Страница:
процессе совместной борьбы и увлекают его на путь Четвертого
Интеренационала.
Участие в живой борьбе всегда на передовой линии огня, работа в
профессиональных союзах и строительство партии идут одновременно, взаимно
оплодотворяя друг друга. Все боевые лозунги: рабочий контроль, рабочая
милиция, вооружение рабочих, правительтво рабочих и крестьян, социализация
средств производства, - неразрывно связываются с созданием рабочих,
крестьянских и солдатских советов.
18. Тот факт, что в момент массовой борьбы французские
большевики-ленинцы сразу оказались в центре политического внимания и
ненависти классовых врагов, отнюдь не является случайным, наоборот,
безошибочно предсказывает будущее. Большевизм, который кажется сектантством
филистерам всех мастей, сочетает на самом деле идейную непримиримость с
величайшей чуткостью в отношении движения масс. Сама идейная непримиримость
есть не что иное, как очищение сознания передовых рабочих от рутины,
косности, нерешительности, т. е. воспитание авангарда в духе самых смелых
решений, подготовка его к участию в массовой борьбе не на жизнь, а на
смерть.
19. Ни одна революционная группировка в мировой истории не стояла еще
перед таким страшным давлением, как группировка IV Интернационала.
"Коммунистический манифест" Маркса-Энгельса говорил об объединившихся против
коммунизма силах "папы и царя... французских радикалов и немецких
полицейских". Из этого списка выпал только царь. Но сталинская бюрократия
представляет ныне неизмеримо более грозное и вероломное препятствие на пути
мировой революции, чем некогда самодержавный царь. Авторитетом Октябрьской
революции и знаменем Ленина Коминтерн прикрывает политику социал-патриотизма
и меньшевизма. Мировая агентура ГПУ уже сейчас, рука об руку с полицией
"дружественных" империалистических стран, ведет систематическую работу
против Четвертого Интернационала. В случае наступления войны объединенные
силы империализма и сталинизма обрушат на революционных интернационалистов
неизмеримо более свирепые преследования, чем те, какие генералы
Гогенцоллерна совместно с социал-демократическми палачами обрушили в свою
время на Люксембург, Либкнехта и их сторонников.
20. Секции Четвертого Интернационала не пугаются ни грандиозности
задач, ни ожесточенной ненависти врагов, ни даже своей собственной
сегодняшней малочисленности. Уже сейчас борющиеся массы, еще не сознавая
того, стоят гораздо ближе к нам, чем к своим официальным вождям. Под ударами
надвигающихся событий в рабочем движении будет идти все более быстрая и
глубокая перегруппировка. Во Франции социалистическая партия окажется скоро
вытеснена из рядов пролетариата. В коммунистической партии надо с
уверенностью ждать расколов. В профсоюзах создастся могущественное левое
течение, восприимчивое к лозунгам большевизма. В иной форме, но одинаковые
же по существу процессы произойдут и в других странах, вовлеченных в
революционный кризис. Организации революционного авангарда выйдут из
изолированности. Лозунги большевизма станут лозунгами масс. Ближайшая эпоха
будет эпохой Четвертого Интернационала.
[Л.Д.Троцкий]
[Не ранее июня 1936 г.]
Европа превратилась в огромную и очень суровую школу для пролетариата.
В одной стране за другой разыгрываются события, которые требуют от рабочих
великих жертв кровью, но которые до сих пор приводили к победе врагов
пролетариата (Италия, Германия, Австрия...). Политика старых рабочих партий
показывает, как нельзя руководить пролетариатом, как нельзя подготовить
победу.
Гражданская война в Испании сейчас, когда пишутся эти строки, еще не
закончилась. Рабочие всего мира страстно ждут вести о победе испанского
пролетариата. Если эта победа, как мы твердо надеемся, будет одержана,
придется сказать: рабочие победили на этот раз, несмотря на то, что их
руководство сделало все для того, чтоб подготовить поражение. Тем больше
чести и славы испанским рабочим!
Социалисты и коммунисты принадлежат в Испании к Народному фронту,
который однажды уже предал революцию, но благодаря рабочим и крестьянам
одержал снова победу и создал в феврале "республиканское" правительство196.
Через шесть месяцев после этого "республиканская" армия выступает в поход
против народа197. Выходит так, что правительство Народного фронта содержало
на народные деньги офицерскую касту, снабжало ее авторитетом, властью,
оружием, отдавало ей под команду молодых рабочих и крестьян, - и все это для
того, чтобы облегчить ей подготовку разгрома рабочих и крестьян.
Мало того: и сейчас, во время гражданской войны, правительство
Народного фронта делает все, что может, чтобы затруднить победу. Гражданская
война ведется, как известно, не только военными, но и политическими мерами.
В чисто военном смысле испанская революция пока еще слабее врага. Ее сила в
том, что она может поднять на ноги большие массы. Она может даже отнять у
реакционного офицерства его армию: для этого надо только серьезно и смело
выдвинуть программу социальной революции. Нужно провозгласить, что земля,
заводы, фабрики переходят отныне от капиталистов к народу. Нужно на деле
приступить к осуществлению этой программы в тех районах, где власть в руках
рабочих. Фашистская армия не выдержала бы действия такой программы в течение
24 часов: солдаты связали бы своих офицеров по рукам и ногам и доставили бы
их в ближайшие штабы рабочей милиции. Но буржуазные министры не могут
допустить такой программы. Тормозя социальную революцию, они заставляют
рабочих и крестьян проливать в десять раз больше крови в гражданской войне.
В довершение всего эти господа надеются после победы снова разоружить
рабочих и потребовать от них уважения к священным законам частной
собственности. Такова подлинная суть политики Народного фронта. Все
остальное - фразы и ложь!
Сейчас многие сторонники Народного фронта укоризненно покачивают
головами по адресу мадридских правителей: "Как же это они не досмотрели?
Почему они не произвели вовремя чистку армии? Почему не приняли необходимых
мер?" Особенно много таких критиков во Франции, где, однако, политика вождей
Народного фронта ничем решительно не отличается от политики их испанских
коллег. Несмотря на суровый испанский урок, можно сказать заранее, что
правительство Леона Блюма никакой серьезной чистки армии не произведет.
Почему? Потому что рабочие организации находятся в коалиции с радикалами,
следовательно, в плену у буржуазии.
Наивно плакаться по поводу того, что испанские республиканцы, или
социалисты, или коммунисты чего-то недоглядели, что-то прозевали. Дело
совсем не в дальнозоркости того или другого министра или вождя, а в общем
направлении политики. Рабочая партия, которая вступает в политический союз с
радикальной буржуазией, тем самым отказывается от борьбы с капиталистическим
милитаризмом. Буржуазное господство, т. е. сохранение частной собственности
на средства производства, немыслимо без поддержки эксплуататоров военной
силой. Офицерский корпус представляет собой гвардию капитала. Без этой
гвардии буржуазия не продержалась бы и одного дня. Подбор людей, их обучение
и воспитание делают офицерство в целом непримиримым врагом социализма.
Отдельные исключения не в счет. Так обстоит дело во всех буржуазных странах.
Опасность не в военных крикунах и демагогах, которые выступают открыто, как
фашисты; неизмеримо грознее тот факт, что весь офицерский корпус при
приближении пролетарской революции окажется палачом пролетариата. Выбросить
100 или 500 реакционных агитаторов из армии значит оставить, по существу
дела, все по-старому. Офицерский корпус, в котором сосредоточены вековые
традиции порабощения народа, надо распустить, раскассировать, разгромить
целиком и без остатка. Казарменную армию, которой командует офицерская
каста, надо заменить народной милицией, т. е. демократической организацией
рабочих и крестьян. Другого решения нет. Но такая армия несовместима с
господством эксплуататоров, больших и малых. Могут ли буржуазные
республиканцы согласиться на подобную меру? Ни в каком случае. Правительство
Народного фронта, т. е. правительство коалиции рабочих с буржуазией, есть по
самой своей сути правительство капитуляции перед бюрократией и офицерством.
Таков величайший урок испанских событий, оплачиваемый ныне тысячами
человеческих жизней.
Политический союз рабочих вождей с буржуазией прикрывается защитой
"республики". Испанский опыт показывает, как выглядит эта защита на деле.
Слово "республиканец", как и слово "демократ", есть сознательное
шарлатанство, служащее для прикрытия классовых противоречий. Буржуа бывает
республиканцем до тех пор, пока республика охраняет частную собственность.
Рабочие же пользуются республикой для того, чтобы низвергнуть частную
собственность. Другими словами: республика теряет всякую цену для буржуа в
тот момент, когда она начинает приобретать цену в глазах рабочего. Радикалы
не могут вступать в блок с рабочими партиями, не обеспечив себе опору в лице
офицерского корпуса. Недаром во главе военного министерства во Франции встал
Даладье. Французская буржуазия уже не раз доверяла ему этот пост, и он
никогда не обманывал ее. Поверить, что Даладье способен очистить армию от
фашистов и реакционеров, другими словами, разогнать офицерский корпус, могут
только люди типа Мориса Паза или Марсо Пивера. Но их никто не берет всерьез.
Но тут нас перебивает возглас: "Как можно распустить офицерский корпус?
Ведь это значит разрушить армию и оставить страну безоружной перед лицом
фашизма. Гитлер или Муссолини только этого и ждут!" Все эти доводы хорошо
известны. Так рассуждали русские кадеты, эсеры и меньшевики в 1917 году. Так
рассуждали вожди испанского Народного фронта. Испанские рабочие наполовину
верили этим рассуждениям, пока не убедились на опыте, что ближайший
фашистский враг сидит в испанской армии. Недаром наш старый друг Карл
Либкнехт учил: "Главный враг - в собственной стране!"
"Юманите" слезно молит очистить армию от фашистов. Но какая цена этим
мольбам? Вотировать деньги на содержание офицерского корпуса, состоять в
союзе с Даладье и через него с финансовым капиталом, поручать Даладье армию
и в то же время требовать, чтоб эта насквозь капиталистическая армия служила
"народу", а не капиталу, - значит либо впасть в полный идиотизм, либо
сознательно обманывать трудящиеся массы.
"Но не можем же мы остаться без армии, - повторяют социалистические и
коммунистические вожди, - ведь мы же должны защищать нашу демократию и
вместе с нею Советский Союз от Гитлера!" После испанского урока нетрудно
предвидеть последствия этой политики как для демократии, так и для
Советского Союза. Выбрав благоприятный момент, офицерский корпус рука об
руку с распущенными фашистскими лигами перейдет в наступление против
трудящихся масс и, если одержит над ними победу, разгромит жалкие остатки
буржуазной демократии и протянет руку Гитлеру для совместной борьбы против
СССР.
Нельзя без возмущения и прямого отвращения читать статьи "Попюлера" и
"Юманите" по поводу испанских событий. Эти люди ничему не учатся. Они не
хотят учиться. Они сознательно закрывают глаза на факты. Для них главный
урок состоит в том, что нужно во что бы то ни стало сохранить "единство"
народного фронта, т. е. единство с буржуазией, дружбу с Даладье.
Конечно, Даладье - великий "демократ". Но можно ли сомневаться хотя на
минуту, что, помимо официальной работы в министерстве Блюма, он ведет
большую неофициальную работу - в генеральном штабе, в офицерском корпусе?
Там сидят люди серьезные, которые умеют глядеть в глаза фактам, а не
упиваться пустой риторикой в духе Блюма. Там готовятся ко всяким
неожиданностям. Даладье, несомненно, сговаривается с военными вождями о
необходимых мерах на тот случай, если рабочие проявят революционную
активность. Генералы, конечно, охотно идут навстречу Даладье. А между собою
генералы говорят: "Потерпим Даладье, пока не справимся с рабочими, а там
поставим более крепкого хозяина". Тем временем социалистические и
коммунистические вожди повторяют изо дня в день: "Наш друг Даладье." Рабочий
должен ответить им: "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты!"
Люди, которые доверяют армию старому агенту капитала Даладье, недостойны
доверия рабочих.
Конечно, пролетариат Испании, как и Франции, не хочет оставаться
безоружным перед лицом Муссолини или Гитлера. Но чтобы отстоять себя от них,
нужно разгромить врага в собственной стране. Нельзя опрокинуть буржуазию, не
сломив офицерский корпус. Нельзя сломить офицерский корпус, не опрокинув
буржуазию. В каждой победоносной контрреволюции офицерство играло решающую
роль. Каждая победоносная революция, если она имела глубокий социальный
характер, разрушала старое офицерство. Так поступила Великая французская
революция в конце 18 века. Так поступила Октябрьская революция 1917 года.
Чтобы решиться на такую меру, нужно перестать ползать на коленях перед
радикальной буржуазией. Нужно создать подлинный союз рабочих и крестьян -
против буржуазии, в том числе и радикальной. Нужно довериться силе,
инициативе, мужеству пролетариата. Он сумеет завоевать на свою сторону
солдат. Это будет настоящий, а не поддельный союз рабочих, крестьян и
солдат. Такой союз создается и закаляется сейчас в огне гражданской войны в
Испании. Победа народа будет означать конец Народному фронту и начало
Советской Испании. Победоносная социальная революция в Испании неизбежно
перебросится на остальную Европу. Для фашистских палачей в Италии и Германии
она неизмеримо страшнее, чем все дипломатические и все военные союзы.
Л.Троцкий
30 июля 1936 г.
19 октября [193]6 [г.]
Уважаемый товарищ,
Как мы вам уже сообщили при устной беседе, мы лишены возможности
напечатать ваше письмо в "Бюллетене", ибо оно затрагивает вопрос, который
непосредственно и близко интересовал Редактора199, лишенного, как вы знаете,
возможности, высказаться по затрагиваемому вами вопросу.
Чтобы попытаться по крайней мере довести до его сведения ваше письмо,
вы должны были бы дать нам перевод его на немецкий или франц[узский] язык,
ибо письма и документы к нему на русском языке не допустаются200.
Что касается подтверждения в "Бюллетене" получения вашего письма, как
мы о том вам обещали, - это не удалось в нынешнем номере по техническим
причинам. Мы это следаем в след[ующем] номере, если вы будете настаивать201.
С ком[мунистическим] приветом. Редакция.
Вооружение Германии202 и итальянское нападение на Абиссинию положили
конец послевоенной эпохе и официально открыли новую предвоенную эпоху.
Июньское стачечное движение во Франции и Бельгии открывает новую эпоху
революционного прибоя. Все оппортунистические, социал-патроиотические и
центристско-пацифистские партии рабочего класса попадают в тиски между
надвигающейся войной и надвигающейся революцией. Первыми будут раздавлены в
этих тисках промежуточно-центристские организации,объединяющиеся вокруг так
называемого Лондонского бюро.
События последних двух лет полностью и исчерпывающе подтвердили
марксистскую оценку партий, объединенных вокруг Лондонского бюро, как
консервативных центристских организаций, неспособных противостоять напору
реакции и шовинизма и обреченных в нашу эпоху сдвигаться вправо. Простой
перечень фактов не оставляет на этот счет места никаким сомнениям.
1. SAP, вдохновительница лондонского объединения, вызвала раскол в
голландской Революционной социалистической партии с единственной целью
повернуть ее на путь центризма, вступила в "народный фронт" немецкой
эмиграции, самый бесчестный и обманчивый из всех народных фронтов, взяла на
себя вероломную защиту сталинской бюрократии против большевиков-ленинцев и
фактически ведет борьбу только и исключительно против Четвертого
Интернационала.
2. ILP сделала попытку занять в итало-абиссинском конфликте
принципиально правильную позицию. Однако пацифистско-парламентския клика
Макстона, видящая в партии лишь свой технический аппарат, путем грубого
ультиматума повернула партию на путь пацифистской прострации и приняла
одновременно исключительнй закон против фракций, т. е. фактически против
революционного марксистского крыла. В вопросе об СССР ILP ведет
отождествление Октябрьской революции и бонапартистской бюрократии,
рекламирует, в частности, сикофантскую компиляцию203 Веббов, которая
способна толкьо обмануть рабочих относительно действительных путей и методов
пролетарской революции.
3. Испанская партия марксистского единства выдвинула платформу
"демократической социалистической революции" и тем начисто отреклась от
теории Маркса, Ленина и от опыта Октябрьской революции, одинаково
показавших, что пролетарская революция не может развиваться в рамках
буржуазной демократии, что "синтез" буржуазной демократии и социализма есть
не что иное как социал-демократия, т. е. организованное предательство
исторических интересов пролетариата. В полном соответствии со своей
платформой испанская партия оказалась во время последних выборов в
антимарксистском единстве с партией Асаньи: в составе народного фронта, т.
е. в хвосте партий левой буржуазии. Последняя критика народного фронта со
стороны вождей партии не ослабляет их преступлений ни на волос, ибо
революционные партии познаются по тому, как они действуют в критические
моменты, а не по тому, что они сами про себя говорят на другой день после
событий. За все годы испанской революции позиция Маурина-Нина обнаружила
полную неспособность перейти от мелкобуржуазной фразы к пролетарскому
действию.
Во Франции блок с Дорио и Марсо Пивером против Четвертого
Интернационала очень скоро раскрыл свой реакционный характер: Дорио, под
покровительством которого собиралась последняя конференция Лондонского бюро,
перешел вскоре со своей организацией в лагерь реакции. Марсо Пивер состоит
теперь агентом для левых поручений при Леоне Блюме, который через буржуазную
полицию конфискует революционную рабочую газету и через буржуазный суд
преследует сторонников Четвертого Интернационала.
На последнем конгрессе NAP (май 1936 г.), единственной массовой
организации, примыкавшей к Лондонскому бюро, не разделось ни одного голоса
против разрыва этой партии с Лондонским бюро. Этот красноречивый факт
является неопровержимым свидетельством того, что принадлежность к
Лондонскому бюро имеет чисто внешнее, показное значение, никого ни к чему не
обязывает, никак не отражается на внутренней жизни отдельных организаций и
потому не способна даже формировать в нем подобие левого крыла.
Партии Лондонского бюро не имеют ни самостоятельной доктрины, ни
самостоятельной политики. Они размещаются и колеблются между левым крылом
Второго Иентернационала и Третим Интернационалом в его последнем новейшем
фазисе (народный фронт, блок буржуазии для защиты СССР, защита
демократического отечества и пр.). В этом смысле он представляет новое
издание Интернационала 2 е оплодотворило рабочее движение и не
только не вызвало враждебного внимания Второго и Третьего Интернационалов, -
наоборот, сблизилось с ними в травле Четвертого Интернационала.
Сейчас, когда два старых Интернационала так близко сходятся друг с
другом, существование промежуточнонго Интернационала становится совершенно
бессмысленным.
Когда призрак новой войны стал наполняться плотью и кровью, Лондонское
бюро, руководимое SAP, вместо вопроса о программе, большевистской политике,
об отборе революционных кадров, выбросило ничего не говорящий лозунг "Новый
Циммервальд!" Все те, которые пугаются революционных трудностей, связанных с
опасностями войны, поспешили уъватиться за исторический призрак. Прошло
нсколько месяцев, и сами инициаторы забыли о своем изобретении. Между тем
опасность войны и задача строительства нового Интернационала на гранитном
фундаменте принципов остается во всей своей силе.
Можно спокойно оставить без особого рассмотрения шведскую партию,
которая не выходит за пределы провинциального пацифизма, и тем более группы
в Польше, Румынии, Болгарии, лишенные какого бы то ни было качественного или
количественного значения. Примыкающее к Лондонскому бюро Стокгольмское бюро
молодежи ведет политику SAP, то есть двойственности и фальши, особенно
деморализующую и губительную в отношении нового революционного поколения.
Физиономия Стокгольмского бюро лучше всего характеризуется тем, что для
беспрепятственного продолжения своей дружественной политики по отношению к
худшим оппортунистическим, патриотическим группировкам, оно сочло
необходимым ислючить из своих рядов представителя большевиков-ленинцев,
который был в меньшинстве и не требовал для себя ничего, кроме права
свободной критики. Этим актом вожди Лондонского и Столкгольмского бюро
доказали наглядно даже для слепых, что революционерам нет и не может быть
места в рядах этих организаций.
Интересы Четвертого Интернационала, т. е. пролетарской революции,
исключают какое бы то ни было сближение, какую бы то ни было
снисходительность и терпимость по отношению к партиям, группам и лицам,
которые на каждом шагу злоупотребляют именами Маркса, Энгельса, Ленина,
Люксембург, Либкнехта для целей, прямо противоположных идеям и примеру этих
учителей и борцов.
Вожди важнейших организаций Лондонского бюро не юноши и не новички. У
всех у них долгое прошлое оппортунизма, пацифизма и центристских шатаний. Ни
война, ни Октябрьская революция, ни разгром германского и австрийского
пролетариата или предательский поворот Коминтерна, ни приближение новой
войны ничему не научили их, наоборот, деморализовали. Возлагать надежды на
их революционное перевоспитание нет ни малейшего основания.
Прямой обязанностью пролетарских революционеров является
систематическое и непримиримое разоблачение половинчатости и двойственности
Лондонского бюро, как ближайшей и непосредственной помехи на пути
дальнейшего строительтва Четвертого Интернационала.
[Л.Д.Троцкий]
[Июль 1936 г.]
1) С Литвиновым я встретился впервые осенью 1902 года в Цюрихе, где он
временно заведовал экспедицией "Искры". Он показался мне тогда больше
дельцом, т. к. вел конторские книги (не бог весть какие), надписывал адреса
и пр. Но и помимо этого в нем было нечто деляческое. Мне показалось также,
что он был недоволен своей работой, как слишком технической и маленькой.
Может быть, это было ошибочное впечатление. Помню, встретил он нас, молодых
посетителей экспедиции, не очень дружелюбно. Надо прибавить, что киевские
беглецы составляли тогда среди эмиграции своего рода аристократию.
О тогдашних отношениях Литвинова с Лениным ничего сказать вам не могу.
Вы, конечно, знаете, что в "Пролетарской революции" напечатана обширная
переписка Ленина и Крупской с Литвиновым, относящаяся, правда, к несколько
более позднему времени.
2) Блюменфельда205 я знал довольно хорошо. Это был живой, горячий и
упрямый человек, весьма преданный делу. С Засулич он был очень дружен, а у
Веры Ивановны [Засулич] было хорошее чутье на людей. Рассказывал ли мне
Блюменфельд о поведении Литвинова в киевской тюрьме? Не помню. Что сталось с
Блюменфельдом - не знаю.
3) О поведении Литвинова на съезде заграничной лиги206 вскоре после 2
съезда партии - совершенно не помню. Литвинов был в то время малозаметной
фигурой и вряд ли мог особенно выделиться на съезде лиги. Во всяком случае,
протоколы лиги были в свое время напечатаны, а в последние годы
перепечатаны, кажется, в той же "Пролетарской революции". К сожалению, у
меня этих изданий нет.
4) Что импонировало Литвинову в Ленине? Думаю, что характер, решимость,
твердость. Сам Литвинов, несомненно, отличается крепким характером. Помню,
Ленин как-то шутя сказал о нем: "Самый крокодилистый из наших дипломатов".
Правда, Ленин сказал это с укором по поводу какой-то излишней уступки
Литвинова: смотрите, мол, самый крокодилистый, а все-таки сдал...
5) Крохмаль207 был типичнейшим представителем той мелкобуржуазной
интеллигенции, которая органически тяготела к меньшевикам. Если вас
интересуют внешние черты, то могу сообщить следующее: Крохмаль был высокого
роста, сильно заикался, и это мешало ему как оратору. По профессии он был
адвокатом. В обывательском смысле неглупый человек, более образованный, чем
Литвинов, но несомненно уступающий ему в характере. Что с ним стало? В 1917
году он был, кажется, правым меньшевиком. Оставался ли в России при
советской власти, жив ли сейчас или нет, - не знаю.
Марьяна Гурского208 я знал сравнительно мало. Он производил впечатление
хорошего и честного, но малосамостоятельного человека.
Интеренационала.
Участие в живой борьбе всегда на передовой линии огня, работа в
профессиональных союзах и строительство партии идут одновременно, взаимно
оплодотворяя друг друга. Все боевые лозунги: рабочий контроль, рабочая
милиция, вооружение рабочих, правительтво рабочих и крестьян, социализация
средств производства, - неразрывно связываются с созданием рабочих,
крестьянских и солдатских советов.
18. Тот факт, что в момент массовой борьбы французские
большевики-ленинцы сразу оказались в центре политического внимания и
ненависти классовых врагов, отнюдь не является случайным, наоборот,
безошибочно предсказывает будущее. Большевизм, который кажется сектантством
филистерам всех мастей, сочетает на самом деле идейную непримиримость с
величайшей чуткостью в отношении движения масс. Сама идейная непримиримость
есть не что иное, как очищение сознания передовых рабочих от рутины,
косности, нерешительности, т. е. воспитание авангарда в духе самых смелых
решений, подготовка его к участию в массовой борьбе не на жизнь, а на
смерть.
19. Ни одна революционная группировка в мировой истории не стояла еще
перед таким страшным давлением, как группировка IV Интернационала.
"Коммунистический манифест" Маркса-Энгельса говорил об объединившихся против
коммунизма силах "папы и царя... французских радикалов и немецких
полицейских". Из этого списка выпал только царь. Но сталинская бюрократия
представляет ныне неизмеримо более грозное и вероломное препятствие на пути
мировой революции, чем некогда самодержавный царь. Авторитетом Октябрьской
революции и знаменем Ленина Коминтерн прикрывает политику социал-патриотизма
и меньшевизма. Мировая агентура ГПУ уже сейчас, рука об руку с полицией
"дружественных" империалистических стран, ведет систематическую работу
против Четвертого Интернационала. В случае наступления войны объединенные
силы империализма и сталинизма обрушат на революционных интернационалистов
неизмеримо более свирепые преследования, чем те, какие генералы
Гогенцоллерна совместно с социал-демократическми палачами обрушили в свою
время на Люксембург, Либкнехта и их сторонников.
20. Секции Четвертого Интернационала не пугаются ни грандиозности
задач, ни ожесточенной ненависти врагов, ни даже своей собственной
сегодняшней малочисленности. Уже сейчас борющиеся массы, еще не сознавая
того, стоят гораздо ближе к нам, чем к своим официальным вождям. Под ударами
надвигающихся событий в рабочем движении будет идти все более быстрая и
глубокая перегруппировка. Во Франции социалистическая партия окажется скоро
вытеснена из рядов пролетариата. В коммунистической партии надо с
уверенностью ждать расколов. В профсоюзах создастся могущественное левое
течение, восприимчивое к лозунгам большевизма. В иной форме, но одинаковые
же по существу процессы произойдут и в других странах, вовлеченных в
революционный кризис. Организации революционного авангарда выйдут из
изолированности. Лозунги большевизма станут лозунгами масс. Ближайшая эпоха
будет эпохой Четвертого Интернационала.
[Л.Д.Троцкий]
[Не ранее июня 1936 г.]
Европа превратилась в огромную и очень суровую школу для пролетариата.
В одной стране за другой разыгрываются события, которые требуют от рабочих
великих жертв кровью, но которые до сих пор приводили к победе врагов
пролетариата (Италия, Германия, Австрия...). Политика старых рабочих партий
показывает, как нельзя руководить пролетариатом, как нельзя подготовить
победу.
Гражданская война в Испании сейчас, когда пишутся эти строки, еще не
закончилась. Рабочие всего мира страстно ждут вести о победе испанского
пролетариата. Если эта победа, как мы твердо надеемся, будет одержана,
придется сказать: рабочие победили на этот раз, несмотря на то, что их
руководство сделало все для того, чтоб подготовить поражение. Тем больше
чести и славы испанским рабочим!
Социалисты и коммунисты принадлежат в Испании к Народному фронту,
который однажды уже предал революцию, но благодаря рабочим и крестьянам
одержал снова победу и создал в феврале "республиканское" правительство196.
Через шесть месяцев после этого "республиканская" армия выступает в поход
против народа197. Выходит так, что правительство Народного фронта содержало
на народные деньги офицерскую касту, снабжало ее авторитетом, властью,
оружием, отдавало ей под команду молодых рабочих и крестьян, - и все это для
того, чтобы облегчить ей подготовку разгрома рабочих и крестьян.
Мало того: и сейчас, во время гражданской войны, правительство
Народного фронта делает все, что может, чтобы затруднить победу. Гражданская
война ведется, как известно, не только военными, но и политическими мерами.
В чисто военном смысле испанская революция пока еще слабее врага. Ее сила в
том, что она может поднять на ноги большие массы. Она может даже отнять у
реакционного офицерства его армию: для этого надо только серьезно и смело
выдвинуть программу социальной революции. Нужно провозгласить, что земля,
заводы, фабрики переходят отныне от капиталистов к народу. Нужно на деле
приступить к осуществлению этой программы в тех районах, где власть в руках
рабочих. Фашистская армия не выдержала бы действия такой программы в течение
24 часов: солдаты связали бы своих офицеров по рукам и ногам и доставили бы
их в ближайшие штабы рабочей милиции. Но буржуазные министры не могут
допустить такой программы. Тормозя социальную революцию, они заставляют
рабочих и крестьян проливать в десять раз больше крови в гражданской войне.
В довершение всего эти господа надеются после победы снова разоружить
рабочих и потребовать от них уважения к священным законам частной
собственности. Такова подлинная суть политики Народного фронта. Все
остальное - фразы и ложь!
Сейчас многие сторонники Народного фронта укоризненно покачивают
головами по адресу мадридских правителей: "Как же это они не досмотрели?
Почему они не произвели вовремя чистку армии? Почему не приняли необходимых
мер?" Особенно много таких критиков во Франции, где, однако, политика вождей
Народного фронта ничем решительно не отличается от политики их испанских
коллег. Несмотря на суровый испанский урок, можно сказать заранее, что
правительство Леона Блюма никакой серьезной чистки армии не произведет.
Почему? Потому что рабочие организации находятся в коалиции с радикалами,
следовательно, в плену у буржуазии.
Наивно плакаться по поводу того, что испанские республиканцы, или
социалисты, или коммунисты чего-то недоглядели, что-то прозевали. Дело
совсем не в дальнозоркости того или другого министра или вождя, а в общем
направлении политики. Рабочая партия, которая вступает в политический союз с
радикальной буржуазией, тем самым отказывается от борьбы с капиталистическим
милитаризмом. Буржуазное господство, т. е. сохранение частной собственности
на средства производства, немыслимо без поддержки эксплуататоров военной
силой. Офицерский корпус представляет собой гвардию капитала. Без этой
гвардии буржуазия не продержалась бы и одного дня. Подбор людей, их обучение
и воспитание делают офицерство в целом непримиримым врагом социализма.
Отдельные исключения не в счет. Так обстоит дело во всех буржуазных странах.
Опасность не в военных крикунах и демагогах, которые выступают открыто, как
фашисты; неизмеримо грознее тот факт, что весь офицерский корпус при
приближении пролетарской революции окажется палачом пролетариата. Выбросить
100 или 500 реакционных агитаторов из армии значит оставить, по существу
дела, все по-старому. Офицерский корпус, в котором сосредоточены вековые
традиции порабощения народа, надо распустить, раскассировать, разгромить
целиком и без остатка. Казарменную армию, которой командует офицерская
каста, надо заменить народной милицией, т. е. демократической организацией
рабочих и крестьян. Другого решения нет. Но такая армия несовместима с
господством эксплуататоров, больших и малых. Могут ли буржуазные
республиканцы согласиться на подобную меру? Ни в каком случае. Правительство
Народного фронта, т. е. правительство коалиции рабочих с буржуазией, есть по
самой своей сути правительство капитуляции перед бюрократией и офицерством.
Таков величайший урок испанских событий, оплачиваемый ныне тысячами
человеческих жизней.
Политический союз рабочих вождей с буржуазией прикрывается защитой
"республики". Испанский опыт показывает, как выглядит эта защита на деле.
Слово "республиканец", как и слово "демократ", есть сознательное
шарлатанство, служащее для прикрытия классовых противоречий. Буржуа бывает
республиканцем до тех пор, пока республика охраняет частную собственность.
Рабочие же пользуются республикой для того, чтобы низвергнуть частную
собственность. Другими словами: республика теряет всякую цену для буржуа в
тот момент, когда она начинает приобретать цену в глазах рабочего. Радикалы
не могут вступать в блок с рабочими партиями, не обеспечив себе опору в лице
офицерского корпуса. Недаром во главе военного министерства во Франции встал
Даладье. Французская буржуазия уже не раз доверяла ему этот пост, и он
никогда не обманывал ее. Поверить, что Даладье способен очистить армию от
фашистов и реакционеров, другими словами, разогнать офицерский корпус, могут
только люди типа Мориса Паза или Марсо Пивера. Но их никто не берет всерьез.
Но тут нас перебивает возглас: "Как можно распустить офицерский корпус?
Ведь это значит разрушить армию и оставить страну безоружной перед лицом
фашизма. Гитлер или Муссолини только этого и ждут!" Все эти доводы хорошо
известны. Так рассуждали русские кадеты, эсеры и меньшевики в 1917 году. Так
рассуждали вожди испанского Народного фронта. Испанские рабочие наполовину
верили этим рассуждениям, пока не убедились на опыте, что ближайший
фашистский враг сидит в испанской армии. Недаром наш старый друг Карл
Либкнехт учил: "Главный враг - в собственной стране!"
"Юманите" слезно молит очистить армию от фашистов. Но какая цена этим
мольбам? Вотировать деньги на содержание офицерского корпуса, состоять в
союзе с Даладье и через него с финансовым капиталом, поручать Даладье армию
и в то же время требовать, чтоб эта насквозь капиталистическая армия служила
"народу", а не капиталу, - значит либо впасть в полный идиотизм, либо
сознательно обманывать трудящиеся массы.
"Но не можем же мы остаться без армии, - повторяют социалистические и
коммунистические вожди, - ведь мы же должны защищать нашу демократию и
вместе с нею Советский Союз от Гитлера!" После испанского урока нетрудно
предвидеть последствия этой политики как для демократии, так и для
Советского Союза. Выбрав благоприятный момент, офицерский корпус рука об
руку с распущенными фашистскими лигами перейдет в наступление против
трудящихся масс и, если одержит над ними победу, разгромит жалкие остатки
буржуазной демократии и протянет руку Гитлеру для совместной борьбы против
СССР.
Нельзя без возмущения и прямого отвращения читать статьи "Попюлера" и
"Юманите" по поводу испанских событий. Эти люди ничему не учатся. Они не
хотят учиться. Они сознательно закрывают глаза на факты. Для них главный
урок состоит в том, что нужно во что бы то ни стало сохранить "единство"
народного фронта, т. е. единство с буржуазией, дружбу с Даладье.
Конечно, Даладье - великий "демократ". Но можно ли сомневаться хотя на
минуту, что, помимо официальной работы в министерстве Блюма, он ведет
большую неофициальную работу - в генеральном штабе, в офицерском корпусе?
Там сидят люди серьезные, которые умеют глядеть в глаза фактам, а не
упиваться пустой риторикой в духе Блюма. Там готовятся ко всяким
неожиданностям. Даладье, несомненно, сговаривается с военными вождями о
необходимых мерах на тот случай, если рабочие проявят революционную
активность. Генералы, конечно, охотно идут навстречу Даладье. А между собою
генералы говорят: "Потерпим Даладье, пока не справимся с рабочими, а там
поставим более крепкого хозяина". Тем временем социалистические и
коммунистические вожди повторяют изо дня в день: "Наш друг Даладье." Рабочий
должен ответить им: "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты!"
Люди, которые доверяют армию старому агенту капитала Даладье, недостойны
доверия рабочих.
Конечно, пролетариат Испании, как и Франции, не хочет оставаться
безоружным перед лицом Муссолини или Гитлера. Но чтобы отстоять себя от них,
нужно разгромить врага в собственной стране. Нельзя опрокинуть буржуазию, не
сломив офицерский корпус. Нельзя сломить офицерский корпус, не опрокинув
буржуазию. В каждой победоносной контрреволюции офицерство играло решающую
роль. Каждая победоносная революция, если она имела глубокий социальный
характер, разрушала старое офицерство. Так поступила Великая французская
революция в конце 18 века. Так поступила Октябрьская революция 1917 года.
Чтобы решиться на такую меру, нужно перестать ползать на коленях перед
радикальной буржуазией. Нужно создать подлинный союз рабочих и крестьян -
против буржуазии, в том числе и радикальной. Нужно довериться силе,
инициативе, мужеству пролетариата. Он сумеет завоевать на свою сторону
солдат. Это будет настоящий, а не поддельный союз рабочих, крестьян и
солдат. Такой союз создается и закаляется сейчас в огне гражданской войны в
Испании. Победа народа будет означать конец Народному фронту и начало
Советской Испании. Победоносная социальная революция в Испании неизбежно
перебросится на остальную Европу. Для фашистских палачей в Италии и Германии
она неизмеримо страшнее, чем все дипломатические и все военные союзы.
Л.Троцкий
30 июля 1936 г.
19 октября [193]6 [г.]
Уважаемый товарищ,
Как мы вам уже сообщили при устной беседе, мы лишены возможности
напечатать ваше письмо в "Бюллетене", ибо оно затрагивает вопрос, который
непосредственно и близко интересовал Редактора199, лишенного, как вы знаете,
возможности, высказаться по затрагиваемому вами вопросу.
Чтобы попытаться по крайней мере довести до его сведения ваше письмо,
вы должны были бы дать нам перевод его на немецкий или франц[узский] язык,
ибо письма и документы к нему на русском языке не допустаются200.
Что касается подтверждения в "Бюллетене" получения вашего письма, как
мы о том вам обещали, - это не удалось в нынешнем номере по техническим
причинам. Мы это следаем в след[ующем] номере, если вы будете настаивать201.
С ком[мунистическим] приветом. Редакция.
Вооружение Германии202 и итальянское нападение на Абиссинию положили
конец послевоенной эпохе и официально открыли новую предвоенную эпоху.
Июньское стачечное движение во Франции и Бельгии открывает новую эпоху
революционного прибоя. Все оппортунистические, социал-патроиотические и
центристско-пацифистские партии рабочего класса попадают в тиски между
надвигающейся войной и надвигающейся революцией. Первыми будут раздавлены в
этих тисках промежуточно-центристские организации,объединяющиеся вокруг так
называемого Лондонского бюро.
События последних двух лет полностью и исчерпывающе подтвердили
марксистскую оценку партий, объединенных вокруг Лондонского бюро, как
консервативных центристских организаций, неспособных противостоять напору
реакции и шовинизма и обреченных в нашу эпоху сдвигаться вправо. Простой
перечень фактов не оставляет на этот счет места никаким сомнениям.
1. SAP, вдохновительница лондонского объединения, вызвала раскол в
голландской Революционной социалистической партии с единственной целью
повернуть ее на путь центризма, вступила в "народный фронт" немецкой
эмиграции, самый бесчестный и обманчивый из всех народных фронтов, взяла на
себя вероломную защиту сталинской бюрократии против большевиков-ленинцев и
фактически ведет борьбу только и исключительно против Четвертого
Интернационала.
2. ILP сделала попытку занять в итало-абиссинском конфликте
принципиально правильную позицию. Однако пацифистско-парламентския клика
Макстона, видящая в партии лишь свой технический аппарат, путем грубого
ультиматума повернула партию на путь пацифистской прострации и приняла
одновременно исключительнй закон против фракций, т. е. фактически против
революционного марксистского крыла. В вопросе об СССР ILP ведет
отождествление Октябрьской революции и бонапартистской бюрократии,
рекламирует, в частности, сикофантскую компиляцию203 Веббов, которая
способна толкьо обмануть рабочих относительно действительных путей и методов
пролетарской революции.
3. Испанская партия марксистского единства выдвинула платформу
"демократической социалистической революции" и тем начисто отреклась от
теории Маркса, Ленина и от опыта Октябрьской революции, одинаково
показавших, что пролетарская революция не может развиваться в рамках
буржуазной демократии, что "синтез" буржуазной демократии и социализма есть
не что иное как социал-демократия, т. е. организованное предательство
исторических интересов пролетариата. В полном соответствии со своей
платформой испанская партия оказалась во время последних выборов в
антимарксистском единстве с партией Асаньи: в составе народного фронта, т.
е. в хвосте партий левой буржуазии. Последняя критика народного фронта со
стороны вождей партии не ослабляет их преступлений ни на волос, ибо
революционные партии познаются по тому, как они действуют в критические
моменты, а не по тому, что они сами про себя говорят на другой день после
событий. За все годы испанской революции позиция Маурина-Нина обнаружила
полную неспособность перейти от мелкобуржуазной фразы к пролетарскому
действию.
Во Франции блок с Дорио и Марсо Пивером против Четвертого
Интернационала очень скоро раскрыл свой реакционный характер: Дорио, под
покровительством которого собиралась последняя конференция Лондонского бюро,
перешел вскоре со своей организацией в лагерь реакции. Марсо Пивер состоит
теперь агентом для левых поручений при Леоне Блюме, который через буржуазную
полицию конфискует революционную рабочую газету и через буржуазный суд
преследует сторонников Четвертого Интернационала.
На последнем конгрессе NAP (май 1936 г.), единственной массовой
организации, примыкавшей к Лондонскому бюро, не разделось ни одного голоса
против разрыва этой партии с Лондонским бюро. Этот красноречивый факт
является неопровержимым свидетельством того, что принадлежность к
Лондонскому бюро имеет чисто внешнее, показное значение, никого ни к чему не
обязывает, никак не отражается на внутренней жизни отдельных организаций и
потому не способна даже формировать в нем подобие левого крыла.
Партии Лондонского бюро не имеют ни самостоятельной доктрины, ни
самостоятельной политики. Они размещаются и колеблются между левым крылом
Второго Иентернационала и Третим Интернационалом в его последнем новейшем
фазисе (народный фронт, блок буржуазии для защиты СССР, защита
демократического отечества и пр.). В этом смысле он представляет новое
издание Интернационала 2 е оплодотворило рабочее движение и не
только не вызвало враждебного внимания Второго и Третьего Интернационалов, -
наоборот, сблизилось с ними в травле Четвертого Интернационала.
Сейчас, когда два старых Интернационала так близко сходятся друг с
другом, существование промежуточнонго Интернационала становится совершенно
бессмысленным.
Когда призрак новой войны стал наполняться плотью и кровью, Лондонское
бюро, руководимое SAP, вместо вопроса о программе, большевистской политике,
об отборе революционных кадров, выбросило ничего не говорящий лозунг "Новый
Циммервальд!" Все те, которые пугаются революционных трудностей, связанных с
опасностями войны, поспешили уъватиться за исторический призрак. Прошло
нсколько месяцев, и сами инициаторы забыли о своем изобретении. Между тем
опасность войны и задача строительства нового Интернационала на гранитном
фундаменте принципов остается во всей своей силе.
Можно спокойно оставить без особого рассмотрения шведскую партию,
которая не выходит за пределы провинциального пацифизма, и тем более группы
в Польше, Румынии, Болгарии, лишенные какого бы то ни было качественного или
количественного значения. Примыкающее к Лондонскому бюро Стокгольмское бюро
молодежи ведет политику SAP, то есть двойственности и фальши, особенно
деморализующую и губительную в отношении нового революционного поколения.
Физиономия Стокгольмского бюро лучше всего характеризуется тем, что для
беспрепятственного продолжения своей дружественной политики по отношению к
худшим оппортунистическим, патриотическим группировкам, оно сочло
необходимым ислючить из своих рядов представителя большевиков-ленинцев,
который был в меньшинстве и не требовал для себя ничего, кроме права
свободной критики. Этим актом вожди Лондонского и Столкгольмского бюро
доказали наглядно даже для слепых, что революционерам нет и не может быть
места в рядах этих организаций.
Интересы Четвертого Интернационала, т. е. пролетарской революции,
исключают какое бы то ни было сближение, какую бы то ни было
снисходительность и терпимость по отношению к партиям, группам и лицам,
которые на каждом шагу злоупотребляют именами Маркса, Энгельса, Ленина,
Люксембург, Либкнехта для целей, прямо противоположных идеям и примеру этих
учителей и борцов.
Вожди важнейших организаций Лондонского бюро не юноши и не новички. У
всех у них долгое прошлое оппортунизма, пацифизма и центристских шатаний. Ни
война, ни Октябрьская революция, ни разгром германского и австрийского
пролетариата или предательский поворот Коминтерна, ни приближение новой
войны ничему не научили их, наоборот, деморализовали. Возлагать надежды на
их революционное перевоспитание нет ни малейшего основания.
Прямой обязанностью пролетарских революционеров является
систематическое и непримиримое разоблачение половинчатости и двойственности
Лондонского бюро, как ближайшей и непосредственной помехи на пути
дальнейшего строительтва Четвертого Интернационала.
[Л.Д.Троцкий]
[Июль 1936 г.]
1) С Литвиновым я встретился впервые осенью 1902 года в Цюрихе, где он
временно заведовал экспедицией "Искры". Он показался мне тогда больше
дельцом, т. к. вел конторские книги (не бог весть какие), надписывал адреса
и пр. Но и помимо этого в нем было нечто деляческое. Мне показалось также,
что он был недоволен своей работой, как слишком технической и маленькой.
Может быть, это было ошибочное впечатление. Помню, встретил он нас, молодых
посетителей экспедиции, не очень дружелюбно. Надо прибавить, что киевские
беглецы составляли тогда среди эмиграции своего рода аристократию.
О тогдашних отношениях Литвинова с Лениным ничего сказать вам не могу.
Вы, конечно, знаете, что в "Пролетарской революции" напечатана обширная
переписка Ленина и Крупской с Литвиновым, относящаяся, правда, к несколько
более позднему времени.
2) Блюменфельда205 я знал довольно хорошо. Это был живой, горячий и
упрямый человек, весьма преданный делу. С Засулич он был очень дружен, а у
Веры Ивановны [Засулич] было хорошее чутье на людей. Рассказывал ли мне
Блюменфельд о поведении Литвинова в киевской тюрьме? Не помню. Что сталось с
Блюменфельдом - не знаю.
3) О поведении Литвинова на съезде заграничной лиги206 вскоре после 2
съезда партии - совершенно не помню. Литвинов был в то время малозаметной
фигурой и вряд ли мог особенно выделиться на съезде лиги. Во всяком случае,
протоколы лиги были в свое время напечатаны, а в последние годы
перепечатаны, кажется, в той же "Пролетарской революции". К сожалению, у
меня этих изданий нет.
4) Что импонировало Литвинову в Ленине? Думаю, что характер, решимость,
твердость. Сам Литвинов, несомненно, отличается крепким характером. Помню,
Ленин как-то шутя сказал о нем: "Самый крокодилистый из наших дипломатов".
Правда, Ленин сказал это с укором по поводу какой-то излишней уступки
Литвинова: смотрите, мол, самый крокодилистый, а все-таки сдал...
5) Крохмаль207 был типичнейшим представителем той мелкобуржуазной
интеллигенции, которая органически тяготела к меньшевикам. Если вас
интересуют внешние черты, то могу сообщить следующее: Крохмаль был высокого
роста, сильно заикался, и это мешало ему как оратору. По профессии он был
адвокатом. В обывательском смысле неглупый человек, более образованный, чем
Литвинов, но несомненно уступающий ему в характере. Что с ним стало? В 1917
году он был, кажется, правым меньшевиком. Оставался ли в России при
советской власти, жив ли сейчас или нет, - не знаю.
Марьяна Гурского208 я знал сравнительно мало. Он производил впечатление
хорошего и честного, но малосамостоятельного человека.