Страница:
- Знаете, судя по тому, что мне лично известно о некоторых из перечисленных товарищей, я утверждаю, что сведения о них отвечают действительности.
- Но не забывай, что они собраны не нами, а аппаратом ЦК, а преподносятся этим товарищам от нашего имени, это ведь и подлость, и шантаж одновременно,- старается "Генерал" вдолбить эту истину в голову "Наркома".
Но "Нарком" продолжает твердить свое:
- Однако факты от этого не перестают быть фактами.
Резников одобрительно поддакивает, Сорокин и Зинаида недоумевающе переглядываются, "Генерал" от возмущения теряет дар слова.
Политическая дискуссия перешла в простую ругань, что, в свою очередь, вывело из терпения даже стоического "Наркома". Казалось, что острая перебранка между "Генералом" и "Наркомом", в которой стороны не щадили и лично друг друга, грозит всеобщим скандалом. Недвусмысленный намек "Генерала" на политическую честность "Наркома" вызвал контробвинение обиженного:
- Рассказывая нам здесь о заговоре аппарата ЦК и сам участвуя в его проведении в жизнь, "Генерал" ведет двойную игру: Сталину он служит делом, а нам - для алиби.
Это уже вызвало взрыв. Разъяренный "Генерал", схватив со стола графин, со всей силой размахнулся им по "Наркому", но тот вовремя увильнул и графин размозжил голову главному виновнику: с шифоньерки полетел на пол разбитый вдребезги мраморный бюст Ленина. Раздосадованный неудачей "Генерал" одним прыжком очутился перед "Наркомом" на другом конце стола, собираясь схватиться с ним врукопашную, но Сорокин всем своим грузным телом закрыл "Наркома".
- К нему ты можешь подступить только через мой труп!- сказал Сорокин. "Генерал" имел основание верить ему и заметно охладел. Зинаида вывела "Наркома". Сорокин стал стыдить "Генерала". Резников потребовал щадить и так уже слабые нервы Зинаиды. "Генерал" замолчал, но это было молчание глубоко оскорбленного человека. Сорокин догадывался, что буря впереди.
Надо было скорее начать переговоры о "перемирии". За них и взялись Зинаида и Сорокин. Об извинении "Генерала" первым перед "Наркомом" не могло быть и речи. Но формально извиниться первым должен был именно он, как зачинщик взрыва. Поэтому "Нарком", охотно соглашаясь на мир, требовал соблюдения справедливости: первым руку должен подать "Генерал". Изобретательная в этих случаях Зинаида нашла компромисс - одновременно повели за руку
навстречу друг другу: Зинаида - "Наркома", а Сорокин - "Генерала". Перемирие состоялось. Остальное доделала водка - она цементировала мир на русский лад: взаимные душеизлияния и сердечные тосты чередовались до раннего утра.
К шести часам "Генерал" уехал на аэродром...
XVII. БУХАРИН ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ
Я уже писал, что к началу 1928 года соотношение сил бухаринцев и сталинцев в Политбюро было одинаково. В этих условиях ни о какой оппозиции внутри Политбюро или Оргбюро говорить не приходилось. Были две по силе одинаковых, а по своим воззрениям на текущую политику партии диаметрально противоположных группы. Сталину такое положение в верховных органах партии было далеко не выгодным. Обозначивающаяся борьба в этих органах была борьбой сторон, а не оппозиции и законного большинства. Сталину нужна была любой ценой, при помощи любых методов, именно "оппозиция", а не стороны. К этому он и вел дело, причем не только по линии своего негласного кабинета внутри ЦК, не только по линии "идеологической обработки", не только по линии "секретарского отбора" в низах, не только по линии замены Политбюро и Оргбюро Секретариатом ЦК, которым он владел твердо, но,- выражаясь его собственной терминологией,- "вел по всему фронту". Пока этот фронт проходил по вышеуказанным границам, у Сталина еще не было никакой внутренней уверенности, что он выиграет последнее сражение на путях к единовластию. Надо было найти какие-то новые резервы, достаточно мощные, чтобы произвести на врага впечатление. Эти резервы, давно намеченные, подобранные и подготовленные (на худой конец!) были налицо - Президиум ЦКК и Президиум Коминтерна.
Ни по уставу партии, ни по твердо установившейся традиции они не были судьями над Политбюро и Оргбюро ЦК. Наоборот, еще со времени Ленина Политбюро (опять-таки не по уставу, а по неписаному закону большевизма) было и высшим судом, и верховным законодателем для всех. Правда, на бумаге ВКП(б) скромно называла себя "секцией Коминтерна", а ЦКК - блюстителем "единства партии". Но это было лишь на бумаге. Теперь Сталин решил ввести названные резервы в бой, и это решение оказалось самым действенным и самым умным из всех его организационных комбинаций в борьбе с правыми. Резервом первой очереди для Сталина был конечно, его собственный домашний резерв - Президиум ЦКК. В уставе партии, принятом на XIV съезде (1925 г говорилось39:
"Основной задачей, возложенной на ЦКК, является охранение партийного единства и укрепление рядов пар тии, для чего на ЦКК возлагается:
1. Содействие Центральному Комитету ВКП(б) в деле укрепления пролетарского состава партии...
2. Борьба с нарушением членами партии программы, устава ВКП(б) и решений съездов.
3 Решительная борьба со всякого рода антипартий ными группами и с проявлением фракционности внутри партии, а также предупреждение и содействие изжива нию склок...
4. Борьба с некоммунистическими проступками: хозяйственным обрастанием, моральной распущенностью и т. д.
5. Борьба с бюрократическими извращениями партийного аппарата и привлечение к ответственности лицпрепятствующих проведению в жизнь принципа внутрипартийной демократии в практике партийных органов
Главные пункты устава -1, 3, 5- прямо и непосред ственно относились к практике Сталина и его негласного кабинета внутри ЦК, но Сталин как раз по этим пунктам ввел в партийный бой свой первый резерв - ЦКК. Прав да, сначала, он использовал не весь состав ЦКК (так как из 195 ее членов, избранных на XV съезде, не менее половины составляли люди Бухарина, Рыкова и Томского и даже не весь состав Президиума ЦКК (21 человек), котором также сидели бухаринцы. Сталин использова лишь отборную ее головку - руководителей ЦКК. По ступая так, Сталин не нарушал и формально устава пар тии. Напомним, что в уставе говорилось: Президиум ЦКК делегирует в Политбюро трех членов и трех кандидатов, а Оргбюро пять членов и пять кандидатов из состава Президиума для участия на заседаниях этих высших органов с правом совещательного голоса. Впоследствии, на XV съезде, предусмотрительный Сталин внес весьма не заметные, но важные изменения в этот пункт устав партии. Именно: Президиум ЦКК делегирует в Полит
39 "ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций пленумов ЦК". Москва, Партиздат, 1933, ч. И, стр. 223.
бюро не трех, а четырех своих членов и четырех кандидатов с более широкими правами. Кардинальное значение новых изменений состояло в том, что, расширяя состав делегации Президиума ЦКК в Политбюро и отменяя старый пункт устава на этот счет, сталинцы сознательно не оговорили (как это было в старом уставе), что делегация Президиума ЦКК пользуется "правом совещательного голоса". Это было первое изменение. Второе изменение, внешне так же мало заметное, а по существу столь же важное, заключалось в следующем: в старом уставе Президиум ЦКК был единственным высшим руководящим органом ЦКК между ее пленумами. Как таковой, он руководил и Секретариатом и Партколлегией ЦКК. Партколлегия (5 членов и 2 кандидата), собственно, и представляла собой высший партийный суд, но зависимый и подчиненный Президиуму ЦКК, в составе которого, как указывалось, почти наполовину сидели бухаринцы. Теперь Сталин сделал Партколлегию независимой от Президиума ЦКК, а ее решения безапелляционными.
Решающее значение этих изменений для Сталина и сказалось потом в его борьбе с Бухариным. Для полноты картины добавлю, что в устав был включен и совершенно новый пункт40: "Члены партии, отказывающиеся правдиво отвечать на вопросы контрольных комиссий, подлежат немедленному исключению из партии".
Во главе Президиума ЦКК стоял Серго Орджоникидзе. Во главе высшего и теперь "независимого" суда партии стояли - Ем. Ярославский, Шкирятов, Сольц, Землячка, Янсон. Постоянной делегацией Президиума ЦКК в Политбюро были те же лица - Орджоникидзе, Ярославский, Шкирятов и Сольц. Теперь, когда после июльского и ноябрьского пленумов ЦК (1928 г.) и боев внутри Политбюро Сталин убедился, что в Политбюро действительно нет "оппозиции", а есть борющиеся между собою равные силы, он и ввел в бой свой первый резерв.
Мотивируя тем, что в Политбюро нет твердого большинства по важнейшим вопросам текущей политики, Сталин предложил проводить совместные заседания Политбюро и явно сталинского Президиума ЦКК.
Какие же меры предпринимала группа Бухарина против столь открытого "организационного окружения" (выражение Бухарина) ее Сталиным? Если не говорить о злополучной беседе Бухарина с Каменевым, то, кажется, что
40 "ВКП(б) в резолюциях...", ч. II, стр. 451.
никаких. И это несмотря на наличие равного положения в Политбюро, на сочувствие и поддержку (одних - открыто, других - предположительно) солидных групп в ЦК и ЦКК, всего аппарата ВЦСПС и ЦК союзов, несмотря на известные позиции в Красной Армии, активность и поддержку ведущих групп партийных теоретиков и пропагандистов, несмотря, наконец, на сочувствие и возможную поддержку основного населения страны
крестьянства. Все объективные факторы говорили за Бухарина. Но, увы, недоставало все-таки одного фактора, который Ленин называл "субъективным фактором": организации жертвенных революционеров. Бухарин был для этого слишком теоретиком, Рыков - педантом, а Томский - одним воином в поле.Руководители правой оппозиции до смерти боялись нарушения легальности партийных рамок, которые так нещадно прямо на их же глазах ломал Сталин. Они боялись обвинения во фракционности, тогда как в их же присутствии Сталин создал собственную фракцию - "партию в партии". Руководители правой оппозиции боялись апелляции через голову Сталина и его аппарата к партийной массе, а Сталин в беспрерывных письмах и инструкциях не только апеллировал через головы Политбюро и Оргбюро к партийной массе, но и без малейшего стеснения громил и разносил ее местных выборных руководителей, чтобы заменять их назначенными из Москвы.
У Сталина не было объективных факторов Бухарина, но зато у него был тот самый ленинский "субъективный фактор" - динамичная организация вышколенных дельцов, способных на авантюру, неразборчивых в приемах, жадных до власти. Их сила заключалась в том, что в интересах борьбы за власть они были готовы на большее, чем Бухарин и Троцкий вместе взятые: на то, чтобы осквернить мавзолей Ленина, а Маркса с Энгельсом предать вечной анафеме, если только от этого зависит их победа. Кто этого не понимает, тот знает сталинцев только по книжкам.
Такова была обстановка внутри партии, когда наступила первая развязка. Она и началась со знаменитого -заявления Бухарина от 30 января 1929 года.
К сожалению, этот важнейший программный документ правой оппозиции никогда не был опубликован в СССР.За границу, насколько мне известно, он тоже не попал. Чтение этого документа было запрещено Сталиным даже для членов ВКП(б). Только руководящий партийный актив, у которого, по логике сталинцев, уже выработался
достаточный просталинский иммунитет против "антипартийных ересей", мог познакомиться с ним в приложении "материалов" к стенографическому отчету апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) (16-23.4. 1929 г.). Более того. Даже решение этого пленума о группе Бухарина держалось в тайне до 1933 года. Только в 1933 году было опубликовано как решение объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК, так и решение указанного пленума по делу о правых, конечно, опять-таки без заявления Бухарина от 30 января и "платформы трех" от 9 февраля 1929 года. Насколько и эти документы неполны и явно "подчищены" задним числом, показывают пропуски всех более или менее ярких цитат из заявления Бухарина. Но и в таком виде эти документы помогают воспроизвести заявление Бухарина.
Основная цель заявления Бухарина от 30 января - личность Сталина, а из руководящих органов ЦК - лишь Секретариат ЦК. Предусмотрительно отгораживая от критики Политбюро, Оргбюро и пленум ЦК, Бухарин открыто и со ссылками на данные текущей практики аппарата ЦК обвинял Сталина по существу в заговоре против линии партии.
Обвинения Бухарина сводились, главным образом, к следующим пунктам:
1. В основе крестьянской политики Сталина лежит провозглашенный им на июльском пленуме ЦК лозунг"дани, то есть военно-феодальной эксплуатации крестьян ства". Цель Сталина: базируясь на методическом, государственном легализованном грабеже основного класса страны - крестьянства,- держать курс на индустриализацию. К этой цели Сталин стремится двумя способами:один способ - насильственная коллективизация, другой - "налоговое переобложение".
2. Вопреки неоднократным решениям партии о стимулировании развития крестьянского хозяйства и поднятии его урожайности мерами поощрения, Сталин прибегает к совершенно противоположным мерам: к практике введения нового "военного коммунизма" в деревне путем применения чрезвычайных административных репрессий по хлебозаготовкам (огульная конфискация крестьянского хлеба при отказе в то же время производить для деревни товары широкого потребления, как это требовали предыдущие решения партии).
3. Во всей политике страны вообще, в крестьянской же политике в особенности, "съезды, конференции, пленумы, Политбюро партии решают одно, а сталинский аппарат проводит другое".
4. Во внутрипартийной политике вообще, в организационной политике партии в особенности, "съездыконференции, пленумы ЦК и устав партии устанавливают одни нормы, а сталинский аппарат придерживается своих собственных норм". Все это привело к тому, что "внутрипартийная демократия стала фикцией, а назначенчество сверху партийных секретарей - законом". Поэтому "в партии нет выборных секретарей, а есть назначаемые и сменяемые сталинским аппаратом партийные чиновники". Цель такого отбора секретарей создание сталинской фракции отборных чиновников, чтобы взорвать ленинскую партию изнутри ("партия в партии", или, по выражению Бухарина, "секретарский отбор").
5. Тот же самый процесс бюрократизации партии пере несен сталинцами и в сферу государственного аппарата. Роль Советов сведена к роли придаточного механизма партийного аппарата. Причем бюрократизация государственного аппарата ведется: по одному плану с бюрократической партии. Все это "бюрократическое пере рождение" пролетарского государства и ленинской партии идет не стихийно, а организованн о, по методически разработанному плану "Кабинета Сталина".
6. Там, где Сталину и сталинцам не удается охватить и парализовать государственный, партийный или профсоюзный аппарат бюрократическими клещами своей фракции, Сталин и его помощники прибегают к планомерному и рассчитанному методу "организационного окружения" - к назначению туда "политкомиссаров" (ВЦСПС -Каганович, Совнарком - Орджоникидзе, "Правда" Савельев и Мануильский и т. д.). Причем это делается не по решению партии (пленум ЦК, Политбюро, Оргбюро),а по решению собственного "Кабинета Сталина" с формальным оформлением на заседаниях Секретариата ЦК.
7. Ту же организационную политику бюрократизациии отбора чиновников сталинцы ведут и по линии Коминтерна. В основе отбора работников и руководителей последнего лежат не ленинские принципы выдвижения профессиональных революционеров, а сталинский планотбора наемных чиновников. Преданные партийные кадры Коминтерна изгоняются из братских партий, если они проявляют самостоятельность в суждениях и независи мость в работе. Не убеждение, не воспитание, а политика диктата - вот стиль работы Сталина в Коминтерне. Еслииностранные коммунисты осмеливаются критиковать персональные приказы сталинского аппарата, то они тут же объявляются "оппозиционерами" или "примиренцами", "социал-демократами" или "перерожденцами" и изгоняются из партии не через их собственные партии, а через Коминтерн в Москве (Тальгеймер, Брандлер) или, если их исключения связаны с крупными неприятностями лично для Сталина, то их просто отзывают из их страны в Москву как "примиренцев" (Эверт, Герхардт).
8. Если все это делается методами "нормальными для сталинского аппарата", то другой путь, на который стал отныне Сталин, не может быть терпим ни в одной партии политических единомышленников: этот путь - путь чудовищной провокации, фальсификации, вымогательства, шантажа одних руководителей и членов ЦК против других, а всех вместе - против организационных принципов и идейных основ ленинизма. За спиной партии и ее высших органов Сталин ведет политику ликвидации ленинской партии. Этот "сталинский режим в нашей партии более невыносим".
Единственная возможность оздоровить партию и восстановить ленинскую политику - это немедленно убрать Сталина со всем его "кабинетом" в полном согласии с завещанием Ленина.
Таково было в главных чертах содержание заявления Бухарина от 30 января 1929 года. Что это так, читатель может убедиться и из сличения моего изложения этого заявления с документами Сталина о Бухарине41.
Заявление Бухарина было адресовано очередному пленуму ЦК. Последний пленум был в ноябре, очередной пленум был назначен на конец января. Но Сталин внезапно отменил пленум, а заявление Бухарина передал на рассмотрение объединенного заседания Политбюро и делегации Президиума ЦКК. Расчет был очень простой: после предоставления членам делегации Президиума ЦКК (четыре человека - все сталинцы: Орджоникидзе, Ярославский, Шкирятов и Сольц) права решающего голоса соотношение сил в Политбюро резко изменилось в пользу Сталина -7 против 3, если даже Калинин, Куйбышев и Рудзутак окажутся по-прежнему "примиренцами". И этот расчет себя оправдал: на заседании 9 февраля семерка организованно выступила против Бухарина, а из
41 "ВКП(б) в резолюциях...", 1924-1932, ч. II, стр. 514-530.
трех "примиренцев" уже ранее подготовленный Куйбышев присоединился к семерке. Письмо Бухарина было объявлено "платформой" всех трех правых лидеров оппозиции (Бухарина, Рыкова и Томского) и клеветой на Сталина и на партию (Сталина впервые начали идентифицировать с партией). Заседание постановило не доводить до сведения пленума ЦК заявление Бухарина, а самому Бухарину запретить выступать на пленуме с подобным заявлением. Тогда Бухарин и Томский объявили вторично, что они немедленно уходят со своих постов, чтобы сохранить право изложить на пленуме свои обвинения против сталинского руководства. Рыков отказался присоединиться к этому заявлению. Это некоторым образом охладило Бухарина, но тем резче начал Томский атаковать Сталина, обвиняя в непоследовательности и своего друга Рыкова. Томского поддержал кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК Угланов.
Воспользовавшись образовавшимся разбродом среди самих лидеров правой оппозиции, тройка Сталина (Сталин, Молотов и Ворошилов) начала "ковать железо, пока горячо" - она внесла предложение42:
"а) признать критику деятельности ЦК со стороны Бухарина безусловно несостоятельной (дискредитируя линию ЦК и используя для этого все и всякие сплетни против ЦК, т. Бухарин явным образом колеблется в сторону выработки "новой" линии);
б) предложить т. Бухарину решительно отмежеваться от линии т. Фрумкина в области внутренней политикии от линии т. Эмбер-Дро в области политики Коминтерна;
в) отклонить отставку тт. Бухарина и Томского;
г) предложить тт. Бухарину и Томскому лояльно выполнять все решения ИККИ, партии и ее ЦК".
Сталин дипломатически обходил имя Рыкова. Из буха-ринской "тройки" получилась "двойка", а Угланов вовсе не принимался во внимание. Дело явно шло к внутреннему развалу оппозиции, так как у Рыкова и на стороне Рыкова было много сторонников в самой правой оппозиции - как в составе ЦК, так и в средних звеньях партийных и советских органов. Тогда Бухарин, Томский и Угланов в ультимативной форме предложили Рыкову подписать уже заготовленный ранее проект "заявления трех членов Политбюро", который первоначально был взят обратно.
42 "ВКП(б) в резолюциях...", ч. II, стр. 529.
Ультиматум был резкий: либо со Сталиным, либо с нами. Рыков с тяжелым сердцем подписал общий обвинительный акт против Сталина. Так родилось заявление "трех" от 9 февраля, названное Сталиным "платформой правых". Ее содержание сводилось к заявлению от 30 января. Новое заявление было приложено к протоколу объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК и предназначалось для архива. Поскольку оно было подано к концу заседания, Сталин постарался его вообще игнорировать. Правые требовали немедленного созыва пленума для обсуждения своего заявления. Сталин обещал, но не созвал.
Он выдержал бой в Политбюро - надо было готовиться к бою на пленуме. Для этого нужно было еще время.
Главное - надо было квалифицировать критику Сталина группой Бухарина как критику ЦК, а не одного Сталина и сталинского аппарата. Надо было представить в глазах членов пленума ЦК бухаринскую критику и разоблачения организационной практики Сталина как клевету, основанную на "всяких сплетнях". Это и делалось в пространной резолюции объединенного заседания. Убедившись, что как бы он ни затягивал созыва пленума, бу-харинцы полны решимости довести на этот раз свои взгляды до членов ЦК, Сталин в специальном "обращении к пленуму", приложенному к тому же постановлению, решил объяснить пленуму, почему он скрывал от партии и ее ЦК наличие двух враждебных групп в Политбюро, когда еще несколько месяцев тому назад (на октябрьском пленуме МК) он торжественно заявил: "В Политбюро нет у нас ни правых, ни "левых", ни примиренцев с ними". Теперь Сталин оправдывался тем, что разногласия, правда, бывали, но они оказывались временными и поэтому "Политбюро ЦК и Президиум ЦКК не нашли нужным доложить пленуму ЦК об уже исчерпанных разногласиях...". Или там же: "это обстоятельство дало возможность обязать всех членов Политбюро заявить в своих речах на пленуме и вне его об отсутствии разногласий внутри Политбюро..."43.
Другими словами, Сталин обманывал дважды свой ЦК - первый раз июльский пленум, второй раз - ноябрьский пленум ЦК (1928 г.), закрывая Бухарину рот, а сам заявлял, что "в Политбюро все в порядке".
43 "ВКП(б) в резолюциях...", стр. 529.
Прошло еще полтора месяца, пока Сталин удосужился созвать пленум ЦК. Пленум был созван только 16 апреля и продолжался до 23 апреля. Таким образом, после ноябрьского пленума прошло пять месяцев (а устав требовал созыва пленума, как я уже писал, не реже одного раза в два месяца). Сталин решился на его созыв только после окончания всей "подготовительной" работы. Подготовка эта велась, как видел читатель, не только публичной и коллективной "проработкой" правых на партийных активах и в печати, но и тайной и индивидуальной вербовкой против Бухарина членов ЦК, ЦКК и руководителей армии.
Надо заметить, что в ЦК и особенно в ЦКК была довольно большая группа членов, которые формально еще не выявили своего отношения ни к Бухарину, ни к Сталину. Политическая философия этой группы была несложна: "живи сам - дай жить другому" или "моя хата с краю - я ничего не знаю". Привыкшие к комфортабельной обстановке нового режима, они жили на процентах от старого капитала - на стрижке купонов "старых большевиков".
Их былой энтузиазм и идеализм давно улетучились в мягких пуховиках советских апартаментов. От революции они получили все, чего только мог жаждать самый отчаянный из них: право владычества над огромной империей в качестве членов ее законодательного корпуса. Все остальное прямо и непосредственно зависело от этого. За эту власть - импозантную по внешнему блеску и ценную по внутреннему содержанию - они были готовы держаться любой ценой, даже жертвуя собственными былыми идеалами. Словом, это были люди, которых называют на политическом языке "болотом". В таком "болоте" Сталин умел великолепно плавать.
Сердцу "болота", конечно, импонировал Бухарин, но трезвый инстинкт партийных млекопитающих подсказывал ему, что надо держаться за Сталина. Иначе - от Красной площади до Лубянки лишь один квартал. Слишком зловещи были воспоминания о троцкистах. Это "болото" и спасло Сталина на апрельском пленуме ЦК. На этом пленуме бухаринцы выступили впервые с обстоятельной критикой сталинской группы по всем основным вопросам международной и внутренней политики. Критика была построена в духе заявления Бухарина от 30 января и заявления Бухарина, Рыкова и Томского от 9 февраля. Личные выпады против Сталина были смягчены, особенно у Рыкова, но не острие самой критики. Как раз в общей критике Бухарин обвинял Сталина... в "троцкизме"! Такое обвинение настолько задело Сталина за живое, что он с искренним возмущением воскликнул44:
"И это говорит тот самый Бухарин, который... недавно еще состоял в учениках у Троцкого, который еще вчера искал блока с троцкистами против ленинцев и бегал к ним с заднего крыльца! Ну, разве это не смешно, товарищи?"
- Но не забывай, что они собраны не нами, а аппаратом ЦК, а преподносятся этим товарищам от нашего имени, это ведь и подлость, и шантаж одновременно,- старается "Генерал" вдолбить эту истину в голову "Наркома".
Но "Нарком" продолжает твердить свое:
- Однако факты от этого не перестают быть фактами.
Резников одобрительно поддакивает, Сорокин и Зинаида недоумевающе переглядываются, "Генерал" от возмущения теряет дар слова.
Политическая дискуссия перешла в простую ругань, что, в свою очередь, вывело из терпения даже стоического "Наркома". Казалось, что острая перебранка между "Генералом" и "Наркомом", в которой стороны не щадили и лично друг друга, грозит всеобщим скандалом. Недвусмысленный намек "Генерала" на политическую честность "Наркома" вызвал контробвинение обиженного:
- Рассказывая нам здесь о заговоре аппарата ЦК и сам участвуя в его проведении в жизнь, "Генерал" ведет двойную игру: Сталину он служит делом, а нам - для алиби.
Это уже вызвало взрыв. Разъяренный "Генерал", схватив со стола графин, со всей силой размахнулся им по "Наркому", но тот вовремя увильнул и графин размозжил голову главному виновнику: с шифоньерки полетел на пол разбитый вдребезги мраморный бюст Ленина. Раздосадованный неудачей "Генерал" одним прыжком очутился перед "Наркомом" на другом конце стола, собираясь схватиться с ним врукопашную, но Сорокин всем своим грузным телом закрыл "Наркома".
- К нему ты можешь подступить только через мой труп!- сказал Сорокин. "Генерал" имел основание верить ему и заметно охладел. Зинаида вывела "Наркома". Сорокин стал стыдить "Генерала". Резников потребовал щадить и так уже слабые нервы Зинаиды. "Генерал" замолчал, но это было молчание глубоко оскорбленного человека. Сорокин догадывался, что буря впереди.
Надо было скорее начать переговоры о "перемирии". За них и взялись Зинаида и Сорокин. Об извинении "Генерала" первым перед "Наркомом" не могло быть и речи. Но формально извиниться первым должен был именно он, как зачинщик взрыва. Поэтому "Нарком", охотно соглашаясь на мир, требовал соблюдения справедливости: первым руку должен подать "Генерал". Изобретательная в этих случаях Зинаида нашла компромисс - одновременно повели за руку
навстречу друг другу: Зинаида - "Наркома", а Сорокин - "Генерала". Перемирие состоялось. Остальное доделала водка - она цементировала мир на русский лад: взаимные душеизлияния и сердечные тосты чередовались до раннего утра.
К шести часам "Генерал" уехал на аэродром...
XVII. БУХАРИН ПЕРЕХОДИТ В НАСТУПЛЕНИЕ
Я уже писал, что к началу 1928 года соотношение сил бухаринцев и сталинцев в Политбюро было одинаково. В этих условиях ни о какой оппозиции внутри Политбюро или Оргбюро говорить не приходилось. Были две по силе одинаковых, а по своим воззрениям на текущую политику партии диаметрально противоположных группы. Сталину такое положение в верховных органах партии было далеко не выгодным. Обозначивающаяся борьба в этих органах была борьбой сторон, а не оппозиции и законного большинства. Сталину нужна была любой ценой, при помощи любых методов, именно "оппозиция", а не стороны. К этому он и вел дело, причем не только по линии своего негласного кабинета внутри ЦК, не только по линии "идеологической обработки", не только по линии "секретарского отбора" в низах, не только по линии замены Политбюро и Оргбюро Секретариатом ЦК, которым он владел твердо, но,- выражаясь его собственной терминологией,- "вел по всему фронту". Пока этот фронт проходил по вышеуказанным границам, у Сталина еще не было никакой внутренней уверенности, что он выиграет последнее сражение на путях к единовластию. Надо было найти какие-то новые резервы, достаточно мощные, чтобы произвести на врага впечатление. Эти резервы, давно намеченные, подобранные и подготовленные (на худой конец!) были налицо - Президиум ЦКК и Президиум Коминтерна.
Ни по уставу партии, ни по твердо установившейся традиции они не были судьями над Политбюро и Оргбюро ЦК. Наоборот, еще со времени Ленина Политбюро (опять-таки не по уставу, а по неписаному закону большевизма) было и высшим судом, и верховным законодателем для всех. Правда, на бумаге ВКП(б) скромно называла себя "секцией Коминтерна", а ЦКК - блюстителем "единства партии". Но это было лишь на бумаге. Теперь Сталин решил ввести названные резервы в бой, и это решение оказалось самым действенным и самым умным из всех его организационных комбинаций в борьбе с правыми. Резервом первой очереди для Сталина был конечно, его собственный домашний резерв - Президиум ЦКК. В уставе партии, принятом на XIV съезде (1925 г говорилось39:
"Основной задачей, возложенной на ЦКК, является охранение партийного единства и укрепление рядов пар тии, для чего на ЦКК возлагается:
1. Содействие Центральному Комитету ВКП(б) в деле укрепления пролетарского состава партии...
2. Борьба с нарушением членами партии программы, устава ВКП(б) и решений съездов.
3 Решительная борьба со всякого рода антипартий ными группами и с проявлением фракционности внутри партии, а также предупреждение и содействие изжива нию склок...
4. Борьба с некоммунистическими проступками: хозяйственным обрастанием, моральной распущенностью и т. д.
5. Борьба с бюрократическими извращениями партийного аппарата и привлечение к ответственности лицпрепятствующих проведению в жизнь принципа внутрипартийной демократии в практике партийных органов
Главные пункты устава -1, 3, 5- прямо и непосред ственно относились к практике Сталина и его негласного кабинета внутри ЦК, но Сталин как раз по этим пунктам ввел в партийный бой свой первый резерв - ЦКК. Прав да, сначала, он использовал не весь состав ЦКК (так как из 195 ее членов, избранных на XV съезде, не менее половины составляли люди Бухарина, Рыкова и Томского и даже не весь состав Президиума ЦКК (21 человек), котором также сидели бухаринцы. Сталин использова лишь отборную ее головку - руководителей ЦКК. По ступая так, Сталин не нарушал и формально устава пар тии. Напомним, что в уставе говорилось: Президиум ЦКК делегирует в Политбюро трех членов и трех кандидатов, а Оргбюро пять членов и пять кандидатов из состава Президиума для участия на заседаниях этих высших органов с правом совещательного голоса. Впоследствии, на XV съезде, предусмотрительный Сталин внес весьма не заметные, но важные изменения в этот пункт устав партии. Именно: Президиум ЦКК делегирует в Полит
39 "ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций пленумов ЦК". Москва, Партиздат, 1933, ч. И, стр. 223.
бюро не трех, а четырех своих членов и четырех кандидатов с более широкими правами. Кардинальное значение новых изменений состояло в том, что, расширяя состав делегации Президиума ЦКК в Политбюро и отменяя старый пункт устава на этот счет, сталинцы сознательно не оговорили (как это было в старом уставе), что делегация Президиума ЦКК пользуется "правом совещательного голоса". Это было первое изменение. Второе изменение, внешне так же мало заметное, а по существу столь же важное, заключалось в следующем: в старом уставе Президиум ЦКК был единственным высшим руководящим органом ЦКК между ее пленумами. Как таковой, он руководил и Секретариатом и Партколлегией ЦКК. Партколлегия (5 членов и 2 кандидата), собственно, и представляла собой высший партийный суд, но зависимый и подчиненный Президиуму ЦКК, в составе которого, как указывалось, почти наполовину сидели бухаринцы. Теперь Сталин сделал Партколлегию независимой от Президиума ЦКК, а ее решения безапелляционными.
Решающее значение этих изменений для Сталина и сказалось потом в его борьбе с Бухариным. Для полноты картины добавлю, что в устав был включен и совершенно новый пункт40: "Члены партии, отказывающиеся правдиво отвечать на вопросы контрольных комиссий, подлежат немедленному исключению из партии".
Во главе Президиума ЦКК стоял Серго Орджоникидзе. Во главе высшего и теперь "независимого" суда партии стояли - Ем. Ярославский, Шкирятов, Сольц, Землячка, Янсон. Постоянной делегацией Президиума ЦКК в Политбюро были те же лица - Орджоникидзе, Ярославский, Шкирятов и Сольц. Теперь, когда после июльского и ноябрьского пленумов ЦК (1928 г.) и боев внутри Политбюро Сталин убедился, что в Политбюро действительно нет "оппозиции", а есть борющиеся между собою равные силы, он и ввел в бой свой первый резерв.
Мотивируя тем, что в Политбюро нет твердого большинства по важнейшим вопросам текущей политики, Сталин предложил проводить совместные заседания Политбюро и явно сталинского Президиума ЦКК.
Какие же меры предпринимала группа Бухарина против столь открытого "организационного окружения" (выражение Бухарина) ее Сталиным? Если не говорить о злополучной беседе Бухарина с Каменевым, то, кажется, что
40 "ВКП(б) в резолюциях...", ч. II, стр. 451.
никаких. И это несмотря на наличие равного положения в Политбюро, на сочувствие и поддержку (одних - открыто, других - предположительно) солидных групп в ЦК и ЦКК, всего аппарата ВЦСПС и ЦК союзов, несмотря на известные позиции в Красной Армии, активность и поддержку ведущих групп партийных теоретиков и пропагандистов, несмотря, наконец, на сочувствие и возможную поддержку основного населения страны
крестьянства. Все объективные факторы говорили за Бухарина. Но, увы, недоставало все-таки одного фактора, который Ленин называл "субъективным фактором": организации жертвенных революционеров. Бухарин был для этого слишком теоретиком, Рыков - педантом, а Томский - одним воином в поле.Руководители правой оппозиции до смерти боялись нарушения легальности партийных рамок, которые так нещадно прямо на их же глазах ломал Сталин. Они боялись обвинения во фракционности, тогда как в их же присутствии Сталин создал собственную фракцию - "партию в партии". Руководители правой оппозиции боялись апелляции через голову Сталина и его аппарата к партийной массе, а Сталин в беспрерывных письмах и инструкциях не только апеллировал через головы Политбюро и Оргбюро к партийной массе, но и без малейшего стеснения громил и разносил ее местных выборных руководителей, чтобы заменять их назначенными из Москвы.
У Сталина не было объективных факторов Бухарина, но зато у него был тот самый ленинский "субъективный фактор" - динамичная организация вышколенных дельцов, способных на авантюру, неразборчивых в приемах, жадных до власти. Их сила заключалась в том, что в интересах борьбы за власть они были готовы на большее, чем Бухарин и Троцкий вместе взятые: на то, чтобы осквернить мавзолей Ленина, а Маркса с Энгельсом предать вечной анафеме, если только от этого зависит их победа. Кто этого не понимает, тот знает сталинцев только по книжкам.
Такова была обстановка внутри партии, когда наступила первая развязка. Она и началась со знаменитого -заявления Бухарина от 30 января 1929 года.
К сожалению, этот важнейший программный документ правой оппозиции никогда не был опубликован в СССР.За границу, насколько мне известно, он тоже не попал. Чтение этого документа было запрещено Сталиным даже для членов ВКП(б). Только руководящий партийный актив, у которого, по логике сталинцев, уже выработался
достаточный просталинский иммунитет против "антипартийных ересей", мог познакомиться с ним в приложении "материалов" к стенографическому отчету апрельского объединенного пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) (16-23.4. 1929 г.). Более того. Даже решение этого пленума о группе Бухарина держалось в тайне до 1933 года. Только в 1933 году было опубликовано как решение объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК, так и решение указанного пленума по делу о правых, конечно, опять-таки без заявления Бухарина от 30 января и "платформы трех" от 9 февраля 1929 года. Насколько и эти документы неполны и явно "подчищены" задним числом, показывают пропуски всех более или менее ярких цитат из заявления Бухарина. Но и в таком виде эти документы помогают воспроизвести заявление Бухарина.
Основная цель заявления Бухарина от 30 января - личность Сталина, а из руководящих органов ЦК - лишь Секретариат ЦК. Предусмотрительно отгораживая от критики Политбюро, Оргбюро и пленум ЦК, Бухарин открыто и со ссылками на данные текущей практики аппарата ЦК обвинял Сталина по существу в заговоре против линии партии.
Обвинения Бухарина сводились, главным образом, к следующим пунктам:
1. В основе крестьянской политики Сталина лежит провозглашенный им на июльском пленуме ЦК лозунг"дани, то есть военно-феодальной эксплуатации крестьян ства". Цель Сталина: базируясь на методическом, государственном легализованном грабеже основного класса страны - крестьянства,- держать курс на индустриализацию. К этой цели Сталин стремится двумя способами:один способ - насильственная коллективизация, другой - "налоговое переобложение".
2. Вопреки неоднократным решениям партии о стимулировании развития крестьянского хозяйства и поднятии его урожайности мерами поощрения, Сталин прибегает к совершенно противоположным мерам: к практике введения нового "военного коммунизма" в деревне путем применения чрезвычайных административных репрессий по хлебозаготовкам (огульная конфискация крестьянского хлеба при отказе в то же время производить для деревни товары широкого потребления, как это требовали предыдущие решения партии).
3. Во всей политике страны вообще, в крестьянской же политике в особенности, "съезды, конференции, пленумы, Политбюро партии решают одно, а сталинский аппарат проводит другое".
4. Во внутрипартийной политике вообще, в организационной политике партии в особенности, "съездыконференции, пленумы ЦК и устав партии устанавливают одни нормы, а сталинский аппарат придерживается своих собственных норм". Все это привело к тому, что "внутрипартийная демократия стала фикцией, а назначенчество сверху партийных секретарей - законом". Поэтому "в партии нет выборных секретарей, а есть назначаемые и сменяемые сталинским аппаратом партийные чиновники". Цель такого отбора секретарей создание сталинской фракции отборных чиновников, чтобы взорвать ленинскую партию изнутри ("партия в партии", или, по выражению Бухарина, "секретарский отбор").
5. Тот же самый процесс бюрократизации партии пере несен сталинцами и в сферу государственного аппарата. Роль Советов сведена к роли придаточного механизма партийного аппарата. Причем бюрократизация государственного аппарата ведется: по одному плану с бюрократической партии. Все это "бюрократическое пере рождение" пролетарского государства и ленинской партии идет не стихийно, а организованн о, по методически разработанному плану "Кабинета Сталина".
6. Там, где Сталину и сталинцам не удается охватить и парализовать государственный, партийный или профсоюзный аппарат бюрократическими клещами своей фракции, Сталин и его помощники прибегают к планомерному и рассчитанному методу "организационного окружения" - к назначению туда "политкомиссаров" (ВЦСПС -Каганович, Совнарком - Орджоникидзе, "Правда" Савельев и Мануильский и т. д.). Причем это делается не по решению партии (пленум ЦК, Политбюро, Оргбюро),а по решению собственного "Кабинета Сталина" с формальным оформлением на заседаниях Секретариата ЦК.
7. Ту же организационную политику бюрократизациии отбора чиновников сталинцы ведут и по линии Коминтерна. В основе отбора работников и руководителей последнего лежат не ленинские принципы выдвижения профессиональных революционеров, а сталинский планотбора наемных чиновников. Преданные партийные кадры Коминтерна изгоняются из братских партий, если они проявляют самостоятельность в суждениях и независи мость в работе. Не убеждение, не воспитание, а политика диктата - вот стиль работы Сталина в Коминтерне. Еслииностранные коммунисты осмеливаются критиковать персональные приказы сталинского аппарата, то они тут же объявляются "оппозиционерами" или "примиренцами", "социал-демократами" или "перерожденцами" и изгоняются из партии не через их собственные партии, а через Коминтерн в Москве (Тальгеймер, Брандлер) или, если их исключения связаны с крупными неприятностями лично для Сталина, то их просто отзывают из их страны в Москву как "примиренцев" (Эверт, Герхардт).
8. Если все это делается методами "нормальными для сталинского аппарата", то другой путь, на который стал отныне Сталин, не может быть терпим ни в одной партии политических единомышленников: этот путь - путь чудовищной провокации, фальсификации, вымогательства, шантажа одних руководителей и членов ЦК против других, а всех вместе - против организационных принципов и идейных основ ленинизма. За спиной партии и ее высших органов Сталин ведет политику ликвидации ленинской партии. Этот "сталинский режим в нашей партии более невыносим".
Единственная возможность оздоровить партию и восстановить ленинскую политику - это немедленно убрать Сталина со всем его "кабинетом" в полном согласии с завещанием Ленина.
Таково было в главных чертах содержание заявления Бухарина от 30 января 1929 года. Что это так, читатель может убедиться и из сличения моего изложения этого заявления с документами Сталина о Бухарине41.
Заявление Бухарина было адресовано очередному пленуму ЦК. Последний пленум был в ноябре, очередной пленум был назначен на конец января. Но Сталин внезапно отменил пленум, а заявление Бухарина передал на рассмотрение объединенного заседания Политбюро и делегации Президиума ЦКК. Расчет был очень простой: после предоставления членам делегации Президиума ЦКК (четыре человека - все сталинцы: Орджоникидзе, Ярославский, Шкирятов и Сольц) права решающего голоса соотношение сил в Политбюро резко изменилось в пользу Сталина -7 против 3, если даже Калинин, Куйбышев и Рудзутак окажутся по-прежнему "примиренцами". И этот расчет себя оправдал: на заседании 9 февраля семерка организованно выступила против Бухарина, а из
41 "ВКП(б) в резолюциях...", 1924-1932, ч. II, стр. 514-530.
трех "примиренцев" уже ранее подготовленный Куйбышев присоединился к семерке. Письмо Бухарина было объявлено "платформой" всех трех правых лидеров оппозиции (Бухарина, Рыкова и Томского) и клеветой на Сталина и на партию (Сталина впервые начали идентифицировать с партией). Заседание постановило не доводить до сведения пленума ЦК заявление Бухарина, а самому Бухарину запретить выступать на пленуме с подобным заявлением. Тогда Бухарин и Томский объявили вторично, что они немедленно уходят со своих постов, чтобы сохранить право изложить на пленуме свои обвинения против сталинского руководства. Рыков отказался присоединиться к этому заявлению. Это некоторым образом охладило Бухарина, но тем резче начал Томский атаковать Сталина, обвиняя в непоследовательности и своего друга Рыкова. Томского поддержал кандидат в члены Политбюро и секретарь ЦК Угланов.
Воспользовавшись образовавшимся разбродом среди самих лидеров правой оппозиции, тройка Сталина (Сталин, Молотов и Ворошилов) начала "ковать железо, пока горячо" - она внесла предложение42:
"а) признать критику деятельности ЦК со стороны Бухарина безусловно несостоятельной (дискредитируя линию ЦК и используя для этого все и всякие сплетни против ЦК, т. Бухарин явным образом колеблется в сторону выработки "новой" линии);
б) предложить т. Бухарину решительно отмежеваться от линии т. Фрумкина в области внутренней политикии от линии т. Эмбер-Дро в области политики Коминтерна;
в) отклонить отставку тт. Бухарина и Томского;
г) предложить тт. Бухарину и Томскому лояльно выполнять все решения ИККИ, партии и ее ЦК".
Сталин дипломатически обходил имя Рыкова. Из буха-ринской "тройки" получилась "двойка", а Угланов вовсе не принимался во внимание. Дело явно шло к внутреннему развалу оппозиции, так как у Рыкова и на стороне Рыкова было много сторонников в самой правой оппозиции - как в составе ЦК, так и в средних звеньях партийных и советских органов. Тогда Бухарин, Томский и Угланов в ультимативной форме предложили Рыкову подписать уже заготовленный ранее проект "заявления трех членов Политбюро", который первоначально был взят обратно.
42 "ВКП(б) в резолюциях...", ч. II, стр. 529.
Ультиматум был резкий: либо со Сталиным, либо с нами. Рыков с тяжелым сердцем подписал общий обвинительный акт против Сталина. Так родилось заявление "трех" от 9 февраля, названное Сталиным "платформой правых". Ее содержание сводилось к заявлению от 30 января. Новое заявление было приложено к протоколу объединенного заседания Политбюро и Президиума ЦКК и предназначалось для архива. Поскольку оно было подано к концу заседания, Сталин постарался его вообще игнорировать. Правые требовали немедленного созыва пленума для обсуждения своего заявления. Сталин обещал, но не созвал.
Он выдержал бой в Политбюро - надо было готовиться к бою на пленуме. Для этого нужно было еще время.
Главное - надо было квалифицировать критику Сталина группой Бухарина как критику ЦК, а не одного Сталина и сталинского аппарата. Надо было представить в глазах членов пленума ЦК бухаринскую критику и разоблачения организационной практики Сталина как клевету, основанную на "всяких сплетнях". Это и делалось в пространной резолюции объединенного заседания. Убедившись, что как бы он ни затягивал созыва пленума, бу-харинцы полны решимости довести на этот раз свои взгляды до членов ЦК, Сталин в специальном "обращении к пленуму", приложенному к тому же постановлению, решил объяснить пленуму, почему он скрывал от партии и ее ЦК наличие двух враждебных групп в Политбюро, когда еще несколько месяцев тому назад (на октябрьском пленуме МК) он торжественно заявил: "В Политбюро нет у нас ни правых, ни "левых", ни примиренцев с ними". Теперь Сталин оправдывался тем, что разногласия, правда, бывали, но они оказывались временными и поэтому "Политбюро ЦК и Президиум ЦКК не нашли нужным доложить пленуму ЦК об уже исчерпанных разногласиях...". Или там же: "это обстоятельство дало возможность обязать всех членов Политбюро заявить в своих речах на пленуме и вне его об отсутствии разногласий внутри Политбюро..."43.
Другими словами, Сталин обманывал дважды свой ЦК - первый раз июльский пленум, второй раз - ноябрьский пленум ЦК (1928 г.), закрывая Бухарину рот, а сам заявлял, что "в Политбюро все в порядке".
43 "ВКП(б) в резолюциях...", стр. 529.
Прошло еще полтора месяца, пока Сталин удосужился созвать пленум ЦК. Пленум был созван только 16 апреля и продолжался до 23 апреля. Таким образом, после ноябрьского пленума прошло пять месяцев (а устав требовал созыва пленума, как я уже писал, не реже одного раза в два месяца). Сталин решился на его созыв только после окончания всей "подготовительной" работы. Подготовка эта велась, как видел читатель, не только публичной и коллективной "проработкой" правых на партийных активах и в печати, но и тайной и индивидуальной вербовкой против Бухарина членов ЦК, ЦКК и руководителей армии.
Надо заметить, что в ЦК и особенно в ЦКК была довольно большая группа членов, которые формально еще не выявили своего отношения ни к Бухарину, ни к Сталину. Политическая философия этой группы была несложна: "живи сам - дай жить другому" или "моя хата с краю - я ничего не знаю". Привыкшие к комфортабельной обстановке нового режима, они жили на процентах от старого капитала - на стрижке купонов "старых большевиков".
Их былой энтузиазм и идеализм давно улетучились в мягких пуховиках советских апартаментов. От революции они получили все, чего только мог жаждать самый отчаянный из них: право владычества над огромной империей в качестве членов ее законодательного корпуса. Все остальное прямо и непосредственно зависело от этого. За эту власть - импозантную по внешнему блеску и ценную по внутреннему содержанию - они были готовы держаться любой ценой, даже жертвуя собственными былыми идеалами. Словом, это были люди, которых называют на политическом языке "болотом". В таком "болоте" Сталин умел великолепно плавать.
Сердцу "болота", конечно, импонировал Бухарин, но трезвый инстинкт партийных млекопитающих подсказывал ему, что надо держаться за Сталина. Иначе - от Красной площади до Лубянки лишь один квартал. Слишком зловещи были воспоминания о троцкистах. Это "болото" и спасло Сталина на апрельском пленуме ЦК. На этом пленуме бухаринцы выступили впервые с обстоятельной критикой сталинской группы по всем основным вопросам международной и внутренней политики. Критика была построена в духе заявления Бухарина от 30 января и заявления Бухарина, Рыкова и Томского от 9 февраля. Личные выпады против Сталина были смягчены, особенно у Рыкова, но не острие самой критики. Как раз в общей критике Бухарин обвинял Сталина... в "троцкизме"! Такое обвинение настолько задело Сталина за живое, что он с искренним возмущением воскликнул44:
"И это говорит тот самый Бухарин, который... недавно еще состоял в учениках у Троцкого, который еще вчера искал блока с троцкистами против ленинцев и бегал к ним с заднего крыльца! Ну, разве это не смешно, товарищи?"