Адамов Аркадий Григорьевич. Злым ветром

   — Это почему же? — спрашиваю.
   — Вам только и скажу, — вздыхает он.
   Видимо, доверие я у него вызвал, даже, я бы сказал, симпатию. И не случайно. Это, знаете, всегда между людьми взаимно получается. Не замечали? Если уж нравится вам человек, то каким-то образом и вы ему тоже нравитесь. Обязательно. Я это давно заметил. Вот так и с этим парнем. Взгляд его мне понравился сперва. Не бегает, не ускользает, прямой взгляд.
   — Так чем же тебе придется помочь? — снова спрашиваю я.
   А он мне и говорит:
   — От Варьки уйти. Вот чем. А то пропаду.
   Я уже знал, что это жена его. Бабенка действительно такая, что поискать.
   — Что ж, — спрашиваю, — сам уйти не можешь?
   Другой бы, знаете, что-нибудь придумал, чтобы свое мужское самолюбие не уронить, А этот нет.
   — Не могу, — говорит. — Из-за нее же, падали, сейчас сажусь, не из-за кого-нибудь. Вы только, гражданин начальник, к ней не цепляйтесь по этому делу. Как человека прошу.
   Такой, знаете, откровенный разговор у нас получился с Пашкой этим. И вот ушел он отбывать свой срок. Написал мне из колонии через полгода. Все у него, мол, хорошо идет. Ну я его «победный рапорт», конечно, перепроверил. Иначе в нашем деле нельзя. Оказалось, все точно. Ответил я ему. Пошла переписка. Мне этот парень понравился, хоть и немало натворил. У меня и в самом деле надежда есть, что из него толк выйдет. И, думаю, не ошибаюсь.
   И Варвару его я действительно «не цеплял». Поговорил только с ней серьезно, предупредил. Красивая, между прочим, деваха, высокая, статная, на смуглом лице черные брови вразлет, глаза горячие, дерзкие, а зубы, когда улыбается, просто не зубы, а жемчужины, одна к одной. Ослепительная у нее улыбка. Работает мотористкой на трикотажной фабрике. Я и там насчет нее кое-какие справки навел. И по месту жительства тоже. Но слово, данное Пашке, держу. И в письмах ему кое-что о ней сообщаю, конечно, такое, чтобы не волновать его. Потому что уйти он от нее не сможет, это мне ясно. Тут по-другому надо действовать. Это я ему тоже осторожно в письмах внушаю.
   Короче говоря, вот об этой самой Варваре я и вспомнил, когда приметы той женщины прочел. Но сначала надо было проделать одну несложную операцию: показать фотографию Варвары в комиссионном магазине. Опознают они в ней ту женщину, которая платье сдала, или нет. Причем показал не одну ее фотографию, а нескольких женщин, приблизительно схожих между собой. Там двое эту женщину запомнили: приемщица и заместитель директора. Я их по очереди приглашаю в отдельный кабинет, с понятыми, все как полагается, и фотографии показываю. Приемщица сразу опознает Варвару.
   Я, между прочим, заметил: женщины, как правило, наблюдательней мужчин в таких случаях. Мужчина лучше местность, дорогу запоминает, а женщина обстановку, людей. Чем это объяснить, не знаю, но факт, Особенно хорошо женщина запоминает женщину.
   А заместитель директора, пожилой мужчина с брюшком и черными, навыкате глазами, эдакий, знаете, весельчак и выпивоха, долго перебирал фотографии — я там красоток подобрал что надо — и не очень уверенно, но все-таки тоже на Варвару указал, Так что сомнений у меня не осталось.
   После этого я прямо к ней домой и поехал. А вдруг, думаю, застану. Раз она вчера вечером в магазин пришла, значит, в дневную смену работала. Так, может, сегодня в вечернюю идет?
   Живет Варвара в одном из арбатских переулков, в старом многоквартирном доме, на первом этаже, и вход туда отдельный, из подворотни, очень, как видите, удобный вход. Кто-то еще задолго до Пашки сообразил отделить часть большой коммунальной квартиры и проделать отдельный вход. Поэтому кухонька там получилась не ахти какая и санузел тоже, но зато своя однокомнатная квартира, что ни говорите.
   Приехал я туда часа в два. Сразу, конечно, к Варваре не пошел, понаблюдал некоторое время за ее окнами и подворотней. Дело в том, что занавески на окнах оказались задернутыми, вот что меня удивило. Если она была дома, то зачем бы ей при электрическом свете сидеть? А если ушла на работу, то утром, как встала, тоже естественно было бы занавески отдернуть. Словом, почему-то мне это все не понравилось. Подождал я еще немного и решил все-таки зайти.
   Направился к подворотне. Темный такой тоннель, длинный, грязный, так что и нужную дверь-то не сразу увидишь. Звоню. Никто не открывает. Еще раз звоню, понастойчивей. И вот наконец слышу шаги, тяжелые шаги, мужские. Ладно, думаю, поглядим, что у Варвары за гость такой. Не только в книгах ведь бывают неслыханные удачи.
   А человек между тем цепочкой погремел и спрашивает густым таким недовольным басом:
   — Кого надо?
   — Варю, — говорю, — надо.
   — Варю?.. — Он чуть помедлил, но все-таки решился: — Ну давай, коли надо.
   Открывается дверь. На пороге стоит здоровенный рыжий парень, без пиджака, галстук набок съехал. Глаза у парня чуть осоловелые, сразу видно, выпил. Эх, Варвара, Варвара…
   Между тем парень, набычившись, стоит в дверях, смотрит подозрительно, даже враждебно. Что ж, конечно, не очень вовремя я пришел. Но отступать уже поздно, да и незачем.
   — Так, — спрашиваю, — и будем стоять? Варя-то где?
   Этот парень мне ни к чему. Я бы другого тут хотел встретить, если уж на то пошло. В этот момент появляется и Варвара. На ходу двумя руками поправляет свои роскошные черные волосы.
   — Здесь я, — говорит. — Чего мне прятаться?
   С вызовом говорит, дерзко и улыбается ослепительной своей улыбкой. Узнала меня, конечно.
   — Что ж, — говорю, — в дом не приглашаете.
   — Незваный гость… — смеется. — Ну да заходите, раз пришли.
   Парень недовольно засопел, но посторонился и за мной дверь на все замки запирает. В комнате относительный порядок: успела, видно, все прибрать. На столе всякая закуска стоит, но ни бутылок, ни рюмок не видно. Тоже, конечно, прибрала. Горит свет, душно, накурено.
   Варвара с виду нисколько не смущена, держится свободно и чуть насмешливо. Выдержке ее позавидовать можно, ведь догадывается, конечно, что не зря я пришел.
   — Присаживайтесь, — говорит. — С чем пожаловали? Толик, — обращается она к парню, — подай гостю стул вон тот.
   Толик нехотя выполняет ее приказ и сам тоже садится, стул жалобно скрипит под его тяжестью. Парень, между прочим, явно не Спиноза, соображает туго и в ситуации никак разобраться не может: тяжкая работа мысли явно отражается на его круглом обветренном лице. Ну что ж, соображай, милый, соображай, это иногда полезно.
   Я прошу разрешения закурить, потом говорю:
   — Вот был недалеко, зашел проведать. Как, думаю, живет наша Варя.
   И тоже ей улыбаюсь.
   — Хороша Маша, да не ваша, — хмуро басит Толик.
   Он горит желанием выкинуть меня за дверь. Вполне понятно. Пришел какой-то пижонистый парень и ведет себя так, словно он сто лет Варвару знает. А знать Варвару и не крутить с ней — это у Толика в голове никак не укладывается. И потому он начинает ко мне задираться. Его, наверное, парни побаиваются, силища-то в нем бычья. Вот он и привык полагаться на нее. Тем более что ничем другим природа его, к сожалению, не одарила.
   — А сам ты кто? — усмехаясь спрашивает он.
   — Знакомый, — говорю.
   И мы с Варварой обмениваемся понимающими улыбками. Это Толику уже совсем не нравится. Он угрожающе заявляет:
   — Я, учти, и не таких, как ты, отваживал.
   — Сиди уж, — обеспокоенно вмешивается Варвара. — Наговоришь тут на себя.
   Но Толик понимает ее так, что она считает его пустым хвастуном, и решает показать свою мужскую твердость.
   — Так что давай уматывай, пока цел, — говорит он.
   Меня такой Оборот дела вполне устраивает. Ведь если дойдет до конфликта, то Варвара будет, конечно же, на моей стороне. Не дурочка она, чтобы из-за этого битюга со мной ссориться. Да и не очень-то она его высоко ставит, как я вижу. Ну а сделать он со мной вряд ли что сумеет.
   — Зачем же мне уматывать? — простодушно удивляюсь я. — Кто первый пришел, тот пусть первый и уматывает.
   — Ха! — довольно хлопает себя по коленям Толик.
   Он, видимо, решил, что теперь все ясно и можно приступать к знакомой работе. И вдруг рявкает, наливаясь краской:
   — А ну встань!
   Толик встает сам и надвигается на меня. Намерения у него, видимо, самые решительные.
   — Сиди, говорю, — напряженным тоном приказывает Варвара. Но уже поздно
   — Толик вышел из повиновения, в нем уже взыграли инстинкты. Он заносит надо мной свой пудовый кулак. Физиономия у него зверская. Он в этот момент, кажется, убить может, а уж искалечить — это безусловно.
   Но я довольно точно уклоняюсь вместе со стулом от его удара. Кулак Толика со всего размаха врезается В угол спинки, она трескается. А Толик воет от боли. Теперь он уже ничего не соображает, ярость бушует в нем.
   — Остановись, дурень! — кричит Варвара, взвизгивая от страха.
   Но Толик ничего не слышит и слепо кидается на меня. Для драки это, между прочим, самое худшее состояние. Он не успел подскочить ко мне, как я уже был на полу вместе со стулом, и, споткнувшись об него, Толик тоже летит на пол. На рассеченной щеке его выступает кровь. Он ошеломленно приподымается, рукавом растирает кровь, заметив ее, рычит и снова кидается на меня. Варвара визжит уже в голос.
   Действительно, Толик, окончательно озверев, хватает со стола нож. И тогда бью Толика я, не поднимаясь с пола, ногой. Это, конечно, не смертельный, но жестокий удар, и я редко к нему прибегаю. Но сейчас не до шуток. Вскрикнув, Толик валится на пол. Я не спеша поднимаюсь.
   Варвара приходит в себя и с отвращением кричит ему:
   — Проваливай отсюда! Чтоб глаза мои тебя больше не видели!
   И кидает ему пиджак. Толик наконец поднимается. Вид у него жалкий. Он с ненавистью смотрит на меня, но снова кинуться уже нет сил, да и страшно. А Варвара, окончательно осмелев, толкает его в спину, и Толик тяжело направляется к двери, волоча за собой по полу пиджак.
   Эта победа меня не радует, мне лишь противно, так противно, что я на минуту забываю, зачем сюда пришел, и порываюсь тоже уйти. Возвращается Варвара. Она не смотрит в мою сторону и устало говорит:
   — Вы уж извините. — Она вдруг улыбается: — А Толик ведь за милицией собрался бежать.
   Я холодею. Только этого еще не хватало. Я на минуту представляю себе, как ляжет на стол Кузьмича рапорт о моей героической схватке, и мурашки бегут у меня по спине. Ведь я Кузьмичу ничего не сказал о своем визите, не получил от него санкции на это, а между тем ввязался в драку и чуть не искалечил человека. И никакое свидетельство Варвары тут не поможет. Я грубо нарушил служебную дисциплину.
   — Ну и что, побежал? — спрашиваю я, с трудом сохраняя спокойствие.
   — А я ему сказала, что вы сами из милиции, — смеется Варвара. — Ох и рожа у него стала, вы бы видели. — И раздраженно заключает: — А ну его! Думать о нем не хочу! Вы только… — она виновато смотрит на меня, — если можно… Паше не пишите. Я этого на порог больше не пущу.
   — Ладно, — говорю, — условились.
   А сам чувствую, как гора у меня сваливается с плеч. Нет, я, конечно, ничего не скрою от Кузьмича. Но одно дело доложить самому, а другое…
   — Вот что, Варя, — уже совсем другим тоном, деловито и спокойно говорю я. — Скажите мне, чье платье вы вчера сдали на комиссию?
   — Я?..
   Для нее мой вопрос полнейшая неожиданность, и застает он ее врасплох. Она еще не успела прийти в себя, она совсем не готова вести такой опасный разговор и сейчас совершенно растеряна.
   — Да, вы, — говорю. — Кто вам дал это платье? И откуда у вас чужой паспорт?
   Варвара молчит, опустив глаза, и нервно теребит край скатерти.
   — Где вы познакомились с этим человеком? — настойчиво спрашиваю я. — Рассказывайте, Варя. Сейчас самое лучшее для вас все рассказать.
   — Нечего мне рассказывать, — наконец выдавливает она из себя. — Дура. Заработать хотела. Вот и все.
   — Нет, не все. Кто этот человек?
   — А я знаю? Встретились…
   — Как встретились?
   — Он за мной в метро увязался. Слово за слово. В кафе пригласил. Обходительный…
   — Как его зовут?
   — Михаил Семенович.
   «Не иначе как наврал», — решаю я. Такой не назовет свое настоящее имя первой встречной.
   — Опишите мне его, — говорю.
   Варя начинает припоминать внешность своего нового знакомого. Да, это тот самый тип, все сходится.
   — Где он живет? — спрашиваю я на всякий случай.
   И Варя неожиданно сообщает:
   — Тут, недалеко. На Плющихе.
   — На Плющихе? — недоверчиво переспрашиваю я. — Это он вам сказал?
   — Да нет. На такси меня вечером домой завез. А потом, я слышу, говорит водителю: «Теперь на Плющиху».
   — Когда же он вам платье передал?
   — Вчера.
   — Сказал, чье платье?
   — Сказал. Сестра прислала продать. Из другого города. Пятьдесят рублей обещал. И паспорт ее дал. «Чтоб, — говорит, — шуму потом не было».
   Я понимаю, почему он так щедро решил с ней расплатиться. Ведь платье оценили всего в семьдесят рублей. Он затянуть ее хочет, привязать к себе. Расчет тут примитивный и точный. Понял, кто перед ним.
   — Дура я, дура, — горестно произносит Варвара.
   — Как же он деньги у вас получит? — спрашиваю.
   — Обещал позвонить.
   — Куда?
   — На работу. Куда же еще?
   — Ну вот что, Варя, — говорю я наконец. — Вам уже ясно, надеюсь, что он вор. Самый обыкновенный вор, хотя и обходительный. Платье это краденое. И вы пытались его сбыть.
   — Что ж теперь будет, господи? — упавшим голосом спрашивает Варвара.
   — А будет то, что мы с вашей помощью его задержим. Обязательно с вашей помощью, — подчеркиваю я — Потому что, если мы поймаем его сами, тогда… он, пожалуй, успеет еще немало бед причинить. И это тоже будет на вашей совести.
   Я не хочу и не могу ей что-нибудь обещать за помощь. Не могу потому, что это не от меня зависит. Хотя преступление ее, конечно, невелико. Но решать тут должен наш Кузьмич А не хочу я ей ничего обещать потому, что нельзя, чтобы она подумала, что я ей какую-то лазейку предлагаю или, еще хуже, сделку. И я рассказываю про ту актрису. Даже еще подробнее, чем Светке. И вижу, как Варвара кусает губы.
   Неожиданно она говорит:
   — Ну что у меня за несчастливая жизнь такая? Почему я все в грязи да в грязи? Почему я отмыться не могу?
   И тогда я ей говорю про Пашку, про те его слова о ней. Я их, конечно, неточно передаю, я их смягчаю, но смысл остается тот же.
   — Вот почему он не пишет. Целый год, — тихо, словно про себя, говорит Варвара, задумчиво глядя куда-то в пространство. — Теперь понятно.
   Она сидит у стола очень прямо, плотно сжав колени и бессильно уронив на них руки. Такой она мне нравится больше, чем веселой.
   — Напишите ему сами, — говорю я. — Напишите все как есть.
   — Не умею я так писать.
   — Все равно. Как умеете. Он ведь вас любит. Я знаю.
   — Любит он… Водку он жрать любит.
   — То другой Пашка любил, — твердо говорю я. — А этот…
   И я рассказываю ей все, что знаю о сегодняшнем Пашке, о том, как он вкалывает там, в колонии, как держит слово.
   Варвара молчит. Теперь, пожалуй, ей можно дать подумать.
   Я украдкой смотрю на часы. Мне пора. И я говорю:
   — Давайте, Варя, условимся. Только твердо. Вот мой телефон, я вам его сюда запишу, — и вырываю листок из своей книжки. — Когда он вам позвонит и вы условитесь о встрече, скажете ему, что платье продано, мы его все равно уже конфисковали, вы сразу звоните мне. Если меня не застанете, позвоните по номеру дежурного, — я и его записываю на листке. — Дежурный будет в курсе дела.
   Она молча кивает в ответ.
   — Смотрите, Варя, — предупреждаю я, — не подведите меня. Я вам верю. А главное, не подведите себя, не подведите Пашу. Я ему тоже напишу. И мы оба будем на вас надеяться. Из грязи всегда можно выбраться, Варя. Надо только твердо решить.
   — Что я, не понимаю…
   — Вот и прекрасно.
   Мы прощаемся. Я ее предупреждаю, чтобы она была осторожнее с этим типом. Хотя я еще не знаю, на что он способен. Это я узнаю чуть позже.
   Когда я приезжаю к себе в отдел, меня встречает озабоченный дежурный.
   — Где ты пропадаешь? — сердито спрашивает он. — Тут тебя обыскались. Федор Кузьмич уже выехал. И группа тоже.
   У меня что-то обрывается в груди.
   — Куда они выехали? — спрашиваю.
   — Убийство. В гостинице.
   — Убийство?! — не веря своим ушам, переспрашиваю я.
   — Да, да. Твой сотворил. Забрался в номер, а тут… В общем, поезжай немедленно, — приказывает дежурный. — Я тебе сейчас машину дам.
   Я мчусь в гостиницу. Машина несется так, словно мы гонимся за кем-то или кого-то можно еще спасти. Всю дорогу меня бьет озноб, и я курю сигарету за сигаретой. Неужели он пошел на убийство? Как это случилось? Других мыслей у меня сейчас нет.
   Вот и гостиница. Взбегаю по лестнице. Пустой коридор. Сюда никого посторонних не пускают. На площадке стоит милиционер. Показываю удостоверение и бегу по коридору. У закрытой двери номера, это номер «люкс», тоже дежурит милиционер. Снова вытаскиваю удостоверение. В этот момент дверь открывается, и я сталкиваюсь с Игорем.
   — Приехал, — озабоченно говорит он.
   Игорь, как всегда, в черном костюме и в черной водолазке. Галстуков он не признает. Невысокий, плотный, с ежиком темных волос и чуть приплюснутым носом. Он всегда ироничен, но в отличие от меня скуп на слова.
   Я захожу. Номер большой. Просторная передняя и целых три комнаты. Прямо передо мной гостиная, слева спальня, справа кабинет, все двери распахнуты настежь. Кузьмич в гостиной, я слышу его хрипловатый прокуренный бас. За круглым полированным столом сидит знакомый следователь из прокуратуры. Здесь же работают эксперты, фотограф. Сквозь открытую дверь в спальне я вижу нашего врача, Зинаиду Федоровну, она в белом халате, склонилась над одной из постелей. С ней рядом еще какая-то женщина, тоже в халате. Остро пахнет лекарством.
   Я захожу в гостиную.
   — Где ты был? — сухо спрашивает Кузьмич, обращаясь ко мне, и потирает ладонью свой затылок.
   Я торопливо докладываю самое главное.
   — Давай включайся, — говорит Кузьмич.
   Через несколько минут вся картина происшествия мне уже известна.
   А было так. Этот тип появился здесь, как всегда, около трех. Действовал он по обычной схеме: болтовня с дежурной по этажу, коробочка конфет, минутная отлучка, и ключ уже у него. От этого самого «люкса». Улучив момент, когда в коридоре никого не оказалось, он стал открывать дверь. Но замок почему-то не поддавался. И тут откуда ни возьмись появляется горничная. Видит, человек не может открыть дверь «своего» номера, подошла и сразу открыла. Подумала, новый жилец, еще не привык. Он как ни в чем не бывало поблагодарил и вошел. А через несколько минут горничная почему-то забеспокоилась. И решила этого жильца спросить, не ошибся ли он номером. Стучит. Тот ее впускает и… со всего размаха бьет чем-то тяжелым по голове. Она падает, теряет сознание. Он затаскивает ее под кровать, вытирает на полу кровь и исчезает.

   Через час появляется настоящий жилец. Он страшно торопится, у него билет на самолет. Он так торопится, что даже, видимо, не замечает, пропало у него что-нибудь из вещей или нет. И дежурная по этажу наспех принимает у него номер. Оба ничего не подозревают. Жилец уезжает. И только через два часа, когда другая горничная начинает там прибирать, она обнаруживает под кроватью тело той женщины. Поднимается крик. Сбегаются люди. Вызывают милицию, «скорую помощь». Женщина оказалась жива. Она только потеряла много крови, у нее сотрясение мозга, и врачи боятся ее сразу перевозить. Но она уже пришла в сознание и успела даже кое-что рассказать. Если бы она ничего не рассказала, пришлось бы заняться и тем жильцом, разыскать его и допросить.
   — Его все равно надо будет отыскать, — говорит Кузьмич. — Преступник наверняка что-то у него украл.
   — Сам напишет, если украли, — усмехается Игорь.
   — Из какого он города? — спрашивает Кузьмич.
   — Из Пензы. Николов Иван Харитонович. Архитектор.
   Кузьмич кивает Игорю.
   — Дашь поручение в Пензу. Пусть допросят.
   Он что-то обдумывает. Потом приглашает горничную, которая убирала номер.
   — Жилец ваш, говорят, торопился?
   — Билет у него был. На самолет опаздывал…
   — Может, он чего оставил второпях-то?
   — Вроде ничего такого… Вот бутылки…
   Потом Кузьмич поворачивается ко мне и кивком отзывает в сторону.
   — Пойди, — говорит, — к администратору, попробуй забронировать на завтра номер «люкс».
   Я удивленно смотрю на него и постепенно начинаю соображать.
   — Слушаюсь, Федор Кузьмич, — говорю с самым серьезным видом.
   Я выхожу из номера, торопливо иду по длинному коридору и только на лестнице, устланной толстой красной дорожкой, спускаюсь медленно и солидно. Затем, все так же не спеша, пересекаю просторный вестибюль, где народу уже совсем немного, и подхожу к окошечку администратора. Здесь толпится человек десять приезжих, добиваясь места в гостинице. Вид у всех усталый и озабоченный. За окошечком миловидная и совершенно неприступная девушка. Я слышу, как она отвечает мужчине, стоящему передо мной:
   — Мест нет, гражданин. И не будет. Обратитесь в другую гостиницу. Вот там список висит.
   — Но меня направили сюда, — не сдается тот.
   — Ничего не знаю. На вас заявки нет.
   — Не может быть, чтобы…
   — Может. Я ведь уже смотрела. Могу еще раз посмотреть.
   Тон у нее терпеливо-спокойный. Человек растерянно отходит, и к окошечку нагибаюсь я.
   — Добрый вечер, девушка.
   — Добрый вечер, — выжидающе отвечает она, никак не реагируя на мою улыбку.
   — Мне надо заказать номер «люкс» назавтра для товарища, — как ни в чем не бывало говорю я.
   Девушка смотрит на меня словно на сумасшедшего.
   — У вас есть заявка от вашей организации? — на всякий случай спрашивает она, видимо проверяя свое первое впечатление.
   — Заявки нет, но… можем подать. А если как-нибудь иначе?
   Она хмурится и отвечает довольно резко:
   — Иначе нельзя.
   — А другой номер?
   — И другой тоже.
   — Но мне-то нужен «люкс», — вздыхаю я. — Значит, только по заявке?
   — Да. И с резолюцией нашего начальства.
   — Ого! Так строго? Ну хотя бы… разрешите зайти к вам. — И я пальцем указываю свой путь через дверцу в перегородке.
   — Сюда заходить нельзя, гражданин, — сухо отрезает девушка.
   — Ничего, мне можно, — весело и загадочно отвечаю я и отхожу от окошечка.
   Впрочем, она уже догадывается, что я не сумасшедший, еще раньше, чем я показываю ей свое удостоверение.
   — Вы понимаете, — говорит она немного смущенно, — свободных «люксов» действительно нет, кроме… ну того.
   Она раскрывает большую книгу с разграфленными страницами, достает сколотую пачку заявок на различных солидных бланках с подписями, печатями и косыми резолюциями в верхнем углу, еще какие-то бумаги и скромную тетрадочку. Мы все это вместе просматриваем. Вообще она очень славная девушка, как только начинает говорить не так официально и исчезает равнодушно-непреклонное выражение с ее хорошенького личика.
   Все оказывается именно так, как она и говорила. Все «люксы» заняты, и в них живут только люди, на которых имеются заявки со всеми необходимыми печатями и резолюциями. Кроме… кроме гражданина Николова, на него никакой заявки не оказалось.
   — Значит, было «окно», — говорит Надя.
   Мы уже познакомились. Общая работа, как известно, сближает.
   — Правда, он поселился не в мое дежурство, — добавляет она с заметным облегчением. — Надо спросить Веру Михайловну. Она заступает завтра утром.
   Да, видимо, придется спросить. Тут, кажется, не обошлось без «барашка в бумажке».
   На следующий день после происшествия в гостинице нас ждала новость. Дело в том, что еще до этой второй серии краж мы составили фоторобот этого опасного вора. Наша практика и экспериментальная психология подтверждают большую эффективность такого метода. К нему-то мы прибегли и на этот раз. Ведь у нас, как вы помните, было несколько человек, видевших того типа в трех первых гостиницах.
   Надо вам сказать, что в конце этой кропотливой работы на фотографии появилось совсем незаурядное лицо, умное, выразительное и даже, я бы сказал, с обаянием. Просто досадно было думать, что такой человек оказался вором, наглым, вульгарным вором, и больше никем, что он мог поднять руку на другого человека, мог решиться на убийство. Ведь это чистая случайность, что женщина осталась жива. Внутренне, психологически он шел на убийство, и он был убийцей.
   А с фотографии на нас смотрело совсем другое лицо. Эти зачесанные назад седоватые волосы, большие выразительные глаза, изящный нос и полные, красиво очерченные губы. Ломброзо, наверное, упал бы со стула, взглянув на эту фотографию и узнав, кому она принадлежит. Я еще по университету помню, по истории криминологии, о чем писал этот итальянский ученый. По его утверждению, вор, например, обладает стойкими и весьма конкретными внешними данными с явно дегенеративным уклоном.
   Так вот, эту самую фотографию мы и разослали в различные города в дополнение к нашим ориентировкам и прочим сообщениям.
   И машина наша снова сработала. В первый раз она «выдала» нам платье. Теперь же… Пришло служебное сообщение… Откуда бы вы думали? Из Пензы! На следующий день, как я сказал, после событий в той, последней гостинице. Один старый работник розыска из Пензы вспомнил этого негодяя. Он его арестовывал, оказывается, лет двадцать назад за квартирную кражу в этом городе. И не только вспомнил, но и поднял из архива его дело. И прислал нам по нему справку и все данные этого человека, даже его подлинную фотографию. А уж тут у нас специалисты мгновенно установили, что на присланной фотографии двадцатилетней давности изображен тот же человек, что и на нашем фотороботе.