Устинов Питер. Старик и мистер Смит

лицо освежающим бальзамом.
-- Для протокола замечу, что сам я ни по какой причине не согласился бы
путешествовать с такой скоростью.
-- Да и не смогли бы при всем желании.
-- Верно. Что же касается вашего вопроса, то я понятия не имею; чего
они так взвились. Я начал свою дневную телепроповедь как обычно... Знаете,
днем я проповедую по средам, а в остальные дни недели по вечерам. Передача
называется "Час Джои О'Бирала из Храма Стеклянной..."
-- Знаю, -- оборвал его агент.
-- Ну и как, смотрите? -- оживился преподобный.
-- Когда нет чего-нибудь поинтересней.
О'Бирал уловил в голосе агента неожиданную нотку враждебности и на миг
стушевался, но немедленно убедил себя, что ошибся.
-- Сегодня я начал с описания своей встречи с Дьяволом, потом слегка
коснулся этих нелепых слухов... ну, про Линду Карпуччи... Знаете, нет ничего
хуже, чем прятать голову в песок. Иначе вся эта свора еще больше
обнаглеет...
-- Какая свора?
-- Пресса, чтоб ей пусто было. Каковы заголовки, а? "Развеселый час
Джои О'Бирала", "Стриптиз в церкви", "Джои нашалил"! Да вы сами наверняка
видели.
-- Нет, не видел.
-- Бросьте, -- поразился проповедник.
-- Не видел.
-- Как так?
-- Мне это неинтересно. О'Бирал и тут не дрогнул.
-- Поверьте мне, эта самая Карпуччи -- премерзкая девчонка, -- как ни в
чем не бывало продолжил он. -- Ее в жизни интересует только одно--деньги. За
деньги она продаст и тело, и душу, и все что захотите.
-- Идеальная подружка для вас. Представляю, какое у вас с ней
обнаружилось родство душ. Понимали друг друга без слов, да?
Джои О'Бирал отпихнул гримершу, расправил плечи и рассердился.
-- На чьей вы, собственно, стороне?
-- Кто, я? Ну, раз я работаю в ФБР, можно, наверно, сказать, что я на
стороне закона. Если повезет... В утешение могу сообщить, что мой босс,
старина Гонтранд Б. Гаррисон, известный также как Старый Гондон Гаррисон, --
ваш большой обожатель и не пропускает ни одной передачи. Разумеется, когда
он не при исполнении. Он-то и увидел по телеку, как вы пикируетесь с тем
дедом, Богфри. Сразу же позвонил к нам в Литл-Рок, проявил, так сказать,
бдительность. А из офиса связались со мной. Я тут неподалеку был, в
автомобиле. Пока мчался к вашему храму, меня ввели в курс дела.
-- Да-а, чего у ФБР не отнимешь -- работаете вы быстро. Как вы
установили, в каком отеле они жили?
-- Администратор сам позвонил. Толстый старикан уже несколько дней в
розыске. Портрет разослан по всем гостиницам. В одном из исчезнувших
постояльцев опознали нашего Богфри.
-- Здорово... Между нами... -- доверительно понизил голос О'Бирал,
сразу стало видно, что такому можно доверить любую тайну. -- Скажите, а они
действительно всего лишь мелкие фальшивомонетчики?
-- Насчет "мелких" не знаю, но ордер выписан за изготовление фальшивых
денег.
-- А почему второго, тощего, нет в розыске?
-- Бесполезно. Он все время меняет внешность. То в свободного художника
превратится, то в японского бизнесмена, то в педераста из Гринич-Виллидж.
-- А вы-то как думаете, кто они на самом деле?
-- Мое мнение не в счет. Я -- винтик в механизме. Задание было такое:
прибыть сюда, попытаться произвести арест и пресечь панику, если таковая
возникнет. Пока вы занимались исцелением, я связался с конторой, и теперь
наши люди прочесывают все горные вершины в Аризоне. На джипе, вертолете или
пешком. У меня не получилось -- у них получится.
-- И все же очень интересно... Сами понимаете... Кем все-таки считают
этих типов у вас в ФБР?
Грин отхлебнул мартини, аппетитно почмокал, проглотил, удовлетворенно
вздохнул.
-- В настоящий момент существует две гипотезы. Если они окажутся
несостоятельными, появятся другие. Автор первой -- начальник объединенного
комитета начальников штабов генерал Бекицер. С точки зрения генерала, Советы
тут ни при чем -- мы имеем дело с инопланетянами. Эта парочка -- патруль,
засланный из космоса, чтобы проверить нашу обороноспособность. Пэту
Гонсалесу, советнику президента по вопросам безопасности, человеку без
воображения да к тому же и невоенному, эта теория представляется чересчур
романтической. Он не верит в гуманоидов с планеты Ку-ку и придерживается
версии о кознях русских. Москва придумала какой-то новый фокус и пробует его
на нас. Уже и термин для этого нового вопиющего нарушения Договора о
сокращении стратегических вооружений придумали -- система СИЛА,
Сверхзвуковой Индивидуальный Летательный Аппарат. А по-моему, обе версии --
подростковые фантазии. Большие начальники вечно выдумывают какую-то чушь,
только бы не прослыть отставшими от времени.
-- А вы сами что думаете? Или винтику думать не положено?
-- Именно.
-- Да ладно вам. К чему такое самоуничижение? В Святой Книге не
сказано, что нужно подставлять левую щеку, пока вас не ударили по правой. У
нас свободная страна, приятель. Даже бомж из сточной канавы, и тот имеет
право выдвигать собственные теории.
Грин улыбнулся.
-- Раз уж вы настаиваете... Ладно. По-моему, эти двое -- те, за кого
они себя выдают. Бог и Сатана.
-- Это вы нарочно так говорите, чтоб меня расстроить! -- закричал
О'Бирал. -- Убирайтесь отсюда!
-- Как угодно. Но, как справедливо заметил мой босс, эта история
заставит прессу забыть о ваших шашнях с мисс Карпуччи. Преподобный сменил
гнев на задумчивость.
-- Вы в самом деле так думаете?
-- Сто процентов. Кому будет интересен иск об установлении отцовства,
ко-
гда разворачивается такой потрясающий сюжет? ФБР идет по следам двух
таинственных стариков, именующих себя Богом и Дьяволом! Преступники обладают
способностью растворяться в воздухе и перемещаться быстрее реактивного
самолета.
-- Черт, верно. Надо пойти рассказать жене...
-- Валяйте.
Радостная улыбка сползла с лица проповедника.
-- Молитесь ли вы Господу" мистер Грин?
-- Нет, сэр.
-- Но вы христианин?
-- Нет, сэр.
-- И не хотите возродиться к новой жизни?
-- Нет, сэр.
Джои О'Бирал всхлипнул.
-- Я буду за вас молиться.
-- Не тратьте зря времени.
Преподобный удивленно раскрыл очи, такое безразличие было ему внове.
-- Вы агностик! -- уличил он агента.
-- Да, сэр.
-- И тем не менее готовы поверить, что какие-то двое фокусников --
Господь Бог и Сатана собственной персоной?
-- Да, сэр. И представьте себе, -я сожалею о собственном безверии.
-- Если хотите уверовать -- уверуете.
О'Бирал приблизился к Грину и попытался проникновенно взять его за
руку, но агент увернулся и вместо своей ладони сунул проповеднику пустой
бокал.
-- Нет, сэр. Уверовать я не могу, а при существующем положении вещей и
не хочу. Из служебного опыта мне хорошо известно, что худший тип бандита в
нашей стране -- тот, кто делает барыши на религии.
-- Есть и такие? -- поразился О'Бирал.
-- Есть... Причем вещают на сто с лишним стран планеты... так, кажется?
В общем, к новой жизни мне не возродиться, а за коктейль спасибо. Он был...
божественным.
Старик и мистер Смит материализовались где-то во внутренних покоях
Белого дома. Из-за полуоткрытой двери доносился негромкий мужской голос --
кто-то не слишком музыкально полумычал, полунапевал арию из "Порги и Бесс".
-- Где это мы? -- гулким шепотом спросил мистер Смит.
-- Ш-ш-ш. Это так называемый Белый... м-м-м... особняк. Тут держи ухо
востро. Если что, встречаемся в аэропорту.
-- Где именно? Аэропорт большой.
-- Ну уж друг друга-то мы как-нибудь разглядим.
-- О Господи... Ты храм мистера О'Бирала видел? Так вот, аэропорт раз в
пятнадцать, а то и двадцать больше.
-- Правда? А как он называется?
-- Международный аэропорт Даллеса.
-- Ты хочешь сказать, что таким большим сооружением владеет всего один
человек? М-да, Америка есть Америка.
Смит на минутку зажмурился, чтобы подавить раздражение, и терпеливо
пояснил:
-- Даллес был государственным секретарем. Аэропорт назван в его честь.
И не только аэропорт.
-- Спасибо. Что бы я без тебя делал? Поразительно, сколько ты всего
знаешь.
Смит скромно пожал плечами:
-- Такая уж у меня работа. Разве я смог бы вводить людей во искушение,
если б знал только, куда их заманиваю, но не знал бы, откуда выманиваю?
-- Но какое отношение имеет к искушению аэропорт?
-- К искушению все имеет отношение. Например, честолюбие. Или
наркотики, позволяющие человеку на жалкие четверть часа ощутить себя
повелителем Вселенной. Или несколько мгновений с мисс Карпуччи в закутке за
алтарем. Или твой листопад из допотопных австрийских банкнот.
-- Верю тебе на слово. Однако сейчас не время философствовать, да и
шепот для такой беседы не годится. Успеем наговориться в летающей машине.
Тс-с-с! Он перестал петь. А мы еще не условились. Можем мы полететь на
британском летательном аппарате?
-- Это еще зачем?
-- Там меньше шансов опять столкнуться с этими людьми из... той
организации на три буквы.
-- ФБР?
-- Да-да. Я никак не запомню эти инициалы.
-- Это значит Федеральное бюро расследований.
-- В самом деле? Это гораздо понятнее, чем аббревиатура. А что касается
британского воздухоплавания, то отведенный ему сектор в аэропорту, должно
быть, значительно меньше американского, вот я и подумал, не будет ли нам
легче найти друг друга именно там...
-- Толково. Значит, встречаемся в аэропорту Даллеса у регистрационной
стойки "Бритиш эруэйз".
-- Тише!
В комнату вошел человек в нижнем белье -- пожилой, но в отличной форме,
с профессиональной улыбкой, намертво застывшей на хищноватом, но не лишенном
приятности лице. В руке человек держал очки в тонкой оправе. Водрузив их на
нос, он принялся разглядывать приготовленную кем-то одежду. Рубашка ему явно
понравилась, мужчина сдернул ее с вешалки и повернулся, чтобы продеть руки в
рукава. Тут ему пришлось испытать нешуточное потрясение.
-- К-как вы сюда попали? -- заикнувшись, пролепетал он.
-- Не стоит вдаваться в подробности, -- посоветовал Старик.
-- Нет, как вы сюда попали?! -- окрепшим голосом повторил свой вопрос
мужчина.
-- Мы обладаем способностью попадать куда угодно...
-- Но это совершенно невозможно! Черт, я сам не могу сюда войти без
миллиона проверок и перепроверок. Вы не могли сюда попасть! -- чуть не плача
воскликнул незнакомец.
-- А вас не интересует, кто мы такие?
-- Нет, меня интересует, как вы сюда проникли! -- Он замер на месте. --
Стоп, я знаю, кто вы! Те два психа, которых ФБР никак поймать не может. У
меня на столе лежит подробный отчет... Не было времени прочитать. Так
только, полистал. Думал, оставлю на выходные, развлекусь в Кэмп-Дэвиде.
-- Развлекусь? -- насупился Старик.
-- Видели бы вы, каким чтением меня снабжают, -- сказал президент (ибо
это был он) как бы самому себе. -- Иногда я спрашиваю себя, стоило ли...
Он не договорил и углубился в какие-то свои мысли, рассеянно натягивая
на плечи рубашку. Потом вдруг очнулся и просиял обворожительной улыбкой:
-- Очевидно, вы явились не затем, чтобы меня убить. Иначе вы прикончили
бы меня еще в ванной.
-- Не слишком на это рассчитывай, -- очень неприятным тоном обронил
мистер Смит.
Президент застыл, так и не застегнув рубашку.
-- Вы серьезно? -- тоскливо спросил он.
-- Шучу. Но учти: чем медленнее казнь, тем она страшнее. Есть садисты,
которым нравится растягивать мучения жертвы до бесконечности.
-- Разумеется, мы не сделаем вам ничего плохого, -- успокоил президента
Старик, неодобрительно отнесшийся к бестактным аллегориям мистера Смита. --
Представляться вам мы не будем. Все равно не поверите.
-- Я знаю. Вы считаете, что вы -- Бог, а ваш приятель... Черт знает что
такое! Разве стал бы Бог якшаться с Дьяволом? Да ни за что на свете!
-- Это вы так думаете, -- увещевательно заметил Старик. -- Очевидно,
политические ценности для вас значат больше, чем обычные человеческие.
Возможно, нам и в самом деле не следовало бы путешествовать вместе. Выглядит
это, должно быть, подозрительно. Однако, в отличие от вас, нам не нужно
нравиться избирателям и тягаться с конкурентами, нам даже не нужно никому
ничего доказывать, и в посторонней помощи мы не нуждаемся. Мы просто есть, и
все тут. А раз уж мы всегда были, есть и всегда будем, отчего бы нам и не
встретиться? У нас ведь и знакомых других нет, только мы двое.
Президент строго окинул взглядом посетителей и сказал:
-- Зачем вы мне все это рассказываете? Да знаете ли вы, что мне
достаточно ногой нажать потайную кнопку, и через двадцать секунд здесь будут
мальчики из службы безопасности?
Мистер Смит насмешливо присвистнул:
-- А где она, кнопка-то?
-- Так. Одна в спальне, две в Овальном кабинете, а здесь... Ой, здесь
нет. Или должна быть? Я как-то не думал, что она мне может понадобиться в
гардеробной.
-- Забудьте вы о кнопке, -- прервал его Старик. -- Она ни к чему. Если
нам не рады, мы не навязываемся -- просто берем и исчезаем.
-- Да, я читал про это. Сенатор Ист Террик из Огайо и конгрессмен Ньют
Каччакочча из Арканзаса клянутся и божатся, что вас подослали Советы и что
вы -- русские ученые, разработавшие новую технику шпионажа. На закрытом
заседании Комитета по вооруженным силам сенатор говорил, что теперь понятно,
почему Советы вдруг стали позволять себе односторонние жесты вроде
сокращения вооружений средней дальности. Если это правда, вы, конечно, не
признаетесь. Но у нас с русскими теперь отношения вполне приличные, так что
рано или поздно я все равно узнаю правду.
-- Странное дело, -- весело удивился Старик. -- Нам приходилось вести
беседы с самыми разными людьми, но такую идиотскую -- впервые. Неужели мы
забрались сюда, на самый Олимп власти, для этого? Поверьте, у нас куда
больше забот, чем у каких-то там шпионов. И заботы эти классом повыше. Стали
бы мы тратить время на это презреннейшее из ремесел!
Президент хмуро улыбнулся.
-- Итак, гипотезу сенатора Ист Террика и конгрессмена Ньюта Каччакоччи
вы характеризуете как идиотскую. Я в общем-то придерживаюсь той же точки
зрения, но, в отличие от вас, не могу себе позволить выражаться столь
категорично.
-- Так ты считаешь нас шпионами или нет? -- потребовал ответа мистер
Смит.
-- Я испытываю определенные сомнения в обоснованности этой версии. Не
могу себе представить, что стали бы искать шпионы в президентской ванной. Да
и одежда у вас для бойцов невидимого фронта слишком приметная.
-- Мы вовсе не собирались ни на кого производить впечатление своими
туа-
летами, -- с достоинством сказал Старик. -- Просто немного отстали от
моды. Неудивительно, ведь столько времени прошло...
-- Маечка "Называйте меня мадам"? Ничего себе, отстали от моды.
-- Это я у вас тут обзавелся, -- объяснил мистер Смит. -- Украл в сауне
для голубых на Сорок второй улице.
-- Украли? -- тупо повторил президент. -- В сауне для голубых?
-- Да. Я с самого первого дня на Земле увидел, как все на нас пялятся.
А я этого не выношу. В отличие от нашего Старика я в основном занимаюсь
подрывной деятельностью самого различного профиля, и мне незачем привлекать
к себе внимание.
-- Ага, вот вы и признались! -- вскричал президент.
-- Так я же Дьявол, -- зашипел мистер Смит, как целый террариум
разгневанных питонов. -- До чего вы мне все надоели, кретины тупоумные!
Может, вас тут и учили, что Россия -- родина Сатаны, но я не русский, не
русский я, ясно?!
Напуганный столь мощным звуковым эффектом, президент решил перейти к
языку жестов, который, как известно, воздействует на публику лучше, чем
слова, -- умиротворяюще простер вперед длани и лишь потом сказал:
-- Ладно, ладно. Только один вопрос. А чего вы, ребята, от меня-то
хотите?
-- Мы провели здесь довольно много времени... -- начал Старик. -- В
нашей великой стране?
-- Именно. Побывали за решеткой; в большом госпитале, этом мегаполисе
недуга; в роскошных и паршивых гостиницах. Мы путешествовали самыми разными
способами; нас сначала потрясла, а потом заставила скучать непрекращающаяся
вакханалия насилия на телеэкране; мы возмущались разглагольствованиями
религиозного шарлатана, который утверждал, что знает нас лично, --
возмущались, но гнев наш оказался бессилен... Разумеется, это всего лишь
несколько мелких деталей огромной мозаики, изучить которую во всей ее
величественности и противоречивости у нас просто не было времени. Поэтому я
и хочу спросить вас как человека, находящегося на самой вершине: что вам
оттуда видно? Что вы обо всем этом думаете?
Президент глубокомысленно прищурился. Он всегда так поступал, когда
перед ним возникала заведомо неразрешимая задача.
-- Вы хотите знать, какой видится мне страна отсюда, из президентского
кабинета?
-- Да, ваша великая страна, -- уточнил Старик. Президент улыбнулся с
некоторым облегчением.
-- Ну, во-первых, вы должны себе уяснить, что про эту страну вообще
никто толком ничего не знает. Слишком уж много тут всего происходит. Четыре
временных пояса, представляете? Одни люди проснулись, другие уже спать
ложатся. И никто не сидит на месте. Ритм жизни такой, что традиций
практически не существует -- не успевают сформироваться. Сейчас
заканчивается индустриальный век
-- дымный, отравленный, опасный для здоровья. На смену ему приходит век
информации, стерильный, сухой, роботизированный. Промышленный север в
упадке, опустевшие фабрики и заводы торчат гнилыми зубами, уродуя ландшафт,
а молодежь, у которой появилась масса времени для досуга, тянется к югу и
солнцу. Что будет дальше, никто не знает. Мое личное мнение: вся эта суетня
и беготня не прекратится никогда.
-- Что ж, лаконично и при этом очень познавательно. Президент
улыбнулся.
-- Собственно, это цитата из моей вчерашней речи в Конгрессе. Далее --
о наркотиках. Это наша проблема номер один. Не знаю, по какой причине, но
пагубная страсть к этим вредоносным химическим стимуляторам разрастается
буквально не по дням, а по часам. Какой позор для нашей великой страны! Ведь
она
предоставляет шанс каждому, кто не боится трудностей! Учитывая
обстановку, сложившуюся в городских гетто, первоочередная задача
правительства -- всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами
предотвратить надвигающуюся катастрофу. И этого мало! От обороны мы должны
перейти в контрнаступление, нанести удар по торговцам этой отравой и их
зарубежным поставщикам! Истребим наркотическую заразу!
Казалось, оратор выступает не перед двумя джентльменами преклонных лет,
а перед огромным залом.
-- Тебе задали простой вопрос, а ты несешь какую-то риторическую
дребедень, -- одернул его мистер Смит. -- Скажи-ка лучше вот что, только
честно, уговор? Президент покосился в сторону настенных часов и кивнул:
-- Железно.
-- А? -- не понял Смит.
-- Я говорю, спрашивайте.
-- Понятно... Кто речь-то писал? Ты сам? Отсмеявшись, президент сказал:
-- Конечно нет. Человек в моем положении -- если у него мозги на месте
-- сам ничего не пишет. Времени нет. Это Арнольд Головкер написал, второй
спичрайтер. Первый, Зевс Шустер, к сожалению, приболел -- у него тонзиллит.
Арни тоже в принципе ничего, но уж больно интеллектуальный для моего имиджа.
-- Для чего?
Президент снова посмотрел на часы и, кажется, остался доволен.
-- Сейчас без работы над имиджем нельзя. Имидж определяет все -- в
политике, в религии, везде. Вот я вам дам один совет, только не обижайтесь,
ладно? Вам в смысле имиджа есть над чем потрудиться. Не проработан он у вас.
Понимаете, американцам не понравится, что Бог такой... упитанный. Старый --
еще куда ни шло. Долголетие, практический опыт и все такое. Но лицо хорошо
бы посимпатичней и хламиду пошикарней, от хорошего кутюрье. Пальцы должны
быть тонкие, с маникюром, а над головой дать подсветку -- чуть-чуть. Чтобы
как на картинках в Библии.
-- Что-нибудь в этом роде?
Старик сконцентрировался и прямо на глазах превратился в существо
неземной красоты, точно сошедшее с церковного витража эпохи декаданса: два
перста подняты в благословении; кукольное личико не выражает ничего, кроме
абстрактной торжественности; одеяние переливается лазурью, золотом, пурпуром
и кое-где по краям ядовитой прозеленью; седые локоны озарены дивным сиянием.
Президент дрогнувшим голосом спросил:
-- Кто это?
-- Бесполезно, -- вздохнул Старик, принимая прежний облик. -- Долго так
не продержишься. Надо быть самим собой.
Побагровевший президент приложил ко лбу слегка дрожащие пальцы.
-- Ведь этого на самом деле не было, да? Это был трюк, галлюцинация. --
Он скучно хихикнул. -- Как вы это проделываете? Не скажете? Еще бы! Если б я
умел выкидывать такие штуки, то держал бы секрет при себе.
-- А как насчет меня? -- вступил в беседу мистер Смит. -- Мой имидж ты
подправить не хочешь?
-- Тут я пас, -- задушевно улыбнулся президент, пытаясь скрыть растущее
внутреннее напряжение. -- Согласно народным поверьям, Дьявол вездесущ и
фиксированным обликом не обладает. Это злой дух, обитающий в темных глубинах
человеческого сердца. Зато образ Бога-Отца в нашем воображении более или
менее определен.
-- За что спасибо художникам, как лучшим, так и худшим,-- вставил
Старик.
-- Ваша правда, -- снова хихикнул президент.
-- Это они сделали Бога универсальным.
-- Кажется, речь шла обо мне, -- уязвленно заметил мистер Смит и безо
всякого предупреждения превратился в стандартного Мефистофеля из
провинциальной оперы: черное мятое трико, шлепанцы с загнутыми носами,
черный же островерхий колпак, тоненькие усики, козлиная бородка.
Картинностью позы мистер Смит мог посоперничать с какой-нибудь оперной
знаменитостью викторианской эпохи.
Эта выходка разрядила обстановку, и президент расхохотался -- по натуре
он был человеком веселым и добродушным, вот только правильный имидж сильно
его испортил.
Мистер Смит улыбался, наслаждаясь эффектом. Даже Старик снисходительно
хмыкнул, оценив юмор компаньона.
Тот же постепенно возвращался к своему базовому обличью.
-- По-вашему, это смешно? -- строго спросил он.
-- Да это просто умора! -- Президент вытирал слезы салфеткой, которую
извлек из серебряной коробочки с государственным орлом на крышке.
Естественно, ненавязчиво, как учили консультанты (пошутить иногда
можно, и даже нужно, но никакой фривольности), президент перешел от
веселости к серьезности.
-- Вот что я вам скажу, ребята. -- Лицо Первого американца приобрело
страдальчески-провидческое выражение, которое, согласно опросу общественного
мнения, импонировало 64% избирателей (19,5% не имели определенного мнения на
сей счет). -- Не знаю, как вам это удается. То есть понятно, что тут
какой-то трюк, а как же иначе? Трюки бывают удачные и неудачные. Ваш --
первоклассный. Да не один, а несколько! Но я дам вам совет, за который вы
когда-нибудь скажете мне спасибо. Первое. Оставьте в покое Бога, не трогайте
его. Это вопрос элементарного такта. Бог -- это не смешно. И потом, не
забывайте, люди в этой стране трактуют Его (с большой буквы "Е") по-разному.
Коренные жители континента до сих пор стучат в бубен и пляшут вокруг
тотемного столба. А еще есть мусульмане, иудеи, буддисты -- да кого только
нет! Многие конфессии настаивают, что только их вера правильная, а все
остальные неправильные. Отсюда вытекает одно железное правило: Бог для
шоу-бизнеса не годится. Он -- табу. Табу, понятно? И второе. Вам нужен
сюжет. Это очень просто. Сюжет. Ясно? Каждое представление должно иметь
начало, середину и конец. Завязку, кульминацию и развязку. Держитесь этого
золотого правила, и с вашими талантами вы далеко пойдете. Возможно, вам
кажется, что уже поздновато начинать артистическую карьеру, но прочь
сомнения. Настоящему таланту проявить себя никогда не поздно. Найдите
хорошего агента, потом хорошего менеджера. Честное слово, не пожалеете. Ну и
название для вашего номера тоже подберите. Броское такое, запоминающееся. А
я непременно приду посмотреть, что у вас получилось. Только порепетируйте
еще, уберите шероховатости. Договорились?
Старик и мистер Смит переглянулись, сочувственно улыбнулись друг другу.
-- Что у вас написано на долларовых купюрах? -- спросил Старик.
-- Как что? "Один доллар".
-- Нет-нет. Там есть девиз.
-- А-а. "В Бога мы веруем".
-- Какое многообещающее утверждение, -- задумчиво произнес Старик. --
Если бы только...
Внезапно распахнулась дверь и в комнату заглянул какой-то мужчина.
-- Представляете, ответа так и... Что тут происходит?
-- Все спокойно, все прилично, никаких оснований для паники, -- пропел
президент, умиротворяюще вскинув руки.
-- Стоп. Уж не те ли это два придурка, которые...
-- Они самые, -- улыбнулся президент. -- Представить их вам не могу,
потому что они еще не подобрали себе сценических псевдонимов, а это мой
пресс-секретарь Гловер Типтопсон.
Пресс-секретарь сразу сообразил, что босс пытается найти выход из
потенциально опасной ситуации, и приступил к действиям: коротко кивнул
незваным гостям, быстро (но без проявлений паники) подошел к большому
зеркалу на подставке красного дерева и принялся со скучающим видом тыкать
подряд во все медные завитушки рамы.
-- Гловер, чем это вы занимаетесь? -- с трудом сдерживаясь, спросил
президент.
-- Где эта чертова кнопка? -- прошептал Типтопсон. -- Никак не могу
запомнить.
-- А где она должна быть?
-- Где-то на раме.
-- Я могу вам чем-нибудь помочь? -- участливо осведомился Старик.
-- Нет-нет, -- поспешно (но не слишком поспешно, чтобы не вызвать
подозрений) ответил президент.
-- Ага!
-- Не вздумайте! -- шикнул президент. -- Сейчас прибежит целая орава с
пушками.
-- А я уже...
-- Госс-поди боже...
-- На двадцать секунд можем расслабиться? -- спросил мистер Смит.
-- Да, присядьте, пожалуйста, -- пригласил хозяин. -- Я и сам сяду. Что
вы стоите, Гловер? Все уселись.