-- Ну уж нет, хватит! -- плаксиво взмолился Смит. -- Японец из меня
получается препаршивый.
Терпение Старика было на исходе. Он насупился, сосредоточился вновь и
выгреб из кармана ком бумажек другого цвета.
-- Эти лучше?
-- Швейцарские франки, -- констатировал Смит. -- Ты настоящий друг.
Простишь ли ты меня? -- И опять хлюпнул носом.
-- Не знаю, но попытаюсь. Однако тащить твой чемодан я в любом случае
не намерен. Бери его и следуй за мной.

    x x x



"Башня слоновой кости" не относилась к разряду гостиниц, где в одном
номере селят только близких родственников. Поэтому Старик и мистер Смит
беспрепятственно обосновались вдвоем в жуткой конуре, тусклое освещение
которой с лихвой компенсировалось нервным сиянием заоконного неона. Прямо за
стеклом красовалась пожарная лестница, ее тень пролегала на волглых обоях
интересным геометрическим узором. Болезненный свет пробуждающегося дня лишь
усиливал общее впечатление бесприютности.
-- Возьми себя в руки, успокойся, -- увещевал Старик мистера Смита,
который попеременно то всхлипывал от обиды, совсем по-детски, то вдруг
вскипал праведным гневом. -- Ничего не поделаешь. Мы с тобой не ведаем сна,
а людям необходимо отдыхать после трудов дневных, для чего и создана ночь.
Нам с тобой ежесуточный переход от света к тьме и обратно представляется
тяжким испытанием, но нужно смириться. Таков был мой проект, и его изменение
повлекло бы за собой нарушение всего экологического баланса. Терпение, друг
мой.
-- О Господи, -- заворчал мистер Смит, -- ты разговариваешь совсем как
эти твои епископы -- сплошь общие места да банальности. Неужто ты думаешь,
что купальщики из "Оскала Уайльда" почитают заведенный тобою распорядок? Эти
педерасты с наступлением дня укладываются в постель, отключают телефон,
глаза прикрывают повязкой, уши затыкают заглушками и мирно дрыхнут под
журчание электронного водопада. Сейчас не средние века, когда единственной
альтернативой ночной тьме были свечи, а дневному свету -- шторы. Человек
теперь может предаваться пороку в любое время суток, лишь бы настроение было
подходящим. Чтобы работал электроприбор, люди втыкают его в розетку. Точно
так же тыкаются они друг в друга частями своих тел, чтобы урвать кусочек
блаженства, а потом отлеживаться кверху пузом, сыто похрюкивая и попукивая,
перекидываясь бессмысленными словами, отхлебывая из бокала пузырящийся
эликсир и затягиваясь ментоловой сигаретой с пониженным содержанием
никотина.
-- И все же есть люди, относящиеся к акту зачатия с должным пиететом,
-- возразил Старик.
-- Есть, есть, такие всегда находятся, -- отмахнулся Смит. -- Но тех,
других, подавляющее большинство. Ты все еще носишься со своим великим
проектом, а ведь это давно уже не проект, а реальность. И люди успели
изучить, как она устроена. Инструкция по эксплуатации им уже не нужна.
Выкинули они давным-давно твою инструкцию вместе с оберточной бумагой!
Поэтому мы сюда и вернулись, правильно? Чтобы сопоставить практику с
теорией, так? Ты ведь хотел проверить, как приспособилось человечество к
жизни на планете Земля. По-моему, именно в этом состоял твой замысел.
Взглянуть правде в глаза. И будь что будет. А?
Старик улыбчиво ответил:
-- Ну разумеется. Ты задаешь риторический вопрос, не требующий ответа.
-- Тут он назидательно сдвинул брови. -- Выслушай меня внимательно, без
легкомысленных реплик и неуместного остроумия. Я знаю, оно тебе свойственно,
но бывают моменты, когда следует подавлять в себе жажду развлечений, ибо
суемудрие уводит в сторону от обсуждаемого предмета. -- Старик выдержал
паузу и в той же неспешной, рассудительной манере продолжил: -- Видишь ли,
конечно, очень мило существовать этаким бесплотным духом, вездесущей
субстанцией, оживляющей пейзаж то сполохом солнечного сияния, то скорбной
просинью дождя, а по временам с отточенной тысячелетиями магической
утонченностью разыгрывать эффектные спектакли стихийных бедствий. Но
внезапно я осознал, что, если я хочу воскресить в памяти картину некогда
рисовавшегося мне земного жизнеустройства, необходимо вновь заключить себя в
рамки человеческого облика. Ограничения, налагаемые смертной плотью, -- вот
что мне нужно: неумение летать без самолета, мчаться по дороге без
автомобиля, взмывать вверх без лифта, разговаривать с другим концом Земли
без телефона! Все эти штучки человек изобрел, чтобы казаться самому себе
Богом. Блестящие изобретения, особенно если учесть, что я не оставлял людям
никаких подсказок. Когда я последний раз видел человека, он тоже пытался
летать -- прыгал с обрыва, отчаянно махая руками. Один летун разбивался --
сразу же находился другой, и упорство это было неиссякаемым. Долгие века
человек кряхтел, тщась найти лошади менее норовистую замену. Он подчинил
своей воле металлы и нефтепродукты и ныне, благодаря упрямству да еще
некоему таинственному свойству, именуемому интеллектом, научился многому,
что прежде умел только я. Человек может, хитроумно используя логику бытия,
даже из голых абстракций выводить законы и исчислять закономерности. Меня
восхищают успехи младенца, который еще совсем недавно тянулся слабыми
ручонками к расплывчатым и непонятным предметам окружавшего его мира. Ныне
человек может за несколько секунд связаться с противоположным концом
планеты. Правда, в этом межконтинентальном разговоре он не скажет ничего
принципиально нового по сравнению с эпохой, когда дальность коммуникации
определялась зычностью голоса, но не будем слишком строги. Мудрость
приобретается куда медленнее, чем научное знание.
-- Ты вечно на все смотришь с радужной стороны, -- проскрипел мистер
Смит.
-- Наверно, так и должно быть: добродетель почему-то всегда неразлучна
с оптимизмом. Лакировка действительности -- профессиональное заболевание
всех попов, оно меня безумно бесит. Неужели все вы не видите, как
деградировал порок? Он стал механическим, холодным. Никогда не забуду, как
эта выпукло-вогнутая шлюха зачитывала мне свой вульгарный каталог радостей
плоти, призванный распалить сладострастие тупого обывателя. К чему плотский
грех, если его порождает не огонь безрассудства, безрассудства необузданного
и в то же время тщательно контролируемого? Если уж хлещешь кнутом, делай это
самозабвенно, дохлестываясь до самых врат Смерти, как божественный маркиз де
Сад! Если хочешь страдания, страдай не понарошку, а как истинный
великомученик! Если обожаешь трахаться, делай это как великий Казанова!
-- Казанова не делал, а выдумывал, -- вставил Старик.
-- Ну, значит, я выбрал неудачный пример. Ты ведь понял, что я хочу
сказать. У страсти только одна цена -- отдать ей всего себя. Лишь
подмоченные страстишки могут выставляться на продажу, а они похожи на
подлинный товар еще меньше, чем твои доллары похожи на настоящие. Однако
люди считают, что плотские утехи -- вполне нормальное платежное средство!
-- Только в том случае, если платят за эти утехи нормальными долларами,
-- озорно покосился на собеседника Старик, но продолжил уже серьезнее: -- Мы
с тобой пока выяснили о людях так мало, что я не вижу смысла обмениваться
впечатлениями. Судя по всему, ты осведомлен лучше меня, благодаря
старательному штудированию этих твоих помоечных газет. Но наверняка есть
более эффективный способ держать руку на пульсе человечества.
-- Само собой, -- кивнул Смит и показал на какой-то ящик, стоявший в
углу комнаты.
-- Что это?
-- Телевизор. В аэропорту, в зале ожидания, я наблюдал такую сцену.
Отец и маленький сын ссорились, тыча в кнопки. Папа хотел смотреть футбол, а
малыш
-- что-то другое. Не знаю, чем закончился спор, -- объявили посадку на
мой рейс.
-- А как эта штука работает?
Несмотря на прочувствованный панегирик в защиту страсти, мистер Смит
имел природный талант к технике -- не то что Старик, чьи мысли обычно парили
в более высоких, удаленных от всего земного сферах. Смит в два счета освоил
нехитрую науку, и на экране появился супермаркет, где целая орава уже не
очень молодых людей с длинными волосами и в престранных повязках на головах
палила куда ни попадя из всех видов оружия. Одной женщине пулеметной
очередью снесло полголовы, потом свинцовый ливень настиг некоего гражданина,
нагруженного покупками: покупки покрылись черными дырками, гражданин --
красными. Далее эта впечатляющая сцена была повторена, но уже в замедленном
хореографическом темпе, с неправдоподобно разлетающимися во все стороны
брызгами крови, а за кадром гнусненько подтренькивал джазовый оркестрик, в
котором лидировало расстроенное (в тон печальным событиям) фортепьяно.
Когда побоище закончилось и на полу сломанными куклами раскинулись
погубленные покупатели и продавцы, злодеи в повязках принялись наваливать
товар в тележки. Переезжать колесиками через трупы оказалось не так-то
просто, поэтому душегубы грязно ругались, плевались и орали что-то невнятное
-- в общем, выражали неудовольствие.
Старик и мистер Смит наблюдали за развитием событий вплоть до самой
развязки. Хотя нет -- Смит развязки не дождался и вновь заклевал носом.
Фильм назывался "Возвращение из Земляничного бункера". В программе,
которая лежала на телевизоре, сообщалось, что это серьезная драма об изгоях,
вырвавшихся из ада вьетнамской войны и попавших во враждебную, не
принимающую их среду, где им никто не рад и где на каждом шагу заваленные
товарами супермаркеты. "Эту картину не должен пропустить ни один думающий и
чувствующий американец" -- таким резюме завершался анонс.
Старик пихнул мистера Смита в бок. Тот, встрепенувшись, бодро спросил:
-- Ну, чем закончилось? Хотя мне, в сущности, на это на...ть.
-- Я вижу, телевизионная лексика уже повлияла на твою речь.
-- В самом деле? Прошу прощения. Я бы не хотел, чтоб этот фильм повлиял
на меня хоть каким-нибудь образом.
-- Так это называется "фильм"?
-- Да. Из-за него я уснул -- второй раз за полдня. Стыд и срам!
-- Хоть я и не спал, но ничего не понял. Не волнуйся, ты мало что
потерял. Тут в программе напротив названия фильма стоят буквы СВС, что
означает "Смотрим всей семьей". Ты можешь себе представить родителей,
которые усадили бы своего ребенка смотреть на эту кровавую вакханалию?
-- Ну почему же. Многие родители рады любой возможности удержать свое
чадо дома, только бы не вляпалось в какую-нибудь скверную историю.
-- Более скверную, чем такие фильмы?
-- Послушай, -- терпеливо ответил Смит, -- на планете есть уголки, куда
цивилизация пока еще не проникла. Так там единственное домашнее развлечение
у детей -- наблюдать, как совокупляются родители. Хотя, с другой стороны,
это зрелище более соответствует категории СВС, ибо все-таки имеет
определенную познавательную ценность.
Эта информация расстроила Старика, и он принялся грустно тыкать пальцем
в кнопки переключения каналов. Мэр города Олбани объяснил ему, почему
администрация иногда бывает вынуждена доверить очистку мусорных баков
сдельщикам, которые не являются членами профсоюза. В битком набитом зале
какие-то женщины доверительно поведали о сексуальных проблемах своих
выпивающих мужей. Трое раввинов спорили, в чем суть понятия "еврей",
решительно расходясь в трактовке и не проявляя ни малейшей склонности к
компромиссу. Торговец подержанными автомобилями рекламировал свой товар,
причем помогала ему дрессированная овчарка, с лаем запрыгивавшая на крышу
машины. Ученая дама на португальском языке рассказала о последнем стихийном
бедствии -- наводнении в штате Юта.
Потом Старик посмотрел еще один фильм -- там пятеро роботов в
полицейской форме ковыляли по улице, медленно переставляя неживые
конечности. Глаза служителей порядка были бессмысленны, лица неподвижны,
полноценной жизнью жили лишь тянущиеся к куркам пальцы. От механической
шеренги, спотыкаясь, пятились перепуганные гангстеры. Один из них --
неизбежный негр в вязаной шапочке и черных очках--колоратурно верещал от
страха. Главарь бандитов, с белой повязкой на лбу, в круглых допотопных
очках и с изящным мундштуком в зубах, трусил меньше остальных. Пятиться-то
он пятился, но крайне неохотно. А зря, потому что по приказу какого-то
зомби, сидевшего в бронированном автомобиле, роботы открыли огонь.
Глаза их еще лютее остекленели, выстрелы слились в оглушительную
какофонию. Стреляли полицейские довольно паршиво и подстрелили всего одного
бандюгу, но уж зато он не просто свалился, а подскочил кверху, перелетел
через перила автострады, да как бухнется в бетономешалку, что стояла сорока
футами ниже!
-- Пе-ре-за-ря-жай, -- с выражением тупого удовлетворения на лице
отчеканил зомби. Роботы-полицейские послушно выполнили приказ.
Пришел черед гангстеров дать ответный залп. Они слегка подпортили
роботам экипировку, но блюстители закона явно отличались
пуленепробиваемостью.
-- О-гонь, -- монотонно молвил зомби, и снова началась
оглушительно-ослепительная канонада, погубившая еще одного негодяя. Он с
грохотом влетел в стеклянную витрину и безжизненно повис в объятиях
манекена, наряженного в вечернее платье.
Бандитов было не меньше дюжины, а роботы, как уже говорилось, стреляли
преотвратно и тратили минимум по пять обойм на каждого подстреленного,
поэтому баталия затянулась надолго. В конце, натурально, остался один
главарь, которого долго гоняли по крышам, чтобы в финале ему было повыше
падать. Он забрался на самый верх небоскреба и истерически захохотал --
очевидно, над превратностями судьбы. Хохот был услышан одним из механических
блюстителей, топтавшихся внизу в ожидании инструкций. Он задрал голову, и в
его глазах промелькнуло нечто отчасти человеческое. Затем взгляд
полицейского отразил целую гамму чувств, в нем пробудились кошмарные
воспоминания прошлого робот сделал над собой титаническое усилие, прицелился
и с криком "Вот тебе. сука, за моих товарищей!" завалил главаря с расстояния
в триста ярдов.
Негодяй покачнулся и ухнул вниз, рассекая воздух. Приземлился он прямо
перед бензоколонкой. Несмотря на столь трагическое падение, на лице у него
застыла блаженная улыбка, а в зажатом меж мертвыми челюстями мундштуке
чудодейственным образом все еще дымилась сигаретка.
Искорка с нее упала в лужицу бензина, и во весь экран полыхнуло
огненным вулканом, в котором сразу потонули все неувязки сюжета, все вопросы
и все ответы -- вообще все.
-- Про что был фильм? -- спросил мистер Смит. Старик заглянул в
программу.
-- Назывался он "Патруль фантомов". Мертвый сержант полиции изобрел
способ воскрешать убитых полицейских. Они возрождаются в виде автоматов,
существующих исключительно ради мести. Сержант, будучи старшим по званию,
обладает несколько более широкими возможностями, чем рядовые полицейские, он
способен проявлять инициативу. Однако в финале патрульный О'Мара стряхивает
путы слепого повиновения и тем самым поднимается на уровень своего
полуумершего начальника. Усилием воли патрульный расширяет диапазон
померкшего сознания и с криком "Вот тебе, сука, за моих товарищей!" одним
выстрелом сбивает главного злодея с вершины небоскреба. Поразительная
меткость патрульного свидетельствует о высоком уровне подготовки кадров в
полицейской академии. В конце сказано, что каждая американская семья
непременно должна посмотреть эту впечатляющую сагу о мужественных людях,
отказавшихся признать Смерть окончательным ответом на все вопросы. Какая у
фильма категория, догадайся сам.
-- свс?
-- свс.

    x x x



Путешественники смотрели по телевизору фильмы с половины шестого утра
до трех часов дня. Примерно раз в час раздавался стук в дверь, и горничная
напевно вопрошала: "У вас там все в порядке?" В остальном же никто не мешал
Старику и мистеру Смиту вникать в козни параноидальных сенаторов и
властолюбивых начальников засекреченных лабораторий, которые во имя ложно
понятого патриотизма все норовили устроить государственный переворот. Хорошо
хоть находились инициативные, проницательные, а то и наделенные
сверхъестественной силой одиночки, в самый последний момент все-таки
умудрявшиеся спасти демократию.
-- Налицо повсеместная жажда бессмертия, и меня это обстоятельство
крайне беспокоит. --Так подытожил результаты десятичасового просмотра
Старик, обессилевший от сплошной пальбы и полной незадействованности
мыслительных процессов. -- Предположим, они и в самом деле найдут ключ к
вечной жизни. Поначалу технология бессмертия будет стоить очень дорого, так
что позволить себе эту роскошь смогут только вырожденцы, которым богатство
досталось по наследству, или нувориши, сколотившие состояние преступным
путем. Они-то и будут определять стандарты бессмертия. Несчастные болваны!
Неужели они не понимают, что смерть -- бесценное мерило качества бытия? Будь
Бетховен бессмертен, сегодня мы имели бы несколько сотен утомительно
однообразных симфоний, чем дальше, тем больше похожих одна на другую. Самым
распространенным заболеванием в бессмертном мире был бы не насморк, а
старческий маразм. Дети появлялись бы на свет так редко, что рождение
очередного младенца отмечалось бы как государственный праздник. Цивилизация,
которую так долго и мучительно создавало человечество, распалась бы,
погубленная сгущающейся тьмой старческого бессилия, беззубыми ртами,
капающей слюной, слезящимися глазами. Вот каким будет прощальный портрет
самого дивного из моих творений.
Глаза Старика были мокры от слез.
Мистер Смит ответил ему в сочувственном тоне, но все же не без примеси
самоуничижительной иронии:
-- Не трать попусту красноречия, дружище. Достаточно взглянуть на нас с
тобой, и других аргументов против бессмертия не понадобится.
Смит протянул руку. Старик, смежив веки и приняв вид величественной
серьезности, ответил на рукопожатие.
Через пару секунд мистер Смит подумал, что рукопожатие несколько
затянулось, и был бы уже не прочь высвободиться, но не знал, как это сделать
потактичнее.
-- Не могу взять в толк, почему все эти ужасы, которые мы наблюдали по
телевизору, приносят прибыль, -- сказал он, чтобы сменить тему, и, не
дождавшись ответа, продолжил: -- Получается, что люди готовы платить немалые
деньги за то, что их до смерти пугают, глушат чудовищным грохотом, молотят
по всем их органам чувств до полной прострации. И это называется досугом?
Старик разомкнул веки, но руку Смита так и не выпустил.
-- Все это очень напоминает хитрости, к которым некогда прибегали
иезуиты. Они служили великой религии! В ее истории были свои конфузы вроде
Цезаря Борджиа и Святой инквизиции, но как мощна религия, если она пережила
все подобные неприятности и стала еще сильней! Так и с Америкой. Эта страна
почитает себя самой могущественной и самой желанной, способной преодолеть
какие угодно трудности и выйти победительницей в любой схватке. Фильмы,
которые мы с тобой видели, исполнены абсурднейшего оптимизма. Там все карты
в колоде крапленые, так что добродетель обречена неизменно торжествовать
победу. При этом вначале всякий раз создается иллюзия перевеса сил в пользу
порока. Но карты-то крапленые! Уж в этом можно не сомневаться.
Нравственность все равно одолеет, даже если кажется, что Зло побеждает и
ложь вот-вот будет увенчана лаврами. Фотофиниш покажет, что ленточку первым
разорвало Добро. Со стопроцентной гарантией. Вот почему зрелище, о котором
ты говоришь, относится именно к разряду развлечений. Добро победит (это
обусловлено заранее), но победа его будет нелегкой, сопряженной с
невероятным риском. Чем меньше вероятность успеха, тем ослепительней триумф.
-- Странно слышать, что ты именуешь оптимизм "абсурднейшим". Обычно это
обвинение выдвигаю я, причем в твой адрес. Еще удивительнее характеристика,
которую ты дал обладателям наследственного и скороспелого богатства.
Вырожденцы и преступники? Слишком сильно сказано, а это опять-таки не твой,
а мой стиль. Не кажется ли тебе, что ты заговорил моим языком, а?
-- Мы поневоле влияем друг на друга, -- прочувствованно изрек Старик и
еще крепче стиснул Смиту руку. Тот продолжил свою речь:
-- Насколько я понимаю, содержащиеся в фильмах намеки на то, что эта
страна насквозь изъедена коррупцией, льстят самолюбию американцев. Без
баснословного богатства, без реальной возможности баснословно разбогатеть
нет причин ни для коррупции, ни для бедности, ни для поголовной
вооруженности. Ты обратил внимание, как в фильмах все время повторяется одна
и та же сцена: приближается опасность, и рука мирного гражданина тихонько
выдвигает ящик ночной тумбочки -- проверить, на месте ли пистолет? Уж хоть
один такой эпизод в каждом фильме да есть. Зато никаких упоминаний о нищете,
которая в городе повсюду лезет в глаза, -- бездомные, пьяные, обколовшиеся,
а может, и сдохшие валяются на тротуарах, в домах разбитые стекла, дети
играют прямо на мостовой... Все это неспроста. -- Он прищурился, подыскивая
точные слова. -- Я много читал и слышал про Американскую Мечту. Однако никто
толком не объясняет, что это такое. Смельчаков не находится. Эта самая Мечта
обволакивает алтарь американского сознания, и выкристаллизовать ее так же
непросто, как пресловутый Святой Дух, наиболее невразумительное из твоих
изобретений. По определению, Американская Мечта не может быть достижима, но
каждый обязан изо всех сил к ней стремиться. В ней проглядывают надежды и
моления Отцов-Основателей нации, откорректированные и модифицированные под
воздействием вечно меняющегося мира. В наиболее назойливой своей ипостаси
Мечта предстает готическим силуэтом небоскребов в радужной дымке и звучным
хором поющих в унисон голосов. На самом же деле она уже достигнута, эта
греза или даже целый сонм грез, и существует в гнуснейшей и
разрушительнейшей из форм!
-- Правда? -- занервничал Старик.
-- Вот она, -- объявил мистер Смит и любовно, словно головку ребенка,
погладил телеприемник.
-- Телевизор? Но ведь это не цель, а всего лишь средство. Вроде
телефона или аэроплана. Нельзя винить несчастные механизмы в том, что
человек использует их во вред.
-- Подобные средства гарантируют достижение цели. В том-то вся и штука.
Американская Мечта -- это постоянно функционирующая химера, так сказать,
бесконечный парад идей, которые мудрено уяснить, но крайне просто
осуществить. Мечта конденсируется в тридцати-, шестидесяти-, иногда
стодвадцатиминутные сгустки. Рецептура ее сводится примерно к следующему:
спор решается пулей; вера должна быть не столько простодушной, сколько
примитивной; человек вроде бы свободен в своих поступках, но при этом обязан
слепо следовать библейской этике поведения, коей должны повиноваться все
сферы так называемого шоу-бизнеса, в том числе и политика. Не хочу тебя
шокировать, но религию здесь тоже причисляют к шоу-бизнесу.
-- Ты и в самом деле меня шокируешь. Еще как шокируешь! Но я безмерно
рад, что мы всерьез обсуждаем с тобой столь серьезные материи. Я бы сказал
так: возражая тебе, можно очень многому научиться, -- уютным голосом
промурлыкал Старик.
Мистер Смит снова включил телевизор.
-- Только не это! -- встревожился Старик. -- Хватит с меня телевизора!
-- Ты же мне не поверил. Ничего, здесь больше сорока каналов. Наверняка
отыщется и религиозный.
Смит нетерпеливо запрыгал по телеканалам. Наконец экран заполнился
страдальческой физиономией некоего мужчины, который, похоже, отходил в мир
иной: по лбу у него градом лил пот, перемешиваясь на трясущихся щеках со
столь же обильными слезами.
-- Похоже на религию, -- пробормотал мистер Смит.
-- Вовсе не обязательно. По-моему, это просто белая горячка, --
добродушно отозвался Старик.
Тут страдалец обрел дар речи и громовым голосом осипшего от перегрузки
органа проревел:
-- Грех вводил и меня во искушение! -- и всхлипнул.
-- Так-то лучше, -- удовлетворенно кивнул Смит.
Проповедник почему-то решил сделать паузу и держал ее неправдоподобно
долго. Камера воспользовалась передышкой, чтобы показать паству: какие-то
кругломордые очкастые дядьки, изборожденные морщинами тетки (все как одна
сцепили пальцы у подбородка, готовые к любым ударам судьбы), молодые люди --
в основном с ясными, открытыми лицами, но кое-кто не без скептического
огонька в глазах.
-- Грех вводил и меня во искушение, -- нормальным голосом повторил
проповедник, словно учитель на диктанте.
-- Это уж как водится! -- откликнулся из зала мужской голос.
-- Слава Всевышнему! -- подхватил другой.
Снова пауза -- проповедник играл в гляделки поочередно со всеми
присутствующими.
Наконец повторил еще раз, теперь уже шепотом:
-- Грех вводил и меня во искушение.
-- Да двигайся же ты дальше, -- не выдержал мистер Смит. Проповедник
возопил что было сил, потрясая перед собой пальцем:
-- Сам Диавол побывал у меня в гостях!
-- Врешь! -- возмутился Смит и выдернул-таки руку из лапищи Старика.
-- Лукавый предстал предо мной в час, когда миссис О'Бирал после дня,
проведенного в неустанных трудах, стелила нам постель... Чарлин О'Бирал --
святая женщина, вы все ее знаете...
-- Чистая правда! -- заволновалась аудитория. -- Святее не бывает!
Аминь! Аллилуйя!
-- И я сказал ей: "Ступай к себе, дорогая, а ко мне на огонек заглянул
старина Диавол. Я уж сам как-нибудь спроважу его за дверь". -- Преподобный