-- Видел, -- выпалил он. -- Их украл мистер Смит.
-- Смит? -- тупо повторил страдалец. -- Какой кошмар. Я без очков
ничего не вижу.
-- Тут были люди из ФБР, -- решил утешить его Старик. -- Они как раз
ищут Смита.
Сосед просветлел:
-- Из-за моих очков?
-- Да, -- сдался Старик. Утомительное занятие -- говорить только
правду. Нет вернее средства затянуть нудный разговор до бесконечности.
Тем временем в кабинете доктора Кляйнгельда происходила непростая
беседа. Сам психиатр восседал за столом в вертящемся кресле, каковым искусно
пользовался, когда хотел включиться в обсуждение или, наоборот, удалиться за
кулисы. В настоящий момент врач располагался спиной к прочим участникам
дискуссии, Гонелла нервно расхаживал по комнате, а что касается агентов --
один стоял, привалившись к шкафу, второй пристроился на подлокотнике. Двое
сидели в креслах для посетителей: начальник 16-го полицейского участка
Экхардт и специально приглашенный заместитель директора ФБР Гонтранд Б.
Гаррисон.
-- Как же нам быть? -- спросил он.
-- Предлагаю восстановить всю цепочку событий, -- подал голос Гонелла.
-- Конструктивное предложение, -- одобрил Гаррисон. Гонелла зашелестел
блокнотом:
-- Насколько я понял, началось все с того, что в участок капитана
Экхардта обратился кассир отеля "Мертвый индеец", некий Подл Т. Рюк. Он
принес на проверку в банк "Объединенный пилигрим" купюры, полученные от
мистера Богфри главным портье отеля Рене Леклу. Менеджер банковского филиала
Лестер Носе через минуту тридцать секунд установил, что банкноты
фальшивые...
Доктор Кляйнгельд крутанулся на кресле и оказался лицом к ассамблее.
Громко, ясно и отчетливо -- совсем не так, как во время консультации, -- он
заявил:
-- Господа, мы уже несколько раз восстанавливали цепочку событий. Мы
исследуем не уголовное дело, а психический феномен, и бесконечное углубление
в малозначительные детали нам ничего не даст. Я не считаю, мистер Гаррисон,
что предложение мистера Гонеллы было конструктивным. Типичное
бюрократическое переливание из пустого в порожнее -- любимое занятие
тупоумных функционеров.
-- Протестую, -- оскорбился Гаррисон.
-- Мое заключение таково: я отказываюсь как опровергать, так и
подтверждать, что двое персон, доставленных ко мне на экспертизу, не
являются теми, за кого они себя выдают.
-- Вы что, сбрендили? -- рявкнул заместитель директора ФБР.
-- Я тоже задал себе этот вопрос. Спросил Бога-четыре, как же мне быть.
Он посоветовал говорить правду, а я ответил, что не хочу быть зачисленным в
психи. Поэтому ваша реакция на мои слова меня не удивляет. И тем не менее
другого заключения предложить не могу.
-- Доктор, -- воззвал к нему Гонелла, -- у каждого из присутствующих
прекрасная высокооплачиваемая работа. Неужели вы хотите, чтобы мы послали ее
псу под хвост, официально подтвердив, будто двое старых шарлатанов,
освоивших несколько дурацких фокусов, -- это Господь Бог и Сатана
собственной персоной? Да нас в суде на смех поднимут. Уверяю вас, вокруг
полно желающих занять наше место... Мороз по коже!
-- Взглянем на ситуацию с другой стороны, -- вновь взял слово ничуть не
поколебленный доктор, к которому прямо на глазах возвращались и уверенность,
и солидность. -- Абстрагируемся от религиозных соображений. Религия, которая
якобы является великим стимулятором и антидепрессантом, на самом деле только
нервирует людей.
-- Протестую, -- вставил Гаррисон.
-- И тем не менее так оно и есть. Во всяком случае, этому учит меня
врачебный опыт... Давайте попробуем взглянуть на произошедшее с точки
зрения... м-м-м... научной фантастики. На телеэкране мы сплошь и рядом
видим, как на нашу планету вторгаются всевозможные пришельцы -- то
желеобразные, то с раздутыми головами и тельцем ребенка-дистрофика. Идея
инопланетного вторжения никому не кажется дикой, и силы правопорядка
доблестно вступают с агрессорами в схватку, к которой по ходу развития
сюжета в дальнейшем обычно подключается вся мощь вооруженных сил. Победу,
как правило, одерживает сиропная "добрая воля человечества", подкрепленная
завыванием голливудских скрипок. Миллионы зрителей с глубоким волнением
следят за перипетиями этого противостояния. Фильмы подобного рода полезны и
с государственной точки зрения, так как способствуют развитию военной
технологии. Вместе с тем они прославляют мир во всем мире и смазывают душу
аудитории густым медом любви к человечеству. Помните, как в эпоху
всемогущества радиоприемника Орсон Уэллес напугал американскую публику,
передав репортаж о нашествии марсиан? Однако никому еще
не удавалось вызвать всеобщую панику, объявив о сошествии на Землю Бога
и Дьявола.
-- Вы хотите, чтобы это сделали мы? -- съязвил Гонелла.
-- Я всего лишь пытаюсь вам втолковать, что это невозможно. Интересно
только почему... Каждый кандидат в президенты изображает набожность и истово
предается молитве -- пусть даже для вида. Молитва -- неотъемлемая часть
американской традиции: молятся дома, молятся по случаю любого торжественного
события, но идея физического воплощения Того, Кому возносятся молитвы,
почему-то кажется людям невозможной и даже кощунственной. Легче поверить в
злокозненное инопланетное желе или ожившего динозавра.
-- Скажите, сэр, а вы сами молитесь Всевышнему? -- сухо осведомился
Гаррисон.
-- Нет, -- коротко ответил Кляйнгельд.
-- Оно и видно. А я, к вашему сведению, молюсь. Вот почему ваши слова
вызывают у меня острое чувство протеста. К тому же мы не на университетском
диспуте, перед нами чрезвычайная и очень сложная проблема. Завтра утром
Бог-фри и Смит предстанут перед судьей по обвинению в мошенничестве и
изготовлении фальшивых денежных знаков. Мы надеялись, что, учитывая
преклонный возраст задержанных, вы найдете какие-нибудь смягчающие
обстоятельства психопатологического свойства, которые могли бы
воздействовать на решение судьи. Судья -- человек занятой, времени входить в
существо дела у него не будет. У меня времени было больше, и то я ничего не
понял. Однако, как я вижу, на вашу помощь рассчитывать не приходится.
-- Вы хотите, чтобы я слегка смошенничал, как делаем все мы, --
чуть-чуть, по мелочи. Я должен дать заключение, что задержанные не вполне
отвечают за свои поступки, что их, как трудных подростков, нужно поместить
под особый надзор, дабы они не могли далее приносить вред обществу, что они
нуждаются во врачебном уходе и прочее, и прочее. Все это будет звучать в
суде очень гуманно, а в результате старики попадут в психушку, из которой
уже не выберешься. Однако хочу сказать еще раз: в ситуации с Богом-три
Бог-четыре проявил исключительную выдержку, тактичность и лаконичность,
которой каждый из присутствующих мог бы только позавидовать.
-- Это ваше последнее слово?
-- Разумеется, нет. Я не знаю, каким оно будет, мое последнее слово.
Могу лишь признаться, что сейчас я впервые в жизни попробовал молиться -- в
порядке эксперимента.
-- Ладно, джентльмены, идем отсюда, -- сказал Гаррисон, поднимаясь. --
Я безмерно разочарован. Капитан Экхардт, предъявляйте задержанным
стандартные обвинения. А что касается необычных аспектов этого дела, забудем
о них. Раз и навсегда.
-- Слушаюсь, сэр, -- кивнул капитан и, немного подумав, прибавил: -- А
что, если они возьмут и растворятся прямо в зале суда?
-- У ФБР достаточно средств, чтобы помешать этому.
-- Легко сказать, сэр. Вы не видели, как они это проделывают.
-- Говорю вам, капитан, ФБР тоже знает толк в фокусах.
-- Вы меня успокоили, сэр.
-- Так-то.
Гонелла подвел итоги:
-- Итак, суммирую для ясности. Предъявляем старикам обвинение как
обычным преступникам. О способе изготовления денег -- там карман, не карман
-- молчок. Об испанских и греческих монетах тоже. Только проверенный факт:
купюры фальшивые. И точка.
-- Правильно. -- Гаррисон неприязненно покосился на доктора Кляйнгель-
да, который сидел, сложив пальцы шалашиком, с закрытыми глазами и
лучезарной улыбкой на устах. -- Обсудим технические подробности у нас в
конторе или в участке. Это наша внутренняя кухня. Все, уходим.
Однако дверь распахнулась сама, и в кабинет влетели еще двое агентов --
те самые, что разыскивали мистера Смита.
-- Они пропали, -- выдохнул один. Гонелла:
-- Пропали? Оба?
-- Да! Тот старый хрен, который Богфри, спокойно лежал в койке -- это
было в четыре сорок три -- и сказал, что Смит скорее всего в столовой. Во
всяком случае на месте Смита не было. Мы перевернули всю больницу, не нашли
его и вернулись к Богфри. А его уж и след простыл! Сосед, мистер Курленд,
говорит, что старикашка только что был здесь и вдруг как сквозь землю
провалился.
-- Во-во, -- с видом эксперта, узнающего симптомы, закивал Экхардт.
-- И еще свидетель сказал, что Смит стащил у него очки.
-- Не валите все в одну кучу! -- прикрикнул на агентов Гаррисон,
большой ценитель четкости и ясности.
-- Далее выяснилось, что Смит или Богфри, а может, и некое третье лицо,
украл верхнюю одежду вон у того типа, мистера Ксилиадиса. Он делал снимок в
рентгеновском кабинете.
В дверь как раз протиснулся смуглый лысый крепыш в полосатых кальсонах
и наброшенном на плечи больничном халате. Вид у мистера Ксилиадиса был
крайне разгневанный.
-- Какое безобразие! -- сразу же завопил он. -- Десять лет я каждые
полгода прихожу сюда на обследование! Ни разу не пропустил, если не считать
того раза, когда я был в Салониках! Это в прошлом году было! Раздеваюсь как
положено, прохожу внутрь, а потом возвращаюсь...
-- Эй, кто-нибудь, займитесь описанием одежды, -- приказал Гаррисон.
-- Позвольте мне, -- вызвался капитан Экхардт.
-- Так. Остальные -- слушать внимательно. Я сообщу об этом деле в самые
высокие инстанции. Если понадобится, до президента дойду.
-- Так-таки до президента? -- не поверил Гонелла. -- А не рановато
будет?
-- Нет, сэр, не рановато, -- просвистел Гаррисон сквозь решительно
стиснутые зубные мосты. -- Вы хоть понимаете, что эта парочка может
оказаться разве-дотрядом, засланным с другой планеты? Или каким-то новым
оружием, которое на нас решили испытать поганые Советы! Нам с вами эту
проблему не решить, а тут, похоже, каждая минута дорога. За мной, ребята!
Вслед стражам законности раздался веселый хохот обычно столь
сдержанного доктора:
-- Разведотряд с другой планеты? А что я говорил? Вам легче доложить
президенту об инопланетянах, чем о явлении Всевышнего!
-- Это все? Других комментариев не будет? -- ядовито осведомился
Гаррисон, недовольный задержкой.
-- Нет, не все. Я, человек, проживший на свете шестьдесят лет без
единой молитвы, только что испытал новое и весьма вдохновляющее чувство.
Первоеже мое моление к Господу немедленно было услышано.
-- И о чем же вы молились? -- заранее ухмыльнулся Гонелла.
-- Чтобы наши старички вдруг взяли и исчезли. Ох, как повезло
завтрашнему судье! Он так и не узнает, от какой напасти избавился. А уж
нам-то как подфартило!
-- Вперед, нечего попусту тратить время! -- прикрикнул на свою свиту
Гаррисон, и все ринулись прочь из кабинета.
Чуть ли не в следующую секунду двор огласился визгом шин, скрежетом
тор-
мозов и воем сирен -- обычным музыкальным сопровождением валькирий
правопорядка.
Остался лишь капитан Экхардт -- биться с мистером Ксилиадисом, который
выдвигал уже четвертую версию содержимого своих карманов.
Предоставленный самому себе, мистер Смит проявил свои природные
качества -- энергичность и инициативу, которые в присутствии дородного
Старика он поневоле был вынужден сдерживать. Уж больно нетороплив, чтобы не
сказать тяжеловат, был компаньон мистера Смита.
Остановив проезжавшее такси, Тосиро Хавамацу выяснил у шофера, что
самолетом до Нью-Йорка добраться гораздо быстрей, чем экспрессом "Борзая", а
в аэропорту к тому же имеется обменный пункт. Таксиста перемена в планах
японца тоже вполне устраивала, в чем он честно и признался, сообщив, что до
аэропорта ехать дальше, чем до автовокзала.
-- И все довольны, -- подытожил шофер. Такси нырнуло в предвечерние
сумерки.
Одежда Ксилиадиса висела на тощем азиате мешком. Увы, ничего другого
мистеру Смиту в рентгеновском кабинете не подвернулось -- кроме грека, там
была еще только восьмилетняя девочка. В результате Хавамацу-сан был похож на
женщину, разрешившуюся от бремени, но упорно не желающую расставаться с
одеждой той счастливой поры, когда она ходила на сносях. В аэропорту, возле
билетной кассы, его даже остановила какая-то корпулентная особа и спросила,
не пользуется ли он "Вествудской диетой", а если пользуется, то на какой он
по счету неделе. Смит ответил, что про такую диету у них в Японии и слыхом
не слыхивали. Слоноподобная дама обиделась столь явному проявлению
неискренности, ведь было совершенно очевидно, что гость с Востока взял на
вооружение именно калифорнийскую диету.
Обмен иен прошел без сучка без задоринки, равно как и приобретение
билета Вашингтон -- Нью-Йорк. Багажа у мистера Смита не было, но в аэропорту
прибытия, проходя мимо транспортерной ленты, гонявшей по кругу сумки и
чемоданы с кливлендского рейса, азиат обзавелся новехоньким саквояжем.
В "Оскал Уайльда" японец отправился на такси. Шофер, уроженец острова
Гаити, отличался общительностью. Ему непременно нужно было знать, много ли в
Японии гомосеков.
-- Следите-ка лучше за дорогой, -- строго ответил на это мистер Смит.
Его неразговорчивость объяснялась тем, что как раз в ту самую минуту он,
подобно весенней саламандре, менял кожу, а это занятие требовало некоторой
концентрации.
Машина нервно задергалась в автомобильном потоке -- это таксист с
ужасом наблюдал, как преображается облик пассажира. Когда такси достигло
42-й улицы, водителю стало совсем плохо: японец превратился в англосакса с
буйной рыжей шевелюрой и россыпью веснушек на несимпатичной физиономии,
отмеченной вековой печатью порока.
-- Я не перестарался? С веснушками, а? -- спросил мистер Смит, вылезая
из машины и доставая деньги.
Шофер что было силы нажал на газ и унесся прочь, наплевав на
вознаграждение.
Смит был приятно удивлен, сэкономив изрядную сумму в настоящих
долларах, и подумал: вот первый из моих фокусов, который, можно сказать,
удалось поставить на коммерческую основу.
Невзирая на поздний час (а может быть, именно благодаря ему), жизнь на
улице била ключом. Неоновые вывески на своем простодушном языке обещали
всевозможные наслаждения из разряда дозволенных. По недозволенным
наслаждениям специализировались многочисленные темные личности, торчавшие на
тротуарах с таким видом, будто в скором времени здесь должно произойти нечто
очень важное. Еще они смахивали на неподвижных пауков, выжидающих, пока в их
невидимой паутине застрянет доверчивая мушка.
Неподалеку от входа в "Оскал Уайльда" топталась девица завидного
телосложения, в куцей юбчонке и драных сетчатых чулках. Туфельки у нее были
на таких высоченных каблуках, что казалось, будто эта особа передвигается на
ходулях. Юбка, по всей видимости, сильно села от стирки, а блузка имела
весьма своеобразный покрой -- груди казались двумя плывущими собачонками,
которые изо всех сил стараются держать носы над поверхностью воды. Лицо у
девицы было юное, но уже изрядно потасканное. Она взглянула мистеру Смиту в
глаза, и во взгляде ее промелькнуло нечто, похожее на узнавание.
-- Пойдем со мной, м-м? Не пожалеешь...
-- Может, попозже, -- увернулся мистер Смит и выскользнул из ее
удушливого парфюмерного облака.
-- Гляди не опоздай.
Не обратив внимания на это предостережение, Смит вошел в ярко
освещенный вестибюль бань. За портьерой царили сумерки. Там путь гостю
преградили двое -- жеманный громила, наряженный матросом, и седовласый
джентльмен, тоже в чем-то морском.
-- Покажи-ка, что там у тебя в сумочке, сладенький, -- сказал громила.
-- Правила безопасности. Фашисты-гетеросексуалы нам уже два раза грозили
бомбу подложить.
Смит безропотно открыл саквояж. Внутри оказались: косметический набор,
шелковая комбинашечка, кружевные трусики, лифчик и розовая пижамка.
-- Добро пожаловать, -- приветствовал клиента седовласый яхтсмен. -- Яи
есть Уайльд. Пойдем покажу тебе наш клуб. Как тебя зовут?
-- Смит.
-- У нас тут принято называть друг друга по имени, а не по фамилии.
-- Это у меня имя такое.
-- Ну хорошо. Сюда, Смитик, сюда, душка.
Мистер Смит последовал за хозяином и оказался в некоем подобии
тропического леса. Вскоре джунгли расступились, и впереди чудесным образом
обнаружился мраморный бассейн в псевдоримском стиле, украшенный на манер
помпейских терм похабными мозаиками и скульптурами. Вода в резервуар
изливалась из позолоченного мужского органа, игравшего всеми цветами радуги.
Два непременных атрибута этой конструкции, также покрытые позолотой,
пульсировали, создавая волны и подводные завихрения. В ядовито-зеленой воде
плескались совершенно голые мужчины, шумно демонстрируя свое хорошее
настроение. На краю бассейна неподвижными статуями застыли два негра, весь
наряд которых состоял из хрустальных сережек в ушах. Правда, у одного из них
еще висело на шее ожерелье фальшивого жемчуга.
-- Это мои туземцы, -- хихикнул Уайльд. -- Ну-ка, ребята,
поприветствуйте Смита.
-- Джамбо-джамбо, бвана! -- хором прокричали "туземцы", синхронно
покачивая бедрами и приплясывая.
Плескавшиеся в воде радостно заулюлюкали.
-- Мальчики и девочки! --Уайльд лукаво повел бровями и сделал паузу,
чтобы у слушателей была возможность наградить шутку аплодисментами. -- Это
Смит. -- Вой и свист. Уайльд строго хлопнул в ладоши и, когда восстановилась
тишина, игриво сообщил: -- Смит в полном порядке. Уайльд видел, что у него в
саквояже. -- И сладкоголосо пропел: -- Иди сокройся в нашей дивной
раздевалке
и скинь с себя эти ужасные одежды, явись к нам в своей истинной славе!
Снова взрыв энтузиазма в бассейне. Когда Уайльд уже уводил новичка,
один из пловцов крикнул:
-- Я балдею от веснушечек! -- и был тут же шутливо укушен своим
любовником, у которого на лице не было ни единой веснушки.
-- Оставляю тебя здесь одного, -- сказал в раздевалке хозяин. -- Но
торопись -- тебя ждут. Ах ты мой рыжик!
Мистер Смит огляделся по сторонам. Белые стены, красные плюшевые
портьеры, статуи римских юношей в бессмысленных позах. Отдернув портьеру,
Смит увидел альков и вешалки с одеждой. В глаза злоумышленнику сразу
бросились джинсы, расписанные павлинами и райскими птицами. Смит испытал
полузабытое чувство радостного возбуждения. Примерил штаны -- в самый раз.
Ничего столь же восхитительного в тон джинсам обнаружить среди тряпья не
удалось, и в конце концов Смит остановил свой выбор на просторной,
фиалкового колера маечке с надписью на груди "ЗОВИТЕ МЕНЯ МАДАМ". Осмотрев
себя в зеркале, он остался доволен.
Далее Смит действовал стремительно: скучную одежду бедного мистера
Ксилиадиса повесил на вешалку вместо похищенной, схватил саквояж и ринулся
вон из раздевалки, чуть не сбив с ног сначала Уайльда, а затем и
мускулистого матроса. Проститутка все еще томилась на том же месте. Мистер
Смит дернул ее за руку и прошипел:
-- Живей! Куда идем?
По-лошадиному цокая своими ходулями, девица успела только пискнуть:
-- Стольник! Я меньше не беру!
-- Ладно-ладно.
Она затащила клиента в темный подъезд, где сидел какой-то нахохлившийся
субъект, разглядывая пол у себя под ногами.
-- Это я, Долорес.
Не поднимая головы, субъект сунул девице ключ с биркой:
-- Сто шестнадцатый.
По узкой лестнице они поднялись на второй этаж. Найдя нужную дверь,
девица включила свет и подтолкнула клиента вперед, чтобы он смог по
достоинству оценить спартанскую простоту этого алтаря быстротечного служения
пороку.
Дверь Долорес предусмотрительно заперла, а ключ спрятала. Затем клиент
получил приглашение сесть на кровать, что и исполнил. Девица щелкнула
выключателем, и слепящий белый свет сменился унылым красным. Закурила
сигарету, предложила Смиту, тот отказался.
-- Долорес, -- произнес он.
-- Ну?
-- Красивое имя.
Но девица не была настроена тратить время на пустую болтовню.
-- Ты по какой части?
-- То есть? -- не понял Смит.
-- Я же вижу по твоему прикиду, что ты не просто перепихнуться пришел.
-- Не знаю что и сказать...
Она раздраженно фыркнула табачным дымом.
-- О'кей, тариф у меня такой. Цены, может, покажутся тебе крутоватыми,
но зато я мастер экстра-класса по всем видам секса -- от нормального до
самого кудрявого. Программа-минимум -- стольник, это ты уже знаешь. Каждые
десять минут нормального траха сверх минимума -- двадцатник.
-- Нормального? -- угрюмо переспросил Смит.
-- Ну да, нормального, без выкрутасов. Если хочешь, чтобы я тебя
отшлепала, как школьника, -- по полтиннику за каждые десять минут помимо
основного
тарифа. Я только сбегаю наверх и переоденусь учительницей. Если хочешь
поиграть в раба -- семьдесят пять за четверть часа. Одеваюсь богиней,
госпожой -- кем скажешь. Захочешь меня постегать -- это уже стольник, и
сильно не бить, понял? Могу нарядиться французской горничной, могу
школьницей. Если надо, есть кожаные браслеты с шипами, ошейники, деревянные
колодки на щиколотки, зажимы для сосков, вибраторы, пластиковые хрены -- в
общем, что хочешь.
-- А страсть? -- трагически звенящим голосом вскричал Смит.
-- А -- что -- перепугалась Долорес.
-- Страсть! -- вознегодовал он. -- Не бывает порока без страсти, без
опасного, головокружительного парения над бездной, без сладостного,
подобного смерти забвения, без фейерверка чувств! Да разве это опишешь
словами? Страсть! Какие там еще тарифы?
-- Тогда пошел вон! -- завизжала Долорес, собрав всю храбрость. -- Без
тарифа ни шиша тебе не обломится. Мистер Смит сменил тон:
-- Вот тебе тысяча долларов, и обслужи меня по первому классу.
-- Целая тысяча! -- ахнула Долорес. -- Ты что, связать меня хочешь, да?
-- Я не хочу ничего делать. Я очень устал. Давай сама.
-- А как мне одеться?
-- Я плачу не за одежду, а за тело.
-- Тогда раздевайся.
-- Ну вот, снова ты хочешь, чтобы я что-то делал. Долорес растерялась,
но ненадолго.
-- Может, по-гречески?
-- Как это?
-- Ты ж хотел тела.
-- Не понимаю.
-- Ты что, котик, с неба свалился?
-- Хороший вопрос...
Долорес покрутила старенькое радио, нашла подходящую рок-группу и
закачалась в такт музыке, возвращаясь в мир, где все разумно и понятно. Она
поводила бедрами (что, с ее точки зрения, выглядело крайне возбуждающе),
дергалась в такт перестуку барабанов и близко к сердцу принимала текст,
состоявший из одной-единственной, без конца повторяемой фразы непонятно на
каком языке.
Мистер Смит наблюдал за танцем через полуприкрытые веки. Долорес
отрабатывала свой обычный номер, готовясь перейти от монотонного ритма
музыки к монотонному ритму секса, а Смит все глубже увязал в вязком болоте
скуки.
Приплясывая, девица расстегнула мини-юбку, и та послушно скользнула к
ее ногам. Однако изящно переступить через тряпку, не нарушая ритма,
оказалось непросто -- Долорес зацепилась длиннющим каблуком и чуть не
грохнулась. Смит на миг оживился, но танцовщица удержалась на ногах, и
взгляд зрителя снова померк. Далее Долорес расстегнула лиф и выпустила на
волю груди, немедленно принявшие положенную им по природе форму -- они
словно ожили и закачались в собственном ритме.
Внимание мистера Смита привлекли главным образом борозды, оставленные
на коже бюстгальтером.
Долорес скатала сетчатые чулки и спустила трусики, для чего ей пришлось
перемежать танец различными малограциозными телодвижениями. Явление
прелестей Долорес во всем их надменном великолепии не слишком заинтересовало
клюющего носом Смита. Последним, что зафиксировал его угасающий взор, была
мудреная траектория резинки на талии и ягодицах танцовщицы, очень похожая на
след проползшей сороконожки.
Когда Смит разомкнул очи, радио уже не грохотало, а едва слышно потре-
скивало. Оглядевшись по сторонам, искатель удовольствий вдруг
сообразил, что вид обнаженного женского тела совершил чудо -- впервые была
прервана многовековая бессонница. Смит порылся в карманах и не нашел там ни
единой купюры. В ярости он выскочил в коридор, сбежал по лестнице -- никого.
Нелюбопытного субъекта с ключами тоже как ветром сдуло. Лампа на его
столике, и та погасла.
На улице занимался рассвет, тротуары почти опустели. Смит помчался
назад, ко входу в "Оскал Уайльда", но не обнаружил Долорес и там. Зато на ее
месте терпеливо ждал Старик, седовласый, седобородый, все в той же белой
тоге. У его ног стояли два маленьких чемодана.
-- Как ты меня нашел? -- пропыхтел Смит.
-- Ты же сам назначил место встречи, забыл? Я заказал номер в гостинице
-- тут неподалеку, за углом. Называется "Башня слоновой кости". Не самая
уютная, но ведь мы на Землю не отдыхать явились.
-- Это уж точно, -- злобно буркнул мистер Смит и осторожно спросил: --
Ты не наводил обо мне справки в "Оскале"?
-- Нет. Решил, что разумнее этого не делать.
-- Временами ты меня просто поражаешь.
-- Тут поражаться нечему. Ведь я достаточно хорошо тебя знаю.
-- А зачем тебе два чемодана?
-- Один мне, другой тебе. Ведь свой багаж ты, похоже, потерял.
-- И не только багаж, -- всхлипнул Смит. -- Пропали все мои деньги! Их
украли! Гнусно украли!
Старик тяжко вздохнул, порылся в кармане, извлек пачку иен.