Страница:
большевиков-ленинцев. Они должны, видите ли, отказаться от собственного
имени. Почему? Разве это имя отпугивает рабочих? Наоборот, если так
называемые "коммунисты", несмотря на все совершенные ими измены и
преступления, удерживают под своим знаменем значительную часть пролетариата,
то только потому, что они все еще представляются массам носителями традиций
Октябрьской революции. Рабочие не боятся ни большевизма, ни ленинизма. Они
лишь спрашивают себя (и хорошо делают!): подлинные ли это большевики или
поддельные? Долг последовательных пролетарских революционеров - не
отказываться от имени большевиков, а доказать массам на деле свой
большевизм, т. е. революционную последовательность и беззаветную преданность
делу угнетенных.
Но зачем же, - настаивает Пивер, - наклеивать себе на пупок этикетку
вместо того, чтобы "suivre les enseignements qu il comporte"56? Но ведь сам
Пивер тоже носит "этикетку" социалиста. В области политики, как и в других
областях человеческой деятельности, нельзя обходиться без "этикеток", т. е.
возможно точных названий и определений. Имя "социалиста" не только
недостаточно, но прямо обманчиво, ибо социалистами называют себя во Франции
все, кому не лень. Своим именем большевики-ленинцы говорят всем и каждому,
что теорию их составляет марксизм; что это - не извращенный и
проституированный "марксизм" реформистов (a la Поль Фор, Ж.Лонге и пр.), а
подлинный марксизм, восстановленный Лениным и применяемый им к основным
вопросам эпохи империализма; что они опираются на опыт Октябрьской
революции, развитый в решениях первых четырех конгрессов Коминтерна; что они
солидарны с той теоретической и политической работой, которую проделала
"левая оппозиция" Коминтерна (1923-1932), наконец, что они стоят под
знаменем борьбы за Четвертый Интернационал. В политике имя есть знамя. Кто
откажется сегодня от революционного имени в угоду Леону Блюму и К , тот
столь же легко откажется завтра от красного знамени в пользу трехцветного57.
Совершенно аналогичную политическую ошибку делает Пивер и в вопросе о новом
Интернационале, когда он провозглашает право каждого социалиста надеяться на
лучший Интернационал - "avec ou sans changement de numномера" (вполне, увы, в духе филистеров из SAP)
представляет политическую ошибку того же типа, что и ирония насчет
"этикетки". Политически вопрос стоит так: может ли мировой пролетариат вести
с успехом борьбу против войны, фашизма, капитализма под руководством
реформистов или сталинцев (т. е. советской дипломатии)? Мы отвечаем: не
может. Второй и Третий Интернационалы исчерпали себя и стали помехами на
пути революционной борьбы. "Реформировать" их нельзя, так как весь состав
руководства в корне враждебен задачам и методам пролетарской революции. Кто
понял до конца крушение двух старых Интернационалов, тот не может не поднять
знамя нового Интернационала. "Avec ou sans changement de num Не случайно три старых интернационала оказались
"перенумерованы". Каждый "номер" означает определенную эпоху, программу и
методы действия. Новый интернационал должен явиться не суммой двух трупов,
как мечтает старый социалист Жиромский, обнаруживший в себе неожиданное
призвание "защищать СССР", а живым отрицанием этих трупов и в то же время
продолжением совершенной ими исторической работы. Другими словами: дело идет
о Четвертом Интернационале. "Номер" означает здесь определенную перспективу
и программу, т. е. знамя. Пусть филистеры иронизируют по этому поводу.
Подражать им не следует.
Неприязнь к "этикеткам" и "номерам" в политике так же вредна, как
неприязнь к точным терминам в науке. В том и другом случае мы имеем перед
собою безошибочный симптом недостаточной ясности в самих мыслях. Ссылки на
"массы" служат в таких случаях только прикрытием собственных колебаний.
Рабочий, который еще верит Вандервельде или Сталину, конечно, будет врагом
Четвертого Интернационала. Рабочий, который понял, что Второй и Третий
Интернационалы мертвы для дела революции, немедленно станет под наше знамя.
Именно поэтому было бы преступлением прятать это знамя под стол.
*
Пивер ошибается, когда думает, будто большевизм непримирим с
существованием фракций. Принцип большевистской организации есть
демократический централизм, обеспечивающий полную свободу критики и
группировок, как и железную дисциплину действия. История большевистской
партии есть в то же время история внутренней борьбы идей, группировок и
фракций. Правда, весною 1920 г.59, в момент страшного кризиса, голода,
холода, острого недовольства масс, Х съезд большевистской партии,
насчитывавшей к тому времени уже 17 лет существования, запретил фракции. Но
мера эта считалась самими инициаторами исключительной, временной, и
применялась ЦК в высшей степени осторожно и эластично. Действительное
подавление фракций началось лишь с победой бюрократии над пролетарским
авангардом и скоро привело к фактической смерти партии. Четвертый
Интернационал, разумеется, не потерпит в своих рядах механической
"монолитности". Наоборот, он имеет одной из важнейших своих задач возродить
на более высоком историческом уровне революционную демократию пролетарского
авангарда. Большевики-ленинцы рассматривают себя как одну из фракций
строящегося Интернационала. Они вполне готовы работать рука об руку с
другими действительно революционными фракциями. Но они категорически
отказываются приспосабливать свою политику к психологии оппортунистических
клик и отрекаться от собственного знамени.
Л.Троцкий
7 августа 1935 г.
Дорогой тов. Феннер Броквей,
Я очень рад тому, что товарищ Айзекс удовлетворил Вас своими
сообщениями о Китае. Он действительно хорошо осведомлен о положении в стране
и очень добросовестно относится к собиранию материалов, что, увы,
встречается не часто.
Большое спасибо за присылку "Нью Лидер". Я получал и раньше Вашу
газету, но неправильно, через Париж, с большими запозданиями. Во всяком
случае, я внимательно следил за "Нью Лидер", особенно в течение последних
месяцев.
Не так давно я получил брошюрку "What the ILP stands for"60, в которой
собраны важнейшие документы Вашей партии. Плодом моего изучения этих
документов явилась статья для нашего американского органа "Нью
Интернэйшенал"61. Я надеюсь, что Вы получаете это издание. Во всяком случае,
я попрошу немедленно выслать Вам несколько оттисков статьи, как только она
будет переведена и напечатана.
Статьи "Нью Лидер" по вопросу о нападении Муссолини на Эфиопию и, в
частности, по вопросу о политике британского правительства в этом деле,
прекрасны. Если развивать основную идею этих статей до конца, то получится
политика Ленина и Либкнехта во время войны. Лучших образцов мы найти не
можем. Но... эта политика совершенно несовместима, на мой взгляд, с нынешним
отношением НРП к Коминтерну и его британской секции. Резолюции 17-го
конгресса представляют наиболее злокачественную из всех
социал-патриотических отрав. Думать, что можно создать Интернационал
совместно с этими отравителями, значит фактически прикрывать
социал-патриотизм новейшего и опаснейшего образца. Не случайно Ленин и
Либкнехт уже в начале войны провозгласили необходимость Третьего
Интернационала: Ленин - в 1914 году, Либкнехт - в 1915 г. Борьба против
войны может быть только интернациональной. В вопросе об Интернационале нет
места ни иллюзиям, ни дипломатии.
Простите, что я позволил себе высказаться по вопросу, по которому Вы
вовсе не спрашивали моего мнения. Моя критика НРП продиктована отнюдь не
какой-либо предвзятой враждебностью, а наоборот, сочувственным вниманием к
ее эволюции и искренним желанием ее успеха на пути революционного марксизма.
Надвигающаяся война может временно изолировать интернационалистов и создать
для них тягчайшие условия политического существования. Выдержать бешеный
напор буржуазного общественного мнения (не говорю уж о репрессиях) они
смогут лишь при наличии двух условий: а) полной ясности своих позиций, б)
тесной интернациональной связи между собою.
С братским приветом
Л.Троцкий
17 сентября 1935 [г.]
Британская независимая рабочая партия и борьба за Четвертый
Интернационал
На полдороге
Если исключить голландскую Революционно-социалистическую партию,
стоящую под знаменем IV Интернационала, то можно с уверенностью сказать, что
среди партий, примыкающих к Амстердамско-Лондонскому бюро, британская НРП
стоит на левом фланге. В отличие от САП, которая за последний период
сдвинулась вправо, в сторону вульгарнейшего мелкобуржуазного пацифизма, НРП
проделала, несомненно, серьезное развитие влево. Разбойничий поход Муссолини
на Эфиопию обнаружил это с несомненностью. По вопросу о Лиге Наций, о роли в
ней британского империализма и о "мирной" политике Лейбор Парти "Нью Лидер"
опубликовал, пожалуй, лучшие статьи во всей рабочей печати. Но если одна
ласточка не делает весны, то и несколько хороших статей еще не определяют
политику партии. По вопросу о войне сравнительно легко занять
"революционную" позицию; но крайне трудно сделать из этой позиции все
необходимые теоретические и практические выводы. Между тем к этому именно
сводится задача.
Скомпрометированный опытом 1914-1918 годов, социал-патриотизм нашел
сейчас новый источник питания в виде сталинизма. Буржуазный шовинизм
получает благодаря этому возможность развить бешеную атаку против
революционных интернационалистов. Колеблющиеся элементы, так называемые
центристы, неизбежно капитулируют перед натиском шовинизма накануне войны
или в начале ее. Разумеется, они будут прикрываться при этом ссылкой на
"единство", на необходимость не отрываться от массовых организаций и проч.
Формулы лицемерия, которые служат центристам для прикрытия их трусости перед
буржуазным общественным мнением, очень разнообразны, но назначение их одно:
прикрыть капитуляцию. "Единство" с социал-патриотами - не временное
сосуществование с ними в общей организации в целях борьбы с ними, а единство
как принцип есть единство с собственным империализмом и, следовательно,
открытый разрыв с пролетариатом других национальностей. Центристский принцип
единства во что бы то ни стало есть подготовка самого злокачественного
раскола по линиям империалистических противоречий. Мы видим уже сегодня во
Франции, как группа "Спартак", переводящая идеи САП на французский язык,
проповедует во имя "единства" с массами политическую капитуляцию перед
Блюмом, который был и остается главным агентом французского империализма в
среде рабочего класса.
После разрыва с Лейбор Парти НРП вступила в близкую связь с британской
компартией и через нее с Коминтерном. Острые денежные затруднения, которые
испытывает "Нью Лидер" и сейчас, показывают, что НРП сумела сохранить свою
полную материальную независимость от советской бюрократии и ее методов
коррупции. Этому можно только радоваться. Тем не менее связь с компартией не
прошла бесследно: наперекор своему имени НРП не стала действительно
независимой, а превратилась как бы в довесок к Коминтерну. Она не уделяла
необходимого внимания массовой работе, которая невозможна вне
профессиональных союзов и Лейбор Парти; взамен этого она увлекалась
Амстердам-Плейельским маскарадом, Антиимпериалистической лигой и другими
суррогатами революционной работы. В результате она представлялась рабочим
коммунистической партией второго сорта. Столь невыгодное положение НРП не
было случайным: оно определялось отсутствием у нее твердой принципиальной
базы под ногами. Ни для кого не секрет, что сталинизм долго импонировал
вождям НРП своими штампованными формулами, которые представляют жалкий
бюрократический фальсификат ленинизма.
Попытка, которую сделал свыше двух лет тому назад автор этих строк
объясниться с вождями НРП в нескольких статьях и письмах, не привела к
результату: наша критика Коминтерна казалась, несомненно, в тот период
вождям НРП "предвзятой" и продиктованной "фракционными", пожалуй, даже
"личными" мотивами. Не оставалось ничего другого, как предоставить слово
времени. Последние два года были для НРП бедны успехами, но богаты опытом.
Социал-патриотическое вырождение Коминтерна, прямое последствие теории и
практики "социализма в отдельной стране", стало из предвидения живым и
неоспоримым фактом. Поняли ли вожди НРП смысл этого факта? Готовы ли и
способны ли они сделать из него все необходимые выводы? От ответа на этот
вопрос зависит дальнейшая судьба НРП.
От пацифизма к пролетарской революции - такова, несомненно, общая
тенденция развития НРП. Но это развитие далеко еще не нашло законченной
программы. Хуже того, не без влияния старых и опытных оппортунистических
комбинаторов из немецкой САП, вожди НРП как бы остановились на полдороге и
топчутся на месте.
В следующих ныне критических строках мы хотим остановиться
преимущественно на двух вопросах: на отношении НРП ко всеобщей стачке в
связи с борьбой против войны и на позиции НРП в вопросе об Интернационале. И
там, и здесь мы найдем элементы половинчатости: в вопросе о всеобщей стачке
половинчатость принимает форму безответственной радикальной фразы; в вопросе
об Интернационале - половинчатость останавливается перед радикальным
решением. Между тем марксизм и ленинизм, как его прямое продолжение,
совершенно не мирятся ни со склонностью к радикальной фразе, ни с боязнью
радикальных решений.
Различные категории всеобщей стачки
Вопрос о всеобщей стачке имеет длинную и богатую историю, как
теоретическую, так и практическую. Между тем вожди НРП действуют так, как
если бы им первым пришла в голову мысль о всеобщей стачке в качестве
средства предотвратить войну. В этом их величайшая ошибка. Именно в вопросе
о всеобщей стачке нельзя импровизировать. Мировой опыт борьбы за последние
40 лет в самом основном подтвердил то, что говорил о всеобщей стачке Энгельс
в конце прошлого века, главным образом на основании опыта чартистов, отчасти
бельгийцев. Предупреждая австрийских социал-демократов против слишком
легкого отношения ко всеобщей стачке, Энгельс писал Каутскому 3 ноября 1893
г.: "Ты сам говоришь, что баррикады устарели (они могут, однако, снова стать
полезными, когда армия на 1/2 или на 2/5 станет социалистической, и дело
будет идти о том, чтоб дать ей возможность повернуть штыки), но политическая
стачка должна либо сейчас же победить, одной только угрозой (как в Бельгии,
где армия была очень шаткой), или же должна закончиться колоссальным фиаско,
или наконец прямо вести на баррикады"62. Эти сжатые строки дают, кстати
сказать, замечательное выражение взглядам Энгельса на ряд вопросов. Сколько
было споров по поводу знаменитого предисловия Энгельса к марксовой
"Классовой борьбе во Франции" (1895 г.)63 - предисловия, смягченного и
урезанного в свое время в Германии по цензурным соображениям. Сотни и тысячи
раз филистеры разных мастей утверждали за последние 40 лет, будто "сам
Энгельс" раз навсегда отверг старые, "романтические" методы уличного боя. Но
незачем обращаться к прошлому: достаточно прочитать сегодняшние
необыкновенно невежественные и плоские писания на этот счет Поля Фора,
Леба64 и проч., для которых уже самый вопрос о вооруженном восстании есть
"бланкизм". Между тем, если Энгельс что отвергал, так это, во-первых, путчи,
т. е. несвоевременные вспышки небольшого меньшинства, и, во-вторых,
устарелые, т. е. несоответствующие новым техническим условиям, формы и
методы уличного боя. В цитируемом письме Энгельс мимоходом, как бы говоря о
чем-то само собой разумеющемся, поправляет Каутского: баррикады "устарели"
лишь в том смысле, что буржуазная революция отошла в прошлое, а для
социалистических баррикад время еще не настало. Нужно, чтобы армия на 1/3
или, еще лучше, на 2/5 (конечно, эти цифры даны лишь для иллюстрации)
прониклась симпатиями к социализму, тогда восстание не будет "путчем", тогда
баррикада снова получит права гражданства, - конечно, не баррикада 1848
года, а новая "баррикада", но служащая той же цели: задержать наступление
армии на рабочих, дать солдатам возможность и время почувствовать силу
восстания и тем самым создать наиболее выгодные условия для перехода армии
на сторону восставших. Как далеки эти строки Энгельса - не юноши, а
73-летнего старика! - от тупоумного и реакционного отношения к баррикаде как
к "романтике". Каутский удосужился опубликовать это замечательное письмо
только теперь, в 1935 г.! Без прямой полемики с Энгельсом, которого он до
конца никогда не понимал, Каутский в особом примечании самодовольно
поясняет, что сам он в конце 1893 года опубликовал статью, в которой
"развивал выгоды демократически-пролетарского метода борьбы в
демократических странах по сравнению с политикой насилия". Эти слова о
"выгодах" (будто пролетариат имеет свободу выбора!) звучат особенно хорошо в
наши дни, когда политика Веймарской демократии, не без участия Каутского,
раскрыла до конца все свои... невыгоды. Чтобы не оставлять никакого места
для сомнений о своем отношении ко взглядам Энгельса, Каутский
присовокупляет: "Я выступал за ту самую политику, которую я отстаиваю
сегодня." Чтобы отстаивать "ту самую политику", Каутскому пришлось только
перейти в чехословацкое подданство65: кроме паспорта, ничто не изменилось.
Но вернемся к Энгельсу. В отношении политической стачки он различает,
как мы видели, три случая:
1) Правительство пугается всеобщей стачки и уже в самом начале, не
доводя дела до открытого столкновения, идет на уступки. Энгельс указывает на
"шаткое" состояние армии в Бельгии как на основное условие успеха
бельгийской всеобщей стачки (1893 г.). Нечто подобное, но в более
грандиозном масштабе, произошло в России в октябре 1905 года. После
несчастного исхода русско-японской войны царская армия была или, по крайней
мере, казалась крайне ненадежной. Смертельно напуганное стачкой
петербургское правительство пошло на первые конституционные уступки
(манифест 17 октября 1905 г.)66.
Совершенно очевидно однако, что, не прибегая к решающим боям, правящий
класс может пойти лишь на такие уступки, которые на затрагивают основ его
господства. Так именно и обстояло дело в Бельгии и в России. Возможны ли
такие случаи в будущем? Они неизбежны в странах Востока. Они менее вероятны,
вообще говоря, в странах Запада, хотя вполне возможны и здесь как частные
эпизоды развертывающейся революции.
2) Если армия достаточно надежна и правительство чувствует себя
уверенно; если политическая стачка провозглашена сверху и в то же время
рассчитана не на решающие бои, а на "испуг" врага, то она легко может
оказаться простой авантюрой и обнаружить свою несостоятельность. К этому
надо прибавить: после первых опытов всеобщей стачки, которые самой новизной
своей действовали на воображение как народных масс, так и правительств,
прошло - если оставить в стороне полузабытых чартистов - несколько
десятилетий, в течение которых стратеги капитала накопили огромный опыт. Вот
почему всеобщая стачка, особенно в старых капиталистических странах, требует
тщательного марксистского учета всех конкретных обстоятельств.
3) Остается, наконец, та всеобщая стачка, которая, по выражению
Энгельса, "прямо ведет на баррикады". Такого рода стачка может дать как
полную победу, так и поражение. Но уклонение от боя, когда бой навязывается
объективной обстановкой, ведет неизбежно к самому гибельному и
деморализующему из всех возможных поражений. Исход революционной,
инсуррекционной всеобщей стачки67 зависит, конечно, от соотношения сил, в
состав которого входит очень большое число факторов: классовое расчленение
общества, удельный вес пролетариата, настроение низов мелкой буржуазии,
социальный состав и политические настроения армии и проч. Не последнее место
в числе условий занимает, однако, правильное революционное руководство,
ясное понимание условий и методов всеобщей стачки и ее перехода в открытую
революционную борьбу.
Классификацию Энгельса не надо, разумеется, брать догматически. В
нынешней Франции вопрос, несомненно, идет не о частичных уступках, а о
власти: революционный пролетариат или фашизм? Рабочие массы хотят борьбы. Но
руководство тормозит, обманывает и деморализует рабочих. Всеобщая стачка
может вспыхнуть так же, как вспыхнули движения в Тулоне и Бресте. В этих
условиях, независимо от своего непосредственного результата, всеобщая стачка
будет, конечно, не "путчем", а необходимым этапом в борьбе масс, необходимым
средством освободиться от предательского руководства и создать в самом
рабочем классе предварительные условия победоносного восстания. В этом
смысле вполне правильна политика французских большевиков-ленинцев,
выдвинувших лозунг всеобщей стачки и выясняющих условия ее победы. Против
этого лозунга выступают спартакисты, французские кузены САП, которые уже
теперь, в начале борьбы, начинают играть роль штрейкбрехеров.
Следует прибавить, что Энгельс не указал еще одной "категории" всеобщей
стачки, образец которой дали нам Англия, Бельгия, Франция, как и некоторые
другие страны: дело идет о таких случаях, где руководители стачки заранее,
т. е. до боя, сговариваются о ее ходе и исходе с классовым врагом.
Парламентарии и тре-юнионисты видят в известный момент необходимость дать
выход накопившемуся возмущению масс или попросту вынуждены вприпрыжку
примкнуть к движению, которое вспыхнуло помимо них. В таких случаях они
забегают с черного крыльца к правительству и берут у него разрешение на
руководство всеобщей стачкой, причем обязуются закончить ее как можно скорее
и без повреждения государственной посуды. Иногда, далеко не всегда, им
удается при этом выторговать заранее ничтожные уступки, которые должны
служить для них самих фиговым листком. Так действовал Генеральный совет
британских тред-юнионов (T.U.C.)68 в 1926 г. Так действовал в 1934 г. Жуо.
Так они будут действовать и впредь. Разоблачение этих бесчестных махинаций
за спиной борющегося пролетариата входит необходимой частью в подготовку
всеобщей стачки.
Всеобщая стачка как средство задержать войну ("to stop war")69
К какому же из типов относится та всеобщая стачка, которую НРП намечает
специально на случай мобилизации, как средство приостановить войну в самом
начале?70 Скажем заранее: к самому непродуманному и самому несчастному из
всех возможных типов. Мы не хотим этим сказать, что революция ни в каком
случае не может совпасть с мобилизацией или с началом войны. Если в стране
развивается широкое революционное движение; если во главе его стоит
революционная партия, пользующаяся доверием масс и способная идти до конца;
если потерявшее голову правительство, несмотря на революционный кризис или
именно вследствие такого кризиса, бросается очертя голову в военную
авантюру, то мобилизация может послужить могущественным толчком для масс,
привести ко всеобщей стачке железных дорог, к братанию мобилизованных с
рабочими, к захвату важных узловых пунктов, к столкновению восставших с
полицией и реакционными частями войска, к учреждению местных советов рабочих
и солдат, наконец, к полному низвержению правительства и, следовательно, к
предотвращению войны. Такой случай теоретически возможен. Если "война, - по
словам Клаузевица, - есть продолжение политики другими средствами", то и
борьба против войны есть продолжение всей предшествующей политики
революционного класса и его партии. Отсюда вытекает: всеобщая стачка может
встать в порядок дня как средство борьбы против мобилизации и войны только в
том случае, если все предшествующее развитие страны поставило революцию и
вооруженное восстание в порядок дня. Взятая же как "специальное" средство
борьбы против мобилизации, всеобщая стачка явится чистой авантюрой. Если
оставить в стороне возможный, но все же исключительный случай, когда
правительство бросается в войну, чтобы спастись от непосредственно
угрожающей революции, то останется как общее правило, что как раз до, во
время и после мобилизации правительство чувствует себя наиболее сильным и,
следовательно, наименее склонным позволить запугать себя всеобщей стачкой.
Патриотические настроения, сопровождающие мобилизацию, в сочетании с военным
террором делают само проведение всеобщей стачки, по общему правилу,
безнадежным. Наиболее отважные элементы, которые, не учтя обстановки,
рванутся в борьбу, окажутся раздавленными. Поражение и частичное истребление
авангарда надолго затруднит революционную работу в атмосфере недовольства,
порождаемого войною. Вызванная искусственно стачка должна неизбежно
оказаться путчем и помехой на пути революции.
В своих тезисах, принятых в апреле 1935 г., НРП пишет: "Политика партии
имеет в виду всеобщую стачку, чтобы остановить войну, и социальную революцию
на случай, если война произойдет." Поразительно точное, но - увы -
имени. Почему? Разве это имя отпугивает рабочих? Наоборот, если так
называемые "коммунисты", несмотря на все совершенные ими измены и
преступления, удерживают под своим знаменем значительную часть пролетариата,
то только потому, что они все еще представляются массам носителями традиций
Октябрьской революции. Рабочие не боятся ни большевизма, ни ленинизма. Они
лишь спрашивают себя (и хорошо делают!): подлинные ли это большевики или
поддельные? Долг последовательных пролетарских революционеров - не
отказываться от имени большевиков, а доказать массам на деле свой
большевизм, т. е. революционную последовательность и беззаветную преданность
делу угнетенных.
Но зачем же, - настаивает Пивер, - наклеивать себе на пупок этикетку
вместо того, чтобы "suivre les enseignements qu il comporte"56? Но ведь сам
Пивер тоже носит "этикетку" социалиста. В области политики, как и в других
областях человеческой деятельности, нельзя обходиться без "этикеток", т. е.
возможно точных названий и определений. Имя "социалиста" не только
недостаточно, но прямо обманчиво, ибо социалистами называют себя во Франции
все, кому не лень. Своим именем большевики-ленинцы говорят всем и каждому,
что теорию их составляет марксизм; что это - не извращенный и
проституированный "марксизм" реформистов (a la Поль Фор, Ж.Лонге и пр.), а
подлинный марксизм, восстановленный Лениным и применяемый им к основным
вопросам эпохи империализма; что они опираются на опыт Октябрьской
революции, развитый в решениях первых четырех конгрессов Коминтерна; что они
солидарны с той теоретической и политической работой, которую проделала
"левая оппозиция" Коминтерна (1923-1932), наконец, что они стоят под
знаменем борьбы за Четвертый Интернационал. В политике имя есть знамя. Кто
откажется сегодня от революционного имени в угоду Леону Блюму и К , тот
столь же легко откажется завтра от красного знамени в пользу трехцветного57.
Совершенно аналогичную политическую ошибку делает Пивер и в вопросе о новом
Интернационале, когда он провозглашает право каждого социалиста надеяться на
лучший Интернационал - "avec ou sans changement de numномера" (вполне, увы, в духе филистеров из SAP)
представляет политическую ошибку того же типа, что и ирония насчет
"этикетки". Политически вопрос стоит так: может ли мировой пролетариат вести
с успехом борьбу против войны, фашизма, капитализма под руководством
реформистов или сталинцев (т. е. советской дипломатии)? Мы отвечаем: не
может. Второй и Третий Интернационалы исчерпали себя и стали помехами на
пути революционной борьбы. "Реформировать" их нельзя, так как весь состав
руководства в корне враждебен задачам и методам пролетарской революции. Кто
понял до конца крушение двух старых Интернационалов, тот не может не поднять
знамя нового Интернационала. "Avec ou sans changement de num Не случайно три старых интернационала оказались
"перенумерованы". Каждый "номер" означает определенную эпоху, программу и
методы действия. Новый интернационал должен явиться не суммой двух трупов,
как мечтает старый социалист Жиромский, обнаруживший в себе неожиданное
призвание "защищать СССР", а живым отрицанием этих трупов и в то же время
продолжением совершенной ими исторической работы. Другими словами: дело идет
о Четвертом Интернационале. "Номер" означает здесь определенную перспективу
и программу, т. е. знамя. Пусть филистеры иронизируют по этому поводу.
Подражать им не следует.
Неприязнь к "этикеткам" и "номерам" в политике так же вредна, как
неприязнь к точным терминам в науке. В том и другом случае мы имеем перед
собою безошибочный симптом недостаточной ясности в самих мыслях. Ссылки на
"массы" служат в таких случаях только прикрытием собственных колебаний.
Рабочий, который еще верит Вандервельде или Сталину, конечно, будет врагом
Четвертого Интернационала. Рабочий, который понял, что Второй и Третий
Интернационалы мертвы для дела революции, немедленно станет под наше знамя.
Именно поэтому было бы преступлением прятать это знамя под стол.
*
Пивер ошибается, когда думает, будто большевизм непримирим с
существованием фракций. Принцип большевистской организации есть
демократический централизм, обеспечивающий полную свободу критики и
группировок, как и железную дисциплину действия. История большевистской
партии есть в то же время история внутренней борьбы идей, группировок и
фракций. Правда, весною 1920 г.59, в момент страшного кризиса, голода,
холода, острого недовольства масс, Х съезд большевистской партии,
насчитывавшей к тому времени уже 17 лет существования, запретил фракции. Но
мера эта считалась самими инициаторами исключительной, временной, и
применялась ЦК в высшей степени осторожно и эластично. Действительное
подавление фракций началось лишь с победой бюрократии над пролетарским
авангардом и скоро привело к фактической смерти партии. Четвертый
Интернационал, разумеется, не потерпит в своих рядах механической
"монолитности". Наоборот, он имеет одной из важнейших своих задач возродить
на более высоком историческом уровне революционную демократию пролетарского
авангарда. Большевики-ленинцы рассматривают себя как одну из фракций
строящегося Интернационала. Они вполне готовы работать рука об руку с
другими действительно революционными фракциями. Но они категорически
отказываются приспосабливать свою политику к психологии оппортунистических
клик и отрекаться от собственного знамени.
Л.Троцкий
7 августа 1935 г.
Дорогой тов. Феннер Броквей,
Я очень рад тому, что товарищ Айзекс удовлетворил Вас своими
сообщениями о Китае. Он действительно хорошо осведомлен о положении в стране
и очень добросовестно относится к собиранию материалов, что, увы,
встречается не часто.
Большое спасибо за присылку "Нью Лидер". Я получал и раньше Вашу
газету, но неправильно, через Париж, с большими запозданиями. Во всяком
случае, я внимательно следил за "Нью Лидер", особенно в течение последних
месяцев.
Не так давно я получил брошюрку "What the ILP stands for"60, в которой
собраны важнейшие документы Вашей партии. Плодом моего изучения этих
документов явилась статья для нашего американского органа "Нью
Интернэйшенал"61. Я надеюсь, что Вы получаете это издание. Во всяком случае,
я попрошу немедленно выслать Вам несколько оттисков статьи, как только она
будет переведена и напечатана.
Статьи "Нью Лидер" по вопросу о нападении Муссолини на Эфиопию и, в
частности, по вопросу о политике британского правительства в этом деле,
прекрасны. Если развивать основную идею этих статей до конца, то получится
политика Ленина и Либкнехта во время войны. Лучших образцов мы найти не
можем. Но... эта политика совершенно несовместима, на мой взгляд, с нынешним
отношением НРП к Коминтерну и его британской секции. Резолюции 17-го
конгресса представляют наиболее злокачественную из всех
социал-патриотических отрав. Думать, что можно создать Интернационал
совместно с этими отравителями, значит фактически прикрывать
социал-патриотизм новейшего и опаснейшего образца. Не случайно Ленин и
Либкнехт уже в начале войны провозгласили необходимость Третьего
Интернационала: Ленин - в 1914 году, Либкнехт - в 1915 г. Борьба против
войны может быть только интернациональной. В вопросе об Интернационале нет
места ни иллюзиям, ни дипломатии.
Простите, что я позволил себе высказаться по вопросу, по которому Вы
вовсе не спрашивали моего мнения. Моя критика НРП продиктована отнюдь не
какой-либо предвзятой враждебностью, а наоборот, сочувственным вниманием к
ее эволюции и искренним желанием ее успеха на пути революционного марксизма.
Надвигающаяся война может временно изолировать интернационалистов и создать
для них тягчайшие условия политического существования. Выдержать бешеный
напор буржуазного общественного мнения (не говорю уж о репрессиях) они
смогут лишь при наличии двух условий: а) полной ясности своих позиций, б)
тесной интернациональной связи между собою.
С братским приветом
Л.Троцкий
17 сентября 1935 [г.]
Британская независимая рабочая партия и борьба за Четвертый
Интернационал
На полдороге
Если исключить голландскую Революционно-социалистическую партию,
стоящую под знаменем IV Интернационала, то можно с уверенностью сказать, что
среди партий, примыкающих к Амстердамско-Лондонскому бюро, британская НРП
стоит на левом фланге. В отличие от САП, которая за последний период
сдвинулась вправо, в сторону вульгарнейшего мелкобуржуазного пацифизма, НРП
проделала, несомненно, серьезное развитие влево. Разбойничий поход Муссолини
на Эфиопию обнаружил это с несомненностью. По вопросу о Лиге Наций, о роли в
ней британского империализма и о "мирной" политике Лейбор Парти "Нью Лидер"
опубликовал, пожалуй, лучшие статьи во всей рабочей печати. Но если одна
ласточка не делает весны, то и несколько хороших статей еще не определяют
политику партии. По вопросу о войне сравнительно легко занять
"революционную" позицию; но крайне трудно сделать из этой позиции все
необходимые теоретические и практические выводы. Между тем к этому именно
сводится задача.
Скомпрометированный опытом 1914-1918 годов, социал-патриотизм нашел
сейчас новый источник питания в виде сталинизма. Буржуазный шовинизм
получает благодаря этому возможность развить бешеную атаку против
революционных интернационалистов. Колеблющиеся элементы, так называемые
центристы, неизбежно капитулируют перед натиском шовинизма накануне войны
или в начале ее. Разумеется, они будут прикрываться при этом ссылкой на
"единство", на необходимость не отрываться от массовых организаций и проч.
Формулы лицемерия, которые служат центристам для прикрытия их трусости перед
буржуазным общественным мнением, очень разнообразны, но назначение их одно:
прикрыть капитуляцию. "Единство" с социал-патриотами - не временное
сосуществование с ними в общей организации в целях борьбы с ними, а единство
как принцип есть единство с собственным империализмом и, следовательно,
открытый разрыв с пролетариатом других национальностей. Центристский принцип
единства во что бы то ни стало есть подготовка самого злокачественного
раскола по линиям империалистических противоречий. Мы видим уже сегодня во
Франции, как группа "Спартак", переводящая идеи САП на французский язык,
проповедует во имя "единства" с массами политическую капитуляцию перед
Блюмом, который был и остается главным агентом французского империализма в
среде рабочего класса.
После разрыва с Лейбор Парти НРП вступила в близкую связь с британской
компартией и через нее с Коминтерном. Острые денежные затруднения, которые
испытывает "Нью Лидер" и сейчас, показывают, что НРП сумела сохранить свою
полную материальную независимость от советской бюрократии и ее методов
коррупции. Этому можно только радоваться. Тем не менее связь с компартией не
прошла бесследно: наперекор своему имени НРП не стала действительно
независимой, а превратилась как бы в довесок к Коминтерну. Она не уделяла
необходимого внимания массовой работе, которая невозможна вне
профессиональных союзов и Лейбор Парти; взамен этого она увлекалась
Амстердам-Плейельским маскарадом, Антиимпериалистической лигой и другими
суррогатами революционной работы. В результате она представлялась рабочим
коммунистической партией второго сорта. Столь невыгодное положение НРП не
было случайным: оно определялось отсутствием у нее твердой принципиальной
базы под ногами. Ни для кого не секрет, что сталинизм долго импонировал
вождям НРП своими штампованными формулами, которые представляют жалкий
бюрократический фальсификат ленинизма.
Попытка, которую сделал свыше двух лет тому назад автор этих строк
объясниться с вождями НРП в нескольких статьях и письмах, не привела к
результату: наша критика Коминтерна казалась, несомненно, в тот период
вождям НРП "предвзятой" и продиктованной "фракционными", пожалуй, даже
"личными" мотивами. Не оставалось ничего другого, как предоставить слово
времени. Последние два года были для НРП бедны успехами, но богаты опытом.
Социал-патриотическое вырождение Коминтерна, прямое последствие теории и
практики "социализма в отдельной стране", стало из предвидения живым и
неоспоримым фактом. Поняли ли вожди НРП смысл этого факта? Готовы ли и
способны ли они сделать из него все необходимые выводы? От ответа на этот
вопрос зависит дальнейшая судьба НРП.
От пацифизма к пролетарской революции - такова, несомненно, общая
тенденция развития НРП. Но это развитие далеко еще не нашло законченной
программы. Хуже того, не без влияния старых и опытных оппортунистических
комбинаторов из немецкой САП, вожди НРП как бы остановились на полдороге и
топчутся на месте.
В следующих ныне критических строках мы хотим остановиться
преимущественно на двух вопросах: на отношении НРП ко всеобщей стачке в
связи с борьбой против войны и на позиции НРП в вопросе об Интернационале. И
там, и здесь мы найдем элементы половинчатости: в вопросе о всеобщей стачке
половинчатость принимает форму безответственной радикальной фразы; в вопросе
об Интернационале - половинчатость останавливается перед радикальным
решением. Между тем марксизм и ленинизм, как его прямое продолжение,
совершенно не мирятся ни со склонностью к радикальной фразе, ни с боязнью
радикальных решений.
Различные категории всеобщей стачки
Вопрос о всеобщей стачке имеет длинную и богатую историю, как
теоретическую, так и практическую. Между тем вожди НРП действуют так, как
если бы им первым пришла в голову мысль о всеобщей стачке в качестве
средства предотвратить войну. В этом их величайшая ошибка. Именно в вопросе
о всеобщей стачке нельзя импровизировать. Мировой опыт борьбы за последние
40 лет в самом основном подтвердил то, что говорил о всеобщей стачке Энгельс
в конце прошлого века, главным образом на основании опыта чартистов, отчасти
бельгийцев. Предупреждая австрийских социал-демократов против слишком
легкого отношения ко всеобщей стачке, Энгельс писал Каутскому 3 ноября 1893
г.: "Ты сам говоришь, что баррикады устарели (они могут, однако, снова стать
полезными, когда армия на 1/2 или на 2/5 станет социалистической, и дело
будет идти о том, чтоб дать ей возможность повернуть штыки), но политическая
стачка должна либо сейчас же победить, одной только угрозой (как в Бельгии,
где армия была очень шаткой), или же должна закончиться колоссальным фиаско,
или наконец прямо вести на баррикады"62. Эти сжатые строки дают, кстати
сказать, замечательное выражение взглядам Энгельса на ряд вопросов. Сколько
было споров по поводу знаменитого предисловия Энгельса к марксовой
"Классовой борьбе во Франции" (1895 г.)63 - предисловия, смягченного и
урезанного в свое время в Германии по цензурным соображениям. Сотни и тысячи
раз филистеры разных мастей утверждали за последние 40 лет, будто "сам
Энгельс" раз навсегда отверг старые, "романтические" методы уличного боя. Но
незачем обращаться к прошлому: достаточно прочитать сегодняшние
необыкновенно невежественные и плоские писания на этот счет Поля Фора,
Леба64 и проч., для которых уже самый вопрос о вооруженном восстании есть
"бланкизм". Между тем, если Энгельс что отвергал, так это, во-первых, путчи,
т. е. несвоевременные вспышки небольшого меньшинства, и, во-вторых,
устарелые, т. е. несоответствующие новым техническим условиям, формы и
методы уличного боя. В цитируемом письме Энгельс мимоходом, как бы говоря о
чем-то само собой разумеющемся, поправляет Каутского: баррикады "устарели"
лишь в том смысле, что буржуазная революция отошла в прошлое, а для
социалистических баррикад время еще не настало. Нужно, чтобы армия на 1/3
или, еще лучше, на 2/5 (конечно, эти цифры даны лишь для иллюстрации)
прониклась симпатиями к социализму, тогда восстание не будет "путчем", тогда
баррикада снова получит права гражданства, - конечно, не баррикада 1848
года, а новая "баррикада", но служащая той же цели: задержать наступление
армии на рабочих, дать солдатам возможность и время почувствовать силу
восстания и тем самым создать наиболее выгодные условия для перехода армии
на сторону восставших. Как далеки эти строки Энгельса - не юноши, а
73-летнего старика! - от тупоумного и реакционного отношения к баррикаде как
к "романтике". Каутский удосужился опубликовать это замечательное письмо
только теперь, в 1935 г.! Без прямой полемики с Энгельсом, которого он до
конца никогда не понимал, Каутский в особом примечании самодовольно
поясняет, что сам он в конце 1893 года опубликовал статью, в которой
"развивал выгоды демократически-пролетарского метода борьбы в
демократических странах по сравнению с политикой насилия". Эти слова о
"выгодах" (будто пролетариат имеет свободу выбора!) звучат особенно хорошо в
наши дни, когда политика Веймарской демократии, не без участия Каутского,
раскрыла до конца все свои... невыгоды. Чтобы не оставлять никакого места
для сомнений о своем отношении ко взглядам Энгельса, Каутский
присовокупляет: "Я выступал за ту самую политику, которую я отстаиваю
сегодня." Чтобы отстаивать "ту самую политику", Каутскому пришлось только
перейти в чехословацкое подданство65: кроме паспорта, ничто не изменилось.
Но вернемся к Энгельсу. В отношении политической стачки он различает,
как мы видели, три случая:
1) Правительство пугается всеобщей стачки и уже в самом начале, не
доводя дела до открытого столкновения, идет на уступки. Энгельс указывает на
"шаткое" состояние армии в Бельгии как на основное условие успеха
бельгийской всеобщей стачки (1893 г.). Нечто подобное, но в более
грандиозном масштабе, произошло в России в октябре 1905 года. После
несчастного исхода русско-японской войны царская армия была или, по крайней
мере, казалась крайне ненадежной. Смертельно напуганное стачкой
петербургское правительство пошло на первые конституционные уступки
(манифест 17 октября 1905 г.)66.
Совершенно очевидно однако, что, не прибегая к решающим боям, правящий
класс может пойти лишь на такие уступки, которые на затрагивают основ его
господства. Так именно и обстояло дело в Бельгии и в России. Возможны ли
такие случаи в будущем? Они неизбежны в странах Востока. Они менее вероятны,
вообще говоря, в странах Запада, хотя вполне возможны и здесь как частные
эпизоды развертывающейся революции.
2) Если армия достаточно надежна и правительство чувствует себя
уверенно; если политическая стачка провозглашена сверху и в то же время
рассчитана не на решающие бои, а на "испуг" врага, то она легко может
оказаться простой авантюрой и обнаружить свою несостоятельность. К этому
надо прибавить: после первых опытов всеобщей стачки, которые самой новизной
своей действовали на воображение как народных масс, так и правительств,
прошло - если оставить в стороне полузабытых чартистов - несколько
десятилетий, в течение которых стратеги капитала накопили огромный опыт. Вот
почему всеобщая стачка, особенно в старых капиталистических странах, требует
тщательного марксистского учета всех конкретных обстоятельств.
3) Остается, наконец, та всеобщая стачка, которая, по выражению
Энгельса, "прямо ведет на баррикады". Такого рода стачка может дать как
полную победу, так и поражение. Но уклонение от боя, когда бой навязывается
объективной обстановкой, ведет неизбежно к самому гибельному и
деморализующему из всех возможных поражений. Исход революционной,
инсуррекционной всеобщей стачки67 зависит, конечно, от соотношения сил, в
состав которого входит очень большое число факторов: классовое расчленение
общества, удельный вес пролетариата, настроение низов мелкой буржуазии,
социальный состав и политические настроения армии и проч. Не последнее место
в числе условий занимает, однако, правильное революционное руководство,
ясное понимание условий и методов всеобщей стачки и ее перехода в открытую
революционную борьбу.
Классификацию Энгельса не надо, разумеется, брать догматически. В
нынешней Франции вопрос, несомненно, идет не о частичных уступках, а о
власти: революционный пролетариат или фашизм? Рабочие массы хотят борьбы. Но
руководство тормозит, обманывает и деморализует рабочих. Всеобщая стачка
может вспыхнуть так же, как вспыхнули движения в Тулоне и Бресте. В этих
условиях, независимо от своего непосредственного результата, всеобщая стачка
будет, конечно, не "путчем", а необходимым этапом в борьбе масс, необходимым
средством освободиться от предательского руководства и создать в самом
рабочем классе предварительные условия победоносного восстания. В этом
смысле вполне правильна политика французских большевиков-ленинцев,
выдвинувших лозунг всеобщей стачки и выясняющих условия ее победы. Против
этого лозунга выступают спартакисты, французские кузены САП, которые уже
теперь, в начале борьбы, начинают играть роль штрейкбрехеров.
Следует прибавить, что Энгельс не указал еще одной "категории" всеобщей
стачки, образец которой дали нам Англия, Бельгия, Франция, как и некоторые
другие страны: дело идет о таких случаях, где руководители стачки заранее,
т. е. до боя, сговариваются о ее ходе и исходе с классовым врагом.
Парламентарии и тре-юнионисты видят в известный момент необходимость дать
выход накопившемуся возмущению масс или попросту вынуждены вприпрыжку
примкнуть к движению, которое вспыхнуло помимо них. В таких случаях они
забегают с черного крыльца к правительству и берут у него разрешение на
руководство всеобщей стачкой, причем обязуются закончить ее как можно скорее
и без повреждения государственной посуды. Иногда, далеко не всегда, им
удается при этом выторговать заранее ничтожные уступки, которые должны
служить для них самих фиговым листком. Так действовал Генеральный совет
британских тред-юнионов (T.U.C.)68 в 1926 г. Так действовал в 1934 г. Жуо.
Так они будут действовать и впредь. Разоблачение этих бесчестных махинаций
за спиной борющегося пролетариата входит необходимой частью в подготовку
всеобщей стачки.
Всеобщая стачка как средство задержать войну ("to stop war")69
К какому же из типов относится та всеобщая стачка, которую НРП намечает
специально на случай мобилизации, как средство приостановить войну в самом
начале?70 Скажем заранее: к самому непродуманному и самому несчастному из
всех возможных типов. Мы не хотим этим сказать, что революция ни в каком
случае не может совпасть с мобилизацией или с началом войны. Если в стране
развивается широкое революционное движение; если во главе его стоит
революционная партия, пользующаяся доверием масс и способная идти до конца;
если потерявшее голову правительство, несмотря на революционный кризис или
именно вследствие такого кризиса, бросается очертя голову в военную
авантюру, то мобилизация может послужить могущественным толчком для масс,
привести ко всеобщей стачке железных дорог, к братанию мобилизованных с
рабочими, к захвату важных узловых пунктов, к столкновению восставших с
полицией и реакционными частями войска, к учреждению местных советов рабочих
и солдат, наконец, к полному низвержению правительства и, следовательно, к
предотвращению войны. Такой случай теоретически возможен. Если "война, - по
словам Клаузевица, - есть продолжение политики другими средствами", то и
борьба против войны есть продолжение всей предшествующей политики
революционного класса и его партии. Отсюда вытекает: всеобщая стачка может
встать в порядок дня как средство борьбы против мобилизации и войны только в
том случае, если все предшествующее развитие страны поставило революцию и
вооруженное восстание в порядок дня. Взятая же как "специальное" средство
борьбы против мобилизации, всеобщая стачка явится чистой авантюрой. Если
оставить в стороне возможный, но все же исключительный случай, когда
правительство бросается в войну, чтобы спастись от непосредственно
угрожающей революции, то останется как общее правило, что как раз до, во
время и после мобилизации правительство чувствует себя наиболее сильным и,
следовательно, наименее склонным позволить запугать себя всеобщей стачкой.
Патриотические настроения, сопровождающие мобилизацию, в сочетании с военным
террором делают само проведение всеобщей стачки, по общему правилу,
безнадежным. Наиболее отважные элементы, которые, не учтя обстановки,
рванутся в борьбу, окажутся раздавленными. Поражение и частичное истребление
авангарда надолго затруднит революционную работу в атмосфере недовольства,
порождаемого войною. Вызванная искусственно стачка должна неизбежно
оказаться путчем и помехой на пути революции.
В своих тезисах, принятых в апреле 1935 г., НРП пишет: "Политика партии
имеет в виду всеобщую стачку, чтобы остановить войну, и социальную революцию
на случай, если война произойдет." Поразительно точное, но - увы -