Уильямс Тэд. Поворот колеса (Орден Манускрипта - 5)

   И они замолчали, три лошади и четыре всадника, пробивающиеся сквозь нескончаемый ветер.
   Только по времени, ушедшему на дорогу, они поняли, что достигли Верхних Тритингов - заснеженные луга и холмы ничем не отличались от тех, мимо которых они проезжали в первую неделю своего пути. Как ни странно, погода больше не ухудшалась, хотя они - все еще двигались на север. Мириамели даже казалось, что немного потеплело и ветер стал менее злым.
   - Добрый знак, - сказала она однажды в полдень, когда над грядой туч появилось солнце. - Я говорила тебе, Изгримнур! Мы найдем их!
   - Где бы они ни находились, - проворчал герцог.
   Тиамак обернулся в седле.
   - Может быть, нам удастся добраться до реки? Если тут еще остались люди, они должны держаться поблизости от текущей воды, где можно поймать хоть какую-нибудь рыбу. - Он грустно покачал годовой. - Хотел бы я, чтобы воспоминания о моем сие были немного более определенными!
   Изгримнур задумался.
   - Имстрек как раз к югу от большого леса, но он бежит через все Тритинги. Многовато места для поисков.
   - А нет другой реки, впадающей в нее? - спросил Тиамак. - Прошло много времени с тех пор, как я последний раз смотрел на карту.
   - Есть. Стефлод, если я правильно помню, - герцог нахмурился. - Но это просто большой ручей.
   - И все-таки в местах, где встречаются реки, часто строят деревни, сказал Тиамак с удивительной уверенностью. - Так бывает и во Вранне, и во многих других местах, о которых я слышал.
   Мириамель начала что-то говорить, но остановилась, наблюдая за Камарисом. Старик отъехал немного в сторону и смотрел на небо. Она проследила за его взглядом, но увидела только грязные обрывки туч.
   Изгримнур обдумывал мысль вранна.
   - Может, ты и прав, Тиамак. Если мы будем продолжать двигаться на север, обязательно наткнемся на Имстрек. А Стофлод, я думаю, немного восточнее, - он огляделся, как бы в поисках ориентира, взгляд его задержался на Камарисе. Куда это он смотрит?
   - Не знаю, - ответила Мириамель. - А, это должно быть вон те птицы.
   Два темных силуэта неслись на них с востока, кружась, словно пепел над костром.
   - Вороны! - сказал Изгримнур. - Кровавые вороны.
   Птицы кругами вились над путниками, словно наконец нашли то, что искали. Мириамели казалось, что она видит, как сверкают их желтые глаза. Сделав еще несколько кругов, вороны спикировали. Перья их отливали масляно-черным. Мириамель втянула голову в плечи и закрыла глаза. Птицы с криком пролетели мимо, сделали крутой вираж, и через несколько мгновений они уже превратились в две уменьшающиеся точки на северном горизонте.
   Один Камарис не опустил головы. Он смотрел им вслед с отсутствующим, видом созерцателя.
   - Что это? - спросил Тиамак. - Они опасны?
   - Дурное предзнаменование, - прорычал герцог. - В моей стране их стреляют. Пожиратели падали, - он поморщился.
   - Мне кажется, они смотрели на нас, - сказала Мириамель. - Они хотели узнать, кто мы такие.
   - Это ерунда, - Изгримнур потянулся и сжал руку принцессы. - И во всяком случае какое птицам дело до того, кто мы такие?
   Мириамель покачала головой.
   - Понятия не имею. Но вот какое у меня чувство: кто-то хотел знать, кто мы такие, - и теперь знает.
   - Это были просто вороны. - Улыбка герцога получилась кривой. - У нас и без них есть о чем беспокоиться.
   - Это правда, - кивнула принцесса.
   Еще через несколько дней пути они, наконец, вышли к Имстреку. Быстрая река казалась почти черной под слабыми лучами солнца; снег грязными пятнами покрывал се берега.
   - Становится теплее, - довольно сказал Изгримнур. - Сейчас не намного холоднее, чем и должно быть в это время года. В конце концов на дворе новандер.
   Мириамель расстроилась.
   - А я оставила Джошуа в ювене! Пресвятая Элисия! Почти полгода. Как долго мы путешествовали!
   Переправившись, они повернули н отправились на восток вдоль реки и остановились, чтобы разбить лагерь, только когда стемнело. Всю ночь вода шумела рядом с ними. Утром они вышли рано, не ожидая, пока солнце взойдет на серое небо.
   К середине дня они достигай неглубокой долины, заросшей мокрой травой. Перед ними лежали остатки какого-то разрушенного селения, словно снесенного могучим потоком. Сотни временных домов стояли здесь. В большинстве из них, казалось, еще недавно жили люди, но что-то заставило их в спешке покинуть свои жилища. Кроме нескольких птиц, снующих между развалинами, в покинутом городе не было ни одной живой души.
   У Мириамели упало сердце.
   - Это лагерь Джошуа! Куда же они все делись?
   - Лагерь Джошуа на огромной горе, леди, - сказал Тиамак. - Во всяком случае гору я видел во сие.
   Изгримнур пришпорил коня и направил его к опустевшему селению.
   При более подробном осмотре оказалось, что ощущение страшного бедствия исходило из природы самого селения, потому что большинство зданий были построены из обломков камня и засохшего дерева. Похоже, что нигде не было ни одного гвоздя. Грубые веревки, оплетавшие большую часть самых удачно построенных домов, сильно пострадали в схватках с бурями, обрушившимися на Тритинги в последние месяцы, но Мириамель решила, что даже в лучшие времена все это были только жалкие лачуги.
   Кроме того, кое-какие знаки указывали на спокойный, организованный уход. Большинство живших здесь людей, по-видимому, имели достаточно времени, чтобы забрать свои пожитки - хотя, судя по качеству строений, вряд ли в них могло быть что-нибудь пенное. И все-таки почти все необходимые предметы были унесены - Мириамель нашла несколько разбитых горшков и обрывки одежды, такой изорванной и грязной, что даже в холодную зиму о ней могли не вспомнить.
   - Они ушли, - сказала она Изгримнуру. - Но выглядит все так, как будто это было заранее решено.
   - Их могли вынудить, - сказал герцог. - Они могли уйти осторожно, если ты понимаешь, что я хочу сказать.
   Камарис сошел с лошади и рылся в груде дерна и веток, когда-то бывшей домом. Наконец он выпрямился с чем-то блестящим в кулаке.
   - Что это? - Мириамель подъехала к нему. Она протянула руку, но Камарис безучастно сжимал кусок металла, так что принцессе пришлось самой разжать длинные узловатые пальцы рыцаря.
   Тиамак соскользнул на холку лошади и повернулся, чтобы рассмотреть предмет.
   - Это похоже на пряжку от плаща, - предположил он.
   - Так оно и есть, я думаю, - погнутый и грязный кусок серебра окаймляли священные листья. В центре были скрещенные копья и злобная морда рептилии. Мириамель почувствовала, что волна страха снова захлестнула ее. - Изгримнур, посмотри-ка сюда.
   Герцог подъехал к ним и взял пряжку.
   - Это эмблема королевских эркингардов.
   - Солдаты моего отца. - Ей не удалось подавить мгновенное желание оглядеться, как будто отряд солдат мог лежать в засаде где-нибудь на открытом травянистом склоне.
   - Они были здесь. Они могли прийти уже после того, как эти люди бежали, сказал Изгримнур. - Кроме того, всему этому может быть какое-то другое объяснение, которого мы не сможем угадать, - его голос звучал не очень уверенно. - В конце концов, принцесса, мы даже не знаем, кто здесь жил.
   - Я знаю, - она рассердилась при одной мысли об этом. - Эти люди бежали от тяжелой руки моего отца. Джошуа и его друзья, вероятно, были с ними. А теперь всех их выгнали или взяли в плен.
   - Извините, леди Мириамель, - осторожно сказал Тиамак. - Но я думаю, что не следует делать поспешных выводов. Герцог Изгримнур прав: мы многого не знаем. Это не то место, которое я видел во сне и куда меня звала Джулой.
   - Так что же нам делать?
   - Продолжать поиски, - сказал вранн. - Может быть, те, кто жил здесь, ушли, чтобы присоединиться к Джошуа.
   - Вон там, кажется, что-то интересное, - герцог прикрывал глаза от неяркого солнца. Он показал на край селения, где в растоптанной грязи были видны глубокие колеи, уходящие на север.
   - Тогда давайте туда и пойдем. - Мириамель вернула пряжку Камарису. Старый рыцарь несколько мгновений смотрел на нее, потом уронил на землю.
   Колеи бежали достаточно близко друг к другу, чтобы грязным шрамом перерезать степь. По обе стороны временной дороги виднелись знаки недавнего перехода - сломанные колесные спицы, размокшее кострище, бессчетные ямы. Несмотря на то, что этот безобразный мусор только портил нетронутую в остальном землю, Мириамель приободрилась - не могло пройти больше двух месяцев с тех пор, как по этой дороге шли люди.
   За ужином, приготовленным из истощившихся запасов Деревенской Рощи, Мириамель спросила у Изгримнура, что он сделает в первую очередь, когда они доберутся до Джошуа. Приятно было говорить об этом событии, как о чем-то, что действительно произойдет, а не как о несбыточной мечте; встреча с друзьями становилась все более близкой и осязаемой, хотя принцесса еще чувствовала остатки суеверного страха, говоря о радостном событии, которое еще не произошло.
   - Я покажу ему, что умею держать свое слово, - смеялся герцог. - Я покажу ему тебя. Потом, думаю, я схвачу свою жену и буду обнимать ее, пока не запищит.
   Мирамель улыбнулась, вспомнив пухлую, хлопотливую Гутрун.
   - Хотела бы я это увидеть. - Она посмотрела на уснувшего Тиамака и на Камариса, который чистил меч Изгримнура, совершенно поглощенный этим занятием. Обычно он так увлекался только наблюдениями за птицами или зверями. До дуэли с Аспитисом старый рыцарь не хотел даже прикасаться к клинку. Теперь, глядя на него, она чувствовала легкую грусть. Камарис обращался с мечом герцога как со старым, но не вполне заслуживающим доверия другом.
   - Ты очень скучаешь без нее, правда? - спросила она, обернувшись к Изгримнуру. - Без твоей жены?
   - А, добрый Узирис, да, - он смотрел на огонь, словно боялся встретиться с принцессой взглядом, - да.
   - Ты любишь ее. - Мириамель была обрадована и немного удивлена. Странно было думать, что настолько сильная любовь может гореть в сердце такого старого знакомого, как герцог, и еще удивительнее, что бабушка Гутрун может вызывать подобные чувства.
   - Конечно, я люблю ее, - сказал он, нахмурившись, - и больше того, принцесса. Она часть меня, моя Гутрун - долгие годы мы росли вместе, переплетаясь, как два старых дерева. - Он засмеялся в покачал головой. - Я всегда знал это. С того самого момента, как я впервые увидел ее, когда она несла омелу с кладбища кораблей в Сотфенгселе... Ах, она была такая красивая! У нее были самые яркие глаза из всех, какие я когда-либо видел. Просто как в сказке.
   Мириамель вздохнула.
   - Я надеюсь, что когда-нибудь кто-то почувствует что-то похожее и ко мне.
   - Почувствует, девочка моя, непременно почувствует. - Изгримнур снова улыбнулся. - А когда вы поженитесь, если только тебе повезет выйти замуж за кого надо, ты поймешь, что я имел в виду. Он будет частью тебя, как для меня моя Гутрун. - Он начертал древо. - Мне не годятся все эти южноземельные тупости, когда вдовы и вдовцы снова женятся и выходят замуж. Как может кто-то сравниться с нею? - Он замолчал, обдумывая безбожную тупость заключения повторного брака.
   Мириамель тоже молча размышляла. Найдет ли она когда-нибудь такого мужа? Она вспомнила Фенгбальда, за которого некогда собирался выдать ее отец, и содрогнулась. Отвратительный чванливый оборотень! Странно было думать, что именно Элиас пытался выдать ее замуж за нелюбимого, когда сам он так любил Илиссу, что с часа ее смерти был похож на человека, заблудившегося в лесу.
   Но, может быть, он пытался уберечь меня от этого страшного одиночества, думала она. Может быть, он думал, что благословением было бы никогда не любить так и никогда не узнать такой потери? Сердце надрывалось смотреть, как он тоскует без нее...
   И вдруг, с чудовищной внезапностью вспышки молнии, Мириамель поняла, что терзало се с тех самых пор, как Кадрах рассказал ей свою историю. Все это лежало перед ней и было ясно - так ясно! Как если бы она ощупывала темную комнату, а потом вдруг окно распахнулось, впустив свет и сделав дневными и понятными все странные фигуры, которых она пугалась в темноте.
   - Ой! - сказала Мириамель, задыхаясь. - Ой, ой, отец!
   Она ошеломила Изгримнура, разразившись слезами. Герцог изо всех сил пытался успокоить ее, но она не могла остановиться, не моста и объяснить, почему плачет, сказав только, что слова Изгримнура напомнили ей о смерти матери. Это была жестокая полуправда, хотя принцесса не хотела быть жестокой; когда она уползла от костра, взволнованный герцог остался винить себя в ее огорчении.
   Все еще тихо всхлипывая, принцесса завернулась в одеяло и улеглась, чтобы немного подумать, глядя на звезды. Внезапно оказалось, что ей нужно обдумать очень многое. Ничего существенного не изменилось, и в то же время все вокруг стало другим.
   Прежде чем уснуть, она плакала еще несколько раз.
   Утром прошел снегопад, недостаточно сильный, чтобы замедлить ход лошадей, но заставивший Мириамель весь день дрожать от холода. Вялый Стефлод казался потоком расплавленного свинца, снег вился над ним, и возникало ощущение, что на другом берегу реки поля гораздо темнее. Мириамель подумала, что Стефлод притягивает снег, как магнитный камень в кузнице Рубена Медведя притягивал куски железа.
   Дорога медленно поднималась, так что к концу дня, когда свет уже начал меркнуть и холодные сумерки спустились на землю, они обнаружили, что взбираются на череду мелких холмов. Деревья были так же редки, как и в Озерных Тритингах, а резкий и сырой ветер хлестал по щекам, но некоторая смена декораций приносила облегчение.
   Этим вечером они забрались высоко в холмы, прежде чем разбить лагерь. Наутро пальцы и носы покраснели и болели - маленький отряд засиделся у костра дольше, чем обычно. Даже Камарис с очевидной неохотой влез в седло.
   Снега становилось все меньше, и в конце концов он исчез совсем. К полудню из-за туч появилось солнце. Когда они достигли вершины холмов, тучи вернулись, на этот раз принеся с собой холодный мелкий дождь.
   - Принцесса! - закричал Изгримнур. - Ты только посмотри!
   Он проехал немного вперед, высматривая возможные препятствия на пути вниз по склону: легкий подъем не гарантировал такого же простого спуска, а герцог не хотел никаких неожиданностей в незнакомой местности. Наполовину испуганная, наполовину оживленная, Мириамель пришпорила лошадь. Тиамак в седле перед ней Наклонился вперед, пытаясь понять, что увидел герцог. Изгримнур стоял у места разрыва редкой линии деревьев и смотрел в промежуток между стволами.
   - Глядите!
   Перед ними простиралась широкая долина: чаша зелени с белыми снежными пятнами. Несмотря на моросящий дождь, над ней висело ощущение неподвижности, воздух казался упругим, как задержанный вдох. В центре, из чего-то, больше всего похожего на полузамерзшее озеро, поднималась огромная гора, покрытая частично засыпанной снегом зеленью. Косые лучи солнца играли на ее поверхности, так что западный край горы почти светился теплым ласковым светом, словно приглашая подойти поближе. С вершины поднимались бледные дымки из сотни различных источников.
   - Да славится Бог, что это? - спросил потрясенный Изгримнур.
   - Я думаю, это то место, которое я видел во сне, - пробормотал Тиамак.
   Мириамель обхватила себя руками, захлестнутая волной чувств. Гора казалась почти слишком реальной.
   - Я надеюсь, это то самое место. Я надеюсь, Джошуа и остальные там.
   - Кто-то там живет, - проворчал Изгримнур. - Вы только посмотрите на эти огни!
   - Поехали! - Мириамель пришпорила лошадь вниз по тропе. - Мы будем там до темноты!
   - Не торопись так. - Изгримнур уже понукал собственную лошадь. - Мы не знаем наверняка, что все это имеет какое-нибудь отношение к Джошуа.
   - Я охотно сдамся в плен кому угодно, если он отведет меня к огню и теплой постели! - отозвалась Мириамель через плечо.
   Камарис, ехавший в арьергарде, остановился у просвета в деревьях, чтобы посмотреть на долину. Его спокойное лицо не изменило выражения, но старый рыцарь долго стоял в задумчивости, прежде чем последовать за остальными.
   Хотя было еще светло, когда они достигли берега озера, люди, которые пришли встретить их, несли факелы - огромные огненные цветы, отражавшиеся желтыми и алыми пятнами в черной воде, пока лодки медленно лавировали между плавающими льдинами. Сначала Изгримиур попятился, настороженный и готовый к бою, по еще прежде, чем первая лодка коснулась берега, он узнал желтобородую фигуру на носу и соскочил с седла с восторженным криком:
   - Слудиг! Во имя Бога, во имя Эйдона, будь благословен!
   Его вассал слез с лодки и прошлепал последние несколько метров до берега. Он не успел еще преклонить колени перед своим герцогом, как Изгримнур перехватил его и прижал к своей широкой груди.
   - Как принц? - кричал герцог. - И моя леди, жена? И мой сын?
   Слудиг был крупным мужчиной, и все-таки он вынужден был освободиться от хватки герцога и перевести дыхание, прежде чем заверил Изгримнура, что все хорошо, хотя Изорн и отбыл по поручению принца. Старый риммерсман исполнил неуклюжий медвежий танец ликования.
   - А я привез обратно принцессу! - закричал он. - И больше того, и больше! Но веди нас туда! Ах, как хорошо, как в Эйдонмансу!
   Слудиг засмеялся:
   - Мы наблюдали за вами с середины дня. Джошуа сказал: "Спускайтесь, и выясните, кто они такие". Я думаю, он будет очень удивлен.
   Северянин быстро распорядился, чтобы лошадей погрузили на одну из тяжелых барж и помог принцессе забраться в лодку.
   - Ваше высочество, - он твердо взял ее за локоть, провожая к скамейке, добро пожаловать в Новый Гадринсетт. Ваш дядя будет счастлив увидеть вас.
   Стражник, сопровождавший Слудига, с огромным интересом рассматривал Тиамака и Камариса, но риммерсман не позволил им даром терять время. Через несколько мгновений они уже поплыли назад через запруженное обломками льдин озеро.
   На другой стороне ждала повозка, запряженная двумя тощими недовольными буйволами. Путники погрузились в нее, Слудиг шлепнул одно из животных по заду, и повозка со скрипом поползла вверх по выложенной камнями дороге.
   - Что это? - Изгримнур перегнулся через край, чтобы получше разглядеть бледные камни.
   - Это дорога ситхи, - сказал Слудиг, и в голосе его было нечто большее, чем просто гордость. - Это место ситхи. Очень древнее. Они называют его Сесуадра.
   - Я слышал о нем, - шепнул Тиамак принцессе. - Читал в книгах. Но я и подумать не мог, что оно до сих пор существует и что именно на него мне указывала Джулой.
   Мириамель покачала головой. Ее мало беспокоило, куда их везут. С появлением Слудига она почувствовала, что огромный груз валился с ее плеч; только сейчас она поняла, как устала.
   Принцесса обнаружила, что голова ее кивает в такт движениям телега и попыталась бороться с волной изнеможения. Вниз по склону горы бежали дети, чтобы присоединиться к процессии. С криками и пением они пристроились за повозкой.
   К тому времени, как они добрались до вершины, там уже собралась огромная толпа. От обилия людей Мириамели чуть не стало плохо; прошло уже много времени с тех пор, как они покинули деревянные улочки Кванитупула, и она обнаружила, что не в состоянии смотреть на такое количество голодных, полных ожидания лиц. Принцесса прислонилась к плечу Изгримнура и закрыла глаза.
   Лица на вершине внезапно стали знакомыми. Слудиг помог ей спуститься с повозки прямо в руки Джошуа, который прижал к себе принцессу почти так же сильно, как Изгримнур Слудига. Потом он отодвинул ее от себя, чтобы всмотреться в лицо племянницы. Он еще больше похудел, а его одежда, обычного серого цвета, была грубой и плохо сшитой. Боль и радость сжали ее сердце.
   - Искупитель услышал мои молитвы, - сказал принц. Несмотря на то, что его изборожденное морщинами лицо выглядело озабоченным и усталым, не было никаких сомнений, что он счастлив видеть ее. - Приветствую тебя! С возвращением, Мириамель!
   Потом появились еще лица: Воршева, в странном, похожем на палатку платье, арфист Сангфугол и даже маленький Бинабик, который поклонился с насмешливой учтивостью, прежде чем сжать ее ладонь теплыми пальцами. Потом еще один человек, молча стоявший рядом, показался ей странно знакомым. У него. была борода, седая прядь-в рыжих волосах переходила в бледный шрам на щеке. Он смотрел на нее, словно запоминал каждую черточку, чтобы когда-нибудь высечь ее из камня.
   Принцессе понадобилось много времени.
   - Саймон?
   Изумление быстро сменилось отчаянной горечью - ее обманули! Пока она путешествовала, мир переменился. Саймон больше не был мальчиком. Ее друг исчез, и этот высокий молодой человек занял его место. Неужели ее не было так долго?
   Губы незнакомца шевельнулись, но прошла целая вечность, прежде чем он заговорил. Его голос стал более глубоким, а слова спотыкались по-прежнему.
   - Я рад, что вы невредимы, принцесса. Очень рад.
   Она молча смотрела на него, щеки горели, на глаза наворачивались слезы. Мир перевернулся.
   - Пожалуйста, - сказала она, резко повернувшись к Джошуа. - Я думаю... Мне нужно лечь. Мне нужно поспать.
   Она не видела, как тот, кто некогда был кухонным мальчиком, опустил голову, как будто его ударили.
   - Конечно, - сказал ее дядя голосом, полным заботы и внимания. - Сколько хочешь. А потом, когда ты встанешь, мы устроим праздник благодарения!
   Мириамель кивнула, ошеломленная, и позволила Воршеве увести ее к трепещущему морю палаток. А за ее спиной сильные руки Изгримнура все еще сжимали смеющуюся и рыдающую жену.
   6 ШЕПОТ В КАМНЕ
   Вода текла из огромной расщелины и расплескивалась по темному базальтовому выступу, прежде чем кануть в пропасти. Несмотря на свою чудовищную силу, водопад был почти невидим в темной пещере, освещенной всего несколькими мерцающими камнями, вставленными в стены. Это помещение с потолком, терявшимся в темноте, называлось Як Хайеру, что значило Зал Трепета, и хотя это имя было дано по совершенно другой причине, казалось, что стены зала действительно едва заметно трепетали, когда Кига'раску. Водопад Слез, скатывался с выступа в бездну. Его падение почти не рождало шума - возможно это была особенность акустики огромного зала, возможно дело было в безмолвии пустоты, в которую уходил водопад. Некоторые обитатели горы говорили, что Кига'раску не имеет дна и вода падает сквозь дно земли, уносясь в черное Между.
   Стоящая на краю бездны Утук'ку была белым стежком в гигантском гобелене черной воды. Ее белые одежды тихо трепетали на рожденном водопадом ветру. Скрытое маской лицо было опущено, словно королева смотрела в самые глубины Кига'раску, но на самом деле она не видела ни стремительного потока, ни тусклого солнца, катавшегося над горой, стоявшей во многих сотнях фарлонгов от Пика Бурь.
   Утук'ку размышляла.
   Странные и огорчительные перемены возникли в искусном узоре событий, которые она задумывала так давно, событий, которые она осторожно изучала и видоизменяла в течение тысячи тысяч бессолнечных дней. Одна из первых перемен образовала маленькую брешь в узоре. Конечно, нарушение не было фатальным паутина Утук'ку была прочной, и гораздо более, чем несколько нитей надо было полностью порвать, чтобы долго вынашиваемый план оказался под угрозой - но починка потребует работы, заботы и острой, как алмаз, сосредоточенности, доступной только старейшим.
   Серебряная маска медленно повернулась, отражая свет, как луна, выходящая из-за туч. Три фигуры возникли в дверях Як Хайеру. Ближайшая преклонила колени, потом приложила ладони к глазам; два ее спутника сделали то же самое.
   Когда Утук'ку рассматривала их и ту задачу, которую она поставит перед ними, она пожалела на мгновение о потере Ингена Джеггера - но это длилось только мгновение. Утук'ку Сейт-Хамака была последней из Рожденных в Саду; она не смогла бы на много веков пережить всех равных себе, тратя время на бесполезные эмоции. Джеггер был слепо предан, полон рвения, словно гончий пес, и обладал специфическими свойствами смертной природы, которые подходили для целей Утук'ку, но все-таки он оставался всего лишь инструментом - тем, что можно использовать, а потом выбросить за ненадобностью. Он служил тому, что когда-то было первейшей задачей. Для новых заданий найдутся новые слуги.
   Норны, склонившиеся перед ней, две женщины и мужчина, подняли глаза, словно пробуждаясь от сна. Желания их госпожи были налиты в их головы, будто кислое молоко из кувшина, и Утук'ку подняла обтянутую перчаткой руку в ломаном отпускающем жесте. Норны повернулись и исчезли, плавно и быстро, как тени, бегущие рассвета.
   После их ухода королева еще долго стояла, безмолвно прислушиваясь к призрачному эхо. Потом, наконец, она повернулась и неторопливо двинулась к Залу Дышащей Арфы.
   Когда Утук'ку заняла свое место у Колодца, пение глубин Пика Бурь поднялось до предельной высоты: Лишенные Света приветствовали ее возвращение на окованный морозом трон. Кроме самой Утук'ку в зале никого не было, хотя одна ее мысль или легкое движение тонкой руки подняли бы целую чащу ощетинившихся копий в бледных руках.
   Она прижала длинные Пальцы к вискам маски и устремила взгляд на изменчивый столб пара, висящий над Колодцем. Подвижные очертания арфы сверкали малиновым, желтым и фиолетовым. Присутствие Инелуки было приглушенным. Он постепенно уходил в себя, набирая силу из любого, самого отдаленного источника, способного питать его, подобно тому, как воздух питает пламя свечи.
   Каким-то образом отстутсвие его горящих яростных мыслей приносило облегчение - мыслей, часто непонятных даже Утук'ку, которая видела в них только облако ненависти и страсти - но тонкие губы королевы норнов под серебряной маской сжались от досады. Увиденное в мире снов тревожило ее; несмотря на то, что ею повсюду были расставлены хитроумные силки, Утук'ку была не вполне довольна. Ей хотелось бы разделить свою тревогу с существом, сосредоточенным в сердце Колодца, - но этому не бывать. Большая часть Инелуки с этого момента будет отстутствовать до самых последних дней, когда высоко поднимется Звезда завоевателя.