Страница:
Проживание под чужим именем даст мне возможность писать книгу с меньшей вероятностью того, что в мою жизнь вмешается МИ-6. Хотя я неоднократно и уезжал из Великобритании под вымышленными именами, на этот раз обстоятельства были другие. Я пока не нарушил OSA или любой другой закон, поскольку покинул разведслужбу, а за границу перешел с паспортом на имя Хантли. Буду ли я проживать по подложному паспорту - вопрос нерешенный, поскольку, покидая Камбрию, я на всякий случай скрутил в трубочку свой подлинный паспорт, водительское удостоверение и кое-какие купюры, запихнул их в пустую бутылку из-под шампуня, утяжелил ее с помощью нескольких свинцовых рыболовных грузил и запихнул в горловину бензобака мотоцикла "Африка-твинс". Если даже таможенники и досмотрят мой мотоцикл при входе на паром, они вряд ли найдут бутылку.
Следующие две недели я ехал по извилистым дорогам на юг Франции, останавливаясь в кустах, рощах или около горных ручьев на ночлег, и спал, подложив под голову мешок с вещами и накрывшись пончо. Изредка, когда я хотел принять душ и поспать на удобной постели или промокал под весенним дождем, я останавливался на отдых на дешевых турбазах. Я не планировал заранее, куда ехать; мой маршрут на юг пролегал по проселочным дорогам, и это было очень интересно. Выбранный мной наугад маршрут от Кале вел меня в промышленный город Ле-Ман, затем в Пуатье, через Центральный массив в Марсель, потом через Пиренеи в Испанию. С языком стало полегче, а дожди лили меньше. Мое путешествие приостановилось в Андалузии, в прибрежном городке Фуэнхироло, потому что соскочила приводная цепь мотоцикла. Местный дилер фирмы "Хонда" предупредил, что запасную деталь нужно ждать несколько дней. Длительная гонка измотала меня не меньше, чем машину. Поэтому, когда местный экскурсовод сказал, что, пока туристический сезон не начался, он может посоветовать, где можно снять квартиру, я решил, что это самое подходящее место, чтобы остановиться. 15 апреля я снял маленькую комнату, распаковал свой убогий багаж и поселился в ней. Спрятанных в бензобаке денег хватило бы на скромное проживание в течение четырех месяцев. В случае необходимости можно продать "хонду" и продлить проживание, так что времени хватит, чтобы написать книгу вчерне. Я достал из багажа подержанный портативный компьютер и начал печатать. Я вынужден был покинуть дом, потерять твердый заработок и лишиться спокойной, уютной жизни. Мысль о несправедливости не давала мне покоя, но вот теперь, когда я сел излагать все это на бумаге, мне стало легче.
Через неделю после моего исчезновения МИ-6, не получая ответа на звонки ко мне домой, встревожилась и приступила к поискам. Не зная, что теперь я Алекс Хантли, разведка безуспешно искала Ричарда Томлинсона. Мой банковский счет в Англии проверила SB в Камбрии, но на след не вышла, потому что я платил наличными на протяжении всей поездки. Прослушивание телефона моих родителей ничего не дало, так как я звонил им по сотовому, что не давало возможности определить мое местонахождение. Вскоре моим друзьям в Лондоне позвонил некий "мистер Стартон" из МИДа. МИ-6 раздобыла их имена и номера телефонов из перехваченных звонков ко мне домой. Прикинувшись озабоченным, "Стартон" заявил, что Министерство иностранных дел беспокоится, не покончил ли я жизнь самоубийством, поэтому они хотели бы получить заверения, что со мной все в порядке. МИ-6 наивно полагала, что мои друзья клюнут на эту убогую приманку. Они все без исключения сообщили мне об этой уловке. Даже Шеггу позвонил какой-то "джентльмен" и предложил купить у него наркотики.
Как-то днем в Камбрию приехали две женщины - офицеры МИ-6. Никакой предварительной договоренности о встрече с моими родителями у них не было. Тем не менее родители посчитали невежливым отправить их назад после длительной поездки и пригласили на чашку чая. Женщины пробыли у них свыше двух часов, притворяясь, что озабочены моей безопасностью, и всячески пытаясь обманом выудить у родителей сведения о моем местопребывании. Их попытки оказались напрасными, так как родители стояли за меня горой, и незваным гостьям пришлось уехать с пустыми руками.
Вступление в МИ-6 сильно напоминало обряд вступления в религиозную секту. Начальный этап проходил в IONЕС. Мы шли в разведслужбу с широко открытыми глазами, не ведая ничего. Впечатление, что нам предстоит выполнять безопасную и чистую работу усиливалось, тщательной обработкой и воспитанием внутри разведслужбы. Нам постоянно и осторожно напоминали, что на нас возложена особая ответственность, в нас воспитывалась безграничная преданность. Даже после подлого обращения со мной со стороны кадровиков я сохранял верность МИ-6. Это чувство не было прежней беспрекословной преданностью, но оно тлело во мне и легко могло разгореться вновь. Если бы на каком-то причудливом повороте судьбы кто-то из МИ-6 позвонил мне, извинился и предложил вернуться обратно, я бы сделал это не мешкая.
Такое чувство я ощущал довольно сильно, и мне было неловко писать книгу. Иногда утром, просыпаясь в тесной комнатенке, я испытывал злость, и тогда слова быстро ложились на бумагу. Но гораздо чаще я чувствовал, что нарушаю укоренившуюся во мне лояльность, и тогда я пугался конфронтации, которую могла вызвать публикация книги. Если бы был другой способ решения конфликта, я воспользовался бы им открыто.
Я хотел всего лишь привлечь МИ-6 к суду по трудовым спорам и доказать друзьям, семье, себе и всем остальным, включая Кейт Хоу и Малкольма Рифкинда, что меня уволили несправедливо.
Вернуться на прежнюю работу и в этом случае не было бы никакой возможности, но, по крайней мере, с официальным подтверждением, что мое увольнение признано незаконным, я мог бы высоко держать голову во время собеседования с будущим работодателем.
Имея сильную поддержку, МИ-6 не склонна была к переговорам. Высшее руководство безучастно относилось ко мне, поскольку мое дело разлетелось на мелкие кусочки; теперь не было необходимости встречаться со мной. Единственным способом усадить их за стол переговоров было переключиться на тактику террористов. Некоторые скандальные новости, появившиеся в газетах, расшевелили бы их.
12 мая газета "Санди Таймс" опубликовала коротенькую информацию об одной шпионской операции МИ-6 против французов. Терри Фортон как-то рассказывал мне за ланчем в Воксхолл-кросс, как он под маской военного журналиста разрабатывал одного французского инженера, служившего на военной базе в Бресте. Фортон платил ничего не подозревавшему информатору за предоставленные сведения о секретных французских технологиях выслеживания подводных лодок с ракетами по крошечным пузырькам, которые они оставляют за собой, даже уйдя под воду. Переданная мною в "Санди Таймс" информация была неподтвержденной и туманной, потому что она попала ко мне из вторых рук, от Фортона. Газета прибегла к обычному в таких случаях приему - воображению журналиста, который раздул и разнообразил информацию. Она была напечатана на последней странице и произвела небольшой эффект, но все же, вне всякого сомнения, вызвала определенную реакцию в Воксхолл-кросс.
В конце недели я поехал по побережью к Гибралтару и позвонил по мобильному телефону в офис МИ-6, попросив их связаться со мной. МИ-6, перехватывая мои разговоры с родителями, уже знала номер моего телефона, но не решалась позвонить, пока я сам "официально" не попросил их об этом.
В течение двух последующих недель никто из МИ-6 не позвонил мне, поэтому я снова связался с "Санди Таймс". Их очень заинтересовала щекотливая история передачи боснийскими сербами дара консервативной партии. История вылезла на первую полосу газеты с последующими комментариями на внутренних страницах. Публикация вызвала большой переполох на Флит-стрит. Информации об этих давних событиях публиковались под аршинными заголовками и в других газетах в понедельник и последующие дни недели. Они вносили смятение в ряды консерваторов. Я надеялся, что министры-консерваторы всерьез рассердятся и потребуют от МИ-6 принять меры.
Спустя несколько дней, когда буря в средствах массовой информации поутихла, в моем мобильном телефоне осталось важное сообщение - меня просили позвонить в лондонский офис. На звонок ответил готовящийся уже к отставке Джеф Моррисон. Я был шапочно знаком с ним. По-видимому, его попросили выполнить последнее поручение перед отставкой, поскольку с другими кадровиками у меня сложились враждебные отношения.
- Вы готовы встретиться со мной? - спросил Моррисон.
- Конечно, для этого я и звонил, - ответил я, - но я прежде всего хочу заручиться вашим честным словом, что меня не арестуют и не установят за мной наблюдение, чтобы определить мое местопребывание.
Если оно станет известно, МИ-6 сможет попросить испанскую полицию либо арестовать меня за передачу информации в "Санди Таймс", либо, что еще хуже, сфабриковать ложные обвинения в каком-нибудь другом преступлении.
- Мы не станем обращаться к услугам Гражданской гвардии во время переговоров, - пообещал Моррисон. - Чтобы состоялась наша встреча, необходима добрая воля обеих сторон.
Я неохотно согласился с неопределенными обещаниями, Моррисон потребовал, чтобы ни Джон Уэдхэм, ни любой другой адвокат не представляли мои интересы.
- Вам известно, что мы не можем разрешить вам иметь своего представителя, - заявил он, - его присутствие серьезно подрывало бы национальную безопасность.
Он молол полную чушь, но выбора не оставалось: придется идти на переговоры одному. Моррисон потребовал провести встречу в Мадриде, чтобы он мог использовать помещение посольства в качестве рабочей базы, и предложил оплатить мои расходы на поездку из Фуэнхироло.
Первая встреча состоялась во вторник, 14 ноября 1996 года, в гостинице "Амбассадор", неподалеку от здания посольства. Я ожидал его в холле и удивился, когда оказалось, что Моррисона сопровождал молодой чиновник, чье лицо показалось мне знакомым.
- Хэлло, Ричард, а это Энди Ваттс. Вы встречались прежде. Мы подумали, что лучше для вас иметь две головы, чтобы вырабатывать идеи.
Второй раунд за МИ-6. Меня не только лишили адвоката, но, введя в игру сразу двух игроков, они увеличили счет в свою пользу.
Первый же мой вопрос, не разрешат ли мне обратиться с суд по трудовым спорам, был безоговорочно отвергнут Моррисоном и Ваттсом.
- Вам же известно, какой ущерб это может нанести национальной безопасности, - твердил Моррисон.
- Ну хорошо, - отважился я предложить свои условия, - вы выбираете одного судью из коллегии, а я другого, с вашего одобрения, который ознакомится с делом. Вы выберете защитников не только для себя, но и для меня. Заседания коллегии будут вестись в закрытом режиме, в засекреченном месте, а я подпишу документ, обязывающий меня не разглашать прессе результаты переговоров.
Моррисон с мрачным видом покачал головой:
- Вы же отлично знаете, Ричард, что даже при этих условиях угроза безопасности сохранится.
Я не верил своим ушам. Неужели эти люди так тупы, что считают судебные слушания, проводящиеся в таких условиях, наносящими больший ущерб национальной безопасности, чем крайне обозленный и нелояльный бывший офицер разведки на свободе.
Как я и опасался, на обратном пути МИ-6 стала следить за мной. В мадридском аэропорту и в самолете слежки я не заметил, но, покидая аэропорт в Малаге, увидел у себя на хвосте две, а возможно, и три автомашины. Бесполезно было отрываться от них на шоссе, поэтому я проскочил Фуэнхироло и направился в Map-белью. Скорость и маневренность мотоцикла позволили оставить преследователей в историческом центре Марбельи, в лабиринте узких мощенных булыжником улочек. Офицерам из МИ-6 придется немало потрудиться, если они захотят найти мое убежище.
Но спустя несколько дней им это удалось. Большую серебристую "хонду Африка-твинс" с ярко-желтым британским номером было нетрудно заметить. При возвращении домой из дневной поездки из горного городка Ронда, под предлогом формальной проверки водительского удостоверения, меня остановили в нескольких километрах от Фуэнхироло двое полицейских из Гражданской гвардии.
- Где вы проживаете? - спросил старший из них. Предполагая, что я могу сообщить неверный адрес, они предупредили, что проводят меня до дому. Я стоял перед выбором: сказать правду или же лишиться пожитков, портативного компьютера и перебираться в другой дом. Выбрав первое, я повел гвардейцев в свою лачугу.
Спустя неделю Моррисон и Ваттс пригласили меня на следующую встречу в Мадрид. На этот раз они приволокли с собой несколько толстых досье под номером D/813317 - моим личным служебным номером, и выложили их передо мной.
- Мы решили сделать для вас особое исключение, - важно произнес Моррисон, внимательно вглядываясь сквозь толстые стекла очков. - Мы намерены разрешить вам взглянуть на свое личное дело.
Для секретного департамента кадров это было беспрецедентное решение позволить обвиняемому просмотреть его досье, хотя такая прозрачность должна была бы стать обычной практикой. Разумеется, недоверия и враждебности, возникших между департаментом кадров и мною, можно было бы избежать, если бы докладные записки были доступны для ознакомления.
Моррисон надеялся, что чтение досье прояснит для меня причины моего увольнения и уменьшит мою злость. Его мотивы были обоснованы, но ожидаемый результат не был достигнут. Записи моих бесед с разными кадровиками за четыре года моей работы в разведслужбе были полны предубеждений, измышлений, злобы и явной некомпетентности. Никакие отлично выполненные мною задания, высоко оцененные моими начальниками, даже не упоминались. Зато самые мельчайшие упущения или незначительные ошибки подвергались уничтожительной критике. Мое появление на встрече с Караджичем без галстука описывалось в оскорбительном тоне на нескольких страницах. Неудачным попыткам при установлении связи также отводилась обширная площадь. Новые служащие департамента читали отчеты и рапорты своих предшественников и, вместо того чтобы провести со мной собеседование и составить собственное мнение, считали более легким пойти по течению и добавить еще больше ложной ерунды и вранья.
Читая досье, я понял, откуда появилась навязчивая идея кадровиков, что я нашел бы, чем заниматься в Сити. Еще во время моей вербовки "мистер Халлидей" заметил, что я получал от компании "Буз Аллен энд Гамильтон" большое жалованье. Спустя несколько месяцев в рапорте IONЕС Болл советовал департаменту кадров предоставить мне интересную и многообещающую должность, потому что "было бы жалко, если такой выдающийся кандидат занимался нудной работой или предпочел более высокооплачиваемую службу". Спустя несколько лет эти случайные замечания превратились в твердое мнение, что я неминуемо уйду из разведслужбы ради работы в финансовой сфере.
Во время последней встречи с Ядовитым Карликом я обвинил его в том, что он не предупредил меня, как это положено по закону, что моя работа находится под угрозой. Он же в высокопарных выражениях настаивал, будто лично официально предупреждал меня. Однако внимательное изучение всех его записей бесед показало, что он не делал никаких намеков даже в устной форме, не говоря уже о письменных предупреждениях.
- У вас есть возможность показать мне предупреждение, сделанное PD/2? спросил я Моррисона.
- Ах, вы же не хотите видеть его, - пытался сбить меня с толку Моррисон.
- Да нет же, я чертовски этого хочу, - сердито ответил я. - Покажите мне эту запись как можно скорее. PD/2 настаивал, что он предупреждал меня, и я хочу увидеть доказательство.
Моррисон с явной неохотой принялся перелистывать бумаги в досье. Наконец вытащил одну страничку и прикрепил к ней листок с примечаниями. Двух секунд хватило, чтобы прочесть пару коротких абзацев.
- Но это же писал даже не PD/2! - воскликнул я.
Моррисон признался, что Ядовитый Карлик, заявляя, что предупреждал меня, врал. Запись была сделана PD/1, Фаулкруком, по результатам его краткого посещения меня в Ричборн-террес, когда я только что вернулся из Боснии.
- Ну и что же это за предупреждение? - спросил я. - Фаулкрук просто поясняет, чем я буду заниматься в РТСР.
- Я разговаривал с Риком, - ответил Моррисон, - и он сказал, что предупреждал вас устно.
- Ничего подобного, - возразил я. - Я четко помню эту встречу. Разговор касался только моего предстоящего назначения. Если Фаулкрук предупреждал меня, почему он не сделал никакой, хотя бы краткой, записи?
- Рик говорил мне, будто он не считал, что этот разговор стоит протоколировать, - ответил Моррисон, со смущением тараща на меня глаза из-за очков с выпуклыми стеклами. Он знал, что меня уволили несправедливо и незаконно, но вслух об этом не говорил.
После третьей встречи в Мадриде в январе 1997 года стало ясно, что переговоры ни к чему не привели. Моя решительная позиция заключалась в том, что единственным приемлемым путем улаживания конфликта было бы обращение в суд по трудовым спорам. Моррисон и Ваттс настаивали на том, что это основное правовое положение "нанесет ущерб национальной безопасности". Все, что они могли предложить мне - это помощь в подыскании другой работы и выдачу небольшой ссуды для покрытия долгов. Не имея накопленного опыта проведения сложных переговоров, без помощи со стороны адвоката, я находился в чрезвычайно невыгодном положении.
Наша четвертая встречал ноябре 1997 года проходила в здании Посольства Великобритании в Мадриде. Моррисон и Ваттс принудили меня согласиться на новое место проведения переговоров, утверждая, что оно более удобно и дешевле обойдется, чем гостиничные номера. По международному праву здание посольства является территорией Великобритании, следовательно, имелся определенный риск, что английская полиция сможет арестовать меня и удерживать там, но я согласился с их предложением, чтобы показать, что доверяю им. Моррисон и Ваттс встретили меня за воротами посольства и сопроводили в украшенную бежевыми коврами комнату для переговоров, где доминировал нескладный, огромный модерновый стол, предназначенный для заседаний совета директоров какой-нибудь компании. И снова они приготовили кипу разных бумаг.
- Мы составили наше соглашение, - торжественно объявил Моррисон, передавая мне документ на двух страницах. Озадаченный, я бегло просмотрел его.
- Но мы же не пришли к согласию ни по одному пункту, - протестовал я.
- Прочтите, уверен, что вас устроит, - продолжал настаивать Моррисон.
В нем мне обещали помощь в трудоустройстве и ссуду в размере 15 тысяч фунтов стерлингов с рассрочкой погашения в течение 10 лет. Со своей стороны, МИ-6 не станет возбуждать против меня судебное преследование после моего возвращения в Великобританию за нарушение OSA, выразившееся в передаче материалов газете "Санди Таймс". Я должен прекратить требовать рассмотрения дела в суде по трудовым спорам, передать свой портативный компьютер с дискетами будущей книги и предоставить копии материалов, которые будут мною впоследствии написаны, если они относятся к МИ-6. Соглашение было составлено до смешного в одностороннем порядке.
- Я ни за что не подпишу его, - протестовал я, - в нем не указано мое право на обращение в коллегию по рассмотрению трудовых споров.
- О, зато мы предложим вам фантастическую работу, - настаивал на своем Моррисон. - В промышленности огромные перспективы. - Он с гордостью подчеркнул последнее слово. (Кадровики все еще считали, что сами могут решать, какая профессия больше подходит мне, хотя они теперь не настаивали на работе в Сити). - Вам будут платить гораздо больше, чем вы получали в разведслужбе, - обещал Моррисон.
По-прежнему я не хотел подписывать документ без согласия на мое обращение в суд по трудовым спорам. Даже если бы я и подписал его, все равно невозможно было бы строго придерживаться его условий.
- Нет, я не подпишу, - решительно отказывался я. - Нам нужно обсуждать разумные предложения. Бессмысленно подходить к решению вопроса столь односторонне.
Атмосфера на переговорах накалялась и становилась враждебной. Вместо того чтобы считаться с моими возражениями и обсуждать их, Моррисон перешел к тактике угроз.
- Это все, что мы можем предложить, - заявил он. - Больше обсуждать нечего. Если не подпишите соглашение сегодня, оно будет аннулировано, и мы прервем все дальнейшие переговоры.
- Но это же глупо! - воскликнул я в ответ. - Вы даже не хотите меня выслушать. Так не пойдет.
- Что вы сделаете со мной, если я не поставлю подпись? - продолжал я. Да вы же никогда не сможете заставить Гражданскую гвардию арестовать меня за то, что я просто связался с газетой. В отличие от Британии, Испания подписала Европейскую конвенцию о правах человека, гарантирующую свободу слова.
- На вашем месте я не был бы столь самоуверен, - с угрозой в голосе произнес Моррисон. Ваттс тоже включился в запугивание:
- Ричард, - сказал он, - вам известно, что МИ-6 - организация очень сильная и влиятельная во всем мире. Если вы не подпишите соглашение, мы используем ее влияние, чтобы не давать вам покоя всю оставшуюся жизнь, куда бы вы ни поехали. Мы сделаем так, что вы никогда больше не получите приличную работу и не сможете поселиться ни в одной стране, имеющей дружественные отношения с Британией.
Я с трудом воспринимал слова Ваттса. До этого утра он казался мне скромным и неплохим человеком.
Моррисон вдруг раздраженно вскочил, быстро прошелся по комнате и закружился вокруг меня, сверкая каблуками.
- Если не подпишите документ сейчас же, - выкрикнул он, - мы не сможем гарантировать вашу безопасность.
Чтобы прийти в себя, он снял очки и стал тщательно протирать их. Надев их снова, Моррисон посмотрел на меня сквозь выпуклые стекла, пытаясь понять, как я воспринял его слова. А я пытался понять, что он имел в виду.
- Но вы же не можете арестовать меня, вы обещали, - слабо сопротивлялся я.
- Это обещание оставалось в силе, пока переговоры шли успешно, выпалил Моррисон. - Если не поставите подпись, мы прекратим переговоры.
Выбора не было, приходилось подписывать. Моррисон загнал меня в угол. Сначала он не позволил привести адвоката, затем притащил Ваттса в качестве пособника, потом прикинулся добреньким и озабоченным, чтобы завоевать мое доверие, и, наконец, когда я заглотил наживку, заманил на безопасную с виду территорию английского посольства. Его угрозы не были пустыми - без сомнения, меня уже ожидали за дверями офицеры из SB с наручниками, чтобы арестовать. Даже если они решат, что вывезти меня легально из посольства дело мудреное, то смогут организовать мой арест силами Гражданской гвардии, скорее всего, по сфабрикованному обвинению. Особого воображения не требуется, чтобы догадаться, как все это произойдет. "Найти" наркотики в моей комнате или в "хонде" будет делом нетрудным. Схватив авторучку, лежавшую на столе среди кучи раскиданных бумаг, я в раздражении подписал соглашение, причем подпись получилась непохожей на обычную.
ГЛАВА 12.
ПРОВАЛ.
Четверг, 20 марта.
Манчестер, аэропорт.
Не успел самолет британской авиакомпании, следующий из Малаги, приземлиться, как я почувствовал сожаление из-за того, что покинул Испанию. Я смотрел в иллюминатор аэробуса и думал о погоде: пасмурно, холодно и дождливо, как бывает только в Манчестере. Не исключено, что МИ-6 обманом заставила меня вернуться в Великобританию, поэтому я почувствовал облегчение, когда без задержки прошел паспортный контроль по моему настоящему паспорту. Паспорт на имя Алекса Хантли был тщательно зашит в подкладке моей мотоциклетной кожанки - может быть, он еще и пригодится.
Я был рад вернуться в Камбрию и отдохнуть здесь, наслаждаясь домашней кухней, прогулками с Джесси, а в редкие солнечные дни виндсерфингом на Улсуотер, но я не мог оставаться здесь навсегда. Пришло время подумать о работе и о начале новой карьеры. Я уже исключил возможность получения вакансии для человека с отличным дипломом и знанием нескольких языков. Возвращение в мир молодых людей, пьющих шампанское и кричащих ура, заполнило бы все время. Найти новую работу, которая была бы тfкой же престижной и увлекательной, как в МИ-6, оказалось непростой задачей.
Моррисон сказал мне в Мадриде, что они выбрали для меня работу в промышленности. Выяснилось, что речь шла об отделе маркетинга в мотоциклетной конторе, принадлежавшей бывшему чемпиону мира по мотоспорту Джеки Стюарту, в новом городе Милтон-Кейнс в графстве Бакингемшир.
Это звучало эффектно и привлекательно, но я не был уверен, что работа мне подойдет. Мои однокурсники, которые после Кембриджа занялись маркетингом, были туповатые выпускники географического колледжа, которые не могли получить ничего лучшего, и я сомневался, что эмоции от занятий торговлей могли бы конкурировать с радостным настроением агента в Боснии или удовлетворением от состязания умов с иранскими террористами. И никто из побывавших в подобных переделках не переедет добровольно из Лондона в Милтон-Кейнс, стерильно спланированный город, который внес новое значение в слово "скука".
МИ-6 организовала собеседование в этой компании, но из-за того, что за всем этим стояла эта служба, а не мои способности и заслуги, мне предложили работу с жалованьем на 25 процентов ниже того, что было у меня в МИ-6, вопреки обещаниям Моррисона. МИ-6 уже отступала от своего "соглашения". Беглый осмотр города после собеседования подтвердил мое впечатление, что город заслужил свою репутацию. Я не согласился сразу на эту должность, решив поискать что-нибудь получше. Понимая, что жизнь за рубежом в привлекательной стране и теплое местечко работы помогут мне забыть про конфликт с МИ-6, я решил попытать счастья в Австралии. Отпуска, проведенные там, были всегда великолепны, а мой новозеландский паспорт обеспечил бы мне все права резидента.
Следующие две недели я ехал по извилистым дорогам на юг Франции, останавливаясь в кустах, рощах или около горных ручьев на ночлег, и спал, подложив под голову мешок с вещами и накрывшись пончо. Изредка, когда я хотел принять душ и поспать на удобной постели или промокал под весенним дождем, я останавливался на отдых на дешевых турбазах. Я не планировал заранее, куда ехать; мой маршрут на юг пролегал по проселочным дорогам, и это было очень интересно. Выбранный мной наугад маршрут от Кале вел меня в промышленный город Ле-Ман, затем в Пуатье, через Центральный массив в Марсель, потом через Пиренеи в Испанию. С языком стало полегче, а дожди лили меньше. Мое путешествие приостановилось в Андалузии, в прибрежном городке Фуэнхироло, потому что соскочила приводная цепь мотоцикла. Местный дилер фирмы "Хонда" предупредил, что запасную деталь нужно ждать несколько дней. Длительная гонка измотала меня не меньше, чем машину. Поэтому, когда местный экскурсовод сказал, что, пока туристический сезон не начался, он может посоветовать, где можно снять квартиру, я решил, что это самое подходящее место, чтобы остановиться. 15 апреля я снял маленькую комнату, распаковал свой убогий багаж и поселился в ней. Спрятанных в бензобаке денег хватило бы на скромное проживание в течение четырех месяцев. В случае необходимости можно продать "хонду" и продлить проживание, так что времени хватит, чтобы написать книгу вчерне. Я достал из багажа подержанный портативный компьютер и начал печатать. Я вынужден был покинуть дом, потерять твердый заработок и лишиться спокойной, уютной жизни. Мысль о несправедливости не давала мне покоя, но вот теперь, когда я сел излагать все это на бумаге, мне стало легче.
Через неделю после моего исчезновения МИ-6, не получая ответа на звонки ко мне домой, встревожилась и приступила к поискам. Не зная, что теперь я Алекс Хантли, разведка безуспешно искала Ричарда Томлинсона. Мой банковский счет в Англии проверила SB в Камбрии, но на след не вышла, потому что я платил наличными на протяжении всей поездки. Прослушивание телефона моих родителей ничего не дало, так как я звонил им по сотовому, что не давало возможности определить мое местонахождение. Вскоре моим друзьям в Лондоне позвонил некий "мистер Стартон" из МИДа. МИ-6 раздобыла их имена и номера телефонов из перехваченных звонков ко мне домой. Прикинувшись озабоченным, "Стартон" заявил, что Министерство иностранных дел беспокоится, не покончил ли я жизнь самоубийством, поэтому они хотели бы получить заверения, что со мной все в порядке. МИ-6 наивно полагала, что мои друзья клюнут на эту убогую приманку. Они все без исключения сообщили мне об этой уловке. Даже Шеггу позвонил какой-то "джентльмен" и предложил купить у него наркотики.
Как-то днем в Камбрию приехали две женщины - офицеры МИ-6. Никакой предварительной договоренности о встрече с моими родителями у них не было. Тем не менее родители посчитали невежливым отправить их назад после длительной поездки и пригласили на чашку чая. Женщины пробыли у них свыше двух часов, притворяясь, что озабочены моей безопасностью, и всячески пытаясь обманом выудить у родителей сведения о моем местопребывании. Их попытки оказались напрасными, так как родители стояли за меня горой, и незваным гостьям пришлось уехать с пустыми руками.
Вступление в МИ-6 сильно напоминало обряд вступления в религиозную секту. Начальный этап проходил в IONЕС. Мы шли в разведслужбу с широко открытыми глазами, не ведая ничего. Впечатление, что нам предстоит выполнять безопасную и чистую работу усиливалось, тщательной обработкой и воспитанием внутри разведслужбы. Нам постоянно и осторожно напоминали, что на нас возложена особая ответственность, в нас воспитывалась безграничная преданность. Даже после подлого обращения со мной со стороны кадровиков я сохранял верность МИ-6. Это чувство не было прежней беспрекословной преданностью, но оно тлело во мне и легко могло разгореться вновь. Если бы на каком-то причудливом повороте судьбы кто-то из МИ-6 позвонил мне, извинился и предложил вернуться обратно, я бы сделал это не мешкая.
Такое чувство я ощущал довольно сильно, и мне было неловко писать книгу. Иногда утром, просыпаясь в тесной комнатенке, я испытывал злость, и тогда слова быстро ложились на бумагу. Но гораздо чаще я чувствовал, что нарушаю укоренившуюся во мне лояльность, и тогда я пугался конфронтации, которую могла вызвать публикация книги. Если бы был другой способ решения конфликта, я воспользовался бы им открыто.
Я хотел всего лишь привлечь МИ-6 к суду по трудовым спорам и доказать друзьям, семье, себе и всем остальным, включая Кейт Хоу и Малкольма Рифкинда, что меня уволили несправедливо.
Вернуться на прежнюю работу и в этом случае не было бы никакой возможности, но, по крайней мере, с официальным подтверждением, что мое увольнение признано незаконным, я мог бы высоко держать голову во время собеседования с будущим работодателем.
Имея сильную поддержку, МИ-6 не склонна была к переговорам. Высшее руководство безучастно относилось ко мне, поскольку мое дело разлетелось на мелкие кусочки; теперь не было необходимости встречаться со мной. Единственным способом усадить их за стол переговоров было переключиться на тактику террористов. Некоторые скандальные новости, появившиеся в газетах, расшевелили бы их.
12 мая газета "Санди Таймс" опубликовала коротенькую информацию об одной шпионской операции МИ-6 против французов. Терри Фортон как-то рассказывал мне за ланчем в Воксхолл-кросс, как он под маской военного журналиста разрабатывал одного французского инженера, служившего на военной базе в Бресте. Фортон платил ничего не подозревавшему информатору за предоставленные сведения о секретных французских технологиях выслеживания подводных лодок с ракетами по крошечным пузырькам, которые они оставляют за собой, даже уйдя под воду. Переданная мною в "Санди Таймс" информация была неподтвержденной и туманной, потому что она попала ко мне из вторых рук, от Фортона. Газета прибегла к обычному в таких случаях приему - воображению журналиста, который раздул и разнообразил информацию. Она была напечатана на последней странице и произвела небольшой эффект, но все же, вне всякого сомнения, вызвала определенную реакцию в Воксхолл-кросс.
В конце недели я поехал по побережью к Гибралтару и позвонил по мобильному телефону в офис МИ-6, попросив их связаться со мной. МИ-6, перехватывая мои разговоры с родителями, уже знала номер моего телефона, но не решалась позвонить, пока я сам "официально" не попросил их об этом.
В течение двух последующих недель никто из МИ-6 не позвонил мне, поэтому я снова связался с "Санди Таймс". Их очень заинтересовала щекотливая история передачи боснийскими сербами дара консервативной партии. История вылезла на первую полосу газеты с последующими комментариями на внутренних страницах. Публикация вызвала большой переполох на Флит-стрит. Информации об этих давних событиях публиковались под аршинными заголовками и в других газетах в понедельник и последующие дни недели. Они вносили смятение в ряды консерваторов. Я надеялся, что министры-консерваторы всерьез рассердятся и потребуют от МИ-6 принять меры.
Спустя несколько дней, когда буря в средствах массовой информации поутихла, в моем мобильном телефоне осталось важное сообщение - меня просили позвонить в лондонский офис. На звонок ответил готовящийся уже к отставке Джеф Моррисон. Я был шапочно знаком с ним. По-видимому, его попросили выполнить последнее поручение перед отставкой, поскольку с другими кадровиками у меня сложились враждебные отношения.
- Вы готовы встретиться со мной? - спросил Моррисон.
- Конечно, для этого я и звонил, - ответил я, - но я прежде всего хочу заручиться вашим честным словом, что меня не арестуют и не установят за мной наблюдение, чтобы определить мое местопребывание.
Если оно станет известно, МИ-6 сможет попросить испанскую полицию либо арестовать меня за передачу информации в "Санди Таймс", либо, что еще хуже, сфабриковать ложные обвинения в каком-нибудь другом преступлении.
- Мы не станем обращаться к услугам Гражданской гвардии во время переговоров, - пообещал Моррисон. - Чтобы состоялась наша встреча, необходима добрая воля обеих сторон.
Я неохотно согласился с неопределенными обещаниями, Моррисон потребовал, чтобы ни Джон Уэдхэм, ни любой другой адвокат не представляли мои интересы.
- Вам известно, что мы не можем разрешить вам иметь своего представителя, - заявил он, - его присутствие серьезно подрывало бы национальную безопасность.
Он молол полную чушь, но выбора не оставалось: придется идти на переговоры одному. Моррисон потребовал провести встречу в Мадриде, чтобы он мог использовать помещение посольства в качестве рабочей базы, и предложил оплатить мои расходы на поездку из Фуэнхироло.
Первая встреча состоялась во вторник, 14 ноября 1996 года, в гостинице "Амбассадор", неподалеку от здания посольства. Я ожидал его в холле и удивился, когда оказалось, что Моррисона сопровождал молодой чиновник, чье лицо показалось мне знакомым.
- Хэлло, Ричард, а это Энди Ваттс. Вы встречались прежде. Мы подумали, что лучше для вас иметь две головы, чтобы вырабатывать идеи.
Второй раунд за МИ-6. Меня не только лишили адвоката, но, введя в игру сразу двух игроков, они увеличили счет в свою пользу.
Первый же мой вопрос, не разрешат ли мне обратиться с суд по трудовым спорам, был безоговорочно отвергнут Моррисоном и Ваттсом.
- Вам же известно, какой ущерб это может нанести национальной безопасности, - твердил Моррисон.
- Ну хорошо, - отважился я предложить свои условия, - вы выбираете одного судью из коллегии, а я другого, с вашего одобрения, который ознакомится с делом. Вы выберете защитников не только для себя, но и для меня. Заседания коллегии будут вестись в закрытом режиме, в засекреченном месте, а я подпишу документ, обязывающий меня не разглашать прессе результаты переговоров.
Моррисон с мрачным видом покачал головой:
- Вы же отлично знаете, Ричард, что даже при этих условиях угроза безопасности сохранится.
Я не верил своим ушам. Неужели эти люди так тупы, что считают судебные слушания, проводящиеся в таких условиях, наносящими больший ущерб национальной безопасности, чем крайне обозленный и нелояльный бывший офицер разведки на свободе.
Как я и опасался, на обратном пути МИ-6 стала следить за мной. В мадридском аэропорту и в самолете слежки я не заметил, но, покидая аэропорт в Малаге, увидел у себя на хвосте две, а возможно, и три автомашины. Бесполезно было отрываться от них на шоссе, поэтому я проскочил Фуэнхироло и направился в Map-белью. Скорость и маневренность мотоцикла позволили оставить преследователей в историческом центре Марбельи, в лабиринте узких мощенных булыжником улочек. Офицерам из МИ-6 придется немало потрудиться, если они захотят найти мое убежище.
Но спустя несколько дней им это удалось. Большую серебристую "хонду Африка-твинс" с ярко-желтым британским номером было нетрудно заметить. При возвращении домой из дневной поездки из горного городка Ронда, под предлогом формальной проверки водительского удостоверения, меня остановили в нескольких километрах от Фуэнхироло двое полицейских из Гражданской гвардии.
- Где вы проживаете? - спросил старший из них. Предполагая, что я могу сообщить неверный адрес, они предупредили, что проводят меня до дому. Я стоял перед выбором: сказать правду или же лишиться пожитков, портативного компьютера и перебираться в другой дом. Выбрав первое, я повел гвардейцев в свою лачугу.
Спустя неделю Моррисон и Ваттс пригласили меня на следующую встречу в Мадрид. На этот раз они приволокли с собой несколько толстых досье под номером D/813317 - моим личным служебным номером, и выложили их передо мной.
- Мы решили сделать для вас особое исключение, - важно произнес Моррисон, внимательно вглядываясь сквозь толстые стекла очков. - Мы намерены разрешить вам взглянуть на свое личное дело.
Для секретного департамента кадров это было беспрецедентное решение позволить обвиняемому просмотреть его досье, хотя такая прозрачность должна была бы стать обычной практикой. Разумеется, недоверия и враждебности, возникших между департаментом кадров и мною, можно было бы избежать, если бы докладные записки были доступны для ознакомления.
Моррисон надеялся, что чтение досье прояснит для меня причины моего увольнения и уменьшит мою злость. Его мотивы были обоснованы, но ожидаемый результат не был достигнут. Записи моих бесед с разными кадровиками за четыре года моей работы в разведслужбе были полны предубеждений, измышлений, злобы и явной некомпетентности. Никакие отлично выполненные мною задания, высоко оцененные моими начальниками, даже не упоминались. Зато самые мельчайшие упущения или незначительные ошибки подвергались уничтожительной критике. Мое появление на встрече с Караджичем без галстука описывалось в оскорбительном тоне на нескольких страницах. Неудачным попыткам при установлении связи также отводилась обширная площадь. Новые служащие департамента читали отчеты и рапорты своих предшественников и, вместо того чтобы провести со мной собеседование и составить собственное мнение, считали более легким пойти по течению и добавить еще больше ложной ерунды и вранья.
Читая досье, я понял, откуда появилась навязчивая идея кадровиков, что я нашел бы, чем заниматься в Сити. Еще во время моей вербовки "мистер Халлидей" заметил, что я получал от компании "Буз Аллен энд Гамильтон" большое жалованье. Спустя несколько месяцев в рапорте IONЕС Болл советовал департаменту кадров предоставить мне интересную и многообещающую должность, потому что "было бы жалко, если такой выдающийся кандидат занимался нудной работой или предпочел более высокооплачиваемую службу". Спустя несколько лет эти случайные замечания превратились в твердое мнение, что я неминуемо уйду из разведслужбы ради работы в финансовой сфере.
Во время последней встречи с Ядовитым Карликом я обвинил его в том, что он не предупредил меня, как это положено по закону, что моя работа находится под угрозой. Он же в высокопарных выражениях настаивал, будто лично официально предупреждал меня. Однако внимательное изучение всех его записей бесед показало, что он не делал никаких намеков даже в устной форме, не говоря уже о письменных предупреждениях.
- У вас есть возможность показать мне предупреждение, сделанное PD/2? спросил я Моррисона.
- Ах, вы же не хотите видеть его, - пытался сбить меня с толку Моррисон.
- Да нет же, я чертовски этого хочу, - сердито ответил я. - Покажите мне эту запись как можно скорее. PD/2 настаивал, что он предупреждал меня, и я хочу увидеть доказательство.
Моррисон с явной неохотой принялся перелистывать бумаги в досье. Наконец вытащил одну страничку и прикрепил к ней листок с примечаниями. Двух секунд хватило, чтобы прочесть пару коротких абзацев.
- Но это же писал даже не PD/2! - воскликнул я.
Моррисон признался, что Ядовитый Карлик, заявляя, что предупреждал меня, врал. Запись была сделана PD/1, Фаулкруком, по результатам его краткого посещения меня в Ричборн-террес, когда я только что вернулся из Боснии.
- Ну и что же это за предупреждение? - спросил я. - Фаулкрук просто поясняет, чем я буду заниматься в РТСР.
- Я разговаривал с Риком, - ответил Моррисон, - и он сказал, что предупреждал вас устно.
- Ничего подобного, - возразил я. - Я четко помню эту встречу. Разговор касался только моего предстоящего назначения. Если Фаулкрук предупреждал меня, почему он не сделал никакой, хотя бы краткой, записи?
- Рик говорил мне, будто он не считал, что этот разговор стоит протоколировать, - ответил Моррисон, со смущением тараща на меня глаза из-за очков с выпуклыми стеклами. Он знал, что меня уволили несправедливо и незаконно, но вслух об этом не говорил.
После третьей встречи в Мадриде в январе 1997 года стало ясно, что переговоры ни к чему не привели. Моя решительная позиция заключалась в том, что единственным приемлемым путем улаживания конфликта было бы обращение в суд по трудовым спорам. Моррисон и Ваттс настаивали на том, что это основное правовое положение "нанесет ущерб национальной безопасности". Все, что они могли предложить мне - это помощь в подыскании другой работы и выдачу небольшой ссуды для покрытия долгов. Не имея накопленного опыта проведения сложных переговоров, без помощи со стороны адвоката, я находился в чрезвычайно невыгодном положении.
Наша четвертая встречал ноябре 1997 года проходила в здании Посольства Великобритании в Мадриде. Моррисон и Ваттс принудили меня согласиться на новое место проведения переговоров, утверждая, что оно более удобно и дешевле обойдется, чем гостиничные номера. По международному праву здание посольства является территорией Великобритании, следовательно, имелся определенный риск, что английская полиция сможет арестовать меня и удерживать там, но я согласился с их предложением, чтобы показать, что доверяю им. Моррисон и Ваттс встретили меня за воротами посольства и сопроводили в украшенную бежевыми коврами комнату для переговоров, где доминировал нескладный, огромный модерновый стол, предназначенный для заседаний совета директоров какой-нибудь компании. И снова они приготовили кипу разных бумаг.
- Мы составили наше соглашение, - торжественно объявил Моррисон, передавая мне документ на двух страницах. Озадаченный, я бегло просмотрел его.
- Но мы же не пришли к согласию ни по одному пункту, - протестовал я.
- Прочтите, уверен, что вас устроит, - продолжал настаивать Моррисон.
В нем мне обещали помощь в трудоустройстве и ссуду в размере 15 тысяч фунтов стерлингов с рассрочкой погашения в течение 10 лет. Со своей стороны, МИ-6 не станет возбуждать против меня судебное преследование после моего возвращения в Великобританию за нарушение OSA, выразившееся в передаче материалов газете "Санди Таймс". Я должен прекратить требовать рассмотрения дела в суде по трудовым спорам, передать свой портативный компьютер с дискетами будущей книги и предоставить копии материалов, которые будут мною впоследствии написаны, если они относятся к МИ-6. Соглашение было составлено до смешного в одностороннем порядке.
- Я ни за что не подпишу его, - протестовал я, - в нем не указано мое право на обращение в коллегию по рассмотрению трудовых споров.
- О, зато мы предложим вам фантастическую работу, - настаивал на своем Моррисон. - В промышленности огромные перспективы. - Он с гордостью подчеркнул последнее слово. (Кадровики все еще считали, что сами могут решать, какая профессия больше подходит мне, хотя они теперь не настаивали на работе в Сити). - Вам будут платить гораздо больше, чем вы получали в разведслужбе, - обещал Моррисон.
По-прежнему я не хотел подписывать документ без согласия на мое обращение в суд по трудовым спорам. Даже если бы я и подписал его, все равно невозможно было бы строго придерживаться его условий.
- Нет, я не подпишу, - решительно отказывался я. - Нам нужно обсуждать разумные предложения. Бессмысленно подходить к решению вопроса столь односторонне.
Атмосфера на переговорах накалялась и становилась враждебной. Вместо того чтобы считаться с моими возражениями и обсуждать их, Моррисон перешел к тактике угроз.
- Это все, что мы можем предложить, - заявил он. - Больше обсуждать нечего. Если не подпишите соглашение сегодня, оно будет аннулировано, и мы прервем все дальнейшие переговоры.
- Но это же глупо! - воскликнул я в ответ. - Вы даже не хотите меня выслушать. Так не пойдет.
- Что вы сделаете со мной, если я не поставлю подпись? - продолжал я. Да вы же никогда не сможете заставить Гражданскую гвардию арестовать меня за то, что я просто связался с газетой. В отличие от Британии, Испания подписала Европейскую конвенцию о правах человека, гарантирующую свободу слова.
- На вашем месте я не был бы столь самоуверен, - с угрозой в голосе произнес Моррисон. Ваттс тоже включился в запугивание:
- Ричард, - сказал он, - вам известно, что МИ-6 - организация очень сильная и влиятельная во всем мире. Если вы не подпишите соглашение, мы используем ее влияние, чтобы не давать вам покоя всю оставшуюся жизнь, куда бы вы ни поехали. Мы сделаем так, что вы никогда больше не получите приличную работу и не сможете поселиться ни в одной стране, имеющей дружественные отношения с Британией.
Я с трудом воспринимал слова Ваттса. До этого утра он казался мне скромным и неплохим человеком.
Моррисон вдруг раздраженно вскочил, быстро прошелся по комнате и закружился вокруг меня, сверкая каблуками.
- Если не подпишите документ сейчас же, - выкрикнул он, - мы не сможем гарантировать вашу безопасность.
Чтобы прийти в себя, он снял очки и стал тщательно протирать их. Надев их снова, Моррисон посмотрел на меня сквозь выпуклые стекла, пытаясь понять, как я воспринял его слова. А я пытался понять, что он имел в виду.
- Но вы же не можете арестовать меня, вы обещали, - слабо сопротивлялся я.
- Это обещание оставалось в силе, пока переговоры шли успешно, выпалил Моррисон. - Если не поставите подпись, мы прекратим переговоры.
Выбора не было, приходилось подписывать. Моррисон загнал меня в угол. Сначала он не позволил привести адвоката, затем притащил Ваттса в качестве пособника, потом прикинулся добреньким и озабоченным, чтобы завоевать мое доверие, и, наконец, когда я заглотил наживку, заманил на безопасную с виду территорию английского посольства. Его угрозы не были пустыми - без сомнения, меня уже ожидали за дверями офицеры из SB с наручниками, чтобы арестовать. Даже если они решат, что вывезти меня легально из посольства дело мудреное, то смогут организовать мой арест силами Гражданской гвардии, скорее всего, по сфабрикованному обвинению. Особого воображения не требуется, чтобы догадаться, как все это произойдет. "Найти" наркотики в моей комнате или в "хонде" будет делом нетрудным. Схватив авторучку, лежавшую на столе среди кучи раскиданных бумаг, я в раздражении подписал соглашение, причем подпись получилась непохожей на обычную.
ГЛАВА 12.
ПРОВАЛ.
Четверг, 20 марта.
Манчестер, аэропорт.
Не успел самолет британской авиакомпании, следующий из Малаги, приземлиться, как я почувствовал сожаление из-за того, что покинул Испанию. Я смотрел в иллюминатор аэробуса и думал о погоде: пасмурно, холодно и дождливо, как бывает только в Манчестере. Не исключено, что МИ-6 обманом заставила меня вернуться в Великобританию, поэтому я почувствовал облегчение, когда без задержки прошел паспортный контроль по моему настоящему паспорту. Паспорт на имя Алекса Хантли был тщательно зашит в подкладке моей мотоциклетной кожанки - может быть, он еще и пригодится.
Я был рад вернуться в Камбрию и отдохнуть здесь, наслаждаясь домашней кухней, прогулками с Джесси, а в редкие солнечные дни виндсерфингом на Улсуотер, но я не мог оставаться здесь навсегда. Пришло время подумать о работе и о начале новой карьеры. Я уже исключил возможность получения вакансии для человека с отличным дипломом и знанием нескольких языков. Возвращение в мир молодых людей, пьющих шампанское и кричащих ура, заполнило бы все время. Найти новую работу, которая была бы тfкой же престижной и увлекательной, как в МИ-6, оказалось непростой задачей.
Моррисон сказал мне в Мадриде, что они выбрали для меня работу в промышленности. Выяснилось, что речь шла об отделе маркетинга в мотоциклетной конторе, принадлежавшей бывшему чемпиону мира по мотоспорту Джеки Стюарту, в новом городе Милтон-Кейнс в графстве Бакингемшир.
Это звучало эффектно и привлекательно, но я не был уверен, что работа мне подойдет. Мои однокурсники, которые после Кембриджа занялись маркетингом, были туповатые выпускники географического колледжа, которые не могли получить ничего лучшего, и я сомневался, что эмоции от занятий торговлей могли бы конкурировать с радостным настроением агента в Боснии или удовлетворением от состязания умов с иранскими террористами. И никто из побывавших в подобных переделках не переедет добровольно из Лондона в Милтон-Кейнс, стерильно спланированный город, который внес новое значение в слово "скука".
МИ-6 организовала собеседование в этой компании, но из-за того, что за всем этим стояла эта служба, а не мои способности и заслуги, мне предложили работу с жалованьем на 25 процентов ниже того, что было у меня в МИ-6, вопреки обещаниям Моррисона. МИ-6 уже отступала от своего "соглашения". Беглый осмотр города после собеседования подтвердил мое впечатление, что город заслужил свою репутацию. Я не согласился сразу на эту должность, решив поискать что-нибудь получше. Понимая, что жизнь за рубежом в привлекательной стране и теплое местечко работы помогут мне забыть про конфликт с МИ-6, я решил попытать счастья в Австралии. Отпуска, проведенные там, были всегда великолепны, а мой новозеландский паспорт обеспечил бы мне все права резидента.