Страница:
Реальная подоплека истории с Баграмяном мне видится в следующем. Когда Жуков узнал, что ему предстоит делать доклад, то попытался поручить его подготовку Рубцову. Однако должность начальника оперативного, отдела штаба округа была слишком хлопотной, не оставлявшей времени для военно-научного творчества (к слову сказать, не имел на это времени и сам командующий). Поэтому Рубцов подсказал такую идею: он агитирует своего и жуковского товарища Баграмяна, такого же преподавателя Академии Генштаба, как и Рубцов, попроситься в Киевский округ под начало Георгия Константиновича. Должность преподавателя в академии, конечно же, непыльная и имеет ряд несомненных преимуществ. Куда приятнее жить в столице, чем в каком-нибудь провинциальном гарнизоне, особенно если этот гарнизон расположен в тайге или пустыне. Плюс — у преподавателя Академии Генштаба высокий оклад, больший, чем у такого же по званию командира в строевых частях, и относительно много свободного времени. Живи да радуйся. Вот только одна беда: почти нет перспектив для карьеры. Свободно можно проходить в полковниках вплоть до пенсии. А служба в округе, да еще в таком, как Киевский, самом крупном в стране по количеству войск, служба под началом командующего, с которым сохранились давние дружеские отношения, открывает огромные возможности для быстрого продвижения по ступенькам военной иерархии. И написать доклад для друга-начальника — это такие пустяки, о которых и говорить не стоит. Тем более если для этого созданы все условия: новоназначенный начальник оперативного отдела штаба 12-й армии сидит пока в Киеве и с помощью стажера Иванова кропает доклад, а его обязанности в Станиславе выполняет не сдавший еще дела предшественник. Правда, я что-то не слышал, чтобы в вермахте подчиненные писали статьи и книги для Роммеля, Манштейна или Гудериана, но ведь в Красной Армии давно уже установились совсем другие традиции.
В разговоре Жукова с Баграмяном бросается в глаза одна странность. Совсем недавно «Красная Звезда» назвала "Георгия Константиновича единственным творцом замысла операции по окружению 6-й японской армии на Халхин-Голе. Казалось бы, ему и карты в руки. Пусть бы Жуков и рассказал Баграмяну, как именно он готовил знаменитую операцию. Но вдруг выясняется, что командующему нужны последние разработки преподавателей академии, что его собственного опыта успешного наступления на Халхин-Голе, который, по идее, должны внимательно изучать те же академические преподаватели, для доклада явно недостаточно.
Кому же все-таки принадлежит замысел халхингольского наступления? Может, комбригу Богданову? Или Штерну и людям из его штаба? Вряд ли когда-нибудь мы получим здесь однозначный ответ.
Пока Жуков командовал Киевским особым военным округом, в руководстве Наркомата обороны произошли важные изменения. В августе 1940 года маршала Б.М. Шапошникова на посту начальника Генерального штаба сменил генерал армии К.А. Мерецков. Его рекомендовал Тимошенко. Еще в 20-м году на польском фронте Мерецков служил в штабе 6-й кавдивизии, начальником которой тогда был Тимошенко. При прорыве линии Маннергейма Мерецков командовал наиболее мощной 7-й армией, а будущий нарком командовал Северо-Западным фронтом. Кирилл Афанасьевич ранее работал заместителем начальника Генштаба и штабную работу знал.
По словам Буденного, назначение Мерецкова произошло следующим образом. Однажды на заседании Главного военного совета Сталин неожиданно сказал: «Я думаю, товарищи, нам нужен сейчас более молодой начальник Генштаба. И пояснил, что к Б.М. Шапошникову у него нет никаких претензий, но Борис Михайлович часто болеет, и это сказывается на решении многих оперативных вопросов. Семен Михайлович утверждал, что именно он предложил кандидатуру Мерецкова, занимавшего тогда пост заместителя наркома обороны и курировавшего управления боевой подготовки и военно-учебных заведений. Все присутствовавшие с этой кандидатурой согласились. Мерецков стал ссылаться на недостаток опыта и просил не назначать его начальником Генштаба. Сталин в ответ сказал примерно следующее: „Я ценю Вашу откровенность, Кирилл Афанасьевич, но дела у Шапошникова надо принять. А подберем другую кандидатуру — Вас освободим“.
Почти так же излагал события в своих мемуарах и сам Мерецков: «После заседания, как и раньше в таких случаях, ужинали на квартире у И.В. Сталина. Там вновь обсуждали военные вопросы. Вдруг Сталин сказал: „Нам нужен сейчас более молодой начальник Генерального штаба с неплохим здоровьем. Товарищ Шапошников стал частенько прихварывать. Кроме того, возникла необходимость использовать его на другой работе. Идет большое строительство укрепленных районов. Мы могли бы сделать Бориса Михайловича заместителем наркома по их сооружению. Как вы думаете, товарищи, кого можно назначить на пост начальника Генерального штаба? Жду ваших рекомендаций“.
Неожиданно для меня присутствующие стали называть мою фамилию, мотивируя это тем, что я имею специальную подготовку, участвовал в боях, был командующим округами и уже работал в Генеральном штабе. Сталин спросил мое мнение. Я стал категорически отказываться, ссылаясь на то, что работа эта сверхтяжелая, а опыта у меня для такой работы еще недостаточно.
Маршал Василевский рассказывал писателю Константину Симонову: «Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Все это надо было как-то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ. Эта новая для него работа была мотивирована как крайне необходимая, государственно важная и требующая для своего осуществления именно такого специалиста, как он.
После этого встал вопрос о том, кому же быть начальником Генерального штаба. Сталин прямо тут же, на Совете, не разговаривая ни с кем предварительно, обратился к новому наркому Тимошенко и спросил:
— Кого вы рекомендуете в начальники Генерального штаба?
Тот замялся.
— Ну, с кем из старших штабов вы работали? Обстоятельства сложились так, что как раз на финской войне Тимошенко из старших штабов работал с Мерецковым.
Он сказал об этом.
— Так как, подходит вам Мерецков начальником Генерального штаба? Как он у вас работал?
Тимошенко сказал, что работал неплохо и что подходит. Так состоялось назначение нового начальника Генерального штаба».
Тут Василевский кое-где явно смешивает разные события. Ворошилов был снят со своего поста значительно раньше Шапошникова, еще в мае 40-го. А тот разговор "Сталина и Тимошенко, который цитирует Василевский, скорее всего, произошел не на Главном военном совете, где было оформлено назначение Мерецкова, а раньше, на Политбюро, где из военных присутствовали, вероятно, только Тимошенко и Шапошников. Можно предположить, что об этом разговоре Александру Михайловичу рассказал сам Семен Константинович. Только умолчал, что в действительности сам хотел назначения своего давнего товарища Мерецкова, но, по всем правилам аппаратного искусства, сделал так, будто сам Сталин чуть ли не вынудил его назвать имя Кирилла Афанасьевича. Но Иосиф Виссарионович разгадал игру Тимошенко, только виду не подал. Даже поручил верному Буденному внести кандидатуру Мерецкова на Главном военном совете. В действительности же, вождь не слишком хотел, чтобы новый нарком обороны имел преданного человека на таком ключевом посту как начальник Генерального штаба. Возможно, Мерецков знал об оппозиции Сталина своему назначению и разыграл комедию с отказом от высокой должности, якобы из-за недостатка опыта. Хотя прежде уже был заместителем начальника Генштаба и командовал войсками не самого слабого в стране Ленинградского военного округа. Думаю, Кирилл Афанасьевич просто готовил себе пути для отступления на будущее, предчувствуя, что Сталин не станет долго держать его во главе Генерального штаба. И как в воду глядел.
Чтобы не давать Тимошенко слишком большой власти, Сталин одновременно с назначением Мерецкова сделал Буденного первым заместителем наркома обороны. Начальник Генштаба отодвинулся на третью ступеньку в военной иерархии, а Буденный обрел больше возможностей для контроля за действиями Тимошенко. Что же касается судьбы Мерецкова, то она сложилась весьма драматически. На второй день Великой Отечественной войны он был арестован по делу Штерна, Рычагова, Локтионова и других военачальников. Кирилла Афанасьевича пытали и заставили признаться в участии в заговоре. Но Сталин Мерецкова пощадил, расстреливать не стал и отправил представителем Ставки на Северо-Западное направление, а, потом назначил командующим Волховским фронтом. Жуков говорил писателю Евгению Воробьеву, как Сталин осенью 41-го вспомнил о Мерецкове и решил вернуть его в армию, сказав при этом: «Довольно ему прохлаждаться!» Иосиф Виссарионович забыл уточнить, что несчастный генерал армии прохлаждался в тюремной камере, где над ним очень основательно потрудились костоломы из НКВД. Из-за этого, а также по причине царившей в камере сырости Кирилл Афанасьевич после освобождения с трудом мог ходить. «Кто-то сообщил об этом Сталину, — рассказывал Георгий Константинович. — А может, он и сам заметил. Но только с того дня Мерецкову одному разрешалось сидеть, когда мы все в присутствии Сталина стояли». Горькая ирония: Мерецкова назначили вместо Шапошникова, в частности, потому, что он обладал отменным здоровьем. А теперь, после двух с половиной месяцев тюрьмы, Кириллу Афанасьевичу даже стоять на ногах было тяжело, и от былого здоровья не осталось и следа.
Перемены, происшедшие в высшем руководстве Красной Армии в августе 1940 года, в целом означали укрепление позиций Буденного и Тимошенко, т. е. тех, кто благоволил Жукову. Возможно, теперь Георгий Константинович рассчитывал, что удачный доклад поможет ему продвинуться на следующую карьерную ступеньку — стать заместителем наркома обороны, которому на случай войны было бы поручено руководство войсками на считавшемся главным Юго-Западном направлении.
Доклад удался на славу. На совещании Жуков заявил коллегам по поводу советского наступления на Халхин-Голе: «К этой операции командование готовилось достаточно серьезно, она была продуманной всесторонне как с точки зрения оперативной, так и с точки зрения материального обеспечения, с точки зрения оперативно-тактической внезапности. Этой операции предшествовала упорная борьба за господство в воздухе… По бомбардировочной авиации было достигнуто превосходство в 3 раза, по истребителям — около 2 раз. Замысел операции… заключался в том, чтобы ударом сильных фланговых группировок уничтожить слабые фланги противника, оперативно окружить противника в намеченном районе и не далее государственной границы, ибо удар дальше был запрещен правительством, окружить противника в этом районе и затем его уничтожить… Что необходимо отметить характерного и поучительного в этой операции? Это, прежде всего, вопрос внезапности. Вопрос внезапности, вопрос маскировки был, есть и будет главнейшим элементом в победе как в операции, так и в бою… Командование принимало все меры… чтобы создать у противника впечатление, что мы не готовимся наступать, а готовимся обороняться. Для этого были приняты все меры, включая дезинформацию и применение широковещательной станции, имитирующей по ночам окопные и всякие инженерные работы. Были выпущены различные специальные листовки с целью обеспечения проведения оборонительных мероприятий и т. д. По радио передавались различные сводки, характеризующие настроение командования по подготовке оборонительной операции. И японцы, как потом выяснилось, действительно, до часа удара не предполагали и не знали о готовящемся наступлении. Была принята особая осторожность при донесении в Москву в Генеральный штаб плана операции, а срок удара был донесен, по существу, накануне самой операции… Оперативное окружение переросло в тактическое окружение, и противник был действительно уничтожен в намеченном районе. Попытка противника нанести контрудар во фланг… встретила организованное сопротивление, контрудар организованной обороны и танковой бригады. При подготовке этой операции особое внимание было уделено вопросу организации взаимодействия танков, артиллерии, пехоты и авиации. Для этой цели мы усиленно занимались в течение месяца в тылу своих войск в 25-30 километров».
Эта часть доклада, несомненно, была написана Баграмяном и Ивановым на основе материалов, предоставленных самим Георгием Константиновичем. А вот «общетеоретическая» часть, посвященная опыту Второй мировой войны и его применению в Красной Армии, по всей вероятности, представляет собой плод неустанного труда двух бывших преподавателей-генштабистов. Звучит она очень солидно: «Что особо поучительного из действий на Западе?
1. Это смелое и решительное применение танковых дивизий и мехкорпусов в тесном взаимодействии с военно-воздушными силами на всю глубину оперативной обороны противника.
2. Решительные удары механизированных корпусов во встречном сражении и стремление их смело и самостоятельно прорываться в тыл оперативной группировки противника.
3. Массовое применение парашютных десантных частей и воздушных дивизий для захвата важнейших объектов в ближайшем и глубоком тылу противника, при этом частое применение этих войск в форме противника.
4. При прорыве УР (укрепленных районов. — Б. С.) немцы особое внимание уделяли тесному взаимодействию пехоты, артиллерии, танкам, саперам и авиации. Прежде чем атаковать тот или иной УР, в тылу немцев шла усиленная подготовка к атаке на учебных полях и макетах. В общем, немцы в этом отношении целиком использовали опыт Суворова по подготовке штурма Измаила».
Жуков-Баграмян-Иванов сделали вывод, что современные технические средства борьбы позволяют наступающей стороне «уничтожить не только полевую оборону, но и, как это показано на деле, прорвать современную укрепленную полосу». При этом с вводом мощной подвижной группы можно «нанести решительное поражение оперативным резервам и развить успех оперативный в успех стратегический». Неприятельскую же авиацию необходимо вывести из строя «мощным и внезапным ударом» на всю глубину планируемого наступления, обеспечив себе господство в воздухе.
Докладчик предложил примерный план будущей наступательной операции в масштабе фронта: «В условиях нашего Западного театра военных действий крупная наступательная операция со стратегической целью, мне кажется, должна проводиться на широком фронте, во всяком случае, масштаба 400-450 км.
Мощность первого удара должна обеспечить разгром не менее одной трети — одной второй всех сил противника и вывести наши силы в такую оперативную глубину, откуда создавалась бы реальная угроза окружения остальных сил противника, а для этого, если на таком фронте организуется наступательная операция, общая ширина участков главного удара предпринимаемой операции должна быть не менее 100-150 км.
Для такой операции потребуется, конечно, сосредоточение мощных сил, средств, и я думаю, что для такой операции на таком фронте потребуется стрелковых дивизий порядка 85-100 дивизий. 4-5 механизированных корпусов, 2-3 кавалерийских корпусов и 30-35 авиационных дивизий. Само собой разумеется, что такое количество вооруженных сил должно, быть всесторонне оснащено соответствующими средствами усиления артиллерии, танками в сопровождении пехоты, инженерно-техническими войсками и соответствующими средствами усиления.
Существенное значение для окружения и разгрома основных сил противника имеют глубина операции и возможные темпы ее проведения. Глубина непрерывно следующих друг за другом ударов и темпы оперативного продвижения наступающего, особенно его подвижных войск, должны обеспечить необходимое пространство и свободу маневров для изоляции и окружения главных сил противника прежде, чем последние успеют уйти из-под занесенных ударов.
Удары авиации должны развернуться на таком пространстве, чтобы подавить в районах аэродромного базирования основную массу авиации противника, нанести ей поражение, нарушить подвоз по железным и грунтовым дорогам, парализовать всю систему быстрого продвижения в оперативную глубину, должны сковать оперативные действия сил противника в тылу и исключить возможность их оперативного маневрирования… В среднем, глубина фронтовой операции, видимо, доходить будет до 200-300 км, а в отдельных случаях значительно глубже».
И так далее в том же духе. Темпы, сроки, количество войск, расход горючего и боеприпасов для фронтовой и армейской наступательных операций, которые, как надеялись почти все участники совещания. Красной Армии придется проделать не на маневрах, а в предстоящей вскоре победоносной войне против Германии. Примеры из Первой мировой войны, из финской войны, из кампании на Западе, заботливо подобранные трудолюбивыми генштабистами. И оптимистический вывод в конце:
Главное же, выступление командующего Киевским округом понравилось наркому Тимошенко и присутствовавшим на совещании членам Политбюро: Г. М. Маленкову, А. А. Жданову и др. Они не преминули! сообщить о докладе «Характер современной наступательной операции» Сталину.
После совещания высших военных руководителей вызвали к Иосифу Виссарионовичу. Жуков так описал эту встречу:
Сразу после окончания совещания, в период со 2 по 11 января 1941 года, состоялись две оперативно-стратегических игры. В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков говорит только об одной из них и сильно искажает ее ход:
В разговоре Жукова с Баграмяном бросается в глаза одна странность. Совсем недавно «Красная Звезда» назвала "Георгия Константиновича единственным творцом замысла операции по окружению 6-й японской армии на Халхин-Голе. Казалось бы, ему и карты в руки. Пусть бы Жуков и рассказал Баграмяну, как именно он готовил знаменитую операцию. Но вдруг выясняется, что командующему нужны последние разработки преподавателей академии, что его собственного опыта успешного наступления на Халхин-Голе, который, по идее, должны внимательно изучать те же академические преподаватели, для доклада явно недостаточно.
Кому же все-таки принадлежит замысел халхингольского наступления? Может, комбригу Богданову? Или Штерну и людям из его штаба? Вряд ли когда-нибудь мы получим здесь однозначный ответ.
Пока Жуков командовал Киевским особым военным округом, в руководстве Наркомата обороны произошли важные изменения. В августе 1940 года маршала Б.М. Шапошникова на посту начальника Генерального штаба сменил генерал армии К.А. Мерецков. Его рекомендовал Тимошенко. Еще в 20-м году на польском фронте Мерецков служил в штабе 6-й кавдивизии, начальником которой тогда был Тимошенко. При прорыве линии Маннергейма Мерецков командовал наиболее мощной 7-й армией, а будущий нарком командовал Северо-Западным фронтом. Кирилл Афанасьевич ранее работал заместителем начальника Генштаба и штабную работу знал.
По словам Буденного, назначение Мерецкова произошло следующим образом. Однажды на заседании Главного военного совета Сталин неожиданно сказал: «Я думаю, товарищи, нам нужен сейчас более молодой начальник Генштаба. И пояснил, что к Б.М. Шапошникову у него нет никаких претензий, но Борис Михайлович часто болеет, и это сказывается на решении многих оперативных вопросов. Семен Михайлович утверждал, что именно он предложил кандидатуру Мерецкова, занимавшего тогда пост заместителя наркома обороны и курировавшего управления боевой подготовки и военно-учебных заведений. Все присутствовавшие с этой кандидатурой согласились. Мерецков стал ссылаться на недостаток опыта и просил не назначать его начальником Генштаба. Сталин в ответ сказал примерно следующее: „Я ценю Вашу откровенность, Кирилл Афанасьевич, но дела у Шапошникова надо принять. А подберем другую кандидатуру — Вас освободим“.
Почти так же излагал события в своих мемуарах и сам Мерецков: «После заседания, как и раньше в таких случаях, ужинали на квартире у И.В. Сталина. Там вновь обсуждали военные вопросы. Вдруг Сталин сказал: „Нам нужен сейчас более молодой начальник Генерального штаба с неплохим здоровьем. Товарищ Шапошников стал частенько прихварывать. Кроме того, возникла необходимость использовать его на другой работе. Идет большое строительство укрепленных районов. Мы могли бы сделать Бориса Михайловича заместителем наркома по их сооружению. Как вы думаете, товарищи, кого можно назначить на пост начальника Генерального штаба? Жду ваших рекомендаций“.
Неожиданно для меня присутствующие стали называть мою фамилию, мотивируя это тем, что я имею специальную подготовку, участвовал в боях, был командующим округами и уже работал в Генеральном штабе. Сталин спросил мое мнение. Я стал категорически отказываться, ссылаясь на то, что работа эта сверхтяжелая, а опыта у меня для такой работы еще недостаточно.
«Вот что, — сказал Сталин, — мы с вами условимся так: вы приступайте сейчас, немедленно, к работе, а как только подберем другую кандидатуру, заменим вас. Обижать вас не станем, вы получите соответствующее назначение. На этом и кончим сегодня».Нет оснований сомневаться, что разговор, происшедший за ужином у Сталина, и Буденный, и Мерецков передали близко к действительности. Но подозреваю, что его сценарий был обговорен заранее, и на самом деле Сталин предварительно договорился, чтобы Буденный выдвинул кандидатуру Мерецкова. Таким образом можно было продемонстрировать единство военного руководства. Мерецков-то был ставленником Тимошенко.
Маршал Василевский рассказывал писателю Константину Симонову: «Финская война была для нас большим срамом и создала о нашей армии глубоко неблагоприятные впечатления за рубежом, да и внутри страны. Все это надо было как-то объяснить. Вот тогда и было созвано у Сталина совещание, был снят с поста наркома Ворошилов и назначен Тимошенко. Тогда же Шапошников, на которого Сталин тоже посчитал необходимым косвенно возложить ответственность, был под благовидным предлогом снят с поста начальника Генерального штаба и назначен заместителем наркома с задачей наблюдать за укреплением новых границ. Эта новая для него работа была мотивирована как крайне необходимая, государственно важная и требующая для своего осуществления именно такого специалиста, как он.
После этого встал вопрос о том, кому же быть начальником Генерального штаба. Сталин прямо тут же, на Совете, не разговаривая ни с кем предварительно, обратился к новому наркому Тимошенко и спросил:
— Кого вы рекомендуете в начальники Генерального штаба?
Тот замялся.
— Ну, с кем из старших штабов вы работали? Обстоятельства сложились так, что как раз на финской войне Тимошенко из старших штабов работал с Мерецковым.
Он сказал об этом.
— Так как, подходит вам Мерецков начальником Генерального штаба? Как он у вас работал?
Тимошенко сказал, что работал неплохо и что подходит. Так состоялось назначение нового начальника Генерального штаба».
Тут Василевский кое-где явно смешивает разные события. Ворошилов был снят со своего поста значительно раньше Шапошникова, еще в мае 40-го. А тот разговор "Сталина и Тимошенко, который цитирует Василевский, скорее всего, произошел не на Главном военном совете, где было оформлено назначение Мерецкова, а раньше, на Политбюро, где из военных присутствовали, вероятно, только Тимошенко и Шапошников. Можно предположить, что об этом разговоре Александру Михайловичу рассказал сам Семен Константинович. Только умолчал, что в действительности сам хотел назначения своего давнего товарища Мерецкова, но, по всем правилам аппаратного искусства, сделал так, будто сам Сталин чуть ли не вынудил его назвать имя Кирилла Афанасьевича. Но Иосиф Виссарионович разгадал игру Тимошенко, только виду не подал. Даже поручил верному Буденному внести кандидатуру Мерецкова на Главном военном совете. В действительности же, вождь не слишком хотел, чтобы новый нарком обороны имел преданного человека на таком ключевом посту как начальник Генерального штаба. Возможно, Мерецков знал об оппозиции Сталина своему назначению и разыграл комедию с отказом от высокой должности, якобы из-за недостатка опыта. Хотя прежде уже был заместителем начальника Генштаба и командовал войсками не самого слабого в стране Ленинградского военного округа. Думаю, Кирилл Афанасьевич просто готовил себе пути для отступления на будущее, предчувствуя, что Сталин не станет долго держать его во главе Генерального штаба. И как в воду глядел.
Чтобы не давать Тимошенко слишком большой власти, Сталин одновременно с назначением Мерецкова сделал Буденного первым заместителем наркома обороны. Начальник Генштаба отодвинулся на третью ступеньку в военной иерархии, а Буденный обрел больше возможностей для контроля за действиями Тимошенко. Что же касается судьбы Мерецкова, то она сложилась весьма драматически. На второй день Великой Отечественной войны он был арестован по делу Штерна, Рычагова, Локтионова и других военачальников. Кирилла Афанасьевича пытали и заставили признаться в участии в заговоре. Но Сталин Мерецкова пощадил, расстреливать не стал и отправил представителем Ставки на Северо-Западное направление, а, потом назначил командующим Волховским фронтом. Жуков говорил писателю Евгению Воробьеву, как Сталин осенью 41-го вспомнил о Мерецкове и решил вернуть его в армию, сказав при этом: «Довольно ему прохлаждаться!» Иосиф Виссарионович забыл уточнить, что несчастный генерал армии прохлаждался в тюремной камере, где над ним очень основательно потрудились костоломы из НКВД. Из-за этого, а также по причине царившей в камере сырости Кирилл Афанасьевич после освобождения с трудом мог ходить. «Кто-то сообщил об этом Сталину, — рассказывал Георгий Константинович. — А может, он и сам заметил. Но только с того дня Мерецкову одному разрешалось сидеть, когда мы все в присутствии Сталина стояли». Горькая ирония: Мерецкова назначили вместо Шапошникова, в частности, потому, что он обладал отменным здоровьем. А теперь, после двух с половиной месяцев тюрьмы, Кириллу Афанасьевичу даже стоять на ногах было тяжело, и от былого здоровья не осталось и следа.
Перемены, происшедшие в высшем руководстве Красной Армии в августе 1940 года, в целом означали укрепление позиций Буденного и Тимошенко, т. е. тех, кто благоволил Жукову. Возможно, теперь Георгий Константинович рассчитывал, что удачный доклад поможет ему продвинуться на следующую карьерную ступеньку — стать заместителем наркома обороны, которому на случай войны было бы поручено руководство войсками на считавшемся главным Юго-Западном направлении.
Доклад удался на славу. На совещании Жуков заявил коллегам по поводу советского наступления на Халхин-Голе: «К этой операции командование готовилось достаточно серьезно, она была продуманной всесторонне как с точки зрения оперативной, так и с точки зрения материального обеспечения, с точки зрения оперативно-тактической внезапности. Этой операции предшествовала упорная борьба за господство в воздухе… По бомбардировочной авиации было достигнуто превосходство в 3 раза, по истребителям — около 2 раз. Замысел операции… заключался в том, чтобы ударом сильных фланговых группировок уничтожить слабые фланги противника, оперативно окружить противника в намеченном районе и не далее государственной границы, ибо удар дальше был запрещен правительством, окружить противника в этом районе и затем его уничтожить… Что необходимо отметить характерного и поучительного в этой операции? Это, прежде всего, вопрос внезапности. Вопрос внезапности, вопрос маскировки был, есть и будет главнейшим элементом в победе как в операции, так и в бою… Командование принимало все меры… чтобы создать у противника впечатление, что мы не готовимся наступать, а готовимся обороняться. Для этого были приняты все меры, включая дезинформацию и применение широковещательной станции, имитирующей по ночам окопные и всякие инженерные работы. Были выпущены различные специальные листовки с целью обеспечения проведения оборонительных мероприятий и т. д. По радио передавались различные сводки, характеризующие настроение командования по подготовке оборонительной операции. И японцы, как потом выяснилось, действительно, до часа удара не предполагали и не знали о готовящемся наступлении. Была принята особая осторожность при донесении в Москву в Генеральный штаб плана операции, а срок удара был донесен, по существу, накануне самой операции… Оперативное окружение переросло в тактическое окружение, и противник был действительно уничтожен в намеченном районе. Попытка противника нанести контрудар во фланг… встретила организованное сопротивление, контрудар организованной обороны и танковой бригады. При подготовке этой операции особое внимание было уделено вопросу организации взаимодействия танков, артиллерии, пехоты и авиации. Для этой цели мы усиленно занимались в течение месяца в тылу своих войск в 25-30 километров».
Эта часть доклада, несомненно, была написана Баграмяном и Ивановым на основе материалов, предоставленных самим Георгием Константиновичем. А вот «общетеоретическая» часть, посвященная опыту Второй мировой войны и его применению в Красной Армии, по всей вероятности, представляет собой плод неустанного труда двух бывших преподавателей-генштабистов. Звучит она очень солидно: «Что особо поучительного из действий на Западе?
1. Это смелое и решительное применение танковых дивизий и мехкорпусов в тесном взаимодействии с военно-воздушными силами на всю глубину оперативной обороны противника.
2. Решительные удары механизированных корпусов во встречном сражении и стремление их смело и самостоятельно прорываться в тыл оперативной группировки противника.
3. Массовое применение парашютных десантных частей и воздушных дивизий для захвата важнейших объектов в ближайшем и глубоком тылу противника, при этом частое применение этих войск в форме противника.
4. При прорыве УР (укрепленных районов. — Б. С.) немцы особое внимание уделяли тесному взаимодействию пехоты, артиллерии, танкам, саперам и авиации. Прежде чем атаковать тот или иной УР, в тылу немцев шла усиленная подготовка к атаке на учебных полях и макетах. В общем, немцы в этом отношении целиком использовали опыт Суворова по подготовке штурма Измаила».
Жуков-Баграмян-Иванов сделали вывод, что современные технические средства борьбы позволяют наступающей стороне «уничтожить не только полевую оборону, но и, как это показано на деле, прорвать современную укрепленную полосу». При этом с вводом мощной подвижной группы можно «нанести решительное поражение оперативным резервам и развить успех оперативный в успех стратегический». Неприятельскую же авиацию необходимо вывести из строя «мощным и внезапным ударом» на всю глубину планируемого наступления, обеспечив себе господство в воздухе.
Докладчик предложил примерный план будущей наступательной операции в масштабе фронта: «В условиях нашего Западного театра военных действий крупная наступательная операция со стратегической целью, мне кажется, должна проводиться на широком фронте, во всяком случае, масштаба 400-450 км.
Мощность первого удара должна обеспечить разгром не менее одной трети — одной второй всех сил противника и вывести наши силы в такую оперативную глубину, откуда создавалась бы реальная угроза окружения остальных сил противника, а для этого, если на таком фронте организуется наступательная операция, общая ширина участков главного удара предпринимаемой операции должна быть не менее 100-150 км.
Для такой операции потребуется, конечно, сосредоточение мощных сил, средств, и я думаю, что для такой операции на таком фронте потребуется стрелковых дивизий порядка 85-100 дивизий. 4-5 механизированных корпусов, 2-3 кавалерийских корпусов и 30-35 авиационных дивизий. Само собой разумеется, что такое количество вооруженных сил должно, быть всесторонне оснащено соответствующими средствами усиления артиллерии, танками в сопровождении пехоты, инженерно-техническими войсками и соответствующими средствами усиления.
Существенное значение для окружения и разгрома основных сил противника имеют глубина операции и возможные темпы ее проведения. Глубина непрерывно следующих друг за другом ударов и темпы оперативного продвижения наступающего, особенно его подвижных войск, должны обеспечить необходимое пространство и свободу маневров для изоляции и окружения главных сил противника прежде, чем последние успеют уйти из-под занесенных ударов.
Удары авиации должны развернуться на таком пространстве, чтобы подавить в районах аэродромного базирования основную массу авиации противника, нанести ей поражение, нарушить подвоз по железным и грунтовым дорогам, парализовать всю систему быстрого продвижения в оперативную глубину, должны сковать оперативные действия сил противника в тылу и исключить возможность их оперативного маневрирования… В среднем, глубина фронтовой операции, видимо, доходить будет до 200-300 км, а в отдельных случаях значительно глубже».
И так далее в том же духе. Темпы, сроки, количество войск, расход горючего и боеприпасов для фронтовой и армейской наступательных операций, которые, как надеялись почти все участники совещания. Красной Армии придется проделать не на маневрах, а в предстоящей вскоре победоносной войне против Германии. Примеры из Первой мировой войны, из финской войны, из кампании на Западе, заботливо подобранные трудолюбивыми генштабистами. И оптимистический вывод в конце:
«Красной Армии, где бы ее части в настоящее время ни дислоцировались, нужно быть готовой драться с искусным и технически вооруженным противником. Современное развитие средств борьбы — авиация, танки, моточасти, авиадесанты и прочие — создают широкую базу для ведения наступательной операции, дают возможность проводить ее высокими темпами и с большой дальнобойностью…Доклад произвел на слушателей большое и весьма благоприятное для докладчика впечатление. Так, даже будущий непримиримый оппонент Жукова А.И. Ерёменко, выступая на совещании, назвал сообщение Георгия Константиновича «замечательным». Мало кто из присутствующих сомневался, что Красная Армия, действительно, способна обеспечить превосходство над противником и в искусстве управления войсками, и в умении напасть внезапно. Сам Жуков в мемуарах передает преобладающее настроение в дни декабрьского совещания: «Мы предвидели, что война с Германией может быть тяжелой и длительной, но вместе с тем считали, что страна наша уже имеет все необходимое для продолжительной войны и борьбы до полной победы. Тогда мы не думали, что нашим вооруженным силам придется так неудачно вступить в войну, в первых же сражениях потерпеть тяжелое поражение и вынужденно отходить в глубь страны».
При равных силах и средствах победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в управлении и создании условий внезапности в использовании этих сил и средств. Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы.
Придавая исключительное значение внезапности, все способы маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию. Маскировка и обман должны проходить красной нитью в обучении и воспитании войск, командиров и штабов.
Красная Армия в будущих сражениях должна показать высокий класс оперативной и тактической внезапности.
Для того чтобы успешно вести современные наступательные операции, необходимо иметь отлично подготовленные войска, командиров и штабы. Современные операции, развивающиеся быстрыми темпами, требуют исключительной слаженности, маневренности и гибкости. Войска, не обладающие этими способностями; не могут рассчитывать на успех. Особенно высокие требования должны быть предъявлены командирам и штабам высших соединений. Высший комсостав и штабы высших соединений в ближайшее время должны в совершенстве отработать знания и навыки по организации и проведению современной наступательной операции».
Главное же, выступление командующего Киевским округом понравилось наркому Тимошенко и присутствовавшим на совещании членам Политбюро: Г. М. Маленкову, А. А. Жданову и др. Они не преминули! сообщить о докладе «Характер современной наступательной операции» Сталину.
После совещания высших военных руководителей вызвали к Иосифу Виссарионовичу. Жуков так описал эту встречу:
«И. В. Сталин встретил нас довольно сухо, поздоровался еле заметным кивком и предложил сесть за стол. Это уже был не тот Сталин, которого я видел после возвращения с Халхин-Гола. Кроме И. В. Сталина, в его кабинете присутствовали члены Политбюро.По диалогу Сталина и Тимошенко чувствуется, что Семен Константинович уже начинает раздражать вождя излишней, на его взгляд, самостоятельностью. Звезда покорителя линии Маннергейма, как кажется, начинает закатываться. А это предпосылка к тому, чтобы вскоре наступил звездный час Жукова. И Георгий Константинович своего шанса не упускает.
Начал Сталин с того, что он не спал всю ночь, читая проект заключительного выступления С. К. Тимошенко на совещании высшего комсостава, чтобы дать ему свои поправки. Но Тимошенко поторопился закрыть совещание.
— Товарищ Сталин, — попробовал возразить Тимошенко, — я послал вам план совещания и проект своего выступления и полагал, что вы знали, о чем я буду говорить при подведении итогов.
— Я не обязан читать все, что мне посылают, — вспылил Сталин.
— Тимошенко замолчал.
— Ну, как мы будем поправлять Тимошенко? — обращаясь к членам Политбюро, спросил Сталин.
— Надо обязать Тимошенко серьезнее разобраться с вашими замечаниями по тезисам и, учтя их, через несколько дней представить в Политбюро проект директивы войскам, — сказал В. М. Молотов. К этому мнению присоединились все присутствовавшие члены Политбюро. Сталин сделал замечание Тимошенко за то, что тот закрыл совещание, не узнав его мнения о заключительном выступлении наркома».
Сразу после окончания совещания, в период со 2 по 11 января 1941 года, состоялись две оперативно-стратегических игры. В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков говорит только об одной из них и сильно искажает ее ход:
«С утра следующего дня началась большая оперативно-стратегическая военная игра. За основу стратегической обстановки были взяты предполагаемые события, которые в случае нападения Германии на Советский Союз могли развернуться на западной границе. Руководство игрой осуществлялось наркомом обороны Тимошенко и начальником Генерального штаба Мерецковым: они „подыгрывали“ на юго-западном стратегическом направлении. „Синяя“ сторона (немцы) условно была нападающей, „красная“ (Красная Армия) — обороняющейся (за „синих“ в первой игре играл Жуков, за „красных“ — командующий Западным особым военным округом Д. Г. Павлов. — Б.С.).
Военно-стратегическая игра в основном преследовала цель: проверить реальность и целесообразность основных положений плана прикрытия и действия войск в начальном периоде войны.
Надо отдать должное Генеральному штабу: во всех подготовленных для игры материалах были отражены последние действия немецко-фашистских войск в Европе.
На западном стратегическом направлении игра охватывала фронт от Восточной Пруссии до Полесья. Состав фронтов: западная («синяя») сторона — свыше 60 дивизий, восточная («красная») — свыше 50 дивизий. Действия сухопутных войск поддерживались мощными воздушными силами.
Игра изобиловала драматическими моментами для восточной стороны. Они оказались во многом схожими с теми, которые возникли после 22 июня 1941 года, когда на Советский Союз напала фашистская Германия…
По окончании игры нарком обороны приказал Д.Г. Павлову и мне произвести частичный разбор, отметить недостатки и положительные моменты в действиях участников. Общий разбор Сталин предложил провести в Кремле, куда пригласили руководство Наркомата обороны. Генерального штаба, командующих войсками округов и их начальников штабов. Кроме Сталина, присутствовали члены Политбюро.
Ход игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии Мерецков. После двух-трех резких реплик Сталина он начал повторяться и сбиваться. Доклад у Мерецкова явно не ладился. В оценках событий и решений сторон у него уже не было логики. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе «синих» в начале игры, особенно в танках и в авиации, Сталин, будучи раздосадован неудачей «красных», оборвал его, заявив:
— Откуда вы берете такое соотношение? Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск.
Мерецков ответил, что ему это известно, но количественное и качественное соотношение сил и средств на войне играет тоже не последнюю роль, тем более в современной войне, к которой Германия давно готовится и имеет уже значительный боевой опыт.