– Подробнее можно? – спросил Бродяга, когда они спустились в сад во внутреннем дворе заведения Злодея. – Кто за тобой придет? И как они тебя найдут? Ты что, кого-то уже предупредил?
– Никогда! – помотал головой Бес. – Но не следует упускать из виду, что Самка – богиня жадная. И что начальник храмовой стражи хоть и человек, но нюх имеет совершенно нечеловеческий.
– Нюх на что?
– На чужую божественную деятельность. – Бес сорвал с дерева инжир и с видимым удовольствием съел. – Самка обещала ему вечную молодость, если он будет отслеживать появление в Вечном городе чужих аватар, ипостасей и даже просто предметов, наделенных Силой.
– Понятно, – сказал Бродяга. – Понятно, зачем это Самке. Но как они найдут тебя? Ты же не светишься Силой.
– Не свечусь. Но у покойного лекаря был переносной алтарь, да? – Бес подпрыгнул, чтобы сорвать инжир покрупнее. – И этот алтарь я оставил на месте нашей с ним потасовки, в «Радости Змея». Не с собой же его тащить, чтобы засветить наш притон?
– Но… – начал Бродяга.
– Какие вы все… – осуждающе покачал головой Бес, сунув инжирину в рот целиком. – Вшо вам Шила да Шила…
– Вынь фрукт изо рта, – посоветовал Бродяга. Бес прожевал и проглотил.
– Все вам Сила да Сила, – повторил Бес. – Прикинь, вот если бы такое дерево было – съел фигу и все знаешь, все понимаешь, все постиг… И никакого бессмертия не нужно. И люди, между прочим, прекрасно обходятся мозгами. А у начальника храмовой стражи этих мозгов хватит на, извини, десяток богов. И если ему сообщат, что…
Старший патруля, подобрав странный теплый камешек на месте потасовки, отправился в храм. Таскаться по жаре туда-сюда старшему патруля очень не хотелось, но драка произошла возле самого Нижнего храма и сопровождалась странными обстоятельствами. В таких случаях лучше всего доложить. Тем более что время от времени сам начальник храмовой стражи, Непоколебимый защитник Любви, увенчанный Знаком преданности и страсти самой богини, любил устраивать проверки. Подбросить артефакт. Или прислать бродячего проповедника. На памяти старшего патруля несколько стражников лишились хлебных должностей, а двоих так даже проводили на площадку для казней.
Камешек на цепочке был предъявлен дежурному жрецу храмовой стражи. Жрец поводил правой рукой над камешком, зажмурился, взял цепочку в руку и поднес ее почти к самому своему лицу.
– Пахнет, – сказал тихо жрец. Старший патруля промолчал.
– Остаточек Силы имеет место быть, – протянул жрец в лиловом балахоне и открыл глаза. – Бери сей артефакт, господин старший патруля, и бегом к Самому. И чем скорее ты у него окажешься, тем для тебя лучше.
Сам начальник храмовой стражи сидел, как обычно, в малом зале, возле бассейна. На вошедшего в помещение патрульного он не оглянулся, продолжая рассматривать рыбок. Старший патруля посмотрел на гладко выбритую голову начальника, на его неподражаемые хрящеватые уши необъятного размаха, и как мог доложил о своем деле.
Дослушав, начальник не оборачиваясь протянул через плечо руку. Посмотрел на камешек:
– Что сказал дежурный жрец?
– Остаточек… э-э… Силы… – патрульный даже зажмурился, вспоминая заковыристые слова, – бытие… имеют…
– Бытие, говоришь… – Начальник наконец обернулся, и его кошачьи глаза воззрились на собеседника.
– Место… быть…
– Понятно. Остаточек. Теперь подробно обо всем.
История, услышанная от хозяина «Радости Змея», была изложена со всеми возможными подробностями.
– …по имени Бес. – Когда старший патруля дошел до этого имени, начальник уточнил, не путает ли чего рассказчик.
Рассказчик поклялся, что нет, не путает, что так все ему и было рассказано.
– Значит, Бес…
– И какого рожна ты сообщил всем свое имя? – немного раздраженно поинтересовался Бродяга.
Он никак не мог понять, что и как происходит вокруг него самого, а тут еще намечалось вмешательство храмовой стражи. А так и до Самки все могло дойти.
– А как бы еще я заставил лекаря ко мне обратиться? – резонно возразил Бес. – Я ведь его в лицо не знал. А до Самки все действительно дойдет.
До Самки действительно дошло – и дошло быстро. Во всех смыслах. Начальник храмовой стражи зажег жертвенную ароматную палочку перед малым алтарем сразу, не теряя времени. Как только отдал приказ доставить в храм хозяина постоялого двора и собрать всех свидетелей потасовки.
Поначалу богиня выразила свое неудовольствие тем, что ее оторвали от важного дела. Со всей возможной почтительностью ей были доложены обстоятельства. Самка размышляла всего пару мгновений.
– Это кто же ко мне в город полез? – спросила богиня у начальника стражи.
Ее небольшое светящееся изображение над алтарем качнулось и налилось зеленым светом.
– Разбираемся, – сказал Непоколебимый защитник Любви.
– Когда закончите? – спросила богиня.
– До захода солнца, думаю.
– Камень – ко мне, – приказала Самка.
– Уже отправил, – чуть улыбнулся Непоколебимый. – И послал за свидетелями.
– Если эту штуковину притащил Бес… – сказала Самка…
– Не он, – уверенно ответил начальник стражи. В разговорах с богиней он предпочитал именно этот уверенный тон, который обычно нравился женщинам. Богине – тоже.
– Если это и вправду Бес, – изображение Самки снова дрогнуло, – то я хочу поболтать с ним лично.
– Она наверняка захочет со мной поболтать лично, – усмехнулся Бес. – Меня найдут, схватят и тайно отведут к ней в храм. Тайно. Так, что никто не узнает.
– И там ты ей все расскажешь. – Бродяга постучал себя по лбу пальцем. – Думать надо. Она тебя выпотрошит, вытащит из тебя все, в том числе и обо мне…
– Ты боишься, бог? – вскричал Бес, заламывая в отчаянии руки. – Как мог я испугать тебя…
– Ты слишком далеко зашел в своем пренебрежении к богам, – сказал Бродяга. – Даже самый мизерный из них…
– Из вас, – поправил Бес.
– Из нас. Самый мизерный из нас может сделать с тобой все что угодно.
В саду потемнело – солнце наконец скрылось за домами. От реки потянуло сыростью.
– Значит, так, – сказал Бес. – Знак выполненного долга я тебе отдал… В жизни бы не подумал, что буду покупать этот Знак, вместо того чтобы отработать. Теперь дальше…
Бродяга поднял голову и взглянул на звезды, которые зажглись сразу же после исчезновения солнца. Покачал головой.
– Дом они обыскивать не будут. Силы в тебе нет. Так что ты совершенно спокойно можешь помогать Злодею на кухне. – Бес довольно улыбнулся. – Ну, там, полы помыть, рыбу почистить… А я тем временем пообщаюсь с Самкой. Надеюсь, меня насиловать не будут.
– Тебя завяжут в узел и не развяжут, пока ты всего не расскажешь. И она как богиня сразу расколет тебя, если ты попытаешься ей соврать.
– Очень может быть, – сказал Бес. – Очень. Может. Быть. Только я думаю, что будет не так. Мы поговорим о нашем, о личном. Обменяемся информацией…
Бродяга нахмурился. Бес не врал. Он не смог бы обмануть Бродягу. И сейчас было совершенно отчетливо видно, что Бес говорит правду и абсолютно уверен в себе.
– В зависимости от ситуации и нашей договоренности, – невозмутимо продолжил Бес, – я либо вернусь сам, либо пришлю за тобой. Спокойно!
Бес поднял руку, увидев, как изменилось выражение лица Бродяги.
– Спокойно. Если ты не будешь размахивать руками, отрывать прохожим руки и ноги, а также не станешь болтать на тему Того, Кто Должен Вернуться, то спокойно сойдешь за человека.
– Самка…
– Все будет нормально, – пообещал Бес. Во двор выглянул Злодей:
– Стучат храмовые стражники.
– Как я и предполагал, – довольно заключи. Бес. – Пойду сдаваться.
Как и предполагал начальник храмовой стражи Беса нашли легко и взяли без проблем. Бес всегда селился у Злодея и предпочитал не связываться с людьми из храмовой стражи.
К этому моменту Непоколебимый знал, что цепочка принадлежала лекарю, что Бес не был с ним раньше знаком и что ссора произошла из-за какой-то посылки и неудавшейся попытки лекаря убить Беса. Услышав от перепуганных свидетелей, что Бес очень нервничал и кричал, начальник храмовой стражи своего удивления не выдал. Но такое странное поведение Беса взял на заметку.
Начальник храмовой стражи был, как верно заметил Бес, человеком умным. В первую очередь умным, а во вторую исполнительным. И с Бесом был знаком лично. Более того, Бес начальнику храмовой стражи пару-тройку раз оказывал услуги, что, конечно, не помешало бы Непоколебимому защитнику отправить Беса, в случае необходимости, на казнь.
Богиня приказала доставить к ней Беса немедленно. Но она не указала маршрут и не запретила поболтать с задержанным по дороге. А путь был избран окольный, по реке в личной лодке начальника храмовой стражи.
– Здравствуй, Бес, – сказал Неколебимый.
– Привет, Страж, – ответил Бес.
– Присаживайся, – предложил Непоколебимый, указывая на скамью, застеленную ковром. – Поговорим.
– Поговорим, – согласился Бес.
Некоторое время они молчали. Поскрипывали весла в уключинах. Негромко постукивал жезл, отбивая ритм.
Что-то закричал кормчий на палубе, протопали босые ноги матросов. Лодка качнулась.
– Оживленное у вас движение на реках, – сказал Бес.
– На прошлой неделе столкнулись баржа и лодка стражи. Два человека утонули, – сказал Страж, расположившийся в кресле у стола.
– Пешком бы мы добрались быстрее, – сказал Бес.
– Мне приказано тебя доставить. И так, чтобы никто не видел. А как и когда – на мое усмотрение. Думаю, мы успеем кое-что обсудить.
Лодку снова качнуло. Звякнула о кувшин хрустальная ваза с фруктами, стоящая на столе.
– Не думал, что ты вернешься, – помолчав, сказал Страж. – Все разумные люди сейчас норовят держаться от Вечного города подальше. А ты мне казался разумным.
– Встреча, – пожал плечами Бес. – Деловая встреча.
– Ну да, – кивнул Страж. – Деловая встреча с переходом в деловую потасовку. Ты куда лекаря заезжего дел?
– А он что – пропал? – Бес даже изобразил удивление.
– А ты не знал? – удивился в свою очередь Страж.
– Когда он… вышел из зала, я остался, чтобы допить вино. И успокоиться.
– Успокоиться, – повторил Страж. – Когда я услышал, что Бес нервничал и психовал, честно, подумал, что это кто-то присвоил твое имя. Чтобы ты – и психовал…
– Старею…
Начальник храмовой стражи засмеялся. Бес не обиделся. Он подождал, когда смех прекратится, и продолжил:
– Душой старею. Все эти годы, человеческая неблагодарность…
– И божественная неблагодарность, – подхватил Страж. – С кем это ты пересекся?
– В смысле?
– Кто из богов попытался тебя обмануть? Ты же в кабаке кричал, что тебя попытались убить, что теперь ты посылку не отдашь без оплаты… Что, кстати, за посылка?
Бес взял из вазы персик. Надкусил. Брызнул сок.
– Думаешь, вечная молодость тебя защитит от пыток? – спокойно спросил Страж.
– Думаю, что смогу прямо сейчас разнести это судно и уйти. Даже не знаю, сколько стражников по надобится, чтобы меня остановить… – лениво протянул Бес, доев персик.
– Меньше, чем ты думаешь. У нас ведь нововведение – после захода солнца начинает работать Печать Запрета. Из города можно выйти только через двое ворот. И стражникам нужно будет лишь найти и указать на тебя богине. Что за посылка? И какой бог?
Бес вытер руки о шитую золотом скатерть.
– Колись, Бес, – сказал начальник храмовой стражи. – Тебе Самка простит все, что угодно, кроме работы здесь, в ее городе, на другого бога. Ловцы здесь не работают.
– Какая работа… В самом деле… – Бес махнул рукой. – Меня попросили доставить немного сомы… Знаешь, что такое сома?
Непоколебимый кивнул. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он прекрасно знал, что это такое. И знал цену.
– Сколько сомы? – спросил он.
– Флягу. Всего лишь флягу. – Бес улыбнулся. – Очень выгодное предложение. Сам понимаешь, капля сомы туда, капля сюда… При таком количестве кто их там, эти капли, считает.
Начальник стражи смотрел в лицо Беса не отрываясь. Фляга сомы… Странно, что Бес вообще доехал до города. Если бы кто-то узнал о таком количестве напитка богов…
– И ты решил не отдавать флягу?
– Что значит – не отдавать, – возмутился Бес. – Я все честно вез, но меня подставили. Потом этот идиот на постоялом дворе… Я ни о каком боге ничего не знал. Разговариваю с ним как с козлом, он другого и не стоит… А он вдруг хватается за алтарь. Цепочку я с него сорвал на всякий случай, дал раз в морду… Он и сбежал. А теперь я остался с сомой. И даже не знаю, что мне теперь с ней делать. Не назад же везти. Сам понимаешь, некоторые вещи отрывают с руками, а эту флягу непременно оторвут с головой. Ты у меня не купишь?
Непоколебимый шутку не поддержал. Весь Вечный город не стоил фляги сомы. С одной стороны. С другой стороны, для истинной владелицы Вечного города эта жалкая фляга… – начальник храмовой стражи заставил себя мысленно повторить эту неестественную фразу, – жалкая фляга божественного напитка не стоила ничего.
– Ты, значит, не знал, что человечек в «Радости Змея» пришел к тебе от бога?
– Гадом буду, – засмеялся Бес. – Сам прикинь – на хрена богу фляга сомы?
Лодка с грохотом причалила.
– Вот и приехали, – сказал начальник храмовой стражи.
Бес встал со скамьи, подошел к двери на палубу.
– Тебя проводят, – сказал начальник стражи. – Я подойду потом.
Бес остановился. Вернулся к столу.
– Давно хотел тебя спросить… – Бес хмыкнул даже как-то смущенно. – Ты ведь не пользуешься сомой?
– Нет, – коротко ответил Страж.
– Но ведь имеешь возможность… Самка ведь тебе бы не отказала…
– Наверное…
– Но ты не пользуешься. И что-то мне подсказывает, что и по поводу обещанной тебе вечной молодости…
– Тебе правильно подсказывает это «что-то», – кивнул Страж.
– Почему?
В дверь каюты постучали.
– Я сейчас, – не повышая голоса, ответил Страж.
– Почему? – повторил свой вопрос Бес.
– Наша любимая богиня, наша Самка – набитая дура. Абсолютная, – сказал начальник храмовой стражи, Непоколебимый защитник Любви, увенчанный Знаком преданности и страсти. – Взбалмошная, помешанная на половых вопросах, извращенная и развратная…
– Ласково, – оценил Бес.
– Она никогда не станет умнее или чище, она будет коллекционировать мужиков и девок, затаскивать к себе в постель всех подряд и заставлять всех вокруг совершать такие же непотребства… – Начальник храмовой стражи говорил ровно, не понижая голоса. – У нее есть одно достоинство. Она жадная. Она не захотела делиться ни с одним из богов нашим городом. И что бы ни происходило, богиня Танца не будет строить козни богине Нижней позиции, потому что обе эти идиотские богини – ипостаси Самки. Я твердо знаю, что не произойдет какой-нибудь кровавой глупости на почве ссоры богов, как это случилось в Заливе. И я знаю, что только наша взбалмошная идиотка может обеспечить Вечному городу нынешнюю стабильность. И я буду до конца дней выслеживать алтари и талисманы, буду до самой смерти жечь приблудных проповедников и аскетов… Пусть уж лучше людей тошнит от беспрерывного траханья, чем они будут пьянеть от кровавых разборок по поводу высоконравственных проблем. В этом смысле наша божественная дура – лучший вариант.
– Не боишься, что она услышит? – спросил Бес.
– А что она мне сделает? Отберет у меня несколько оставшихся лет жизни?
Бес хотел что-то сказать, набрал воздуха, но передумал.
– Я ответил на твой вопрос? – спросил начальник храмовой стражи.
– Более чем, – сказал Бес.
– Тогда, – развел руками Страж, – иди отвечать на вопросы богини. И постарайся не врать.
– Угу. – Бес снова двинулся к двери и снова остановился: – Праздник в этом году не складывается?
Страж промолчал.
– И что будете делать?
– У нас еще двадцать четыре дня, – сказал Страж.
Бес вышел из каюты. И через двадцать четыре дня, хотел сказать Бес, никого в этом городе не спасет ни сома, ни вечная молодость. Самка охраняет свой город от других богов, сжимая его в объятиях. В этих объятьях город и умрет.
А начальник храмовой стражи знал, что именно это хотел сказать, но не сказал ему Бес. Начальник храмовой стражи был человеком умным. И еще начальник храмовой стражи знал, что Бес ничего не делает случайно. И это внушало надежду.
А вот царю Семивратья надежду внушало то, что Хитрец сдержал все свои обещанья. Он выделил для перевозки в Семивратье раненых и покалеченных пять своих кораблей вдобавок к пяти уцелевшим кораблям Семивратца. Заодно кормчим Заскочья было приказано перевезти пополнение для войска Семивратья. Кроме того, Хитрец вдруг на глазах у всех предводителей союзного войска закашлялся, схватился за грудь и принялся биться в судорогах, разбрасывая в стороны клочья пены и разбрызгивая слюну.
Заболел Хитрец, зашептались в союзном лагере. Злорадно зашептались. Не любили Хитреца за хитрость его и странные привычки. За то, что ни с кем он не ругался открыто, царя Заскочья тоже не любили.
– Решил сопляк откосить от осады, – заявил на специально созванном совете Северянин. – Думает, что его кто-то отсюда отпустит.
Никто не отпустит, одобрительно зашептались вожди; некоторые из них и сами прикидывали, чем сподручнее внезапно заболеть.
– Вот сейчас выберем троих, пусть они сходят к Хитрецу и предупредят его… – Северянин собрался грохнуть своей дубиной по котлу, но тут в шатер вошел бледный Хитрец.
Если бы Семивратец не знал, что все это игра, поверил бы наверняка. Синие с желтым круги под глазами, запекшиеся губы и надсадный кашель время от времени.
– Приношу свои извинения за опоздание, – сказал Хитрец. – И прошу сразу предоставить мне слово. Если совет не возражает…
Совет не возражал. Совету даже было интересно, что именно станет плести хитроумный царь Заскочья.
Голос у Хитреца был слабым и хриплым. Рука все время была прижата к груди.
– Вожди! – тихо сказал Хитрец. – Я заболел…
Северянин обвел выразительным взглядом всех собравшихся. Вот сейчас начнется, говорил взгляд.
– Я мог бы просить отпустить меня домой…
Ага, отразилось на лицах вождей, прямо сейчас. Домой, как же!
– Но я не буду этого делать. Никто не смеет ослушаться воли богов! – Хитрец чуть повысил голос и тут же закашлялся.
– И я решил, – продолжил, отдышавшись, Хитрец, – что мое войско не может ждать, пока я выздоровею… И поэтому я передаю свое право вести в бой воинов Заскочья самому славному из всех нас, самому опытному и мудрому…
Северянин приосанился.
– Царю Семивратья, – закончил Хитрец. Вожди переглянулись. Кто-то даже стал быстро подсчитывать, загибая пальцы, сколько теперь воинов под началом у Семивратца. И сколько будет, когда явится пополнение. Правда, и без пополнения выходило достаточно много. Больше, чем у любого из присутствующих.
Семивратец, который вроде как случайно в этот раз сидел возле места главы совета, встал, шагнул к сиденью. Залегла тишина.
Северянин покосился на него.
– Можно я сяду? – сказал Семивратец.
– Это… – пробормотал Северянин.
Его пальцы побелели, сжимая дубину. Как ему хотелось вот прямо сейчас двинуть своей полированной в битвах дубиной вначале Семивратца по голове, а потом по ребрам – Хитреца. Именно по ребрам, чтобы жила эта рыжая сволочь, чтобы хрипела, извиваясь под ногами, чтобы эта сволочь вначале мучилась и только потом издохла… Это ведь Хитрец все придумал. Точно – он.
Вожди внимательно смотрели на Северянина, на его побелевшие кулаки – и ждали. Бедняга подошел к самому краю. Если он сейчас сорвется, то жить ему останется совсем немного.
– Хорошо, – вдруг сказал Семивратец, – пока сиди, на вечернем совете вернешься на свое место.
Северянин выдохнул. Семивратец довольно улыбнулся. И тут Хитрец не соврал. И как ему удается все предвидеть? Ведь так и сказал сегодня ночью – задохнется Северянин и успокоится.
Северянин задохнулся и успокоился.
– Нам пора что-то менять, – сказал Семивратец громко.
Совет молча воззрился на него. В чем менять? В списке блюд на ежевечернем угощении?
– Зачем мы здесь? – спросил Семивратец и обвел взглядом собравшихся. – Зачем мы приехали под стены Проклятого города?
Это заявление уже попахивало святотатством. Вначале задается такой вот стремный вопрос, а потом уж и до призыва убираться по домам недалеко.
– У вас нет дома дел? – спросил Семивратец. – Вы не хотите вернуться в свои дворцы?
Вожди молчали.
– Мы приехали осаждать Проклятый город? – спросил Семивратец с некоторой вкрадчивостью. – Так?
– Так, – буркнул Северянин.
– Ни хрена подобного! – выкрикнул Семивратец. – Мы сюда пришли, чтобы уничтожить этот город. Не торчать под стенами, а выжечь эту язву. Так?
Вожди зашевелились, бормоча что-то и откашливаясь, в том смысле, что да, выжечь… А мы что делаем?
– А мы зачем-то выходим в поле и сражаемся с горожанами. Каждый хочет прославиться!
– А ты не хочешь? – язвительно спросил царь Синего острова. – Сам ты – не хочешь? То-то твоя колесница вечно вперед других прется!
– Не спорю, – сказал Семивратец. – И теперь именно я предлагаю кое-что изменить. Мы решили, что славнейшим из нас будет тот, кто перебьет больше горожан и первым ворвется в город. А нужно все наоборот. Пусть слава победителя достанется тому, кто придумает, как взять Проклятый город. Взять, попасть за его стены, добраться до этих уродов в их домах, разрушить алтарь Проклятого бога… Нет?
Совет задумался. Действительно, так можно тыкаться в глухие стены вечно. И от изничтоженной вражеской пехоты нет ни прибыли, ни особой славы. Многим из вождей уже надоело выслушивать нытье своих телохранителей и гвардейцев о том, что ну ее к демонам такую войну, в которой нет ни пленных, ни добычи. Добыча появляется, когда берутся города. А с убитых воинов много не снимешь. Вот если действительно взять город… Пленных там не будет, а вот имущество… Город раньше был известен своим богатством.
«Совет примет правильное решение», – подумал с улыбкой Хитрец. Они теперь начнут ломать головы, выбирая способы. И может быть, что-то даже придумают. Но из всей этой толпы только один человек умеет думать и рассуждать.
«Только один», – подумал Хитрец.
Вожди загалдели. Они решили, что смогут придумать способ штурма прямо сейчас. Так они, чего доброго, забудут и о вечерней пирушке. «Люди», – подумал Хитрец.
«Люди», – подумал Бродяга. Странно, только сейчас он понял, что за всю свою жизнь близко общался с сотней людей, не больше. За долгие века своей жизни. И еще понял, что слабо представлял себе жизнь этих людей.
Бес – ладно. Бес долго терся возле богов. А люди…
После захода солнца в заведении Злодея собралось довольно много посетителей. Злодей выпустил в зад двух своих служанок, чтобы успеть обслужить всех желающих.
Бродяга сидел за дальним столиком, стараясь держаться в тени, и рассматривал посетителей. Людей.
Внешне они на богов похожи не были. Нет, не так. Они были слишком измождены и неряшливы, Темная кожа, морщины, шрамы… но если бы все это убрать, то…
Откуда берутся боги, спросил Бес. Откуда…
От богов и смертных женщин родятся герои. Но боги, нет. Ублюдки получаются сильнее и здоровее обычных людей, но Силу накапливать они не умеют. И бессмертия у них нет. Как нет и вечной молодости. У богинь от богов детей не бывает… Не бывает. Странно, раньше он не задумывался об этом. Богини бесплодны? Нет, был ведь случай, когда та же Самка залетела от какого-то царька. Родилась дочка, обычная смертная девка, с мамиными заскокам и привычками.
То есть только друг с другом боги бесплодны. Интересно…
Откуда берутся боги, спросил Бес. Умеет задавать вопросы. Молодец. И ведь не поверит, что и сам Бродяга не знает об этом. Не поверит. Если он сегодня вернется от Самки, то опять начнет выспрашивать об этом и наверняка задаст снова вопрос об Изначальном дне
Изначальный день… Бродяга поежился. Он знал что был такой день. Знал, что такой день был у каждого из обитателей Горы… Стоп, Бес говорил, что теперь они живут не на Горе, а на Островах. А на Горе живут младшие боги.
Бардак.
Нет, у самого Бродяги также были в свое время аватары, но их было не слишком много, и каждый из богов знал, что это его, Бродяги, ипостаси, что за ними стоит он сам и что… Да им просто не приходило в голову начать передел территорий. Зачем? Был верховный бог, который всегда мог навести порядок на Горе. И вот все перепуталось, перемешалось и переплелось.
Бог, который действует через людей, скрывая свое истинное имя, прячась за цепочку с переносным алтарем… Бред. Полный бред. Безумие.
Сидевшие за соседним столиком люди подозвали служанку и заказали еще по два пива. Бросили на стол медные монеты.
Еще одна странность, о которой Бродяга раньше не задумывался. Деньги. Их придумали люди. И боги, насколько помнил Бродяга, относились к этому как к блажи, как к человеческой глупости. Богам деньги были не нужны. Они прекрасно устраивали все через обмен. Нужно было предложить выгодный обмен. Город на город, храм на храм, два храма за культ у бродячих племен.
Все в этом мире стало не так. Все. И это странное небо, и исчезнувшие куда-то звезды, не изменяющаяся луна и прочее… Зачем?
Что могло случиться за то время, пока он был в… Бродяга прикрыл глаза. Он был в Бездне. Он был там две тысячи лет. Бездна должна была впитаться в каждую частичку его тела, пропитать мозг и глаза. А он ничего не мог вспомнить. Знать и помнить, как оказалось, – разные вещи. Он был в Бездне. И знал, что мучился там, знал, что испытывал боль и страдания ни с чем не сравнимые. И не мог вспомнить ничего об этом. А ведь прошла всего пара дней.