Страница:
-- Надеюсь, они не перепутают, в кого стрелять, -- неуместно пошутил
мистер Смит.
Раздался гулкий топот, словно по мягкому ковру неслась галопом вся
кавалерия США.
Охрана отработала операцию до совершенства -- только этим и занималась,
когда хозяин (и его предшественники) находились в отлучке.
Вбежали шестеро молодцов и синхронно застыли в малопристойной позе
мотоциклиста без мотоцикла. Каждый выставил вперед грозный перст
пистолетного ствола.
Один (видимо, командир) приказал:
-- Вы, двое! Встать, лицом к стене, руки над головой, опереться
ладонями о стену!
-- Уберите вы эти пушки, -- устало сказал президент.
-- Мы действуем согласно инструкции!
-- Вы что, Бромвель, меня не слышали?
-- Не обижайтесь, сэр, но тут уж моя епархия.
-- С кем вы, по-вашему, разговариваете?
-- Со своим президентом, сэр. И я отвечаю перед народом за вашу
безопасность, сэр.
-- Я не только президент, Бромвель, но еще и верховный
главнокомандующий. Поэтому немедленно уберите оружие. Это приказ.
Казалось, Бромвель сейчас взбунтуется. После мелодраматической
внутренней борьбы, не делая тайны из обуревавших его эмоций, он наконец
уступил.
-- Ладно, парни. Слышали, что президент приказал?
-- Ах, Гловер, зачем вы только нажали эту чертову кнопку? -- обругал
хозяин пресс-секретаря и вновь обратился к своим защитникам: -- Не дуйтесь,
ребята.
Я благодарен, что вы примчались сюда так быстро. Но никакой опасности
нет. Два этих старых клоуна придумали шикарное представление, но не умеют
его как следует подать. Только и всего.
-- Я узнал их, сэр. В первый момент не сообразил, а сейчас узнал.
Клоуны не клоуны, но их разыскивает ФБР. Как особо опасных преступников.
-- Неужели? -- искренне поразился президент.
-- Они все время исчезают, сэр. Где бы ни зацапали их наши агенты, они
тут же растворяются в воздухе. А это уголовное преступление, сэр.
-- Правда?
-- А как же. Сопротивление аресту, сэр.
-- Но почему их решили арестовать? Прошу прощения, но у меня еще не
было времени прочитать отчет.
-- Изготовление фальшивых денег.
-- Нет, серьезно?
-- Плюс попытка поджога. Ну и всякие делишки помельче: неуплата по
счету в гостинице, мелкое воровство, хулиганство и прочее. Президент
обернулся к Гловеру:
-- Как легко ошибиться в людях! А я готов был побиться об заклад, что
передо мной парочка совершенно безобидных старых идиотов. Не принимал мер,
просто тянул время, надеясь, что кто-нибудь сюда заглянет. Решил немного им
подыграть. А тут выясняются такие вещи...
-- Собственно, фальшивых денег мы не изготавливали, -- заметил Старик.
-- Я просто порылся в карманах, и купюры вылетели сами.
-- Да ты покажи им, -- подтолкнул его мистер Смит. -- Классный трюк.
Смотрите!
-- Не стоит, -- сконфузился Старик. -- Ты же видишь, им это не
нравится. Я не хочу озлоблять их еще больше.
-- Если вы ни в чем не виноваты, доверьтесь правосудию, -- посоветовал
хозяин. -- Суд вынесет вам оправдательный приговор. У нас в стране властвует
закон, и никто, ни один человек, даже президент, не может быть выше закона.
Так что сдайтесь защитникам правопорядка. Нельзя же все время находиться в
бегах и растворяться в воздухе. Тоже мне подвиг! В этой нет ничего
конструктивного. Глумление над законом и попытка поставить себя выше его --
вот как это называется.
-- Может, он прав? -- неуверенно спросил Старик.
-- Не верь ни единому слову! -- вскинулся мистер Смит. -- Он говорит,
как телевизор. Меня сейчас стошнит!
-- "Как телевизор"? Что это значит?
-- Я достаточно насмотрелся этой отравы во время нашей с тобой
телевизионной оргии, так что могу сделать кое-какие общие выводы. В
телевизоре присутствуют все симпатичные мне ингредиенты: насилие,
извращения, жестокость, бессердечие, зло, пытки, кровопролитие, цинизм. Но
каждый раз в конце телевизор непременно все обгадит, сделает неизбежный
сиропный реверанс в твою сторону. Там у них всегда торжествует закон или,
того противней и претенциозней, Справедливость, как будто у людей может быть
хоть какое-то понятие об истинной справедливости!
-- Ты бы полегче, поснисходительней, -- мягко упрекнул компаньона
Старик.
-- Мы ведь сюда явились не затем, чтобы демонстрировать свое
превосходство.
-- Но и не затем, чтобы выслушивать идиотские советы! -- бушевал мистер
Смит -- он рассердился не на шутку. -- Клоуны?! Другую щечку подставить, да?
Я терпел твои инфантильные штучки, твои песенки для самых маленьких, но с
меня хватит! Музыка больше не играет!
-- Я вовсе не хотел вас обидеть, -- успокоительно раскинул руки
президент.
-- А все равно обидел! У меня тоже своя гордость имеется!
Президент многозначительно покосился на Бромвеля, так что теперь в
случае служебного расследования начальник охраны мог с чистой совестью
сказать, что верховный главнокомандующий подмигнул ему, явно взывая о
помощи.
-- Операция "Джесси Джеймс"! -- рявкнул Бромвель.
В руках телохранителей, как по мановению волшебной палочки, снова
появились пистолеты, а раскоряченная поза стала еще неприличней.
-- Идите вы с вашими игрушками! -- отмахнулся мистер Смит.
-- Стоять на месте! -- грозно предостерег Бромвель.
-- А если не буду?
Никогда еще, с самого момента рокового падения, мистер Смит не
чувствовал себя таким сердитым.
-- Получишь пулю. Это последнее предупреждение. Сядь на место, руки за
голову!
Смит медленно шагнул к Бромвелю. Тот попятился.
-- Даю тебе последний шанс!
-- Перестань интересничать! -- вскричал Старик, распрямляясь во весь
рост. В первый миг могло показаться, что его слова на мистера Смита
подействовали. Правонарушитель заколебался и переспросил:
-- Интересничать?
-- Я и так знаю, на что ты способен. Кстати говоря, не только ты.
Производить впечатление на людей -- подвиг небольшой. Хоть бы об обоях
подумал. Тебе-то пуля не повредит, а им?
-- В такой момент он думает об обоях! -- драматически воскликнул мистер
Смит, давая понять, что его гнев все так же неукротим. -- От лица обоев,
лишенных дара речи, позволь поблагодарить тебя за сострадание.
И вновь обернулся к Бромвелю, всячески изображая, что сейчас отберет у
несчастного оружие.
-- Я чувствую, что с ним можно договориться! -- поспешно заметил
президент. -- Мне это подсказывает интуиция.
Бромвель выстрелил. Дважды.
Мистер Смит кинул на него изумленный взгляд, схватился за грудь и
посмотрел на сочащуюся меж пальцев кровь. Потом, не меняя выражения лица,
немного покачался туда-сюда и рухнул. Старик раздраженно махнул рукой и
снова сел.
-- Зачем вы так, Бромвель? -- спросил президент.
-- С психом договариваться бесполезно.
Президент знал, с чего начинать в экстремальных ситуациях:
-- Гловер, чтоб никакой утечки в прессу. Ни слова, ясно? Ребята, могу я
на вас рассчитывать?
Нестройный хор клятвенных заверений был ему ответом.
--Я объясню, почему этот маленький инцидент лучше замять, мальчики.
Если журналисты пронюхают про стрельбу в Белом доме, наша служба
безопасности предстанет в невыгодном свете. У ФБР будут неприятности, зато
ваши коллеги из ЦРУ здорово обрадуются.
Мальчики издали сдержанный смешок, оценив объективность хозяина.
-- Все, операция "Джесси Джеймс" закончена. Пистолеты исчезли в
кобурах.
-- Надеюсь, вы понимаете, чем вызвана эта маленькая предосторожность,--
обратился президент к Старику, -- и не станете распространяться о
случившемся. Старик неторопливо развернулся к нему.
-- А кто мне поверит? Я явился сюда, объяснил, кто я, но вы не вняли.
Разве кто-нибудь в здравом уме поверит, что я вообще был в Белом доме? Или я
похож на того, кого президент приглашает в гости?
-- Не похож, -- признал президент и, спохватившись, придал лицу
выражение сдержанной скорби -- оно предназначалось для соболезнований
вдовам. -- Мне очень жаль, что так получилось с вашим приятелем. Но ребята
из службы безопасности не виноваты.
Старик покосился на бездыханное тело.
-- О нем можете не беспокоиться. Он любит подурачиться.
-- По-моему, подурачиться подобным образом можно не более одного раза.
-- О, не скажите. -- Старик как-то внезапно приугас, словно ощутив на
плечах тяжкий груз веков. -- Ему не понравилось, когда вы обозвали нас
клоунами. Я-то отношусь к этому спокойно, хотя и меня вы тоже обидели,
несколько ранее...
-- Обидел? Уверяю вас, это произошло совершенно непреднамеренно.
-- Вы сказали, что Бог -- это не смешно.
-- А что, разве не так?
-- Да как вы можете! Вы видите мое Творение и утверждаете, что мне
неведомо смешное? Даже мистер О'Бирал, и тот понимал! А рыба с обоими
глазами на одном боку? А коалы, кенгуру валлаби и мартышки? А гиппопотамы в
любовном пылу и омары в сезон спаривания? Омаров вы видели? Они похожи на
два сломанных стула, когда тычутся друг другу ножками в эрогенные зоны. И
представьте, как забавно смотрится человеческая любовь глазами омара!
По-вашему, все это не смешно?
-- Я имел в виду, что Бог нам смешным не кажется.
-- Какое оскорбление! И неправда! Зачем же изобрел я уникальное явление
-- смех? Он дарован только человеку, и больше никому. Я же хотел, чтобы вы
могли оценить мои шутки. Смех -- лучшее лечение, бальзам, прививка от
напыщенности и помпы. Самое удачное мое изобретение, самое тонкое и сложное
открытие! Удачнее только любовь!
Мистер Смит потихоньку сел, стараясь не привлекать к себе внимания.
Когда телохранители спохватились и снова вытащили пистолеты, он невозмутимо
сказал:
-- Вы уже попробовали -- не получилось. Зачем же пытаться еще раз?
-- Ты чего, даже не ранен? -- ахнул Бромвель.
-- Удивился? А меня удивляет ваше тщеславие. Как легко вы поверили, что
я
мертв!
-- Ну я-то не поверил, -- заметил Старик.
-- Я тебя в виду не имел.
-- Хм, а где ты научился так живописно умирать?
-- Как где? Телевизора насмотрелся. Хороши же вы, нечего сказать. Я тут
лежу, истекаю кровью, а они думают только о том, как "замять этот маленький
инцидент". В интересах имиджа службы безопасности! Ну и видок у вас был! При
этом вы совершенно упустили из виду одно обстоятельство, на которое
непременно обратили бы внимание слуги. Такая неосмотрительность!
-- Что такое? -- испугался президент.
-- А испорченная стенка? Мой друг вас предупреждал. Слуги увидят,
поползут сплетни. Знаете, как оно бывает, в свободном-то обществе?
Охранники кинулись к стене, но следов пуль не обнаружили. Тогда мистер
Смит вскочил на ноги и эффектно выплюнул в пепельницу два кусочка свинца.
-- Обо всем-то я должен заботиться сам! Ладно уж, даю слово, что никому
не расскажу, что вы тут натворили.
-- Большое спасибо, -- пролепетал укрощенный президент. -- Бромвель,
заберите пули из пепельницы!
-- А теперь нам пора, -- сказал Старик.
-- Как бы не так! -- очнулся Бромвель, спрятав пули. -- А кто будет
держать ответ по предъявленным обвинениям?
-- И вы настаиваете на ваших обвинениях, хотя мы наглядно вам
продемонстрировали, какое это бессмысленное занятие?
-- Да, настаиваю!
-- Я вам ничем помочь не могу, -- пожал плечами президент. -- Как я уже
объяснял, никто не может быть выше закона.
-- Точно, -- подтвердил Бромвель. -- Скажите спасибо, что на вас
чего-нибудь похуже не навесили. Лучше сдавайтесь по-хорошему, пока
совокупность не набежала.
-- Может быть, предстанем перед судом и покончим с этим недоразумением?
-- спросил Старик компаньона.
Президент просиял лучезарной улыбкой:
-- Мудрые слова! Вам нечего особенно бояться. Все пройдет тихо, без
шума. Сейчас столько всяких других скандалов! Например, член Верховного суда
влюбился в проститутку мужского пола. Сенатор отмывал деньги мафии. Член
кабинета брал взятки от компании по производству сливных бачков. Большой
генерал загулял с никарагуанской стюардессой. Да мало ли! Ваши проделки по
сравнению с настоящим скандалом -- детская игра. А самое паршивое то, что
все эти типы сразу садятся писать мемуары, подставляя массу людей, которые
до тех пор почитались чистенькими. Пообещайте мне, что не станете писать
мемуары.
-- Так пойдем на суд? -- еще раз спросил Старик. Мистер Смит
непреклонно ответил:
-- Нет.
-- Какая разница, когда исчезать -- сейчас или чуть позже?
-- Потеряем драгоценное время.
-- Если снова исчезнете, совершите еще одно преступление, --
предупредил Бромвель.
-- Да что вы к нам привязались? -- возмутился мистер Смит. -- Если мы и
сделали что-то не так, то исключительно по неопытности. Разве мы кого-то
хоть пальцем тронули?
-- А уж в этом разберется суд.
-- В чем "этом"?
-- Имя Кляйнгельд вам что-нибудь говорит?
-- Нет.
-- Да, -- поправил компаньона Старик. -- Это психиатр, с которым я
беседовал в больнице.
-- Причем психиатр, аккредитованный при ФБР. Я не знаю, что у вас там с
ним произошло, но после беседы его жизнь резко переменилась. Он лишился и
практики, и аккредитации. Основал движение "Психиатры за Бога и Сатану".
Насколько нам известно, на сегодняшний день доктор является единственным
членом этой организации. Почти все время он пикетирует Белый дом с
транспарантом.
-- И что там написано?
-- "Требуем почета для Бога и для Черта!"
-- В каком смысле?
Бромвель необаятельно ухмыльнулся:
-- По-моему, все ясно. Движение из одного человека, ха! -- Голос его
посуровел: -- Хватит болтать. Пошли!
-- Да-да, идем и покончим со всем этим, -- отрешенно вздохнул Старик.
Неожиданно мистер Смит сменил манеру поведения -- сделался добродушным
и при этом каким-то поразительно самоуверенным. Улыбнувшись почти кокетливо,
он сказал:
-- Вечно вы не продумываете свои решения до их логического завершения.
Так гордитесь своей принципиальностью, что совершенно не заботитесь о
последствиях.
Президент начинал злиться. Такой нервный эпизод с утра пораньше! Скорей
бы уж все это кончилось.
С механической улыбкой он заметил:
-- Почему бы вам не последовать примеру вашего приятеля? Доверьтесь
закону.
-- Сейчас объясню почему, -- задушевно ответствовал Смит. -- Вы ведь
хотите, чтобы это событие сохранилось в тайне. Я уже оказал вам неоценимую
услугу -- во-первых, не умер, а во-вторых, закрыл свои телом обои. Давайте я
расскажу, что будет дальше, если действовать по вашему сценарию. На нас
надевают наручники, ведут под конвоем коридорами, мы едем на лифте, выходим
через две: ри... Сколько народу мы встретим на пути? Уборщиц, клерков, а то
и журналистов, а? Представляете, какой фурор мы произведем? Двое в
наручниках -- один в рясе, второй в дивной маечке, -- а вокруг мрачные морды
мальчиков из президентской охраны. Не получится ли как раз то, чего вы так
стремитесь избежать? И все из-за вашего хваленого пиетета перед законом.
Президент наморщил лоб. Снова трудное решение.
-- Он прав.
-- А что делать, сэр?
Проигнорировав вопрос Бромвеля, хозяин обратился к мистеру Смиту:
-- Что вы предлагаете?
-- Вы предоставляете нам сомнительную привилегию исчезнуть -- с
полнейшего вашего одобрения и даже по вашей настоятельной просьбе. Президент
страдальчески поиграл желваками.
-- О'кей.
-- Поскольку мы исчезнем с вашего благословения, никаких новых
претензий со стороны закона -- если мы когда-нибудь все же попадем в его
руки -- не возникнет.
-- О'кей.
-- Слово президента? -- и мистер Смит протянул руку.
-- Слово президента. -- Хозяин ответил на рукопожатие и отчаянно
взвизгнул.
-- Что такое? -- развеселился мистер Смит.
-- Ваша рука! Она не то очень холодная, не то очень горячая. Я не
понял. Катитесь отсюда к чертовой матери!
-- Но, сэр... -- заикнулся Бромвель. На него-то президент и накинулся:
-- Черт бы вас побрал, Бромвель, вся история этой страны построена на
компромиссах! Это мы, американцы, изобрели торговлю следствия с
преступником. Всему свое время и место -- как высоким словам, так и деловому
прагматизму. Это сочетание позволяет этике бизнеса быть одновременно и
принципиальной, и гибкой. Да, я хочу, чтобы этих типов арестовали. Но еще
больше я хочу, чтобы они исчезли с глаз моих долой! Это вопрос
приоритетности!
Тут как раз из коридора донесся звук шагов.
-- Ты не устаешь меня поражать, -- признал Старик, глядя на мистера
Смита с восхищением. -- Раз за разом я оказываюсь посрамлен... Давай первым.
-- Нет уж, после вас. Хочу убедиться, что ты тут не останешься.
-- Позвольте поблагодарить вас... -- обратился Старик к президенту, но
тот шикнул на него:
-- Убирайтесь! Брысь! Кыш! Обидевшись, Старик моментально исчез.
-- А теперь ты! -- рявкнул президент на мистера Смита, прислушиваясь к
приближающимся шагам.
Смит улыбнулся и безмятежно сказал:
-- Любопытно посмотреть, кто это.
-- Нет-нет-нет! -- Президент аж согнулся, засучил руками, затопал
ногами. В тот самый миг, когда в дверь заглянули двое военных, мистер Смит
растворился в воздухе.
-- Что здесь происходит, господин президент? -- спросил один из
офицеров.
-- Так, ничего. Ровным счетом ничего, полковник Боггад.
-- Извините, что врываемся к вам в гардеробную, сэр, -- подал голос
второй военный. -- Хотя, я вижу, не мы первые. Нам доложили, что прозвучал
сигнал тревоги. Потом мы слышали два выстрела. Вот и решили узнать, в чем
дело.
-- Президент захотел проверить меры безопасности, не ставя об этом в
известность ответственных лиц, -- соврал Гловер Типтопсон.
-- Да, -- подтвердил президент, вновь обретший олимпийскую
невозмутимость. -- Какая же это проверка, если все знают о ней заранее. Мы
ведь тут не пассажиры на туристическом лайнере, которых учат в шлюпки
садиться.
-- Отличная идея, сэр. Но столь неожиданная инициатива могла
закончиться человеческими жертвами. Кто стрелял? И в кого?
-- По приказу главнокомандующего мы произвели два выстрела в окно, --
сообщил Бромвель и откинул барабан револьвера, чтобы продемонстрировать две
пустые гильзы.
-- Повреждений нет?
-- Никак нет, сэр.
Старший из офицеров огляделся по сторонам и сказал:
-- Ладно, Ли, идем. В следующий раз, когда будет проверка, неплохо бы
предупредить дежурных. Хотя бы из вежливости.
-- Учтите, генерал Бэнкрот: надежная система безопасности не терпит
полумер.
Бэнкрот и Боггад удалились, пристыженные.
-- Мистер Бромвель, инцидент исчерпан. Благодарю всех за понимание и
помощь.
-- Мы этих сукиных котов из-под земли достанем, -- чуть не плача
пообещал Бромвель.
Президент цыкнул на него, чтоб говорил потише, и утешил:
-- Ничуть в этом не сомневаюсь.
Телохранители гуськом продефилировали за дверь.
-- Ситуация под контролем, -- констатировал хозяин и вновь обрел свою
всегдашнюю энергичность. -- Гловер, прежде чем я надену штаны, покажите мне,
где там эта поганая кнопка.
Компаньоны совершили идеально мягкую посадку на тоскливой улочке, в
одном из самых бедных и до клаустрофобии тесных районов города Токио. <...>
Какое-то время они стояли молча под проливным дождем. Вода хлестала из
водосточных труб в железные баки, переливалась через края, заливала булыжную
мостовую. На узкой улочке было пусто, лишь изредка процокает деревянными
шлепанцами какая-нибудь старушка, и снова ни души.
-- Куда мы теперь? -- спросил Старик.
-- В Японии не так-то просто найти нужный адрес. Дома здесь нумеруют не
по расположению, а по времени строительства... По-моему, вон та подворотня.
-- Вижу подворотню, но не вижу в ней двери.
-- В бедных кварталах такое часто бывает. Зато посмотри под крышу --
видишь, там что-то поблескивает? Это око электронного следящего устройства.
-- Нас можно видеть изнутри?
-- Да, и каждое наше движение записывается на пленку.
-- И кто же нам нужен в этом доме?
-- Мацуяма-сан.
Они перешли на другую сторону улицы, стараясь не промочить ноги, а это
было непросто, так как по мостовой несся бурливый поток, желтый от грязи и
глины. <...>
На компаньонов нацелилось циклопье око радара и, видимо, осталось
неудовлетворено осмотром, потому что из подворотни внезапно вылетели четыре
свирепых барбоса, молчаливые, мрачные, бескомпромиссные. Мистер Смит
взвизгнул и спрятался за Старика.
-- Не советую превращаться в какого-нибудь внушительного зверя, --
заметил Старик. -- Эти собачки все равно не испугаются. Им вообще неведом
страх.
-- Что это за порода такая? -- пролепетал мистер Смит, клацая зубами.
-- Акиты. С четырьмя такими сторожами никакие запоры не нужны. Старик
простер руку и сказал (разумеется, по-японски):
-- Сидеть.
Псы послушно сели и впились белесыми глазищами в Старика в ожидании
последующих приказаний.
-- Неплохо, -- признал Смит. -- Однако собаки запросто могут и встать.
Старик чуть опустил руку, повернул ладонь вниз.
-- Лежать.
Акиты улеглись, но взгляд их оставался все таким же сосредоточенным.
-- Может, пусть немножко поспят? -- предложил мистер Смит. -- А еще
лучше, уснут надолго. Вечным сном, а?
Старик слегка зашевелил пальцами, словно играя гамму на невидимой
клавиатуре.
-- Придется повозиться. -- Его голос зазвучал мечтательно, убаюкивающе.
-- Ой, как же вам хочется спать, -- сообщил гипнотизер барбосам. -- Вам
приснятся косточки... много косточек...
Собаки вовсе не выглядели сонными и неотрывно смотрели на Старика .
-- Я же говорю, придется повозиться.
-- Можно внести предложение?
-- Какое? -- раздражился Старик, считая, что мистеру Смиту в его жалком
состоянии можно было бы обойтись и без умничанья.
-- Мне кажется, будет эффективнее, если ты поговоришь с ними не
по-польски, а по-японски.
-- Я заговорил по-польски? Старею. И Старик перешел на японский
собачий:
-- Вам очень хочется спать... Видеть сны о косточках... Внимательные
глаза один за другим закрылись.
-- Вам снится, что в дом пробрались чужие...
Акиты нервно задергали всеми шестнадцатью лапами.
-- А вы их ка-ак цапнете за лодыжку...
Ощерились четыре клыкастые пасти, на мохнатых мордах выступила пена.
-- Ну вот... а теперь можно спокойно спать... спать... Псы погрузились
в глубокий сон.
-- А они не проснутся до нашего возвращения?
-- Не проснутся. Идем.
Когда на пороге появились двое незнакомцев, в доме началась настоящая
паника -- заметались какие-то уменьшенного размера женщины,
по-средневековому закланялись, бормоча извинения, суетливые молодые люди.
-- Мацуяма-сан? -- обронил мистер Смит с высокомерием самурая,
принесшего вызов на дуэль.
Челядь расступилась, словно воды морские, и пропустила компаньонов
внутрь. Комнат в доме оказалось на удивление много, причем все были похожи
друг на друга: голые стены, низкие столики, кое-где -- свернутые одеяла.
В самой дальней из комнат обнаружился старичок, сидевший на диковинном
сиденье -- большой подушке с плетеной спинкой. Старичок был совсем древний,
его усохшее, морщинистое личико разительно контрастировало с массивным,
лысым черепом, где кожа напоминала гладкую поверхность барабана. Такая
неравномерность натяжения кожного покрова, очевидно, доставляла Мацуяме-сан
известные трудности: рот его был перманентно полуоткрыт, в уголке
поблескивала слюна. Когда приходилось говорить, старичок произносил слова
медленно и неуверенно, с натужным причмокиванием. Глаза (впрочем, обычно
зажмуренные) были неопределенно-глиняного цвета и казались двумя узенькими
шрамами. Несколько седых волосков обрамляли лысину сиротливыми травинками на
берегу пруда.
-- Мацуяма-сан? -- вновь произнес мистер Смит. Едва заметный кивок.
Мистер Смит опустился на корточки и жестом предложил Старику сделать то
же самое, однако тот предпочел сесть на пол.
-- Мы -- друзья. Приехали издалека, -- громко сообщил мистер Смит,
резонно предположив, что старичок глух как пень.
Мацуяма-сан поднял узловатый палец, что означало: сейчас буду говорить,
а вы уж решайте сами, слушать меня или нет. С иностранцами старичок говорил
по-английски, с собаками и слугами -- по-японски.
-- Я видел, как вы обошлись с моими акитами.
-- Видели? Каким же образом? -- прокричал мистер Смит.
Высохший палец ткнул в какую-то кнопку на обширном пульте, и одна из
бамбуковых стен уползла в потолок, обнажив целую когорту телевизоров -- их
тут было по меньшей мере штук сорок, и каждый показывал какой-нибудь завод
или цех. На самом крайнем экране светилась знакомая подворотня с мирно
спящими собаками.
-- Сильный препарат.
-- Это не препарат, -- ответил мистер Смит, -- а самое настоящее чудо
Господа Бога.
Мацуяму-сан эти слова несказанно развеселили, и он затрясся в
беззвучном смехе.
-- Что тут смешного?
-- Бог.
Старик принял вид оскорбленного достоинства, а хозяин дома непостижимым
образом внезапно перешел от веселости к ярости. Он злобно ткнул пальцем в
другую кнопку -- в комнату, низко кланяясь, вошел молодой человек в кимоно.
Мацуяма-сан показал ему три пальца, потом еще два.
-- Тридцать второй экран, -- шепотом повторил секретарь и издал
неповторимо японский звук, выражавший гипертрофированное неодобрение и более
всего похожий на приглушенное гудение тромбона в нижнем регистре.
-- Что случилось? -- поинтересовался мистер Смит.
Молодой человек посмотрел на Мацуяму-сан -- можно ли ответить.
Разрешение было дано -- таким микроскопическим кивком, что заметить его мог
только человек привычный.
-- На заводе номер тридцать два, в префектуре Яматори, где компания
производит турбины для подводных лодок и электронные синтезаторы, две минуты
назад закончился обеденный перерыв, а кое-кто из служащих до сих пор
смеется.
Секретарь взял телефонную трубку и нажал две кнопочки -- очевидно,
линия была прямой. Произнеся несколько отрывистых, сердитых фраз, молодой
мистер Смит.
Раздался гулкий топот, словно по мягкому ковру неслась галопом вся
кавалерия США.
Охрана отработала операцию до совершенства -- только этим и занималась,
когда хозяин (и его предшественники) находились в отлучке.
Вбежали шестеро молодцов и синхронно застыли в малопристойной позе
мотоциклиста без мотоцикла. Каждый выставил вперед грозный перст
пистолетного ствола.
Один (видимо, командир) приказал:
-- Вы, двое! Встать, лицом к стене, руки над головой, опереться
ладонями о стену!
-- Уберите вы эти пушки, -- устало сказал президент.
-- Мы действуем согласно инструкции!
-- Вы что, Бромвель, меня не слышали?
-- Не обижайтесь, сэр, но тут уж моя епархия.
-- С кем вы, по-вашему, разговариваете?
-- Со своим президентом, сэр. И я отвечаю перед народом за вашу
безопасность, сэр.
-- Я не только президент, Бромвель, но еще и верховный
главнокомандующий. Поэтому немедленно уберите оружие. Это приказ.
Казалось, Бромвель сейчас взбунтуется. После мелодраматической
внутренней борьбы, не делая тайны из обуревавших его эмоций, он наконец
уступил.
-- Ладно, парни. Слышали, что президент приказал?
-- Ах, Гловер, зачем вы только нажали эту чертову кнопку? -- обругал
хозяин пресс-секретаря и вновь обратился к своим защитникам: -- Не дуйтесь,
ребята.
Я благодарен, что вы примчались сюда так быстро. Но никакой опасности
нет. Два этих старых клоуна придумали шикарное представление, но не умеют
его как следует подать. Только и всего.
-- Я узнал их, сэр. В первый момент не сообразил, а сейчас узнал.
Клоуны не клоуны, но их разыскивает ФБР. Как особо опасных преступников.
-- Неужели? -- искренне поразился президент.
-- Они все время исчезают, сэр. Где бы ни зацапали их наши агенты, они
тут же растворяются в воздухе. А это уголовное преступление, сэр.
-- Правда?
-- А как же. Сопротивление аресту, сэр.
-- Но почему их решили арестовать? Прошу прощения, но у меня еще не
было времени прочитать отчет.
-- Изготовление фальшивых денег.
-- Нет, серьезно?
-- Плюс попытка поджога. Ну и всякие делишки помельче: неуплата по
счету в гостинице, мелкое воровство, хулиганство и прочее. Президент
обернулся к Гловеру:
-- Как легко ошибиться в людях! А я готов был побиться об заклад, что
передо мной парочка совершенно безобидных старых идиотов. Не принимал мер,
просто тянул время, надеясь, что кто-нибудь сюда заглянет. Решил немного им
подыграть. А тут выясняются такие вещи...
-- Собственно, фальшивых денег мы не изготавливали, -- заметил Старик.
-- Я просто порылся в карманах, и купюры вылетели сами.
-- Да ты покажи им, -- подтолкнул его мистер Смит. -- Классный трюк.
Смотрите!
-- Не стоит, -- сконфузился Старик. -- Ты же видишь, им это не
нравится. Я не хочу озлоблять их еще больше.
-- Если вы ни в чем не виноваты, доверьтесь правосудию, -- посоветовал
хозяин. -- Суд вынесет вам оправдательный приговор. У нас в стране властвует
закон, и никто, ни один человек, даже президент, не может быть выше закона.
Так что сдайтесь защитникам правопорядка. Нельзя же все время находиться в
бегах и растворяться в воздухе. Тоже мне подвиг! В этой нет ничего
конструктивного. Глумление над законом и попытка поставить себя выше его --
вот как это называется.
-- Может, он прав? -- неуверенно спросил Старик.
-- Не верь ни единому слову! -- вскинулся мистер Смит. -- Он говорит,
как телевизор. Меня сейчас стошнит!
-- "Как телевизор"? Что это значит?
-- Я достаточно насмотрелся этой отравы во время нашей с тобой
телевизионной оргии, так что могу сделать кое-какие общие выводы. В
телевизоре присутствуют все симпатичные мне ингредиенты: насилие,
извращения, жестокость, бессердечие, зло, пытки, кровопролитие, цинизм. Но
каждый раз в конце телевизор непременно все обгадит, сделает неизбежный
сиропный реверанс в твою сторону. Там у них всегда торжествует закон или,
того противней и претенциозней, Справедливость, как будто у людей может быть
хоть какое-то понятие об истинной справедливости!
-- Ты бы полегче, поснисходительней, -- мягко упрекнул компаньона
Старик.
-- Мы ведь сюда явились не затем, чтобы демонстрировать свое
превосходство.
-- Но и не затем, чтобы выслушивать идиотские советы! -- бушевал мистер
Смит -- он рассердился не на шутку. -- Клоуны?! Другую щечку подставить, да?
Я терпел твои инфантильные штучки, твои песенки для самых маленьких, но с
меня хватит! Музыка больше не играет!
-- Я вовсе не хотел вас обидеть, -- успокоительно раскинул руки
президент.
-- А все равно обидел! У меня тоже своя гордость имеется!
Президент многозначительно покосился на Бромвеля, так что теперь в
случае служебного расследования начальник охраны мог с чистой совестью
сказать, что верховный главнокомандующий подмигнул ему, явно взывая о
помощи.
-- Операция "Джесси Джеймс"! -- рявкнул Бромвель.
В руках телохранителей, как по мановению волшебной палочки, снова
появились пистолеты, а раскоряченная поза стала еще неприличней.
-- Идите вы с вашими игрушками! -- отмахнулся мистер Смит.
-- Стоять на месте! -- грозно предостерег Бромвель.
-- А если не буду?
Никогда еще, с самого момента рокового падения, мистер Смит не
чувствовал себя таким сердитым.
-- Получишь пулю. Это последнее предупреждение. Сядь на место, руки за
голову!
Смит медленно шагнул к Бромвелю. Тот попятился.
-- Даю тебе последний шанс!
-- Перестань интересничать! -- вскричал Старик, распрямляясь во весь
рост. В первый миг могло показаться, что его слова на мистера Смита
подействовали. Правонарушитель заколебался и переспросил:
-- Интересничать?
-- Я и так знаю, на что ты способен. Кстати говоря, не только ты.
Производить впечатление на людей -- подвиг небольшой. Хоть бы об обоях
подумал. Тебе-то пуля не повредит, а им?
-- В такой момент он думает об обоях! -- драматически воскликнул мистер
Смит, давая понять, что его гнев все так же неукротим. -- От лица обоев,
лишенных дара речи, позволь поблагодарить тебя за сострадание.
И вновь обернулся к Бромвелю, всячески изображая, что сейчас отберет у
несчастного оружие.
-- Я чувствую, что с ним можно договориться! -- поспешно заметил
президент. -- Мне это подсказывает интуиция.
Бромвель выстрелил. Дважды.
Мистер Смит кинул на него изумленный взгляд, схватился за грудь и
посмотрел на сочащуюся меж пальцев кровь. Потом, не меняя выражения лица,
немного покачался туда-сюда и рухнул. Старик раздраженно махнул рукой и
снова сел.
-- Зачем вы так, Бромвель? -- спросил президент.
-- С психом договариваться бесполезно.
Президент знал, с чего начинать в экстремальных ситуациях:
-- Гловер, чтоб никакой утечки в прессу. Ни слова, ясно? Ребята, могу я
на вас рассчитывать?
Нестройный хор клятвенных заверений был ему ответом.
--Я объясню, почему этот маленький инцидент лучше замять, мальчики.
Если журналисты пронюхают про стрельбу в Белом доме, наша служба
безопасности предстанет в невыгодном свете. У ФБР будут неприятности, зато
ваши коллеги из ЦРУ здорово обрадуются.
Мальчики издали сдержанный смешок, оценив объективность хозяина.
-- Все, операция "Джесси Джеймс" закончена. Пистолеты исчезли в
кобурах.
-- Надеюсь, вы понимаете, чем вызвана эта маленькая предосторожность,--
обратился президент к Старику, -- и не станете распространяться о
случившемся. Старик неторопливо развернулся к нему.
-- А кто мне поверит? Я явился сюда, объяснил, кто я, но вы не вняли.
Разве кто-нибудь в здравом уме поверит, что я вообще был в Белом доме? Или я
похож на того, кого президент приглашает в гости?
-- Не похож, -- признал президент и, спохватившись, придал лицу
выражение сдержанной скорби -- оно предназначалось для соболезнований
вдовам. -- Мне очень жаль, что так получилось с вашим приятелем. Но ребята
из службы безопасности не виноваты.
Старик покосился на бездыханное тело.
-- О нем можете не беспокоиться. Он любит подурачиться.
-- По-моему, подурачиться подобным образом можно не более одного раза.
-- О, не скажите. -- Старик как-то внезапно приугас, словно ощутив на
плечах тяжкий груз веков. -- Ему не понравилось, когда вы обозвали нас
клоунами. Я-то отношусь к этому спокойно, хотя и меня вы тоже обидели,
несколько ранее...
-- Обидел? Уверяю вас, это произошло совершенно непреднамеренно.
-- Вы сказали, что Бог -- это не смешно.
-- А что, разве не так?
-- Да как вы можете! Вы видите мое Творение и утверждаете, что мне
неведомо смешное? Даже мистер О'Бирал, и тот понимал! А рыба с обоими
глазами на одном боку? А коалы, кенгуру валлаби и мартышки? А гиппопотамы в
любовном пылу и омары в сезон спаривания? Омаров вы видели? Они похожи на
два сломанных стула, когда тычутся друг другу ножками в эрогенные зоны. И
представьте, как забавно смотрится человеческая любовь глазами омара!
По-вашему, все это не смешно?
-- Я имел в виду, что Бог нам смешным не кажется.
-- Какое оскорбление! И неправда! Зачем же изобрел я уникальное явление
-- смех? Он дарован только человеку, и больше никому. Я же хотел, чтобы вы
могли оценить мои шутки. Смех -- лучшее лечение, бальзам, прививка от
напыщенности и помпы. Самое удачное мое изобретение, самое тонкое и сложное
открытие! Удачнее только любовь!
Мистер Смит потихоньку сел, стараясь не привлекать к себе внимания.
Когда телохранители спохватились и снова вытащили пистолеты, он невозмутимо
сказал:
-- Вы уже попробовали -- не получилось. Зачем же пытаться еще раз?
-- Ты чего, даже не ранен? -- ахнул Бромвель.
-- Удивился? А меня удивляет ваше тщеславие. Как легко вы поверили, что
я
мертв!
-- Ну я-то не поверил, -- заметил Старик.
-- Я тебя в виду не имел.
-- Хм, а где ты научился так живописно умирать?
-- Как где? Телевизора насмотрелся. Хороши же вы, нечего сказать. Я тут
лежу, истекаю кровью, а они думают только о том, как "замять этот маленький
инцидент". В интересах имиджа службы безопасности! Ну и видок у вас был! При
этом вы совершенно упустили из виду одно обстоятельство, на которое
непременно обратили бы внимание слуги. Такая неосмотрительность!
-- Что такое? -- испугался президент.
-- А испорченная стенка? Мой друг вас предупреждал. Слуги увидят,
поползут сплетни. Знаете, как оно бывает, в свободном-то обществе?
Охранники кинулись к стене, но следов пуль не обнаружили. Тогда мистер
Смит вскочил на ноги и эффектно выплюнул в пепельницу два кусочка свинца.
-- Обо всем-то я должен заботиться сам! Ладно уж, даю слово, что никому
не расскажу, что вы тут натворили.
-- Большое спасибо, -- пролепетал укрощенный президент. -- Бромвель,
заберите пули из пепельницы!
-- А теперь нам пора, -- сказал Старик.
-- Как бы не так! -- очнулся Бромвель, спрятав пули. -- А кто будет
держать ответ по предъявленным обвинениям?
-- И вы настаиваете на ваших обвинениях, хотя мы наглядно вам
продемонстрировали, какое это бессмысленное занятие?
-- Да, настаиваю!
-- Я вам ничем помочь не могу, -- пожал плечами президент. -- Как я уже
объяснял, никто не может быть выше закона.
-- Точно, -- подтвердил Бромвель. -- Скажите спасибо, что на вас
чего-нибудь похуже не навесили. Лучше сдавайтесь по-хорошему, пока
совокупность не набежала.
-- Может быть, предстанем перед судом и покончим с этим недоразумением?
-- спросил Старик компаньона.
Президент просиял лучезарной улыбкой:
-- Мудрые слова! Вам нечего особенно бояться. Все пройдет тихо, без
шума. Сейчас столько всяких других скандалов! Например, член Верховного суда
влюбился в проститутку мужского пола. Сенатор отмывал деньги мафии. Член
кабинета брал взятки от компании по производству сливных бачков. Большой
генерал загулял с никарагуанской стюардессой. Да мало ли! Ваши проделки по
сравнению с настоящим скандалом -- детская игра. А самое паршивое то, что
все эти типы сразу садятся писать мемуары, подставляя массу людей, которые
до тех пор почитались чистенькими. Пообещайте мне, что не станете писать
мемуары.
-- Так пойдем на суд? -- еще раз спросил Старик. Мистер Смит
непреклонно ответил:
-- Нет.
-- Какая разница, когда исчезать -- сейчас или чуть позже?
-- Потеряем драгоценное время.
-- Если снова исчезнете, совершите еще одно преступление, --
предупредил Бромвель.
-- Да что вы к нам привязались? -- возмутился мистер Смит. -- Если мы и
сделали что-то не так, то исключительно по неопытности. Разве мы кого-то
хоть пальцем тронули?
-- А уж в этом разберется суд.
-- В чем "этом"?
-- Имя Кляйнгельд вам что-нибудь говорит?
-- Нет.
-- Да, -- поправил компаньона Старик. -- Это психиатр, с которым я
беседовал в больнице.
-- Причем психиатр, аккредитованный при ФБР. Я не знаю, что у вас там с
ним произошло, но после беседы его жизнь резко переменилась. Он лишился и
практики, и аккредитации. Основал движение "Психиатры за Бога и Сатану".
Насколько нам известно, на сегодняшний день доктор является единственным
членом этой организации. Почти все время он пикетирует Белый дом с
транспарантом.
-- И что там написано?
-- "Требуем почета для Бога и для Черта!"
-- В каком смысле?
Бромвель необаятельно ухмыльнулся:
-- По-моему, все ясно. Движение из одного человека, ха! -- Голос его
посуровел: -- Хватит болтать. Пошли!
-- Да-да, идем и покончим со всем этим, -- отрешенно вздохнул Старик.
Неожиданно мистер Смит сменил манеру поведения -- сделался добродушным
и при этом каким-то поразительно самоуверенным. Улыбнувшись почти кокетливо,
он сказал:
-- Вечно вы не продумываете свои решения до их логического завершения.
Так гордитесь своей принципиальностью, что совершенно не заботитесь о
последствиях.
Президент начинал злиться. Такой нервный эпизод с утра пораньше! Скорей
бы уж все это кончилось.
С механической улыбкой он заметил:
-- Почему бы вам не последовать примеру вашего приятеля? Доверьтесь
закону.
-- Сейчас объясню почему, -- задушевно ответствовал Смит. -- Вы ведь
хотите, чтобы это событие сохранилось в тайне. Я уже оказал вам неоценимую
услугу -- во-первых, не умер, а во-вторых, закрыл свои телом обои. Давайте я
расскажу, что будет дальше, если действовать по вашему сценарию. На нас
надевают наручники, ведут под конвоем коридорами, мы едем на лифте, выходим
через две: ри... Сколько народу мы встретим на пути? Уборщиц, клерков, а то
и журналистов, а? Представляете, какой фурор мы произведем? Двое в
наручниках -- один в рясе, второй в дивной маечке, -- а вокруг мрачные морды
мальчиков из президентской охраны. Не получится ли как раз то, чего вы так
стремитесь избежать? И все из-за вашего хваленого пиетета перед законом.
Президент наморщил лоб. Снова трудное решение.
-- Он прав.
-- А что делать, сэр?
Проигнорировав вопрос Бромвеля, хозяин обратился к мистеру Смиту:
-- Что вы предлагаете?
-- Вы предоставляете нам сомнительную привилегию исчезнуть -- с
полнейшего вашего одобрения и даже по вашей настоятельной просьбе. Президент
страдальчески поиграл желваками.
-- О'кей.
-- Поскольку мы исчезнем с вашего благословения, никаких новых
претензий со стороны закона -- если мы когда-нибудь все же попадем в его
руки -- не возникнет.
-- О'кей.
-- Слово президента? -- и мистер Смит протянул руку.
-- Слово президента. -- Хозяин ответил на рукопожатие и отчаянно
взвизгнул.
-- Что такое? -- развеселился мистер Смит.
-- Ваша рука! Она не то очень холодная, не то очень горячая. Я не
понял. Катитесь отсюда к чертовой матери!
-- Но, сэр... -- заикнулся Бромвель. На него-то президент и накинулся:
-- Черт бы вас побрал, Бромвель, вся история этой страны построена на
компромиссах! Это мы, американцы, изобрели торговлю следствия с
преступником. Всему свое время и место -- как высоким словам, так и деловому
прагматизму. Это сочетание позволяет этике бизнеса быть одновременно и
принципиальной, и гибкой. Да, я хочу, чтобы этих типов арестовали. Но еще
больше я хочу, чтобы они исчезли с глаз моих долой! Это вопрос
приоритетности!
Тут как раз из коридора донесся звук шагов.
-- Ты не устаешь меня поражать, -- признал Старик, глядя на мистера
Смита с восхищением. -- Раз за разом я оказываюсь посрамлен... Давай первым.
-- Нет уж, после вас. Хочу убедиться, что ты тут не останешься.
-- Позвольте поблагодарить вас... -- обратился Старик к президенту, но
тот шикнул на него:
-- Убирайтесь! Брысь! Кыш! Обидевшись, Старик моментально исчез.
-- А теперь ты! -- рявкнул президент на мистера Смита, прислушиваясь к
приближающимся шагам.
Смит улыбнулся и безмятежно сказал:
-- Любопытно посмотреть, кто это.
-- Нет-нет-нет! -- Президент аж согнулся, засучил руками, затопал
ногами. В тот самый миг, когда в дверь заглянули двое военных, мистер Смит
растворился в воздухе.
-- Что здесь происходит, господин президент? -- спросил один из
офицеров.
-- Так, ничего. Ровным счетом ничего, полковник Боггад.
-- Извините, что врываемся к вам в гардеробную, сэр, -- подал голос
второй военный. -- Хотя, я вижу, не мы первые. Нам доложили, что прозвучал
сигнал тревоги. Потом мы слышали два выстрела. Вот и решили узнать, в чем
дело.
-- Президент захотел проверить меры безопасности, не ставя об этом в
известность ответственных лиц, -- соврал Гловер Типтопсон.
-- Да, -- подтвердил президент, вновь обретший олимпийскую
невозмутимость. -- Какая же это проверка, если все знают о ней заранее. Мы
ведь тут не пассажиры на туристическом лайнере, которых учат в шлюпки
садиться.
-- Отличная идея, сэр. Но столь неожиданная инициатива могла
закончиться человеческими жертвами. Кто стрелял? И в кого?
-- По приказу главнокомандующего мы произвели два выстрела в окно, --
сообщил Бромвель и откинул барабан револьвера, чтобы продемонстрировать две
пустые гильзы.
-- Повреждений нет?
-- Никак нет, сэр.
Старший из офицеров огляделся по сторонам и сказал:
-- Ладно, Ли, идем. В следующий раз, когда будет проверка, неплохо бы
предупредить дежурных. Хотя бы из вежливости.
-- Учтите, генерал Бэнкрот: надежная система безопасности не терпит
полумер.
Бэнкрот и Боггад удалились, пристыженные.
-- Мистер Бромвель, инцидент исчерпан. Благодарю всех за понимание и
помощь.
-- Мы этих сукиных котов из-под земли достанем, -- чуть не плача
пообещал Бромвель.
Президент цыкнул на него, чтоб говорил потише, и утешил:
-- Ничуть в этом не сомневаюсь.
Телохранители гуськом продефилировали за дверь.
-- Ситуация под контролем, -- констатировал хозяин и вновь обрел свою
всегдашнюю энергичность. -- Гловер, прежде чем я надену штаны, покажите мне,
где там эта поганая кнопка.
Компаньоны совершили идеально мягкую посадку на тоскливой улочке, в
одном из самых бедных и до клаустрофобии тесных районов города Токио. <...>
Какое-то время они стояли молча под проливным дождем. Вода хлестала из
водосточных труб в железные баки, переливалась через края, заливала булыжную
мостовую. На узкой улочке было пусто, лишь изредка процокает деревянными
шлепанцами какая-нибудь старушка, и снова ни души.
-- Куда мы теперь? -- спросил Старик.
-- В Японии не так-то просто найти нужный адрес. Дома здесь нумеруют не
по расположению, а по времени строительства... По-моему, вон та подворотня.
-- Вижу подворотню, но не вижу в ней двери.
-- В бедных кварталах такое часто бывает. Зато посмотри под крышу --
видишь, там что-то поблескивает? Это око электронного следящего устройства.
-- Нас можно видеть изнутри?
-- Да, и каждое наше движение записывается на пленку.
-- И кто же нам нужен в этом доме?
-- Мацуяма-сан.
Они перешли на другую сторону улицы, стараясь не промочить ноги, а это
было непросто, так как по мостовой несся бурливый поток, желтый от грязи и
глины. <...>
На компаньонов нацелилось циклопье око радара и, видимо, осталось
неудовлетворено осмотром, потому что из подворотни внезапно вылетели четыре
свирепых барбоса, молчаливые, мрачные, бескомпромиссные. Мистер Смит
взвизгнул и спрятался за Старика.
-- Не советую превращаться в какого-нибудь внушительного зверя, --
заметил Старик. -- Эти собачки все равно не испугаются. Им вообще неведом
страх.
-- Что это за порода такая? -- пролепетал мистер Смит, клацая зубами.
-- Акиты. С четырьмя такими сторожами никакие запоры не нужны. Старик
простер руку и сказал (разумеется, по-японски):
-- Сидеть.
Псы послушно сели и впились белесыми глазищами в Старика в ожидании
последующих приказаний.
-- Неплохо, -- признал Смит. -- Однако собаки запросто могут и встать.
Старик чуть опустил руку, повернул ладонь вниз.
-- Лежать.
Акиты улеглись, но взгляд их оставался все таким же сосредоточенным.
-- Может, пусть немножко поспят? -- предложил мистер Смит. -- А еще
лучше, уснут надолго. Вечным сном, а?
Старик слегка зашевелил пальцами, словно играя гамму на невидимой
клавиатуре.
-- Придется повозиться. -- Его голос зазвучал мечтательно, убаюкивающе.
-- Ой, как же вам хочется спать, -- сообщил гипнотизер барбосам. -- Вам
приснятся косточки... много косточек...
Собаки вовсе не выглядели сонными и неотрывно смотрели на Старика .
-- Я же говорю, придется повозиться.
-- Можно внести предложение?
-- Какое? -- раздражился Старик, считая, что мистеру Смиту в его жалком
состоянии можно было бы обойтись и без умничанья.
-- Мне кажется, будет эффективнее, если ты поговоришь с ними не
по-польски, а по-японски.
-- Я заговорил по-польски? Старею. И Старик перешел на японский
собачий:
-- Вам очень хочется спать... Видеть сны о косточках... Внимательные
глаза один за другим закрылись.
-- Вам снится, что в дом пробрались чужие...
Акиты нервно задергали всеми шестнадцатью лапами.
-- А вы их ка-ак цапнете за лодыжку...
Ощерились четыре клыкастые пасти, на мохнатых мордах выступила пена.
-- Ну вот... а теперь можно спокойно спать... спать... Псы погрузились
в глубокий сон.
-- А они не проснутся до нашего возвращения?
-- Не проснутся. Идем.
Когда на пороге появились двое незнакомцев, в доме началась настоящая
паника -- заметались какие-то уменьшенного размера женщины,
по-средневековому закланялись, бормоча извинения, суетливые молодые люди.
-- Мацуяма-сан? -- обронил мистер Смит с высокомерием самурая,
принесшего вызов на дуэль.
Челядь расступилась, словно воды морские, и пропустила компаньонов
внутрь. Комнат в доме оказалось на удивление много, причем все были похожи
друг на друга: голые стены, низкие столики, кое-где -- свернутые одеяла.
В самой дальней из комнат обнаружился старичок, сидевший на диковинном
сиденье -- большой подушке с плетеной спинкой. Старичок был совсем древний,
его усохшее, морщинистое личико разительно контрастировало с массивным,
лысым черепом, где кожа напоминала гладкую поверхность барабана. Такая
неравномерность натяжения кожного покрова, очевидно, доставляла Мацуяме-сан
известные трудности: рот его был перманентно полуоткрыт, в уголке
поблескивала слюна. Когда приходилось говорить, старичок произносил слова
медленно и неуверенно, с натужным причмокиванием. Глаза (впрочем, обычно
зажмуренные) были неопределенно-глиняного цвета и казались двумя узенькими
шрамами. Несколько седых волосков обрамляли лысину сиротливыми травинками на
берегу пруда.
-- Мацуяма-сан? -- вновь произнес мистер Смит. Едва заметный кивок.
Мистер Смит опустился на корточки и жестом предложил Старику сделать то
же самое, однако тот предпочел сесть на пол.
-- Мы -- друзья. Приехали издалека, -- громко сообщил мистер Смит,
резонно предположив, что старичок глух как пень.
Мацуяма-сан поднял узловатый палец, что означало: сейчас буду говорить,
а вы уж решайте сами, слушать меня или нет. С иностранцами старичок говорил
по-английски, с собаками и слугами -- по-японски.
-- Я видел, как вы обошлись с моими акитами.
-- Видели? Каким же образом? -- прокричал мистер Смит.
Высохший палец ткнул в какую-то кнопку на обширном пульте, и одна из
бамбуковых стен уползла в потолок, обнажив целую когорту телевизоров -- их
тут было по меньшей мере штук сорок, и каждый показывал какой-нибудь завод
или цех. На самом крайнем экране светилась знакомая подворотня с мирно
спящими собаками.
-- Сильный препарат.
-- Это не препарат, -- ответил мистер Смит, -- а самое настоящее чудо
Господа Бога.
Мацуяму-сан эти слова несказанно развеселили, и он затрясся в
беззвучном смехе.
-- Что тут смешного?
-- Бог.
Старик принял вид оскорбленного достоинства, а хозяин дома непостижимым
образом внезапно перешел от веселости к ярости. Он злобно ткнул пальцем в
другую кнопку -- в комнату, низко кланяясь, вошел молодой человек в кимоно.
Мацуяма-сан показал ему три пальца, потом еще два.
-- Тридцать второй экран, -- шепотом повторил секретарь и издал
неповторимо японский звук, выражавший гипертрофированное неодобрение и более
всего похожий на приглушенное гудение тромбона в нижнем регистре.
-- Что случилось? -- поинтересовался мистер Смит.
Молодой человек посмотрел на Мацуяму-сан -- можно ли ответить.
Разрешение было дано -- таким микроскопическим кивком, что заметить его мог
только человек привычный.
-- На заводе номер тридцать два, в префектуре Яматори, где компания
производит турбины для подводных лодок и электронные синтезаторы, две минуты
назад закончился обеденный перерыв, а кое-кто из служащих до сих пор
смеется.
Секретарь взял телефонную трубку и нажал две кнопочки -- очевидно,
линия была прямой. Произнеся несколько отрывистых, сердитых фраз, молодой