Tolkien John. Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)

   «Гэндальф! – обрадованно вскричал Радагаст. – Тебя-то я и разыскивал. Мне сказали, что ты обитаешь на западе, в стране с неуклюжим названием Хоббитания, – я ведь совсем этих мест не знаю».
   «Правильно сказали, – ответил я, – до Хоббитании отсюда – рукой подать. Так что потише про неуклюжие названия: хоббиты очень обидчивый народец. Но у тебя, вероятно, важные новости? Ты ведь никогда не любил путешествовать, и едва ли твои привычки изменились».
   «Очень важные, – сказал Радагаст. Потом, тревожно оглядевшись, добавил: – Очень важные и очень скверные. Назгулы. Они опять появились. В этот раз – как Черные Всадники. Им удалось переправиться через Реку, и теперь они движутся к северо-западу».
   Вот почему меня грызла тревога, – посмотрев на Фродо, проговорил Гэндальф.
   «У Врага здесь какая-то тайная надобность или тайный умысел», – сказал Радагаст.
   «Что ты имеешь в виду?» – спросил я.
   «А зачем Призрачным всадникам Хоббитания?»
   Тут мне, признаться, стало не по себе, ибо сражение с Девяткой назгулов устрашит и самого отважного из Мудрых: все они в прошлом великие воины, а их Предводитель – Чародей и Король – наводил ужас на своих врагов, даже когда еще не был призраком.
   «Кто прислал тебя ко мне?» – спросил я.
   «Саруман Белый, – ответил Радагаст. – И он просил меня тебе передать, что, если ты нуждаешься в какой-нибудь помощи, поезжай в Ортханк; однако не медли».
   Эти слова ободрили меня. Ибо Саруман – мудрейший из Мудрых… так мне в то время казалось. Радагаст тоже могущественный маг, исконный повелитель растений и животных (особенно ревностно служат ему птицы), но Саруман исстари следит за Врагом, он хорошо изучил все его повадки и часто помогал нам справиться с ним. Мы легко выбили Врага из Дул-Гулдура благодаря мудрым советам Сарумана; жаль, что нас тогда не удивила ответная победа Врага на юге…
   «Я поеду к Саруману», – проговорил я. Мне подумалось, что, быть может, Саруман знает, как прогнать назгулов за Андуин.
   «Но отправляйся сейчас же, – посоветовал Радагаст, – ибо я искал тебя довольно долго, а Саруман говорил, что к ранней осени назгулы сумеют добраться до Хоббитании – и тогда он не сможет тебе помочь. А мне пора поворачивать восвояси». Радагаст безмолвно подозвал коня, вскочил в седло и хотел уехать.
   «Подожди, Радагаст! – крикнул я ему вслед. – Оповести своих подданных, зверей и птиц, что нам, вероятно, понадобится их помощь».
   «Считай, что они оповещены», – сказал он и, тронув коня, быстро скрылся из глаз, словно бы спасаясь от Девятерых назгулов.
   Я не мог тогда последовать за Карим. Мой конь был измучен, да и я устал: мы покрыли в тот день огромное расстояние, а главное, мне хотелось собраться с мыслями. И вот, отложив решение на утро, я переночевал и никогда не прощу себе этой ошибки!
   Фродо я написал подробное письмо, в котором объяснил, что мы встретимся у эльфов, и поручил отослать письмо Лавру Наркиссу – он хозяин трактира, мой давний знакомец, – а утром, затемно, отправился в путь. Саруман живет далеко на юге, в крепости Изенгард к северу от Ристании, которую гондорцы называют Мустангримом. С юга просторную Ристанийскую равнину замыкают Белые горы Гондора, или Эред-Нимрас по-нуменорски, а на севере в нее вклинивается Мглистый хребет; там, в неприступной высокогорной долине, окруженной могучими отвесными скалами, расположен замок Сарумана Ортханк. Этот замок – высокий, с тайными покоями – возвели в стародавнее время нуменорцы, и попасть в него можно только через ворота, которые перегораживают Изенгардское ущелье, рассекающее естественную ограду долины – пояс из темных каменных утесов.
   Я подъехал к воротам на исходе дня, их охраняла многочисленная стража; но Саруман, видимо, давно меня ждал: ворота распахнулись и, когда я проехал, бесшумно захлопнулись за моей спиной; и меня вдруг кольнуло неясное опасение.
   Однако я все же подъехал к замку, и Саруман, неспешно спустившись по лестнице, отвел меня в один из верхних покоев. На руке у него я заметил кольцо.
   «Итак, ты приехал», – сказал он степенно, но мне показалось, что в его глазах вспыхнула на мгновение холодная насмешка.
   «Приехал, как видишь, – ответил я. – Мне нужна твоя помощь, Саруман Белый!» Услышав свой титул, Саруман разозлился.
   «Ты просишь помощи, Гэндальф Серый? – с издевкой в голосе переспросил он. – Значит, хитроумному и вездесущему магу, который вот уже третью эпоху вмешивается во все дела Средиземья – причем обычно непрошено и незвано, – тоже может понадобиться помощь?»
   Меня поразил его злобный тон. «Не ты ли, – удивленно спросил его я, – наказал гонцу Радагасту Карему передать мне, что нам надо объединить наши силы?»
   «Предположим, что я ему это сказал, – ответил Саруман. – А теперь объясни мне, почему ты явился сюда так поздно? Ты долго скрывал от Совета Мудрых и от меня, Верховного Мудреца Совета, событие поистине величайшей важности! А сейчас, бросив укрывище в Хоббитании, ты спешно приехал ко мне… Зачем?»
   «Затем, что Девятеро черных кольценосцев опять начали свою призрачную жизнь. Затем, что они переправились через Реку. Радагаст сказал…»
   «Радагаст Карий? – с хохотом перебил меня Саруман, и его презрение прорвалось наружу. – Радагаст – Грозный Повелитель Букашек? Радагаст Простак! Радагаст Дурак! Хорошо, что у него хватило ума без рассуждений сыграть свою дурацкую роль! Он неплохо сыграл ее – и вот ты здесь. Здесь ты и останешься, Гэндальф Серый, – надо же тебе отдохнуть от путешествий. Ибо этого хочу я, Саруман, Державный Властитель Колец и Соцветий!»
   Он резко встал, и его белое одеяние внезапно сделалось переливчато-радужным, так что у меня зарябило в глазах.
   «Белый цвет заслужить нелегко, – сказал я. – Но еще труднее обелить себя вновь».
   «Обелить? Зачем? – Саруман усмехнулся. – Белый цвет нужен Мудрым только для начала. Отбеленная или попросту белая ткань легко принимает любой оттенок, белая бумага – любую мудрость».
   «Потеряв белизну, – упорствовал я. – А Мудрый остается истинно мудрым, лишь пока он верен своему цвету».
   «Довольно! – резко сказал Саруман. – Мне некогда слушать твои поучения. Ибо я вызвал тебя в свой замок, чтобы ты сделал окончательный выбор».
   Саруман приосанился и произнес речь – по-моему, он ее приготовил заранее: "Предначальная Эпоха миновала, Гэндальф. Средняя тоже подходит к концу. Начинается совершенно новая эпоха. Годы эльфов на земле сочтены; наступает время Большого Народа, и мы призваны им управлять. Но нам необходима полнота всевластья, ибо лишь нам, мудрейшим из Мудрых, дано знать, как устроить жизнь, чтобы люди жили мирно и счастливо.
   Послушай, Гэндальф, мой друг и помощник, – продолжал Саруман проникновенно и вкрадчиво, – о нас с тобою я говорю мы, в надежде, что ты присоединишься ко мне. На земле появилась Новая Сила. Перед ней бессильны прежние Союзы. Время нуменорцев и эльфов прошло. Я сказал – выбор, но у нас его нет. Мы должны поддержать Новую Силу. Это мудрое решение, поверь мне, Гэндальф. В нем – единственная наша надежда. Победа Новой Силы близка, и поддержавших ее ждет великая награда. Ибо с возвышением Новой Силы будут возвышаться и ее союзники; а Мудрые – такие, как мы с тобой, – постепенно научатся ею управлять. О наших планах никто не узнает, нам нужно дождаться своего часа, и сначала мы будем даже осуждать жестокие методы Новой Силы, втайне одобряя ее конечную цель – Всезнание, Самовластие и Порядок, – то, чего мы мечтали добиться, а наши слабые или праздные друзья больше мешали нам, чем помогали. Нам не нужно – и мы не будем – менять наши цели, мы изменим лишь способы, с помощью которых мы к ним стремились".
   «А теперь послушай меня, Саруман, – сказал я ему, когда он умолк. – Мы не раз слышали подобные речи, но их произносили глашатаи Врага, дурача доверчивых и наивных. Неужели ты вызвал меня для того, чтобы повторить мне их болтовню?»
   Он искоса глянул на меня и спросил: «Так тебя не прельщает дорога Мудрейших? Все еще не прельщает? Ты не хочешь понять, что старые средства никуда не годятся? – Саруман положил мне руку на плечо и тихо сказал, почти прошептал: – Мы должны завладеть Кольцом Всевластья. Вот почему я тебя призвал. Мне служат многие глаза и уши, я уверен – ты знаешь, где хранится Кольцо. А иначе зачем бы тебе Хоббитания – и почему туда же пробираются назгулы?» Саруман посмотрел на меня в упор, и в его глазах полыхнула алчность, которую он не в силах был скрыть.
   «Саруман, – отступив, сказал я ему, – нам обоим известно, что у Кольца Всевластья может быть только один хозяин, поэтому не надо говорить мы. Но теперь, когда я узнал твои помыслы, я ни слова не скажу тебе про Кольцо. Ты был Верховным Мудрецом Совета, однако тебе невмоготу быть Мудрым. Ты, как я понял, предложил мне выбор – подчиниться Саурону или Саруману. Я не подчинюсь ни тому, ни другому. Что-нибудь еще ты можешь предложить?»
   Он глянул на меня холодно и с угрозой. «Я и не надеялся, – проговорил он, – что ты проявишь благоразумие Мудрейшего – даже ради своей собственной пользы; однако я дал тебе возможность выбрать, и ты выбрал воистину глупейшее упрямство. Что ж, оставайся покуда здесь».
   «Покуда – что?» – спросил его я.
   «Покуда ты не откроешь мне, где хранится Кольцо, – ответил он мне. – Или покуда оно не отыщется вопреки твоему малоумному упрямству. Тогда, вероятно, Державный Властитель сможет заняться второстепенными делами. Он решит, к примеру, какой награды заслуживает упрямство Гэндальфа Серого».
   «Решить-то, пожалуй, ему будет просто, – проговорил я, – да легко ли выполнить?» Но Саруман только издевательски рассмеялся, ибо он знал не хуже меня, что я произношу пустые слова.
   Меня отвели на Дозорную площадку, с которой Саруман наблюдает за звездами: спуск оттуда – витая лестница в несколько тысяч каменных ступеней – охраняется внизу отрядом стражников; да и ведет эта лестница во внутренний двор. Оставшись один, я оглядел долину, некогда покрытую цветущими лугами, теперь лугов здесь почти не осталось: я видел черные провалы шахт, плоские крыши оружейных мастерских и бурые дымки над горнами кузниц. Дымки подымались отвесно вверх, ибо долина защищена от ветра поясом скал, и сквозь дымное марево, которое окутывало башню Ортханка, мне были видны стаи волколаков и отряды хорошо вооруженных орков – Саруман собирает собственное воинство, значит, Врагу он еще не подчинился. Крохотной была Дозорная площадка – я не мог согреться даже ходьбой, а вечные ледники дышали вниз холодом, и в долину сползали промозглые туманы, но горше дыма изенгардских кузниц, мучительней холода и сильней одиночества меня терзали мысли о Всадниках, во весь опор скачущих к Хоббитании.
   Я был убежден, что это назгулы, хотя и не верил теперь Саруману; однако про назгулов он не солгал, ибо по дороге я слышал известия, которые подтвердили его слова. Мне было страшно за друзей в Хоббитании, и все же меня не покидала надежда: я надеялся, что Фродо, получив письмо, не медля ни дня, отправился в Раздол и Черные Всадники его не нашли. Однако жизнь все переиначила. Я надеялся на исполнительность хозяина трактира и опасался могущества Властелина Мордора. Но Лавр забыл отправить письмо, а девять прислужников Черного Властелина оказались слабее, чем я о них думал, – у страха, как известно, глаза велики, и я, пойманный в Саруманову ловушку, одинокий, испуганный за своих друзей, переоценил могущество и мудрость Врага.
   – Я видел тебя! – вдруг воскликнул Фродо. – Ты ходил, словно бы заключенный в темницу – два шага вперед и два назад, – но тебя ярко освещала луна!
   Гэндальф удивленно посмотрел на Фродо.
   – Это был сон, – объяснил ему хоббит, – и я его сейчас очень ясно вспомнил, хотя приснился-то он мне давно: когда я только что ушел из дома.
   – Да, темница моя была светлой, – сказал Гэндальф, – но ни разу в жизни меня не одолевали столь мрачные мысли. Представьте себе, я, Гэндальф, угодил в предательские паучьи сети! Однако и в самой искусной паутине можно отыскать слабую нить.
   Сначала я поддался мрачному настроению и заподозрил в предательстве Радагаста Карего – именно на это и рассчитывал Саруман, – однако, припомнив разговор с Радагастом, понял, что Саруман обманул и его: я неминуемо ощутил бы фальшь, ибо Радагаст не умеет притворяться. Да, Радагаст был чист передо мной – именно поэтому попал я в ловушку: меня убедили его слова.
   Но поэтому лопнул и замысел Сарумана: Радагаст выполнил свое обещание. Расставшись со мной, он поехал на восток и, когда добрался до Мглистых гор, поручил Горным Орлам помогать мне. От них ничто не могло укрыться: ни назгулы, ни огромные стаи волколаков, ни орды орков, вторгшихся в Лихолесье, чтобы освободить злосчастного Горлума; и Орлы отправили ко мне гонца.
   Однажды ночью, уже под осень, быстрейший из Горных Орлов – Ветробой – прилетел в Изенгард и, снизившись над Ортханком, увидел меня на Дозорной площадке.
   «Я принес тебе важные известия», – сказал он. Когда Ветробой передал мне новости, собранные Орлами, я его спросил:
   «А меня ты можешь унести отсюда?»
   «Могу, – сказал он. – Если нам по дороге. Я был послан сюда как гонец, а не как конь. Впрочем, если тебе нужен конь, я доставлю тебя в Эдорас, к ристанийцам, такое расстояние для меня не крюк». Что ж, о лучшем и мечтать было нечего, ибо в Мустангриме, где живут ристанийцы, давние повелители диких коней, я мог получить то, что мне требовалось – а требовался мне быстроногий конь, чтобы побыстрее добраться до Хоббитании.
   «Ты думаешь, они не подчинились Врагу?» – на всякий случай спросил я Орла, ибо предательство Сарумана Белого подорвало мою веру в Светлые Силы.
   «Ристанийцы платят Мордору дань – ежегодно отсылают туда коней, так я слышал, – ответил Орел. – Это именно дань, а не дар союзнику. Но если Саруман, как ты говоришь, тоже превратился в Темную Силу, ристанийцы не смогут отстоять свою независимость».
   Ветробой пролетел над Ристанийской равниной и приземлился у северо-западных отрогов Белых гор, неподалеку от крепости Эдорас. Здесь уже ощущалось перерождение Сарумана: он опутал ристанийцев сетями лжи, и конунг не поверил моим словам, когда я сказал, что Саруман – предатель. Однако он разрешил мне выбрать коня – с тем чтобы я тотчас же уехал из Ристании, – и мой выбор очень его раздосадовал: я выбрал на диво резвого коня, он считался, как мне с горечью поведал конунг, лучшим конем в табунах Мустангрима.
   – Тогда это действительно замечательный конь, – сказал Арагорн и, вздохнув, добавил: – Мне очень горько, что Властелин Мордора получает лучших коней Средиземья – хотя я понимаю, что из последних событий это далеко не самое мрачное. Однако еще не сколько лет назад ристанийцы никому не платили дани.
   – Да и сейчас не платят, – вмешался Боромир, – все это злобные выдумки Врага. Мне ли не знать витязей Мустангрима – наших верных и бесстрашных союзников?
   – Завеса Тьмы, – проговорил Арагорн, – затемнила немало южных земель. Под ее тенью переродился Саруман. Возможно, затемнен уже и Мустангрим. Тебе ведь неизвестно, что ты узнаешь, если сумеешь вернуться на юг.
   – Только не это, – возразил Боромир. – Мустангримцы не станут покупать независимость, отдавая в рабство своих коней. Они повелители, и повелители любящие. А кони их пасутся на северных пастбищах, вдали от Вражьей завесы тьмы, и так же свободолюбивы, как их хозяева.
   – Но конь, которого я себе выбрал, – продолжал Гэндальф, – несравним с другими. Он неутомим и быстр как ветер, ему уступают даже кони назгулов. Ристанийцы называют его Светозаром: днем он похож на серебристую тень, а ночью его невозможно увидеть – особенно когда он мчится по дороге. Легок его шаг и стремителен бег; до меня на него никто не садился, но я укротил его и помчался на север, и, когда Фродо добрался до Могильников, я уже пересек границу Хоббитании, а ведь мы отправились в путь одновременно – он из Норгорда, а я из Эдораса.
   Светозар неутомимо скакал на север, но я беспокоился все сильней и сильней. Черные Всадники приближались к Хоббитании, и, хотя расстояние между нами сокращалось, они по-прежнему были впереди.
   Вскоре я понял, что Всадники разделились: одни остались у восточной границы, там, где проходит Неторный Путь, а другие проникли в Хоббитанию с юга. Фродо я дома уже не застал и долго расспрашивал садовника Скромби, – долго расспрашивал и мало узнал, ибо он говорил главным образом о себе да еще о новых хозяевах Торбы.
   «Мне вредны перемены, – жаловался он. – Я старый, и перемены к худшему подрывают мое здоровье». Он без конца твердил о переменах к худшему.
   «Ты еще не видел перемен к худшему, – сказал я ему, – и, будем надеяться, не увидишь». Но из его старческой болтовни я узнал, что Фродо уехал неделю назад, а вечером после его отъезда у дома побывали Черные Всадники. Окончательно расстроенный, я двинулся дальше. Жители Заячьих Холмов суетились, словно муравьи у разоренного муравейника. Подъехав к дому в Кроличьей Балке, я увидел, что он разгромлен и пуст, а на веранде валяется плащ Фродо. Больше надеяться было не на что, и я поехал по следам назгулов, решив не расспрашивать окрестных жителей – и напрасно: они бы меня успокоили. Потом Всадники опять разделились, и я отправился по следам тех, которые поехали в сторону Пригорья, – мне хотелось как следует допросить Лавра.
   «Ну, Лавр, – думал я по дороге, – если ты не отослал моего письма, я загоню тебя в чан с кипящим супом, и ты сваришься там, как лавровый лист!» Меньшего он, вероятно, и не ждал, потому что, увидев мое лицо, задрожал, словно сухой лепесток на ветру.
   – Что ты с ним сделал? – воскликнул Фродо: ему стало жаль хозяина трактира. – Он принял нас как близких друзей и потом всячески нам помогал.
   – Не бойся, – улыбнувшись, ответил Гэндальф. – Я его даже и припугнуть не успел, ибо, когда он перестал трястись и сказал мне, что вы ушли с Арагорном, меня охватила буйная радость.
   «С Бродяжником?» – радостно переспросил его я.
   «С ним, – виновато прошептал Наркисс, решив, что разгневал меня еще больше. – И ведь я говорил им, что он бродяга. Но они вели себя очень странно… или нет, я бы сказал – своенравно».
   «Милый мой дурень! Дорогой мой осел! – не в силах сдержаться, заорал я. – Да я не слышал столь приятных известий с середины лета, глупый мой Лавр! Нынешней ночью я спокойно усну – впервые за не знаю уж сколько месяцев!»
   Я заночевал в трактире у Наркисса и все думал: куда же исчезли назгулы? – ведь пригоряне видели только двоих. Однако ночью положение прояснилось. С юго-запада прибыли еще пятеро: они снесли Западные Ворота и промчались по селению, словно пять смерчей – пригоряне до сих пор трясутся от страха и с минуту на минуту ждут конца мира. Под утро за Всадниками отправился я.
   Я приехал в Хоббитанию позже, чем назгулы, но вот что, по-моему, там произошло. Главарь Девятерых с двумя Всадниками остался в засаде у южной границы, двое Всадников поехали в Пригорье, а четверо спешно поскакали к Торбе. Потом, когда они никого не нашли ни в самой Торбе, ни на Заячьих Холмах, им пришлось вернуться к южной границе, и сколько-то времени дорога не охранялась – про Вражьих шпионов я не говорю. Главарь приказал четверым всадникам ехать прямиком на северо-восток, а сам помчался по Западному Тракту, понимая, что хоббиты удрали из Хоббитании.
   Ну а я поскакал к Буреломному Угорью, ибо понял, куда мог двинуться Арагорн, и на второй день уже был у Заверти, но Вражьи прислужники меня опередили. Бой принять они не решились, и я беспрепятственно поднялся на Заверть, однако темнота придала им смелости (я подъехал к горе на исходе дня), и мне пришлось немало потрудиться, чтобы отогнать расхрабрившихся назгулов – я думаю, даже во время гроз, когда над Завертью сверкают молнии, там не бывает так светло, как в ту ночь. эээ Утром я решил пробиваться к Раздолу, но не напрямик, а в обход, с севера. Искать Фродо на Буреломном Угорье, сражаясь по ночам с Вражьими прислужниками, было бесполезно да и попросту глупо: ведь если бы я и разыскал хоббитов, то привел бы за собой весь Вражий Отряд, – поэтому я целиком положился на Арагорна и совершенно открыто повернул к северу, считая, что хотя бы несколько назгулов неминуемо кинутся меня преследовать, а я, сделав широкую петлю, опережу их, подъеду к Раздолу с севера и во главе сильной дружины эльфов разобью Вражий Отряд по частям. Однако четверо моих преследователей через несколько дней куда-то скрылись – поскакали, как потом выяснилось, к Переправе, – и все же я немного помог Арагорну: на него напали лишь пятеро назгулов.
   А я поднялся вдоль реки Буйной к ее верховьям на Троллистом плато, и там мне пришлось расстаться со Светозаром, ибо среди каменистых россыпей он неминуемо поломал бы ноги. Светозар вернулся к своим повелителям, но стоит мне мысленно его позвать, и он явится, где бы я в это время ни был. Через четырнадцать дней после битвы у Заверти я добрался наконец до владений Элронда и узнал, что здесь уже ждут хоббитов; а через три дня Хранитель Кольца прорвался с помощью Всеславура в Раздол. На этом заканчивается моя история – да простят мне гости и досточтимый хозяин, что я столь долго занимал их внимание, – но, как мне кажется, Хранитель Кольца должен был узнать совершенно точно, почему он вовремя не получил помощи, тем более что помощь обещал ему я, Великий Маг Гэндальф Серый из Мудрых, впервые нарушивший свое обещание.
   Итак, – заключил свой рассказ Гэндальф, – теперь вам известна история Кольца от его изготовления до нынешнего дня. Но мы ни на шаг не приблизились к цели. Ибо нам надобно сообща решить, что мы с ним сделаем.
   Гости сидели неподвижно и молча. Наконец молчание нарушил Элронд:
   – Ты поведал нам горестную историю, Гэндальф. Ибо Мудрые полностью доверяли Саруману и ему известны все наши планы. Твоя история лишний раз подтвердила, что, проникая в коварные замыслы Врага, невольно проникаешься и его коварством. Такое перерождение, увы, не новость – в древности это случалось не раз. Так что из всех сегодняшних рассказов меня особенно удивил рассказ об отваге и стойкости невысоклика Фродо. Я знаю близко лишь одного невысоклика – Бильбо, – и сегодня мне стало ясно, что он не так уж сильно отличается от своих земляков из мирной Хоббитании. Видимо, с тех пор как я был на Западе, в мире произошли серьезные перемены.
   Умертвий мы знаем под многими именами, а в преданиях о нынешнем Вековечном Лесе он очень часто называется Бесконечным, ибо еще не слишком давно – не слишком давно, по моим понятиям, – белка, прыгая с дерева на дерево, могла перебраться из сегодняшней Хоббитании в Сирые Равнины у Мглистых гор. Мне случалось путешествовать по Вековечному Лесу, и я увидел там множество жутковатых диковин. А Бомбадила – если это тот самый Властитель, вернее, Охранитель Заповедного Края, с которым эльфов столкнула судьба, когда мир Средиземья был юн и прекрасен, а он уже казался древним, как Море, – так вот, мы звали его Йарвеном Бен-Адаром, Безотчим Отцом Заповедных Земель; гномы величали Йарвена Форном, а северные потомки нуменорцев – Оральдом… Но, быть может, я зря не пригласил его на Совет?
   – Он не пришел бы, – проговорил Гэндальф.
   – А если все же послать ему приглашение? Или просто попросить о помощи? – предложил Эрестор. – Ведь, насколько я понял, он властен даже над Вражьим Кольцом?
   – Ты понял не совсем верно, – возразил Гэндальф. – Точнее будет определить так: над ним не властно Кольцо Врага. Йарвен сам себе хозяин и властелин. Но он не может повелевать Кольцом – и не может защитить от него других. Он замкнулся в своем Заповедном Крае, очертив зримые лишь ему границы, и сам их теперь никогда не переступает.
   – Однако в очерченных им границах он по-прежнему Всевластный Повелитель Края? – выслушав Гэндальфа, спросил Эрестор. – Так, быть может, он возьмет на хранение Кольцо?
   – По собственной охоте не возьмет, – сказал Гэндальф. – А если и возьмет – по просьбе Мудрых, – то отнесется к нему как к пустой безделушке. Через несколько дней он забудет о нем, а потом, вероятней всего, просто выбросит. Его не интересует исход Войны, и он был бы очень ненадежным Хранителем, а значит, Кольцо ему доверить нельзя.
   – Да и в любом случае, – сказал Всеславур, – мы только отсрочили бы день поражения. Йарвен живет далеко от Раздола. Мы не сможем пробраться к нему с Кольцом, не замеченные шпионами Черного Властелина. А впрочем, даже если и сможем, Саурон узнает – не сейчас, так позже, – где мы храним Кольцо Всевластья, и обрушит всю свою мощь на Йарвена. Выстоит ли Йарвен в этом единоборстве? Сомневаюсь. Я думаю, что в конце концов, когда Светлые Силы будут уничтожены, Йарвен тоже падет в борьбе – уйдет из этого мира последним, как он появился здесь некогда первым, – и Завеса Тьмы сомкнется над Средиземьем.
   – Я не знаю Йарвена, – Вмешался Гэлдор, – хотя, конечно же, слышал о нем; но, по-моему, Всеславур совершенно прав. Сила, способная противостоять Врагу – если она действительно существует, – таится не в заповедном могуществе Йарвена: ведь Враг, как мы уже не раз убеждались, властен даже над первозданной природой. Я думаю, только эльфы – Перворожденные – могли бы дать отпор Саурону. Так хватит ли у нас для этого сил?
   – У меня – не хватит, – ответил Элронд.
   – И у Трандуила не хватит, – сказал Леголас.
   – Я не глашатай Сэрдана Корабела, – немного помолчав, проговорил Гэлдор, – но боюсь, что и мы не выстоим пред Врагом.