Когда красные хвостовые огни бронированного "лендровера" с обозначением UNPROFOR на борту исчезли вдали, я проскользнул в темную подворотню, чтобы дать привыкнуть глазам к темноте; через десять минут я должен быть у DONNE, самого важного агента МИ-6 в Сараево. Небритый, бедно одетый, в надвинутой на лоб мягкой шляпе, я выглядел как один из жителей Сараево, служащий в UNPROFOR, которого после работы подбросил знакомый солдат. Для дополнительной маскировки в левой руке я тащил двадцатипятилитровую полиэтиленовую канистру, такую же, какие были у сараевцев, постоянно набиравших воду из общественных водоразборов. На правом плече - парусиновая сумка с записной книжкой и карандашом, магнитофоном "Петтл", и, кроме того, бутылкой "Джонни Уокера" с черной этикеткой и четырьмя сотнями сигарет "Мальборо", подарками DONNE.
   При всей моей безобидной внешности существовала опасность обычной проверки документов торчавшими на углах улиц боснийскими полицейскими. Я с беспокойством нащупал в грудном кармане поддельное удостоверение сотрудника G/REP и грязную, обернутую в целлофан табличку со словами "Ja sam gluh i nijem", по-сербскохорватски: "Я глухонемой". Это была старая избитая уловка, но, возможно, она отвлекла бы внимание уставшего полицейского, которому за день все осточертело. Дальнейшей проверки мое прикрытие не выдержало бы. При обыске в висящей на поясе кобуре обнаружили бы заряженный 9-миллиметровый браунинг, а в кармане потрепанного пальто ампулу морфия и два стандартных перевязочных комплекта. Прихватив их с собой, я отдавал свою судьбу в чужие руки, однако преимущества, которые они предоставляли, перевешивали опасность их обнаружения. Пистолет был нужен на случай встречи с вооруженными грабителями, свободными от службы боснийскими солдатами, обычно голодными и пьяными. Морфий и перевязочные пакеты должны были помочь при самой большой опасности в центре Сараево: расчетливой смертоносной пуле снайпера или разрыве не разбирающего жертв пущенного наугад снаряда, ежедневно держащих каждого сараевца в постоянном страхе смерти.
   Выходя из подворотни, я подумал, что, по крайней мере, подвергаться этим опасностям мне предстоит всего несколько часов, пока не вернется Ангус с убежищем в виде бронированного "лендровера". Сараевцам же, как той женщине, что спешила домой в полуквартале впереди, приходилось иметь с ними дело каждый божий день. "Как она живет?" - мелькнуло у меня в голове. Определить ее возраст было невозможно. Закутанная в теплую одежду, она, опустив голову, устало, но упрямо шагала с тяжелой вязанкой дров, преодолевая сопротивление сырого ветра. Может, подросток, может, мать, может, бабушка. Наверняка потеряла от пуль и снарядов кого-нибудь из родных или близких людей. Никого из живших в Сараево не миновала эта беда.
   Когда разорвался снаряд, я, должно быть, на мгновение потерял сознание. Очнувшись, судорожно вздохнул, наполняя опустевшие в результате сокрушительного взрыва легкие. В голове отдавались удары бешено колотящегося сердца, в ушах шумело. При вздохе правую ногу пронзила страшная боль. Медленно, по мере того как восстанавливалось дыхание, открыл глаза. Сразу понял, что произошло. То ли взрывной волной, то ли в результате инстинктивного прыжка в укрытие, я был отброшен обратно в подворотню и рухнул головой в угол. Все еще не в силах двигаться, я взглянул на мучительно болевшую правую ногу. Ниже колена ничего не было. Закрыв глаза, я глубоко глотнул, сдерживая рвоту. Переменил позу, что несколько облегчило боль, и правой рукой потихоньку, со страхом ожидая худшего, ощупал нижнюю часть тела. Рука скользнула по коже, наверное, по сапогу. С опаской, словно в лесу, посмотрел снова - правая нога в сапоге. Все еще было трудно дышать, в голове стучало. Ощупал ногу по всей длине и, к великой радости и облегчению, убедился, что она цела, лишь подмялась под скрюченное тело. Осторожно повернулся на левый бок. Боль чуть отпустила. Повернулся еще больше, и снова резкая боль - это расправились связки подвернувшегося колена. Тяжело дыша, со стоном выпрямил ногу, радуясь, что цела. Маленький Харрис был прав. Я слышал приближавшийся снаряд, упавший достаточно далеко, чтобы не причинить серьезного вреда. Полежал несколько минут, отдышался. В ушах по-прежнему шумело, но потише. Проверил, на месте ли браунинг. Что бы ни случилось, в случае его потери мне предстояло бы трудное неприятное объяснение. Пистолет был на месте. Я сел, потом, стараясь не наступать на правую ногу, с трудом поднялся на ноги. Меня затрясло. В шоковом состоянии мне требовалась вода. Разбитая канистра валялась на тротуаре, из нее сочилась жидкость. Прихрамывая, добрел до нее, поднял и стал жадно пить из трещины. Тело сотрясалось в конвульсиях, холодная вода лилась на рубашку, отчего дрожь еще больше усиливалась. Страшно хотелось лечь и согреться где-нибудь подальше отсюда.
   Сквозь шум в ушах пробился жалобный нечеловеческий крик, пронзительный, дрожащий, как вой чувствующего свой конец пса. Я прислушивался несколько секунд, прежде чем понял, откуда он исходит. В конце улицы, там, где всего несколько минут назад торопливо шагала закутанная от холода женщина, виднелись очертания человеческого тела. Бросив канистру, я, припрыгивая, заковылял туда.
   Женщина, должно быть, очутилась в эпицентре взрыва. Всего в нескольких футах впереди нее на тротуаре была видна свежая воронка, в воздухе еще держался запах кордита. Взрывом с нее сорвало одежду, за исключением верхней части толстого шерстяного пальто, которое прикрывало туловище; все, что осталось от нее ниже, было обнажено. В животе зияла страшная рана, пах и бедра иссечены шрапнелью. На правой ноге почти никаких следов, зато левая ниже колена оторвана полностью. Торчит раздробленная кость, из порванной пульсирующей артерии, образуя на тротуаре лужу, хлещет кровь. Судя по потере крови, долго ей не протянуть.
   Руки работали механически, движениями, отработанными в армии на занятиях по оказанию первой помощи. Дыхательные пути, дыхание, кровообращение. С первым все ясно. Она кричала, грудь вздымалась. Прежде всего остановить кровь и поддержать кровообращение. Пошарив в кармане, торопливо достал перевязочный пакет, уронив при этом в лужу крови ампулу с морфием. Трясущимися руками сорвал коричневую водонепроницаемую обертку, снял стерильный слой, развернул толстую абсорбирующую прокладку и приложил к обрубку ноги. Прижимая ее своим коленом, принялся неловко открывать второй пакет. Хотя я приложил к ране две прокладки и туго прибинтовал их к ноге, они почти не остановили кровотечения. Женщина, теряя сознание, продолжала тихо стонать, скорее от страха, чем от боли. Я потянулся за ампулой с морфием, стер с нее кровь, взял руку и обнажил до локтя, пытаясь найти вену. Пострадавшая уже потеряла столько крови, что, как я ни разминал и ни массировал руку, мои усилия были безуспешны.
   Я уже собирался вогнать шприц, думая, что это все же лучше, чем ничего, как в памяти всплыло кое-что из занятий по первой помощи. Необходимо осмотреть голову, перед тем как вводить морфий. Нащупав в кармане миниатюрный фонарик, я повернулся, приподняв голову за длинные черные волосы, направил луч на глаза. Зрачки были с булавочную головку. Из левого уха сочилась желтая жидкость. Вводить морфий опасно. Кроме тщетной попытки остановить кровь, ничего больше я сделать не мог. Исчерпав медицинские познания и припасы, я сунул ампулу в карман.
   Раздумывая над судьбой, приведшей меня сюда, где умирает женщина, я вдруг заметил, что кругом люди. Рядом со мной стоял на коленях старик, что-то неразборчиво бормоча. Прижавшись спиной к стене на случай нового обстрела, на нас смотрел боснийский солдат. Мне пора было уходить. Когда я стал подниматься, напомнило о себе колено. Я поморщился. Старик, что-то бормоча, схватил меня за руку, но я освободился и шагнул в темноту. У меня еще были дела.
   Ковыляя под прикрытие подворотни, я увидел, как подъехал легковой автомобиль и случайные свидетели, споря между собой, стали грузить обмякшее тело на заднее сиденье. Просвистел еще один снаряд, вынудив их и меня искать укрытия. Он упал через несколько улиц, может, без последствий, может, нет. Мимо промчался увозивший умирающую женщину испещренный ржавыми следами осколков белый "фольксваген-гольф". Я надеялся, что они едут в косовский госпиталь, а не прямо в морг.
   Укрывшись в подворотне, чтобы собраться с мыслями, я взглянул на часы и обнаружил, что с момента, когда Ангус меня высадил, прошло всего десять минут. До его возвращения оставалось целых два часа пятьдесят минут. Я еще не пришел в себя после происшествия, замерз, руки и штаны в крови. В таком виде встречаться с DONNE было нельзя. Я разулся и снял брюки. В разбитой канистре оказалось достаточно воды, чтобы хоть немножко смыть кровь. В мокрых штанах было не очень приятно, но они из легкой ткани - скоро высохнут. И все же я надеялся, что в квартире DONNE будет тепло.
   Мне пришлось пройти мимо места, где зияла свежая воронка и только что лежала женщина. Когда я ковылял мимо, из тени, тряся отвисшими сосцами, выбежала уличная дворняжка и опасливо обнюхала застывающую на тротуаре кровь. Одобрительно взвизгнула, и из тени выскочил щенок. Оба принялись жадно вылизывать кровь и пожирать куски мяса. Зрелище было омерзительное, но я не стал их отгонять. Они делали то, что требовала природа. Трагедия пошла на пользу, по крайней мере, двум голодным тварям.
   x x x
   Обычно до того как офицер разведки (IB) внедряется за границей, он или она проходит предварительную подготовку. Если даже агент хорошо владеет английским, предпочтительнее общаться с ним на его родном языке - таким образом больше раскрывается его личность. Для достаточно беглого овладения трудными языками, такими, как китайский или арабский, требуется два года, даже если офицер обладает лингвистическими способностями. Для изучения легкого языка, такого, как испанский или французский, времени требуется меньше - обычно около шести месяцев. Другой важной составной частью подготовки является обстоятельное изучение политических проблем, разведывательных требований и агентуры в стране пребывания. Поэтому офицера обычно прикрепляют на год к соответствующему отделу. Он подробно прочитывает досье всех операций резидентуры, СХ агентов, ОСР работников, связников и агентов обслуживания и знакомится с административно-хозяйственной стороной дела, включая бюджет, целевые установки на год вперед. Он также знакомится с сотрудниками соответствующего отдела FCO, чтобы скорее освоиться с политической обстановкой в стране. Предварительная подготовка обычно предусматривает также повышенные курсы политики и экономики FCO. Так что прежде чем уложить чемоданы, офицер разведки уже обстоятельно знаком с резидентурой и страной пребывания.
   Кроме того, незадолго до отбытия офицер "освежает знания" в Форте. Особенное внимание уделяется изучению способов избежать слежки, фотографии и совершенствованию владения личным оружием и приемами самообороны. Кроме того, существует курс оборонительного вождения автомобиля, проводимый инструкторами военной полиции на взлетно-посадочной полосе авианосца Королевских Военно-морских сил "Дедал" близ Форта, включающий технику быстрого вождения, в том числе развороты при помощи ручного тормоза и развороты вокруг оси. Пользуются взятыми напрокат машинами, потому что нередко бывает, что у слишком ретивых новичков слетают протекторы или автомобиль даже переворачивается. Часто в Форт на недельные курсы приглашаются супруги офицеров, ибо при уходе от слежки не помешает еще одна пара опытных глаз. Эти курсы также помогают партнерам разведчика лучше понять его ремесло. Из-за повышенных требований и скрытой от посторонних глаз работы в МИ-6 довольно часты разводы, поэтому поощряются любые меры, приобщающие супругов к такой работе.
   Для некоторых командировок требуется еще более специализированная подготовка. Например, Эндрю Маркхем, мой коллега по IONEC, принимал участие в операции ORCADA в Бонне. Это была глубоко засекреченная работа с очень важным агентом МИ-6 в Германии, высокопоставленным чиновником министерства финансов. За весьма солидный гонорар ORCADA предоставлял ценнейшие сведения (СХ с пятью звездами) о германской экономической политике, включая предстоящие изменения учетной ставки, что давало возможность министру финансов и управляющему Английским банком регулировать экономику и процентную ставку в интересах нашей страны. Деятельность его была настолько засекречена, что о ней знали только посол и резидент в Бонне, и никто в посольстве не подозревал, что Маркхем "от соседей", представитель МИ-6 в FCO. Кроме всех подготовительных курсов МИ-6, он прошел подготовку в FCO, а чтобы со знанием дела принимать отчеты ORCADA, должен был прослушать аспирантский курс лекций в Лондонской школе экономики.
   Учитывая обширную подготовку, обычно предшествующую заграничной командировке, мнение Фаулкрука дать мне для подготовки к поездке в Боснию всего две недели было весьма необычным. Вовсе не отводилось времени для изучения языка и других обычных в таких случаях курсов. Для опытного офицера работа Н/ВАР (резидентом в Сплите) даже без подготовки была бы заманчивым делом. А для неопытного стажера вроде меня необычная крыша, сложная связь, трудности с материально-техническим снабжением и просто физическая опасность открывали пугающую перспективу. В эти две недели перед вылетом в Сплит предстояла уйма дел. Еле хватало времени просмотреть досье, пару раз встретиться со Стрингом Уэстом и денек потренироваться в Форте в стрельбе из браунинга.
   Стринг Уэст объяснил, что моей крышей будет не дипломатический пост в посольстве, как нам говорили в IONЕС, а загадочная должность "гражданского советника" при бригадном генерале Джоне Рейсе, командующем британским контингентом UNPROFOR в Сплите на Далматинском побережье. Никого не способная обмануть, непродуманная легенда. Как мне позднее пришлось убедиться, все до единого мои контакторы в Боснии немедленно распознавали во мне английского разведчика, даже самые зеленые солдатики в казармах в Дивулье. Единственные чиновники, кто, кажется, верил этому фиговому листку, сидели наверху.
   Крыша была достаточной, когда Клайв Мэнселл, используя свой опыт участия в операции НАДЕЖНОЕ НЕБО, создал резидентуру в Сплите. В казармах Дивулье он оборудовал небольшое помещение с компьютером и спутниковой тарелкой, подыскал в рыбацкой деревушке в нескольких километрах от казарм подходящую квартиру и ограничил свою деятельность прилегающим районом. Спустя несколько месяцев Мэнселла перевели на административную должность в Сенчури-хаус и его место занял Кеннет Робертс, офицер внутренней безопасности, работавший ранее в управлении по Индии и Пакистану.
   За восемь месяцев Робертс изменил объем работы, но прикрытие оставалось прежним. Не удовлетворенный рамками сети, базирующейся на казармах Дивулье и безопасном Далматинском побережье, он много разъезжал по Центральной и Северной Боснии. Эти усилия давали плоды: Робертс успешно завербовал двух полезных агентов и активно разрабатывал еще двоих. ISTEENBOX был чиновником в северном городке Тузле и доставлял сведения о деятельности и планах местного подразделения боснийской милиции, решительно отказывавшегося переходить под полный контроль Сараево. DONNE, его главное приобретение, занимал высокий пост в боснийском правительстве в Сараево и предоставлял ключевую информацию о тактике боснийской делегации на мирных переговорах в Женеве.
   Робертс также привлек четверых солдат из 602-й части для обеспечения связи и охраны на случай налетов при поездках в Центральную Боснию. 602-я часть, насчитывающая 80 человек, является подразделением полка связи, постоянно дислоцированного в Бэнбери, Оксфордшир. В мирное время она обслуживает зарубежные станции высокочастотной радиорелейной связи МИ-6 в Кованди, на севере Австралии (до ее закрытия в марте 1993 года), на острове Вознесения, в Северной Шотландии и на Фолклендах, где поддерживает цепь прослушивающих станций в Чили. В военное время, как, например, во время войны в Заливе, операции НАДЕЖНОЕ НЕБО и в Боснии, она отвечает за обеспечение оперативной связью мероприятий МИ-6. Группа ВАР из четырех человек установила высокочастотные радиоаппараты, известные под названием "калекс", которые работали быстрее и проще, чем спутниковая связь, которой пользовался Мэнселл. Один установили на верхнем этаже в казарме Дивулье, в кабинете Робертса, другой, для обеспечения мобильной связи, поставили на конце длинного шасси "лендровера".
   x x x
   Утром 8 ноября 1993 года самолет компании "Бритиш эйрвейз" приземлился по расписанию в аэропорту Сплита. Площадка маленького провинциального аэропорта была забита транспортными гигантами "Геркулес-130" и "ИЛ-72", доставлявшими грузы в Сараево, а аэровокзал кишел солдатами многонациональных сил UNPROFOR, журналистами, съемочными телевизионными группами и беженцами. Робертсу было непросто отыскать меня в зале для прибывающих пассажиров.
   - Извини, старина, - заговорил он с довольно прилично поставленным произношением воспитанника частной школы, пока мы пробирались между разбросанным по залу солдатским снаряжением и оружием, - но мне придется сократить передачу дел до четырех дней. Меня ждут в Лондоне для переподготовки к двадцать второму.
   На передачу дел отводилось две недели, но к тому времени я уже привык к сжатым срокам. Робертс был не виноват. Вполне понятно, что он крайне нуждался хотя бы в коротком отдыхе, прежде чем явиться через десять дней для подготовки к новой работе в английском представительстве при ООН в Нью-Йорке. "Опять департамент кадров напортачил", - подумал я.
   За отведенные для передачи дел четыре дня главным было встретиться с DONNE, так что первым пунктом назначения стало Сараево.
   - Я достал места на С-130, принадлежащий национальной гвардии штата Аризона. Сегодня днем летит в Сараево с грузом фасоли, - весело сообщил мне Робертс. - Как раз есть время сбросить в квартире твои пожитки и заглянуть в Дивулье познакомиться с ребятами из 602-й части.
   Маленькая квартирка, которую снял мне Робертс в десяти минутах езды на "лендровере-дискавери", была довольно удобной.
   - Правда, зимой понадобится шерстяное белье, - ухмыльнулся Робертс, отопления нет.
   Сбросив багаж, мы поспешили в казармы Дивулье для беглого знакомства с моим будущим рабочим местом. В запрятанном на самом верхнем этаже главного корпуса кабинете располагались металлический письменный стол, картотечный шкаф и тяжелый сейф для секретных документов, карта Боснии во всю стену и план Сараево.
   - Глянь-ка на мои сувениры, - ухмыльнулся Робертс, открывая нижний ящик стола и доставая оттуда пистолет югославского производства, несколько обойм патронов калибра 7,65 мм и ручную гранату. - Снял их с мертвеца недалеко от Тузлы, - сообщил Робертс. - Посмотри-ка вот это. Подарил один из телохранителей Караджича. - Робертс передал мне маленькую штуковину, замаскированную под авторучку. Внутри 7,65-миллиметровый патрон. Поворачиваешь колпачок - и она стреляет. Ну прямо как у Джеймса Бонда, а? рассмеялся Робертс.
   - Возьмешь с собой? - спросил я, не слишком обрадованный этим арсеналом в письменном столе.
   - Извини, старина, собирался послать это дипломатической почтой и презентовать музею в Форте, но как-то не дошли руки.
   Робертс захлопнул ящик, и мы продолжили экскурсию.
   Рядом с кабинетом находилась еще одна небольшая комната, в которой размещалось оборудование системы связи "калекс". Команда размещалась в маленькой спальне напротив. Робертс бегло познакомил меня с группой. Подразделением командовал молодой, сообразительный и энергичный сержант Джон. Баз - злой на язык капрал-шотландец, в глубине души болеющий за дело работяга, однако старавшийся показать, что ему на все наплевать. Джим неунывающий, находчивый, напористый младший капрал, которого давно пора было повышать в звании. Лондонец Тош - парень не промах, за словом в карман не лезет.
   - Хорошая компания, - позднее сказал мне Робертс. - Работают что надо, не подведут.
   Пока мы, облаченные в обязательные бронежилеты и шлемы, протискивались внутрь С-130 между пыльными мешками с мукой и фасолью и устраивались на расположенных вдоль обоих бортов ременных сиденьях, снаружи сгущались зловещие темные тучи. Занимавшийся погрузкой веселый национальный гвардеец раздал нам по белой коробке с хрустящим картофелем, яблоком и бутербродом с сыром.
   - Вот вам еще резинки, чтобы не полопались уши. - Стараясь перекричать рев турбовинтовых двигателей, проводник, улыбаясь, протянул нам коробочку. Мы уже стояли в конце взлетной полосы. Я протянул руку и заложил куда полагается, то есть в уши, два желтых шарика. Малый печально улыбнулся, видно, надеясь, что нашелся еще один гражданский олух.
   Первые десять минут часового полета. Темноту вдруг разорвала пробежавшая по всей длине фюзеляжа ослепительная вспышка, за которой последовал резкий, как удар кнута, треск, перекрывший даже рев моторов.
   - Твою мать, в нас попали! - крикнул Робертс.
   "Геркулес" резко клюнул носом, заставив меня ухватиться за ременное сиденье, чтобы не свалиться на колени к Робертсу. Дикая боль в ушах. Ныряли вниз несколько захватывающих дух секунд, пока пилот не выправил машину.
   - Что там? - спросил Робертс проводника, когда мы выровнялись. Снайпер?
   В некоторые С-130-е стреляли, но обычно на подлете к аэропорту Сараево. Мы же были далеко от опасной зоны.
   - Пойду узнаю, - крикнул, отстегиваясь, сопровождающий и пошел в кабину пилотов. Через минуту вернулся.
   - Молния, - объявил он. - Пилот говорит, ударила в хвост, прошла по фюзеляжу, пробила в носу дыру с кулак и повредила электронику. Придется лететь во Франкфурт.
   Мы с Робертсом покорно переглянулись. Прочь еще один день из нашего без того перегруженного расписания.
   ВВС США разместили нас в комфортабельных офицерских квартирах на беспорядочно застраивающейся базе в Рамштайне, и на следующее утро первым же самолетом мы вылетели в Сараево. На этот раз, когда до посадки в осажденном городе оставалось десять минут и С-130, применив анти-снайперский маневр, начал снижение, посадку отменили. Из-за налета сербской артиллерии аэропорт закрыли, и нам пришлось снова поворачивать, на этот раз в Загреб в Хорватии.
   В конце концов мы прилетели в Сараево на следующий день на борту "ИЛ-72", русские летчики проще американцев смотрели на бомбы и пули. На поле нас радушно встретил на бронированном "лендровере" командир британской группы из четырех человек в Сараево майор Кен Линдсей.
   - Прекрасный денек выбрали, - приветствовал он нас. - Светит солнышко, сербы выпустили по нам всего пять снарядов.
   Раньше он служил в мотомехчастях австралийской армии, потом женился на дочери старшего офицера английской кавалерии, который устроил зятя в привилегированный полк королевских гусар. В обязанности Линдсея входило следить за справедливым распределением помощи по линии ООН между созданными в Сараево пунктами. Негласно же он со своей командой обеспечивал транспортом и жильем командированных сюда сотрудников МИ-6.
   - Забросьте вещички в багажник, поедем смотреть Сараево, потом пропустим по несколько баночек, - весело предложил Линдсей.
   Через сербо-мусульманскую линию фронта мимо выгоревшего остова старого танка Т-55 мы направились в город. Линдсей по пути показывал памятные места. Обезображенное осколками здание бывшего телекоммуникационного центра (РТТ), реквизированное ООН. Майор со своей командой теперь ютился здесь в двух маленьких комнатках.
   - Когда я останавливаюсь в Сараево, Кен обычно дает мне спать у него на полу, - сказал Робертс. - Позволит и тебе, если не храпишь.
   - И если принесешь чего-нибудь пожевать, - добавил Кен.
   - Налево гостиница "Холидей Инн", - указал Робертс на сильно разбитое бомбами пятнадцатиэтажное здание. - Я иногда здесь останавливаюсь, но Си-эн-эн захватила все лучшие номера и большую часть времени здесь нет воды, так что лучше останавливаться в РТТ.
   Мы проехали по аллее снайперов, длинной двусторонней улице, связывающей аэропорт и здание РТТ с центром Сараево, и наскоро осмотрели главное здание Боснийского правительства, внушительную, но, к сожалению, сильно разрушенную библиотеку и косовский госпиталь.
   Было мало смысла беспричинно подставляться под сербские пули и снаряды, так что после того, как Робертс меня сориентировал, мы вернулись за прочные стены здания РТТ. С наступлением сумерек подчиненный Линдсею унтер-офицер Ангус отвез нас за три километра в город для передачи из рук в руки DONNE. Времени для встречи было всего полчаса, но вполне достаточно для того, чтобы Робертс представил меня как своего преемника, выслушал отчет и передал большой блок "Мальборо", который DONNE мог реализовать на расползающемся во все стороны сараевском черном рынке.
   - Ладно, поехали в РТТ выпить пивка с Кеном, - заторопил Робертс, как только закончился доклад агента. - Ангус, должно быть, на месте.
   И верно, к нам уже приближался свет фар, Ангус был в назначенном месте вовремя. Робертс уселся рядом с водителем, оставив меня лезть назад и устраиваться среди бронежилетов, шлемов и разных инструментов. Прежде чем захлопнуть тяжелую дверь, я огляделся. В следующий раз я буду один. Надеялся, что дорогу запомнил.