Страница:
Мы приходим в этот мир, чтобы своим присутствием улучшить его. Если невозможно улучшить, то хотя бы — не осквернить. Бабка Надя покупает в автолавке беленький платочек, тут же надевает его на голову, улыбается: “А что, веселей стало? Не будете теперь говорить, что баба Надя — старуха страшная?” — “Разве кто так говорил, баба Надя?” — “Вы не говорили, да я слышала. А теперь вот — красиво”.
Безусловно, заботясь об улучшении мира, нужно начинать с улучшения себя — и тела своего, и души. “В здоровом теле здоровый дух не всегда бывает” — гласит русская пословица. И правда.
А вот с виду симпатичная, молодая, стройная телеведущая — Ксения Собчак. Кажется — горы свернёт. Но какой хаос чёрной энергии несёт с экрана эта эффектная девица! С этим хаосом она ведёт за собой участников передачи “Дом-2” — тоскливых, инертных, словно рыбы в аквариуме, ребят. И в эту воронку засасывают тысячи и тысячи российских школьников и школьниц. Кто-то когда-то внушил Ксюше, что она очень яркая и талантливая, и она решила взлететь на небо и сиять там. Слава родителей, вернее, не слава, а шумиха вокруг их имён — обычная почва для звёздной болезни. И девочка теперь хвастается перед телеаудиторией — то внешностью, то одеждой, то обувью, стилем, властью, здоровьем, квартирой, всем, что есть у “блондинки в шоколаде”. Она ежесекундно вынуждена доказывать всем, и прежде всего самой себе, что она и есть та самая “стерва Ксюша”, какой должна стать во имя известности — тут нельзя употребить понятие “слава”, это слишком высокое слово.
Страшный комплекс Ксюши поражает других российских девчушек, брошенных родителями на произвол судьбы. Они теперь не разговаривают, а перекрикивают сами себя — в надежде, что кто-то их услышит, заметит. Это тоже комплекс ребёнка, брошенного с детства, которого никто никогда не слушал, с которым не говорили по душам, а только отшучивались, отмахивались, не любили, а делали вид, что любят.
Зло распространяется по России посредством “чёрного квадрата” телевизора до самых недоступных уголков, туда, где природа веками сохранялась в чистоте, сохранялась чистота души народа. Воспитываемая телевизором тяга к “настоящей” яркой, феерической жизни заслоняет жизнь реальную, здоровую, калечит и уродует здоровые чувства и устремления человека. В своё время родители этих детей тоже тянулись к неизведанной жизни. Но они ехали на комсомольские стройки, на учёбу, на службу родине, чтобы честным трудом заработать себе достойную жизнь. А нынешняя тяга к “настоящему” может привести молодёжь к деградации. Эта замена правды ложью не может восприниматься как правда. Подмена настоящего суррогатом, сокровища — подделкой. Псевдожизнь, какбыкультура, эрзацценности, прививаемые с экранов якобы успешными сливками будтобыэлиты и вместоаристократии на уровне подсознания, подменяют наши истинные чувства, мысли и желания. Всё это — хитрая ложь, которой нельзя спастись — можно только разрушить себя.
Полуголая Лолита полагает, что выглядит привлекательно, демонстрируя складки погрузневшего тела, но вместо красоты демонстрируется отчаянье по поводу её ухода. И зачем называть это отсутствием комплексов, если любая демонстрация отчаяния, любой вызов — это комплекс, вызов тем, от кого красота ещё не ушла, и беспомощное кривляние перед теми, кто умеет мудро, красиво и достойно стареть.
И всё-таки — “чем ночь черней, тем звёзды ярче”. “Чёрный экран” может не только разрушать, но и воспитывать — от противного. Всё-таки хочется задрать голову и отыскать во тьме звезду — ту, которая недосягаема, таинственна, высока и чиста. И чем больше искусственного света, чем больше шума, тем сильнее притягивает эта тишайшая Высь, где нет фальши, а есть только простая Божья правда, та правда, что есть у “луковой” бабки Надежды, у других луковых, свекольных, песенных и прочих баб, озаряющих светом мир вокруг себя. Неужели иссякнет этот свет — засыпанный грязью, придавленный бетонными плитами пошлости? И на огромных просторах великой страны женщины будут теперь жить — только для себя, любить себя, наряжать, радовать, баловать — себя…
Но тогда мир не спасёт красота. Тогда мир уже ничто не спасёт. Красота телесная растает в молодости, а красота душевная — это тот факел, который даётся при рождении и который нужно аккуратно нести через непростую жизнь к глубокой, красивой и мудрой старости.
Воюя с кротким народом
Для народа и для страны было бы славно радоваться политике власти, уважать её, жить спокойно и уверенно, рожать детей и обрабатывать землю, если бы народ чувствовал, что власть от лица государства уважает народ, радуется ему и делает всё, чтобы народ жил достойно и праведно. Жить праведно возможно и без праведной системы, но это будет тяжкая жизнь — вопреки, а не благодаря.
Народ, конечно, не такой дурак, как его называют, сравнивая с дорогами. Пресловутые две беды — дураки и дороги — якобы и мешают России в лице власти выйти на ровный путь. Народ сравнили и сравняли с землёй. Но ведь эти “дураки” оказались настолько мудрыми, что построили и не раз отстояли, сохранили своё великое государство, а заодно и прочие мелкие страны. Позволяя хитроумным называть себя “дураками”, кроткий народ наследовал самые обширные на планете земли. “Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю” (Мф.: 5.5). Россия — самая обширная страна мира — это земля самого кроткого в мире народа. Наследование — то есть “след в след” от одного поколения к другому.
Власть воюет сейчас с народом за землю и недра. Однако ни земли, ни недра не принадлежат народу как собственность, а даны ему в наследование. И небо и земля принадлежат только Богу, никак не народу. Воюя с кротким народом, власть воюет с Богом. Уничтожая политикой геноцида кроткий народ, власть борется с Божьим промыслом. Никто Его не победил и не победит. “Всевышний владычествует над царством человека и даёт ему, кому хочет, и поставляет над ним уничиженного между людьми” (Дан.: 4.14). “Сегодня Он позволил заносчивому глупцу занять престол, а назавтра свергает его и ставит последним из самых последних людей”.
Власть в России всегда была освящена христианской идеей. Царскую корону венчал крест. Корона венчала царя. Царь венчал народ. Народ венчал землю. И потому земля была святой. Будучи святой, она питала народ силой своей и, как добрая почва, взращивала его, не давая воли сорнякам.
Народ — это не те шустрые личности, которые ограбили государство, а те исчезающие по миллиону в год обездоленные, которым дана в наследование одна шестая доля всей нашей планеты. Сколько ещё миллионов уйдёт до той поры, когда станет исполняться воля Собственника земли?
Закон аккуратно разделил собственность на государственную, частную и совместную, ни слова не говоря о Божьей собственности. Только Богу принадлежит земля, небо и наши души. Кто смеет посягать на это?
“Когда караван разворачивается, последний верблюд становится первым, а первый — последним”. Человеку караван развернуть не по силам. Но мы должны быть готовы к развороту событий.
Обычный для такого разговора вопрос: как развернуть на полном ходу тяжеловесную законодательную махину и заставить её работать в другом режиме? Не нужно будет разворачивать. Машина рухнет, рассыпая гайки, винтики и прочие механизмы. Новые законы будут издаваться в три секунды. Закон — и предатели в тюрьме. Закон — и имущество изъято. Закон — и прекращён поток капитала за границу. Богатств хватит и чтобы возродить деревню, и чтобы построить новые города, и чтобы вырастить новое поколение детей, каждый из которых будет на вес золота, а не щенком в своей стране. Что подумает мир? А что он думал во время революции 1917 года? Что он думал во время гражданской войны и в годы Великой Отечественной? Ничего не думал. Он наблюдал. Когда победа была близка — подключался. Что думают соседи, когда в вашей квартире стреляют или громко кричат? Смотря какие соседи, конечно, но большинство предпочитает не вмешиваться и вызывают милицию. Если милиция не едет — ждут утра, дежурят у своих дверей, не спят, охраняют своё добро. Это — их дело.
Дела нашего дома, нашей семьи — это наши дела. Конечно, “милицию” вызовут. Но так ли уж нужно дюжим молодцам лезть к вооружённым до зубов и к тому же непредсказуемым соседям? Мир будет молча наблюдать. Мир в целом осторожен.
Сейчас, пока в порядке армия, надёжны окна и двери, — ещё можно навести порядок в доме. Понимание народом необходимости кардинальных перемен — это почва для долгожданного зерна, которое может быть посеяно во имя нашего спасения или в котором нам может быть отказано. Если зерна не будет, мы обречены на следующий круг ада, пока не поймём, что земля дана нам, кротким, в наследование — “след в след” — для грядущего поколения, и её нельзя сдавать вот так просто, мирным, бумажным путём.
Мы привыкли задавать вопросы. А надобно приучиться задавать ответы. И тогда на заданный ответ нам ответят очередным вопросом. Вся жизнь народа — проработка вопросов. Все наши отчаянные вопрошания — что делать, кто виноват, за что, Господи? — это уже ответы.
Нельзя отделаться от жизни
Спросите, как же это можно — отделаться от жизни? А очень просто: закрыть на всё глаза и не дышать. И этому нас уже научили. Мы оказались послушными и способными учениками. Уметь отмахиваться, отметать “ненужное” и устремляться только вперёд, к достижению цели, какой — не важно, стало обычным хаотичным движением времени суеты и смуты. Порой кажется, что это движение имеет какой-то особый смысл. Мы продираемся напролом сквозь дарованный Богом день для того, чтобы достигнуть дня следующего. А в следующем дне — то же самое. И так до бесконечности. Вот только бесконечности не будет, как может не случиться и следующего дня.
Мой родной Северо-Запад практически уже “очищен” от населения и подготовлен для новых хозяев. Целенаправленно, постепенно уничтожены маленькие заводы и фабрики, раздроблено в порошок сельское хозяйство, стёрта с лица земли русская деревня с её многовековым укладом быта, духа, на основе которого родилась и выросла великая русская культура. Часть населения переселилась в города, в основном — в Санкт-Петербург, переполнив его до краёв своей дешёвой рабочей силой. Часть провинциального населения была планомерно отравлена алкоголем, некачественным спиртом. Часть особо совестливых, впечатлительных, не выдержавших, не сумевших пережить в силу своей “всечеловечности” навалившееся на них осознание ненужности стране, спились или покончили с собой. Остатки населения доживают в мёртвых деревнях и полуживых городках, продолжая деградировать от нищеты и безработицы, разлагаться духовно, поддавшись влиянию средств массовой информации. Зачем это — государству? Разве власть не знает о том, что происходит? Зачем государство делает это с населением Северо-Запада?
Нас учили в школе, что государство — это мы. Нет, не государство, а земля наша — это мы. Из неё пришли, в неё уйдём, а она останется навсегда. Государство — это система, это прежде всего — власть. Узаконенная демократия, то есть “власть народа”, — форма правления. Но это только форма, пустая блестящая фольга, которую сжали в кулак, а там пусто. Суть правления — скрытая тирания. Мы захвачены мирным путём и всё-таки не желаем верить в такую подлость. Не желая верить, мы тем не менее признали захват и… согласились со своим положением.
Расцвет и увядание народов — всё в Божьей власти. Неужели тогда остаётся повиноваться и дожидаться полного уничтожения, окончательного краха? Неужели согласиться с тем, что правительство нашего государства не является народным? Ведь в том случае, если правительство — народное, оно должно отвечать перед народом, интересы которого оно представляет. Отвечать и перед Богом за свой народ. Оно должно видеть все опасности для своего народа и бороться с ними законными способами. Для своего народа оно и должно трудиться. А на деле? Напрашивается простой вывод: народ России для правящей власти не является своим.
Да, были времена, когда народ, в целом, был мудрее, умнее, совестливее, сильнее и здоровее, чем сейчас. Раз он был таким, значит, та власть, та культура, та почва были полезны для народна, были нечужеродны ему. А если сейчас народ становится больным, слабым, глупым, развращённым, значит, эта власть, эта культура, этот быт, эти законы вредны и опасны для народа и должны быть изменены.
Ольга Свердлова Шанс на спасение
Безусловно, заботясь об улучшении мира, нужно начинать с улучшения себя — и тела своего, и души. “В здоровом теле здоровый дух не всегда бывает” — гласит русская пословица. И правда.
А вот с виду симпатичная, молодая, стройная телеведущая — Ксения Собчак. Кажется — горы свернёт. Но какой хаос чёрной энергии несёт с экрана эта эффектная девица! С этим хаосом она ведёт за собой участников передачи “Дом-2” — тоскливых, инертных, словно рыбы в аквариуме, ребят. И в эту воронку засасывают тысячи и тысячи российских школьников и школьниц. Кто-то когда-то внушил Ксюше, что она очень яркая и талантливая, и она решила взлететь на небо и сиять там. Слава родителей, вернее, не слава, а шумиха вокруг их имён — обычная почва для звёздной болезни. И девочка теперь хвастается перед телеаудиторией — то внешностью, то одеждой, то обувью, стилем, властью, здоровьем, квартирой, всем, что есть у “блондинки в шоколаде”. Она ежесекундно вынуждена доказывать всем, и прежде всего самой себе, что она и есть та самая “стерва Ксюша”, какой должна стать во имя известности — тут нельзя употребить понятие “слава”, это слишком высокое слово.
Страшный комплекс Ксюши поражает других российских девчушек, брошенных родителями на произвол судьбы. Они теперь не разговаривают, а перекрикивают сами себя — в надежде, что кто-то их услышит, заметит. Это тоже комплекс ребёнка, брошенного с детства, которого никто никогда не слушал, с которым не говорили по душам, а только отшучивались, отмахивались, не любили, а делали вид, что любят.
Зло распространяется по России посредством “чёрного квадрата” телевизора до самых недоступных уголков, туда, где природа веками сохранялась в чистоте, сохранялась чистота души народа. Воспитываемая телевизором тяга к “настоящей” яркой, феерической жизни заслоняет жизнь реальную, здоровую, калечит и уродует здоровые чувства и устремления человека. В своё время родители этих детей тоже тянулись к неизведанной жизни. Но они ехали на комсомольские стройки, на учёбу, на службу родине, чтобы честным трудом заработать себе достойную жизнь. А нынешняя тяга к “настоящему” может привести молодёжь к деградации. Эта замена правды ложью не может восприниматься как правда. Подмена настоящего суррогатом, сокровища — подделкой. Псевдожизнь, какбыкультура, эрзацценности, прививаемые с экранов якобы успешными сливками будтобыэлиты и вместоаристократии на уровне подсознания, подменяют наши истинные чувства, мысли и желания. Всё это — хитрая ложь, которой нельзя спастись — можно только разрушить себя.
Полуголая Лолита полагает, что выглядит привлекательно, демонстрируя складки погрузневшего тела, но вместо красоты демонстрируется отчаянье по поводу её ухода. И зачем называть это отсутствием комплексов, если любая демонстрация отчаяния, любой вызов — это комплекс, вызов тем, от кого красота ещё не ушла, и беспомощное кривляние перед теми, кто умеет мудро, красиво и достойно стареть.
И всё-таки — “чем ночь черней, тем звёзды ярче”. “Чёрный экран” может не только разрушать, но и воспитывать — от противного. Всё-таки хочется задрать голову и отыскать во тьме звезду — ту, которая недосягаема, таинственна, высока и чиста. И чем больше искусственного света, чем больше шума, тем сильнее притягивает эта тишайшая Высь, где нет фальши, а есть только простая Божья правда, та правда, что есть у “луковой” бабки Надежды, у других луковых, свекольных, песенных и прочих баб, озаряющих светом мир вокруг себя. Неужели иссякнет этот свет — засыпанный грязью, придавленный бетонными плитами пошлости? И на огромных просторах великой страны женщины будут теперь жить — только для себя, любить себя, наряжать, радовать, баловать — себя…
Но тогда мир не спасёт красота. Тогда мир уже ничто не спасёт. Красота телесная растает в молодости, а красота душевная — это тот факел, который даётся при рождении и который нужно аккуратно нести через непростую жизнь к глубокой, красивой и мудрой старости.
Воюя с кротким народом
Для народа и для страны было бы славно радоваться политике власти, уважать её, жить спокойно и уверенно, рожать детей и обрабатывать землю, если бы народ чувствовал, что власть от лица государства уважает народ, радуется ему и делает всё, чтобы народ жил достойно и праведно. Жить праведно возможно и без праведной системы, но это будет тяжкая жизнь — вопреки, а не благодаря.
Народ, конечно, не такой дурак, как его называют, сравнивая с дорогами. Пресловутые две беды — дураки и дороги — якобы и мешают России в лице власти выйти на ровный путь. Народ сравнили и сравняли с землёй. Но ведь эти “дураки” оказались настолько мудрыми, что построили и не раз отстояли, сохранили своё великое государство, а заодно и прочие мелкие страны. Позволяя хитроумным называть себя “дураками”, кроткий народ наследовал самые обширные на планете земли. “Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю” (Мф.: 5.5). Россия — самая обширная страна мира — это земля самого кроткого в мире народа. Наследование — то есть “след в след” от одного поколения к другому.
Власть воюет сейчас с народом за землю и недра. Однако ни земли, ни недра не принадлежат народу как собственность, а даны ему в наследование. И небо и земля принадлежат только Богу, никак не народу. Воюя с кротким народом, власть воюет с Богом. Уничтожая политикой геноцида кроткий народ, власть борется с Божьим промыслом. Никто Его не победил и не победит. “Всевышний владычествует над царством человека и даёт ему, кому хочет, и поставляет над ним уничиженного между людьми” (Дан.: 4.14). “Сегодня Он позволил заносчивому глупцу занять престол, а назавтра свергает его и ставит последним из самых последних людей”.
Власть в России всегда была освящена христианской идеей. Царскую корону венчал крест. Корона венчала царя. Царь венчал народ. Народ венчал землю. И потому земля была святой. Будучи святой, она питала народ силой своей и, как добрая почва, взращивала его, не давая воли сорнякам.
Народ — это не те шустрые личности, которые ограбили государство, а те исчезающие по миллиону в год обездоленные, которым дана в наследование одна шестая доля всей нашей планеты. Сколько ещё миллионов уйдёт до той поры, когда станет исполняться воля Собственника земли?
Закон аккуратно разделил собственность на государственную, частную и совместную, ни слова не говоря о Божьей собственности. Только Богу принадлежит земля, небо и наши души. Кто смеет посягать на это?
“Когда караван разворачивается, последний верблюд становится первым, а первый — последним”. Человеку караван развернуть не по силам. Но мы должны быть готовы к развороту событий.
Обычный для такого разговора вопрос: как развернуть на полном ходу тяжеловесную законодательную махину и заставить её работать в другом режиме? Не нужно будет разворачивать. Машина рухнет, рассыпая гайки, винтики и прочие механизмы. Новые законы будут издаваться в три секунды. Закон — и предатели в тюрьме. Закон — и имущество изъято. Закон — и прекращён поток капитала за границу. Богатств хватит и чтобы возродить деревню, и чтобы построить новые города, и чтобы вырастить новое поколение детей, каждый из которых будет на вес золота, а не щенком в своей стране. Что подумает мир? А что он думал во время революции 1917 года? Что он думал во время гражданской войны и в годы Великой Отечественной? Ничего не думал. Он наблюдал. Когда победа была близка — подключался. Что думают соседи, когда в вашей квартире стреляют или громко кричат? Смотря какие соседи, конечно, но большинство предпочитает не вмешиваться и вызывают милицию. Если милиция не едет — ждут утра, дежурят у своих дверей, не спят, охраняют своё добро. Это — их дело.
Дела нашего дома, нашей семьи — это наши дела. Конечно, “милицию” вызовут. Но так ли уж нужно дюжим молодцам лезть к вооружённым до зубов и к тому же непредсказуемым соседям? Мир будет молча наблюдать. Мир в целом осторожен.
Сейчас, пока в порядке армия, надёжны окна и двери, — ещё можно навести порядок в доме. Понимание народом необходимости кардинальных перемен — это почва для долгожданного зерна, которое может быть посеяно во имя нашего спасения или в котором нам может быть отказано. Если зерна не будет, мы обречены на следующий круг ада, пока не поймём, что земля дана нам, кротким, в наследование — “след в след” — для грядущего поколения, и её нельзя сдавать вот так просто, мирным, бумажным путём.
Мы привыкли задавать вопросы. А надобно приучиться задавать ответы. И тогда на заданный ответ нам ответят очередным вопросом. Вся жизнь народа — проработка вопросов. Все наши отчаянные вопрошания — что делать, кто виноват, за что, Господи? — это уже ответы.
Нельзя отделаться от жизни
Спросите, как же это можно — отделаться от жизни? А очень просто: закрыть на всё глаза и не дышать. И этому нас уже научили. Мы оказались послушными и способными учениками. Уметь отмахиваться, отметать “ненужное” и устремляться только вперёд, к достижению цели, какой — не важно, стало обычным хаотичным движением времени суеты и смуты. Порой кажется, что это движение имеет какой-то особый смысл. Мы продираемся напролом сквозь дарованный Богом день для того, чтобы достигнуть дня следующего. А в следующем дне — то же самое. И так до бесконечности. Вот только бесконечности не будет, как может не случиться и следующего дня.
Мой родной Северо-Запад практически уже “очищен” от населения и подготовлен для новых хозяев. Целенаправленно, постепенно уничтожены маленькие заводы и фабрики, раздроблено в порошок сельское хозяйство, стёрта с лица земли русская деревня с её многовековым укладом быта, духа, на основе которого родилась и выросла великая русская культура. Часть населения переселилась в города, в основном — в Санкт-Петербург, переполнив его до краёв своей дешёвой рабочей силой. Часть провинциального населения была планомерно отравлена алкоголем, некачественным спиртом. Часть особо совестливых, впечатлительных, не выдержавших, не сумевших пережить в силу своей “всечеловечности” навалившееся на них осознание ненужности стране, спились или покончили с собой. Остатки населения доживают в мёртвых деревнях и полуживых городках, продолжая деградировать от нищеты и безработицы, разлагаться духовно, поддавшись влиянию средств массовой информации. Зачем это — государству? Разве власть не знает о том, что происходит? Зачем государство делает это с населением Северо-Запада?
Нас учили в школе, что государство — это мы. Нет, не государство, а земля наша — это мы. Из неё пришли, в неё уйдём, а она останется навсегда. Государство — это система, это прежде всего — власть. Узаконенная демократия, то есть “власть народа”, — форма правления. Но это только форма, пустая блестящая фольга, которую сжали в кулак, а там пусто. Суть правления — скрытая тирания. Мы захвачены мирным путём и всё-таки не желаем верить в такую подлость. Не желая верить, мы тем не менее признали захват и… согласились со своим положением.
Расцвет и увядание народов — всё в Божьей власти. Неужели тогда остаётся повиноваться и дожидаться полного уничтожения, окончательного краха? Неужели согласиться с тем, что правительство нашего государства не является народным? Ведь в том случае, если правительство — народное, оно должно отвечать перед народом, интересы которого оно представляет. Отвечать и перед Богом за свой народ. Оно должно видеть все опасности для своего народа и бороться с ними законными способами. Для своего народа оно и должно трудиться. А на деле? Напрашивается простой вывод: народ России для правящей власти не является своим.
Да, были времена, когда народ, в целом, был мудрее, умнее, совестливее, сильнее и здоровее, чем сейчас. Раз он был таким, значит, та власть, та культура, та почва были полезны для народна, были нечужеродны ему. А если сейчас народ становится больным, слабым, глупым, развращённым, значит, эта власть, эта культура, этот быт, эти законы вредны и опасны для народа и должны быть изменены.
Ольга Свердлова Шанс на спасение
Церковь учит, что ребенок — это дар Божий и дан нам во спасение.
Итак, спасение. От кого и от чего? От наших пороков, эгоизма и лени, не-терпения и нетерпимости, когда мы пытаемся облегчить свой жизненный крест, уйти от проблем и сложностей, связанных с воспитанием ребенка в трудных житейских ситуациях, когда занимаемся самооправданием, сваливая свои ошибки, свое нежелание помогать решать проблемы на генетику или самого ребенка, на его характер, унаследованный от кого-то из родителей.
Кризис семьи, нежелание рожать детей и хоть чем-то поступиться, оторвать что-то от себя, любимого, даже ради близкого человека, может быть, одно из сaмых страшных явлений последнего времени. Чем вызвано это явление? Может быть, материальными трудностями?
Протоиерей Дмитрий Смирнов рассказал, что его приходом был проведен эксперимент — нашелся спонсор, который дал деньги, они договорились с одним родильным домом и открыли там пункт для собеседования с беременными. Беседовали с женщинами, которые пришли избавиться от ребенка. Но им удалось уговорить не делать аборт только каждую десятую. Несмотря на то, что женщинам предлагали буквально всё.
Если у тебя нет приданого для ребенка — мы тебе всё купим, если нет квартиры — обеспечим жильем, если тебе не на что жить — будешь жить за наш счет, если хочешь, чтобы твой ребенок поступил в хорошую школу, — мы его устроим. Но ничто не действовало. Никакая материальная помощь не могла изменить решения этих женщин.
Они не хотели, не желали испытать какие-либо трудности, связанные с рождением и воспитанием ребенка. Они хотели жить только для себя*.
А что думают по этому поводу мужчины? Когда один из героев телепередачи “Моя семья” сказал, что следует женщину чуть ли не стерилизовать, если она не может обеспечить ребенку достойную жизнь, к примеру, устроить в хорошую школу или дать соответствующее образование, то с ним согласился кое-кто из участников передачи.
Значит, дело — и мы убедились в этом еще раз на эксперименте, проведенном протоиереем Д. Смирновым, — не в материальных трудностях, во всяком случае, не только в них. Тогда в чём?
Брак без деторождения представлялся Л. Н. Толстому явлением уродливым и порочным. И когда Софья Андреевна после рождения пятого ребенка попыталась избежать новой беременности, так как последние роды были очень тяжелые, такое решение жены оказалось совершенно неприемлемым для Льва Николаевича. На карту было поставлено и прошлое, и будущее. У него даже возникла мысль о разрыве.
Это сыграло роковую роль в их дальнейших отношениях, послужило основанием к последующему охлаждению. Семейный разлад так повлиял на Льва Николаевича, что он физически заболел и уехал лечиться.
Вернувшись, он все говорил: “Какое счастье быть дома, какое счастье дети, как я ими наслаждаюсь”.
О том, что материальные условия не являются настолько значимыми для воспитания, как мы часто это подчеркиваем, писал еще Макаренко в своей “Книге для родителей”. Он рассказал о двух семьях. В одной, богатой, рос единственный ребенок, у которого были все условия для воспитания: он был обут, одет, прекрасно питался, но был одинок, у него не было настоящего общества, и вырос эгоист, не знающий границ в своих желаниях.
И тут же, изображая семью Веткиных, большую семью, переживающую всякие лишения, радости и горести, где было 13 детей, педагог рассказывает о ней как о замечательном явлении. Люди там росли хорошие.
Отношения в семье — это узы, которые объединяют всех членов семьи в одно целое.
Если раньше рожали много детей, чтобы обеспечить семье, по словам социолога Харчева, запас прочности в физическом смысле, — детская смертность была очень высока, то сегодня благодаря успехам медицины детская смертность уменьшилась в разы. Запас прочности родители должны обеспечить себе в другом смысле.
Отцовство и материнство становится для каждого из родителей прекрасной возможностью дальнейшего развития своей личности. Воспитывая детей, вы обретете для себя очень многое, как и ребенок, о котором вы заботитесь.
Известная американская актриса Брук Шилдс не раз говорила, что готова пожертвовать ради появления на свет ребенка карьерой, звездной внешностью и даже своим здоровьем. И когда она наконец в 38 лет родила дочку, то ее счастью не было предела. Она уверена, что дети — ее истинное призвание. “Я словно заново родилась — вместе с дочкой. Стала наконец сама собой. По-настоящему полюбила жизнь, с удовольствием думаю о будущем, не так болезненно воспринимаю свое прошлое. Мне вообще стало гораздо легче верить во всё хорошее — не только для дочки, но и для себя. Я почувствовала почву под ногами, потому что у меня есть полноценная семья, о которой я мечтала с детства”.
“Что здесь особенного?” — могут воскликнуть миллионы матерей, думающих так же, — и будут правы, но у нас речь пойдет именно о тех, кто воспринимает рождение ребёнка не как счастье, дарованное Богом и судьбой, а как обузу, которая мешает им в полной мере наслаждаться жизнью.
Мне хочется рассказать о юности моих родителей, о городке, где они жили и где в каждом доме было много детей. Все старались обзавестись солидным потомством, потому что считалось, что “веселее жить в доме, где полно детей”.
Дом родителей предстает передо мной как символ тех корней, без которых человек чувствует себя словно в безвоздушном пространстве, потерянным, одиноким. С этими корнями крепнет ощущение, что не на пустом месте ты вырос, есть что продолжать, есть на кого равняться.
Этот дом стоял почти на самом берегу реки, и сад спускался к самой воде, и жили в нем люди, рано узнавшие, что такое горе, голод и трагедия потери своих близких. Война не просто коснулась их, а выдернула пятерых сыновей из дома навсегда. Погибли где-то в чужом краю, защищая страну от немецкой чумы. С фронта вернулся один-единственный сын, и тот инвалид.
Бывают семьи, к которым, как говорится, прилипают деньги, а бывают семьи, к которым прилипают трагедии. Так случилось и с семьей моей матери. Пришла первая похоронка — старший сын погиб на Курской дуге, потом вто-рая — разбился самолёт, на котором другой сын делал аэрофотосъемку оккупированной немцами местности, потом третья — еще один сын погиб во время обороны Севастополя, потом четвертая — пропал без вести четвёртый, и вот уже пятая — скончался в госпитале от ранения младший…
Я впервые видела, как плачут мужчины. Когда пришла пятая похоронка, когда погиб сын, талантливый химик, надежда и гордость семьи, дед метался по дому как раненый зверь. Из груди его вырывались стоны и плач, скупые слезы были так страшны, что я, совсем еще маленький ребенок, запомнила этот ужас на всю жизнь.
Остались невестки, у каждой было по двое детей — десять внуков от пяти погибших сыновей. Закончилась война, прошли годы, и невестки повыходили замуж, но, что самое удивительное, из дома не уходили. Бабка с дедом умоляли их остаться, жить с ними, не хотели расставаться с внуками, да и жены погибших сыновей стали им как родные дети.
Шумно справлялись свадьбы, рождались дети, входили в дом новые мужчины, старики принимали их рaдyшно, как своих сыновей. А по ночам в своей комнате давали волю слезам и неизбывному горю.
Дом достраивался, разрастался сад около дома, увеличивалось количество комнат, а вместе с ними и количество людей, в нём проживающих.
И не было здесь разрушительной зависти или изнуряющего душу раздражения, а была любовь и труд ежедневный, и терпимость, и радость от общения старых и молодых, мужчин и женщин, детей и взрослых. Дом жил своей, наполненной ежедневными заботами и трудом жизнью.
Такое естественное желание человека — иметь свой дом — обрело сегодня для многих реальное воплощение. Вы скажете, а где взять деньги? Продают квартиры в городе, покупают землю в необжитых местах и начинают строиться. Несколько лeт мучаются, скитаются и всё же идут фанатично к цели — строят дом, и не просто как жилище, но дом как крепость в океане, где среди житейских бурь можно обрести покой и защиту, где тебя любят и ценят просто за то, что ты член большой семьи, родной человек. Правда, что греха таить, строительство домов вызывает неоднозначные чувства у россиян сегодня. Разные ведь возможности у людей.
В дачном поселке “новый русский”, врач по профессии, строил дом. Врач заведовал в больнице отделением почки, и у него было право решать, кому подключить искусственную почку, а кого оставить умирать. И право это, видимо, стоило его пациентам больших денег. И вот на свалившееся на него богатство решил построить этот эскулап не дом, а настоящий дворец с бассейном, зимним садом, со скульптурами и ротондами. В общем — выгодное вложение капитала, заработанного на жизни и смерти.
И тут же неподалёку жила многодетная семья, в обычном доме, где было три комнаты, в которых обитало десять человек, семь детей, мама, папа и бабушка. Но до чего симпатичные люди жили в этом доме!
Бабушка — бывшая когда-то театральным художником и на всю жизнь полюбившая театр, не рассталась с ним и сегодня. Собрала всю малышню и поставила с ними “Ромео и Джульетту”. Дети бегали к ним в дом на репетиции, шили костюмы, мастерили декорации. Такое было ощущение, что там собирается ребятня со всего дачного посёлка.
К матери семейства дачники ходили советоваться — где и какие цветы посадить, чем лучше землю удобрять, как избавиться от вредителей. А с отцом, профессором университета, советовались по строительной части. Он умел абсолютно всё: сам построил баню, беседку, соорудил печку, провел электричество не только в доме, но и во дворе. Так что уютные фонарики освещали двор и ночью.
Профессорской зарплаты едва хватало лишь на скромное пропитание этой большой семьи, но он не хотел подрабатывать еще в ста местах, как делают сегодня очень многие ученые, считал, что времени должно хватать и на общение и занятия с детьми. Ведь им нужен не только хлеб насущный и отец-кормилец, но веселый и добрый, не замученный и замотанный всевозможными работами товарищ по играм и советник по самым разным вопросам их жизни.
И никакой зависти к соседу напротив, построившему свой дворец.
А еще живет в сторожке и зимой и летом с многодетной семьей бывший учитель, а нынче сторож, русский человек, беженец из Грозного, потерявший в одночасье и дом, и всё своё имущество, и всю прошлую благополучную жизнь. А каково настоящее? И есть ли у него и его семьи будущее?
Дети должны учиться, а школа так далеко, что невозможно их пускать одних — и боязно, и просто трудно маленьким детям добираться — пять километров туда и пять обратно по снежному полю. Жилье — временное и малоприспособленное для проживания такой большой семьи, а перспективы получить или купить квартиру никакой.
Дети маленькие, но следы кошмара, который они испытали при бомбежках Грозного, остались в их душах навсегда.
“Я решил сам их учить грамоте и арифметике, физике и истории. Конечно, кое в чём знаний моих не хватает, приходится самому учиться. Дети заставляют меня искать ответы на многие вопросы, над которыми я раньше не задумывался. Так что мы учимся вместе. А сторожку решили на собрании кооператива утеплить и пристроить большую веранду”, — рассказывает он.
Отец не унывает, человек он глубоко верующий, над сторожкой повесил российский флаг, из дома доносятся звонкие детские голоса, хозяин не устает повторять: “Главное, что мы все живы, и мое богатство — дети, и они мой шанс на спасение. Когда-то я мечтал стать монахом, мне казалось — самый близкий путь к Богу через одиночество, отшельничество, — говорит он. — Но потом встретил свою будущую жену, полюбил ее, и мы решили иметь много детей. Ведь первая заповедь Божья, которую Бог дал человеку: плодиться и размножаться и наполнять данную нам Землю. Высшая радость открывается в любви человеческой”.
* * *
Выхожу из магазина. Сумка достаточно тяжелая, а пройти надо через огромный двор. Двор как парк, а посредине песочница. Молоденькие мамы и старенькие бабушки сидят на скамейках, болтают и порой усмиряют малышей, не поделивших в песочнице какую-то игрушку. Воробьи купаются в солнце, тишина и покой разлиты в природе. Одним словом, благодать. Я сажусь на скамейку и наблюдаю нравы обитателей песочницы.
Бурная кипящая деятельность ребят на спортивной площадке контрастирует со спокойной игрой малышей в песочнице. Пятилетний Володя, слишком полный для своего возраста малыш, медлительный и спокойный, опрокидывая одну формочку за другой, выстроил целый ряд “пирогов”.
Тут же хорошенькая Яна, одетая по последнему слову современной моды в одёжки, которыми еще так недавно я любовалась только в витринах дорогих магазинов Парижа, а теперь доступные и кое-кому из наших “новых русских”. Такая живая Барби лепит свои куличики из каких-то немыслимо красивых формочек.
Итак, спасение. От кого и от чего? От наших пороков, эгоизма и лени, не-терпения и нетерпимости, когда мы пытаемся облегчить свой жизненный крест, уйти от проблем и сложностей, связанных с воспитанием ребенка в трудных житейских ситуациях, когда занимаемся самооправданием, сваливая свои ошибки, свое нежелание помогать решать проблемы на генетику или самого ребенка, на его характер, унаследованный от кого-то из родителей.
Кризис семьи, нежелание рожать детей и хоть чем-то поступиться, оторвать что-то от себя, любимого, даже ради близкого человека, может быть, одно из сaмых страшных явлений последнего времени. Чем вызвано это явление? Может быть, материальными трудностями?
Протоиерей Дмитрий Смирнов рассказал, что его приходом был проведен эксперимент — нашелся спонсор, который дал деньги, они договорились с одним родильным домом и открыли там пункт для собеседования с беременными. Беседовали с женщинами, которые пришли избавиться от ребенка. Но им удалось уговорить не делать аборт только каждую десятую. Несмотря на то, что женщинам предлагали буквально всё.
Если у тебя нет приданого для ребенка — мы тебе всё купим, если нет квартиры — обеспечим жильем, если тебе не на что жить — будешь жить за наш счет, если хочешь, чтобы твой ребенок поступил в хорошую школу, — мы его устроим. Но ничто не действовало. Никакая материальная помощь не могла изменить решения этих женщин.
Они не хотели, не желали испытать какие-либо трудности, связанные с рождением и воспитанием ребенка. Они хотели жить только для себя*.
А что думают по этому поводу мужчины? Когда один из героев телепередачи “Моя семья” сказал, что следует женщину чуть ли не стерилизовать, если она не может обеспечить ребенку достойную жизнь, к примеру, устроить в хорошую школу или дать соответствующее образование, то с ним согласился кое-кто из участников передачи.
Значит, дело — и мы убедились в этом еще раз на эксперименте, проведенном протоиереем Д. Смирновым, — не в материальных трудностях, во всяком случае, не только в них. Тогда в чём?
Брак без деторождения представлялся Л. Н. Толстому явлением уродливым и порочным. И когда Софья Андреевна после рождения пятого ребенка попыталась избежать новой беременности, так как последние роды были очень тяжелые, такое решение жены оказалось совершенно неприемлемым для Льва Николаевича. На карту было поставлено и прошлое, и будущее. У него даже возникла мысль о разрыве.
Это сыграло роковую роль в их дальнейших отношениях, послужило основанием к последующему охлаждению. Семейный разлад так повлиял на Льва Николаевича, что он физически заболел и уехал лечиться.
Вернувшись, он все говорил: “Какое счастье быть дома, какое счастье дети, как я ими наслаждаюсь”.
О том, что материальные условия не являются настолько значимыми для воспитания, как мы часто это подчеркиваем, писал еще Макаренко в своей “Книге для родителей”. Он рассказал о двух семьях. В одной, богатой, рос единственный ребенок, у которого были все условия для воспитания: он был обут, одет, прекрасно питался, но был одинок, у него не было настоящего общества, и вырос эгоист, не знающий границ в своих желаниях.
И тут же, изображая семью Веткиных, большую семью, переживающую всякие лишения, радости и горести, где было 13 детей, педагог рассказывает о ней как о замечательном явлении. Люди там росли хорошие.
Отношения в семье — это узы, которые объединяют всех членов семьи в одно целое.
Если раньше рожали много детей, чтобы обеспечить семье, по словам социолога Харчева, запас прочности в физическом смысле, — детская смертность была очень высока, то сегодня благодаря успехам медицины детская смертность уменьшилась в разы. Запас прочности родители должны обеспечить себе в другом смысле.
Отцовство и материнство становится для каждого из родителей прекрасной возможностью дальнейшего развития своей личности. Воспитывая детей, вы обретете для себя очень многое, как и ребенок, о котором вы заботитесь.
Известная американская актриса Брук Шилдс не раз говорила, что готова пожертвовать ради появления на свет ребенка карьерой, звездной внешностью и даже своим здоровьем. И когда она наконец в 38 лет родила дочку, то ее счастью не было предела. Она уверена, что дети — ее истинное призвание. “Я словно заново родилась — вместе с дочкой. Стала наконец сама собой. По-настоящему полюбила жизнь, с удовольствием думаю о будущем, не так болезненно воспринимаю свое прошлое. Мне вообще стало гораздо легче верить во всё хорошее — не только для дочки, но и для себя. Я почувствовала почву под ногами, потому что у меня есть полноценная семья, о которой я мечтала с детства”.
“Что здесь особенного?” — могут воскликнуть миллионы матерей, думающих так же, — и будут правы, но у нас речь пойдет именно о тех, кто воспринимает рождение ребёнка не как счастье, дарованное Богом и судьбой, а как обузу, которая мешает им в полной мере наслаждаться жизнью.
Мне хочется рассказать о юности моих родителей, о городке, где они жили и где в каждом доме было много детей. Все старались обзавестись солидным потомством, потому что считалось, что “веселее жить в доме, где полно детей”.
Дом родителей предстает передо мной как символ тех корней, без которых человек чувствует себя словно в безвоздушном пространстве, потерянным, одиноким. С этими корнями крепнет ощущение, что не на пустом месте ты вырос, есть что продолжать, есть на кого равняться.
Этот дом стоял почти на самом берегу реки, и сад спускался к самой воде, и жили в нем люди, рано узнавшие, что такое горе, голод и трагедия потери своих близких. Война не просто коснулась их, а выдернула пятерых сыновей из дома навсегда. Погибли где-то в чужом краю, защищая страну от немецкой чумы. С фронта вернулся один-единственный сын, и тот инвалид.
Бывают семьи, к которым, как говорится, прилипают деньги, а бывают семьи, к которым прилипают трагедии. Так случилось и с семьей моей матери. Пришла первая похоронка — старший сын погиб на Курской дуге, потом вто-рая — разбился самолёт, на котором другой сын делал аэрофотосъемку оккупированной немцами местности, потом третья — еще один сын погиб во время обороны Севастополя, потом четвертая — пропал без вести четвёртый, и вот уже пятая — скончался в госпитале от ранения младший…
Я впервые видела, как плачут мужчины. Когда пришла пятая похоронка, когда погиб сын, талантливый химик, надежда и гордость семьи, дед метался по дому как раненый зверь. Из груди его вырывались стоны и плач, скупые слезы были так страшны, что я, совсем еще маленький ребенок, запомнила этот ужас на всю жизнь.
Остались невестки, у каждой было по двое детей — десять внуков от пяти погибших сыновей. Закончилась война, прошли годы, и невестки повыходили замуж, но, что самое удивительное, из дома не уходили. Бабка с дедом умоляли их остаться, жить с ними, не хотели расставаться с внуками, да и жены погибших сыновей стали им как родные дети.
Шумно справлялись свадьбы, рождались дети, входили в дом новые мужчины, старики принимали их рaдyшно, как своих сыновей. А по ночам в своей комнате давали волю слезам и неизбывному горю.
Дом достраивался, разрастался сад около дома, увеличивалось количество комнат, а вместе с ними и количество людей, в нём проживающих.
И не было здесь разрушительной зависти или изнуряющего душу раздражения, а была любовь и труд ежедневный, и терпимость, и радость от общения старых и молодых, мужчин и женщин, детей и взрослых. Дом жил своей, наполненной ежедневными заботами и трудом жизнью.
Такое естественное желание человека — иметь свой дом — обрело сегодня для многих реальное воплощение. Вы скажете, а где взять деньги? Продают квартиры в городе, покупают землю в необжитых местах и начинают строиться. Несколько лeт мучаются, скитаются и всё же идут фанатично к цели — строят дом, и не просто как жилище, но дом как крепость в океане, где среди житейских бурь можно обрести покой и защиту, где тебя любят и ценят просто за то, что ты член большой семьи, родной человек. Правда, что греха таить, строительство домов вызывает неоднозначные чувства у россиян сегодня. Разные ведь возможности у людей.
В дачном поселке “новый русский”, врач по профессии, строил дом. Врач заведовал в больнице отделением почки, и у него было право решать, кому подключить искусственную почку, а кого оставить умирать. И право это, видимо, стоило его пациентам больших денег. И вот на свалившееся на него богатство решил построить этот эскулап не дом, а настоящий дворец с бассейном, зимним садом, со скульптурами и ротондами. В общем — выгодное вложение капитала, заработанного на жизни и смерти.
И тут же неподалёку жила многодетная семья, в обычном доме, где было три комнаты, в которых обитало десять человек, семь детей, мама, папа и бабушка. Но до чего симпатичные люди жили в этом доме!
Бабушка — бывшая когда-то театральным художником и на всю жизнь полюбившая театр, не рассталась с ним и сегодня. Собрала всю малышню и поставила с ними “Ромео и Джульетту”. Дети бегали к ним в дом на репетиции, шили костюмы, мастерили декорации. Такое было ощущение, что там собирается ребятня со всего дачного посёлка.
К матери семейства дачники ходили советоваться — где и какие цветы посадить, чем лучше землю удобрять, как избавиться от вредителей. А с отцом, профессором университета, советовались по строительной части. Он умел абсолютно всё: сам построил баню, беседку, соорудил печку, провел электричество не только в доме, но и во дворе. Так что уютные фонарики освещали двор и ночью.
Профессорской зарплаты едва хватало лишь на скромное пропитание этой большой семьи, но он не хотел подрабатывать еще в ста местах, как делают сегодня очень многие ученые, считал, что времени должно хватать и на общение и занятия с детьми. Ведь им нужен не только хлеб насущный и отец-кормилец, но веселый и добрый, не замученный и замотанный всевозможными работами товарищ по играм и советник по самым разным вопросам их жизни.
И никакой зависти к соседу напротив, построившему свой дворец.
А еще живет в сторожке и зимой и летом с многодетной семьей бывший учитель, а нынче сторож, русский человек, беженец из Грозного, потерявший в одночасье и дом, и всё своё имущество, и всю прошлую благополучную жизнь. А каково настоящее? И есть ли у него и его семьи будущее?
Дети должны учиться, а школа так далеко, что невозможно их пускать одних — и боязно, и просто трудно маленьким детям добираться — пять километров туда и пять обратно по снежному полю. Жилье — временное и малоприспособленное для проживания такой большой семьи, а перспективы получить или купить квартиру никакой.
Дети маленькие, но следы кошмара, который они испытали при бомбежках Грозного, остались в их душах навсегда.
“Я решил сам их учить грамоте и арифметике, физике и истории. Конечно, кое в чём знаний моих не хватает, приходится самому учиться. Дети заставляют меня искать ответы на многие вопросы, над которыми я раньше не задумывался. Так что мы учимся вместе. А сторожку решили на собрании кооператива утеплить и пристроить большую веранду”, — рассказывает он.
Отец не унывает, человек он глубоко верующий, над сторожкой повесил российский флаг, из дома доносятся звонкие детские голоса, хозяин не устает повторять: “Главное, что мы все живы, и мое богатство — дети, и они мой шанс на спасение. Когда-то я мечтал стать монахом, мне казалось — самый близкий путь к Богу через одиночество, отшельничество, — говорит он. — Но потом встретил свою будущую жену, полюбил ее, и мы решили иметь много детей. Ведь первая заповедь Божья, которую Бог дал человеку: плодиться и размножаться и наполнять данную нам Землю. Высшая радость открывается в любви человеческой”.
* * *
Выхожу из магазина. Сумка достаточно тяжелая, а пройти надо через огромный двор. Двор как парк, а посредине песочница. Молоденькие мамы и старенькие бабушки сидят на скамейках, болтают и порой усмиряют малышей, не поделивших в песочнице какую-то игрушку. Воробьи купаются в солнце, тишина и покой разлиты в природе. Одним словом, благодать. Я сажусь на скамейку и наблюдаю нравы обитателей песочницы.
Бурная кипящая деятельность ребят на спортивной площадке контрастирует со спокойной игрой малышей в песочнице. Пятилетний Володя, слишком полный для своего возраста малыш, медлительный и спокойный, опрокидывая одну формочку за другой, выстроил целый ряд “пирогов”.
Тут же хорошенькая Яна, одетая по последнему слову современной моды в одёжки, которыми еще так недавно я любовалась только в витринах дорогих магазинов Парижа, а теперь доступные и кое-кому из наших “новых русских”. Такая живая Барби лепит свои куличики из каких-то немыслимо красивых формочек.