Прежде всего, чем объяснить такую теорию?
   Она служит для маскировки самих сталинцев. Насколько Хрущев беспощаден к личным порокам самого Сталина, настолько он осторожен в отношении сталинского окружения. По этой же причине он не ставит и самого главного вопроса: кто же стоит у истоков создания не только "культа", но и самого Сталина? Троцкий писал273:
   "Сталин систематически подбирал вокруг себя либо людей, схожих с ним по типу, либо простаков, стремившихся жить, не мудрствуя лукаво, либо, наконец, обиженных. И тех, и других, и третьих было не мало".
   Эта характеристика Троцкого относится к первому Сталину, "доброму Сталину". Но вот и характеристика, даваемая Хрущевым "второму Сталину", "злому
   Сталину":
   "Если до XVII съезда он (Сталин.- А. А.) еще считался с мнением коллектива, то после полной политической ликвидации троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев... Сталин начал все больше и больше пренебрегать мнением членов ЦК партии и даже членов Политбюро. Сталин думал, что теперь он может решать все один, и все, кто ему еще были нужны - это статисты (курсив мой.- А. А.); со всеми остальными он обходился так, что им только оставалось слушаться и восхвалять его".
   Эти свидетельства двух товарищей Сталина по Политбюро разделены лишь временем, но не сущностью. Их совпадения лишь подтверждают, что теория "двух Сталиных" нужна для реабилитации самих сталинцев.
   В цитированном месте из речи Хрущева есть и ответ, почему и как Сталин сумел превратить членов Политбюро в простых "статистов": во-первых, потому, что Сталин подбирал только тех, кто "стремился жить, не мудрствуя лукаво", во-вторых, при помощи этих же "статистов" Сталин, ликвидировав начисто всю ленинскую элиту партии, достиг поставленной цели - установления личной диктатуры.
   Борьбу опиравшегося на аппарат партии и НКВД Сталина против оппозиции Хрущев считает (или притворяется, что считает) борьбой за "социализм". Между тем
   273 Л. Троцкий. Цит. соч., стр. 214.
   "социализм", в смысле благоустроенного социального общежития людей, для Сталина никогда не был целью, а только демагогическим лозунгом для достижения личной диктатуры. Пока эта цель не была достигнута, пока основное препятствие к этой цели не было убрано (троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы), Сталин "считался с мнением коллектива". После достижения цели диктатор присвоил "коллективу" его новые функции: право "только слушаться Сталина и восхвалять его". Хрущев, вполне одобряя политическую ликвидацию оппозиций, не согласен со Сталиным лишь в том, что оппозиционеры (Зиновьев, Каменев, троцкисты, бухаринцы) были ликвидированы и физически. Хрущев говорит в связи с этим:
   "В дни, предшествовавшие Октябрьской революции, два члена ЦК партии большевиков - Каменев и Зиновьев - выступили против ленинского плана вооруженного восстания...
   ...Ленин поставил перед Центральным Комитетом вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из партии. Однако после Октябрьской революции Зиновьеву и Каменеву, как известно, были предоставлены руководящие должности. Ленин назначил их на посты, где они руководили проведением в жизнь важнейших партийных решений... В своем завещании Ленин предупреждал, что "случай с Зиновьевым и Каменевым не был простой случайностью". Однако Ленин не ставил вопроса об их аресте и уж, конечно, о расстреле...
   ...Троцкий был окружен людьми, социальное происхождение которых ни в коем случае не может быть отнесено к категории буржуазии... эти люди принимали активное участие в рабочем движении до революции... а также в закреплении победы этой величайшей из революций. Многие из них порвали с троцкизмом и вновь примкнули к ленинским позициям. Была ли необходимость ликвидировать этих людей? Мы абсолютно убеждены, что если бы Ленин жил, то такие чрезвычайные меры никогда бы не были применены по отношению к этим людям".
   Здесь Хрущев продолжает те параллельные две линии, которые красной нитью проходят по всему докладу:
   Искусственное "раздвоение" Сталина, противопоставление "раннего" Сталина - Сталину "позднейшему".
   Элиминация Ленина от Сталина.
   С психологической и, в известном смысле, с исторической точки зрения, такой подход имеет некоторое условное оправдание в глазах партии и, отчасти, даже народа. Атаки всех оппозиций внутри партии против Сталина
   начинались и кончались под одним лозунгом: "Назад к Ленину". Народная молва в годы наибольшего разгула сталинской реакции тоже апеллировала к Ленину: "Если бы жил Ленин..." Но народная молва связывала имя Ленина не с политикой "военного коммунизма" и "комбедов", а с нэпом. Оппозиция же связывала это имя со свободой внутрипартийных дискуссий. Хрущев не может сделать ни того, ни другого. Поэтому Сталин периода ликвидации нэпа, насильственной коллективизации и интенсивной индустриализации остается в неприкосновенности, а Сталин периода физических репрессий сталинцев-чекистов против сталинцев-партийцев противопоставляется Ленину. Пресловутая амнистия физически ликвидированных сталинцев распространяется, правда, и на антисталинцев в партии, но условно и в весьма ограниченном смысле: их политическая изоляция была правильна ("незачем устраивать внутрипартийные дискуссии и иметь собственное мнение, когда за всех может думать аппарат"), однако их не надо было расстреливать ("мы убеждены, что Ленин так не поступил бы!").
   Конечно, трудно судить, как бы поступил Ленин. Политически Сталин лишь довел линию Ленина до логического конца. Недаром сами Хрущевы в течение тридцати лет учили партию: "Сталин - это Ленин сегодня". Психологически и интеллектуально Ленин был, конечно, человек другого типа, с большим грузом всяческих "буржуазных предрассудков" (наличие, хотя бы только в чисто партийном аспекте, морали, чести, чувства долга и лояльности). Сталин был абсолютно свободен от всех этих "предрассудков", и в этом было его величайшее преимущество, как большевистского политика, и перед Лениным. Но и Ленин, в силу своей доктрины, уходящей моральными корнями в макиавеллизм, не обладал внутренним иммунитетом против заражения "сталинизмом", если бы ему пришлось действовать в целях и условиях, в котерых действовал Сталин. В этом отношении "убежденность" Хрущева малоубедительна. Ведь тот же Ленин писал274:
   "История знает превращения всяких сортов; полагаться на убежденность, на преданность и прочие превосходные душевные качества - это вещь в политике совсем не серьезная".
   Была между Лениным и Сталиным другая, уже фундаментальная разница пусть это покажется парадок
   274Ленин. Сочинения, 3-е изд" т. XXVII, стр. 243.
   сом, но она существовала: Ленин был убежденным коммунистом, а Сталин им не был никогда. Для Ленина власть - средство к цели, к коммунизму. Для Сталина же сам коммунизм - средство для достижения власти Поэтому Ленин, прежде чем приступить к уничтожению своих соратников, руководствовался бы интересами конечной цели: настолько эти "ошибающиеся" коммунисты являются все же убежденными коммунистами и насколько их уничтожение полезно или вредно для дела коммунизма. Сталину сама его цель - власть - диктовала другой подход: насколько полезны или вредны данные коммунисты в деле установления его единовластия. Поэтому как раз идейно-убежденные коммунисты были для Сталина наиболее опасной частью партии. Только они и могли противопоставить себя Сталину, если им казалось, что Сталин борется вовсе не за какие-то общественные идеалы, а только за личную и неограниченную власть. Тут мы подходим к вопросу, заставляющему Хрущева больше всего возмущаться практикой Сталина во время ежовщины.
   в) Сталин - Ежов - Политбюро
   Прежде чем приступить к рассмотрению истории ежовщины в изложении Хрущева, вспомним внутрипартийную обстановку и состав руководящих органов ЦК накануне "Великой чистки". В самых общих чертах эта обстановка характеризовалась следующим образом:
   Основные кадры всех бывших оппозиций давно капитулировали перед сталинским аппаратом и не играли в жизни партии никакой роли. Их бывшие лидеры, напротив,находились на пропагандной службе Сталина, и пели, как и вся партия, дифирамбы "великому и гениальному"
   (Зиновьев - в журнале "Большевик", Каменев - в из дательстве "Академия", Бухарин - в газете "Известия,Радек - в газете "Правда", Томский - в ОГИЗе и т. д.).
   В составе ЦК, избранного на XVII съезде (1934 г.), сидели самые правоверные коммунисты за все время истории партии, кроме трех членов из бывших, но разоружившихся троцкистов (Пятаков, Кл. Николаева и Крупская) и трех кандидатов из бывших, но также разоружившихся правых (Бухарин, Рыков, Томский). Абсолютное большинство членов и кандидатов ЦК - члены партии до революции.
   Исполнительные органы ЦК, избранного на этом съезде, состояли из следующих лиц:
   Политбюро - члены: 1) Сталин, 2) Молотов,
   3)Л. Каганович, 4) Ворошилов, 5) Калинин, 6) Орджоникидзе, 7) Куйбышев, 8) Киров, 9) Андреев, 10) Косиор,11) Микоян, 12) Жданов. (Последние два - с 1935 г.)
   Кандидаты: 1) Чубарь, 2) Петровский, 3) Постышев,
   4)Рудзутак.
   Оргбюро - члены: 1) Сталин, 2) Л. Каганович, 3) Киров, 4) Жданов, 5) Ежов, 6) Шверник, 7) Косарев, 8) Стецкий, 9) Гамарник, 10) Куйбышев.
   Кандидаты: 1) Криницкий, 2) М. Каганович.
   Секретариат: 1) Сталин, 2) Л. Каганович, 3) Киров, 4) Жданов.
   Таким образом, ни в ЦК, ни в его высших руководящих органах Сталин не имел противников, если не считать вышеназванных бывших шести оппозиционеров. В ЦК, в составе его органов, во главе всех местных комитетов находились только те коммунисты, которые и словом и делом помогли Сталину разбить оппозицию в партии после Ленина, провести коллективизацию, выполнить первые пятилетки и окончательно закрепить за Сталиным официальное и моральное лидерство в партии. "Лидерство, но не диктатура",- таков мог быть лозунг ЦК 1934 года. Преданность этого ЦК идеалам коммунизма не вызывает сомнения. Зато его преданность идее единоличной диктатуры Сталина была весьма сомнительной. Первый тезис подтверждает и Хрущев, а второго тезиса он и не касался. Послушаем его:
   "Сталинское своенравие по отношению к партии и ее Центральному Комитету стало совершенно очевидным после XVII партийного съезда, состоявшегося в 1934 году. Имея в своем распоряжении многочисленные данные, доказывающие грубое своеволие по отношению к партийным кадрам, Центральный Комитет создал парткомиссию под контролем Президиума ЦК; ей было поручено расследование причин... массовых репрессий против большинства членов и кандидатов ЦК... Эта комиссия ознакомилась с большим количеством материалов из архивов НКВД, а также с другими документами, и установила много случаев фабрикации дел против коммунистов, ложных обвинений, вопиющих злоупотреблений социалистической законностью, результатом которых была смерть невинных людей. Стало очевидным, что многие (в другом месте Хрущев говорит: "десятки тысяч".- А. А.) партийные, советские и хозяйственные работники, которые были заклеймены в 1937- 1938 гг., как "враги", в действительности никогда не были ни врагами, ни шпионами, ни вредителями и т. Д., а всегда были честными коммунистами; они были только оклеветаны, и, часто, не будучи в состоянии выносить варварских пыток, обвиняли самих себя (по приказу следователей-фальсификаторов) во всех видах самых ужасных и неправдоподобных преступлений. Комиссия представила Президиуму ЦК обширные и обоснованные материалы... Было установлено, что из 139 членов и кандидатов ЦК партии, избранных на XVII съезде, 98 человек, то есть 70%, были арестованы и расстреляны... (Возгласы возмущения)".
   Хрущев признается, что та же судьба постигла и самих делегатов XVII съезда. По данным Хрущева, 80 процентов делегатов этого съезда вступили в партию до революции и во время гражданской войны. По социальному происхождению 60 процентов делегатов были рабочими. И однако:
   "Из 1956 делегатов с правом решающего или совещательного голоса-1108 были арестованы по обвинению в контрреволюционных преступлениях, то есть явно подавляющее большинство. Только сам по себе этот факт... показывает, насколько абсурдными, дикими и противоречащими здравому смыслу были обвинения 9 контрреволюционных преступлениях, выдвинутые против большинства участников XVII партийного съезда (Возгласы возмущения)".
   В чем же причина, по Хрущеву, столь бесцеремонной расправы Сталина со своей партией? Хрущев дает ответ,который является всем, чем угодно, но только не ответомна этот главный и решающий вопрос. Хрущев говорит:"Единственной причиной, почему 70% членов ЦК икандидатов, избранных на XVII съезде, были заклейменыврагами партии и народа, было то, что честные коммунистыбыли оклеветаны на основании сфабрикованных против нихобвинений..."Вот и все.Этот незатейливый ответ вызывает сразу четыре вопроса: как были сфабрикованы, кем были эти фабрикации санкционированы, почему подобные, выражаясь по-хру-Щевски, "абсурдные и дикие" репрессии против партии стали возможными от имени той же партии? были ли в составе ЦК партии люди, сопротивлявшиеся этим репрессиям?
   На первые два вопроса Хрущев отвечает конкретно и убедительно:"При таком положении не было нужды в чьей-либо санкции; да и о каких санкциях могла идти речь, когда все решал Сталин. Он сам был главным прокурором во всех этих делах. Сталин не только соглашался на все эти аресты, но он сам, по своей инициативе, давал распоряжения об арестах".
   Но были ли в верхах партии, в Политбюро люди, которые сомневались в правильности курса Сталина на физическое уничтожение партии, если да, то осмеливались ли они высказать вслух эти сомнения? Хрущев, хотя бы ради оправдания самого себя и своих коллег по Политбюро, не допускает наличия таких людей. Он прямо заявляет:
   "Обладая неограниченной властью, он (Сталин.- А. А.) допускал большой произвол в деле морального и физического уничтожения людей. Создалось такое положение, что никто не мог выразить свою волю. Если Сталин говорил, что того или иного человека следует арестовать, то необходимо было принимать на веру, что это лицо является "врагом народа".
   В этом заявлении Хрущева есть и косвенное признание в санкциях Политбюро - оно давало санкцию, "принимая на веру" действия Сталина. Впрочем, у Хрущева есть и более прямые утверждения на этот счет, которые довольно ясно указывают, на кого Сталин опирался, приступая к массовому террору, указания на роль самого Политбюро и его отдельных членов.
   Первое заявление касается подготовки самой чистки. Вечером 1 декабря 1934 года, после убийства Кирова, президиум ЦИК СССР принял директивное указание (Хрущев говорит "за подписью Енукидзе", но совершенно очевидно, что без подписи председателя ЦИК СССР Калинина такое указание не могло иметь юридической силы) о следующем: "1. Следовательским отделам предписывается ускорить дела обвиняемых в подготовке или проведении террористических актов.
   Судебным органам предписывается не задерживать исполнения смертных приговоров...
   Органам Комиссариата внутренних дел (НКВД.-А. А.) предписывается приводить в исполнение смертные приговоры... немедленно после вынесения этих приговоров".
   Хрущев комментирует это указание следующим образом:
   "Это указание послужило основой для многочисленных случаев злоупотребления против социалистической законности. В ходе многочисленных сфабрикованных судебных
   процессов, подсудимые обвинялись в "подготовке" террористических актов. Уже только это делало невозможным пересмотр их дел, даже если они заявляли перед судом, что их "признания" были вынуждены силой, или если они убедительно доказывали ложность воздвигнутых против них обвинений".
   Этот первый акт, узаконивающий все остальные преступления, был утвержден Политбюро. Правда, Хрущев говорит, что это утверждение последовало постфактум, но все-таки последовало:
   "Вечером 1 декабря 1934 года, по инициативе Сталина (без резолюции Политбюро,- которая последовала, между прочим, два дня спустя), секретарь президиума ЦИК Енукидзе подписал следующее директивное указание...", и т.д. (весь курсив в цитате мой.- А. А.).
   Это указание цитировалось выше. Из второго заявления Хрущева мы узнаем, что Ежов был назначен народным комиссаром внутренних дел СССР вместо Ягоды в отсутствие Сталина из Москвы, по одной лишь телеграмме Сталина из Сочи 25 сентября 1936 года.
   Процитировав эту телеграмму, Хрущев замечает: "Сталинская формулировка, что "ОГПУ отстает на четыре года" в применении массовых репрессий, и что нужно "наверстать" запущенную работу, толкнула НКВД на путь массовых арестов и казней".
   Если бы Хрущев в той же мере любил историческую правду, в какой он лично ненавидит Сталина, или если бы он был свободен от круговой поруки по совместным преступлениям, то он сделал бы и третье заявление в более откровенной форме, а именно: назначение Ежова и ежовская чистка были санкционированы Политбюро в отсутствие Сталина, тем Политбюро, в состав которого входили Ворошилов, Микоян, Андреев, Молотов, Каганович.
   Совершая любое преступление - малое или великое,- Сталин с врожденным чувством профессионального преступника умел создавать себе алиби. Этим и объясняется, почему Сталин столь судьбоносный для него и для страны вопрос предлагал решать в свое отсутствие. В случае чего Сталин мог сказать (и, вероятно, сказал во время ликвидации Ежова):
   - Что вы, товарищи, я ведь только телеграфировал, так сказать, внес предложение, но ведь решали и голосовали вы сами, без меня. Вам было виднее...
   Объяснялось это далее еще и тем, что Сталин был
   абсолютно убежден, что предлагаемое им дело было "кровным делом", совместным делом всех "соратников и учеников".
   Хрущев сознательно замалчивает эту сторону ежовщины. Но сказанного им уже достаточно, чтобы прийти к заключению, что Сталин действовал не только с ведома, но и с полного согласия тогдашних членов Политбюро - Молотова, Кагановича, Ворошилова, Микояна, Жданова, Андреева, Калинина, короче говоря, всех тех, кто уцелел от ежовщины. Хрущев это знает и поэтому не прочь отмежеваться от этого Политбюро, хотя и делает это косвенно. Рассказывая делегатам съезда, каким страшным пыткам подвергались в НКВД старые большевики и как эти большевики брали обратно свои вынужденные "признания" в письмах на имя Сталина, Хрущев как бы мимоходом напоминает:
   "В то же время Сталин, как нам было сообщено членами Политбюро того времени (курсив мой.- А. А.), не показывал им заявлений многих обвиняемых партийных активистов..."
   Конечно, Хрущев не был членом Политбюро, но чтобы Хрущев, Маленков, Булганин, Берия и другие вошли в его состав, Сталину - Молотову - Кагановичу пришлось убрать из Политбюро и ликвидировать из 16 членов и кандидатов его состава 9 человек, в том числе Кирова, Орджоникидзе, Куйбышева и самого Ежова. Из этих девяти в живых был оставлен лишь Петровский.
   Что же касается заявлений членов Политбюро "того времени", что Сталин скрывал от них "письма" старых большевиков, то для Сталина едва ли было это необходимо. Ведь из 21 члена Совнаркома (Совет министров), председателем которого был Молотов, на воле осталось лишь три наркома - Каганович, Ворошилов, Микоян. Все остальные наркомы, в том числе и прямые заместители Молотова - Рудзутак, Межлаук, Антипов, Чубарь - сидели в НКВД. Надо полагать, что эти люди писали не только секретарю партии, но и председателю своего правительства. Точно так же, надо полагать, хозяйственники писали Кагановичу и Микояну, партработники - Андрееву, Маленкову и Хрущеву, командиры армии - Ворошилову и Буденному.
   Спрашивается, от кого же тогда скрывали полученные ими письма эти соратники Сталина? Обо всем этом Хрущев "не осведомлен".
   Рисуя Сталина как террориста и деспота, Хрущев ни разу не приводит примеров того, как Сталин и его партия уничтожали планомерно и систематически миллионы беспартийных крестьян, рабочих и интеллигенции. И это естественно. Если уничтожение верхнего слоя партии было делом Сталина и Политбюро, то уничтожение народа было делом всей сталинский партии. Сталина можно обвинить в утверждении персональных списков из высшего актива партии и государства, подлежащих физическому уничтожению ("в 1937-38 году Сталину было направлено 383 таких списка с именами тысяч партийных, советских, военных, комсомольских и хозяйственных работников. Он утверждал эти списки".-Хрущев), но кто же утверждал списки миллионов, которые прошли через "чрезвычайные тройки" в областях и республиках? Сами же эти "тройки" в составе трех членов бюро местных комитетов партии - первого секретаря партийного комитета, прокурора и самого начальника местного управления НКВД.
   Хрущев не установил статистики этих чудовищных злодеяний сталинской партии и составлять государственную комиссию (по аналогии с партийной) по их расследованию не собирается. В связи с 40-летием НКВД его шеф генерал Серов писал: "Нужно сказать, что в период 1937- 1938 годов пробравшиеся в НКВД провокаторы, а также бессовестные карьеристы... а также порожденные культом личности крупные ошибки нанесли нам серьезный урон необоснованными репрессиями по отношению к советским и партийным кадрам, а в ряде случаев и к рядовым советским гражданам"275 (курсив мой.- А. А.). "А в ряде случаев" пострадали и рядовые советские граждане! Надо обладать неисчерпаемым запасом лицемерия, чтобы писать эти слова даже в газете "Правда".
   Вопрос о количестве уничтоженных рядовых членов партии Хрущев обошел тоже полным молчанием. Между тем и это количество было весьма внушительным: 1 220 942 коммуниста было исключено (стало быть, и арестовано) за 1934-1939 годы, по моим данным, или 1165000 коммунистов за 1935-1938 годы,-по Другим276.
   Почему же Хрущев не доложил об этом съезду и почему даже после разоблачения Сталина скрывается партийная статистика по стажу ее членов? Ответ ясен -тут уже действовали сами сталинцы: в центре - Маленков,
   275 "Правда", 21.12.1957.
   276Z.K.Brzezinski.The Permanent Purge .Цитирую по"Ost-Probleme",1956,No23S.798.
   Каганович и Андреев (секретари ЦК и члены комиссий Политбюро по госбезопасности), а Хрущев и Суслов - на своих участках (Москва, Украина, Ростов).
   г) Три характеристики
   К имевшимся до сих пор - из коммунистических источников - двум авторитетным характеристикам морально-политического облика Сталина прибавилась теперь третья, не менее авторитетная. Из двух первых одна исходила от учителя Сталина - Ленина, другая - от бывшего коллеги и соперника Сталина - Троцкого. Третья и последняя характеристика исходит от прямого и долголетнего ученика Сталина (а через него и от всех бывших его "учеников и соратников") - от Хрущева.
   Несмотря на разное положение авторов этих характеристик по отношению к Сталину, они все сходятся в одном: Сталин жесток, неразборчив, аморален. Ленин характеризует Сталина в "завещании" как человека грубого, нелояльного, способного злоупотреблять властью, капризного, а в письме "К вопросу о национальностях, или об автономизации", имея в виду Сталина и осмеивая его обвинение грузинских ленинцев в "социал-национализме", Ленин возвращает Сталину его обвинение "с лихвой"277: "он сам является настоящим и истинным не только "социал-националом", но и грубым великорусским держимордой". Чтобы рассеять всякое недоразумение и показать, как грузин может быть "грубым великорусским держимордой", Ленин поясняет в другой части того же письма:278 "...известно, что обрусевшие инородцы всегда пересаливают по части истинно-русского настроения".
   Характеристика Л. Троцкого говорит о том же. Конечно, Троцкого могли обвинять и обвиняли в "субъективизме", как обиженного Сталиным человека. Однако "субъективизм" Троцкого намного беспристрастнее, чем "объективизм" Хрущева, обязанного своим нынешним положением лично Сталину. Троцкий пишет279:
   "При огромной и завистливой амбициозности он (Сталин) не мог не чувствовать на каждом шагу своей интеллектуальной и моральной второсортности... он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу
   277"Коммунист", No 9, стр. 15.
   278Т а м же, стр. 23.
   279Л. Т р о ц к и и. "Моя жизнь", 1930, ч. П, стр. 213-214, 217-218.
   на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала... По-настоящему Ленин узнал Сталина только после Октября. Он ценил его качества твердости и практического ума, состоящего на три четверти из хитрости. В то же время Ленин на каждом шагу наталкивался на невежство Сталина, крайнюю узость политического кругозора, на исключительную моральную грубость и неразборчивость. На пост генерального секретаря Сталин был выбран против воли Ленина, который мирился с этим, пока сам возглавлял партию".
   Однако по сравнению с той обширной и практическими примерами иллюстрированной характеристикой, которую Хрущев дал Сталину как политику и человеку, характеристики Ленина и Троцкого - лишь бледные психологические эскизы. И это понятно: Ленин видел Сталина в эмбрионе, Троцкий - в отрочестве, а Хрущев - "во всем величии". Хрущев начал рисовать портрет Сталина, воздав должное пророчеству Ленина:
   "В дополнение к великим заслугам В. И. Ленина,- говорит он,- ...его необычайный ум выразился также и в том, что он вовремя заметил в Сталине ряд отрицатель-ных качеств, которые позднее привели к весьма печальным последствиям... отрицательные черты Сталина, которые при жизни Ленина были только в зачаточном состоянии... все время неуклонно развивались и в последние годы его -жизни приобрели абсолютно нетерпимый характер".
   В характеристике Сталина, даваемой Хрущевым, впервые нарисован более или менее точный морально-психологический облик Сталина как государственного деятеля и человека. Мы говорим "более или менее", потому что важнейшая часть такого облика - Сталин в быту, Сталин в семье, "частный Сталин" - вовсе отсутствует у Хрущева. Отсутствует у Хрущева и другая, на наш взгляд, органическая и ведущая черта сталинского характера - абсолютный морально-этический нигилизм в политике. Вероломство и подлость родили Сталина, вероломство и подлость сопутствовали его карьере, вероломство и подлость вызвали его гибель. Об этих качествах Сталина Хрущев рассказывает как об "ошибках", которые заставили учеников пересмотреть миф о величии Сталина только тогда, когда эти ученики сами оказались в опасности (когда едешь к Сталину "как друг...- не знаешь, куда попадешь после этого - домой или же в тюрьму",- Хрущев, со слов Булганина).