— И все равно ты не должен был уступать Буравину «Верещагино», — стоял на своем сын. — Уж кому-кому, а ему не должен!
   — Ну что за романтические бредни! Зачем в убыток себе цепляться за эту развалюху? Тем более что все, связанное с «Верещагино», для меня в прошлом!
   И твоя мама тоже в прошлом, — неожиданно закончил тираду Самойлов.
   — А мама-то здесь при чем? — удивился сын.
   — При том! Мне не нравится, что она без спросу приходит в мой дом!
   — Но это и ее дом тоже… — напомнил Алеша.
   — Бывший! Если она бросила меня, пусть будет последовательной. В конце концов, у меня тоже может быть личная жизнь. Она свою устроила, как хотела, а я не могу? Зачем она является в мою квартиру, лезет в мою жизнь — я же ей никто! — кипятился Самойлов.
   — Но она хотела как лучше… Пирожков вот принесла, — показал на пустую тарелку Алеша.
   — Да я от этих пирожков уже двадцать пять лет изжогой мучаюсь! — пожаловался отец.
   — Знаешь, папа, я тебе не верю. По-моему, ты до сих пор ее любишь… — сделал вывод сын.
   И он был, конечно же, прав!
* * *
   Катя совсем не обрадовалась известию о своей беременности. Она не хотела менять что-либо в своей жизни и не думала о ребенке. Катя пришла в ужас от мысли о будущем.
   — К черту этот тест! Этого не может быть! Не может — и все тут! Понимаешь?
   — Прекрати истерику! Ты так раскричалась, будто конец света наступил, — стала успокаивать ее Таисия.
   — Для меня — да. Что я буду делать? Как я буду жить? — спросила Катя и заплакала.
   Таисия села рядом с дочерью, погладила ее по голове и сказала:
   — Так же, как и раньше. Даже лучше.
   — Ты говоришь какие-то глупости! — оттолкнула ее Катя. — Лучше бы сказала, что мне теперь делать?
   — Радоваться, Катя! У тебя будет ребенок!
   — Чему радоваться? Что жизнь моя теперь пойдет кувырком? Ты что, не понимаешь: я молодая, я жить хочу, а не детей рожать, — в голосе у Кати было отчаяние.
   — Ты еще этого не понимаешь, но дети — это замечательно. Для любой женщины это подарок, — немного мечтательно сказала Таисия.
   — Но не в моем случае… — отрезала Катя.
   — И в твоем тоже. Слава Богу, ты не одна. У тебя есть мама и папа. Мы тебя любим. И твоего ребенка тоже. Катя, ответь мне, на один вопрос. А кто отец твоего ребенка?
   — Алеша, а кто же еще? — удивилась вопросу Катя.
   — Ты уверена? Может быть, Костя? — Таисия пристально вглядывалась в глаза дочери.
   — Нет. С Костей у меня вообще ничего не было, — призналась Катя.
   — Ты серьезно? — удивилась мама.
   — Конечно. Ты что, мне не веришь? — с вызовом спросила Катя.
   — Да нет, верю, верю. Если говоришь, что не было, значит, не было, — быстро согласилась Таисия. — Но в любом случае ребенка мы без отца оставить никак не можем…
   После этих слов Таисия надолго замолчала.
   — Ну что ты молчишь, душу из меня тянешь, говори, — потребовала Катя.
   — Я думаю, что ты должна рассказать Алеше о своей беременности. И чем скорее, тем лучше. Если немного постараться, то Алешу можно вернуть, — решила Таисия.
   — Мама, ты предлагаешь самый невозможный из всех вариантов.
   — Почему? В конце концов, за свои поступки надо расплачиваться.
   — Этого не может быть, потому что не может быть никогда, — объяснила Катя.
   — Никогда не говори никогда. Если мне не изменяет память, Алеша с этой Машей пока не расписаны?
   — Ну и что? Алеша все равно ко мне не вернется! Я его уже один раз обманула: сказала, что беременна. И что из этого вышло? Ничего! — напомнила Катя.
   — А ты ему справку покажешь! Официальной бумаге он поверит!
   — Даже если и поверит, то все равно не вернется. Он меня ненавидит так сильно, что и ребенка нашего возненавидит! — Катя заплакала.
   — Катя, напрасно ты все усложняешь. Благородный мужчина никогда не откажется от своего ребенка. Алеша Самойлов очень убедительно изображает из себя благородного. Признать своего ребенка — как раз в его духе.
   — А Маша? Она же бегает за ним, как собачонка.
   — Да Маша твоя — если копнуть ее поглубже — еще та гордячка. Вот увидишь, как только Алеша признает ребенка и уйдет к тебе, она даже близко к нему не подойдет. Она не будет выяснять с Алешей отношения — гордость не позволит. Отойдет тихонько в сторону. Мы же это уже проходили!
   — Ты, мама, все никак главного не хочешь понять — слушаешь, да не слышишь! Алеша меня ненавидит! Даже если он и признает ребенка, то я ему от этого роднее и милее не стану, — обреченно сказала Катя.
   — Да какая разница, как он к тебе относится? Главное — у малыша будет отец. И ты, и ребенок будете сыты, одеты. Что еще нужно?
   Тут Катя возмутилась окончательно:
   — Да что, мне 40 лет, что ли? Я что, страшилище какое-то, чтобы Алешиными подачками довольствоваться? Я хочу нормальную семью, нормальное человеческое счастье. Я любви хочу!
   — Сообщи Алеше приятную новость — да люби его на здоровье! — посоветовала Таисия.
   — Какая же ты упрямая, мама! Я тебе просто поражаюсь. Невзирая на факты, ты упрямо идешь к тому, что вбила себе в голову. Оглянись, ты живешь в мире иллюзий. Неужели собственная жизнь тебя ничему не научила?
   Таисия ее быстро прервала:
   — Ладно, не обо мне речь. Если ты не хочешь, чтобы ребенка воспитывал родной отец, то я знаю другой способ решения этой проблемы. Если кандидатура Алеши на роль отца тебя не устраивает, значит, отцом будет Костя.
   — Мама! Ты в своем уме? — спросила дочь. — При чем здесь Костя? Тем более что Костю обмануть не удастся. Это не Алеша, который верит всему и всем.
   — Почему же Костю невозможно обмануть? По-моему, он такой же мужчина, как и все остальные.
   — Дело в другом. Последний раз я была в постели с Алешей почти два месяца назад. А с Костей мы до сих пор не были близки. И как я теперь смогу убедить Костю, что беременна от него?
   — Час от часу не легче! Катя, ты как маленькая! О чем ты думала целых два месяца? — запричитала Таисия. — Мы столько времени потеряли!
   — Я об этом вообще не думала! Вообще! Даже не подозревала.
   Таисия помолчала и заметила оптимистично:
   — В конце концов, дети и семимесячными рождаются!
   — Ну да! — язвительно сказала Катя. — Только ты сама мне посоветовала до свадьбы отлучить Костю от постели!
   — В сложившихся обстоятельствах мы меняем тактику. — Таисия перешла к любимому занятию — планированию дальнейших действий. — Воспитывать Костю в правильном духе и стимулировать его на высокие заработки ты будешь позже. После того как он осознает свою ответственность не только мужа, но и будущего отца. И время не терпит. Звони Косте.
   — Зачем? Что я ему скажу? — удивилась Катя.
   — Нам главное, чтобы у ребенка был отец. Алеша или Костя — все равно. В конце концов, они братья — родная кровь. Во всяком случае, самойловская порода будет налицо.
   — Мама, ты несешь какой-то бред!
   — Звони, — твердо сказала Таисия. — Будь ласковой, заботливой. В общем, сделай так, чтобы у вас уже сегодня… в общем, тебе срочно нужно оказаться с Костей в постели. Поняла?
   — Ты думаешь, Косте нужен чужой ребенок? Уж от кого-кого, а от него благородства не дождешься.
   — Но он же предлагал тебе руку и сердце, думая, что под своим сердцем ты носишь ребенка Алексея!
   — Мама, не обольщайся! Костины слова — не более чем слова. Я его вижу насквозь и знаю его лучше, чем он себя. Костей движет только расчет. И я не верю, что он полюбит Алешиного ребенка!
   — Какие проблемы? Мы сделаем так, что он будет считать ребенка своим, — хитро сказала Таисия. — Звони Костику, приглашай его в гости, а там действуй по обстоятельствам. Не мне тебя учить.
   — Ты хочешь, чтобы я наврала Косте, что этот ребенок от него? — спросила Катя.
   — Зачем так грубо — наврала? Можно все сделать деликатно, Костя ни о чем не догадается.
   — Наврала — не наврала. Это сути дела не меняет. Есть одно обстоятельство, которое мне не дает покоя. — Катя замолчала, подумала и продолжила: — Если бы я не была беременной, я бы даже и не думала об этом. Но сейчас… сейчас все по-другому. Мама, мне кажется, Костя — страшный человек.
   — Что ты имеешь в виду? — уточнила Таисия.
   Мама, представляешь, именно Костя подстроил Алешину аварию, — открыла Катя Костину тайну. — Он мне сам об этом рассказал.
   — Так это же здорово! — неожиданно обрадовалась Таисия.
   — Мама, как ты можешь так говорить? — изумилась Катя.
   — Это как раз тот крючок, на котором ты будешь держать его всю жизнь! — торжественно объявила Таисия.
   — Он сказал, что организовал аварию из-за любви ко мне, — сообщила Катя.
   — Давай посмотрим на это с другой стороны, — предложила Таисия. — Если Костя готов из-за тебя пойти даже на преступление против родного брата, то он будет на седьмом небе от счастья, узнав, что ты ждешь от НЕГО ребенка!
   — А что будет, если обман раскроется? — робко спросила Катя.
   — С чего ему раскрываться? Об этом знаем только ты и я, — успокоила Катю мать.
   — А вдруг? Я очень боюсь, что из-за моего вранья Костя ко мне резко переменится. Уж точно я к тому времени буду не на седьмом небе, а на седьмом месяце! — мрачно пошутила Катя.
   — Дочка, на сомнения нет времени, — напомнила мама.
   — Все равно страшно. Если Костя смог так жестоко поступить с собственным братом… Узнав о моем обмане, будет ли он ко мне милосерден и великодушен? Если честно — я его боюсь.
   — Зачем тебе сейчас думать об этом? В твоем положении надо думать о приятном, ни в чем себе не отказывать, радоваться…
   — Мама, сейчас я могу думать только об одном. Что будет, если обман раскроется?
   На этот вопрос Таисия отвечать не хотела, да и думать об этом тоже не хотела.
   Самойлов аккуратненько расположился на кухне. Он достал из шкафчика бутылочку и стопочку, привычно налил и выпил. После этого он тоскливо подпер голову рукой и уставился в пространство расплывчатым взглядом. Мир перед ним слегка плыл, и это его немного успокаивало.
   Услышав Алешины шаги и осознав, что сын решил куда-то выйти, Самойлов попросил:
   — Сынок, зайди сюда. Далеко собрался?
   — К Женьке схожу. Хочется с другом по душам поговорить…
   — Понимаю, сынок. Понимаю, — кивнул Самойлов. Алеша оценил обстановку и попросил:
   — Папа, ты только не пей, пожалуйста!
   — Да я немного, так, для бодрости духа, — смущенно объяснил отец. — Да ты иди по своим делам, иди. За меня не беспокойся.
   Самойлов засуетился, стал закручивать крышечку на бутылке, стряхивать со стола крошки, потом махнул на это рукой и сел.
   — Я так не хочу оставлять тебя одного. Но и в четырех стенах сидеть тоже не могу, — мялся Алеша.
   — Да ты ступай. Прогуляйся. А я сейчас все это уберу и тоже делом займусь.
   Алеша недоверчиво посмотрел на Самойлова.
   — Я тебе клянусь, что пить не буду, — твердо сказал отец.
   — Обещаешь? — недоверчиво переспросил Алеша.
   — Обещаю. Иди, — вздохнул Самойлов. Он убрал бутылку в шкафчик.
   Алеша ушел, а Самойлов вернулся к столу и задумчиво уставился на недопитую стопку. Наконец он взял ее в руку.
   — Эх, был «Верещагине» — и нет «Верещагине». Была Полина — и нет Полины… Как все призрачно, как все хрупко в этой жизни. Нам кажется, что счастье неизменно, а то, что нам дорого, всегда будет рядом. Увы…
   Самойлов опрокинул стопку, занюхал кусочком черного хлеба и неожиданно заплакал.
* * *
   Полина не могла не заметить, что Андрей и Маша очень понравились друг другу. Нельзя сказать, что это обрадовало Полину, скоре наоборот.
   — Маша, Андрей Москвин — писатель из Москвы, — представила она Андрея и засмеялась. — Какой забавный каламбур получился… Он интересуется старинными легендами. Пишет на их основе популярные книги. Ты знаешь такого автора?
   — Теперь — да, — сказала Маша, не отрывая от Андрея глаз. — Осталось только книги прочитать.
   — Андрей, Маша Никитенко — совершенно необыкновенная девушка. Она обладает удивительными способностями! — отрекомендовала Машу Полина.
   — А я уже заметил! — кивнул Андрей.
   — Спасибо за комплимент! — улыбнулась Маша.
   — Пожалуйста, для такой девушки ничего не жалко! — Андрею явно все нравилось.
   Уже за чаем Полина стала рассказывать Маше:
   — Знаешь, Маша, Андрей объездил полмира, он собирает мифы и легенды разных народов и рассказывает их по-новому.
   — Как интересно… В наш город вас тоже привела легенда? — спросила Маша.
   — Да. Я изучил ее, но мне кажется… нет, я просто уверен в том, что в ней не хватает каких-то важных кусков, звеньев.
   — Каких звеньев? Расскажите. Безумно интересно, — казалось, что Маша может слушать вечно.
   — В этой легенде говорится о девушке, которая должна была всю свою жизнь посвятить служению людям. Но она полюбила одного юношу.
   Маша сразу изменилась в лице.
   — И что дальше? — напряженно спросила она.
   — Она вышла за него замуж, нарушив таким образом волю богов. И боги наказали влюбленных — превратили их в камни. Но даже после смерти они продолжали тянуться друг к другу и соединились в виде ворот.
   — Вы говорите о дольменах? О воротах любви, как их у нас называют? — уточнила Маша.
   — Да. И существует поверье, что если влюбленные пройдут под дольменами, то уже никогда не расстанутся. И я верю в это.
   — А я не верю. Это все сказки, — очень серьезно сказала Маша.
   — Почему? — поинтересовался Андрей.
   — Одна моя подруга прошла под дольменами, но любимый предал ее. А все, что вы рассказываете, очень похоже на сказку. Для маленьких детей, — голос у Маши стал грустным.
   — Я бы тоже так думал, если бы не нашел документального подтверждения существования девушки, превратившейся в камень. Ее имя есть не только в тексте легенды, но и в официальных хрониках тех времен. Звали девушку очень красиво — Марметиль.
   Полина молча пила чай и внимательно следила за ходом беседы.
   — Да? А мы с Полиной Константиновной до вашего прихода как раз и говорили об этой девушке… — начала Маша.
   Андрей ее перебил:
   — О-о-о! Так вы тоже занимаетесь археологией? Вместе с Полиной Константиновной?
   — Нет, к археологии я никакого отношения не имею, — покачала головой Маша. — Просто мне интересно. У нас здесь, знаете, много любителей легенд и древностей. Я не исключение.
   Приятно встретить единомышленника, — признался Андрей. — Возможно, вы даже сможете чем-то помочь нам с Полиной Константиновной при расшифровке легенды.
   — Чем? Я же не профессионал!
   — Иногда именно взгляд постороннего человека замечает то, на что специалист не обращает внимания. Понимаете, в этой легенде все очень запутано. Например, про Марметиль мне удалось узнать многое. А вот про ее жениха — почти ничего.
   — Андрей, а имя жениха Марметиль вам случайно не известно? Оно не упоминается в ваших древних списках? — спросила Маша.
   — К сожалению, нет. Для того чтобы расшифровать списки полностью, необходимо подобрать ключ. Именно этим я сейчас и занимаюсь.
   — А что, это так трудно — прочесть списки? Ведь есть алфавит, наверное… — предположила Маша.
   — Трудно, Маша. Это же совсем другая форма письменности. Каждый символ обозначается отдельным рисунком. И моя задача — докопаться до смысла написанного, то есть нарисованного. А что касается вашей подруги, которую предал любимый, может быть, они не так серьезно отнеслись к ритуалу?
   — А что, под дольменами нужно было пройти как-то особенно? — удивилась Маша.
   — Возможно. Ведь наши предки гораздо ответственнее относились к подобным ритуалам, вкладывали в них особый смысл. Например, распространенный сейчас обмен кольцами у молодоженов — это один из древнейших символов. И от того, какое значение вкладывают молодые в это действие, зависит, как сложится их жизнь… Согласитесь, что каждый предмет — это символ! Если относиться к окружающему миру с пониманием, то за каждой мелочью угадывается смысл, знак.
   Последние слова Андрея заставили Машу задуматься. Она достала из сумочки куколку-морячка и спросила:
   — Андрей, а вы можете определить, в чем состоит смысл этой вещицы?
   — Это куколка. Если ее нарисовать, то получится знак, с помощью которого можно изобразить целую фразу, — Андрей взял куколку в свои руки, внимательно рассмотрел ее. — Кстати, эта фигурка напоминает мне древние амулеты. Знаете, у скифов было принято делать защитные обереги или любовные талисманы. Наверное, вы читали об этом в каких-нибудь исторических книгах?
   — Нет, не читала. Но интересно было бы.
   — А вы приходите ко мне на маяк — я там сейчас живу. Я покажу вам эскизы древних амулетов, и вы убедитесь, что ваша куколка — почти точная их копия. Придете? — с надеждой в голосе спросил Андрей.
   — Хорошо. Только никакой это и не амулет, и уж тем более не древний. Это так, ерунда. — Маша забрала куколку у Андрея и задвинула ее сахарницей в угол стола. Куколка неудачно перекатилась и полетела на пол.
* * *
   В это самое время Алеша в глубокой задумчивости шел по улице, ничего не замечая вокруг себя. Он ступил на проезжую часть, и прямо на него понеслась машина.
   Маша словно почувствовала, что с Алешей неладно. Она встревоженно сказала:
   — Только не это! — Маша быстро подняла морячка, отряхнула его и аккуратно поставила на стол. — Вот так. Так лучше. Стой здесь и больше не падай.
   Полина и Андрей переглянулись непонимающими взглядами.
   Летящий на Алешу автомобиль развернулся, завизжали тормоза, раздался душераздирающий женский крик. Машина с размаху врезалась в столб.
   Алеша стоял как вкопанный. Возмущенный водитель выскочил из своей разбитой машины:
   — Ну что за ерунда! Ведь только недавно отремонтировался! Ты что, парень, под колеса лезешь? Жизнь надоела? Ну что стоишь, глазами моргаешь? Слепой, что ли? Очки носить надо, если ничего не видишь!
   — Вы извините меня, пожалуйста. Я не понимаю, что со мной случилось. У меня как будто ноги отказали… — виновато сказал Алеша.
   — Люди добрые, вы послушайте! Дурак, что ли? Я понимаю — тормоза отказали, но как ноги отказать могут?
   Алеша растерянно посмотрел на водителя, и тот заметил, что парень-то странный.
   — Ты сейчас-то идти можешь? — сменил тон водитель.
   — Кажется, да… — Алеша утвердительно кивнул.
   — Ну тогда иди, пока я тебе по шее не накостылял, — посоветовал водитель.
   Алеша пошел, сам не зная куда.
* * *
   Маша погладила куколку-морячка и сказала:
   — Вы извините, мне пора домой.
   — Я думал, мы еще посидим, поговорим, — с надеждой сказал Андрей.
   — Да что с тобой? Ты сама не своя! — спросила ее Полина. — Спокойно сидели, чай пили. Вдруг собралась в одну секунду…
   — Мне правда надо бежать. Я не могу, — занервничала Маша.
   — Маша, разрешите, я вас провожу? — предложил Андрей.
   Маша неопределенно пожала плечами.
   — Андрей, мы же хотели сегодня поработать над расшифровкой легенды! — напомнила Полина, которая не хотела, чтобы Андрей провожал Машу. Но было уже поздно.
   — Полина Константиновна, если не возражаете, давайте отложим работу, — умоляющим тоном попросил Андрей.
   Маша с Андреем вышли. Машей овладело то смутное беспокойство, которое как бы не имеет причины. Она шла, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, и вышла к тому месту на дороге, где чуть не погиб Алеша.
   — Маша, куда мы бежим? — спросил ее ничего не понимающий Андрей.
   — Сейчас-сейчас, подождите, — попросила Маша.
   — Что-то случилось? — заволновался Андрей. Маша вынула морячка и внимательно на него посмотрела.
   — Да нет, все нормально.
   Она огляделась и вдруг заметила разбитую машину. Маша замерла.
   — Ничего не понимаю, — сказал Андрей. — Сначала бежали-бежали, спешили. А теперь стоим. У вас явно что-то случилось. Вы так взволнованы. Я не могу вас оставить одну в таком состоянии. Маша, позвольте вас проводить.
   — Пожалуйста. Только пойдемте не спеша, — согласилась Маша.
   — А разве вы никуда не торопитесь? — удивился Андрей.
   — Уже нет.
* * *
   Погоня за смотрителем не задалась с самого начала, потому что милиционеры потеряли время, толкаясь в узком проеме двери.
   — Да быстрее же! Он уйдет! Копаетесь, как мухи сонные! — кричал Буряк. — Уйдет, собака! Не дайте ему уйти! Стреляйте в этого гада! Он мне нужен живым или мертвым! Быстрее, быстрее!
   Смотритель знал, куда бежал. Он стремился через подвал ко входу в катакомбы. Уже у самого входа его настигла милицейская пуля, но это не помешало ему скрыться в спасительной темноте катакомб.
   — Ну что, где Родь? Упустили? — спросил подошедший следователь.
   — Он в катакомбы ушел… Мы за ним сунулись было, да там темно…
   — Что ж вы, сукины дети, делаете? Ничего доверить вам нельзя! — кипятился Буряк.
   — Да мы стреляли, Григорий Тимофеевич! И вроде попали даже…
   — Вроде попали? Я вам такого Григория Тимофеевича покажу… Встали тут, рты разинули! Взять фонари из машины! Идти в катакомбы! Догнать! Немедленно!
   «г А мне — тоже в катакомбы? — спросил телеоператор.
   Буряк позеленел от злости.
   — Вы можете быть свободны, — сказал он телеоператору и понятым.
   Буряк решил продолжать погоню. Такого прокола он не мог себе простить.
   — Пока лейтенант ходит за фонарями, объясните мне, как подследственный смог бежать? Почему на выходе не было охраны? Разве я не предупреждал, чтобы со смотрителя не спускали глаз? — кипятился он.
   — Григорий Тимофеевич, мы ж все меры предосторожности приняли! Как положено! Маяк был оцеплен, и снаружи наши ребята стояли. Кто ж знал, что он, подлец такой, в подвал рванет?
   — Ох, ребята, не найдем мы Родя — всех уволю! — пригрозил следователь. — Так и знайте!
   Принесли два мощных фонаря, и милиционеры направились в катакомбы.
   — Здесь кровь! Смотрите, кровь! Мы пойдем по следу его крови! — закричал следователь на самом входе в катакомбы.
   Погоня началась.
   — Вам бы не преступников ловить, а арбузами на рынке торговать! — ругался Буряк.
   — Ну Григорий Тимофеевич! Я даже ничего не смог сделать: он хвать меня за шею — и потащил! Я даже пошевелиться не мог! — оправдывался охранник.
   — Мозгами шевелить надо было! Как вас до службы в органах-то допустили!
   — Григорий Тимофеевич… Смотрите, опять кровь!
   — Да вижу я, не слепой! Лазай теперь с вами, бестолковыми, по подземельям! Работу вашу делай!
   — Крови много! Значит, задели мы его хорошо! Долго не пробегает в своих катакомбах, ослабеет. Тут мы его и сцапаем, — предположил охранник.
   — Дай-то Бог! — кивнул следователь.
   Но хитрый Родь предусмотрел все. Он сумел запутать следы. Пятна крови перекрещивались, пересекались и вели в разные проходы в катакомбах.
   — Следы пересекаются! — сообщил охранник. — Григорий Тимофеевич! Мы уже здесь были!
   — Вот подлец! Он нас по кругу водит, как щенков. Он же здесь все как свои пять пальцев знает. — Следователь попытался сориентироваться, изучил следы и выбрал направление. — В общем, так: разделяемся. Вы двое идете направо. А мы — налево. Если что, встречаемся на маяке. Понятно?
   — Так точно!
   — Исполнять. И быстрее, быстрее! Родь ранен, он теряет силы. Не упустите его!
   Но они его уже упустили. Смотритель вышел из катакомб в условленном месте и хрипло позвал:
   — Лева! Ты где?
   Рана сильно кровоточила, и от крика смотрителю стало еще больнее.
   — Лева! Паскуда этакая! Ты где? — уже тише спросил он. — Кинул, падла!
   — Эй, Михаил Макарыч! — окликнули его. Смотритель обернулся и увидел Костю.
   — А ты здесь откуда? Где Лева, черт возьми?
   — Лева не придет. Я здесь один. Пойдемте скорее, — суетился Костя, обмирая от страха.
   — Кинул, значит, Левчик! В штаны наложил? А ты что, за мной что ли пожаловал?
   — За вами. У меня здесь недалеко машина. Надо поторопиться. — Костя решил спасти смотрителя, спрятав его в своей аптеке.
   — Ой, Костик, смотри, сдашь меня ментам — достану и своими руками задушу.
   — А вы мне верьте, верьте, Михаил Макарыч! — сказал Костя, помогая Родю добраться до машины.
   — А мне другого не остается.
   Костя подвел смотрителя к машине, открыл багажник и сказал:
   — Полезайте!
   — Сбрендил, что ли? Я на заднем сиденье лягу, — не согласился смотритель.
   — Да вы мне там все в крови перемажете. Как я машину отцу отдавать буду? — спросил Костя.
   — Плевать. Я в багажнике, как боров, не поеду.
   — Ну вы что, хотите, чтобы нас на первом же милицейском посту застукали? Там менты по всей дороге расставлены! Сюда ехал, десять раз останавливали!
   Смотритель понял, что Костя прав. Он залез в багажник, морщась от боли, и сказал:
   — Только попробуй, Костик, хоть по одной ямке проехать!
   — Будьте спокойны, Михаил Макарыч! — успокоил его Костя. — Довезу, как ценную бандероль.
   Машина рванула с места. Едва она скрылась из виду, как из катакомб появились милиционеры.
   — Ушел, гад!
   — Может, Родь еще где-то здесь? Он же раненый, бежать не может.
   — Бежать — нет. А вот ехать — легко. Что это там такое?
   Милиционеры заметили следы от шин, оставленных машиной Самойлова.
   — Ну, дела… Похоже, его тут ждали… Охранник со следователем вернулись в каморку смотрителя.
   — Григорий Тимофеевич, а с этим что делать будем? — спросил охранник, показывая на скелет.
   — Отдадим на экспертизу. Нужно понять, сколько он здесь пролежал.
   Тут в каморку зашли милиционеры — усталые и испачканные.
   — Что расскажете? — мрачно спросил следователь.
   — Мы порядком поплутали, Григорий Тимофеевич, прежде чем вышли. Он, зараза, нас долго водил по катакомбам.