Адам Вишневский-Снерг. Робот

   Бессмысленность этого скандала заставила меня почувствовать себя полным дураком. Я уже не слышал, что плету. Потом я почувствовал на плече руку Асурмара, который припал ко мне и, обняв за талию, потащил к двери.
   - Умоляю вас, только спокойно, - горячечно зашептал он мне на ухо. - Ну зачем вы расцарапываете с таким трудом залеченные раны? Что, хотите начать все сначала? Какая в этом цель? Выходите отсюда, скорее, ну, скорее... бормотал он. Лицо его стало багровым, словно свекла. Потом ему удалось выпихнуть меня за двери, и он хлопнул ими так сильно, что даже задрожала стенка.
   Без каких-либо мыслей я быстро зашагал по коридору. Уже за поворотом меня догнали свист и окрики от дверей столовой: - Гробовщик! - потом снова свист и хохот. Я пожал плечами. Не собирался я заботиться этим инцидентом, впрочем, не единственным, сути которого мне дано было понять. Узкий и длинный коридор привел меня к двери, обозначенной номером Е-91. Моя комната. Я вошел в средину и заперся на ключ; мне хотелось только одного - хоть немного покоя.
   В первый раз, когда я приходил сюда с Сентом, который куда-то спешил, мне даже не удалось заглянуть вовнутрь, поскольку меня тут же провели в комнату со статуями. Небольшая прямоугольная комнатка делала впечатление, как будто живший здесь человек вышел буквально только что: перед моим прибытием ее никто не убирал; ее предыдущий обитатель (я уже знал, что это был один из пилотов, Вайс) оставил здесь свои вещи со всем кавардаком. С чувством облегчения, вызванным надеждой, что уже не придется быть бездомным, я оперся о край стола и критически оглядел окружавшие меня предметы. Под длинной стенкой, рядом с соседствующей с углом комнаты входной дверью, стоял узкий, односпальный топчан с выложенным наверх смятым постельным бельем, частично прикрытым наброшенным сверху цветастым одеялом; чуть повыше располагались полки, где, наряду с парой книжек, была разложена какая-то мелочевка, а уже над полками, заслоняя наполовину прикрытые дверки совершенно забитого встроенного шкафчика, в галиматье растянутых веревок, вместе с полотенцами и рубашкой висел костюм Вайса - все это, вместе с выдвинутыми из стенки ящиками и сложенной раскладушкой, которая каким-то чудом держалась под потолком на самой верхушке этой пирамиды, было собрано на плоскости одной стенки. Возле стола стоял единственный стул, втиснутый в кучу валяющихся на полу смятых бумаг, перемежаемых срезами пластмассы и резинок; к счастью, здесь отсутствовали остатки еды, благодаря чему, воздух не был испорчен. Зато тут царила такая теснота, что придвинутый к противоположной стене узенький столик практически соприкасался с краем топчана. Над столом в стене темнело, по размерам похожее на окно, громадное круглое отверстие. Оно занимало большую часть этой стенки, хотя здесь не было никакой рамы или ручек для открывания; покрывавшее отверстие стекло являлось продолжением плоскости, с точно такой же гладкостью. За этим псевдоокном царил непробиваемый мрак. В прилагающей к выходу в коридор стене были еще одни двери. Я открыл их и увидал малюсенькую кабинку с торчащим сверху ситечком душа; даже здесь на квадратном метре, выложенном белой глазированной плиткой, стоял ряд запыленных пустых бутылок и какой-то хлам непонятного для меня предназначения.
   Мыло я обнаружил в одном из ящиков; при этом я посчитал совершенно очевидным, что комнату мне передали со всем ее содержимым, так что я всем мог распоряжаться по собственному желанию. Вещами Вайса заниматься не было кому (о чем Сент упомянул мне во время короткого разговора в коридоре), сам же он пропал без вести в прилегающей к укрытию конструкции в тот самый момент, когда его аппарат похитили.
   Убрав мусор из под душа, я разделся догола и вступил под струю теплой воды. Я уже хорошенько намылился, когда сквозь шум текущей воды услыхал стук в двери. Я решил не реагировать на него, помылся и вытерся одним из полотенец, после чего надел рубашку и костюм Вайса. Пиджак был как на меня сшит, вот только немного жал под мышками. Зато брюки подошли словно по мерке. Старые, разорванные вдоль почти что всей штанины, я бросил под стол. В них я привлекал бы слишком большое внимание в коридорах и столовой. А может именно это и было причиной массовой враждебности ко мне - попытался было подумать я. Людей, как я уже заметил, гораздо сильней волновала забота о своем внешнем виде и соблюдении странных правил, обусловливающих запретами самые существенные темы, но никак не загадка жизни в необычном мире и опасение перед реальными опасностями. Но если условия принятой здесь игры того требовали, мне следовало позаботиться о том, чтобы ничем не выделяться, хотя бы внешне. Несколькодневная щетина на щеках и подбородке также без необходимости обращала на меня внимание. Нужно было наконец-то ее убрать. Станок с безопасной бритвой, крем и помазок нашлись в ящичке на полке. Зато нигде нельзя было найти зеркальца, а без него мне бы побриться никак не удалось.
   В ходе дальнейших поисков мне в руки попались часы Вайса. Центральная секундная стрелка двигалась. Похоже, часы были той конструкции, которая не требовала ежедневного завода. Сейчас они показывали десять двадцать пять. На циферблате под осью стрелок имелось прямоугольное окошечко с календарем; в нем можно было увидеть арабскую цифру "4" и римскую "III". "Четвертое", подумал я, и мне вспомнилась женщина из кабины, залитой прозрачной магмой, которую я во сне назвал Езой Теной, и ее дневник с датой катастрофы в Каула-Суд. Беда случилась четвертого июня, а сегодня было четвертое марта совпадение было неполным и, понятно, случайным. Если теперь был следующий год, то есть девяносто третий, выходит, с тех событий прошло ровно девять месяцев: время даже слишком долгое, чтобы закопанные в земле люди, очутившиеся в безвыходной ситуации, психически не сломались. Но почему тогда они реагировали столь странным образом?
   Мне так и не удавалось обнаружить зеркальца; похоже, его вообще здесь не было. В конце концов, мне пришло в голову, что, раньше или позже, мне и так придется показаться на люди, хотя бы по дороге в столовую, потому что я не собирался морить себя голодом, и в связи с этим мог уже сейчас отправиться в комнату теней, где - как помнил - на стене висело большое зеркало. Там бы я наверняка застал Гонеда, Раниэля и Сента, занятых спасением угрожаемой шаром подстанции высокого напряжения, и у меня был бы повод разыграть перед ними небольшую комедию, ни на что не обращая внимание бреясь в их присутствии, с таким скучающим выражением на лице, как будто здесь не было не только статуй, но и вообще каких-либо проблем. Тем самым я дал бы доказательство полнейшего безразличия, которое для них так много значило, и, может, в их глазах я бы восстановил все то, что до того реагируя совершенно естественным образом - столь неуклюже утратил.
   Стук в дверь раздался во второй раз. Возможно, с той стороны стоял полковник Гонед, прибывший сюда с каким-нибудь меняющим все и вся распоряжением; а может и злящийся на меня, а может и - наоборот - склонный к оправданиям Асурмар, который должен был мне объяснение своей безответственной выходки в столовой; но, вероятнее всего, ко мне добивался тот парень с вытаращенными глазами, Уневорис, вместе со своей капитальной физической проблемой, которая из меня, предполагаемого ученого, легко сделала законченного идиота.
   Я тяжело присел на краю топчана и притворился глухим. Кто бы там ни стоял за дверью и добивался ко мне уже второй раз - никого не хотел я сейчас видеть, тем более, что перечень опасений вовсе не был исчерпан. Там мог стоять мужчина с прической новобранца, которому, ясное дело, из-за бессмысленности его претензий следовало дать в морду, или же спасшийся пилот, сам Вайс, владелец моего костюма, или же - что было бы хуже всего физик Порейра, под личность которого я, пока что безнаказанно, подшивался.
   Вот в каких силках я оказался, вот в какой ситуации пришлось мне стремиться к неизвестной цели и действовать вслепую: получалось, что здесь не было ни одного человека, который тем или иным образом мне не угрожал бы. "А Ина?" - мелькнуло у меня в голове. Я нашел точку опоры, и сердце застучало живее. Я сорвался с места, но моментально взял себя в руки. Откуда она? Здесь? Я ждал отзвука удаляющихся шагов, чтобы выглянуть. Но вместо этого услышал шорох у порога. Я глянул туда: на полу у двери лежал всунутый сквозь щель серый конверт. Принесший его человек ушел. Письмо было адресовано предыдущему обитателю этой комнаты: "Людовик Вайс, сегмент С, кабина Е-91 на этаже ноль" - прочитал я на конверте. Поначалу, совершенно инстинктивно, я бросил письмо на стол, но тут же вновь взял его в руки. В письме могла содержаться ценная информация, которая могла бы мне открыть глаза на все здесь происходящее. В то время, как в мыслях у меня возникал непрошеный образ, настырное изображение кладбищенской гиены, с которой я себя поневоле сравнивал, пальцы мои уже разрывали конверт. Я читал:
   Дорогой мой Людовик, как же мне тебя не хватает! У меня нет от тебя никаких вестей. Ты так долго не писал, тебя не хотят позвать к телефону можно было бы подумать, что с Тобой что-то случилось, если бы я не знала про ужасное состояние почты и про повреждения в телефонной сети между сегментами. С другой же стороны, я боюсь за тебя по причине того безумного решения, которое ты принял, вызываясь пилотировать подземного "крота".
   Дорогой, ведь это все идеи приговоренных к смерти. Сколько километров отделяет нас от поверхности, какие трудности необходимо преодолеть! Отступи! Не верь этим сумасшедшим людям. Позволь убедить себя в бесцельности всех этих уже купленных кровью поисков, точно так же, как и я поддалась Твоим аргументам, когда месяц назад Ты ознакомил меня с выдвинутой учеными - столь фантастической для нас в то время - гипотезой, которая, все-таки, оказалась настолько же правдивой, как и факт, что мы до сих пор живы.
   Какой же Ты все-таки непоследовательный! Неужто ты уже не верил в то, в чем меня со всеми остальными убеждал? А ведь еще в предпоследнем письме сам объяснял мне, что разумные существа, которых люди веками в мыслях своих разыскивали среди далеких звезд, с самого начала истории соседствуют нам здесь, на старушке Земле, только в ее глубинах, и что нужно было произойти необычному событию, нужно было уничтожение раздавленного какой-то космической катастрофой нашего города и бегство в укрытие, вместе со всеми нами вдавленного в бездну, чтобы убедиться в этом и преодолеть всякие сомнения. Ведь Ты заверял меня, точно так же, как и другие, что, хотя мы и не можем пока что видеть сути их бытия, понять законы и условия, в которых они существуют, хотя их самих никто еще не видел, но десятки фактов свидетельствуют об их присутствии, равно как и том, что прекрасно зная нашу чудовищную ситуацию, они пытаются прийти к нам с помощью, и они, вне всякого сомнения, могут нам ее предоставить. Ведь чем являются встречаемые то тут, то там замедленные во времени и необычайно массивные создания, если не произведенными ними и подсовываемыми нам под самый нос пробами, примерами возможности трансформирования - как здесь говорят - законов одного мира в законы иного, чем являются все эти способные к обычной жизни - и живущие! фигуры людей и животных, если не выдвигаемым ими материальным аргументом, что мы без всяких опасений должны решиться на даваемое нам предложение принять такую же, как у них самих, форму, чтобы жить в принципиально иных, по сравнению с поверхностью, условиях, раз нет никакой иной - кроме этой возможности спасения?
   Неужто это я должна Тебя теперь успокаивать, чтобы Ты не опасался спасающего нас переноса в пространство с совершенно иным временем, в котором мы будем жить точно так же, как и здесь, даже не замечая какой-либо перемены? Опомнись! Терпеливо ожидай, когда исчерпаются скромные уже запасы пищи и кислорода, и тогда уже из необходимости мы все передадим им знак согласия и встретимся на "том свете"
   Твоя Лиза.
   Сегмент В, кабина А-18 на уровне 13, двадцатое февраля.
   Письмо произвело на меня сильнейшее впечатление. Я не знал, что и думать о его странном содержании. Последний абзац удивил бы меня намного сильнее, если бы чуть ранее я не начал подозревать, что писательница письма была уже чуточку не в себе. Я уже собрался перечитать письмо, когда мое внимание переключилось на повторный шорох в районе порога. Точно так же, как и ранее, кто-то, находящийся снаружи, манипулировал в щели под дверью, только на сей раз там появилось не новое письмо, а проволока. Через несколько секунд проволока исчезла, чтобы появиться вновь, искривленной на конце словно крючок. Кто-то терпеливо царапал им по полу с явным намерением вытащить в коридор убранный ранее конверт.
   Вот это уже было для меня слишком. Я быстро повернул ключ и рванул за ручку. Раниэль, который еще не успел подняться с коленей, глянул на меня с миной человека, обманутого в своих намерениях.
   - И что же это вы тут вытворяете? - спросил я с деланным гневом.
   Тот неспешно встал и отряхнул колени. Он совершенно не казался смешанным.
   - Вы же сами видели, - нагло ответил он. - Пробовал кое-что достать.
   - Ах, так? И что же вы себе воображаете? - продолжал я с тем же гневом. - А вы, случаем не спутали это место с собственной комнатой?
   - Вовсе нет! - ответил тот с разоружающей откровенностью, которая заставила меня задуматься. - Я видел почтальона, который всовывал сюда какое-то письмо. И я не ожидал застать вас здесь.
   - Письмо адресовано не вам.
   - А кому?
   - Мне.
   - Неужто? Покажите, пожалуйста.
   - У меня нет привычки морочить головы другим своей корреспонденцией.
   - Своей? Это еще нужно доказать.
   Он стоял напротив меня, сунув руки в карманы штанов, покачиваясь с носков на пятки, с той же презрительной полуусмешкой на сером лице, как и тогда, когда мы разговаривали перед дверью канцелярии Гонеда.
   - До вас еще не дошло... - тут он замолчал, прошел в комнату и закрыл дверь, указывая движением подбородка на раскладушку под потолком, - что я здесь какое-то время жил. Вместе с Вайсом, - закончил он.
   - В такой тесноте? - удивился я, довольный тем, что можно сменить неприятную тему.
   - Стола тогда еще не было, - объяснил он рассеянным тоном. При этом Раниэль осматривался по комнате, как будто что-то разыскивал, возможно, что письмо, которое лежало в моем кармане. Совершенно неожиданно он глуповато выпалил:
   - А я что-то знаю.
   - Завидую вам, потому что я, как раз, чего-то не знаю. Вот только не могли бы вы радоваться этому в одиночку? К примеру, у себя в комнате.
   - Я что-то знаю, - уже с нажимом повторил Раниэль.
   - Это самый надежный способ вызвать панику, посему ценю ваши усилия. Только на меня никакого впечат... - прервал я.
   Раниэль всматривался в пучок ключей, которые я таскал с собой с того момента, когда вырвал их из двери во время бегства из стартовой камеры. Теперь, сменив штаны, я совершенно по-глупому оставил их на одеяле. Неудобно было бы теперь убрать их в карман. Я уже придумывал какие-то ответы, готовясь отбить все возможные расспросы, когда Раниэль поднял ключи, осмотрел их тщательно и, закружив ими в воздухе, тут эе вложил мне их в руку. Молча, он долго мерил меня взглядом, смысла которого я никак понять не мог.
   - Было бы хорошо, господин Порейра, - произнес он наконец, - если бы мы поговорили откровенно.
   - Ну, если вы имеете в виду...
   - Мы уже обменялись кое-какими взглядами, - перебил он меня, - и хватит уже на сегодня всех этих мутных слов.
   - Именно к этому я как раз и веду.
   - Десятку имеют только два человека. Видимо, нет смысла их перечислять.
   - Это излишне, - подстроился я под его тон. - Но говорите ли вы о количестве ключей?
   - Хватит уже глупить. Я говорю не о количестве, но про номер одного из ключей. Того самого, который откроет нам двери десятого склада.
   - Нам?
   - А какая разница: кому?
   Он открыл дверь, вышел в коридор и, стоя в небрежной позе, ждал, когда я пойду за ним. Лично я был полностью сбит с толку, потому что он, и вправду, мог что-то знать и тем самым погубить меня.
   - Я совершенно не собираюсь сотрудничать с вами, - попытался я поторговаться.
   - Сотрудничать? - рассмеялся тот. - Какими странными выражениями вы пользуетесь. Жаль, потому что я ставлю вопрос достаточно ясно, а идти собирался как раз к полковнику Гонеду... - тут он снизил голос. - Пошли?
   Это уже был ничем не маскируемый шантаж. Я поддался ему тем скорее, поскольку, не зная его намерений, по сути своей не понимал, перед чем защищаться.
   Локальный склад сегмента находился в конце коридора. Перед входом Раниэль глянул, чтобы проверить, не появился ли кто сзади, после чего дал мне знак открыть замок. С соблюдением точно такой же осторожности, которая меня вовсе не удивляла, он заглянул внутрь, когда же мы вошли, он прикрыл двери и, приложив к ним ухо, шепнул настолько тихо, что я едва его услышал:
   - Вы, надеюсь, не верите в трансформации, знак согласия и тому подобную чушь.
   Впервые он обращался ко мне столь откровенно.
   - Это последнее из чудачеств, которое когда-либо могло бы прийти мне в голову, - немедленно заверил его я, понимая, как это для него важно.
   - Прошу извинить. Я спрашивал, скорее, для порядка, ибо, кто знает, как разошлись уже границы этой эпидемии.
   Не говоря уже ни слова, он кивнул в сторону полумрака одного из углов склада. Я принял этот жест за сигнал к началу действий. Поскольку же, понятное дело, я никак не догадывался, какую роль предназначал он в этой операции мне, на всякий случай, чтобы не выдать себя полным незнанием и немного потянуть время, я прибавил:
   - Нужно хранить полнейшую тайну.
   - Я сам, - шепнул мне Раниэль и указал рукой в другую сторону. Кислородные аппараты и излучатели вы найдете возле той вот стены.
   Склад представлял собой довольно крупный зал, забитый под самый потолок наваленными на широких полках или же сложенными отдельно различного рода припасами. Кучи разделялись узкими, неправильной формы проходами. Идя в указанном Раниэлем направлении, я встречал пузатые мешки, ряды бочек, целые свалки деревянных и картонных ящиков, и чем дальше я продвигался, тем настойчивее добивались в мои мысли невеселые размышления, тем выразительнее рисовалась уверенность, что из меня сделали дурака, если я пришел сюда без какой-либо цели, без предварительной разведки, ни о чем не спрашивая. В конце концов мне удалось найти кислородные аппараты с баллонами. Излучатели я достал еще раньше из покрытого свинцовыми пластинами сундука, на крышке которого была надпись "Гамма-излучатели", а рядом с черепом была нарисована желтая молния. Я захватил по паре того и другого и вместе с ними вернулся к двери.
   Раниэля нигде не было видно. Время шло: минут десять, если не все пятнадцать. Я пошел в угол, указанный им в самом начале, потом обошел все помещение по кругу. Его не было. Где-то спрятался? Чушь. Вышел? То есть, как? - смешался я; а после этого начал волноваться уже серьезно. Я вслушивался в царившую на складе тишину. Да, вышел - признал я наконец. Само по себе было ясно, что добытое здесь оборудование следовало перенести ко мне в комнату. Только все это никак мне не нравилось: ни факт, что кто-то мною воспользовался, ни моя, якобы, хитрость, с помощью которой я пытался сориентироваться в незнакомой ситуации, но меня легко обвели вокруг пальца. Взбешенный на самого себя я бросил весь багаж под стенку, но тут же поднял, тщательно проверяя, ничего ли не повредил, потому что, с Раниэлем или без него, в лишенном воздуха укрытии кислородные аппараты, так или иначе, были ценной добычей, вполне возможно, что не хуже чем гамма-излучатели. Я забрал все с собой, закрыл двери склада на ключ и быстрым шагом направился к себе в комнату.
   Где-то в средине коридора я услышал голоса приближавшихся людей. Ну, не хватало еще, чтобы показаться им с таким необычным оборудованием обеспокоился я. В этот момент я находился рядом с комнатой теней. Вовнутрь я вскочил буквально в последнее мгновение. К счастью, кроме статуй я никого здесь не застал.
   Девочка, которую перед тем я видел в конечной фазе падения, уже лежала на полу, припав к нему всем телом; собака застыла под стеной неподалеку от зеркала с явным намерением царапать когтями по штукатурке; шар же находился под противоположной стенкой - рядом с массивной стальной плитой, которую помощники Гонеда (перенеся разбитый топчан и оперев его о стенку в углу помещения) разместили на пути необычно медлительного перемещения мяча. Благодаря тому, что прочерченный прямой линией пол уже не был ничем заставлен, склонившись над мячом, я заметил отсутствие последнего отрезка черты между ним и плитой, в связи с чем понял, что шар еще не отскочил от запоры, наоборот - он только к ней приближался. Мне было интересно, как станет проходить столкновение, которое обязательно произойдет после преодоления мячом последних сантиметров. С какой скоростью должно оно будет произойти? Вообще-то, ее можно было легко рассчитать, но мне не было важно точное значение. Из корзины для мусора я вынул большую перегоревшую лампочку и положил ее на полу между шаром и плитой, так, что она практически касалась и того и другого.
   Здесь, в комнате теней - как вслед за Гонедом я называл ее - я чувствовал достаточно свободно; не нужно было ожидать, что сюда кто-то зайдет; у меня вообще сложилось впечатление, что люди избегали вида статуй, если только их не заставляли контактировать с ними, как, например, полковник. Я вынул из кармана приборы для бритья и пошел в туалет набрать воды. Затем побрился перед зеркалом в комнате. После этого (все время ожидая хлопка раздавленной лампочки) я взял один из кислородных аппаратов. Меня заинтересовала его конструкция. Чтобы проверить, как он действует, я надел его на спину. Баллоны не были такими уж тяжелыми, а прикрывающая нос, подбородок и рот маска плотно прилегала к коже. Наверно я слишком сильно отвернул кран, регулирующий подачу кислорода, потому что от его избытка у меня потемнело в глазах. Когда же я поднял руки, чтобы потереть их, то застыть меня заставил резкий приказ:
   - Не шевелись!
   Я онемел. Из-за поставленного к стене топчана появилась фигура мужчины с коротко пристриженными волосами. Рекрут - как я его про себя называл должен был прятаться там с самого начала моего пребывания в комнате. Теперь он вышел из угла и присел на краю стола, все время целясь в меня из моего же излучателя. У меня же все еще были надежды, что это какие-то глюки от избытка кислорода. Только при первой же попытке снять маску я услышал вновь:
   - Не двигайся! Свое задание ты уже выполнил. И перед смертью тебе, конечно же, хотелось бы узнать, в чем это задание состояло...
   Я даже словечка не мог из себя выдавить, потому что маска закрывала мне рот. Мой взгляд приклеился к его пальцу на спуске излучателя.
   - А цель его заключалась в том, - сухо продолжил он, - чтобы ты закрыл пилота Раниэля на складе. - Тут он несколько раз гадко дернулся; если бы моя шкура не покрылась мурашками, я бы сказал, что он заходится от смеха. - Как видишь теперь, бывают рыбы, но бывает и плотва. Ты был имитацией как раз такой последней. Но подчеркиваю: был, потому что достиг своей славной цели и теперь можешь умереть с гордостью.
   Он загоготал. Я чувствовал, что сейчас прыгну на него, несмотря на то, что у меня ни малейшего шанса не было. И в этот страшный миг у него за спиной раздался взрыв раздавленной лампочки. Естественно, что он не знал, что там произошло, потому и обернулся. И это меня спасло. Одним скачком я достал его сильнейшим ударом в голову. Он повис в моих руках и свалился спиной на стол; когда же я начал вырывать излучатель у него из руки, он незаметно согнул ноги в коленях, подтянул их к подбородку и ударил ими мне в грудь с такой силой, что я пролетел несколько шагов и рухнул спиной назад... в бездонную пропасть.
   8. "ТОТ" СВЕТ
   Выходит, время моего здесь пребывания прошло именно с этой целью. Время, заполненное неконтролируемым, наполовину осознанным движением, которое разнообразилось лишь попытками осознать события и реакциями, идущими по линии наименьшего сопротивления, время сонного существования, без какого-либо решения, период ожидания чего-нибудь и перемещений от стены к стене, пребывание краткое и не имеющее ценности, потраченное на столкновения с предметами и состояниями столь сцепляющиеся и расположенные друг относительно друга таким образом, что последний толчок с безошибочной точностью направил меня на предназначенный для меня маршрут, к какой-то двери, к одной из тысяч дверей, и только лишь затем, чтобы я повернул ключ в замке - и на том конец. Теперь же меня вычеркнули из списка, и я возвращался в глубины ночи, к тому самому источнику, который меня породил. Именно так я все себе и представлял: возвращение как падение в черную бездну.
   Но почему это заняло мои мысли? Неужто это был совершаемый во время полета, незадолго перед тем, как разбиться в лепешку, последний счет совести? Глупость: ни столь длительное падение не было возможным, ни само возвращение не было сознательным. Тогда, что же произошло?
   Я размышлял все более трезво. Первым ко мне пришло опасение, что Рекрут поразил меня из излучателя, прежде чем мне удалось вырвать его у него из рук, потому что у меня сложилось впечатление, будто я ослеп. Но ощущение неустанного падения можно было объяснить и иначе: наверняка я висел в пространстве, в том же самом месте, только в состоянии невесомости, который давал те же физиологические ощущения, что и при падении в пропасть. Со всех сторон меня окружал заполненный ртутью непроникновенный мрак.