Адам Вишневский-Снерг. Робот

   Гонед манипулировал замком новых дверей. С неохотой он обернулся, зевнул.
   - Я вас практически и не слушал, - признался он. - Терпеть не могу пустопорожней болтовни, и мне наплевать на ваши теоретические сложности. Мне хочется, что бы в сегменте наконец был порядок. Завтра утром доложите мне конкретный план действий.
   Вайс ушел. По приказу полковника двое его подчиненных привели предсказанных еще в самом начале "двоих экземпляров первобытных существ". Я с трудом сдержал возглас изумления, потому что в комнату ввели скованных наручниками Раниэля и Коореца. Особенно последнего я никогда не мог подозревать в том, будто он является человеком. В этом я чувствовал какую-то коварную хитрость. Прибывшая пара и на меня глядела недоверчиво. Сент, которого вместе с Алином полковник назначил нести охрану у двери комнаты теней, перед тем, как повернуть ключ в замке, предупредил их, чтобы меня не развязывали, поскольку я способен на все, и в приступе безумия могу их придушить.
   До полуночи в новой арестантской царила абсолютная тишина. Веревки врезались в мое тело. Я лежал на полу, в углу, привязанный к металлическому штырю. Меня охватила безнадега. Наручники остались в кармане Сента, так что мои товарищи по несчастью - по крайней мере, в границах, определяемых стенами обширной комнаты - могли перемещаться свободно. Дошло до того, что я глядел на них с завистью, как на людей полностью свободных. Коорец вертелся на топчане; побелевшими губами он что-то бормотал самому себе, чего разобрать мне не удавалось. Раниэль тоже выглядел не лучше: он то бился головой об стенку, то сползал по ней на колени и, приложив ухо к стене и глядя по сторонам безумными глазами, курил сигарету за сигаретой. Передо мной был классический образ ночи перед казнью. Но для них я был машиной-шпионом.
   - Господа, - отозвался я наконец, понизив голос. - Клянусь, что мы принадлежим к одной группе животных, поскольку я тоже человек. Меня здесь принимают за местного сумасшедшего, правда, жизнь это мне не спасет. Завтра меня казнят за убийство робота. По крайней мере, хоть развяжите меня, а то я уже подыхаю.
   Мне хотелось разрядить напряжение невыносимой ситуации трагикомическим тоном, только это был голос вопиющего в пустыне. Они ожидали его с самого начала и удивлялись лишь тому, что я отозвался так поздно.
   Коорец с Раниэлем молчали. Каждый самостоятельно вгрызался в призрак предназначенного лично ему ада; возможно, они пытались представить, что означает специальная цель, ради которой Механизм их зарезервировал. Раниэль мимолетно глянул на меня. Наверняка он думал о коварстве моего характера, которое я проявил, хитростью закрыв его на складе. Коорец сполз с топчана и встал надо мной.
   - Четыре, - произнес он. Затем посчитал на пальцах. - Нет! Даже пять каталажек.
   И он расхохотался во все горло.
   - А ну тихо там! - крикнул Алин и грохнул кулаком в железную дверь. Давай, Сент, тасуй.
   - В карты играют, - тут же, ни к селу, ни к городу, заметил Раниэль. И Сет сдает...
   Зато Коорец буровил вполне осмысленно:
   - Каталажка в каталажке... и все запаковано в третью, посреди еще большей тюряги, да и та сама тоже в каталажке - так что всего пять.
   - Что с вами случилось? - сочувственно спросил я у него.
   - Ну да, тюрьма в пятой степени, - ответил тот вполне осознанно. - Сами можете развлечения ради пересчитать: веревка, словно на окороке, и арестантская без выхода - это две первые каталажки, одна в другой. Потом стены третьей камеры-каталажки - сегмента, напичканного автоматами и отрезанного переборками от остальных сегментов. Кожух всего убежища, из которого мы не можем выбраться уже девять месяцев - это граница тюряги номер четыре. И все хором запаковано в пятую каталажку - в ракету.
   Он истерически захихикал.
   - Живот надрываю, как на вас гляну, - продолжил он, отсмеявшись. Можете представить более безнадежную ситуацию? А кто дал себя обмотать? Окорок обвязанный!
   Он начал пританцовывать на одной ноге и до тех пор распевал: "Окорок! Колбаса болонская!", пока Алин не приоткрыл окошечко в двери и не выстрелил в стену рядом с Коорецом. Только тогда тот успокоился. Поначалу я считал, что с висельным юмором он иронизирует над моим положением, чтобы рассмешить нас всех шуткой, будто ситуация их двоих на одну ступеньку менее безнадежная, чем моя. Только теперь уже явно было видно, что у него произошел нервный срыв. Раниэль выскочил из ванной и вылил Коорецу на голову ведро воды. Поступил так он довольно неуместно, как человек, которого вывели из состояния равновесия. Если же они разыгрывали передо мной заранее подготовленную комедию - то в актерстве своем они были просто гениальны. Тел этой пары я в зеркальном зале не замечал, только это, собственно, ни о чем еще не свидетельствовало, ведь они могли лежать в каком-то глубинном слое, точно так же, как и мое собственное. Или меня закрыли с двумя роботами, чтобы создать условия для последнего экзамена?
   - Никогда не следует терять надежды, - бросил я наивное замечание.
   - А как же, - подхватил нить Раниэль. - Ну вы и весельчак. В качестве автомата-убийцы вы завтра попадете в безопасный уют кладбищенского резервуара, нас же перед окончательной смертью будет ждать масса невысказанных телесных и психических наслаждений под скальпелем космического исследователя.
   Коорец обнюхал дверь, затем промаршировал назад к решетке, под ртутное зеркало, где в очередной раз задумался над достойной сожаления толщиной прутьев и крюков. Оттуда он обратился к Раниэлю:
   - Я слышал, что Гонед забрал с собой ключи от двери. Следовательно, эти двое, - тут он снизил голос, - даже если бы нам удалось их подкупить, нам никак не помогут.
   - У меня целая связка, - с надеждой шепнул я. Одновременно мне вспомнилось, что Сент стреляет быстро и необыкновенно метко.
   - Я знаю, что она у вас, - склонился надо мной Раниэль. - Я осмотрел их еще пару дней назад в комнате Вайса, когда лежал рядом с вами на кровати. Он вытащил ключи у меня из кармана, внимательно изучил их, глянул на дверь и выругался. - Естественно, совершенно другая система. Номер не проходит. После этого он снял с кольца один из ключей. - Семерка! Если бы вчера он у меня только был! Этой цацкой можно было бы открыть лаз в ремонтный шлюз крота. Вчера его спустили на наш уровень. Теперь у них имеется растворитель, чтобы удалить слой живого стекла, которое под влиянием света быстро растет из зародышей серебряной пыли. Перед стартом все приборы и передачи были залиты им, а теперь машина готова к дороге. Совершенно случайно я узнал, что им собираются воспользоваться завтра. С его помощью явно хотят пробить тонкий слой почвы, окружающей убежище, чтобы попасть в командный пункт ракеты. Не знаю, на кой ляд они лезут туда, раз звездолетом управляет головной автомат, а они здесь исполняют роль всего лишь примитивной прислуги. А вот нам крот мог бы спасти жизнь. Мы могли бы включить холостой ход и на роликах по туннелю могли бы подняться в верхнюю стартовую камеру, то есть, в соседний сегмент, где свободно живут остальные люди. Другой дороги туда нет, поскольку охранники наших переборок даже под самыми страшными пытками не выдали бы тайны цифровых комбинаций нумераторов. Они у нас герои: прекрасно понимают, чем заключается их обязанность и святая цель.
   Коорец с ненавистью глянул на дверь.
   - Хватит уже бредней, - разозлился он. - Вы все выше витаете в облаках, а вот железо придется грызть собственными зубами.
   - Вы бы хоть меня развязали, - напомнил я.
   - Правильно.
   Раниэль присел рядом со мной.
   - Оставьте его! - воспротивился Коорец. - Кому какое-дело до сломанной дрели. Он нас отсюда не вытащит. Так что пусть повоет.
   - В данный момент... кем бы... он ни был, - бормотал Раниэль, уцепившись зубами за первый узел, - это живое существо... которое страдает.
   - Отойди от него, а то позову Сента!
   Раниэль поднялся и с презрением поглядел на Коореца. В конце концов, махнул рукой и вернулся на топчан. Коорец, стоя у двери, грозно следил за ним. Я же отвернул голову к стене, чтобы хотя бы не видеть этой гнусной рожи. Мне хотелось спросить, какую выгоду принесло ему бриллиантовое колье, которое он своровал в городе, чего достиг благодаря сговору с Уневорисом-Роботом против Ины, но до меня вовремя дошло, что беседа с ним не имела бы никакого смысла: это была самая настоящая скотина в человеческом теле; именно потому Механизм и не стал превращать его в машину.
   Прошел еще час. Я размышлял о лифтовой шахте, которой угрожала катастрофа, и о холодном укрытии Ины, погруженном во мраке ртутной ночи, что со всех сторон окружала ее мертвое тело. Наверняка ли бы выбрала она смерть, как выбрал ее я, вместо имитации жизни в когтях механизма? Призрак этого горького вопроса мучил меня словно зубная боль. Я попытался подумать о чем-нибудь другом.
   Ствол излучателя, подпирающий потолочное перекрытие шахты, уже целую секунду своими концами врезался в мягкую сталь балки и постамента. Материал орудия наверняка был достаточно твердым, чтобы выдержать тяжесть даже в несколько раз большую, но на самых концах пригодились бы дополнительные опоры.
   - Что бы случилось, - спросил я у Раниэля, - если бы кто-то из здешних случайно остался в городе? Получается, что он не смог бы пробраться в убежище. - Я указал жестом головы на решетку. - Прутья заделаны в стенку глубоко. Чтобы прорваться, нужен разве что танк.
   - Это уже не имеет никакого значения, - ответил тот. - Нас всего лишь закрыли на ключ. А из сегмента в город есть еще два прохода. Они даже более известны, чем этот. Я их сам видел. Выход одного из каналов ведет в подвал какого-то небоскреба, а второго - на газон разворотного круга.
   Где-то до трех ночи я провел в полусне. И все это время у меня в ушах звенели последние слова Раниэля. И под их влиянием мне приснились несколько чудесных событий. К примеру, я представил, будто какое-то дружественное нам создание подплыла к нам со стороны мира статуй и разрезало ацетиленовой горелкой все прутья; потом совершенно иной бред: мне приснилось, будто наступило долго ожидаемое состояние невесомости, и среди летающей в воздухе мебели зависли тела Алина с Сентом, которые, желая хоть как-то умолить рассерженное божество, ничего не осознавая от ужаса, как можно скорее открыли двери нашей камеры и, приглашая нас выйти, отбивали перед нами земные поклоны.
   Во время триумфального похода по коридору я проснулся окончательно и попал прямиком в грубые объятия действительности:
   - Через три часа за вами придут.
   Я приподнял голову: это Коорец, которому не спалось, отмерил время до ожидающей меня сессии суда присяжных роботов.
   Я приложил разгоряченную щеку к луже на полу возле своей головы. Еще в полночь, когда Раниэль вылил воду на Коореца, брызги приклеили мне к лицу какой-то затоптанный листок. Тогда я сдул его с носа. Тот перевернулся и упал на расстоянии ладони. В моем поле зрения он лежал уже часа три, поэтому - обездвиженный веревкой - я глядел на него по неизбежности, но видел лишь белое пятно. Теперь же я глянул на него чуть ли не в сотый раз, и внезапно мои глаза сфокусировались на нем. Чтобы разобраться в нем мне понадобилось несколько минут.
   - Слушайте, - дрожащим голосом шепнул я. - Мы спасены!
   Коорец пихнул локтем Раниэля в бок:
   - Придется сунуть ему в рот кляп, потому что будет доставать нас до самого утра.
   - Мы спасены, - повторил я. - Есть идея. Только развяжите меня.
   Коорец приблизился ко мне, держа в руках грязную тряпку. Он хотел сунуть ее мне в рот, но Раниэль схватил со стола какой-то предмет и заступил дорогу.
   - Прочь! - прошипел он, багровея от гнева, при этом замахнулся кулаком, в котором держал разбитую на конце крупную ампулу.
   Для Коореца это не было достаточно убедительным аргументом, поскольку при росте почти в два метра он весил более ста килограммов. Но отблеск острого конца ампулы и цвет вытекающей оттуда жидкости что-то напомнили ему, и он остановился.
   - Еще мгновение, и у нас тут прибавится новый препарат! - продолжил Раниэль тем же тоном, только на октаву выше. - И препаратом этим станете вы. Разве не видите, что у него не поступает кровь к мозгу, вот он и сходит с ума от боли. Я его развяжу, и ему полегчает.
   Он присел рядом и развязал меня.
   Мы выйдем отсюда, благодаря невольной помощи Уневориса, - сказал я после того, как хоть немного расправил кости.
   И я прочитал им вслух содержание листка:
   Коменданту убежища,
   генералу Бакли
   4-III, 21-00
   Давид Уневорис.
   Рапорт четвертый.
   Касается не идентифицированного шара из помещения Н-5, называемого
   Комнатой Теней.
   Шар по всей поверхности одинаково твердый, как и статуи девочки,
   собаки и мыши. Помимо того, как и они, он абсолютно черный. Диаметр шара
   составляет пол метра. Шар катится очень медленно, зато обладает
   гигантской массой. На коротком отрезке я тормозил его движущимся
   динамометром. Зная значение приложенной силы, время длительности
   равномерно замедленного движения, начальную и конечную скорость на пути
   торможения, я вычислил, что инерционная масса шара достигает двенадцати
   тысяч тонн! В городе статуй шар весил бы тысячу двести килограммов.
   Вывод: шар выполнен из материала голода с удельным весом,
   соответствующим платине.
   В данный момент - после незначительного изменения импульса - шар
   катится в сторону топчана со скоростью трех миллиметров в секунду.
   - Катится? - буркнул Коорец, когда я закончил читать. Он уселся на черном шаре, который опирался на стенку напротив зеркала. - Этого совершенно не видно.
   - Вы не поняли, - попытался объяснить я. - Шар лежит там спокойно уже три дня. Рапорт касается ситуации, имевшей место четвертого марта. Уневорис размышлял о ней в девять вечера, еще до первого моего визита в комнату теней. Я же пришел сюда сразу после него.
   - И какое мне до этого дело?
   - Да нет, вас это должно интересовать, поскольку, с помощью этого шара мы сейчас разобъем решетку и, проплыв через город ко второму каналу, попадем в камеру крота, который поднимет нас к людям. Вы уже поняли? Мы воспользуемся шаром как мощным тараном.
   Раниэль схватился с топчана. Коорец все так же глядел на меня с недоверием:
   - Но ведь он же весит двенадцать тысяч тонн! Как вы там прочитали? А это вес крупного судна.
   - Вовсе нет. Я прочитал, что шар обладает массой в двенадцать тысяч тонн. А это уже нечто иное, особенно в наших физических условиях. Мне это известно давно, точно так же, как и статуям, что случайно забрели сюда через зеркало. Эта масса подчиняется воздействию лишь гравитационного поля города. А напряженность этого поля составляет всего одну десятую микрона на секунду в квадрате, точно так же, как и там. Говоря практически, нам придется преодолеть лишь ее громадную инерцию. Если же нам удастся разогнать ее до скорости десять сантиметров в секунду, даже крепчайшие прутья решетки разойдутся от удара. Ведь вся работа, которую мы выполним относительно шара, втроем толкая его изо всех сил от стены до зеркала, то есть, на пути около десятка метров, что займет у нас несколько минут - будет отдана возле цели всего за секунду. А отношение работы ко времени - это мощность. Возле зеркала шар будет иметь кинетическую энергию, сравнимую с энергией пушечного снаряда. Опять же, даже трение шара о пол нам не будет мешать. Смотрите.
   Я склонился над шаром и ухватил его руками. Через несколько минут подъема без чьей-либо помощи, я поднял его на высоту груди. Там я выпустил его из рук. Шар повис в воздухе.
   - С этой высоты он упал бы на пол часа через полтора, - сказал я.
   Никакой другой аргумент не подействовал бы на них лучше: мои товарищи по несчастью моментально оживились.
   Раниэль уже запихивал подушку между сеткой на окошечек в двери и закрытым Алином глазком. Делал он это наверняка с той целью, чтобы предпринять средства безопасности на случай шума и не дать возможности Сенту выстрелить из коридора. Коорец соединил шлангами баллоны с кислородом, распределяя его на три порции, поскольку в моем аппарате, которым я пользовался в последний раз, кислород еще был, а найденные в комнате два других были пустыми. Какое счастье, что нападавшие отобрали у меня лишь револьвер, оставив все остальные железки. Переломанную доску от топчана я поставил у зеркала; свято веря в то, что решетка нас не удержит, я не забывал о ситуации в шестой лифтовой шахте.
   Все пошло именно так, как я и предполагал: без каких-либо неприятных неожиданностей. Мы надели кислородные аппараты и маски. Затем, отвернув краны на баллонах, чтобы подкрепиться кислородом, энергично нажали на висящий в пространстве шар и за пять минут переместили его до самой решетки. Он раздвинул прутья с глухим скрежетом и медленно погрузился в зеркале. Коорец с Раниэлем бросились за ним. Я пошел последним. Наши стражники, по-видимому, заснули под дверями, поскольку никто из них не отозвался ни звуком.
   20. ОБШИРНОЕ ОКО ПРОСТРАНСТВА
   Крот - механизм перемещения в грунте, четвертый, и одновременно последний, экземпляр которого доставили к ремонтному шлюзу на нулевом уровне, наряду с возможностью быстрого движения в земле, в соответствии со своим первоначальным предназначением, был приспособлен и для медленного прокладывания и укрепления стен каналов в слое почвы, отделявшей убежище от поверхности земли. Хотя сам я был пилотом, натренированным на макете крота, об этой особенности механизма я узнал только от Раниэля, который - точно так же, как Вайс с Асурмаром - мог управлять кротом, поскольку и сам был его водителем.
   В кабине мы обнаружили включенный свет. Информация Раниэля соответствовала действительности: готовый механизм уже располагался на пандусе. С его помощью мы могли добраться до остальных обитателей убежища (наверняка не изолированных друг от друга межсегментными переборками), чтобы с их помощью поспешить назад - спасать людей, которых здесь переваривали внутренности Механизма. Я свято верил, что мне удастся добыть известные роботам средства для оживления тела Ины. В своих надеждах я мог рассчитывать только лишь на помощь Раниэля, поскольку Коорец беспокоился исключительно за собственную шкуру. По дороге я посвятил их в ситуацию Эльты Демион.
   Как можно скорее мы расположились внутри небольшой четырехгранной пирамиды. Раниэль уселся на место водителя и схватился за рычаги. Завести машину ему удалось без каких-либо сложностей. Двигатель уже гудел басом; через боковое смотровое окошко я видел истекающие смазкой шестерни подъемника. Валки со всех сторон охватили цилиндрический корпус крота и очень гладко завели его в туннель. Для нас это был момент крайнего облегчения. Вот только чувство пробужденной уверенности в себе и радости заслонялось осознанием одиночества и тенью Ины, оставшейся где-то позади. Мыслями я возвратился к нашей первой встрече и вновь увидал себя в абсолютной темноте под лазом в кабину крота, когда, слыша за стеной голос плененной женщины, я колебался на пандусе, то ли подойти к ней, то ли, в соответствии с приказом Механизма, немедленно отправиться в неизвестное. Как бы совершенно иначе сложились наши судьбы, как бы теперь выглядело все мое пребывание в этом мире, если бы я тогда не решился покинуть кабину. Я как раз думал о той неуловимой границе, которая разделяла в моей памяти фикцию прошлого, привитого мне Механизмом, от истории реальных событий, когда механизм по вертикальному туннелю поднимался в стартовую камеру, где, в соответствии с заверениями Раниэля, он должен был опереться на выступах амортизатора.
   - Тормози! - бросил я, перебивая зловещий скрежет передач, и, оторвав глаза от смотрового окошка, разблокировал рычаги лаза.
   Но едва лишь я успел сунуть голову в отверстие, когда вместо ожидаемых внутренностей шлюза увидал громадный пласт перемолотой винтом почвы, которая под давлением - словно выброшенная из катапульты лавина - сыпанула мне под ноги. Прежде чем следующая порция земли упала через лаз внутрь кабины, я захлопнул люк и тут же стал помогать Раниэлю, догадавшись, что он утратил власть над управлением.
   - Они сменили систему! - крикнул тот.
   Он потянул руль на себя и бешено пинал педали, но без какого-либо результата, поскольку, не подчиняющийся управлению двигатель сотрясал всем корпусом машины и забивал наши уши высоким визгом работы на самых высоких оборотах. Все вместе явно свидетельствовало о том, во что нам всем не хотелось бы верить: крот уже погрузился в грунт и закаленными остриями ротора врезался все дальше и дальше - в глубины земли.
   После первого мгновения замешательства, мы, все трое, совместно уперлись в заклинившийся рычаг. Но с места его сдвинуть не удалось. В конце концов, он переломился у самого основания, а машину остановить все равно не удалось. Еле дыша, я упал на пол рядом с багровым от усилий Коорецом; в этот ужасный миг нам нечего было сказать друг другу, потому что, хотя нам и не были известны причины аварии, каждый и сам прекрасно понимал, к чему она может привести. Мы были абсолютно беззащитны, поскольку излучатель - теперь уже оборудованный дополнительными прокладками из досок - остался в голоде статуй, под потолочным перекрытием шестой лифтовой шахты. Все здание моих надежд рассыпалось в прах.
   Главный приводной вал трясся будто в лихорадке, перенося вибрации на весь корпус. Казалось, будто сотрясения и адский шум никогда не прекратятся; в таких условиях мы не могли даже общаться, так как слова заглушало рычание ротора. Путешествие к неизвестной цели не имело конца.
   Через час такой езды бледный, словно полотно, Коорец бросился с не артикулированным возгласом к люку лаза. Видимо, несмотря на все, он хотел его открыть, Пришлось оттянуть его оттуда совместными усилиями и затащить за спинку водительского сидения. Он уже бы готов царапать камень собственными искривленными пальцами, лишь бы только сбежать отсюда и избежать встречи с призраком Механизма, который наверняка занимал главное место в рубке управления звездолетом. Еще через час сотрясения прекратились: по-видимому, крот, управляемый автоматикой, уже пробился сквозь камень и теперь заполз в более мягкую породу.
   Я глядел на Раниэля с немым вопросом на устах. С залитым потом лицом тот молча следил за движениями стрелок измерительных приборов. Но их показания для него явно были потрясением. Он оторвал взгляд от счетчика пройденного пути и бросил мне короткий взгляд, столь красноречивый, что, еще до того, как он сам произнес вслух: "Четыреста метров", я прочитал это в его расширенных зрачках.
   - Нет, это он на месте буксует, - слабо простонал Коорец. - А стрелки сошли с ума еще в самом начале.
   - К сожалению, - обернулся к нам Раниэль. - К сожалению! А точнее, следовало бы сказать: к счастью. Они нас не обманывают!
   Я подскочил как ошпаренный.
   - Что вы хотите... То есть мы... Как же это? - заикался я, стискивая язык за зубами, в то время как все остальное, весь с таким трудом сконструированный мир переваливался у меня внутри с ног на голову.
   Мы оба подумали об одном и том же, только никто из нас еще не смел произнести вслух подобную ересь. Коорец напряженно, с набожным остолбенением всматривался в нас.
   - А сколько...? - наконец выдавил он из себя. - Какая...?
   - Шестьсот! - выдал Раниэль. - И можете не волноваться. В песке скорость в три раза выше. Потерпим еще двадцать минут.
   До нас всех дошло, чего следует ожидать. И действительно, когда датчик скорости оборотов ротора, установленный на самом его конце, дал знать об изменении сопротивления среды. Кривая давления резко спустилась до нуля. Лопасти у выпускной дюзы крота еще продолжали перемалывать грунт, но уже под уменьшающимся давлением, зато верхние ножи завертелись с удвоенной скоростью. Нос механизма застрял в каком-то эластичном "тесте". И в этот самый момент крот, несмотря на непрерывную работу приводного вала, окончательно застыл на месте.
   - Что это?
   Полчаса мы вслушивались в доносящиеся сверху странные отзвуки. Мне казалось, будто ротор неустанно всасывается в какую-то пластичную мазь. Тут же он перерабатывал ее в болтушку, кружащую вокруг корпуса. За смотровым стеклом все так же царила темнота. Раниэль поглядел туда.
   - Болото? Понятия не имею, где мы находимся.
   Через несколько минут механизмы крота полностью успокоились. Скорее всего, закончилось топливо. Повисла глубокая тишина. И в ней я услышал шепот Коореца:
   - Звиздец!
   Раниэль пожал плечами:
   - Только не будем поддаваться истерии. Так или иначе, нам нужно покинуть кабину. Ну как, рискнем?
   Я кивнул, поскольку мне было все равно.
   - Жаль, что кислородные аппараты остались в шлюзе, - сказал Коорец, не отрывая взгляд от потолка.
   - Что поделать, - ответил на это Раниэль. Его лицо тоже набежало кровью. - Придется обойтись без них. За ротором имеется свободное пространство. В противном случае, нас бы продолжало тянуть дальше. Через минуту я открою люк. Сделайте пару десятков глубоких вдохов и выдохов, в ускоряющемся темпе, чтобы насытить легкие кислородом. Когда же я открою лаз, и грязь пойдет вовнутрь, сделайте еще один глубокий вдох. Мы не успеем подняться на поверхность раньше, чем эта гадость заполнит большую часть кабины, поскольку давление выровняется только в этом случае.