Адамов Аркадий Григорьевич. Злым ветром

   Светка вырывается.
   — У тебя пока еще нет жены, — смеется она. — И кажется, ей надо еще очень подумать.
   Мы проходим в комнату.
   Я ловлю себя на том, что любуюсь Светкой. И она это чувствует и от этого, по-моему, становится еще красивее. Я убежден: женщину украшает только ответная любовь, от безответной она дурнеет. Ведь как, например, подурнела Алла, когда я ее видел последний раз.
   Светка, как обычно, забирается с ногами на тахту, уютно устраивается там среди подушек и, кутаясь в свой голубой шарф, спрашивает:
   — Куда ты летишь, Витик?
   Я улыбаюсь и неторопливо закуриваю, устроившись на краешке тахты.
   — А! — Светка досадливо машет рукой. — Ну конечно, в один большой город Эн. Пустяковая прогулка, да? Я все никак не могу привыкнуть. А с кем ты летишь?
   — С той самой Леной, — отвечаю я.
   — С какой Леной?.. Ах, с той…
   Светка долго смотрит на меня и неожиданно говорит:
   — Как тебе трудно будет, Витик…
   Рано утром за мной приезжает Володя. На улице еще совсем темно. Я наскоро проглатываю завтрак.
   Целую маму. Она еще в халате и совсем сонная. Но все же успевает дать целый ряд указаний, как беречь себя в поездке. Отца я будить не решаюсь. В институте у них какой-то международный коллоквиум, и отец эти дни страшно устает. В передней я хватаю большой чемодан, который сложил еще вчера и отнюдь не за пять минут, как обычно свой неизменный портфель. На этот раз мой «джентльменский набор» претерпел существенные изменения и сильно разросся.
   Поверх свитера я надеваю легкую и теплую поролоновую куртку на «молнии», на голову светлую пушистую кепку, обвязываю шею весьма красивым и броским шелковым платком, который вчера дала мне Светка. Мельком смотрю на себя в зеркало и остаюсь доволен своим пижонским видом.
   Когда я выхожу, Володя встречает меня вполне спокойно. Он привык и не к таким перевоплощениям. Еще из дому я успел позвонить Лене, и теперь мы едем за ней.
   На Песчаной мы сбавляем скорость, чтобы не проскочить нужный дом. Затем, рассмотрев номер, и вовсе останавливаемся.
   И тут же из подъезда выскакивает высокая гибкая фигура и бежит к нам. Это Лена. Нет, это она и в то же время не она. Я не могу скрыть своего удивления, и улыбка у меня, наверное, довольно глупая. Потому что Лена весело смеется, пока я открываю ей заднюю дверцу машины. А может быть, ее развеселил мой собственный вид?
   На Лене блестящие расклешенные брюки, по-моему, чуть ли не кожаные, яркая красная куртка с откинутым назад капюшоном расстегнута, под ней виден красивый узорчатый свитер, рыжеватые волосы рассыпаны по плечам, на шее повязан легкий нейлоновый шарфик, а в руке у Лены большая красивая, в каких-то пестрых наклейках кожаная сумка на «молнии». И главное, все это ей необычайно идет. Вид у Лены лихой, кокетливый и совершенно юный.
   — Эй, мальчики, подкиньте быстрее в аэропорт! — задорно кричит Лена, пока я вожусь с дверцей.
   — Вот какие у нас офицеры, — бормочу я, все еще не в силах прийти в себя от удивления.
   Лена проворно опускается на сиденье позади нас и хлопает дверцей. Володя рвет с места как бешеный и развивает сумасшедшую скорость.
   Лена звонко хохочет.
   Нет, я ее решительно не узнаю и, кажется, начинаю понимать Игоря. Между прочим, сестренка сестренкой, но такой помощник мне, пожалуй, может здорово пригодиться.
   Во Внуково мы прибываем в рекордно короткий срок. Тут мы прощаемся с Володей, и он, окинув нас оценивающим взглядом, изрекает:
   — А вы, между прочим, здорово смотритесь, — и, подмигнув мне, добавляет: — Учти, все Светлане скажу, если что.
   И вот снова знакомая суета аэропорта. Посадка. Взлет. Полет начался.
   — А кто это Светлана? — спрашивает Лена. — Твоя жена?
   — Будущая.
   — А фотографии ее у тебя нет?
   — Как так нет!
   Я достаю из бумажника фотографию Светки.
   Светка улыбается, и Лена невольно улыбается тоже.
   — Очень милая, — говорит Лена.
   — Не то слово, — убежденно возражаю я и отбираю фотографию.
   Некоторое время мы молчим. Потом Лена спокойно, почти безразлично спрашивает:
   — Ты перед отъездом с дежурным не говорил?
   — Говорил.
   — Что Пунеж?
   Я чувствую, как она напрягается, чтобы скрыть волнение. И мне становится не по себе.
   — Молчит… — хрипло отвечаю я и откашливаюсь.
   Мы закуриваем.
   — Лен, — спрашиваю я, — а как ты пришла к нам, в розыск?
   — Как все, — она пожимает плечами. — Кончила юрфак. И тебя, кстати, помню. Такая великолепная каланча. Да еще секретарь курсового бюро. Между прочим, здорово ты тогда в баскет стукал. Мы ходили смотреть.
   — Скажешь… — я усмехаюсь. — А вот чего тебя к нам потянуло? Не женское это дело, вообще-то говоря.
   — Вообще может быть. Но не в частности…
   Лена хмурится.
   — А что в частности?
   — Ну был такой случай. Шли мы из кино. Три девчонки. Пристали какие-то хулиганы. Пытались затащить во двор. А когда не удалось, один вытащил нож и ударил Веру… Я, не помня, что делаю, кинулась на него. От неожиданности он нож выронил. И я подхватила… В этот момент я почему-то подумала о папе, которого не знала… И тоже ударила… Ножом, представляешь? Он закричал. От страха. Нож его еле поцарапал… А Вера умерла…
   Лена умолкает и низко склоняется к иллюминатору. Я молчу и курю. Я не знаю, что сказать. Я только думаю о мере ненависти и мере добра в душе этой девушки, в душе каждого из нас.
   Стюардессы разносят завтрак. Лена почти не притрагивается к нему, но я уничтожаю все, даже хлеб. Потом разворачиваю газеты. Этого занятия мне хватает ровно до того момента, когда из динамика раздается голос одной из стюардесс:
   — Внимание! Наш самолет идет на посадку. Просим…
   Мы не успеваем сойти по трапу, как прямо на летное поле выскакивает новенькая черная «Волга», из нее появляются два парня в легких плащах и без колебаний направляются к нам.
   — Привет братику и сестричке, — весело говорит один из них. — Или вы думаете, мы вас не узнаем в этих шмутках?
   Они крепко жмут нам руки. Я замечаю, как их взгляды останавливаются на Лене.
   Сначала мы едем в гостиницу.
   — Согласно указанию, — оживленно говорит Стась, — вам достанется «прима-люкс».
   Стась невысокий, плотный, с хитрыми глазками на круглом улыбчивом лице, светлые волосы расчесаны на аккуратный пробор, на затылке они уже заметно редеют. Стась сидит впереди, рядом с водителем.
   А с нами, по другую сторону от Лены, сидит Лева. Он худощавый и жилистый, лицо резкое, угловатое, острые скулы, тонкий с горбинкой нос, сросшиеся на переносице густые черные брови и синие от бритья щеки. Лева молчалив и застенчив.
   — У нас роскошная погода, — продолжает трепаться Стась. — Одесса решила нас побаловать. Девушки цветут как магнолии. Просто невозможно заниматься. На Дерибасовской сплошной стон. А в Аркадии можно подойти к морю только по телам очень толстых одесских дам. Юные плещутся в воде. Представляете такую жизнь? Просто плакать и смеяться.
   Действительно, в Одессе очень тепло. На улицах женщины в пестрых открытых платьях, у многих в руке зонты от солнца, мужчины в легких светлых костюмах. Придется и нам расстаться со своими теплыми свитерами.
   Вот и гостиница.
   Все три комнаты «люкса» потрясают нас своей роскошью. Никакого модерна, все старинно и солидно, включая рояль и громадную лепную вазу на мраморной тумбе в гостиной, а в кабинете диван красного дерева на высоких гнутых ножках и необъятный письменный стол с квадратом зеленого сукна и здоровенной бронзовой чернильницей. На высоченных окнах красивый прозрачный тюль и тяжелые набивные шторы по сторонам. Мне даже становится как-то не по себе от такой умопомрачительной роскоши.
   Ребята прощаются. Уславливаемся встретиться через час в управлении. От машины мы отказываемся.
   Затем мы не спеша идем по залитым солнцем шумным улицам. Глазеем по сторонам, задерживаемся у витрин магазинов, у концертных афиш и киосков. Я даже угощаю Лену мороженым.
   Наконец подходим к небольшому комиссионному магазину и принимаемся вместе с толпой зевак разглядывать выставленные в витрине вещи, при этом довольно оживленно обмениваемся впечатлениями, даже спорим. Получается у нас совсем неплохо. Заодно мне видно и всех, кто находится в магазине, и я пытаюсь узнать среди продавщиц Галину Кочергу. Однако ни одна из девушек не подходит под известные мне приметы.
   Мы идем дальше.
   — На тебя довольно выразительно поглядывал один тип возле того магазина, — говорю я. — Ты заметила?
   — Еще бы, — кивает Лена и спокойно сообщает: — Он назначил мне свидание. В семь, на Приморском, возле Ришелье.
   — Когда он успел? — удивляюсь я.
   Лена смеется.
   — Когда ты уткнулся в витрину.
   — Такой интересный парень…
   — Да? — оживляется Лена. — Представляешь, этот парень мне шепнул: «Оставьте братца и вечер при мне. Будет интер». Что такое «интер»?
   — Интернациональный клуб моряков. У Гали, между прочим, там много знакомых.
   Мы переглядываемся. У нас мелькает одна и та же мысль.
   Но вот и управление. Входим туда с самым беззаботным видом, словно никакого отношения к этому учреждению мы не имеем. В вестибюле постовой недоверчиво разглядывает наши удостоверения.
   В кабинете у Стася начинается совещание.
   Стась, кстати, оказывается майором и замначем уголовного розыска города. Как обманчива бывает внешность! И ведь, хитрец, сразу не назвался. Я подробно докладываю все обстоятельства, которые привели нас в Одессу. И кстати, первые наши впечатления здесь.
   — Мы, между прочим, проверили, — говорит Стась. — Галина сегодня на работе. Так что не теряйся. Знакомься сегодня же.
   — Интер тоже пойдет, — замечает Лева. — Как говорят киношники, эту площадку необходимо освоить. А вот насчет командированного к нам бандита кое-что прикинем. У нас есть одно место, куда таких тянет как магнитом со всего города. Мы там понаблюдаем эти дни.
   — Точно, — кивает Стась. — Левушка все правильно ухватил.
   — Что за место? — спрашиваю я.
   — Сам увидишь, — загадочно отвечает Стась. — На сегодня пусть будет интер. Для вас обоих, если удастся, — и обращается к Лене: — Ты, сестричка, не тревожься. Мы приглядим. Между прочим, этот мальчик, что с тобой познакомился, пижон и мелочь. Мы его знаем. Но связи кое-какие есть.
   — Я и не тревожусь, — улыбается Лена и, как бы между прочим, спрашивает: — Как у вас связь с Москвой?
   — Нормально, — удивляется Стась. — А что?
   — Так… На всякий случай.
   Но я-то понимаю, почему она об этом спрашивает, и говорю:
   — Попозже надо будет позвонить. Возможно, получим кое-какие новые данные.
   Лена бросает на меня благодарный взгляд. Нет, она мне положительно начинает нравиться.
   Когда совещание заканчивается, мы с Леной расстаемся. Она отправляется бродить по городу, а я иду в комиссионный магазин.
   Галина Кочерга пока что единственная ниточка у нас здесь, ведущая к Зуриху. И надо быть очень осторожным, чтобы эту ниточку не оборвать или, что еще хуже, не передать по ней ненароком сигнала тревоги всей этой шайке. Кстати, самого Зуриха, по-видимому, пока здесь нет. Иначе Галина встретилась бы с ним хоть раз за эти дни. Последнее время ребята Стася внимательно приглядывают за ней. Вообще Галина, вернувшись в Одессу, ведет себя странно. Она никуда почти не ходит, ни с кем не встречается, просто избегает встреч и вечерами сидит дома, с матерью. Правда, по словам Левы, который ее неплохо, оказывается, знает, Галина человек настроений, может удариться в загул, и тогда ей «море по колено», а может и захандрить, и тогда никого к себе не подпускает. Видимо, сейчас у нее именно такое настроение. И это, конечно, осложняет мою задачу.
   Размышляя, я не спеша бреду по улицам и вскоре оказываюсь возле комиссионного магазина.
   Около него по-прежнему топчутся зеваки, разглядывая выставленные в витрине вещи.
   Неожиданно около меня оказывается какой-то юркий паренек в берете и немыслимо пестрой рубашке, под которой видна полосатая тельняшка. На треугольном личике круглые темные очки и узенькая ниточка усов, щеки заросли могучими бакенбардами.
   — Желаете резинку? — негромко спрашивает он, глядя в сторону. — Парагвай. Могу толкнуть.
   — Чего? — переспрашиваю я.
   — Ха! Салага. Ты хочешь жевать или нет? — усмехается он. — Имею заграничный товар «люкс».
   — А-а, жевательная резинка? — догадываюсь я.
   — До кенгуру доходит быстрее. Так да или нет? А то я…
   Он не успевает кончить. Возле него вырастают два паренька с красными повязками на рукавах.
   — Интересуемся заграничным товаром, — насмешливо говорит один из них. — Пойдем поторгуемся. Ну топай, топай ножками, тюлька сухопутная.
   — Дружина… — цедит сквозь зубы тот. — Кошмар, а не жизнь.
   И покорно следует за ребятами. Эта жанровая сценка наводит меня на интересную мысль.
   Я захожу в магазин. После залитой солнцем улицы здесь кажется темно. Однако постепенно глаза привыкают, и я начинаю ориентироваться в окружающей обстановке. Народу много. Слева тянется прилавок, где торгуют посудой и всякими антикварными безделушками, дальше, кажется, ювелирный отдел и часы. Справа вдоль стен развешаны костюмы, платья, пальто.
   Я разглядываю продавщиц. Нет, ни одна не похожа на Галину. Спрашивать о ней я не решаюсь. Откуда я могу ее знать? Наше знакомство должно произойти только сейчас.
   Некоторое время я топчусь возле прилавка среди покупателей, даже прицениваюсь к чему-то. Я чуть не на голову выше всех тут, и мне все отлично видно вокруг. Но вот появляется и Галя. Она выходит из подсобного помещения. Я сразу ее узнаю.
   Да, вот это бабочка! Секс прямо-таки прет из нее. Вызывающе дерзкие черные глаза, яркие пухлые губы, под облегающим шелковым халатиком высокая, пышная грудь и стройные, совершенно пленительные бедра, а походка такая, словно она несет себя вам. Я вспоминаю старика Бурлакова и сладостное восхищение, с которым он описывал Галину.
   Что же, тем лучше. Попытка познакомиться с такой девицей не вызовет ни у кого подозрений, в том числе и у самой Галины. Хотя задача моя, конечно, не из легких. Я себе представляю, сколько таких попыток делается каждый день. Тут действительно нужен какой-то неожиданный ход. И то, что мне пришло в голову еще на улице, будет, кажется, самым подходящим.
   Я незаметно приближаюсь к прилавку, где стоит Галя. Впрочем, незаметно, это не то слово. Меня, конечно, замечают. Такую каланчу, как я, да еще столь небрежно и «загранично» одетую, нельзя не заметить. А глаз у Гали наметанный.
   Когда я оказываюсь возле нее и нас разделяет лишь прилавок, я наклоняюсь и негромко говорю, безбожно коверкая русскую речь:
   — Мадемуазель показывайт мне кой-что интересно и абсолютно азиатско?
   — Что же вам показать? — обольстительно улыбается она.
   — О-о! Где угодно, мадемуазель.
   Галя прыскает от смеха.
   — Где или что? — спрашивает она.
   — Я не совсем понимайт вопроса. Вы восхитительна, мадемуазель. Такая девушка… я забываю слов. Можно я сделай подарок лично вы? Или это… как сказать?.. вас мог обидеть?
   — Нельзя, — строго говорит Галя, но глаза ее продолжают смеяться.
   — Закон такой, да?
   — Да, да, — не выдержав, улыбается она.
   — Какая жаль. Я бы так хотел. Я привез одна прелесть…
   — А что взамен? — игриво спрашивает Галя.
   — О-о! Одна прогулка по красавице Одесса. И один обед. Все!
   — Ой ли?..
   Галя смотрит на меня так лукаво, что я на секунду ощущаю неподдельное волнение. Просто черт, а не девка!
   — Слово! — говорю я и приподымаю руку, как будто клянусь.
   — Я подумаю.
   — И долго? Вечность?
   — Но я же на работе.
   — О ля, ля! Понимаю. Вечность, значит, до вечера, да?
   Галя на миг с улыбкой зажмуривается, давая понять, что я угадал.
   — В который час?
   Я вижу, что она колеблется. И еще я вижу, что сумел ее заинтересовать. Но колебания, видимо, серьезные. Глаза ее становятся неожиданно задумчивыми, между красивыми бровями возникает строгая складочка. Она даже прикусывает нижнюю губку. Какая-то борьба явно происходит в ней. Наконец Галя вздыхает, улыбается, бросает на меня лучезарный взгляд и говорит:
   — Ладно. Была не была, — она понижает голос и быстро оглядывается: — Приходите в семь к оперному. Знаете?
   — О да. Знаю, знаю. Гран мерси, мадемуазель.
   Она с улыбкой кивает мне.
   Лавируя среди покупателей, я направляюсь к выходу. Краем глаза замечаю, что Галя следит за мной, и движения мои невольно становятся ловкими и гибкими. Мне тоже хочется произвести впечатление.
   Я возвращаюсь в гостиницу.
   Лены еще нет. Я не спеша прогуливаюсь по огромным комнатам нашего «люкса» и курю одну сигарету за другой. Есть о чем подумать, как вы понимаете.
   Наконец появляется Лена, раскрасневшаяся и возбужденная. Стягивает с себя куртку и жалуется:
   — Невозможная жара в этой Одессе. Говорят, просто небывалая в такое время.
   — Погоди, — многозначительно предупреждаю я. — Скоро будет еще жарче. Увидишь.
   Лена настораживается:
   — Да? Что же ты узнал?
   Я рассказываю о своем знакомстве с Галей. И даже произношу несколько фраз на изобретенном мной языке.
   — Ой! — хохочет Лена. — Какой же ты, оказывается, артист! И она поверила?
   — А ты бы не поверила?
   — Ну нет, — Лена трясет головой. — А впрочем, когда все это говорит такой красивый и громадный парень…
   Я галантно раскланиваюсь и спрашиваю:
   — Не согласен ли мадемуазель последоват обед в ресторан? Завтракать мы еще самолет.
   Лена хлопает в ладоши.
   — Браво! Только учти, что я очень голодная. И еще учти, что меня уже приглашали, но я отказалась.
   — Тебя нельзя выпускать одну на улицу, — ворчу я. — Особенно в таких потрясных брюках.
   — А что? — Лена откидывается назад и упирается руками в бока.
   Вечером мы оба отправляемся на свидания.
   У Лены все предельно ясно: парень ее мелочь, но есть интересные связи. Он часто бывает в интерклубе и всех там знает. Возможно, знает и Галю, и ее окружение.
   Передо мной куда более сложная задача. Как вести себя с Галей, до конца не ясно, и как завоевать ее доверие — тоже. И никто тут посоветовать ничего не может. Придется ориентироваться на месте, исходя из обстановки. Все тут тревожно и даже загадочно.
   Уславливаемся только об одном: Лена никуда из интерклуба не уходит, как бы этот парень ее ни тянул. А я, если удастся, приду туда же с Галей. И тогда знакомлю ее с Леной. Я помню слова Кузьмича. То, что могу не понять или не суметь узнать я, может, удастся Лене.
   Я прихожу к театру минут за десять до условленного срока. Надо успеть сориентироваться.
   На небольшой уютной площади перед театром, окруженной платанами, толпятся нарядно одетые люди. Все оживленно и громко переговариваются, смеются, окликают друг друга.
   Я оглядываю все вокруг очень внимательно, но ничего подозрительного не замечаю. Правда, в толпе шныряют компании каких-то чересчур развязных парней, у некоторых за спиной гитары, другие, кажется, по-мелкому спекулируют. Но все это особого внимания не заслуживает.
   Вот только те двое. Они неподвижно стоят в тени деревьев. Внешне ничем не отличаются от парней, шныряющих в толпе. Одеты тоже весьма пестро. Узкие, в обтяжку брюки с широкими инкрустированными ремнями и необъятным клешем, расстегнутые рубахи, пестрые платки вокруг шеи, на голове маленькие кепочки с обрезанными козырьками. Курят, изредка тихо переговариваются между собой. И кажется, поглядывают в мою сторону. Почему они тоже не снуют в толпе, не кричат, не задираются, не хохочут вместе с другими? И почему к ним никто не подходит? Впрочем, мало ли почему. Может быть, они ждут своих девушек?
   Но вот и Галя. Она появляется возле меня как-то неожиданно. На ней легкая накидка, красивое темное платье с блестками, нитка гранатов вокруг шеи, в ушах крупные, тоже гранатовые серьги. Глаза подведены и загадочно блестят. Галя очень красива, но как-то слишком уж броско, вызывающе, для всех.
   — Здравствуйте, дорогой гость Одессы, — чуть насмешливо говорит она и протягивает мне руку.
   На ее пальце сверкает кольцо. Три бриллиантика, как три ягодки, висят на золотом стебельке. То самое кольцо!
   — О мадемуазель! Вы восхитительны, — говорю я и вполне искренне любуюсь ею. — Можно выйти на эту площадь? Я стану на колени и буду просить у вас прощение.
   — Вот как? Вы, значит, провинились? — Она улыбается так лукаво, что мне на секунду становится не по себе.
   — О да. Провинился. Перед вами.
   — Ну говорите уж, — машет рукой Галя и окидывает меня каким-то странным, оценивающим взглядом.
   — А вы меня после этого не прогоните? — спрашиваю я уже без всякого акцента, так сказать, на чистейшем русском языке.
   Галя так звонко хохочет, что на нас оглядываются.
   — А я все ждала… когда вам… надоест… — захлебываясь от смеха, говорит она. — Нашли где притворяться… в Одессе…
   Я доволен. Галя не думает сердиться и, кажется, тоже довольна.
   — Пойдемте отсюда, — говорит она и берет меня под руку.
   Мы выходим на Дерибасовскую. По широким тротуарам льется поток гуляющих. Шум, возгласы, смех. Кажется, вся Одесса пришла сюда отдохнуть и повеселиться.
   Галя увлекает меня в какую-то боковую улицу. Вокруг уже тихо, пусто и темно. Гулко звучат наши шаги по каменным плитам.
   — Вы долго здесь пробудете, у нас? — спрашивает Галя.
   — Мне вообще не хочется отсюда уезжать, — отвечаю я.
   — Неужели влюбились?
   В голосе Гали слышится усмешка.
   — А вы к этому не привыкли?
   — Даже надоело, — притворно вздыхает Галя.
   В это время я слышу позади нас чьи-то быстрые шаги. Идут несколько человек. Торопятся.
   Раздается свист.
   — Эй, мальчик! — кричит кто-то.
   Я оглядываюсь. Нас догоняет компания парней, человек пять. Ко мне подходит высокий кряжистый парень, поверх пестрой рубашки на плечи накинут пиджак. Да ведь это он стоял около театра, под деревом, только без пиджака почему-то.
   — Куда хиляешь с нашей Халей? — развязно спрашивает он. — Ты, шлендра… Или я что-то не понимаю?
   Остальные пытаются меня окружить. Я отступаю к стене дома.
   — Ребята, не надо, — как-то неуверенно говорит Галя.
   — Исчезни, — приказывает ей высокий парень. — Тут мужской разговор.
   — Кое-что ты не понимаешь, — говорю я ему как можно спокойнее, — придется объяснить.
   — Он еще тявкает, — говорит кто-то.
   — Будем драться? — спрашиваю я.
   — Ха! Он будет драться! — издевательски произносит высокий. — Вы слышали? Жаба, — обращается он ко мне. — Мы тебя будем сейчас делать, понятно?
   И тут я вдруг улавливаю чей-то взмах руки. В ней зажат нож. Ого! Я перехватываю руку, заученно выворачиваю ее и сильно бью ребром ладони. Парень с воплем катится на мостовую. Удар гарантирует его невмешательство в дальнейший ход событий. Остальные кидаются на меня.
   Я падаю и тут же сдвоенным ударом ног бью высокого парня в живот. Это страшный удар. Тот складывается пополам и медленно оседает на землю, хватая ртом воздух. И сразу же я получаю в скулу резкий, но не очень умелый удар слева.
   Я вскакиваю. Теперь передо мной трое. Длинный катается по земле, изрыгая проклятия. Встать он не может. Второй парень лежит около стены и тихо стонет.
   А я бросаюсь вперед. Ярость захлестывает меня. Двое отскакивают. Но третий попадает в мертвый клинч. Сзади кто-то бьет меня в спину. Я разворачиваюсь, и второй удар приходится по зажатому мною парню. Тело его обвисает. Глубокий обморок. Я отпускаю руку. И тут же парирую новый удар. В этот момент в конце улицы появляется машина. Ослепительный свет фар, рев мотора и резкий, пугающий перезвон сирены…
   Я оглядываюсь. Галя в испуге прижалась к стене. Я хватаю ее за руку и увлекаю в темную подворотню дома. Недостает только нам с ней попасть в милицию. Мы оказываемся в каком-то дворе, перебегаем его, и я с треском распахиваю дверь, над которой укреплен тусклый фонарь. Сзади, на улице, слышны свистки. Ну конечно, это патрульная милицейская машина. Мы с Галей осматриваемся. Высоко под потолком горит лампочка. Это подъезд дома. Напротив выход на улицу.
   — Ну вы мужчина, — одобрительно говорит Галя. — С вами не страшно.
   Голос у нее спокойный и даже чуть веселый. Кажется, я преувеличил ее испуг там, на улице.
   — А с вами не страшно? — спрашиваю я.
   Галя усмехается.
   — Вам нет. И три бюллетеня вы сегодня обеспечили, это уж точно.
   — А еще что-нибудь я обеспечил?
   — Или я не женщина? — улыбается Галя. — Или я могу остаться равнодушной, по-вашему?
   Она привстает на цыпочки и нежно обнимает меня за шею.
   И тут я вспоминаю странный ее взгляд при встрече, две молчаливые фигуры в тени, возле театра. Да, тут есть о чем поразмыслить.
   Я молча отряхиваю брюки, поправляю куртку, волосы и поворачиваюсь к Гале.
   — Вид у меня как? Вам не стыдно со мной идти?
   — С вами мне теперь никуда не стыдно идти.
   Она достает из сумочки платок и, снова встав на цыпочки, осторожно вытирает мне щеку. Скула болезненно ноет.
   — Знаете, мне хочется пойти в одно место, — говорю я. — Но не знаю, как туда попасть. Интерклуб моряков. Знаете?
   — Или! — откликается Галя. — Пойдемте. Все будет сделано.
   Мы выходим на улицу. У меня побаливает спина, но я не подаю вида.
   Вот и набережная. В обе стороны тянется Приморский бульвар. А прямо перед нами, на площади, одинокий памятник Ришелье, основателю Одессы. Он угрюмо смотрит на море и на знаменитую лестницу, волнами спускающуюся к порту, широченную красавицу лестницу в сто девяносто две ступени, которую знает, по-моему, весь мир.