Веснина Елена. Большие перемены

   — Но ведь мы хотели как лучше для тебя! Мама, ты что-то имеешь против Кости? — Катя искренне не понимала, чего хочет мать.
   — Нет, но я до конца не уверена в серьезности твоих намерений.
   — Я абсолютно серьезно хочу выйти замуж за Костю, — сказала дочь.
   — И сразу, уже сейчас, вы будете жить в одной комнате, как муж и жена? — поинтересовалась мама.
   — Не знаю, — задумалась Катя. — Наверное, не сразу. А может быть… Не знаю, мама. А что?
   Таисия внимательно посмотрела на дочь, затем отставила в сторону графин с водой, из которого она поливала цветы, взяла горшок с цветком и протянула Кате. Катерина взяла горшок и уставилась на мать с удивлением.
   — А то, что человек — как цветок, — продолжила Таисия, — Он не только тянется вверх к небу и стремится к солнышку. Он еще и зависит от земли.
   — Мама, я тебя совсем не поняла, — растерялась Катя.
   — Я просто хочу, чтобы ты приземлилась. Если твои желания не имеют почвы и корней, то ничего не получится.
   — О, мама. Да ты философ! Никогда от тебя такого не слышала.
   — А я никогда с тобой о таком и не говорила, — заметила Таисия, — Подумай, дочка. Проанализируй еще раз свои желания. И пойми, чего ты хочешь на самом деле.
   Но у Кати уже не было времени подумать над мамиными словами, потому что в дверь позвонили. Катя знала, что это Костя, и побежала открывать. Она взяла у него цветы и уклонилась от поцелуя.
   — В чем дело, Катенька? — удивился Костя. — Что-нибудь случилось?
   — Ничего особенного. Только голова болит и…
   — И что?
   — И разговор был с мамой какой-то странный, — призналась Катя.
   — О чем разговор?
   — Не о чем, а о ком. О тебе.
   — И что сказала будущая теща о будущем зяте? — улыбнулся Костя.
   — Сказала… что ты должен ухаживать за мной, как за цветком. Поливать, сдувать пылинки… ну и все такое прочее!
   — Конечно! Это моя святая обязанность! — согласился Костя и обнял Катю. — Только не понимаю, почему это тебя озадачило. Ты сомневаешься во мне?
   — В тебе? Нет… — Катя задумалась.
   — Тогда все в порядке, — успокоился Костя. — Я готов подписаться под всеми правилами полива моего цветочка, которые напишет мне Таисия Андреевна!
   — — Хорошо, посмотрим… — согласилась Катя и вдруг неожиданно спросила: — Костя, ты меня любишь?
   — Очень. А ты? —Да.
   Они зашли в комнату.
   — Добрый день, Таисия Андреевна, — поздоровался с будущей тещей Костя.
   — Добрый день, Костя. Красивые цветы.
   — Да, только стоят недолго. Неделя — максимум. А вот ваши цветы — загляденье! — и Костя показал рукой на цветы, которые стояли у Таисии в квартире. — И я готов ухаживать за вами, дорогие женщины, как за лучшими цветками на свете!
   Таисия поняла, что дочь рассказала Косте об их разговоре, и не одобрила этого, кинув на Катю осуждающий взгляд. Катя пожала плечами: мол, подумаешь, какая тайна!
   — Костя, а это не очень смелое заявление? — спросила Таисия.
   — Отчего же? Я говорю совершенно искренне.
   — Это понятно. Но красивые цветы, как известно, дороги, — заметила Таисия.
   — Красивые цветы бесценны, Таисия Андреевна, — поправил ее Костя.
   — Ладно, дорогие будущие зять и теща. Вы успеете еще наговориться о цветах, — прекратила эту беседу Катя.
   — Да, пойду что-нибудь приготовлю к обеду, — сказала Таисия и вышла на кухню.
   Когда она ушла, Костя обратился к Кате:
   — Катенька, это не мое дело, конечно… Но, может быть, ты поможешь маме на кухне?
   — Не могу. Меня в последнее время мутит… когда я что-нибудь пытаюсь приготовить.
   — Да-а, у тебя, наверное, аллергия на домашние дела! — предположил Костя и засмеялся.
   — А что, если я не буду заниматься домашним хозяйством, то ты меня разлюбишь? — спросила Катя.
   — Нет, конечно, Катюша. Я сам буду заниматься домашними делами, — успокоил ее Костя.
   — Вот это ты зря сказал, — поморщилась Катя. — Настоящий мужчина — не тот, который моет посуду, помогая жене…
   — А какой?
   — А тот, который нанимает домработницу для этих целей!
   Костя решил, что лучше сменить тему.
   — Да, кстати, о домработницах… Это так, ассоциации. Не обращай внимания. Как ты теперь относишься к Маше? — спросил он.
   — По-прежнему, никак, — передернула плечами Катя.
   — Жаль. А мы хотели с братом примирить вас. Все равно скоро будем одной семьей.
   — О, это такая родственница… — иронично сказала Катя.
   — А что ты, собственно, имеешь против Маши? Тихая, спокойная девушка…
   — В тихом омуте, Костя, черти водятся! — сообщила Катя.
   В это время Таисия позвала их к столу, и разговор о Маше был прекращен.
   — Ну что, дорогие жених и невеста? Самое время обсудить вашу совместную жизнь? — спросила Таисия, наблюдая, как Костя с аппетитом поглощает приготовленный ею обед.
   — Угу, — отозвался Костя с полным ртом.
   — А что обсуждать? — спросила Катя, которая к еде почти не притрагивалась.
   — Например, какой будет ваша свадьба. Мне не терпится увидеть тебя, Катенька, в белом платье, — мечтательно произнесла Таисия.
   — — Да, например, как в том французском каталоге, который мы с тобой смотрели, да? — оживилась Катя.
   — Да. За пять тысяч долларов, — сообщила Таисия. Костя поперхнулся и уставился на Таисию.
   — Но к такому платью нужны и туфли соответствующие. И фата. И сумочка, — продолжала добивать Костю будущая теща.
   — Да. И на женихе должен быть костюм… — вспомнила о любимом Катя.
   — Соответствующий, — поддержала дочь Таисия.
   — А если что-нибудь из аксессуаров будет не соответствующее, то что? Свадьба не состоится? — иронично спросил Костя.
   — Такого не должно быть! — категорично отрезала Катя.
   — Свадьба моей единственной дочери должна быть по высшему разряду, — настаивала Таисия.
   — Ну хорошо, хорошо… — уступил Костя.
   Не хорошо, а важно, чтобы ты, Костя, уже сейчас понимал, что и на свадьбу, и на безбедную жизнь моей дочери ты должен иметь деньги. Как обстоят дела с твоим бизнесом? — задала Таисия неожиданный для Кости вопрос.
   — С бизнесом?.. — растерялся он, — никак. Я продал аптеку за долги. У меня нет никакого бизнеса.
   Таисия и Катя обмерли от неожиданности.
   — Мне не послышалось? Ты продал аптеку и лишился бизнеса? — переспросила Таисия.
   — Да. А что это меняет? — невинно спросил Костя.
   — Многое. Ты, Костя, может, чего-то не понимаешь. В нашей семье женщины никогда не работали. Но при этом никогда не нуждались в деньгах, — с гордостью сказала Таисия. — Мужчина обязан не только обеспечивать достойный быт для своей женщины. Он должен и оплачивать все ее удовольствия, все прихоти.
   — Ну, я понимаю… — замялся Костя.
   — Понимаешь, но собираешься жениться в тот момент, когда сидишь без гроша! — возмутилась Таисия.
   — Так это временное явление.
   — Костя, мне кажется, ты не очень серьезно относишься к вопросу. Если ты безработный, как ты можешь обеспечить Кате достойный уровень жизни? — в голосе Таисии звучали поистине железные нотки.
   — Не думал, что с этого разговора начнется наша совместная жизнь! — вспыхнул Костя.
   — А с чего же еще? Начинают всегда с самого главного! — спокойно сказала Таисия.
   Костя решительно встал из-за стола.
   — Ты куда? — встрепенулась Катя.
   — Аппетит пропал. Я же не заработал на этот обед! — с горечью ответил Костя.
   — Ну не надо так буквально! — примирительно сказала Таисия.
   — Нет, Таисия Андреевна, вы говорите очень конкретно. Другого смысла в ваших словах нет, — заметил Костя и направился к выходу.
   Катя догнала его в коридоре:
   — Ты что, Костя! Как ты себя ведешь! Вышел из-за стола, нагрубил маме…
   — Катя, мне неприятен этот разговор о деньгах! — возмутился Костя.
   — Нужно вести себя как положено!
   — Кем положено? И куда? Тебе не кажется, что вопросы о деньгах задавать бестактно?
   — Нет, не кажется. Я на самом деле хочу огромную, пышную свадьбу, о которой будет говорить весь город, — сообщила Катя.
   — Тогда этот вопрос должны решать родители. Соберутся за одним столом, поговорят, решат, какая должна быть свадьба у их детей. И как ее устроить, — предложил Костя.
   — Костя, ты что, не понимаешь? — изумилась Катя.
   — Чего я не понимаю?
   — Что теперь ни твои, ни мои родители уже никогда вместе не соберутся? Наши с тобой мамы терпеть друг друга не могут. Отцы разошлись и как друзья, и как партнеры. Ты что, не обращаешь на это внимания?
   — Даже если и обращаю, то что? — не понимал ее Костя.
   — А то, что моя мама ранена в самое сердце. И теперь важно, чтобы мы с тобой создали для моей мамы такую обстановку, в которой она могла бы забыть о разрыве с папой.
   — Но я не психолог, чтобы создавать комфортную обстановку, — буркнул Костя.
   — Лучшая психотерапия — это стабильная, налаженная жизнь, — рассудительно сказала Катя.
   — Что-то я не пойму. При чем здесь твоя мама, если мы говорим о нас с тобой?
   — Потому что отношения тещи с зятем — это классика жанра, — улыбнулась Катя.
   — Но ты же другая, ты не думаешь о деньгах так же, как твоя мама? — с надеждой спросил Костя.
   — С чего ты взял? Я с мамой абсолютно во всем согласна! — ответила Катя, лучезарно улыбаясь. Костя сник.

* * *

   Самойлов находился все в том же состоянии беседы с собственным отражением в зеркале. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись у кровати, а новая, еще не опорожненная, стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки.
   — И главное, Борис, все — такая банальщина, — жаловался Самойлов своему не менее пьяному, чем он, собеседнику. — О чем сейчас ни подумаю — уже сказано. И написано. Пить или не пить. Быть или не быть. Фу, аж противно. Ведь козе понятно: конечно, пить. И конечно, не быть. Зачем быть, если… вот. Извини, больше не буду о больном. Молчу, молчу…
   Самойлов налил, немного пролив, священную жидкость и выпил.
   — Я сейчас ведь что делаю? — Самойлов внимательно выслушал ответ зеркала и усмехнулся. — Нет, неправильно. Ничего я не праздную. Я поминаю. И их всех… поминаю! Лихом — не буду, ладно. А попрощаться надо, по-человечески… Ирину вот только жалко. Че я, дурак, в молодости-то не разглядел? Полина, Полина… Иришка-то — она же цветочек. Надо было подождать чуть-чуть… И жизнь повернулась бы иначе… Эх… Ну ее к чертовой бабушке, такую жизнь! Ни любви, ни дружбы, ни чести, ни совести… ни у кого! А ведь как они все притворялись, Боря! Тьфу!
   Он снова выпил и совсем обмяк, но стал себя подбадривать:
   — Нет, Боря. Ты, пожалуйста, на бок не вались. Надо довести начатое до конца. Начал — доводи.
   Сказал — сделай. Хоть умри! Умри и сделай, вот смысл-то где! Ух!
   Самойлов посмотрел в зеркало и печально подвел итог:
   — Вот так и соображаем на троих. Я, ты и… снова я. Самойлов не слышал, что звонок входной двери заливается уже несколько минут. Это звонил Алеша. Устав ждать, он открыл дверь своим ключом и зашел в квартиру. Дом был невероятно тих.
   Алеша открыл дверь спальни и увидел, что на кровати в какой-то неестественной позе лежит Самойлов.
   — Папа, папка, что с тобой? — заволновался Алеша. — Папа! Папа! Почему ты молчишь?
   Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки.
   — Ты что, отец? Ты пьян? — Ответа не последовало.
   Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше:
   — Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения.
   — Что случилось, милый? — заволновалась Маша. — Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться?
   — Что ты, глупенькая. Как ты —могла так подумать! — Алеша помолчал и добавил: — Но я не смогу с тобой поехать в институт.
   Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток.
   — Ты что, отец? Напугал меня до смерти, — упрекнул Самойлова сын.
   — До смерти, говоришь? А мне, сынок, жить и не хочется.
   — Не говори так!
   — Почему не говори? Почему я не могу сказать то, что я думаю!
   — Потому что думать так тоже нельзя. Ты что? Оказывал мне поддержку в трудный момент, говорил, надо быть сильным… А сам?
   — А сам — упс! — развел руками Самойлов.
   — Нет, так не годится, — покачал головой Алеша.
   — Мне незачем жить! — обреченно заявил Самойлов.
   — Неправда! У тебя есть ради кого и ради чего жить, — возразил ему сын.
   — Алешка, — всхлипнул Самойлов и полез обниматься. Алеша аккуратно отстранил отца.
   — Папа! У тебя есть я, есть Костя, твои дети. Даст Бог, скоро будут и внуки. Ведь я женюсь, и Костя — тоже.
   — Да, да. С детьми, это… ты правильно. Обычно так и происходит после свадьбы, — согласился Самойлов.
   — Но ты и про свою личную жизнь не забывай.
   — Ты имеешь в виду Ирину?
   — Да. Ты ведь говорил, что будешь ждать ее.
   — Да, да… Ирина, есть ведь Ирина, — вдруг вспомнил Самойлов.
   — Папа! Ты сумеешь полюбить Ирину или встретишь другую женщину. Жизнь с уходом мамы не заканчивается.
   — Да! Ты прав, сын! — с энтузиазмом подхватил Самойлов, — С уходом жены жизнь только начинается!
   Но энтузиазма хватило ровно на эту фразу, после чего Самойлов вновь загрустил:
   — Ты знаешь, сынок, мне кажется, что Ирина, на самом деле, меня не любит. У нее так, детские фантазии…
   — Папа! Как ты можешь! Ты же ей пообещал!
   — Это да. Я всегда держу свое слово. Но понимаешь… Ее влюбленность — это было… как тебе объяснить… соперничество с сестрой.
   — Прекрасно понимаю, — кивнул Алеша, вспоминая свое соперничество с братом.
   — И тебе кажется, что это настоящее чувство? — поинтересовался Самойлов.
   — А почему нет? Любовь может вырасти из чего угодно, из соперничества тоже.
   — Сын, мне неприятно тебе это напоминать, но… Вы с родным братом тоже соперничали. И что? Большая любовь?
   — У меня — нет, — пожал плечами Алеша. — Как оказалось. А Костя — ты же видишь, как он любит Катю.
   — Но это не факт, что он будет с ней счастлив, — сделал вывод Самойлов.
   — Папа! По-моему, тебе нужно не философствовать за бутылкой, а верить себе, верить своим сыновьям. И тогда у нас всех все получится.
   — Ладно. А ты со мной сегодня посидишь?
   — Нет, папа, — Алеша отвел глаза. — Сегодня мы с Машей подаем заявление в ЗАГС.
   Самойлов расстроился:
   — О, сынок, значит, и ты спешишь себя охомутать.
   — Как будто это для тебя новость, отец.
   — Нет, конечно. Ты давно уже настроился… жениться. — В голосе Самойлова звучала ирония.
   — Папа, пожалуйста, не говори о моем желании в таком тоне. То, что было с Катей, — несерьезно, и ты понимаешь. А с Машей — это на всю жизнь.
   — Да, Маша, хорошая девушка, — охотно согласился Самойлов. — Но вы могли бы подождать…
   — Зачем? Я и сейчас уже ждать не могу. Опаздываю. Я побегу, отец?
   — Беги, беги. Учишь отца, а сам его не слушаешь, — грустно кивнул Самойлов.
   — Папа, я всегда тебя слушаю, ты знаешь. Просто понимаю, что у тебя состояние сейчас… нерадостное. Все пройдет, правда! Только не пей, папка! Держись!
   — Даю честное благородное слово! — Самойлов прижал руку к груди.
   — Отлично! Пока!
   — Ты сегодня… вернешься? — с надеждой спросил отец.
   Алеша ответил не сразу.
   — Наверное, нет. Но я приду утром. Обязательно.
   — Утром? — удивился Самойлов, — Ну да… Понятно, почему ты спешишь.
   — Пап, пожелай мне счастья! — улыбнулся Алеша.
   — Желаю, — кивнул отец.

* * *

   Дела в Левином ресторане шли прекрасно, он был доволен и собой, и жизнью. Он уединился в своем кабинете, чтобы выпить спокойно чашечку кофе и немного расслабиться. Но его умиротворенное состояние было разрушено самым бесцеремонным образом.
   В кабинет решительно вошел некто в плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпе. Этот некто, не говоря ни слова, положил перед Левой какую-то бумажку и быстро удалился.
   — Э… В чем дело? Что это такое? — завопил Лева. Но дверь кабинета уже закрылась. Лева вздохнул и взял в руки оставленную бумагу. Он держал ее так, будто она была пропитана смертельным змеиным ядом.
   В записке были слова, которые привели Леву в ужас: «Есть срочное дело, Лева. Жду у себя в гостях. Не придешь — грохну».
   Лева посмотрел по сторонам — не подглядывает ли кто-нибудь за ним, потом свернул записку в бумажный шарик и бросил в мусорную корзину. Руки у него дрожали. Он взял чашку с кофе, от волнения разлил напиток. Потом вдруг бросился к мусорной корзине, достал только что выброшенную бумажку, положил ее в пепельницу и поджег. Пока бумага горела, Лева смотрел на нее не отрываясь. В его ушах звучал голос смотрителя: «Не придешь — грохну… не придешь — грохну…»

* * *

   Марукин, занимавшийся делом смотрителя, решил поделиться своими соображениями с Буряком.
   — Не могу я понять этого Родя, — сказал он. — Судя по материалам, он подпольный миллионер. А держится как постаревший хулиган. Урка мелкий.
   — Нет, это не мелкая личность, — уверенно ответил следователь. — Я бы сказал, что Родь — очень страшный человек.
   — Страшный? Чем же он страшен? — поинтересовался Марукин.
   — Представь себе, Юрий Аркадьевич, он уморил родных детей, двух молодых пацанов. И при жизни-то он их унижал будь здоров, но это, как говорится, дело семейное. А потом ради наживы, ради своих планов и жизни их не пожалел.
   — Неужели? Не может быть! — удивился Марукин.
   — Все может быть. Ты тоже не первый год в органах. Всякого, наверное, насмотрелся.
   — Да уж, это точно, — кивнул Марукин.
   — Так вот. Я считаю, что сейчас этот Родь вовсе стал беспредельщиком. Он готов пойти на все, чтобы выбраться на волю и добраться до своих подпольных миллионов.
   — Да где, где у него эти миллионы-то? — заволновался Марукин, потом резко сменил тон на насмешливый. — А я думал, что Корейко — это литературный персонаж.
   — И не с такими типажами встречаешься в жизни, — сказал следователь, внимательно разглядывая самого Марукина.
   Тот отвел глаза и спросил:
   — Вы и приблизительно не знаете, где может быть тайник Родя?
   — Приблизительно догадываемся. Но пока, к сожалению, наши поиски не увенчались успехом. Хорошо, ты со своими архивами вовремя появился — теперь может возникнуть повод для обыска.
   — В его квартире? — оживился Марукин.
   — На маяке, — уточнил следователь. — Но это не сейчас.
   — Почему? — явно расстроился Марукин.
   — Потому что для начала я решил проверить его контакты.
   — А с ним кто-нибудь контактирует? Вы знаете?
   — Пока никого не было. Но вдруг будут посетители!
   — А по-моему, это лишняя трата времени, Григорий Тимофеевич.
   — Нет, Юрий Аркадьевич. Я буду действовать так, как считаю нужным. И если уж ты находишься у меня в подчинении, просьба давать советы и комментировать мои действия только тогда, когда я об этом попрошу, — сухо заметил Буряк.
   Марукин замолчал.
   — Да, я тут, Юрий Аркадьевич, хочу у тебя спросить, куда ты в обед бегал? — вдруг спросил следователь.
   Марукин побледнел от страха.
   — И-й-я-а? — переспросил он.
   — Ты, ты, с кем я разговариваю! Такой таинственный вид на себя напустил, плащ длинный, шляпу нацепил…
   — Я… — начал было Марукин.
   Ты. Ты думаешь, я ничего не видел? И нечего шифроваться. В ресторан — значит, в ресторан. Не надо прятаться от коллег. Я сам не люблю столовские щи. Но что поделаешь, бюджетной зарплаты на ресторанные обеды не хватает. Да и у тебя тоже, если будешь каждый день ходить туда обедать.
   — Не буду… — пообещал Марукин.
   — Или, может быть, ты сам — подпольный миллионер Корейко? — засмеялся следователь.
   — Если бы… — искренне вздохнул Марукин.
   — Ей-богу, ведешь себя, Юрий Аркадьевич, как шпион из плохого боевика. Я же тебе в обеденные компаньоны не напрашиваюсь. Так что нечего из похода в ресторан маскарад устраивать.
   — Действительно, глупо получилось… — захихикал Марукин. — А вы как узнали, что я в ресторане был?
   — Домой ездил на обед. И увидел тебя на улице. Как ты в очках от людей шарахаешься. Смешно!
   — А мне как-то неудобно было.
   — Ладно, проехали! Поел-то хоть вкусно?
   — Н-ну, ничего… хорошо, — снова растерялся Марукин.
   — Этот ресторан — у нас местная достопримечательность. Есть, конечно, места и покруче, и попрестижнее. Но в этом ресторане собираются, так сказать, гурманы.
   — Кто, простите? — переспросил Марукин.
   — Любители традиционной вкусной кухни, безо всяких этих… новомодных наворотов.
   — Я это… тоже не люблю навороты.
   — Ты, если еще будешь туда заходить, крылышки закажи. Фирменные Левины крылышки.
   — Чьи, простите? — вздрогнул Марукин.
   — Куриные! А Лева — это директор ресторана, — пояснил следователь.
   — А-а. Обязательно. В следующий раз попробую Левины крылышки, — пообещал Марукин с облегчением.
   Буравин решил, что надо посоветоваться со старым другом Сан Санычем. Следовало что-то предпринять, чтобы дети воспринимали их с Полиной спокойно, с пониманием. Сан Саныч был рад приезду Буравина и с удовольствием слушал его рассказ.
   — Понимаешь, Сан Саныч, я до сегодняшнего дня тоже не очень задумывался о том, как молодые воспринимают нас с Полиной, — признался ему Буравин.
   — А что же такое сегодня произошло, что ты вдруг задумался?
   — Да и сегодня бы не задумался, если бы не Полина. Женщины, они все более тонко чувствуют.
   — Молодец, что заметил этот факт, — похвалил Буравина Сан Саныч.
   — Ладно тебе иронизировать. Я к тебе приехал за тем, чтобы ты нам помог.
   — Слушаю.
   — Хочу, чтобы ты выступил, так сказать, посредником в установлении дипломатических отношений между нами и нашими детьми.
   — Вот как?
   — Да. В частности, с Лешкой. Хотя с Алешкой мне хотелось бы иметь отношения не дипломатические, а самые что ни на есть дружеские.
   — Вечно я у вас в роли дипломата, — вздохнул Сан Саныч. — Хорошо, хоть в ранг посла не возвели.
   — Посол ты здесь для Зинаиды. Ну так что, поможешь?
   — Думаю, лишнюю дипломатию разводить — это как в джунглях огород городить. Насчет дружбы — это вы сами определитесь. А с Алешкой можешь прямо сейчас поговорить.
   — Как? Он здесь? — удивился Буравин.
   — Конечно. А где ему еще быть? Он у Маши в комнате. — И, повернувшись на табуретке, Сан Саныч громко закричал: — Маша! Алеша!
   Из комнаты вышла Маша.
   — Здравствуйте, Виктор Гаврилович! — улыбнулась она.
   — Здравствуй, Машенька! — искренне обрадовался ей Буравин.
   — Зачем звали, Сан Саныч? — спросила Маша.
   — А Лешка-то твой где?
   — Алеша побежал к отцу. Срочно. Кажется, там какие-то неприятности.
   Сан Саныч насторожился:
   — Так что там стряслось, Машенька, у Алешки?
   — Не знаю. У Алешки самого ничего не стряслось. Я думаю, неприятности у его папы. — Маша посмотрела на Буравина в раздумье, говорить ли дальше в его присутствии.
   — У Бориса? А что с ним? — спросил Сан Саныч.
   — Пока не знаю. Но что-то, что повлияло на решение Алеши ехать со мной.
   — Стоп, стоп. Присаживайся, и давай-ка по порядку, — предложил Сан Саныч.
   — Говорю же, по порядку пока ничего не знаю. И пока не поговорю с Алешей, ничего не могу вам сказать. У нас должно быть общее решение.
   — Что-то очень загадочно… — нахмурился Сан Саныч.
   — Да какие загадки! — засмеялась Маша. — Первая часть нашего плана все равно реализуется. Сегодня.
   — Вот как. И какой у вас план? — вступил в разговор Буравин.
   — Мы идем в ЗАГС подавать заявление.
   — Правда? Что же ты молчала? Что же ты сразу ничего не сказала? — обрадовался Сан Саныч.
   — Вот это новость! Вот это да! Поздравляю! — присоединился Буравин.
   — Подождите, подождите. Поздравите нас двоих. Когда придем оттуда.
   — Так Лешка зайдет за тобой сейчас? — спросил Сан Саныч.
   — Сейчас — нет. Говорю же — дома что-то произошло. Он мне у ЗАГСа все расскажет.
   — Ну ладно. Значит, заявление! Молодцы! Одобряю! — сиял Сан Саныч.
   — Только вы бабе Зине пока не говорите. Пусть для нее это будет сюрприз, — попросила Маша. — Ну, я пойду? А то к Алеше боюсь опоздать…
   — Беги, беги, внучка!..
   — Счастья вам, Машенька! — пожелал Буравин. Когда Маша ушла, он повернулся к Сан Санычу и сказал:
   — Как я рад за ребят! Еще сегодня говорили с Полиной, что взглянешь на них — и словно попадаешь под солнечное излучение.
   — Да, любовь она всегда высвечивает человека изнутри.
   — Счастливая любовь, — уточнил Буравин.
   — У этих, надеюсь, будет счастливая. Они уже перевыполнили план по несчастьям да препятствиям. Хотя… — Сан Саныч вдруг замолчал.
   — Ты что? — спросил Буравин.
   — Я вдруг подумал… Зина-то, она вряд ли будет рада тому, что они так быстро решили пожениться.
   — Почему это?
   — Потому что Маше пришел вызов из института, — поделился семейной новостью Сан Саныч.
   — Да ты что? Когда?
   — Вчера или позавчера… совсем недавно. Там, в этом письме, сказано, что Маше сейчас нужно ехать в институт оформляться. На лечебный факультет.
   — Отлично. И Алешка с ней собирался? — спросил Буравин.
   — Думаю, да. Конечно. Как их теперь разлучишь?
   — Неожиданно. Вот, значит, про какую поездку Маша говорила! — догадался Буравин.
   — Но какие-то там с Борисом проблемы возникли. Слышал, что Маша сказала? Алеша, возможно, не поедет.
   — Если проблемы материального характера, я с удовольствием детям помогу, — пообещал Буравин.
   — Погоди, не гони лошадей. Ты еще не знаешь, примет ли Алешка от тебя помощь, — с сомнением протянул Сан Саныч.