Как обычно, я не мог расслабиться во время путешествия по адскому небытию варпа, поэтому уединился с Максиллой в его каюте. Он был сам не свой до сплетен и, когда мы снова встречались, смаковал их по нескольку часов, пытаясь наверстать упущенное время. Учитывая, что окружавший его экипаж состоял в основном из сервиторов, он испытывал недостаток общения.
   Я с нетерпением ждал этого разговора. Мне никогда не приходилось изливать ему душу, но теперь я почувствовал, что Максилла – единственный человек в Империуме, который сможет выслушать и полностью понять меня. Или, по крайней мере, не станет меня осуждать. Максилла был капером. И не пытался этого скрывать. Всю свою жизнь он занимался тем, что искал и находил лазейки в законах, правилах и инструкциях. Думаю, мне действительно хотелось знать, как он ко мне относится.
   Его каюта располагалась рядом с капитанским мостиком. Просторное помещение с полуэтажом, где стоял огромный обеденный стол из полированного дюросплава, за которым мы так часто трапезничали все вместе. Потолок в этой части каюты представлял собой купол, закрытый защитными щитами. Они раздвигались с помощью дистанционного пульта, открывая взору панораму звездного неба. На полуэтаж – широкий зал с мраморным полом – вела изогнутая балюстрада из древесины тефры. Как уверял Максилла, этот трофей был захвачен на двадцатимачтовом солнечном паруснике на Наутилии. Между кристеле-фантиновыми колоннами стояли скульптуры и бюсты, стены украшали живописные и гололитические картины. Вокруг некоторых особо ценных экспонатов мягко мерцали стазис-поля, другие поддерживали в воздухе невидимые лучи репульсоров.
   На полу лежал изящный, узорный олитарийский ковер, вокруг которого была расставлена элегантная антикварная мебель – несколько кушеток и кресел с подлокотниками в форме свитков, обтянутых светотканью с Сампанеса. Один только этот ковер стоил целое состояние.
   Под куполом потолка сияли шесть потрясающе красивых люстр, созданных стекольщиками Витри. Каждый светильник поддерживался отдельным антигравитационным устройством в форме блюда.
   Я сел на кушетку и принял протянутый Максиллой пузатый бокал с амасеком.
   – Ты похож на человека, которому необходимо снять груз со своей души, – произнес Тобиус, устраиваясь напротив.
   – А что, это так заметно?
   – Нет, боюсь, все гораздо сложнее. Последние несколько месяцев меня одолевает ужасная скука. Я уже начал мечтать о приключениях. Когда ты, единственный, кто умудряется постоянно влипать в самые рискованные и опасные предприятия, наконец-то прислал мне сообщение, я воспрял духом.
   Он вставил папиросу со лхо в длинный серебряный мундштук, прикурил, слегка щелкнув своим смертоносным перстнем, и откинулся на спинку кресла. Выдыхая ароматный дым, он принялся неспешно раскручивать амасек в бокале.
   – Ну… – Я действительно не знал, с чего начать. Максилла со вздохом поставил бокал на столик и, словно факир, взмахнул палочкой дистанционного управления. Воздух в каюте сгустился, звуки стали казаться несколько приглушенными.
   – Можешь говорить свободно, – сказал он. – Я активировал защитное поле.
   – На самом деле я просто не знаю, с чего начать.
   – Грегор, мне постоянно приходится прокладывать курсы и просчитывать маршруты. Исходя из своего опыта, могу сказать: начинать нужно всегда…
   – С начала? Знаю.
   Я решил изложить ему свою историю в общих чертах. Но вскоре понял, что мне не обойтись без подробностей. Дюрер. Туринг. Баталии с «Круор Вультом» и Черубаэлем. Покрытое белилами лицо Тобиуса сделалось по-клоунски трагичным, когда я рассказал ему о Елизавете. Он всегда питал к ней слабость.
   Мне приходилось возвращаться в далекое прошлое, объяснять появление Черубаэля, описывать события на Фарнесс Бета и сражение с Квиксосом, что в свою очередь потребовало упоминания о миссии на Синшаре. Я рассказал о нападении на Спаэтон-хаус и нашем отчаянном бегстве через всю Гудрун. Я перечислил список убийств, произошедших в субсекторе. Тобиус был знаком с Гарлоном Нейлом и Натаном Иншабелем, не говоря уже об остальных членах моей команды. Моя повесть о мести Понтиуса Гло стала унылым перечнем плохих новостей.
   Начав, я уже не мог остановиться и не скрывал ничего. Наконец признаться во всем и скинуть с себя этот груз было облегчением. Я рассказал о Малус Кодициум и о том, в какой опасности оказался, храня его. Поведал о том, что создавал демонхостов. И треллов. И вихри варпа. Откровенно признался в сделке, которую заключил с Гло на Синшаре.
   – Тобиус, все мои союзники – моя семья, если хочешь – все, кроме тебя, Фишига и той горстки, которая взошла вместе со мной на борт, погибли из-за того, что я натворил на Синшаре. Умерли… конечно, я не делал точных подсчетов… две сотни верных слуг Империума. Двести человек, посвятивших себя моему делу, в твердой уверенности, что я хорошо выполняю свою работу… Уже и не говорю о людях, подобных Полу Расси, Дуклану Хаару и бедному недоумку Вервеуку, которые пали во время прелюдии к этой кровавой бане. Или о магосе Буре, должно быть, убитом Гло во время побега.
   – Грегор, разрешишь кое-что уточнить? – спросил Максилла.
   – Всенепременно.
   – Ты сказал, что это твое дело. Что они посвятили себя твоему делу. Не кажется ли тебе, что это несколько самонадеянно?
   – О чем ты?
   – Ты ведь искренне веришь, что служишь Императору?
   – Ну конечно же.
   – Значит, они пали, служа Императору. Они погибли во имя его дела. И ни один гражданин Империума не смеет просить о большем.
   – Не думаю, что ты меня внимательно слушал, Максилла…
   Он поднялся с кресла.
   – Нет, инквизитор, мне кажется, это ты не слушал. Причем ты не слышишь даже самого себя. Обращаю на это твое внимание. Грегор, ты отказываешься замечать очевидные вещи.
   Он пересек зал и остановился, подняв взгляд на гололитический портрет, изображающий имперского воина. Картина была очень древней. Мне не хотелось даже думать о том, где Тобиус достал ее.
   – Знаешь, кто это?
   – Нет.
   – Магистр Войны Терфеук. Командовал имперскими войсками в сражениях при Пацификусе почти пятьдесят столетий назад. Теперь это уже седая история. Большинство из нас даже не смогут сказать, в чем были причины той проклятой войны. Во время битвы за Короссу Терфеук бросил в бой четыре миллиона имперских гвардейцев. Четыре миллиона, Грегор. Хвала Трону, подобные сражения уже в прошлом. Конечно же, это была эпоха Высшего Империализма, эра легендарных Магистров Войны, культа личности. Так или иначе, Терфеук добился победы. Даже его советники не верили в возможность взятия Короссы, но ему это удалось. Из тех четырех миллионов вернулись живыми только девяносто тысяч. – Максилла обернулся и посмотрел на меня: – И ты знаешь, что он сказал? Терфеук? Знаешь, что он сказал об ужасной цене своей победы?
   Я покачал головой.
   – Он сказал, что для него было величайшей честью столь хорошо послужить Императору.
   – Рад за него.
   – Грегор, ты не понимаешь. Терфеук не был мясником. Он не жаждал славы. По всем меркам, он был гуманен и любим своими людьми за честность и щедрость. Но когда пришло время, он ни на мгновение не пожалел о цене службы Императору и защиты Империума от извечных врагов.
   Максилла снова сел на место.
   – Мне кажется, это все, в чем ты виноват. Тебе приходилось принимать трудные решения, чтобы как можно лучше служить Императору там, где остальные могли бы оказаться недостаточно сильны и потерпели бы поражение. Ты вынужден исполнять свой долг и принимать последствия. Я уверен, что наш дорогой Терфеук мучился от бессонницы еще много лет после Короссы. Но он справлялся с этой болью. И не сожалел ни о чем.
   – Вести людей в битву – это не то же самое, что и…
   – Различия несущественны. Имперский социум – вот твое поле битвы. Люди, которых ты потерял, были твоими солдатами. А солдаты – это только военные ресурсы. Они существуют, чтобы их использовали. И ты использовал эти ресурсы, чтобы побеждать в своих сражениях. Кстати о книге, про которую ты говорил. Этот демонхост. Мне он показался обворожительным. Хотелось бы встретиться с этим парнем.
   – Уверяю, тебе бы это не понравилось. К тому же это «тварь», а не «парень».
   Максилла пожал плечами.
   – Думаю, ты хотел поговорить со мной об этом потому, что надеялся найти во мне сочувствующего слушателя. Ведь я старый разбойник и все такое прочее… – Он глубоко затянулся и выдержал паузу. Клянусь, временами я начинал думать, что Тобиус читает мои мысли. – Позволь мне кое-что сказать, Грегор. Я люблю тебя как брата, но мы совершенно разные. Я – капер. Игрок. Лжец. Подонок. Мои недостатки слишком очевидны и многочисленны, чтобы их перечислять. Я не ищу лазейки в правилах; я просто нарушаю их. Ломаю. Разрушаю. Любым доступным способом в любое удобное время. В этом мы отчасти родственные души. Ты ведь обходишь правила Империума и Инквизиции. Без сомнений, ты тот, кого они называют радикалом. Но этим наше сходство ограничивается. Я нарушаю правила ради собственной выгоды. Чтобы заполучить желаемое, преумножить свои богатства и поднять свой статус. Чтобы сделать жизнь лучше для себя. Себя. И только для себя. А вот ты поступаешь так не ради собственного блага. Ты делаешь это ради системы, в которую веришь, и Бога-Императора, которому поклоняешься. И, проклятие, это означает, что твоя совесть может быть чиста.
   Меня поразила страстность его речи. Кроме того, меня ошеломило его указание – которого никто ранее не осмеливался сделать, – на то, что я стал радикалом. Когда же это произошло? Мои поступки, возможно, были радикальными, но становился ли я таковым по сути?
   В той роскошно обставленной каюте я понял, что Максилла попал в самую точку, озвучив отвергаемую мной истину. Я изменился, сам не признавая в себе этих изменений. Моя благодарность Тобиусу Максилле за это болезненное осознание будет вечной. Я даже почувствовал себя лучше.
   – Полагаю, ты не можешь обратиться за помощью к своему начальству?
   – Нет, – ответил я, все еще пытаясь прийти в себя от сказанного Максиллой.
   – В противном случае тебе придется рассказать им то, о чем им, по твоему мнению, знать не следует?
   – Конечно.Чтобы получить какую-либо официальную помощь, мне пришлось бы составить подробный отчет. А он развалится при самой поверхностной проверке, если в нем не будет упоминания о Кодициуме и Черубаэле. Во имя Трона, это еще не полный список! Я ведь скрыл от них существование Понтиуса Гло. Что я мог бы им сказать? «Понтиус Гло истребляет моих людей. Откуда он взялся, мой повелитель, мой Великий Магистр? Ну, если честно, я знал о его существовании в течение столетий, но скрывал это от вас. А теперь он восстал и беспокоит нас только потому, что я подарил ему тело».
   Тобиус усмехнулся:
   – Твоя позиция ясна. Но что ты скажешь Фишигу? Наш любезный Годвин куда более прямолинеен и непримирим.
   – С Фишигом я разберусь.
   – Итак, каким будет твой следующий шаг? Ты, кажется, упоминал о некоем псайкере, дочери Понтиуса. Ты ведь что-то увидел в момент ее смерти?
   Действительно, перед тем как Марлу Таррай уничтожил варп-вихрь, ее ментальный щит исчез. Полученная мной картина была далека от совершенства, но изобиловала информацией.
   – Марла Таррай оказалась намного старше, чем выглядела или утверждала. Она была незаконнорожденной дочерью Понтиуса и гувернантки с Гудрун, которую Гло взял с собой на Квентус Восьмой. Марла была рождена в двадцатом и от зачатия развращена воздействием носимого Понтиусом ожерелья. Более того, за прошедшие три сотни лет несколько известных еретиков избежали кары Инквизиции. Оказывается, все они были некем иным, как Марлой Таррай в разных обличьях. Теперь, когда она мертва, можно будет закрыть много дел.
   – Понтиусу это не очень-то понравится.
   – Догадываюсь. Теперь Гло еще сильнее, чем прежде, захочет увидеть меня мертвым. Но, понимаешь ли, на самом деле они охотились за Малус Кодициум. Я увидел это в ее незащищенном сознании. Гло знал, что книга у Квиксоса, и догадывался, что, когда тот погиб, она перешла ко мне. И Понтиус очень хочет ее заполучить.
   – И ты знаешь почему?
   – Я поймал образ бесплодного мира прямо перед тем, как Марла Таррай умерла. Иссушенная скорлупа, где допотопные города лежат погребенными под слоем золы. Гло что-то ищет там, и для этого ему необходим Малус Кодициум.
   – Зачем?
   – Понятия не имею.
   – Где этот мир?
   – Не знаю. В ее сознании было одно слово, название. Гюль. Но что оно означает или на что указывает? Она погибла прежде, чем я смог что-либо выяснить.
   – Я сверюсь со своими картами и спрошу навигатора. Кто знает? – Он подался вперед и посмотрел на меня. – И еще о книге. Этот Малус Кодициум. Могу я посмотреть на него?
   – Зачем?
   – Потому что я ценитель уникальных и дорогих предметов искусства.
   Я вынул книгу из кармана и протянул ему. Тобиус изучал ее с почтением, его лицо озарила улыбка.
   – Смотреть особо не на что, но красива по своей сути. Благодарю за предоставленную возможность подержать ее. – Он возвратил мне книгу. – Поверить не могу, что собираюсь сказать это, – добавил он, – не кто-нибудь еще, а я! Но… на твоем месте я бы ее уничтожил.
   – Думаю, ты прав. Скорее всего, я так и поступлю.
   Я поставил на столик пустой бокал и направился к дверям. Максилла отключил защитное поле.
   – Спасибо, что уделил мне время и за гостеприимство, Тобиус. А теперь я, пожалуй, удалюсь к себе.
   – Спокойных снов.
   – Один последний вопрос. – Я был в дверях. – Ты сказал, что нарушаешь правила, чтобы заполучить желаемое. Что не служишь никому, кроме себя, и все твои поступки направлены только на получение собственной выгоды.
   – Так я и сказал.
   – Зачем же тогда ты помогаешь мне?
   Он улыбнулся:
   – Доброй ночи, Грегор.
   Через четыре дня «Иссин» достиг Спеси, отдаленной планеты в Геликанском субсекторе, на которой в 240-м я впервые встретился с Фишигом, Биквин и Максиллой.
   Отчасти можно сказать, что там же мы впервые схлестнулись с Понтиусом Гло. Круг замыкался самым странным образом.
   Я решил встретиться с Фишигом именно на Спеси потому, что это место показалось мне самым удобным. Когда мы познакомились, Годвин служил исполнителем в местном подразделении арбитров. Спесь была его родной планетой.
   В течение одиннадцати из двадцати девяти месяцев своего солярного года путь Спеси пролегает слишком далеко от своей звезды, и население вынуждено зимовать в огромных криогенных гробницах, чтобы пережить темноту и холод. Эту нескончаемую зимнюю ночь называют Бездействием. Я испытал всю «прелесть» этого сезона на себе во время первого визита.
   Но на этот раз мы прибыли в начале Оттепели, промежуточного сезона между бездействием и Живительностью.
   Гробницы опустели, и величественные города пробуждались под лучами бледного солнца. Население было увлечено неистовым празднованием, сопровождавшимся обжорством, танцами и всевозможными излишествами. Торжества продолжались три недели. Считалось, что они посвящены возрождению общества, но мне думалось, что смысл этого мероприятия коренится в необходимости восстановления организма после продолжительного криосна – усиленная физическая активность и обильное высококалорийное питание.
   Для встречи с Фишигом я предложил спуститься на поверхность отчасти по той причине, что Креция, Элина и Медея смогли бы немного развеяться на фестивале, да и Максилла был всегда охоч до вечеринок. Но Фишиг ответил, что скоро сам прибудет на «Иссин». И через несколько часов появился на личном шаттле.
   Я почувствовал его напряжение сразу, как он ступил на борт. Годвин был вежлив и, казалось, обрадовался, увидев Медею, Эмоса и Максиллу. Но со мной едва перемолвился парой слов. Я же сказал ему, что счастлив видеть его живым и здоровым и рад, что ему удалось избежать атаки со стороны Гло.
   – Гло, да? – протянул он.
   Фишиг уже слышал об уничтожении резиденции Дамочек и других наших баз.
   – А я-то думал, кто это устроил…
   – Нам надо поговорить, – сказал я.
   – Да, – кивнул Годвин. – Но не здесь.
   Максилла предоставил нам свою каюту, и я включил защитное поле.
   – Годвин, нет ничего такого, что стоило бы скрывать от остальных, – произнес я.
   – Нет? Гло убил всех, кроме нас. И все потому…
   – Почему?
   – Ты обязан был уничтожить это чудовище еще много лет тому назад, Эйзенхорн. Или хотя бы передать его Ордосам. О чем, черт возьми, ты думал?
   – О том же, о чем и теперь. Я считал это наилучшим выходом.
   – Нейл? Иншабель? Бур? Сускова? Все треклятые Дамочки? Наилучший выход?! – прошипел Годвин ядовитым тоном.
   – Да, Фишиг. И что-то я никогда не слышал, чтобы ты возражал.
   – Возражать тебе? Да ты бы меня и не слушал!
   – Конечно. Нечего было слушать. Ты хоть раз предлагал передать Гло Ордосам?
   – Нет, – потупился Фишиг, – и все потому, что твои рассуждения всегда казались мне весьма логичными. Ты был так уверен в своей правоте!
   – Это мелко, Годвин,– пожал я плечами. – Твои слова – словно кислый виноград. Я сам знаю, что все пошло не так, как того хотелось бы. И что я вижу? Мой старый друг тут же решил, что во всем виноват я один! Да, я принимал трудные решения, которые казались мне правильными. Если бы ты когда-нибудь, хоть раз, возразил мне, я прислушался бы к твоему мнению.
   – Ты слишком все упрощаешь, черт побери, слишком. Я всегда был только твоим преданным псом. Исполнителем был, исполнителем и остался. Если бы я даже и настаивал на уничтожении Гло, ты бы согласился, но сделал все по-своему.
   – Неужели ты считаешь меня настолько двуличным? Из всех, кто может давать мне советы, тебя я ценю больше прочих!
   – Да ну? – Он бросил перчатки на кушетку и налил себе клаублада. – А кто приказал Буру тайком смастерить тело для Гло? Кто неожиданно для всех оказался экспертом по призыванию демонов? Ты всегда прикрываешься потрясающе благочестивыми речами! Слушая тебя, все мы благодарим звезды и самого Императора за то, что нам посчастливилось работать под твоим началом. Но ты лжец! Лицемер! А может быть, и хуже!
   – А ты слишком сильно погряз в пуританском идеализме, что явно не идет тебе на пользу… И мне тоже, – прошипел я. – Мне очень нужна твоя помощь, Годвин. Ты один из тех немногих, кому я действительно доверяю, и один из редких людей, которые обладают достаточно сильным духом, чтобы удержать меня от ошибок. И ты нужен мне сейчас, чтобы помочь уничтожить Гло. Не могу поверить, что ты вот так запросто отвернешься от меня.
   Он уставился на содержимое своего бокала.
   – Я не раз предупреждал тебя, что так и произойдет, если ты перешагнешь черту.
   – Я не пересекал никакой черты. Но если тебе действительно так кажется – уходи. Покинь это судно и дай мне работать. Ты всегда сможешь рассчитывать на мою благодарность за свою службу. Только не думай, что я стану особенно горевать.
   – Значит, вот как ты это видишь?
   – Да.
   Он поколебался.
   – Грегор, я отдал тебе свою жизнь. Восхищался тобой. Мне всегда казалось, что ты был… прав.
   – Ничего не изменилось. Я служу Императору. Точно так же, как и ты. Откинь свою злость, и мы сможем снова работать вместе.
   – Дай мне подумать.
   – Два дня, а потом мы покинем орбиту.
   – Значит, два дня.
   Очевидно, Годвину не потребовалось так много времени.
   Я как раз получил через астропатический банк «Иссина» довольно очаровательное сообщение и отправился разыскивать Фишига. В просторном зале на средней палубе Максилла играл с Крецией в регицид. Было заметно, что старый ловелас проявляет серьезную симпатию к доктору Бершильд.
   Увидев меня, Креция тотчас же вскочила и восторженно продемонстрировала ошеломляющее платье из фунзи-шелка.
   – Тобиус заставил своих сервиторов сшить его для меня! Разве не великолепно?
   – Великолепно, – согласился я.
   – Грегор, бедняжке совершенно нечего было надеть. Из вещей – только несколько походных мешков. Это наименьшее из того, что я могу сделать. Подожди, еще увидишь эпиншировое платье, которое они сейчас вышивают для нее.
   – Вы видели Фишига? – спросил я.
   Креция резко обернулась на Максиллу, и наш хозяин внезапно погрузился в изучение игровой доски.
   – Что такое? – спросил я.
   Креция взяла меня за руку и отвела к обзорному экрану.
   – Он ушел, Грегор.
   – Ушел?
   – Рано утром. Улетел на своем шаттле. Ужасный человек.
   – Он мой друг, Креция.
   – Думаю, уже нет.
   – Он что-нибудь сказал перед отъездом?
   – Нет. По крайней мере, не мне. С Тобиусом он тоже быстро попрощался. Фишиг не ложился допоздна, разговаривал с Медеей и Эмосом.
   – О чем?
   – Не знаю. Меня не пригласили. Тобиус провел для нас с Элиной экскурсию по своему художественному собранию. У него есть несколько экстраординарных ра…
   – Они поговорили, а утром он просто улетел?
   – Мне очень нравится Медея, но она, похоже, несколько беспечна. На ее месте я бы не стала рассказывать людям вроде Фишига о том, что ты делал в Новой Гевее.
   – А она рассказала?
   – Это всего лишь мои предположения. Но, думаю, она вполне могла это сделать.
   Я отправил сервиторов за Эмосом и Медеей. Те явились в мою каюту практически одновременно. Оба, казалось, чувствовали себя неловко.
   – Ну?
   – Что «ну»? – резко бросила Медея.
   – Что, черт возьми, вы ему сказали?
   Она отвела взгляд. Эмос начал теребить полу своей накидки.
   – Грегор, я просто старалась помочь ему понять. То, что ты делаешь… и что уже сделал. Если бы он во всем разобрался, то смог бы посмотреть на произошедшее другими глазами.
   – В самом деле? А тебе не приходило в голову, что он – пуританский сукин сын, готовый взорваться в любой момент? Каким и был все это время?
   – Я подумал, что единственным выходом было рассказать ему все откровенно, – смущенно пробормотал Эмос. – Искренность – наилучшая политика, Грегор.
   Бетанкор что-то пробурчала себе под нос.
   – Ох, могла бы уж сказать так, чтобы все слышали! – прорычал я.
   – Искренность – наилучшая политика, – произнесла Медея. – Мне это показалось весьма забавным.
   – О чем ты?
   – Обо всем, о чем ты никогда не говорил нам. Искренность, в которой ты нам отказывал.
   – Примечательно, что именно ты говоришь об этом, Медея Бетанкор. Если честно, то мне казалось, что я все тебе рассказал. Всем делился. Клялся своими тайнами.
   – Да ладно… – Она отвела взгляд.
   – О Трон, ты же все рассказала ему, да? О Черубаэле, Кодициуме, Гло и обо всем остальном!
   В ее измученных глазах стояли слезы.
   – Я думала, что он сможет понять, если все рассказать напрямую…
   – Неудивительно, что он уехал, – сказал я, присаживаясь.
   – Медея и я, – выступил вперед Эмос, – мы защищали тебя, пытались заставить его понять и увидеть все под другим углом. Нам казалось…
   – Что?
   – Нам казалось, он смог бы снова доверять тебе, узнав все.
   – А мне казалось, что вы двое более благоразумны, – сказал я, покидая каюту.
   В ангаре «Иссина» были припаркованы две грузовые гондолы, пузатый пинас, три стандартных шаттла и несколько небольших спидеров.
   Я был занят раздачей приказов сервиторам, которые уже готовили к вылету двухместный спидер, когда появилась заплаканная Медея.
   – Я сяду за штурвал, – сказала она, застегивая молнию летного комбинезона.
   – Не стоит беспокоиться. Ты уже сделала достаточно.
   – Но это моя работа, Грегор! Я – твой пилот!
   – Забудь.
   Я забрался в тесную кабину ярко-красного спидера, закрыл купол и включил единственную турбину.
   Распахнулся пусковой люк, и я на полном ходу устремился к Спеси.
   Я проследил его полет до Катарсиса, столицы Спеси. Осветительные ракеты и фейерверки фестиваля взлетали над крутыми крышами мегаполиса. Празднование было в полном разгаре. Припарковав свой маленький спидер на посадочном поле в космопорте Катарсиса, я тут же влился в плотную реку скачущих, поющих и кричащих горожан, заполонивших улицы. Все лица после недавнего криосна имели землистый оттенок, все гуляки были пьяны.
   В мои руки совали бутылки, а женщины и мужчины бросались на меня с пьяными объятиями и поцелуями. Меня толкали, пихали, закидывали лепестками цветов и конфетти. Запах криогенных химикалий, выходящих из тел вместе с потом, заполнил весь город.
   На поиски Фишига ушел целый день. Наконец, я нашел его на последнем этаже обветшавшего, но все еще проявляющего волю к жизни отеля, в номере с видом на Молитвенник.
   – Убирайся, – сказал он, когда я открыл дверь.
   – Годвин…
   – Убирайся ко всем чертям! – завопил он и швырнул стопку в противоположную стену. Фишиг был пьян, и это было на него непохоже, хотя к тому времени весь город находился в том же состоянии.
   Фейерверк кашлял и свистел на площади под окнами.
   Несколько долгих минут Фишиг буравил меня взглядом, а затем скрылся в ванной. Он вернулся, неся две стопки и поднос со льдом.
   Я стоял в дверях и смотрел, как он медленно и осторожно готовит две порции анисовой настойки со льдом.
   Одну он поставил перед собой, а вторую напротив. Весьма дипломатичный жест.
   Я сел и поднял стопку.
   – За все, что мы прошли вместе.
   Мы выпили. Я пододвинул ему стопку, и он налил еще. Передавая следующую порцию, он впервые посмотрел мне в глаза. Я рассматривал его старый шрам под изуродованным глазом. Он уже был у него, когда мы познакомились. А потом взглянул на светло-розовые отметины там, где его лицо было восстановлено после нашего столкновения с сарути. Это случилось на пораженном варпом мире недалеко от КСХ-1288.