Уильямс Тэд. Поворот колеса (Орден Манускрипта - 5)

   Он рассудительно кивнул:
   - Тогда мы лучше поступим, если побережем еду.
   Мириамель откинулась назад и погладила себя по животу.
   - Но раз уж горит огонь... - Мириамель встала и пошла к седельным сумкам.
   Она принесла к огню две маленькие миски, потом положила на угли два маленьких камня, чтобы разогреть их.
   - Я захватила немного мятного чая
   - Я надеюсь, ты не кладешь в него соль и масло? - поинтересовался Саймон, вспомнив кануков и их странные обычаи.
   - Милость Элисии, нет! - сказала она, смеясь. - Но не возражала бы, если у нас было немножко меда.
   Пока они пили чай - Саймон нашел его куда более вкусным, чем минтахокская ака, - Мириамель заговорила о том, что они должны сделать до вечера.
   - Во-первых, ты можешь научить меня фехтовать.
   - Что? - Саймон уставился на нее, как будто она попросила показать, как летают по воздуху.
   Мириамель бросила на него презрительный взгляд, потом встала и подошла к своей седельной сумке, откуда извлекла короткий меч в узорчатых ножнах.
   - Я заставила Фреозеля сделать это для меня, когда готовилась к отъезду. Он укоротил обычный меч. - Презрение сменилось кислой улыбкой, полной самоиронии. - Я сказала, что должна чем-то защищать свою невинность, когда мы отправимся в Наббан. - Она пристально посмотрела на Саймона. - Так что давай учи меня.
   - Ты хочешь, чтобы я показал тебе, как обращаться с мечом? - медленно проговорил он.
   - Конечно. А за это я покажу тебе, как пользоваться луком. - Она слегка вздернула подбородок. - Я могу попасть в корову с гораздо большего расстояния, чем дюжина шагов. Не то чтобы мне приходилось это делать, - поспешно добавила она, - но старый сир Флурен учил меня стрелять из лука, когда я была совсем маленькой девочкой. Он находил это забавным.
   Саймон был в замешательстве.
   - Так ты собираешься стрелять белок для обеденного котла?
   Лицо ее снова окаменело.
   - Я взяла с собой лук не для охоты, Саймон. И меч тоже. Мы идем в опасное место. В эти дни только очень глупая молодая женщина отправится в путешествие безоружной.
   От ее спокойного объяснения его внезапно пробрал озноб.
   - Но ты так и не сказала, куда мы идем.
   - Завтра утром. А теперь пойдем - мы теряем время. - Она вытащила меч из ножен, уронив их на мокрую землю. Ее глаза вызывающе блестели.
   Саймон смотрел на нее.
   - Во-первых, не надо так обращаться с ножнами. - Он поднял их и передал ей. - Убери клинок и застегни пояс.
   Мириамель нахмурилась:
   - Я уже знаю, как застегивать пояс.
   - Надо начинать с начала, - спокойно сказал Саймон. - Ты хочешь учиться или нет?
   Утро подходило к концу, и раздражение Саймона на то, что ему приходится учить фехтованию девушку, заканчивалось вместе с ним. Мириамель задавала вопрос за вопросом, и на многие из них Саймон не мог ответить, как ни напрягал он память, чтобы вспомнить то, чему Хейстен, Слудиг и Камарис пытались научить его. Трудно было признаться ей, что он, рыцарь, чего-то не знает о мечах. Но после нескольких коротких, но неприятных заминок он честно признался, что не имеет ни малейшего представления о том, почему перекрестие рукояти не сделано в виде круга, который прикрывал бы руку, держащую меч. Этот ответ понравился Мириамели куда больше, нежели предыдущие попытки Саймона что-нибудь придумать, так что теоретическая часть урока закончилась гораздо веселее.
   Мириамель оказалась на удивление сильной для своего роста. Кроме того, она была ловка и хорошо держала равновесие, хотя и норовила делать слишком далекие выпады, что могло бы оказаться роковым в настоящем бою, поскольку едва ли не всякий соперник-мужчина был бы выше ее и своими длинными руками мог бы достать гораздо дальше. Но в целом Саймон был очень рад, что они сражаются длинными палками, а не настоящими клинками; Мириамель умудрилась в течение утреннего урока нанести ему несколько болезненных ударов.
   После долгого перерыва для отдыха и утоления жажды они поменялись местами: Мириамель инструктировала Саймона, как обращаться с луком, особенно упирая на то, что тетиву следует сохранять теплой и сухой. Он улыбнулся собственному нетерпению. Как Мириамель не желала сидеть и выслушивать его рассказы о правильном обращении с мечом - большинство из них целиком были взяты из поучений Камариса, - так и ему самому не терпелось показать ей, что он может сделать с луком в руках. Но она не обратила на его нетерпение никакого внимания, и, таким образом, остаток дня был потрачен на обучение правильно натягивать тетиву. И к тому времени, когда тени удлинились, пальцы Саймона стали красными и распухшими.
   Они приготовили ужин из хлеба, лука и сушеного мяса, а потом оседлали лошадей.
   - Твоему коню нужно имя, - сказал Саймон, затягивая подпругу Домой. Камарис говорит, что лошадь - это часть тебя, да к тому же еще и создание Божье.
   - Я подумаю об этом, - сказала принцесса. Они последний раз осмотрели лагерь, чтобы убедиться, что не оставили никаких следов своего пребывания закопали кострище, расправили длинной палкой смятую траву, - и поехали вслед за исчезающим днем.
   - Вон старый лес, - сказал довольный Саймон. Он прищурился от первых лучей поднимающегося солнца. - Эта темная линия, во-он там.
   - Я вижу. - Она заставила свою лошадь сойти с дороги, направляясь прямо на север. - Сегодня мы не будем останавливаться. Я решила рискнуть и ехать даже при дневном свете. В лесу мне будет гораздо спокойнее.
   - Мы едем в Альдхорт? Но зачем?
   Мириамель смотрела прямо перед собой. Она откинула капюшон, и солнце сверкало в ее золотистых волосах.
   - Дядя наверняка послал за нами погоню, а в лесу нас не найдут.
   Саймон слишком хорошо помнил все, что он пережил в древнем лесу. Очень немногие из этих воспоминаний были приятными.
   - Но мы будем пробираться через Альдхорт всю оставшуюся жизнь!
   - Мы не проведем там много времени. Только чтобы убедиться, что нас никто не ищет.
   Саймон пожал плечами. Они ехали вперед, к далекой темной линии Альдхорта.
   К вечеру они достигли окраин леса; солнце опустилось к горизонту, травянистые холмы были окрашены его косыми лучами.
   Саймон думал, что они тотчас остановятся и разобьют лагерь, - в конце концов, они ехали непрерывно с прошлого вечера, сделав во время пути всего несколько коротких остановок. Однако Мириамель была настроена зайти поглубже в лес, чтобы достичь максимальной безопасности. Они верхом пробирались сквозь все теснее склоняющиеся друг к другу деревья, до тех пор, пока это было возможно, потом спешились и вели лошадей за собой еще четверть лиги. Когда принцесса наконец нашла понравившееся ей место для лагеря, солнце уже село; под густым древесным пологом мир стал скопищем немых синих теней.
   Саймон быстро развел костер. Мириамель выбрала это место отчасти и потому, что поблизости журчал маленький ручеек. Пока она готовила еду, Саймон отвел лошадей к ручью, чтобы дать им напиться.
   После дня, проведенного в седле, Саймон чувствовал себя странно бодрым, словно совсем забыл, что такое сон. Поев, они сели у огня и стали разговаривать о последних событиях. Однако у Саймона в голове были совсем другие мысли, и ему казалось странным, что принцесса так живо обсуждает Джошуа и будущего ребенка Воршевы, просит снова и снова рассказывать подробности битвы с Фенгбальдом, когда главный вопрос остается без ответа. Наконец в раздражении он поднял руку:
   - Хватит об этом. Ты обещала рассказать, куда мы едем, Мириамель.
   Прежде чем заговорить, она некоторое время молча смотрела в огонь.
   - Ты прав, Саймон. Несправедливо было тащить тебя так далеко, пользуясь твоим доверием. Но я не просила тебя ехать со мной.
   Он был обижен, но попытался не показать этого.
   - Тем не менее я здесь. Так скажи мне, куда мы едем?
   Она глубоко вздохнула, потом разом выдохнула:
   - В Эркинланд.
   Он кивнул:
   - Я догадался. Это было нетрудно, послушав тебя на рэнде. Но куда именно в Эркинланде? И что мы там будем делать?
   - Мы едем в Хейхолт. - Она пристально посмотрела на Саймона, как бы вызывая его поспорить.
   Да будет с нами милость Эйдона, подумал Саймон.
   Вслух он сказал:
   - Чтобы забрать Сверкающий Гвоздь?
   Хотя безумием было само это предположение, в такой мысли было что-то возбуждающее. Он - надо признаться, не без помощи - нашел и сохранил Торн, так ведь? А если теперь он принесет принцу еще и Сверкающий Гвоздь, то может стать - внезапное видение поразило его - кем-то вроде рыцаря рыцарей, таким, который может ухаживать даже за принцессами.
   Он быстро прогнал эту картину - ничего подобного на самом деле нельзя было ожидать.
   - Чтобы попытаться достать Сверкающий Гвоздь? - снова спросил он.
   Мириамель все еще внимательно смотрела на него.
   - Возможно.
   - Возможно? - Он нахмурился. - Что это значит?
   - Я обещала рассказать тебе, куда мы едем, - сказала она. - Но я не собиралась ни слова говорить о том, что я по этому поводу думаю.
   Саймон раздраженно поднял палку, разломал ее на мелкие куски и швырнул в огонь.
   - Кровавое древо, Мириамель! - зарычал он. - Зачем тебе это надо? Ты называла меня другом, а теперь обращаешься со мной как с ребенком.
   - Я не обращаюсь с тобой как с ребенком, - горячо сказала она. - Ты настоял на том, чтобы сопровождать меня. Хорошо. Но все остальное - мое дело, собираюсь ли я забрать меч или направляюсь в замок, чтобы захватить пару туфель, которую я случайно там оставила.
   Саймон все еще сердился, но не смог подавить смешка.
   - Ты, наверное, и впрямь едешь туда за туфлями, платьем или еще чем-нибудь в этом роде. Это как раз то, о чем я мечтал: чтобы в середине войны эркингарды убили меня за попытку украсть женские туфли.
   Раздражение Мириамели немного рассеялось.
   - Ты, наверное, украл достаточно вещей, когда жил в Хейхолте, и тогда все тебе сошло с рук. Так что это будет только справедливо.
   - Украл? Я?
   - Из кухни, например. Ты сам рассказывал. Ну а кто это украл лопату у пономаря и вложил ее в железную рукавицу в Малом зале - это выглядело, как будто Сир Некто собирается копать могилу?
   Удивленный, что она запомнила такие подробности, Саймон довольно хихикнул:
   - Джеремия тоже принимал в этом участие.
   - Ты втянул его в это, хочешь сказать? Он никогда бы не стал делать ничего подобного по собственной инициативе.
   - Но откуда ты это знаешь?
   Мириамель бросила на него презрительный взгляд:
   - Я же говорила, дубина, что следила за тобой много недель подряд.
   - Что так, то так. - Саймон был польщен. - А что еще интересного ты видела?
   - Главным образом, как ты удирал и предавался возвышенным мечтам, когда предполагалось, что ты работаешь, - отрезала она. - Неудивительно, что Рейчел щипала твои уши до синяков.
   Оскорбленный, Саймон выпрямился.
   - Я удирал только для того, чтобы у меня было хоть какое-нибудь свободное время. Ты не знаешь, что за жизнь у слуг!
   Мириамель взглянула на него. Выражение ее лица внезапно стало серьезным, даже грустным.
   - Ты прав. Но ты не знаешь, что за жизнь была у меня. Вот мне-то действительно выпало мало случаев побыть одной.
   - Может быть, - упрямо сказал Саймон. - Но могу побиться об заклад, что в вашей части Хейхолта лучше кормят.
   - Кормят тем же самым, - парировала она. - Только мы ели чистыми руками. Она подчеркнуто неодобрительно поглядела на его черные от сажи пальцы.
   Саймон громко засмеялся.
   - Ха! Значит, вся разница между судомоем и принцессой - чистые руки? Боюсь разочаровать тебя, Мириамель, но после целого дня мытья посуды мои руки бывали даже чересчур чистыми.
   Она насмешливо улыбнулась:
   - Тогда, я полагаю, никакой разницы между нами нет вообще.
   Саймон внезапно почувствовал, что их спор заходит на запретную территорию.
   - Я не знаю, Мириамель.
   Она поняла, что что-то изменилось, и замолчала.
   Насекомые запели ночную песню, а темные деревья стояли вокруг, как соглядатаи. Странно снова очутиться в лесу, подумал Саймон. Он уже успел привыкнуть к бескрайним просторам, открывавшимся с вершины Сесуадры, и голым равнинам Высоких Тритингов. После них Альдхорт казался давяще тесным - хотя, наверное, Мириамель права: по крайней мере на некоторое время лес может быть самым безопасным местом.
   - Я ложусь спать, - внезапно сказала принцесса.
   Она встала и направилась к тому месту, где приготовила себе постель. Саймон заметил, что его плащ лежал с другой стороны костра.
   - Если хочешь. - Он не мог сказать, сердится ли она. Может быть, ей здесь просто нечего больше понимать. Он иногда чувствовал это около нее, когда заканчивались все незначительные темы для разговора. О чем-то серьезном было трудно говорить - слишком неловко и слишком страшно. - А я посижу еще у огня.
   Мириамель завернулась в плащ и легла. Саймон смотрел на нее сквозь мерцание угасающего костра. Одна из лошадей тихо заржала.
   - Мириамель?
   - Да?
   - То, что я сказал тебе в ночь нашего отъезда, - правда. Я буду твоим защитником, даже если ты никогда не скажешь мне, от чего именно я защищаю тебя.
   - Я знаю, Саймон. Спасибо.
   Снова возникла пауза. Через некоторое время Саймон услышал слабый мелодичный звук. На мгновение он испугался, но потом понял, что это принцесса тихо напевает про себя.
   - Что это за песня?
   Она вздрогнула и повернулась к нему.
   - Что?
   - Что за песню ты поешь?
   Она улыбнулась:
   - Я и не знала, что пою вслух. Она крутилась у меня в голове весь вечер. Ее пела мне мама, когда я была маленькая. Я думаю, эта эрнистирийская песня пришла еще от бабушки. Но она на вестерлинге.
   - Споешь ее?
   Мириамель помедлила.
   - Не знаю. Я устала и не уверена, что вспомню все слова. И вообще, это грустная песня.
   Саймон лег и закутался в плащ, внезапно почувствовав озноб. Воздух становился холодным. Листья тихо шелестели на ветру.
   - Ну ладно. Я попробую. - Мириамель на мгновение задумалась, потом начала петь. Голос ее был хрипловатым, но приятным.
   Моя любимая жила,
   - начала она тихим голосом. Мелодия ясно звучала в сумеречном лесу.
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   Прекрасней всех она была
   Во всей стране моей.
   Осенний лист летел, звеня,
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   Она плясала для меня
   В сиянии полей.
   В домах горели огоньки
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   Коснулся я ее руки
   В один из зимних дней.
   Всю зиму я о ней мечтал
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   И я ее поцеловал,
   Когда настал апрель.
   Дождались летом мы тепла
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   Но ты на свадьбу не пришла,
   Не стала ты моей.
   И снова лист летел, звеня,
   У озера, у Кэтрин-Дейр.
   Теперь уже не для меня
   Плясать хотелось ей.
   Пришла зима, покрылись льдом
   И озеро, и Кэтрин-Дейр.
   И я покинул отчий дом,
   Чтоб стала боль слабей.
   Озерная недвижна гладь,
   Не повернется время вспять.
   Ты эту сказку должен знать
   Любовь купить, любовь продать...
   И бесконечно повторять:
   "Жестокий Кэтрин-Дейр".
   - Красивая песня, - сказал Саймон, когда она закончила. - И грустная. Мелодия все еще звучала у него в голове; он понял, почему Мириамель незаметно для себя напевала ее.
   - Мама пела мне ее в саду в Меремунде. Она всегда пела. И все говорили, что у нее самый красивый голос, какой они когда-либо слышали.
   На некоторое время наступила тишина. Оба, и Саймон, и Мириамель, лежали, завернувшись в плащи, поглощенные своими тайными мыслями.
   - Я никогда не знал своей матери, - сказал наконец Саймон. - Она умерла, когда я родился. Я не знал никого из моих родителей.
   - Я тоже.
   К тому времени, когда странный смысл этой фразы прорвался сквозь стену расстроенных чувств Саймона, Мириамель повернулась спиной к огню - и к своему спутнику. Он хотел спросить, что она имела в виду, но почувствовал, что принцесса не хочет больше разговаривать. Вместо этого он стал тихо смотреть, как угасает огонь и улетают в темноту последние искры.
   2 ОКНА, КАК ГЛАЗА
   Бараны сгрудились так тесно, что между ними почти невозможно было пройти. Бинабик пел тихую овечью колыбельную, с трудом пробираясь между мохнатыми спинами.
   - Ситки! - позвал он. - Мне надо поговорить с тобой.
   Она сидела скрестив ноги и перевязывала узлы сбруи своего барана. Вокруг нее несколько других троллей - мужчин и женщин - заканчивали последние приготовления перед тем, как вместе с отрядом Джошуа продолжить путь к Наббану.
   - Я здесь, - сказала она.
   Бинабик огляделся.
   - Не пойдешь ли ты со мной в какое-нибудь более тихое место?
   Она кивнула и положила сбрую на землю.
   - Пойду.
   Они пробрались через стадо толкающихся баранов, забрались на холмик и сели на траву. Суетящийся лагерь расстилался перед ними. Палатки разобрали еще ранним утром, и теперь от того, что в течение трех дней было маленьким городком, осталась только бесформенная движущаяся масса людей и животных.
   - Ты раздражен, - внезапно сказала Ситки. - Скажи мне, что случилось, любимый? Хотя, конечно, за последние дни у нас было достаточно неприятностей, чтобы расстроить кого угодно.
   Бинабик вздохнул и кивнул.
   - Это верно. Смерть Джулой - очень тяжелая потеря, и не только из-за ее мудрости. Мне не хватает ее самой, Ситки. Мы никогда не встретим никого похожего на нее.
   - Но это не все, - мягко настаивала Ситки. - Я хорошо тебя знаю, Бинбиниквегабеник. Это из-за Саймона и принцессы?
   - Это корень всего. Смотри, я покажу тебе кое-что. - Он развинтил свой посох. Длинное белое древко с наконечником из сине-серого камня выскользнуло оттуда.
   - Это стрела Саймона. - Ситки широко открыла глаза. - Дар ситхи. Он оставил ее?
   - Я не думаю, что он сделал это нарочно. Я нашел ее запутавшейся в одной из рубашек, которые ему сшила Гутрун. Он мало взял с собой, но все-таки не забыл мешок со своими главными драгоценностями - зеркальцем Джирики, куском камня, который он принес с могилы Хейстена, и кое-какие другие вещи. Полагаю, Белую стрелу он оставил по ошибке. Может быть, он для чего-то вынимал ее раньше и забыл положить обратно в мешок. - Бинабик поднял стрелу и повернул ее, так что она засверкала в лучах утреннего солнца. - Это мне кое о чем напоминает, - сказал он медленно. - Это знак долга Джирики Саймону - долга ничуть не меньшего, чем тот, который, в память Укекука, связывает меня с доктором Моргенсом.
   Внезапно страх появился на лице Ситки, хотя она и делала все, чтобы скрыть его.
   - Что ты хочешь сказать, Бинабик?
   Он печально посмотрел на стрелу.
   - Укекук обещал Моргенсу свою помощь. Я принял на себя его обещание. Я поклялся защищать юного Саймона, Ситки.
   Она двумя руками схватила его ладонь.
   - Но ты уже выполнил обещание - и даже больше, Бинабик. Тебе совсем не нужно сторожить его день и ночь до конца жизни.
   - Это... это другое. - Он бережно убрал стрелу в посох. - Это больше, чем просто долг, Ситки. Путешествуя по этим диким местам, и Саймон, и Мириамель уже в опасности, но еще большей опасности они подвергнутся, когда придут туда, куда, я боюсь, они направляются. Но кроме того, они представляют собой страшную угрозу и для всех нас.
   - Но почему? - Ей трудно было скрыть боль.
   - Если их поймают, то наверняка доставят к Прейратсу, советнику короля Элиаса. Ты не знаешь его, Ситки, но я знаю, по крайней мере по рассказам. Он могуществен и без колебаний употребляет это могущество по любому поводу. И он жесток. Он узнает от них все, что они знают о нас - а Саймон и Мириамель, оба они знают очень много, - о наших планах, о мечах и обо всем остальном. И Прейратс убьет их - во всяком случае Саймона, - добывая эти сведения.
   - Значит, ты идешь искать их? - медленно спросила она.
   Он уронил голову.
   - Я чувствую, что должен пойти.
   - Но почему именно ты? У Джошуа целая армия!
   - На то есть причины, возлюбленная моя. Если ты пойдешь со мной, когда я буду говорить с Джошуа, ты все узнаешь. Тебе в любом случае следует там быть.
   Она вызывающе посмотрела на него:
   - Если ты пойдешь за ними, я пойду с тобой.
   - А кто убережет наших людей от опасности - в чужой стране, с чужим языком. - Он сделал жест в сторону двигавшихся внизу троллей. - Ты теперь хотя бы немного говоришь на вестерлинге. Мы не можем уйти вдвоем и оставить кануков глухими и немыми.
   Слезы показались на глазах Ситки:
   - Неужели нет другого выхода?
   - Я не могу ничего придумать, - сказал он медленно. - Хотел бы, но не могу. - Его глаза тоже заблестели.
   - Камни Чукку! - простонала она. - Неужели мы перенесли все, что нам пришлось перенести во имя нашей любви, только для того, чтобы вновь расстаться? - Она крепко сжала его пальцы. - Почему ты такой упрямый и благородный, Бинабик из Минтахока? Я проклинала тебя за это и раньше, но никогда еще мне не было так больно.
   - Я вернусь к тебе. Я клянусь, Ситкинамук. Что бы ни случилось, я вернусь к тебе.
   Она наклонилась, спрятала лицо у него на груди и зарыдала. Бинабик обнял ее и крепко прижал к себе; по его щекам тоже катились слезы.
   - Если ты не вернешься, - простонала она, - пусть у тебя не будет ни минуты покоя до конца времен!
   - Я вернусь, - повторил он и замолчал.
   Они долго стояли так, скованные горестным объятием.
   - Я не могу сказать, что мне нравится эта идея, Бинабик, - сказал принц Джошуа. - Нам придется нелегко без твоей мудрости, особенно теперь, после смерти Джулой. - Принц угрюмо покачал головой. - Эйдон знает, каким ударом это было для нас. Я почти болен от горя, и у нас нет даже тела, чтобы оплакать ее.
   - Таково было ее желание, - мягко сказал Бинабик. - Но в относительности нашего первого беспокойства мы не имеем возможности очень меньше печалиться о потере вашей племянницы и юного Саймона. Я объяснял вам мои соображения.
   - Возможно, но как быть с мечами? Нам еще многое нужно узнать.
   - Малое воспомоществование я могу оказать Стренгъярду и Тиамаку, - сказал маленький человек. - Я уже производил переводы на вестерлинг почти всех пергаментов Укекука. С очень немногими оставшимися может помогать Ситки. - Он указал на свою невесту, молча сидевшую подле него. Глаза ее покраснели. - А затем с сожалением сообщаю, что после окончания этой работы она будет забирать оставшихся кануков и возвращаться к нашему народу.
   Джошуа посмотрел на Ситки.
   - Еще одна утрата!
   Она склонила голову.
   - Но вас теперь много, - заметил Бинабик. - В горах также тяжело, и эти пастухи и охотницы будут нужны у Озера голубой глины.
   - Конечно, - сказал принц. - Мы всегда будем благодарны за помощь, оказанную вашими людьми. Мы никогда этого не забудем, Бинабик. Так, значит, ты решил идти?
   Тролль кивнул.
   - Есть много причин, убеждающих меня в очень большой разумности этого. Также это страх, что Мириамель питает надежду украдать Сверкающий Гвоздь, думая, что ускорит этим заканчивание борьбы. Это пугает меня, поскольку, если в рассказе графа Эолера много истинности, дворры признались подручным Короля Бурь, что в могиле вашего отца упокаивался Мин-неяр.
   - Что, по всей вероятности, делает беспочвенными все наши надежды, мрачно сказал Джошуа. - Потому что, если он это знает, Элиасу незачем оставлять меч в гробнице.
   - Знания Короля Бурь и знания вашего брата не есть одно и то же, возразил Бинабик. - Нет большой редкости в том, что союзники таят секреты друг от друга. Король Бурь может не иметь знания, что мы обладаем данной тайной. Очень большая запутанность, не правда ли? Кроме всего прочего, из того, что поведывал старик Таузер, - истории о том, как вел себя ваш брат, когда получал лезвие, - можно делать вывод, что обладатели клейма Пика Бурь не переносят его близости.
   - Глупо было бы рассчитывать на это, - сказал Джошуа. - Изгримнур, что ты думаешь обо всем этом?
   Риммер шевельнулся:
   - О чем? О мечах или о поездке тролля за Мири и мальчиком?
   - О том и о другом. - Джошуа устало махнул рукой.
   - Немного могу сказать про мечи, но в словах Бинабика есть резон. Что до остального... - Изгримнур пожал плечами. - Кто-то должен ехать, это ясно. Я один раз уже привез ее обратно, так что, если хочешь, могу снова поехать.
   - Нет. - Принц твердо покачал головой. - Ты мне нужен здесь. И я не стану снова разлучать тебя с Гутрун ради моей упрямой племянницы. - Он повернулся к троллю: - Сколько человек ты хотел бы взять с собой?
   - Ни единого, принц Джошуа.
   - Никого? - Принц был потрясен. - Да почему же? Спокойнее было бы взять с собой несколько верных людей, как ты сделал, отправляясь к Урмсхейму.
   Бинабик покачал головой:
   - Имею предположение, что Мириамель и Саймон не стали бы прятаться от меня, но, с несомненностью, они будут пугаться и побегать от верховых солдат. Кроме того, есть места, где очень хорошая проходимость для меня с Кантакой, но совсем плохая для всадников, имеющих даже такое великое искусство, как тритинги Хотвига. И потом, я могу ехать с большей тихостью. Нет, очень лучше мне отправляться в одиночестве.
   - Мне это не нравится, - сказал Джошуа. - Я вижу, что Ситки тоже недовольна. Но, по крайней мере, я обдумаю твое предложение. Может быть, это действительно самый лучший выход. - Он поднял руку и потер лоб. - Дайте мне немного подумать.
   - С несомненностью, принц Джошуа. - Бинабик встал. - Но не предавайте забыванию тот факт, что даже редкостной замечательности нос Кантаки не имеет возможности чуять след, слишком долго прохлаждавшийся на земле. - Он поклонился, Ситки последовала его примеру. Потом тролли повернулись и вышли.
   - Он маленький - они оба маленькие, - задумчиво сказал Джошуа. - Но я не только не хотел бы, чтобы тролли уходили, - я был бы счастлив, если бы с нами была еще тысяча таких, как они.