала наша авиация. Она беспрерывно патрулировала в воздухе, не давая японским самолетам бомбить и штурмовать наши войска. Наши летчики делали по 6-8 вылетов в день. Они разгоняли резервы противника и штурмовали его окруженные части. Японские истребители терпели поражение за поражением…
К 30 августа в руках японцев оставался последний очаг сопротивления — сопка Ремизова… К этой сопке собрались остатки войск императорской армии. Японская артиллерия почти вся к этому времени была выведена из строя. Поэтому японцы вели главным образом минометный и пулеметный огонь. Наши части, охваченные величайшим воодушевлением, все сужали и сужали кольцо. 30 августа на сопке Ремизова заалели красные знамена».
Тут же Жуков подвел итоги сражения: «Августовское наступление было блестяще закончено. В барханах и долинах Халхин-Гола была разгромлена и уничтожена 6-я японская армия.
В результате боев с мая по сентябрь японцы, по самым скромным подсчетам, потеряли 55 000 солдат и офицеров, из них убитыми не менее 25 000.
За последнюю операцию нами взяты огромные трофеи… За время боев японцы потеряли 660 самолетов. Потери же советской авиации составили 143 самолета».
Позднее советские историки не были столь скромны, как Георгий Константинович, и увеличили общие потери японцев до 61 тысячи человек. Потери же Красной Армии сначала определили цифрой в 9 824 убитых и раненых. Затем, уже в 80-е годы, ее увеличили почти вдвое — до 18,5 тысяч человек. Но даже и в этом случае получалось, будто советские потери были в 3,3 раза меньше, чем японские. Наконец, в 1993 году в книге «Гриф секретности снят» появились официальные цифры советских потерь на Халхин-Голе, существенно превышающие ранее опубликованные. Как мы убедимся в следующих главах, данные этой книги о советских безвозвратных потерях в Великой Отечественной войне занижены в несколько раз. Однако в боях на Халхин-Голе размер потерь был на несколько порядков меньше, чем в 1941-1945 годах, как в абсолютном исчислении, так и в расчете в среднем на день боевых действий. Поэтому можно предположить, что сведения о потерях Красной Армии в короткой советско-японской войне 1939 года более точны, хотя наверняка и здесь был какой-то недоучет безвозвратных потерь.
Не обессудь, читатель, но в моей книге будет еще много разных цифр. Я вполне солидарен, с мыслью Николая Гумилева о том, что «все оттенки смысла умное число передает». Можно сказать, что число погибших в сражениях, которыми руководил Жуков, — это главное в его судьбе как полководца. Сколько неприятельских солдат и офицеров было истреблено при его участии, сколько уничтожено боевой техники, и ценой каких потерь Красной Армии за это заплачено. Георгий Константинович до самой смерти имел сильно преувеличенное представление о потерях противостоявших ему армий и значительно приуменьшенное, приукрашенное — о потерях своих войск. Безусловно, это помогало маршалу ощущать себя великим полководцем. Но сегодня, четверть века спустя после его кончины, надо честно взглянуть правде в глаза, беспристрастно оценить итоги свершенного Жуковым на поле брани.
Итак, по данным, приведенным в книге «Гриф секретности снят», советские и монгольские войска на Халхин-Голе в период с мая по сентябрь 1939 года потеряли убитыми 6830 человек, пропавшими без вести — 1 143, ранеными — 15 251 и больными — 701 человека. Сразу скажу, что число больных здесь значительно приуменьшено, поскольку учтены только те из них, кто проходил лечение в госпиталях Забайкальского военного округа. В книге бывшего начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии Е.И. Смирнова «Война и военная медицина. 1939-1945 годы» приведены данные обо всех советских военнослужащих, заболевших на Халхин-Голе, включая и тех, кто лечился в госпиталях на территории Монголии — 2225 человек. Отмечу также, что подавляющее большинство пропавших без вести следует считать убитыми. В японский плен попало 89 советских бойцов и командиров и 1 солдат Монгольской народно-революционной армии, который умер в плену, не дождавшись затянувшегося почти на год обмена пленными. Следовательно, примерно 1 053 пропавших без вести в действительности погибли в бою. Таким образом, потери Красной Армии и монгольских войск убитыми составили 7 884 человека, а общие потери убитыми, пленными, ранеными и больными достигали 25 660 бойцов и командиров. От ран к ноябрю 1939 года умерло 720 красноармейцев. К тому времени еще не определился исход лечения примерно у двух третей раненых. Можно предположить, что некоторые из этих последних тоже умерли и что общее число умерших от ран составило около 1 тысячи человек. Таким образом, всего на Халхин-Голе погибло около 9 тысяч советских и монгольских военнослужащих. Правда, необходимо оговориться, что монгольские потери были в десятки раз меньше советских. Ведь в боях участвовало менее 5 тысяч монгольских солдат и офицеров, и то главным образом на второстепенных направлениях, тогда как численность советских войск к концу боев значительно превышала 80 тысяч человек.
А сколько же потеряли японцы? После Второй мировой войны стали доступны японские военные архивы. Американский историк Элвин Куке в своей книге «Номонган», вышедшей в 1985 году, привел наиболее достоверные данные о японских потерях в Номонганском инциденте. Сухопутные войска потеряли 8 629 человек убитыми, 9087 ранеными и 2 350 больными. Потери в личном составе японской авиации достигли, по одним данным, 141 убитого и 89 раненых, по другим — 116 убитых, 65 пропавших без вести и 19 раненых. Поскольку из плена вернулось лишь 2 японских летчика, общее число убитых в японских ВВС, скорее всего, составило 179 человек. Какое число точнее характеризует потери японской авиации ранеными, я судить не берусь. Число же умерших от ран и болезней можно приблизительно определить следующим образом. В сентябре 1942 года в Хайларе был открыт памятник японским и маньчжурским военнослужащим Квантунской армии, погибшим к тому времени в войне. Из 10 301 имени, выбитом на памятнике, 9 471 — это те, кто пал во время Номонганского инцидента. Из этого числа следует вычесть потери убитыми сухопутных сил — 8629 человек и ВВС — 179 человек. Тогда общее количество умерших от ран и болезней составит приблизительно 663 человека.
В плен попало 160 японских и 44 маньчжурских солдат и офицеров. Общие же потери 6-й японской армии и поддерживавших ее авиационных частей убитыми, пленными, ранеными и больными достигли 20 264 человек (или 20 334, если принять более высокую цифру потерь ранеными в японской авиации).
Особо следует подчеркнуть, что недоучет безвозвратных потерь в японской императорской армии был минимальным. Традиции буддийской религии требовали, чтобы над каждым погибшим был совершен погребальный обряд сожжения, а урна с пеплом передана родным. После заключения перемирия японцы по соглашению с Жуковым вывезли почти все тела своих погибших солдат и офицеров, оставшихся на территории, занятой советскими и монгольскими войсками. С другой стороны, можно предположить, что небольшое число из 1 201 солдат и офицеров сухопутных сил, первоначально числившихся пропавшими без вести, осталось живо. И это были не только те, кто вернулся из плена, но и так называемые «зомби». Элвин Куке пишет, что некоторые военнослужащие испытали нервное потрясение от непрерывных артобстрелов и бомбардировок с воздуха и ушли в тыл. При этом они забыли свое имя, забыли, кто они и откуда. Позднее этих «зомби» включили в число убитых, хотя в действительности они со временем пришли в себя или были помещены в психиатрические лечебницы.
Не вызывает сомнения, что недоучет безвозвратных потерь в Красной Армии был больше, чем в японской императорской армии. Так что истинное соотношение потерь, возможно, еще более неблагоприятно для советской стороны. Но и те цифры, что мы имеем, сегодня, впечатляют. Оказывается, не было полного разгрома и уничтожения японской 6-й армии, о чем писал Жуков и вслед за ним советские историки, не было втрое больших японских потерь, по сравнению с советскими. Общие советские потери превысили японские почти в 1,27 раза. Особенно неблагоприятным было для Красной Армии соотношение по числу раненых — в 1,67 раза не в ее пользу. Больных у сторон было почти поровну, а по убитым и пленным Красная Армия даже имела перевес — соответственно в 1,12 и в 2,27 раза. Почему советские войска захватили больше пленных — понятно. Ведь крупная японская группировка попала в окружение. Не вызывает удивление и большее число убитых со стороны японцев, хотя раненых у них, напротив, было значительно меньше, чем в 1-й армейской группе Жукова. Дело в том, что, попав в безнадежное положение, японские военнослужащие, в соответствии с кодексом воинской чести «бусидо», предпочитали не сдаваться в плен, а сражаться до конца или совершить самоубийство.
Советские войска на Халхин-Голе одержали победу, захватив почти всю спорную территорию и богатые трофеи. Отступая, 6-я армия оставила почти все свое тяжелое вооружение, Японские источники в целом подтверждают те цифры потерь в орудиях и пулеметах, которые приводил Жуков в своей статье. Однако по соотношению потерь в людях советскую сторону можно даже счесть проигравшей. Особенно если принять во внимание, что из-за недоучета в Красной Армии безвозвратных потерь убитых в советских войсках на Халхин-Голе на самом деле могло быть не меньше, чем в рядах Квантунской армии.
В чем же были причины поражения японцев? После того как 15 сентября 1939 года между советскими и японскими войсками было установлено перемирие, при генеральном штабе японской армии была создана специальная комиссия по расследованию всех обстоятельств Номонганского инцидента. Сменилось также командование Квантунской армией и руководство военного министерства. Был уволен в отставку и командир наиболее пострадавшей. 23-й дивизии генерал Камацубара. В конце ноября 1939 года перед комиссией дал показания командир 1-го полка тяжелой артиллерии полковник Мишима Гиичйру, раненый в боях на Халхин-Голе. Через много лет после Второй мировой войны отставной генерал Мишима, беседуя с Элвином Куксом, так изложил суть своих соображений, представленных на суд комиссии:
1. Роковое значение для Номонганского дела в целом и проведенной военной операции имело то обстоятельство, что офицеры и солдаты японской императорской армии не знали, ради чего они умирают в пустыне, где неясно обозначена граница. В то время как армия оказалась в тупике на Юге Китая после многих лет борьбы, форменным издевательством над здравым смыслом было «гнать волну» и жертвовать жизнью хотя бы одного солдата на монгольской границе. Разрешение конфликта с Китаем требовало большой войны на юге, а не на севере. «Я никогда не видел причины сражаться у Номонгана», — утверждал Мишима.
2. Очевиден провал военного руководства, причем на самом высшем, а не на низшем уровне. Высшие начальники витали в облаках. Они планировали операции со слишком большим размахом, не учитывая ограниченных возможностей японских войск. Штаб Квантунской армии, вынашивая агрессивные замыслы, чувствовал себя независимым от высшего командования, а то, в свою очередь, не смогло контролировать руководство Квантунской армии.
3. Организация и снабжение японских войск не соответствовали требованиям борьбы против Советского Союза в условиях данного региона. В особенности, использование главным образом лошадей для подвоза снабжения было бесспорной ошибкой. Ведь даже легко раненая лошадь сразу становилась бесполезной, тогда как автомобили могли использоваться и дальше даже после серьезных повреждений, пока не были разрушены их двигатели.
4. Мобильность имела решающее значение в условиях обширных равнинных пространств. От пехоты здесь было мало проку. Так как дни в Номонгане были длинные, а ночи короткие, развертывание новых сил и доставка снабжения требовали использования моторизованных средств.
5. Основным недостатком в тактической подготовке японской армии было то, что она оставалась на уровне представлений последней четверти XIX века, когда военным советником императора был майор прусской армии Якоб Меккель. Не придавалось никакого значения таким вопросам как моральная совместимость между военнослужащими в составе подразделений или через какое время следует производить смену частей на передовой. Меккель подчеркивал необходимость атаковать там, где противник слабее, но в современных условиях сами командиры атакующих должны создавать слабости в неприятельских позициях концентрацией на тех или иных участках превосходящей огневой мощи. Это даже не пытались сделать в Номонгане.
Зато применялись внушительные маневры войсками, которые превосходно выглядели на бумаге, но на практике приносили одни разочарования. Такие маневры имели бы смысл лишь на подходящей местности, где имелись укрытия для артиллерии, которая могла бы эффективно прикрывать пехоту на значительном расстоянии, а пехота была бы моторизована. В Номонгане отсутствовали подходящие укрытия от артиллерийского огня.
6. Неудачи в снабжении имели критическое значение, создавая порочный круг.
7. Опыт войны в Китае сыграл с командованием злую шутку. Стало привычным ожидать, что враг будет повержен всегда, когда силы японской императорской армии решат атаковать его. Однако в Номонгане японцы натолкнулись на «кирпичную стену». К русским попытались подойти так же, как к китайцам. Конечно, здесь надо учитывать и моральный фактор, но еще большее значение имела материальная мощь Красной Армии.
8. Слепое следование кодексу «бусидо» сыграло в Номонгане негативную роль. Для того чтобы добиться в ходе боя необходимой поддержки со стороны подчиненных командиров, вышестоящий начальник должен был обращаться к ним чрезвычайно вежливо, буквально с состраданием, и соблюдать массу формальностей. Все это приводило к промедлению в отдаче приказов и в их исполнении. Самостоятельно же действовать нижестоящие командиры не имели права. Сам по себе идея «пути воина» была превосходна, но беда была в том, что упор следовало делать на достижение победы, а не на соблюдение формальных правил феодальной этики.
Предупреждения Мишимы не были приняты во внимание заседавшими в комиссии генералами, больше полагавшимися на «дух Ямато», а не на знание законов современной войны. Точно так же советские военные руководители, включая Жукова, положили под сукно критическое исследование опыта Халхин-Гола. Никаких кардинальных изменений ни в японской императорской армии, ни в Красной Армии не было произведено.
Оценка недостатков японских вооруженных сил, данная Мишимой, абсолютно точно отражала реальное, положение вещей. Например, в дивизии генерала Камацубары к началу боев было 2 705 лошадей. Из которых погибло или было ранено 2 005, а еще 325 вышли из строя вследствие болезней. Таким образом, к концу боевых действий японцы почти не имели средств для доставки снабжения своим сражавшимся в Номонгане войскам. Жуков же не зря в мемуарах помянул добрым словом шоферов: «Чудо-богатыри шоферы делали практически невозможное. В условиях изнуряющей жары, иссушающих ветров кругооборот транспорта в 1300-1400 километров длился пять дней!»
Японская сторона значительно уступала советской не только в качестве, но и в количестве танков. К 1939 году Красная Армия располагала примерно 17 тысячами танков, а годовое производство достигало 3 тысяч машин. В Японии же даже в 1940 году, когда были приняты меры по наращиванию производства, выпустили всего 573 танка. Единственный в японской армии 1-й танковый корпус, действовавший на Халхин-Голе, располагал всего 182 боевыми машинами и по силе примерно соответствовал советской танковой бригаде. Жуков же к началу августовского наступления имел в своем распоряжении 498 танков и 385 бронемашин. К тому же после неудачи 6 июля, когда японские танки были расстреляны советской артиллерией (именно этот бой описал Жуков Симонову), командование Квантунской армии вывело свой танковый корпус с линии фронта и более не использовало его против Красной Армии.
О том, сколько танков безвозвратно потеряла каждая из сторон на Халхин-Голе, мне не удалось найти достоверных данных. О соотношении потерь бронетанковой техники можно судить только на основании сведений о безвозвратных потерях личного состава в советских и японских танковых частях. Танкисты 1-й армейской группы потеряли 659 человек убитыми, 36 пропавшими без вести и 864 ранеными. Японский танковый корпус потерял в 9 раз меньше — 77 убитых и 83 раненых. Однако здесь надо учесть, что в состав советских танковых и мотоброневых бригад входили мотострелковые части, которые действовали как пехота и поэтому несли большие потери в людях (у японцев тогда мотострелковых частей не было). К тому же японские танкисты не принимали участия в наиболее ожесточенных августовских боях. Все же можно предположить, что советские потери в танках и бронемашинах превышали японские, но не в 9 раз.
По своим боевым качествам японские истребители и бомбардировщики, в отличие от танков, не уступали советским. Жуков в разговоре со Сталиным в мае 1940 года признал:
Насчет причин, приведших к господству советской авиации в небе над Халхин-Голом, Георгий Константинович немного заблуждался. Самолеты И-16 и И-153 («Чайка») по своим тактико-техническим данным не превосходили основные японские истребители той поры «Мицубиси» А5М и «Накадзима» Ki-27. Так, «Чайка» развивала максимальную скорость в 443 километра в час, а «Накадзима» — 450 километров. И маневренность у этих самолетов была примерно одинаковая. Однако слабость японских ВВС заключалась в катастрофическом недостатке пилотов. За тридцать лет существования японской авиации, с 1909 по 1939 год, было подготовлено всего 1700 летчиков. И это притом, что в 1936 году планировалось произвести 3600 боевых самолетов. Даже потеря на Халхин-Голе 230 пилотов убитыми и ранеными создавали для японских ВВС критическую ситуацию. Да и по общему числу самолетов превосходство было на советской стороне. К началу августовского наступления Жуков располагал 515 самолетами, тогда как у японцев было не более 300 машин. Уже одно это число показывает абсурдность приведенных Георгием Константиновичем в статье 1940 года данных о будто бы сбитых советскими летчиками 660 японских самолетов. Нехватка же пилотов еще более осложняла для японцев возможности использования авиации и увеличивала советское превосходство в воздухе. Более или менее близкое к истине представление о соотношении потерь в воздухе можно получить, сравнив людские потери советских и японских ВВС. Авиация 1-й армейской группы потеряла 100 человек убитыми, 59 пропавшими без вести и 102 ранеными. Авиация Квантунской армии потеряла 116 убитыми, 65 пропавшими без вести и 19 ранеными (по другим данным — 141 убитыми, 89 ранеными и 2 пленными). Соотношение по безвозвратным потерям оказывается примерно равным (по одному варианту расчета 1,1:1 в пользу советских ВВС, по другому — точно так же, 1,1:1, но в пользу японских ВВС) а по — раненым — в пользу японской стороны в соотношении 5,4:1 (или 1,1:1). Можно предположить, что потери советской авиации в самолетах были несколько больше, чем у японской. Если верны сведения Жукова о том, что советская авиация потеряла на Халхин-Голе 143 самолета, то японские потери могли быть меньше процентов на 10-20 и составлять 115-130 самолетов. Однако здесь надо учесть то немаловажное обстоятельство, что японские летчики совершили в несколько раз меньше вылетов, чем советские, особенно в последний период боевых действий. По отношению к общему числу самолето-вылетов японские потери в авиационной технике были гораздо выше советских. Поэтому эффективность действий авиации 1-й армейской группы оказалась значительно выше, чем авиации противника, и советское господство в воздухе уже в августе было неоспоримым.
Что же касается соотношения, численности войск, сражавшихся на Халхин-Голе, то и здесь преимущество было на стороне Красной Армии. На протяжении конфликта силы и средства сторон постоянно увеличивались. Всего в составе 6-й японской армии, куда входили и маньчжурские части, в боях участвовало 75 736 человек. Противостоявшая ей 1-я армейская группа, состоявшая из советских и немногочисленных монгольских войск, на протяжении конфликта постоянно получала большие пополнения в людях и технике. Сколько всего военнослужащих прошло через нее во время событий на Халхин-Голе, неизвестно до сих пор. Среди советских и российских историков распространено мнение, что перед 20 августа в подчинении Жукова было 57 тысяч бойцов и командиров. Эту же цифру приводят и авторы книги «Гриф секретности снят». Однако тут же дают другие цифры, которые заставляют совсем по-иному оценить численность советско-монгольских войск. Оказывается, среднемесячная численность одних только советских войск на Халхин-Голе за июнь-сентябрь 1939 года составила ни много ни мало, как 69 101 человека.. Но при этом в июне 57-й отдельный корпус имел всего лишь 12,5 тысяч бойцов и командиров. Даже если допустить совершенно невероятное: будто уже в июле группировка советских войск достигла своей максимальной численности и сохраняла ее вплоть до сентября, то и тогда для достижения средней за 4 месяца численности в более чем 69 тысяч человек эта максимальная численность должна была быть около 88 тысяч. Но поскольку наращивание войск происходило постепенно и продолжалось вплоть до начала сентября, фактически максимальная численность советских войск наверняка была значительно выше. Скорее всего, она достигала к концу августа не менее 100 тысяч человек. Сюда надо добавить около 5 тысяч монгольских военнослужащих, а также тех красноармейцев, кто к тому времени был убит, ранен или заболел. Даже учитывая, что кто-то из раненых и больных успел к сентябрю вернуться в строй, общее число убитых и не вернувшихся еще в свои части раненых и больных вряд ли могло быть меньше 20 тысяч. В таком случае всего в боях на реке Халхин-Гол участвовало не менее 125 тысяч советских и монгольских военнослужащих, что почти в 1,7 раза больше, чем общее количество противостоявших им японцев и маньчжур. А поскольку численность тыловых подразделений у обеих сторон была близка между собой, численный перевес Красной Армии в боевых подразделениях был еще более значительным.
Таким образом, Жуков одержал свою первую победу, как и все последующие, в условиях, когда находящиеся под его командованием войска обладали подавляющим превосходством над противником в людях и технике. Да и боеспособность японских солдат была не столь уж высока. Георгий Константинович был прав, когда говорил Сталину, что против 1-й армейской группы сражались лучшие части японских сухопутных войск. Та же 23-я дивизия генерала Камацубары была одной из элитных. Командование императорской армии собиралось сделать ее моторизованной, но так и не успело осуществить данное намерение до начала Номонганского инцидента. Однако Япония была островным государством. Само существование Страны Восходящего Солнца напрямую зависело от мощи ее военно-морского флота. Именно во флот, а также в морскую авиацию и предназначенные для взаимодействия с военно-морскими силами десантные части направлялись лучшие кадры. Для обеспечения в первую очередь нужд этой части вооруженных сил была сориентирована японская военная промышленность. Позднее, когда в декабре 41-го Япония начала войну на Тихом океане, было резко сокращено производство танков. В 1944 году оно упало до 342, а в 45-м — вообще до 94, по сравнению с максимальным уровнем в 1 024 машины, достигнутом в 1941 году.
Замечательно действовала наша авиация. Она беспрерывно патрулировала в воздухе, не давая японским самолетам бомбить и штурмовать наши войска. Наши летчики делали по 6-8 вылетов в день. Они разгоняли резервы противника и штурмовали его окруженные части. Японские истребители терпели поражение за поражением…
К 30 августа в руках японцев оставался последний очаг сопротивления — сопка Ремизова… К этой сопке собрались остатки войск императорской армии. Японская артиллерия почти вся к этому времени была выведена из строя. Поэтому японцы вели главным образом минометный и пулеметный огонь. Наши части, охваченные величайшим воодушевлением, все сужали и сужали кольцо. 30 августа на сопке Ремизова заалели красные знамена».
Тут же Жуков подвел итоги сражения: «Августовское наступление было блестяще закончено. В барханах и долинах Халхин-Гола была разгромлена и уничтожена 6-я японская армия.
В результате боев с мая по сентябрь японцы, по самым скромным подсчетам, потеряли 55 000 солдат и офицеров, из них убитыми не менее 25 000.
За последнюю операцию нами взяты огромные трофеи… За время боев японцы потеряли 660 самолетов. Потери же советской авиации составили 143 самолета».
Позднее советские историки не были столь скромны, как Георгий Константинович, и увеличили общие потери японцев до 61 тысячи человек. Потери же Красной Армии сначала определили цифрой в 9 824 убитых и раненых. Затем, уже в 80-е годы, ее увеличили почти вдвое — до 18,5 тысяч человек. Но даже и в этом случае получалось, будто советские потери были в 3,3 раза меньше, чем японские. Наконец, в 1993 году в книге «Гриф секретности снят» появились официальные цифры советских потерь на Халхин-Голе, существенно превышающие ранее опубликованные. Как мы убедимся в следующих главах, данные этой книги о советских безвозвратных потерях в Великой Отечественной войне занижены в несколько раз. Однако в боях на Халхин-Голе размер потерь был на несколько порядков меньше, чем в 1941-1945 годах, как в абсолютном исчислении, так и в расчете в среднем на день боевых действий. Поэтому можно предположить, что сведения о потерях Красной Армии в короткой советско-японской войне 1939 года более точны, хотя наверняка и здесь был какой-то недоучет безвозвратных потерь.
Не обессудь, читатель, но в моей книге будет еще много разных цифр. Я вполне солидарен, с мыслью Николая Гумилева о том, что «все оттенки смысла умное число передает». Можно сказать, что число погибших в сражениях, которыми руководил Жуков, — это главное в его судьбе как полководца. Сколько неприятельских солдат и офицеров было истреблено при его участии, сколько уничтожено боевой техники, и ценой каких потерь Красной Армии за это заплачено. Георгий Константинович до самой смерти имел сильно преувеличенное представление о потерях противостоявших ему армий и значительно приуменьшенное, приукрашенное — о потерях своих войск. Безусловно, это помогало маршалу ощущать себя великим полководцем. Но сегодня, четверть века спустя после его кончины, надо честно взглянуть правде в глаза, беспристрастно оценить итоги свершенного Жуковым на поле брани.
Итак, по данным, приведенным в книге «Гриф секретности снят», советские и монгольские войска на Халхин-Голе в период с мая по сентябрь 1939 года потеряли убитыми 6830 человек, пропавшими без вести — 1 143, ранеными — 15 251 и больными — 701 человека. Сразу скажу, что число больных здесь значительно приуменьшено, поскольку учтены только те из них, кто проходил лечение в госпиталях Забайкальского военного округа. В книге бывшего начальника Главного военно-санитарного управления Красной Армии Е.И. Смирнова «Война и военная медицина. 1939-1945 годы» приведены данные обо всех советских военнослужащих, заболевших на Халхин-Голе, включая и тех, кто лечился в госпиталях на территории Монголии — 2225 человек. Отмечу также, что подавляющее большинство пропавших без вести следует считать убитыми. В японский плен попало 89 советских бойцов и командиров и 1 солдат Монгольской народно-революционной армии, который умер в плену, не дождавшись затянувшегося почти на год обмена пленными. Следовательно, примерно 1 053 пропавших без вести в действительности погибли в бою. Таким образом, потери Красной Армии и монгольских войск убитыми составили 7 884 человека, а общие потери убитыми, пленными, ранеными и больными достигали 25 660 бойцов и командиров. От ран к ноябрю 1939 года умерло 720 красноармейцев. К тому времени еще не определился исход лечения примерно у двух третей раненых. Можно предположить, что некоторые из этих последних тоже умерли и что общее число умерших от ран составило около 1 тысячи человек. Таким образом, всего на Халхин-Голе погибло около 9 тысяч советских и монгольских военнослужащих. Правда, необходимо оговориться, что монгольские потери были в десятки раз меньше советских. Ведь в боях участвовало менее 5 тысяч монгольских солдат и офицеров, и то главным образом на второстепенных направлениях, тогда как численность советских войск к концу боев значительно превышала 80 тысяч человек.
А сколько же потеряли японцы? После Второй мировой войны стали доступны японские военные архивы. Американский историк Элвин Куке в своей книге «Номонган», вышедшей в 1985 году, привел наиболее достоверные данные о японских потерях в Номонганском инциденте. Сухопутные войска потеряли 8 629 человек убитыми, 9087 ранеными и 2 350 больными. Потери в личном составе японской авиации достигли, по одним данным, 141 убитого и 89 раненых, по другим — 116 убитых, 65 пропавших без вести и 19 раненых. Поскольку из плена вернулось лишь 2 японских летчика, общее число убитых в японских ВВС, скорее всего, составило 179 человек. Какое число точнее характеризует потери японской авиации ранеными, я судить не берусь. Число же умерших от ран и болезней можно приблизительно определить следующим образом. В сентябре 1942 года в Хайларе был открыт памятник японским и маньчжурским военнослужащим Квантунской армии, погибшим к тому времени в войне. Из 10 301 имени, выбитом на памятнике, 9 471 — это те, кто пал во время Номонганского инцидента. Из этого числа следует вычесть потери убитыми сухопутных сил — 8629 человек и ВВС — 179 человек. Тогда общее количество умерших от ран и болезней составит приблизительно 663 человека.
В плен попало 160 японских и 44 маньчжурских солдат и офицеров. Общие же потери 6-й японской армии и поддерживавших ее авиационных частей убитыми, пленными, ранеными и больными достигли 20 264 человек (или 20 334, если принять более высокую цифру потерь ранеными в японской авиации).
Особо следует подчеркнуть, что недоучет безвозвратных потерь в японской императорской армии был минимальным. Традиции буддийской религии требовали, чтобы над каждым погибшим был совершен погребальный обряд сожжения, а урна с пеплом передана родным. После заключения перемирия японцы по соглашению с Жуковым вывезли почти все тела своих погибших солдат и офицеров, оставшихся на территории, занятой советскими и монгольскими войсками. С другой стороны, можно предположить, что небольшое число из 1 201 солдат и офицеров сухопутных сил, первоначально числившихся пропавшими без вести, осталось живо. И это были не только те, кто вернулся из плена, но и так называемые «зомби». Элвин Куке пишет, что некоторые военнослужащие испытали нервное потрясение от непрерывных артобстрелов и бомбардировок с воздуха и ушли в тыл. При этом они забыли свое имя, забыли, кто они и откуда. Позднее этих «зомби» включили в число убитых, хотя в действительности они со временем пришли в себя или были помещены в психиатрические лечебницы.
Не вызывает сомнения, что недоучет безвозвратных потерь в Красной Армии был больше, чем в японской императорской армии. Так что истинное соотношение потерь, возможно, еще более неблагоприятно для советской стороны. Но и те цифры, что мы имеем, сегодня, впечатляют. Оказывается, не было полного разгрома и уничтожения японской 6-й армии, о чем писал Жуков и вслед за ним советские историки, не было втрое больших японских потерь, по сравнению с советскими. Общие советские потери превысили японские почти в 1,27 раза. Особенно неблагоприятным было для Красной Армии соотношение по числу раненых — в 1,67 раза не в ее пользу. Больных у сторон было почти поровну, а по убитым и пленным Красная Армия даже имела перевес — соответственно в 1,12 и в 2,27 раза. Почему советские войска захватили больше пленных — понятно. Ведь крупная японская группировка попала в окружение. Не вызывает удивление и большее число убитых со стороны японцев, хотя раненых у них, напротив, было значительно меньше, чем в 1-й армейской группе Жукова. Дело в том, что, попав в безнадежное положение, японские военнослужащие, в соответствии с кодексом воинской чести «бусидо», предпочитали не сдаваться в плен, а сражаться до конца или совершить самоубийство.
Советские войска на Халхин-Голе одержали победу, захватив почти всю спорную территорию и богатые трофеи. Отступая, 6-я армия оставила почти все свое тяжелое вооружение, Японские источники в целом подтверждают те цифры потерь в орудиях и пулеметах, которые приводил Жуков в своей статье. Однако по соотношению потерь в людях советскую сторону можно даже счесть проигравшей. Особенно если принять во внимание, что из-за недоучета в Красной Армии безвозвратных потерь убитых в советских войсках на Халхин-Голе на самом деле могло быть не меньше, чем в рядах Квантунской армии.
В чем же были причины поражения японцев? После того как 15 сентября 1939 года между советскими и японскими войсками было установлено перемирие, при генеральном штабе японской армии была создана специальная комиссия по расследованию всех обстоятельств Номонганского инцидента. Сменилось также командование Квантунской армией и руководство военного министерства. Был уволен в отставку и командир наиболее пострадавшей. 23-й дивизии генерал Камацубара. В конце ноября 1939 года перед комиссией дал показания командир 1-го полка тяжелой артиллерии полковник Мишима Гиичйру, раненый в боях на Халхин-Голе. Через много лет после Второй мировой войны отставной генерал Мишима, беседуя с Элвином Куксом, так изложил суть своих соображений, представленных на суд комиссии:
1. Роковое значение для Номонганского дела в целом и проведенной военной операции имело то обстоятельство, что офицеры и солдаты японской императорской армии не знали, ради чего они умирают в пустыне, где неясно обозначена граница. В то время как армия оказалась в тупике на Юге Китая после многих лет борьбы, форменным издевательством над здравым смыслом было «гнать волну» и жертвовать жизнью хотя бы одного солдата на монгольской границе. Разрешение конфликта с Китаем требовало большой войны на юге, а не на севере. «Я никогда не видел причины сражаться у Номонгана», — утверждал Мишима.
2. Очевиден провал военного руководства, причем на самом высшем, а не на низшем уровне. Высшие начальники витали в облаках. Они планировали операции со слишком большим размахом, не учитывая ограниченных возможностей японских войск. Штаб Квантунской армии, вынашивая агрессивные замыслы, чувствовал себя независимым от высшего командования, а то, в свою очередь, не смогло контролировать руководство Квантунской армии.
3. Организация и снабжение японских войск не соответствовали требованиям борьбы против Советского Союза в условиях данного региона. В особенности, использование главным образом лошадей для подвоза снабжения было бесспорной ошибкой. Ведь даже легко раненая лошадь сразу становилась бесполезной, тогда как автомобили могли использоваться и дальше даже после серьезных повреждений, пока не были разрушены их двигатели.
4. Мобильность имела решающее значение в условиях обширных равнинных пространств. От пехоты здесь было мало проку. Так как дни в Номонгане были длинные, а ночи короткие, развертывание новых сил и доставка снабжения требовали использования моторизованных средств.
5. Основным недостатком в тактической подготовке японской армии было то, что она оставалась на уровне представлений последней четверти XIX века, когда военным советником императора был майор прусской армии Якоб Меккель. Не придавалось никакого значения таким вопросам как моральная совместимость между военнослужащими в составе подразделений или через какое время следует производить смену частей на передовой. Меккель подчеркивал необходимость атаковать там, где противник слабее, но в современных условиях сами командиры атакующих должны создавать слабости в неприятельских позициях концентрацией на тех или иных участках превосходящей огневой мощи. Это даже не пытались сделать в Номонгане.
Зато применялись внушительные маневры войсками, которые превосходно выглядели на бумаге, но на практике приносили одни разочарования. Такие маневры имели бы смысл лишь на подходящей местности, где имелись укрытия для артиллерии, которая могла бы эффективно прикрывать пехоту на значительном расстоянии, а пехота была бы моторизована. В Номонгане отсутствовали подходящие укрытия от артиллерийского огня.
6. Неудачи в снабжении имели критическое значение, создавая порочный круг.
7. Опыт войны в Китае сыграл с командованием злую шутку. Стало привычным ожидать, что враг будет повержен всегда, когда силы японской императорской армии решат атаковать его. Однако в Номонгане японцы натолкнулись на «кирпичную стену». К русским попытались подойти так же, как к китайцам. Конечно, здесь надо учитывать и моральный фактор, но еще большее значение имела материальная мощь Красной Армии.
8. Слепое следование кодексу «бусидо» сыграло в Номонгане негативную роль. Для того чтобы добиться в ходе боя необходимой поддержки со стороны подчиненных командиров, вышестоящий начальник должен был обращаться к ним чрезвычайно вежливо, буквально с состраданием, и соблюдать массу формальностей. Все это приводило к промедлению в отдаче приказов и в их исполнении. Самостоятельно же действовать нижестоящие командиры не имели права. Сам по себе идея «пути воина» была превосходна, но беда была в том, что упор следовало делать на достижение победы, а не на соблюдение формальных правил феодальной этики.
Предупреждения Мишимы не были приняты во внимание заседавшими в комиссии генералами, больше полагавшимися на «дух Ямато», а не на знание законов современной войны. Точно так же советские военные руководители, включая Жукова, положили под сукно критическое исследование опыта Халхин-Гола. Никаких кардинальных изменений ни в японской императорской армии, ни в Красной Армии не было произведено.
Оценка недостатков японских вооруженных сил, данная Мишимой, абсолютно точно отражала реальное, положение вещей. Например, в дивизии генерала Камацубары к началу боев было 2 705 лошадей. Из которых погибло или было ранено 2 005, а еще 325 вышли из строя вследствие болезней. Таким образом, к концу боевых действий японцы почти не имели средств для доставки снабжения своим сражавшимся в Номонгане войскам. Жуков же не зря в мемуарах помянул добрым словом шоферов: «Чудо-богатыри шоферы делали практически невозможное. В условиях изнуряющей жары, иссушающих ветров кругооборот транспорта в 1300-1400 километров длился пять дней!»
Японская сторона значительно уступала советской не только в качестве, но и в количестве танков. К 1939 году Красная Армия располагала примерно 17 тысячами танков, а годовое производство достигало 3 тысяч машин. В Японии же даже в 1940 году, когда были приняты меры по наращиванию производства, выпустили всего 573 танка. Единственный в японской армии 1-й танковый корпус, действовавший на Халхин-Голе, располагал всего 182 боевыми машинами и по силе примерно соответствовал советской танковой бригаде. Жуков же к началу августовского наступления имел в своем распоряжении 498 танков и 385 бронемашин. К тому же после неудачи 6 июля, когда японские танки были расстреляны советской артиллерией (именно этот бой описал Жуков Симонову), командование Квантунской армии вывело свой танковый корпус с линии фронта и более не использовало его против Красной Армии.
О том, сколько танков безвозвратно потеряла каждая из сторон на Халхин-Голе, мне не удалось найти достоверных данных. О соотношении потерь бронетанковой техники можно судить только на основании сведений о безвозвратных потерях личного состава в советских и японских танковых частях. Танкисты 1-й армейской группы потеряли 659 человек убитыми, 36 пропавшими без вести и 864 ранеными. Японский танковый корпус потерял в 9 раз меньше — 77 убитых и 83 раненых. Однако здесь надо учесть, что в состав советских танковых и мотоброневых бригад входили мотострелковые части, которые действовали как пехота и поэтому несли большие потери в людях (у японцев тогда мотострелковых частей не было). К тому же японские танкисты не принимали участия в наиболее ожесточенных августовских боях. Все же можно предположить, что советские потери в танках и бронемашинах превышали японские, но не в 9 раз.
По своим боевым качествам японские истребители и бомбардировщики, в отличие от танков, не уступали советским. Жуков в разговоре со Сталиным в мае 1940 года признал:
«…В начале кампании японская авиация била нашу авиацию. Их самолеты превосходили наши до тех пор, пока мы не получили улучшенной „Чайки“ и И-16. Когда же к нам прибыла группа летчиков — Героев Советского Союза, наше господство в воздухе стало очевидным. Следует подчеркнуть, что нам пришлось иметь дело с отборными… частями японской армии».А Симонову маршал говорил о том, что у японцев были хорошие пикирующие бомбардировщики.
Насчет причин, приведших к господству советской авиации в небе над Халхин-Голом, Георгий Константинович немного заблуждался. Самолеты И-16 и И-153 («Чайка») по своим тактико-техническим данным не превосходили основные японские истребители той поры «Мицубиси» А5М и «Накадзима» Ki-27. Так, «Чайка» развивала максимальную скорость в 443 километра в час, а «Накадзима» — 450 километров. И маневренность у этих самолетов была примерно одинаковая. Однако слабость японских ВВС заключалась в катастрофическом недостатке пилотов. За тридцать лет существования японской авиации, с 1909 по 1939 год, было подготовлено всего 1700 летчиков. И это притом, что в 1936 году планировалось произвести 3600 боевых самолетов. Даже потеря на Халхин-Голе 230 пилотов убитыми и ранеными создавали для японских ВВС критическую ситуацию. Да и по общему числу самолетов превосходство было на советской стороне. К началу августовского наступления Жуков располагал 515 самолетами, тогда как у японцев было не более 300 машин. Уже одно это число показывает абсурдность приведенных Георгием Константиновичем в статье 1940 года данных о будто бы сбитых советскими летчиками 660 японских самолетов. Нехватка же пилотов еще более осложняла для японцев возможности использования авиации и увеличивала советское превосходство в воздухе. Более или менее близкое к истине представление о соотношении потерь в воздухе можно получить, сравнив людские потери советских и японских ВВС. Авиация 1-й армейской группы потеряла 100 человек убитыми, 59 пропавшими без вести и 102 ранеными. Авиация Квантунской армии потеряла 116 убитыми, 65 пропавшими без вести и 19 ранеными (по другим данным — 141 убитыми, 89 ранеными и 2 пленными). Соотношение по безвозвратным потерям оказывается примерно равным (по одному варианту расчета 1,1:1 в пользу советских ВВС, по другому — точно так же, 1,1:1, но в пользу японских ВВС) а по — раненым — в пользу японской стороны в соотношении 5,4:1 (или 1,1:1). Можно предположить, что потери советской авиации в самолетах были несколько больше, чем у японской. Если верны сведения Жукова о том, что советская авиация потеряла на Халхин-Голе 143 самолета, то японские потери могли быть меньше процентов на 10-20 и составлять 115-130 самолетов. Однако здесь надо учесть то немаловажное обстоятельство, что японские летчики совершили в несколько раз меньше вылетов, чем советские, особенно в последний период боевых действий. По отношению к общему числу самолето-вылетов японские потери в авиационной технике были гораздо выше советских. Поэтому эффективность действий авиации 1-й армейской группы оказалась значительно выше, чем авиации противника, и советское господство в воздухе уже в августе было неоспоримым.
Что же касается соотношения, численности войск, сражавшихся на Халхин-Голе, то и здесь преимущество было на стороне Красной Армии. На протяжении конфликта силы и средства сторон постоянно увеличивались. Всего в составе 6-й японской армии, куда входили и маньчжурские части, в боях участвовало 75 736 человек. Противостоявшая ей 1-я армейская группа, состоявшая из советских и немногочисленных монгольских войск, на протяжении конфликта постоянно получала большие пополнения в людях и технике. Сколько всего военнослужащих прошло через нее во время событий на Халхин-Голе, неизвестно до сих пор. Среди советских и российских историков распространено мнение, что перед 20 августа в подчинении Жукова было 57 тысяч бойцов и командиров. Эту же цифру приводят и авторы книги «Гриф секретности снят». Однако тут же дают другие цифры, которые заставляют совсем по-иному оценить численность советско-монгольских войск. Оказывается, среднемесячная численность одних только советских войск на Халхин-Голе за июнь-сентябрь 1939 года составила ни много ни мало, как 69 101 человека.. Но при этом в июне 57-й отдельный корпус имел всего лишь 12,5 тысяч бойцов и командиров. Даже если допустить совершенно невероятное: будто уже в июле группировка советских войск достигла своей максимальной численности и сохраняла ее вплоть до сентября, то и тогда для достижения средней за 4 месяца численности в более чем 69 тысяч человек эта максимальная численность должна была быть около 88 тысяч. Но поскольку наращивание войск происходило постепенно и продолжалось вплоть до начала сентября, фактически максимальная численность советских войск наверняка была значительно выше. Скорее всего, она достигала к концу августа не менее 100 тысяч человек. Сюда надо добавить около 5 тысяч монгольских военнослужащих, а также тех красноармейцев, кто к тому времени был убит, ранен или заболел. Даже учитывая, что кто-то из раненых и больных успел к сентябрю вернуться в строй, общее число убитых и не вернувшихся еще в свои части раненых и больных вряд ли могло быть меньше 20 тысяч. В таком случае всего в боях на реке Халхин-Гол участвовало не менее 125 тысяч советских и монгольских военнослужащих, что почти в 1,7 раза больше, чем общее количество противостоявших им японцев и маньчжур. А поскольку численность тыловых подразделений у обеих сторон была близка между собой, численный перевес Красной Армии в боевых подразделениях был еще более значительным.
Таким образом, Жуков одержал свою первую победу, как и все последующие, в условиях, когда находящиеся под его командованием войска обладали подавляющим превосходством над противником в людях и технике. Да и боеспособность японских солдат была не столь уж высока. Георгий Константинович был прав, когда говорил Сталину, что против 1-й армейской группы сражались лучшие части японских сухопутных войск. Та же 23-я дивизия генерала Камацубары была одной из элитных. Командование императорской армии собиралось сделать ее моторизованной, но так и не успело осуществить данное намерение до начала Номонганского инцидента. Однако Япония была островным государством. Само существование Страны Восходящего Солнца напрямую зависело от мощи ее военно-морского флота. Именно во флот, а также в морскую авиацию и предназначенные для взаимодействия с военно-морскими силами десантные части направлялись лучшие кадры. Для обеспечения в первую очередь нужд этой части вооруженных сил была сориентирована японская военная промышленность. Позднее, когда в декабре 41-го Япония начала войну на Тихом океане, было резко сокращено производство танков. В 1944 году оно упало до 342, а в 45-м — вообще до 94, по сравнению с максимальным уровнем в 1 024 машины, достигнутом в 1941 году.