Tolkien John. Властелин Колец (Перевод В. С. Муравьева, А. А. Кистяковского)

   Наконец на пятое утро путешествия с Горлумом они снова остановились. Перед ними высились в серой мгле огромные утесы; вершины их скрывали дымные тучи, а подножия были укреплены мощными устоями и загромождены скалами, до ближней из них оставалось не более двенадцати миль. Фродо огляделся, и ему стало жутко. Отвратны были Мертвецкие Болота и пересохшая пустошь, но во сто крат чудовищнее то, что теперь открывал его запавшим глазам ползучий рассвет. Даже Могильные Топи весна еще подернет зеленоватой пеленой, но здесь не могло быть ни весны, ни лета. Здесь не было ничего живого, не было даже трупного тлена. Зияли ямины, засыпанные золой, загаженные белесовато-серой грязью, точно блевотиной горных недр. Бесконечными рядами возвышались груды каменного крошева и кучи обожженной, изъязвленной земли – дневной свет как бы нехотя озарял изнанку смерти, кладбище без мертвецов.
   Это была поистине мордорская пустыня, памятник на вечные времена непосильному труду рабских полчищ – цели трудов забудутся, но след их пребудет: опоганенная, неисцелимо изуродованная земля, разве что волны Великого Моря сокроют ее от глаз.
   – Сейчас меня вывернет, – сказал Сэм.
   Фродо промолчал. Они помедлили как бы на краю неминучего бредового сновидения, которое надо претерпеть, нырнуть во мрак, чтобы пробудиться утром. Между тем светлело – жестоко и безысходно. Провалы и язвы прокаженной земли виднелись с ужасающей четкостью. Между тучами и клоками дыма проглянуло солнце, но и солнечные лучи были осквернены. Хоббиты не обрадовались солнцу: оно, казалось, служило Врагу, высвечивая их во всей беспомощности – крохотные писклявые существа, копошащиеся на мусорной свалке Черного Властелина.
   Идти дальше им было невмочь. Они поискали, где бы отдохнуть. Присели за горой шлака, но она источала удушливый дым, и все трое начали кашлять и задыхаться. Первым встал Горлум; отплевываясь, бранясь и даже не взглянув на хоббитов, он уполз на четвереньках. Фродо и Сэм последовали за ним, и вскоре выискалась большая круглая яма, закрытая с запада насыпью. Там было, как и везде, холодно и гадко, на дне радужно лоснилась маслянистая лужа. Там они и приткнулись в надежде хоть как-то укрыться от всевидящего Ока.
   День тянулся медленно. Нестерпимо хотелось пить, но они лишь смочили губы водой из фляжек, наполненных в ручье – и он, и каменная расселина казались им теперь прекрасным видением. Хоббиты караулили по очереди. Сперва, несмотря на усталость, ни один из них уснуть не мог, но, когда солнце утонуло в тяжелой туче, Сэм задремал. Бодрствовать был черед Фродо. Он разлегся на спине, но легче ему ничуть не стало, ноша давила все так же. Глядя в дымное небо, он видел странные тени, мчались темные конники, чудились полузабытые лица. Он потерял счет времени, явь смешалась с дремой, и наконец он забылся.
   Сэм открыл глаза: ему показалось, будто хозяин зовет его. Но Фродо спал, съехав по скату на дно ямы. Возле него присел Горлум. Сэм было подумал, что он хочет разбудить Фродо, но нет, Горлум разговаривал сам с собой. Смеагорл спорил с кем-то, кто говорил его голосом, сипя и пришепетывая. И глаза его мерцали то бледным, то зеленым огнем.
   – Смеагорл дал обещанье, – говорил первый.
   – Да-да, моя прелесть, – отвечал другой, – мы обещались сберечь нашу Прелесть, не отдать ее Тому – нет, никогда. Но что ни шаг, мы к Тому все ближе. Что хочет хоббит сделать с нашей Прелестью, интерессненько, да, нам интерессненько.
   – Не знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Она у хозяина. Смеагорл обещал помогать хозяину.
   – Да, да, помогать хозяину нашей Прелести. А если мы сстанем хозяином, то будем помогать себе и содержим обещание.
   – Но Смеагорл обещал быть очень-очень послушным. Добренький хоббит! Он снял жестокую петлю с ноги Смеагорла. Он ласково говорит со мной.
   – Очень-очень посслушным, да, моя прелесть? Давай будем посслушным и сскользким, как рыбка: будем, сладенький мой, сслушаться самого себя! Но мы не ссделаем худа добренькому хоббиту, нет, совсем нет.
   – Я же поклялся Прелестью, – возражал голос Смеагорла.
   – Так возьми ее себе, – отвечал другой, – и ссдержи клятву! Сстань сам хозяином Прелести, горлум! Тогда другой хоббит, сердитый, неласковый, подозрительный хоббит, он у нас поползает в ногах, горлум!
   – А добренького хоббита трогать не будем?
   – Нет, не будем, если не понадобится. Он ведь все-таки Торбинс, моя прелесть, да-да, он Торбинс. Торбинс стащил у нас Прелесть. Он нашел ее и ничего нам не ссказал. Ненависстные Торбинсы!
   – Но это же не тот Торбинс!
   – Все Торбинсы ненависстные. Все, у кого наша Прелесть. Она нам самим нужна!
   – Но Тот увидит, Тот узнает. Он отберет ее у нас!
   – Тот все видит, все знает. Тот сслышал наше безрассудное обещание – мы нарушили его приказ-сс. Надо ее забрать. Призраки всюду рыскают. Забрать ее надо!
   – Но Тому не отдавать!
   – Нет, ссладенький. Суди сам, моя прелесть: когда она будет у нас, что нам сстоит с ней сскрыться, а? А может, мы сстанем сильные-сильные, сильнее призраков. Властелин Смеагорл? Несравненный Горлум! Горлум из Горлумов! Будем есть рыбку каждый день, три раза в день, свеженькую, вкусненькую, с моря. Самый Прелесстный Горлум! Ее надо забрать. Сскорее, сскорее, сскорее!
   – Но их же двое. Они быстро проснутся и нас убьют, – заскулил Смеагорл, сдаваясь. – Не сейчас. Еще рано. Потерпим.
   – Сскорее, мы сстосковались! Но сскажем… – И другой замолчал, должно быть, раздумывая. – Сскажем – не сейчас? Пусть не сейчас. Она поможет нам. Она поможет, да.
   – Нет-нет! Так нельзя! – заныл Смеагорл.
   – Да! Нет у нас сил терпеть! Нет сил!
   И каждый раз, когда говорил другой, длинная рука Горлума медленно ползла к Фродо – и отдергивалась со словами Смеагорла. Наконец обе скрюченные руки с дрожащими пальцами подобрались к горлу Фродо.
   Сэм тихо лежал и внимательно слушал, следя за каждым движением Горлума из-под полуприкрытых век. Раньше он в простоте своей думал, что Горлум – тварь голодная и потому опасная – того и гляди, сожрет, не успеешь чухнуться. Теперь ему стало понятно, что все куда страшнее. Горлума неодолимо притягивало Кольцо. Тот – это, конечно, Черный Властелин, но вот кто такая Она, о которой было упомянуто под конец? Наверно, сукин кот Горлум сдружился тут с какой-нибудь дрянью. Но Сэм оставил эти размышления: дело зашло далековато, пора вмешиваться. Руки-ноги его были как свинцом налиты, но он с усилием поднялся и сел, сообразив попутно, что надо быть поосторожнее и притвориться, будто ничего не слышал. Он шумно вздохнул и зевнул во весь рот.
   – Времени-то сколько? – сонным голосом cnpoсил он.
   Горлум зашипел сквозь зубы, постоял в угрожающей позе, но потом обмяк, плюхнулся на карачки и пополз к краю ямы.
   – Добренькие хоббитцы! Добренький Сэм! – сказал он. – Заспались, сони, сильно заспались! Один послушный Смеагорл караулил! Вечер уже. Темнеет. Пора идти.
   «Да уж! – подумал Сэм. – И пора нам с тобой, друг ситный, расставаться!» Но тут ему пришло в голову, что вернее-то, пожалуй, будет держать Горлума под присмотром.
   – Чтоб ему провалиться! Вот еще напасть! – проворчал он, спустился вниз по скату и разбудил хозяина.
   А Фродо, как ни странно, отоспался. Его посетили светлые сны. Черная тень словно бы отшатнулась, и посреди прокаженного края ему явились зрелища дальних стран. В памяти ничего не осталось, однако на сердце полегчало, и ноша не так бременила. Горлум по-собачьи обрадовался, он урчал, хихикал, тараторил, щелкал длинными пальцами, оглаживал колени Фродо. Тот ему улыбнулся.
   – Хорошо, хорошо, – сказал он. – Ты молодец, ты надежный вожатый. Мы уж почти у цели. Проводи нас к Воротам, дальше не надо. Доведешь до Ворот – и ступай, куда знаешь, только не к нашим общим врагам.
   – К Воротам? – Горлум даже взвизгнул от испуга и изумления. – Хозяин говорит: проводи к Воротам? Да, он так сказал, а послушный Смеагорл делает все, что велит хозяин, да-да. Вот мы подойдем поближе, и хозяин, может быть, передумает, посмотрим. Ничего там нет хорошего, у Ворот. Совсем ничего хорошего!
   – Ладно, ладно, тебя забыли спросить! – сказал Сэм. – Ты знай веди!
   В полутьме они выкарабкались из ямы и двинулись медленно и опасливо. Вскоре их снова охватил страх – тот самый, что на болотах, когда над ними металось крылатое чудище. Они вжались в сухую зловонную землю, но сумеречные небеса не омрачились: видно, зловещий посланец Барад-Дура промчался стороной. Наконец Горлум встал и побрел дальше, вздрагивая и бормоча себе под нос.
   Около часу пополуночи страх опять пригвоздил их к земле, но отдаленная угроза и на этот раз быстро миновала: призрак летел выше туч и вихрем унесся на запад. Однако Горлум совсем обессилел от ужаса, он был уверен, что это за ними, что их почуяли.
   – Три раза! – прохныкал он. – Целых три раза! Они чуют нас, чуют Прелесть, они – ее прислужники. Здесь нам дальше идти нельзя. Изловят нас, изловят!
   Тщетно его уламывали и улещивали. Лишь когда Фродо на него прикрикнул и взялся за рукоять меча, Горлум с глухим ворчанием поднялся на ноги и потрусил впереди, как наказанный пес.
   До конца мучительно долгой ночи и жуткой рассветной порой брели они в молчании, ничего не видя и не слыша, только ветер злобно свистел в ушах.

Глава III. У ЗАПРЕТНЫХ ВОРОТ

   На рассвете они подошли к Мордору. Болота и пустыня остались позади; перед ними темнели горы, вздымая грозные вершины к белесому небу.
   С запада Мордор ограждает сумрачная цепь Эфель-Дуата, Изгарных гор, а с севера – пепельно-серый, обветренный хребет Эред-Литуи. Вместе они образуют великую и неприступную стену вокруг скорбных выжженных равнин – Литлада и Горгорота – и горько-соленого внутреннего моря Нурнен; на северо-западе их длинные отроги сближаются и между ними пролегает глубокая теснина. Это Кирит-Горгор, Ущелье Привидений, единственный проход во вражеские земли. Возле устья ущелья утесы с обеих сторон чуть пониже, и на двух крайних скалах, крутых, голых и черных, воздвигнуты высокие массивные башни, именуемые Клыками Мордора. Их построили в давнюю пору, во времена славы и могущества Гондора после разгрома Саурона, дабы сбежавший Властелин не вздумал вернуться в свои былые владения. Но Гондор ослаб, гондорцы обленились, и многие века сторожевые башни пустовали. А потом Саурон возвратился, они были отстроены, наполнены воинством, вооруженным до зубов, и снова стали сторожевыми. Из их темных окон-глазниц глядели на север, восток и запад тысячи бессонных глаз.
   Черный Властелин преградил ущелье от утеса до утеса мощной стеной с единственными чугунными воротами, и часовые день и ночь напролет расхаживали по зубчатому верху стены. В подножных утесах были вырублены сотни пещер, высверлены ходы и переходы; там кишмя кишели орки, всегда готовые к бою, как черное муравьиное полчище. Миновать кусачие Клыки Мордора мог лишь тот, кто был призван Сауроном либо же знал тайное заклятие, отмыкающее Мораннон, Черные Ворота его царства.
   Хоббиты смотрели на башни и стену в немом отчаянии. Даже издали, в тусклом предутреннем свете, им были видны часовые на стене и дозорные у ворот. Они притаились в каменной ложбинке под сенью последней северной горы Эфель-Дуата. От их укрытия до черной вершины ближней башни ворон летел бы сотню саженей. Над башней курился дымок, как над исполинской трубой.
   Настал день, и красноватое солнце замигало над костистым гребнем Эред-Литуи. Внезапно на сторожевых башнях взревели фанфары; отовсюду, с гор и из ущелий, отозвались невидимые казармы и лагеря, далеко в Барад-Дуре загрохотали барабаны, завыли рога, и по равнине прокатилось зловещее немолчное эхо. Мордор пробуждался к новому дню, к тяжкому труду и беспросветному ужасу. Ночную стражу строем развели по каменным мешкам, и место ее заступила стража дневная, бодрая, свирепая и зоркая. Между зубцами стены тускло блистала сталь.
   – Вот тебе и пожалуйста! – сказал Сэм. – Пришли к Воротам, только сдается мне, что и зайти нас не пригласят, и ноги унести не дадут. Попадись я сейчас на глаза Жихарю, он бы нашел, что сказать! И ведь сколько раз говорил мне: не зарывайся, Сэм, выкапывать будет некому! Честное слово, так и говорил. Теперь уж не скажет: вряд ли мы с ним когда свидимся. А жаль, я бы послушал – пусть бы костерил меня день-деньской, я бы на него глядел и радовался. «Ну, Сэм, голова твоя садовая…» Только сперва, конечно, пришлось бы помыться, а то бы он меня не узнал. Без толку небось спрашивать: куда мы теперь? Теперь мы никуда, разве что к оркам на поклон: проведите, мол, ребятушки!
   – Нет-нет! – сказал Горлум. – Не надо к оркам. Дальше идти нельзя. Смеагорл так и говорил. Он говорил: подойдем к Воротам, посмотрим. Вот мы и смотрим. Да, моя прелесть, смотрим и видим. Смеагорл знал, что хоббиты здесь не пройдут, о да, Смеагорл это знал.
   – Ну и какого же лешего ты нас сюда притащил? – спросил Сэм, хотя вопрос, конечно, был глупый и бессовестный.
   – Потому что хозяин велел. Хозяин сказал: проводи нас к Воротам. И Смеагорл послушался. Хозяину видней, он мудренький.
   – Да-да, это я велел, – сказал Фродо. У него был угрюмый, суровый и решительный вид. Перепачканный, изможденный, смертельно усталый, он, однако, словно распрямился, и глаза его прояснились. – Велел, потому что мне нужно пробраться в Мордор, а другого пути туда я не знаю. Стало быть, этим путем. С собою я никого не зову.
   – Нет, нет, хозяин! – взвыл Горлум, ошалело хватаясь за него, по-видимому, в жуткой тревоге. – Нельзя этим путем! Не надо! Не надо отдавать Прелесть Тому! С Прелестью он всех нас сожрет, он весь свет слопает. Оставь ее себе, добренький хозяин, пожалей Смеагорла. Владей ею, лишь бы Тот ее не заполучил. А еще лучше – уходи, иди, куда тебе хочется, и отдай ее обратно бедненькому Смеагорлу. Да-да, хозяин, отдай, а? Смеагорл ее спрячет, схоронит, он сделает много-много добра, особенно добреньким хоббитцам. А хоббитцы пойдут домой. Не ходи к Воротам!
   – Мне сказано идти в Мордор – значит, так надо, – сказал Фродо. – Туда только один путь – значит, нечего и мешкать. Будь что будет.
   Сэм помалкивал. Какой толк молоть языком: у хозяина на лице все как есть написано. Да по правде-то он и с самого начала ничего хорошего от этой затеи не ждал, но он был не из нытиков и считал, что коли уж не на что надеяться, то и огорчаться загодя незачем. Теперь дело к концу, ну и что с того; он при хозяине, хозяин при нем; вон сколько вместе протопали – зря, что ли, он за ним увязался? Разве ж можно одному в Мордор? Куда он, туда и Сэм, а Горлум пусть идет гуляет.
   Горлум, однако, покамест идти гулять не собирался. Он ползал на коленях у ног Фродо, ломал руки и повизгивал.
   – Здесь не пройти, хозяин! – скулил он. – Есть другой путь. Да-да, совсем-совсем другой: темный, тайный, неприметный. Но Смеагорл его знает. Позволь, Смеагорл покажет тебе его!
   – Другой путь? – сказал Фродо с сомнением, приглядываясь к Горлуму.
   – Да-ссс! Да, сссовсем другой – был, и Смеагорл его отыскал. Пойдемте поссмотрим – может, он есть и сейчас!
   – Ты о нем раньше не говорил.
   – Нет, хозяин же не спрашивал. Хозяин не говорил, куда он собрался, ни словечка не сказал бедненькому Смеагорлу. Он сказал: Смеагорл, проводи меня к Воротам и беги своей дорогой! Смеагорл убежал бы – и сделался хорошим и добрым. А сейчас хозяин говорит: здесь я войду в Мордор. И Смеагорлу очень-очень страшно: он не хочет потерять добренького хозяина. И он обещал, хозяин взял с него клятву, что он спасет Прелессть. А теперь хозяин попадется Тому, и Тот схватит ее черной рукой и наденет на черный палец – ессли идти здесь. Смеагорл хочет спасти хозяина и уберечь Прелессть – вот он и вспомнил про другой путь, где однажды шел. Добренький хозяин. Смеагорл хороший, послушный, он хочет помочь.
   Сэм нахмурился. Были бы у него не глаза, а сверла, он бы Горлума насквозь просверлил. Очень ему все это было сомнительно. Вроде бы Горлум и вправду встревожился и старается помочь Фродо. Но Сэм-то помнил, как он сам с собой разговаривал: ох, вряд ли без году неделя воскресший Смеагорл одержал победу, да и в том разговоре не за ним осталось последнее слово. Скорее уж, рассудил Сэм, Смеагорл и Горлум (или, как он их называл про себя, Липучка и Вонючка) помирились и договорились: оба одинаково не хотели, чтоб Фродо сцапали и Кольцо досталось Врагу; оно куда вернее до поры до времени ошиваться возле Фродо и поджидать случая – авось Вонючке удастся не мытьем, так катаньем наложить лапу на свою Прелесть. А насчет другого пути в Мордор – это бабушка надвое сказала.
   «Спасибо хоть, обоим невдомек, зачем хозяину в Мордор, – подумал он. – Проведай они, что господин Фродо собрался угробить ихнюю Прелесть, – ох, повело бы кота на мясо! Вонючка-то Врага до смерти боится – тот его и отпустил вроде под зароком. Он бы нас мигом продал с потрохами, чтоб самому не попасться, да и Прелесть свою уберечь от огня. Я так дело понимаю. Хорошо бы, хозяин его толком обмозговал. Ума-то у него палата, а вот что на уме – тут любой Скромби руками разведет. Слишком уж он именно что добренький».
   Фродо ответил Горлуму не сразу. Пока Сэм медленно, но верно раздумывал и сомневался, он стоял и смотрел на черные утесы Кирит-Горгора. Их ложбинка была на склоне невысокой горы, над овражиной у мордорских стен, возле западной сторожевой башни. В утреннем свете были отчетливо видны пыльные дороги-большаки от Ворот Мордора: одна витками убегала на север, другая – восточная – терялась в туманах у подножий Эред-Литуи, третья огибала башню, выныривала из ущельица неподалеку от хоббитов с Горлумом, сворачивала к западным склонам Эфель-Дуата, в их густую тень, и, уже не различимая глазом, угадывалась вдоль берега Андуина, между горами и Великой Рекой.
   Осматриваясь, Фродо заметил, что вся равнина Дагорлада словно колышется. Повсюду двигались войска, большей частью скрытые за болотными туманами и дымными пеленами. Сверкали шлемы и копья, по дорогам с разных сторон двигались отряды конницы. Он вспомнил, что ему открылось с Овида всего неделю назад, а казалось, прошли годы. И понял, что надежда, на миг озарившая его сердце, была тщетной. Они слышали не предбитвенные трубы, а приветственные фанфары. Не поднялись против Черного Властелина из давно заросших травой могил опочившие во славе воины Гондора; нет, это разноплеменное воинство с необъятного Востока спешило на зов своего владыки: заночевали в одном-двух переходах от Ворот и теперь стягивались к крепости, вливаясь в сонмище рабов Саурона. И, точно вдруг поняв, что он одиноко стоит на виду у бесчисленных врагов, что жизнь его висит на волоске, Фродо набросил на голову легкий серый капюшон, спустился в ложбину и обратился к Горлуму.
   – Смеагорл, – сказал он, – я еще раз доверюсь тебе. Видно, так надо. Должно быть, мне суждено принимать помощь от тебя, от кого я меньше всего ее ожидал, а ты осужден помогать мне во искупление прежних своих злых умыслов. Пока что мне укорить тебя не в чем: ты достойно соблюдал свое обещание Достойно, говорю я, – прибавил он, оглянувшись на Сэма, – ибо уже дважды мы были в твоей власти, но ты нас не тронул. И не поддался соблазну похитить у меня то, что тебе так желанно Смотри же, не оплошай в третий раз! И помни, Смеагорл, ты в большой опасности.
   – Да-да, хозяин! – сказал Горлум. – В ужасной опасности! У Смеагорла все поджилки трясутся, но он не убегает. Он знает: надо помочь добренькому хозяину.
   – Я не о той опасности, которая грозит всем нам, – сказал Фродо. – Угроза еще страшнее нависла над тобой. Ты поклялся Прелестью, как ты называешь – не скажу что. Помни же: она, Прелесть, принудит тебя сдержать клятву, но извратит ее тебе на погибель. Она уже ищет тебя соблазнить. Ты сейчас невольно, по глупости открылся мне. «Отдай ее обратно Смеагорлу», – сказал ты. Не повторяй этих слов! Изгони всякое помышленье об этом! Ты никогда не получишь ее обратно. Но если нечистая похоть осилит тебя – ты погиб. Обратно ты ее никогда не получишь, Смеагорл, но если иного выхода не будет, то я надену твою Прелесть, а Прелесть эта давным-давно подчинила тебя. И, надев ее, я буду приказывать, а ты – повиноваться, даже если я прикажу броситься в пропасть или кинуться в огонь. Берегись, потому что таков и будет мой приказ. Берегись, Смеагорл!
   Сэм поглядел на хозяина одобрительно и недоуменно: ни такого вида, ни таких речей он за ним не помнил. Он-то всегда думал, что дорогой господин Фродо чересчур добрый и через это малость подслеповат. Причем само собой разумелось, что он все равно умней всех на свете (кроме разве что старого господина Бильбо и, может быть, Гэндальфа). Горлум, видно, тоже подумал – ему это было простительно, он и знал-то Фродо всего пять дней, – что добренького хозяина можно обвести вокруг пальца, и теперь обращенная к нему речь ошеломила и ужаснула его. Он ползал на брюхе и едва мог выговорить два слова: «Добренький хозяин».
   Фродо немного подождал, давая ему успокоиться, и сказал уже не так сурово:
   – Что ж, Горлум, – или, может быть, Смеагорл, – расскажи мне, какой это другой путь, объясни, коли сможешь, чем он надежней того, который лежит передо мной. Поскорей только, я тороплюсь.
   Но на Горлума жалко было смотреть: казалось, угрозы Фродо совсем его доконали. Какие там объяснения – он всхлипывал, скулил, снова и снова елозил по земле и умолял их обоих пожалеть «бедненького Смеагорла». Наконец он немного поутих, и Фродо мало-помалу вытянул из него, что если идти от Эфель– Дуата на запад, а потом свернуть к югу, то придешь на перекресток посреди густой рощи. Дорога направо ведет к Осгилиату и андуинским мостам, средняя – дальше на юг.
   – Дальше, дальше, дальше, – повторял Горлум. – Мы по этой дороге никогда не ходили, но говорят, если пройти сто лиг, то увидишь Огромную Воду, которая не знает покоя. Там много-много рыбы, большие птицы ее ловят и едят – вкусненькие птицы, – только мы там, аххх, никогда не бывали, далеко очень. А еще дальше есть, говорят, совсем другие страны, но там Желтая Морда очень кусается, туч там почти никогда нет, а люди с черными лицами страшно свирепые. Мы туда не хотим идти.
   – Не хотим, не хотим, – подтвердил Фродо. – И не пойдем, но тебя не туда занесло. Что третья дорога?
   – Да-да, есть и третья дорога, – сказал Горлум, – дорога налево. Она сразу идет в гору, петляет, заводит высоко-высоко в серую тень. А потом огибает черную скалу – и видишь, вдруг видишь прямо над собой, и хочешь скорее куда-нибудь спрятаться.
   – Что видишь-то? Что прямо над собой?
   – Старую крепость, очень старую, а теперь очень страшную. Было много сказок с юга, когда Смеагорл был маленький, давным-давно. Да-да, по вечерам сидели на берегу Великой Реки под ивами и рассказывали, рассказывали сказки, и Река тогда еще была совсем другая, горлум, горлум.
   Он захныкал и забормотал. Хоббиты терпеливо ждали.
   – Да, сказки с юга, – продолжал наконец Горлум, – про высоких людей с ясными глазами, про их каменные дома словно горы, про короля в серебряной короне и про Белое Древо – красивые сказки. Люди построили башни до небес, и выше всех была серебряно-белая, а в ней – Лунный Камень, и кругом высокие белые стены.
   – Это, наверно, Минас-Итил, Крепость Восходящей Луны, которую воздвиг Исилдур, сын Элендила, – заметил Фродо. – Тот самый Исилдур, что отрубил палец Врагу.
   – Да-да, у него на черной руке только четыре пальца, – задрожав, сказал Горлум, – но ему и четырех хватает. Крепость Исилдура была ему ненавистна.
   – Ему все ненавистно, – сказал Фродо. – Но нам-то зачем нужна Крепость Восходящей Луны?
   – Хозяин, хозяин, она как стояла, так и стоит: высокая башня, белые дома и крепостная стена, – только крепость стала нехорошая, некрасивая. Тот захватил ее очень давно, и теперь там страшно-страшно. Кто ее видит, хочет уползти и подальше спрятаться, уйти от ее тени. Но хозяину придется идти этим путем, потому что другого нет. Горы там становятся ниже, старая дорога доходит до самых вершин, до темного перевала, а потом вниз, вниз, вниз – на Горгорот. – Он говорил шепотом и дрожал.
   – Ну и что? – сказал Сэм. – Враг-то, поди, знает эти горы как свои четыре пальца, и уж, наверно, ту дорогу охраняют не хуже этой? Башня же не пустая стоит?
   – Нет, она не пустая, – прошептал Горлум. – Кажется, что пустая, а она не пустая, нет! Там ужас кто угнездился. Орки, конечно, орки, они везде, но там хуже орков, гораздо хуже. Дорога идет под стенами, в тени, и ведет через ворота. И за дорогой следят, следят изнутри Безмолвные Соглядатаи.
   – Ну, спасибо за совет, – сказал Сэм. – Это нам, значит, прогуляться на юг – да видать, не близко – и влипнуть еще похуже, чем здесь?
   – Да нет же, нет, – сказал Горлум. – Пусть хоббиты подумают, пусть попробуют рассудить. Оттуда Тот никого не ждет. Око его везде шарит, но по-разному: он ведь покуда еще не может видеть все сразу. Он давно завоевал земли от Изгарных гор до реки, а теперь захватил мосты и думает, что до Лунной башни можно добраться только по мостам или на лодках, а лодки не спрячешь, и он их увидит.
   – Ты-то больно много знаешь, что Тот думает да куда смотрит. Недавно с ним разговаривал, что ли? Или с орками якшался?
   – Нехороший хоббит, глупенький, – отозвался Горлум, сердито сверкнув глазами на Сэма и опять обратившись к Фродо: – Смеагорл говорил с орками, конечно, говорил, прежде чем встретил хозяина, и не только с орками, со всеми говорил и расспрашивал: он в разные места ходил, Смеагорл. И сейчас повторяет, что ему сказали. Тот знает, что здесь, на севере, всего опаснее, потому и для нас это самый опасный путь. Однажды он выйдет из Черных Ворот, скоро выйдет – только отсюда можно выпустить большое войско. А там, на южном западе, он нападения не опасается, и там следят Безмолвные Соглядатаи.