Страница:
– …свято будь правление твое, ярок будь свет твой предвечный…
– Замолчи, Грегор. Замолчи. Я хочу услышать твой предсмертный стон.
Я понимал, что мое оружие – посох и меч – бесполезно против демонхоста. Черубаэль не обладал физическим телом, которое можно было уничтожить. Но эти предметы оказывали сильную ментальную поддержку. Как-то раз мне удалось изгнать Черубаэля с помощью посоха и, как я могу предположить, уничтожить его демонического сородича – Профанити. Но тогда мое сознание пребывало в лучшей форме, а ведь псионическое оружие действенно ровно настолько, насколько сильна направляющая его Воля. Черубаэль знал, что я утомлен и измотан. К тому же он старался воздействовать на меня, усиливая мою скорбь по погибшим… Биквин, Медея, Эмос, Расси, Хаар… Он хотел, чтобы я думал о потере близких друзей и слабел от горя.
Но он и сам обессилел, израсходовав неимоверное количество энергии на то, чтобы повергнуть Титана.
Пятно света рванулось вперед. Демонхост сделал пробный выпад. Я взмахнул Ожесточающей, чтобы отбить его, и почувствовал, как электрический разряд пробежал по моей руке. Свет нахлынул снова, но я заставил его отступить, с разворота ударив посохом.
Он кружил передо мной, а я раз за разом жалил его посохом. Черубаэль знал, сражение со мной может оказаться опасным. Если, конечно, он собирался сражаться…
Я ринулся в атаку, выставив перед собой Ожесточающую. Черубаэль блокировал удар сверкающей полосой энергии, а затем импульс бледного сияния оторвал меня от земли и подбросил в воздух.
Меня сильно тряхнуло и швырнуло на камни. Однако я быстро вскочил на ноги, лихорадочно вспоминая все, чему на протяжении всех этих лет меня обучали Гарлон Нейл, Кара Свол, Мидас, Медея… Арианрод Эсв Свейдер.
Ослепительно яркий демон несся прямо на меня. Со стороны могло показаться, что я сражаюсь со звездой. Мне удалось поразить его навершием посоха и отпрыгнуть.
Я пробежал под дымящейся аркой ног поверженного «Круор Вульта», направляясь обратно к станции по крутому прибрежному склону. Со свистом разрезая воздух, Черубаэль устремился за мной.
Петляя то вправо, то влево, я попытался обмануть преследователя, но демон не отставал и вскоре настиг меня. Ожесточающая сошлась со световым клинком Черубаэля. Затем светящаяся дуга метнулась вниз. Мне пришлось ухватиться за посох и подпрыгнуть, пропуская ее под собой.
Черубаэль рассмеялся. Его мерзкий смех сопровождал меня и тогда, когда я помчался между двумя бараками. Демоническая звезда гналась за мной, и ментальная сила расшвыривала камни и металлические обломки, попадавшиеся на ее пути.
Ужасающий скрип и грохот чуть не оглушили меня. И тут я увидел, что стены зданий сближаются прямо передо мной. Оторвав дома от фундаментов, Черубаэль собирался ударить их друг о друга, зажав меня посередине.
Вскинув Ожесточающую, я пропорол стену одного из зданий и прыгнул внутрь, прежде чем блочные строения столкнулись. В свою очередь Черубаэль прожег стену из прессованного волокна. Он был уверен, что вот-вот доберется до меня, но не ожидал стремительной контратаки.
Серия ударов клинком и посохом заставила его отступить, но и только. Мои ментальные силы были на исходе.
Оставался только один выход – снова подчинить его. Но как?
Тогда я даже не понял, откуда появился Дроник. Полагаю (или, по крайней мере, пытаюсь цепляться за эту мысль ради сохранения рассудка), что в час нужды Император приходит на помощь своим верным слугам, пусть даже таким странным способом. Дроник, старый, безумный Дроник следил за ужасными событиями этого дня из какого-то укрытия и теперь выбрался, вероятно, потому, что пришел к чудовищно ошибочному заключению. Он видел, как демон в ореоле белого свечения уничтожил титана. Поэтому священник счел белый свет другом, который победил врага.
Мощное чисто-белое сияние было для него воплощением самого Императора, вернувшегося, чтобы спасти его.
Старик с криками выбежал из тени, восхваляя Императора, вознося ему жалобы и благодарности. Изможденный, одетый в грязное тряпье Дроник не представлял для демона никакой опасности.
За исключением разве что одной вещи. Для восхваления Императора он прихватил из часовни аквиллу, которую и нес теперь перед собой.
Черубаэль взвыл и подался назад. Огненная вспышка закувыркалась по грязному проходу между домами, словно перекати-поле.
Озадаченный Дроник побежал следом, распевая в честь Императора молебны, которые, должно быть, загоняли священные гвозди в гнилую душу Черубаэля.
Внезапное появление безумного старика подарило мне желанную передышку.
Я огляделся. Решение нужно было принимать быстро.
Вервеук был еще жив. Его окровавленное тело представляло собой бесформенную груду обугленной плоти, в которой едва теплилась душа. Одежда и волосы сгорели практически полностью еще при взрыве катера. Я ненавидел Бастиана за все, что он натворил, но теперь почувствовал жалость. Его грустные глаза, казалось, засветились, когда он заметил мое приближение.
Юноша протянул изуродованную руку.
Молодой инквизитор думал, что я пришел помочь ему.
Сразу признаюсь, мне ненавистно то, что я сделал. И мое презрение к Вервеуку не извиняет меня. Он был одиозным мерзавцем, обошедшимся мне баснословно дорого, но он оставался служителем Инквизиции. И – проклятие! – он доверял мне.
У меня не было другого выхода. Я сделал правильный выбор. Мне пришлось освободить Черубаэля, потому что «Круор Вульта» необходимо было остановить ради блага всего человечества. Теперь необходимо было остановить Черубаэля. Я был вьшужден принять столь жестокое решение. Я знаю, что заплачу за это. В свое время. В следующей жизни, когда предстану перед Золотым Троном.
Я опустился возле него на колени. Бастиан следил за мной грустным взглядом. О, этот проклятый, тоскливый щенячий взгляд!
– Г-господин…
– Бастиан, скажи, ты и в самом деле верный слуга Императора?
– Я… да…
– И готов служить ему до самого конца?
– Готов, наставник.
– И ты в самом деле чист?
Глупый вопрос! Проклятая чистота Вервеука и привела ко всем его ошибкам. А пуританское благочестие в первую очередь сделало его обузой.
Но он был чист. Настолько, насколько может быть чист человек.
Я положил руку ему на грудь и, смочив пальцы в крови, нанес кое-какие руны на его лоб, лицо, шею и на область сердца, едва слышно бормоча проклятия из Малус Кодициум.
– Ч-что вы делаете? – вздрогнул он.
Чертвы вопросы, даже теперь!
– То, что должно быть сделано. Ты послужишь Императору, Бастиан.
Раздался крик, и я увидел перепуганного Дроника, бегущего к озеру. Его руки были охвачены огнем, с них капал расплавленный металл.
Черубаэль, наконец, нашел в себе силы уничтожить аквиллу.
Бедный старик бросился в ледяное озеро, вода зашипела и пошла паром вокруг его изувеченных рук.
Смертоносная звезда Черубаэля неслась ко мне вдоль берега.
– Прости меня, Вервеук, – сказал я.
– К-конечно, наставник, – пробормотал он, – Н-но за что? – внезапно добавил обреченный юноша.
Проревев литанию подчинения и заклятие заточения, я повернулся к Черубаэлю, поднимая сверкающий мощью рунный посох.
– In servitutem abduco[3], навеки заключаю тебя в носителе сем!
– Что, черт возьми, здесь произошло? – Фишиг спешил ко мне с оружием наперевес.
– Все. И ничего. Все закончилось, Годвин.
– Но… что это? – спросил он.
Рядом со мной в нескольких сантиметрах от земли парил демонхост. Из своего пояса я сделал поводок, который накинул на обожженное, раздутое горло Вервеука.
– Я заманил в ловушку демона, Годвин. Он связан и теперь не может причинить нам вреда.
– Но… Вервеук?
– Погиб. Мы должны почтить его память. Он отдал свою жизнь за Императора.
Фишиг настороженно посмотрел на меня.
– Откуда ты знаешь, как связать демона, Эйзенхорн?
– Научился. Инквизитору положено знать подобные вещи.
Фишиг отступил назад.
– Но Вервеук… – произнес Годвин. – Он ведь был уже мертв, когда ты воспользовался его телом?
Я не ответил. Над озером заходили на посадку три челнока. Наконец прибыло подкрепление, вызванное Елизаветой.
Глава 7
– Замолчи, Грегор. Замолчи. Я хочу услышать твой предсмертный стон.
Я понимал, что мое оружие – посох и меч – бесполезно против демонхоста. Черубаэль не обладал физическим телом, которое можно было уничтожить. Но эти предметы оказывали сильную ментальную поддержку. Как-то раз мне удалось изгнать Черубаэля с помощью посоха и, как я могу предположить, уничтожить его демонического сородича – Профанити. Но тогда мое сознание пребывало в лучшей форме, а ведь псионическое оружие действенно ровно настолько, насколько сильна направляющая его Воля. Черубаэль знал, что я утомлен и измотан. К тому же он старался воздействовать на меня, усиливая мою скорбь по погибшим… Биквин, Медея, Эмос, Расси, Хаар… Он хотел, чтобы я думал о потере близких друзей и слабел от горя.
Но он и сам обессилел, израсходовав неимоверное количество энергии на то, чтобы повергнуть Титана.
Пятно света рванулось вперед. Демонхост сделал пробный выпад. Я взмахнул Ожесточающей, чтобы отбить его, и почувствовал, как электрический разряд пробежал по моей руке. Свет нахлынул снова, но я заставил его отступить, с разворота ударив посохом.
Он кружил передо мной, а я раз за разом жалил его посохом. Черубаэль знал, сражение со мной может оказаться опасным. Если, конечно, он собирался сражаться…
Я ринулся в атаку, выставив перед собой Ожесточающую. Черубаэль блокировал удар сверкающей полосой энергии, а затем импульс бледного сияния оторвал меня от земли и подбросил в воздух.
Меня сильно тряхнуло и швырнуло на камни. Однако я быстро вскочил на ноги, лихорадочно вспоминая все, чему на протяжении всех этих лет меня обучали Гарлон Нейл, Кара Свол, Мидас, Медея… Арианрод Эсв Свейдер.
Ослепительно яркий демон несся прямо на меня. Со стороны могло показаться, что я сражаюсь со звездой. Мне удалось поразить его навершием посоха и отпрыгнуть.
Я пробежал под дымящейся аркой ног поверженного «Круор Вульта», направляясь обратно к станции по крутому прибрежному склону. Со свистом разрезая воздух, Черубаэль устремился за мной.
Петляя то вправо, то влево, я попытался обмануть преследователя, но демон не отставал и вскоре настиг меня. Ожесточающая сошлась со световым клинком Черубаэля. Затем светящаяся дуга метнулась вниз. Мне пришлось ухватиться за посох и подпрыгнуть, пропуская ее под собой.
Черубаэль рассмеялся. Его мерзкий смех сопровождал меня и тогда, когда я помчался между двумя бараками. Демоническая звезда гналась за мной, и ментальная сила расшвыривала камни и металлические обломки, попадавшиеся на ее пути.
Ужасающий скрип и грохот чуть не оглушили меня. И тут я увидел, что стены зданий сближаются прямо передо мной. Оторвав дома от фундаментов, Черубаэль собирался ударить их друг о друга, зажав меня посередине.
Вскинув Ожесточающую, я пропорол стену одного из зданий и прыгнул внутрь, прежде чем блочные строения столкнулись. В свою очередь Черубаэль прожег стену из прессованного волокна. Он был уверен, что вот-вот доберется до меня, но не ожидал стремительной контратаки.
Серия ударов клинком и посохом заставила его отступить, но и только. Мои ментальные силы были на исходе.
Оставался только один выход – снова подчинить его. Но как?
Тогда я даже не понял, откуда появился Дроник. Полагаю (или, по крайней мере, пытаюсь цепляться за эту мысль ради сохранения рассудка), что в час нужды Император приходит на помощь своим верным слугам, пусть даже таким странным способом. Дроник, старый, безумный Дроник следил за ужасными событиями этого дня из какого-то укрытия и теперь выбрался, вероятно, потому, что пришел к чудовищно ошибочному заключению. Он видел, как демон в ореоле белого свечения уничтожил титана. Поэтому священник счел белый свет другом, который победил врага.
Мощное чисто-белое сияние было для него воплощением самого Императора, вернувшегося, чтобы спасти его.
Старик с криками выбежал из тени, восхваляя Императора, вознося ему жалобы и благодарности. Изможденный, одетый в грязное тряпье Дроник не представлял для демона никакой опасности.
За исключением разве что одной вещи. Для восхваления Императора он прихватил из часовни аквиллу, которую и нес теперь перед собой.
Черубаэль взвыл и подался назад. Огненная вспышка закувыркалась по грязному проходу между домами, словно перекати-поле.
Озадаченный Дроник побежал следом, распевая в честь Императора молебны, которые, должно быть, загоняли священные гвозди в гнилую душу Черубаэля.
Внезапное появление безумного старика подарило мне желанную передышку.
Я огляделся. Решение нужно было принимать быстро.
Вервеук был еще жив. Его окровавленное тело представляло собой бесформенную груду обугленной плоти, в которой едва теплилась душа. Одежда и волосы сгорели практически полностью еще при взрыве катера. Я ненавидел Бастиана за все, что он натворил, но теперь почувствовал жалость. Его грустные глаза, казалось, засветились, когда он заметил мое приближение.
Юноша протянул изуродованную руку.
Молодой инквизитор думал, что я пришел помочь ему.
Сразу признаюсь, мне ненавистно то, что я сделал. И мое презрение к Вервеуку не извиняет меня. Он был одиозным мерзавцем, обошедшимся мне баснословно дорого, но он оставался служителем Инквизиции. И – проклятие! – он доверял мне.
У меня не было другого выхода. Я сделал правильный выбор. Мне пришлось освободить Черубаэля, потому что «Круор Вульта» необходимо было остановить ради блага всего человечества. Теперь необходимо было остановить Черубаэля. Я был вьшужден принять столь жестокое решение. Я знаю, что заплачу за это. В свое время. В следующей жизни, когда предстану перед Золотым Троном.
Я опустился возле него на колени. Бастиан следил за мной грустным взглядом. О, этот проклятый, тоскливый щенячий взгляд!
– Г-господин…
– Бастиан, скажи, ты и в самом деле верный слуга Императора?
– Я… да…
– И готов служить ему до самого конца?
– Готов, наставник.
– И ты в самом деле чист?
Глупый вопрос! Проклятая чистота Вервеука и привела ко всем его ошибкам. А пуританское благочестие в первую очередь сделало его обузой.
Но он был чист. Настолько, насколько может быть чист человек.
Я положил руку ему на грудь и, смочив пальцы в крови, нанес кое-какие руны на его лоб, лицо, шею и на область сердца, едва слышно бормоча проклятия из Малус Кодициум.
– Ч-что вы делаете? – вздрогнул он.
Чертвы вопросы, даже теперь!
– То, что должно быть сделано. Ты послужишь Императору, Бастиан.
Раздался крик, и я увидел перепуганного Дроника, бегущего к озеру. Его руки были охвачены огнем, с них капал расплавленный металл.
Черубаэль, наконец, нашел в себе силы уничтожить аквиллу.
Бедный старик бросился в ледяное озеро, вода зашипела и пошла паром вокруг его изувеченных рук.
Смертоносная звезда Черубаэля неслась ко мне вдоль берега.
– Прости меня, Вервеук, – сказал я.
– К-конечно, наставник, – пробормотал он, – Н-но за что? – внезапно добавил обреченный юноша.
Проревев литанию подчинения и заклятие заточения, я повернулся к Черубаэлю, поднимая сверкающий мощью рунный посох.
– In servitutem abduco[3], навеки заключаю тебя в носителе сем!
– Что, черт возьми, здесь произошло? – Фишиг спешил ко мне с оружием наперевес.
– Все. И ничего. Все закончилось, Годвин.
– Но… что это? – спросил он.
Рядом со мной в нескольких сантиметрах от земли парил демонхост. Из своего пояса я сделал поводок, который накинул на обожженное, раздутое горло Вервеука.
– Я заманил в ловушку демона, Годвин. Он связан и теперь не может причинить нам вреда.
– Но… Вервеук?
– Погиб. Мы должны почтить его память. Он отдал свою жизнь за Императора.
Фишиг настороженно посмотрел на меня.
– Откуда ты знаешь, как связать демона, Эйзенхорн?
– Научился. Инквизитору положено знать подобные вещи.
Фишиг отступил назад.
– Но Вервеук… – произнес Годвин. – Он ведь был уже мертв, когда ты воспользовался его телом?
Я не ответил. Над озером заходили на посадку три челнока. Наконец прибыло подкрепление, вызванное Елизаветой.
Глава 7
МЫ ПОКИДАЕМ МИКВОЛ
УБЕЖИЩЕ НА ГУДРУН
ЕЕ СЕРДЕЧНАЯ ПРОСЬБА
Я мечтал только о том, чтобы поскорее убраться отсюда. Произошедшее здесь окончательно вымотало меня и слишком дорого мне обошлось.
Мои люди высадились из челноков и сразу взяли остров под контроль. Вскоре они арестовали и привели на базу деморализованных пособников Туринга.
Мне сообщили, что Мендереф и Кот уже в пути и с ними должны прибыть подразделения местных арбитров и Гвардии Инквизиции.
Но я не собирался дожидаться их появления.
Мне не хотелось, чтобы некоторые вещи увидели лишние люди.
Я отдал распоряжения, которые грозили изрядно облегчить мой карман. Но траты меня не беспокоили.
Вместе с Нейлом и Бегунди мы постарались как можно быстрее перенести Биквин на борт челнока.
Я поручил Нейлу доставить Елизавету в ближайший госпиталь, а затем, когда ее состояние стабилизируется, подготовить переправку в штаб-квартиру Дамочек на Мессине. Они взяли с собой и Кару Свол. К моей радости, она оказалась жива, но была серьезно ранена.
Фишиг получил строгий приказ остаться на острове и проследить за выполнением моих распоряжений. Но похоже, у него не лежало сердце к этому заданию. Я понимал, что демонхост тревожит Годвина куда сильнее, чем он осмеливается признать.
Полученные им инструкции были просты: охранять остров до тех пор, пока не прибудут основные силы Инквизиции, проследить за составлением полного отчета и уничтожением тайника дремлющих титанов Хаоса, а затем формально остановить экспертную проверку до особого распоряжения.
Все выглядело вполне логично. Старший инквизитор рисковал всем и потерял очень многое, сражаясь с боевым титаном. И теперь, чтобы восстановить силы, временно выходит из состава комиссии, проводящей экспертную проверку.
Я собирался связаться с Фишигом позже и забрать его с Дюрера.
Мы уже готовились взлететь, когда пришли первые за этот день хорошие новости.
Медея и Эмос выжили.
Бетанкор удалось оттащить Эмоса от разбившегося катера и спрятаться прежде, чем из люка показался Вервеук. Лежа в укрытии, затаив дыхание они наблюдали за разыгравшейся трагедией.
Они видели все.
Я обнял их.
– Вы оба отправляетесь со мной, – сказал я.
– Грегор… что же ты наделал? – покачала головой Медея.
– Просто залезай в челнок.
– О чем это она? – спросил Фишиг.
И вновь я не ответил. Я был слишком утомлен. А еще боялся, что мои невнятные объяснения его не удовлетворят.
– Проследи за тем, чтобы здесь все было сделано должным образом. В течение месяца я свяжусь с тобой и дам новые инструкции.
Дабы авторитет Фишига не подвергался сомнению, я вручил ему свой знак властных полномочий.
Это было жестом предельного доверия, но, казалось, только растревожило его. Тогда я протянул ему свою руку, и он нерешительно пожал ее.
– Я сделаю свою работу, – сказал он. – Разве я когда-нибудь подводил тебя?
Такого не бывало. В этом-то все и дело. Фишиг никогда не подводил меня, а я…
Два дня спустя мы уже отдыхали в смежных каютах космического дальнобойщика «Милашка», направлявшегося к Гудрун в Геликанском субсекторе. Стараниями Императора нам предстоял трехнедельный переход.
Во время этого рейса я помногу спал, погружаясь в глубокий и, к счастью, лишенный сновидений сон. Но моя усталость не проходила. Произошедшее на Микволе вымотало меня и физически, и эмоционально. Пробуждаясь, я наслаждался чувством драгоценного покоя всего несколько минут, пока не вспоминал о том, что натворил, а затем в мое сердце вновь возвращалась тревога.
Каждый день я совершал два визита. Первый – в корабельную часовню, где проводил ритуалы куда более ответственно и вдумчиво, чем когда бы то ни было за прошлую сотню лет. Я ощущал себя грязным, испорченным, хотя и понимал, что сам осквернил себя. И очень нуждался в исповеднике. Раньше я обратился бы к Елизавете, но теперь это было невозможно.
Вместо этого я молился за ее жизнь. Молился о восстановлении здоровья Свол. Делал подношения и ставил свечи за упокой души Поля Расси, Дуклана Хаара и бедного Дахаулта, погибшего при крушении катера.
Я молился за успокоение души Бастиана Вервеука и просил его о прощении. Молился, чтобы Фишиг все понял.
Я всегда считал себя ответственным и преданным слугой Бога-Императора, но странно, как легко приедаются ежедневные ритуалы. Какая ирония! Именно во время этого рейса, подступив к ереси ближе, чем когда-либо, я почувствовал, как окрепла моя вера. Возможно, надо заглянуть за край бездны, чтобы по-настоящему оценить чистоту небес над головой. Наконец я понял, что очистился, словно пережил Божий суд и возродился лучшим человеком.
В моменты неуверенности, сомнений и тревоги я спрашивал себя: не было ли это ощущение духовного воскрешения лишь подсознательной попыткой защититься? Не прозвучали ли события на Микволе запоздалым тревожным звонком, резко возвратившим меня на путь праведности, или я сам вводил себя в заблуждение? Обманывал себя так же, как Квиксос и все остальные, сорвавшиеся в пропасть, даже не осознав этого.
Второй ежедневный визит я наносил в бронированный грузовой отсек, где содержался демонхост.
Капитан «Милашки», строгий ингеранец по имени Гельб Стартис, сначала наотрез отказывался брать на борт порождение варпа. Конечно, капитану не было известно, что это именно демонхост. Лишь очень немногие в Империуме знали, как распознать подобное существо. Соблюдая меры предосторожности, я облачил безмолвную фигуру в глухой балахон. Но вокруг монстра витала аура зла и тлена.
Я был не в настроении торговаться со Стартисом и просто предъявил ему удостоверение и перстень с печаткой, заверив, что за «гостем» будут следить должным образом. Кроме того, транспортировка обошлась мне втридорога, что сделало предстоящее предприятие в глазах капитана более привлекательным.
Я поместил демонхоста в бронированный грузовой отсек и потратил десять часов на то, чтобы покрыть стены соответствующими знаками заточения. Черубаэль все еще не пришел в себя и был глух, словно находился в трансе.
До поры до времени он оставался послушным.
При каждом посещении я троекратно проверял знаки и обновлял их там, где это было необходимо. С помощью пера и чернил временные руны, нанесенные кровью на тело, вместившее демонхоста, были заменены на постоянные.
От этой работы меня бросало в дрожь. Тело Вервеука исцелилось и теперь выглядело неповрежденным. Его глаза были закрыты, а лицо все еще оставалось лицом молодого инквизитора, хотя на лбу мальчика, там, где из кости прорастали рудиментарные рожки, уже набухали шишки.
На девятый день глаза Вервеука открылись. В них сиял яростный гнев Черубаэля. Он наконец-то отошел от мучений, пережитых при обряде заточения. Демон вытерпел ужасные страдания из-за того, что мне пришлось применить примитивные, если не сказать топорные, методы проведения ритуала.
– Он хочет, чтобы ты сдох. – Такими были первые произнесенные им слова.
– Я говорю с Бастианом или с Черубаэлем?
– С обоими, – сказал он.
– Хорошая попытка, Черубаэль, – кивнул я.– Мне известно, что Вервеук покинул это тело.
– Но он все равно ненавидит тебя. Я заглянул в его душу, когда он уходил. Он знает, что ты сделал, и забрал это ужасное знание с собой в загробную жизнь.
– Император храни его.
– Император гадит под себя при одном упоминании моего имени, – ответил демонхост.
Я с силой ударил его по лицу.
– Ты пленен, князь демонов, и должен быть почтителен.
Воспарив над грязным полом грузового отсека, натянув удерживающие его цепи, Черубаэль начал обкладывать меня руганью. Я ушел.
При каждом моем возвращении он пробовал новый подход.
На десятый день он умолял меня голосом, полным раскаяния.
На одиннадцатый – был угрюм и грозил жуткими муками.
На тринадцатый – оказался тих и необщителен.
На шестнадцатый – пытался хитрить.
– По правде говоря, Грегор, – сказал он, – я тосковал по тебе. Наши встречи в минувшие времена всегда были весьма увлекательными. Квиксос был жестоким хозяином, а ты понимаешь меня. Тогда, на острове, ты ведь обратился ко мне за помощью. Конечно, между нами есть различия. И ты весьма коварный сукин сын. Но именно это мне в тебе и нравится. Меня могла бы постичь куда более горькая судьба, чем быть твоим рабом. Итак, скажи мне… что ты задумал? За какую потрясающую работу мы возьмемся вместе? Ты найдешь во мне исполнительного и проворного помощника. Со временем ты начнешь доверять мне. Словно другу. Я всегда хотел этого. Ты и я, Грегор, мы станем друзьями и будем работать вместе. Как тебе, а?
– Это невозможно.
– О Грегор… – заворчал он.
– Замолчи! – оборвал я демона, будучи не в силах терпеть его льстивое дружелюбие. – Я имперский инквизитор, служащий свету Золотого Трона Терры, а ты – порождение грязи и тьмы, служащее только самому себе. Ты – воплощение всего того, с чем я борюсь.
Он облизал губы. Клыки Вервеука за эти дни заметно вытянулись и стали белыми словно снег.
– Тогда зачем же ты связал меня, Эйзенхорн?
– Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, – сказал я.
– Тогда освободи меня, – вкрадчиво прошептал Черубаэль. – Сними с меня эти пентаграммные путы и отпусти. Это же выгодно нам обоим. Я уйду, и мы никогда не станем снова беспокоить друг друга. Клянусь. Позволь мне уйти, и покончим с этим.
– Неужели ты считаешь меня таким тупицей?
Он взлетел чуть выше, слегка наклонил голову набок и улыбнулся.
– Попытаться стоило.
Я был уже у двери, когда он снова окликнул меня по имени.
– Знаешь, я рад. Рад, что привязан к тебе.
– В самом деле? – без особого интереса спросил я. Он весело кивнул:
– У меня есть неплохой шанс окончательно совратить тебя.
На девятнадцатый день ему почти удалось провести меня. Когда я вошел в хранилище, он рыдал, лежа на полу. Я попытался проигнорировать его истерику и приступил к проверке печатей.
– Наставник! – Черубаэль поднял заплаканные глаза.
– Вервеук?
– Да! Прошу вас, наставник! Он отвлекся на мгновение, и мне удалось снова вернуть себе контроль над телом. Пожалуйста, освободите меня! Изгоните его!
– Бастиан, я…
– Я прощаю вас, наставник! Я понимаю, вы сделали все, что было необходимо. И я благодарен за то, что для выполнения этой трудной задачи вы выбрали именно меня! Но, пожалуйста, прошу вас! Пока я контролирую его! Изгоните его и избавьте меня от этой пытки!
Я приблизился к Вервеуку, сжимая рунный посох.
– Не могу, Бастиан.
– Вы можете, наставник! Сейчас, пока есть время! Ох, эти муки! Быть заточенным здесь вместе с этим чудовищем! Делить с ним общую плоть! Он вгрызается в мою душу и показывает мне такое! Это сводит меня с ума! Сжальтесь, наставник!
Я протянул руку и указал на сложную руну, начертанную на его груди:
– Видишь это?
– Да, и что?
– Это руна опустошения. Без нее невозможно осуществить заточение. Она освобождает тело-носитель от обитавшей в нем души, чтобы поместить в него демона. Проще говоря, она убивает первоначального хозяина. Ты не можешь быть Бастианом Вервеуком, потому что он мертв и был изгнан из этой плоти. Я убил его. Ты хорошо подражаешь его голосу, чего вполне можно было ожидать, учитывая, что у тебя его гортань и нёбо. Но при этом ты – Черубаэль.
Он со вздохом кивнул и снова взлетел, натянув цепи.
– Ты не можешь винить меня за эту попытку.
Я снова с силой ударил его по лицу.
– Нет, но могу наказать тебя.
Он никак не отреагировал на боль.
– Пойми это, демон. Твоя помощь слишком дорого стоила. И я ненавижу себя за то, что сделал. Но у меня не было выбора. Теперь, когда ты снова порабощен, я не собираюсь рисковать. Отныне главной целью моей жизни станет удержание тебя в неволе. Никто и никогда не скажет, что я устал или ослаб. Отныне ты в моей власти, и я не допущу повторения этой истории. Ты мой, моим и останешься.
– Ясно.
– Ты понимаешь меня?
– Я понимаю, что ты человек высокого благочестия и непревзойденной решимости.
– Хорошо.
– Только один вопрос: каково чувствовать себя убийцей?
Ранее я уже отмечал, что очень немногие граждане Империума могут распознать демонхоста или понять, что же он из себя представляет. Это правда. Но также верно и то, что в ряды осведомленных избранных входило несколько моих последователей. Тех, кто был со мной на 56-Изар, Иичане, Кадии, Фарнесс Бета.
Эмос и Медея, конечно, разбирались в таких вопросах. Я сам инструктировал их. И чувствовал, что Медея, как и Фишиг, хоть и смутно, понимает, кого мы привезли на борт «Милашки». Это порождало в ней тень сомнения.
А Эмос знал. Знал чертовски хорошо. Насколько я мог судить, ему было известно ровно столько, чтобы не сойти с ума. То есть практически все. Но он работал со мной дольше остальных, мы были друзьями и компаньонами дольше, чем я смел рассчитывать. Он доверял мне и не ставил под сомнение мои методы.
Вскоре я понял, что он не собирается даже касаться этой темы.
Меня такое положение вещей не устраивало. Поэтому я сам решил поговорить об этом открыто.
Удобный случай выдался на пятые сутки нашего путешествия. Поздней ночью мы сидели за двойным регицидом. Партия разыгрывалась на двух параллельных досках. На первой, перевернутой, были расставлены солдаты в качестве коронуемых фигур, а на другой игра шла по сложным, запутанным правилам с участием блуждающих часовых и со свободой создания регентов на белых квадратах после третьего хода… Единственный вариант старинной стратегической игры, над которой даже мудрому Эмосу приходилось напрягать извилины.
Мы потягивали лучший амасек, каким мог обеспечить нас Стартис.
– Наш пассажир,– начал я, беря фигурку сквайра, но потом опустил ее обратно, обдумывая следующий ход, – что ты о нем думаешь? Ты ничего мне не говорил.
– Я не думал, что вправе говорить об этом,– сказал он.
Я переместил сквайра к группе из трех солдат и тут же пожалел об этом.
– Убер, как давно мы дружим?
Вообще-то можно было заранее предположить, что он на самом деле станет считать.
– Мне кажется, что в первый раз мы встретились в седьмом месяце…
– Приблизительно, я имею в виду.
– Ну, друзьями мы стали несколько лет спустя, после нашей первой встречи, которая…
– Думаю, можно сойтись на том, что по грубым прикидкам мы дружим… очень давно?
Он задумался.
– Можно, – наконец неуверенно кивнул Эмос.
– И ведь мы до сих пор друзья, верно?
– О, конечно! Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. – Он быстро взял моего правого василиска и закрепился на второй линии. – Разве нет?
– Да, мы друзья. И я советуюсь с тобой.
Убер кивнул.
– Иногда мне кажется, тебя даже не надо просить о совете.
– Кхм… – Собираясь походить йалем[4], он поднял вырезанную из кости фигурку и стал разглядывать ее. – Меня всегда занимал йаль, – сказал он. – Геральдическое животное, история возникновения которого, судя по всему, уходит во времена, предшествующие Великой Ереси. Но что он собой представляет? Остальные фигурки имеют четкие аналогии, связанные с историческими традициями и структурой Империума. Но йаль… Из всех фигур в регициде он единственный остается для меня загадкой…
– Ты снова делаешь это.
– Делаю – что?
– Тянешь время. Уходишь от разговора.
– Я?
– Ты.
– Прошу прощения.
Он поставил фигурку, взяв одного из моих «хищников» ходом, которого я никак не мог предсказать. Теперь мои солдаты оказались зажатыми в тиски.
– Ну?
– Что – ну?
– Что ты думаешь?
Он нахмурился.
– Йаль. Очень странно.
Я резко подался вперед и взял его йаля. Это был глупый поступок, но он привлек внимание Эмоса.
– Я о другом. Пассажир.
– Это демонхост.
– Да, верно, – выдохнул я чуть ли не с облегчением.
– Ты заточил его в теле Вервеука на Микволе.
– Именно так. Мне кажется, вы видели, как я сделал это.
– Я был контужен и измотан. Но… да. Я видел.
– И что ты об этом думаешь?
Он превратил гвардейца в регента и тем самым проник в левую зону на моей стороне доски. До конца игры оставалось не более полдюжины ходов.
– Я стараюсь не думать о том, чего тебе это стоило. И о том, что человек, за которым я следовал все эти годы, которому доверял, внезапно обрел способность выпустить, использовать и снова заточить демонхоста. Я стараюсь не думать о том, что, возможно, Бастиан Вервеук был жив, когда совершался ритуал пленения. Стараюсь убедить себя, что мой драгоценный инквизитор не пересек ту черту, за которой нет пути обратно.
Мои люди высадились из челноков и сразу взяли остров под контроль. Вскоре они арестовали и привели на базу деморализованных пособников Туринга.
Мне сообщили, что Мендереф и Кот уже в пути и с ними должны прибыть подразделения местных арбитров и Гвардии Инквизиции.
Но я не собирался дожидаться их появления.
Мне не хотелось, чтобы некоторые вещи увидели лишние люди.
Я отдал распоряжения, которые грозили изрядно облегчить мой карман. Но траты меня не беспокоили.
Вместе с Нейлом и Бегунди мы постарались как можно быстрее перенести Биквин на борт челнока.
Я поручил Нейлу доставить Елизавету в ближайший госпиталь, а затем, когда ее состояние стабилизируется, подготовить переправку в штаб-квартиру Дамочек на Мессине. Они взяли с собой и Кару Свол. К моей радости, она оказалась жива, но была серьезно ранена.
Фишиг получил строгий приказ остаться на острове и проследить за выполнением моих распоряжений. Но похоже, у него не лежало сердце к этому заданию. Я понимал, что демонхост тревожит Годвина куда сильнее, чем он осмеливается признать.
Полученные им инструкции были просты: охранять остров до тех пор, пока не прибудут основные силы Инквизиции, проследить за составлением полного отчета и уничтожением тайника дремлющих титанов Хаоса, а затем формально остановить экспертную проверку до особого распоряжения.
Все выглядело вполне логично. Старший инквизитор рисковал всем и потерял очень многое, сражаясь с боевым титаном. И теперь, чтобы восстановить силы, временно выходит из состава комиссии, проводящей экспертную проверку.
Я собирался связаться с Фишигом позже и забрать его с Дюрера.
Мы уже готовились взлететь, когда пришли первые за этот день хорошие новости.
Медея и Эмос выжили.
Бетанкор удалось оттащить Эмоса от разбившегося катера и спрятаться прежде, чем из люка показался Вервеук. Лежа в укрытии, затаив дыхание они наблюдали за разыгравшейся трагедией.
Они видели все.
Я обнял их.
– Вы оба отправляетесь со мной, – сказал я.
– Грегор… что же ты наделал? – покачала головой Медея.
– Просто залезай в челнок.
– О чем это она? – спросил Фишиг.
И вновь я не ответил. Я был слишком утомлен. А еще боялся, что мои невнятные объяснения его не удовлетворят.
– Проследи за тем, чтобы здесь все было сделано должным образом. В течение месяца я свяжусь с тобой и дам новые инструкции.
Дабы авторитет Фишига не подвергался сомнению, я вручил ему свой знак властных полномочий.
Это было жестом предельного доверия, но, казалось, только растревожило его. Тогда я протянул ему свою руку, и он нерешительно пожал ее.
– Я сделаю свою работу, – сказал он. – Разве я когда-нибудь подводил тебя?
Такого не бывало. В этом-то все и дело. Фишиг никогда не подводил меня, а я…
Два дня спустя мы уже отдыхали в смежных каютах космического дальнобойщика «Милашка», направлявшегося к Гудрун в Геликанском субсекторе. Стараниями Императора нам предстоял трехнедельный переход.
Во время этого рейса я помногу спал, погружаясь в глубокий и, к счастью, лишенный сновидений сон. Но моя усталость не проходила. Произошедшее на Микволе вымотало меня и физически, и эмоционально. Пробуждаясь, я наслаждался чувством драгоценного покоя всего несколько минут, пока не вспоминал о том, что натворил, а затем в мое сердце вновь возвращалась тревога.
Каждый день я совершал два визита. Первый – в корабельную часовню, где проводил ритуалы куда более ответственно и вдумчиво, чем когда бы то ни было за прошлую сотню лет. Я ощущал себя грязным, испорченным, хотя и понимал, что сам осквернил себя. И очень нуждался в исповеднике. Раньше я обратился бы к Елизавете, но теперь это было невозможно.
Вместо этого я молился за ее жизнь. Молился о восстановлении здоровья Свол. Делал подношения и ставил свечи за упокой души Поля Расси, Дуклана Хаара и бедного Дахаулта, погибшего при крушении катера.
Я молился за успокоение души Бастиана Вервеука и просил его о прощении. Молился, чтобы Фишиг все понял.
Я всегда считал себя ответственным и преданным слугой Бога-Императора, но странно, как легко приедаются ежедневные ритуалы. Какая ирония! Именно во время этого рейса, подступив к ереси ближе, чем когда-либо, я почувствовал, как окрепла моя вера. Возможно, надо заглянуть за край бездны, чтобы по-настоящему оценить чистоту небес над головой. Наконец я понял, что очистился, словно пережил Божий суд и возродился лучшим человеком.
В моменты неуверенности, сомнений и тревоги я спрашивал себя: не было ли это ощущение духовного воскрешения лишь подсознательной попыткой защититься? Не прозвучали ли события на Микволе запоздалым тревожным звонком, резко возвратившим меня на путь праведности, или я сам вводил себя в заблуждение? Обманывал себя так же, как Квиксос и все остальные, сорвавшиеся в пропасть, даже не осознав этого.
Второй ежедневный визит я наносил в бронированный грузовой отсек, где содержался демонхост.
Капитан «Милашки», строгий ингеранец по имени Гельб Стартис, сначала наотрез отказывался брать на борт порождение варпа. Конечно, капитану не было известно, что это именно демонхост. Лишь очень немногие в Империуме знали, как распознать подобное существо. Соблюдая меры предосторожности, я облачил безмолвную фигуру в глухой балахон. Но вокруг монстра витала аура зла и тлена.
Я был не в настроении торговаться со Стартисом и просто предъявил ему удостоверение и перстень с печаткой, заверив, что за «гостем» будут следить должным образом. Кроме того, транспортировка обошлась мне втридорога, что сделало предстоящее предприятие в глазах капитана более привлекательным.
Я поместил демонхоста в бронированный грузовой отсек и потратил десять часов на то, чтобы покрыть стены соответствующими знаками заточения. Черубаэль все еще не пришел в себя и был глух, словно находился в трансе.
До поры до времени он оставался послушным.
При каждом посещении я троекратно проверял знаки и обновлял их там, где это было необходимо. С помощью пера и чернил временные руны, нанесенные кровью на тело, вместившее демонхоста, были заменены на постоянные.
От этой работы меня бросало в дрожь. Тело Вервеука исцелилось и теперь выглядело неповрежденным. Его глаза были закрыты, а лицо все еще оставалось лицом молодого инквизитора, хотя на лбу мальчика, там, где из кости прорастали рудиментарные рожки, уже набухали шишки.
На девятый день глаза Вервеука открылись. В них сиял яростный гнев Черубаэля. Он наконец-то отошел от мучений, пережитых при обряде заточения. Демон вытерпел ужасные страдания из-за того, что мне пришлось применить примитивные, если не сказать топорные, методы проведения ритуала.
– Он хочет, чтобы ты сдох. – Такими были первые произнесенные им слова.
– Я говорю с Бастианом или с Черубаэлем?
– С обоими, – сказал он.
– Хорошая попытка, Черубаэль, – кивнул я.– Мне известно, что Вервеук покинул это тело.
– Но он все равно ненавидит тебя. Я заглянул в его душу, когда он уходил. Он знает, что ты сделал, и забрал это ужасное знание с собой в загробную жизнь.
– Император храни его.
– Император гадит под себя при одном упоминании моего имени, – ответил демонхост.
Я с силой ударил его по лицу.
– Ты пленен, князь демонов, и должен быть почтителен.
Воспарив над грязным полом грузового отсека, натянув удерживающие его цепи, Черубаэль начал обкладывать меня руганью. Я ушел.
При каждом моем возвращении он пробовал новый подход.
На десятый день он умолял меня голосом, полным раскаяния.
На одиннадцатый – был угрюм и грозил жуткими муками.
На тринадцатый – оказался тих и необщителен.
На шестнадцатый – пытался хитрить.
– По правде говоря, Грегор, – сказал он, – я тосковал по тебе. Наши встречи в минувшие времена всегда были весьма увлекательными. Квиксос был жестоким хозяином, а ты понимаешь меня. Тогда, на острове, ты ведь обратился ко мне за помощью. Конечно, между нами есть различия. И ты весьма коварный сукин сын. Но именно это мне в тебе и нравится. Меня могла бы постичь куда более горькая судьба, чем быть твоим рабом. Итак, скажи мне… что ты задумал? За какую потрясающую работу мы возьмемся вместе? Ты найдешь во мне исполнительного и проворного помощника. Со временем ты начнешь доверять мне. Словно другу. Я всегда хотел этого. Ты и я, Грегор, мы станем друзьями и будем работать вместе. Как тебе, а?
– Это невозможно.
– О Грегор… – заворчал он.
– Замолчи! – оборвал я демона, будучи не в силах терпеть его льстивое дружелюбие. – Я имперский инквизитор, служащий свету Золотого Трона Терры, а ты – порождение грязи и тьмы, служащее только самому себе. Ты – воплощение всего того, с чем я борюсь.
Он облизал губы. Клыки Вервеука за эти дни заметно вытянулись и стали белыми словно снег.
– Тогда зачем же ты связал меня, Эйзенхорн?
– Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, – сказал я.
– Тогда освободи меня, – вкрадчиво прошептал Черубаэль. – Сними с меня эти пентаграммные путы и отпусти. Это же выгодно нам обоим. Я уйду, и мы никогда не станем снова беспокоить друг друга. Клянусь. Позволь мне уйти, и покончим с этим.
– Неужели ты считаешь меня таким тупицей?
Он взлетел чуть выше, слегка наклонил голову набок и улыбнулся.
– Попытаться стоило.
Я был уже у двери, когда он снова окликнул меня по имени.
– Знаешь, я рад. Рад, что привязан к тебе.
– В самом деле? – без особого интереса спросил я. Он весело кивнул:
– У меня есть неплохой шанс окончательно совратить тебя.
На девятнадцатый день ему почти удалось провести меня. Когда я вошел в хранилище, он рыдал, лежа на полу. Я попытался проигнорировать его истерику и приступил к проверке печатей.
– Наставник! – Черубаэль поднял заплаканные глаза.
– Вервеук?
– Да! Прошу вас, наставник! Он отвлекся на мгновение, и мне удалось снова вернуть себе контроль над телом. Пожалуйста, освободите меня! Изгоните его!
– Бастиан, я…
– Я прощаю вас, наставник! Я понимаю, вы сделали все, что было необходимо. И я благодарен за то, что для выполнения этой трудной задачи вы выбрали именно меня! Но, пожалуйста, прошу вас! Пока я контролирую его! Изгоните его и избавьте меня от этой пытки!
Я приблизился к Вервеуку, сжимая рунный посох.
– Не могу, Бастиан.
– Вы можете, наставник! Сейчас, пока есть время! Ох, эти муки! Быть заточенным здесь вместе с этим чудовищем! Делить с ним общую плоть! Он вгрызается в мою душу и показывает мне такое! Это сводит меня с ума! Сжальтесь, наставник!
Я протянул руку и указал на сложную руну, начертанную на его груди:
– Видишь это?
– Да, и что?
– Это руна опустошения. Без нее невозможно осуществить заточение. Она освобождает тело-носитель от обитавшей в нем души, чтобы поместить в него демона. Проще говоря, она убивает первоначального хозяина. Ты не можешь быть Бастианом Вервеуком, потому что он мертв и был изгнан из этой плоти. Я убил его. Ты хорошо подражаешь его голосу, чего вполне можно было ожидать, учитывая, что у тебя его гортань и нёбо. Но при этом ты – Черубаэль.
Он со вздохом кивнул и снова взлетел, натянув цепи.
– Ты не можешь винить меня за эту попытку.
Я снова с силой ударил его по лицу.
– Нет, но могу наказать тебя.
Он никак не отреагировал на боль.
– Пойми это, демон. Твоя помощь слишком дорого стоила. И я ненавижу себя за то, что сделал. Но у меня не было выбора. Теперь, когда ты снова порабощен, я не собираюсь рисковать. Отныне главной целью моей жизни станет удержание тебя в неволе. Никто и никогда не скажет, что я устал или ослаб. Отныне ты в моей власти, и я не допущу повторения этой истории. Ты мой, моим и останешься.
– Ясно.
– Ты понимаешь меня?
– Я понимаю, что ты человек высокого благочестия и непревзойденной решимости.
– Хорошо.
– Только один вопрос: каково чувствовать себя убийцей?
Ранее я уже отмечал, что очень немногие граждане Империума могут распознать демонхоста или понять, что же он из себя представляет. Это правда. Но также верно и то, что в ряды осведомленных избранных входило несколько моих последователей. Тех, кто был со мной на 56-Изар, Иичане, Кадии, Фарнесс Бета.
Эмос и Медея, конечно, разбирались в таких вопросах. Я сам инструктировал их. И чувствовал, что Медея, как и Фишиг, хоть и смутно, понимает, кого мы привезли на борт «Милашки». Это порождало в ней тень сомнения.
А Эмос знал. Знал чертовски хорошо. Насколько я мог судить, ему было известно ровно столько, чтобы не сойти с ума. То есть практически все. Но он работал со мной дольше остальных, мы были друзьями и компаньонами дольше, чем я смел рассчитывать. Он доверял мне и не ставил под сомнение мои методы.
Вскоре я понял, что он не собирается даже касаться этой темы.
Меня такое положение вещей не устраивало. Поэтому я сам решил поговорить об этом открыто.
Удобный случай выдался на пятые сутки нашего путешествия. Поздней ночью мы сидели за двойным регицидом. Партия разыгрывалась на двух параллельных досках. На первой, перевернутой, были расставлены солдаты в качестве коронуемых фигур, а на другой игра шла по сложным, запутанным правилам с участием блуждающих часовых и со свободой создания регентов на белых квадратах после третьего хода… Единственный вариант старинной стратегической игры, над которой даже мудрому Эмосу приходилось напрягать извилины.
Мы потягивали лучший амасек, каким мог обеспечить нас Стартис.
– Наш пассажир,– начал я, беря фигурку сквайра, но потом опустил ее обратно, обдумывая следующий ход, – что ты о нем думаешь? Ты ничего мне не говорил.
– Я не думал, что вправе говорить об этом,– сказал он.
Я переместил сквайра к группе из трех солдат и тут же пожалел об этом.
– Убер, как давно мы дружим?
Вообще-то можно было заранее предположить, что он на самом деле станет считать.
– Мне кажется, что в первый раз мы встретились в седьмом месяце…
– Приблизительно, я имею в виду.
– Ну, друзьями мы стали несколько лет спустя, после нашей первой встречи, которая…
– Думаю, можно сойтись на том, что по грубым прикидкам мы дружим… очень давно?
Он задумался.
– Можно, – наконец неуверенно кивнул Эмос.
– И ведь мы до сих пор друзья, верно?
– О, конечно! Ну, по крайней мере, я на это надеюсь. – Он быстро взял моего правого василиска и закрепился на второй линии. – Разве нет?
– Да, мы друзья. И я советуюсь с тобой.
Убер кивнул.
– Иногда мне кажется, тебя даже не надо просить о совете.
– Кхм… – Собираясь походить йалем[4], он поднял вырезанную из кости фигурку и стал разглядывать ее. – Меня всегда занимал йаль, – сказал он. – Геральдическое животное, история возникновения которого, судя по всему, уходит во времена, предшествующие Великой Ереси. Но что он собой представляет? Остальные фигурки имеют четкие аналогии, связанные с историческими традициями и структурой Империума. Но йаль… Из всех фигур в регициде он единственный остается для меня загадкой…
– Ты снова делаешь это.
– Делаю – что?
– Тянешь время. Уходишь от разговора.
– Я?
– Ты.
– Прошу прощения.
Он поставил фигурку, взяв одного из моих «хищников» ходом, которого я никак не мог предсказать. Теперь мои солдаты оказались зажатыми в тиски.
– Ну?
– Что – ну?
– Что ты думаешь?
Он нахмурился.
– Йаль. Очень странно.
Я резко подался вперед и взял его йаля. Это был глупый поступок, но он привлек внимание Эмоса.
– Я о другом. Пассажир.
– Это демонхост.
– Да, верно, – выдохнул я чуть ли не с облегчением.
– Ты заточил его в теле Вервеука на Микволе.
– Именно так. Мне кажется, вы видели, как я сделал это.
– Я был контужен и измотан. Но… да. Я видел.
– И что ты об этом думаешь?
Он превратил гвардейца в регента и тем самым проник в левую зону на моей стороне доски. До конца игры оставалось не более полдюжины ходов.
– Я стараюсь не думать о том, чего тебе это стоило. И о том, что человек, за которым я следовал все эти годы, которому доверял, внезапно обрел способность выпустить, использовать и снова заточить демонхоста. Я стараюсь не думать о том, что, возможно, Бастиан Вервеук был жив, когда совершался ритуал пленения. Стараюсь убедить себя, что мой драгоценный инквизитор не пересек ту черту, за которой нет пути обратно.