Адамов Аркадий Григорьевич. Злым ветром

   Справа от нас светятся огни интерклуба, окна его выходят на Приморский бульвар. Из окон интерклуба доносится музыка.
   — Сейчас тебе все будет, — говорит Галя, прижимаясь ко мне. — Или я не «мадемуазель Галя».
   Мы подходим. Галя шепчет что-то людям у входа, и нас мгновенно пропускают.
   Красиво в клубе, весело, шумно. В зале гремит оркестр. У стойки бара и в буфете толпятся моряки, с ними нарядные раскрасневшиеся девушки, тут же какие-то парни с длинными по моде волосами, в пестрых рубашках и умопомрачительных брюках клеш. Среди моряков много иностранцев, их можно узнать по лицам, по фасонам курточек, по замысловатым нашивкам на рукавах.
   Мы проходим в зал. По пути я оглядываю себя в зеркало. Вид, прямо скажем, неважный. На скуле растекся рыже-фиолетовый синяк, перечеркнутый запекшейся царапиной, куртка испачкана и помята, брюки тоже. Ну да ладно.
   — Потопчемся? — предлагает Галя. — Или что?
   — Обязательно потопчемся, — весело отвечаю я. Она вскидывает мне руку на плечо.
   Оркестр прямо-таки надрывается, словно в экстазе. По маленькой эстраде мечется с микрофоном в руке потный парень в черном приталенном фраке, оглушительные вопли его понять невозможно, да и не обязательно. Зал веселится и хохочет. Боже мой, чего тут только не пляшут под эту бешеную музыку! Я ищу глазами Лену.
   Вон она! Танцует с каким-то иностранным моряком. Где же ее кавалер? Ага, вот подходит и он, отрывает от моряка и угощает мороженым. С высоты моего роста мне все отлично видно. Ну теперь, кажется, самое время.
   — Ого! Кого я вижу! — говорю я. — Моя сестренка!
   — Ты здесь с сестрой? — удивляется Галя.
   Она как-то очень легко и естественно перешла со мной на «ты». Все-таки столько вместе пережили.
   — Ну да, — отвечаю я. — Отличная сестренка. Сейчас я тебя с ней познакомлю.
   Но это, оказывается, не так-то просто. Когда мы, танцуя, пробираемся наконец к Лене и ее кавалеру, они уже покончили с мороженым и сейчас с упоением что-то отплясывают. Парень не сводит с Лены восхищенных глаз. Она разрумянилась, рыжие волосы рассыпались по плечам, а гибкая ее фигурка в узких кожаных брюках выделывает немыслимые телодвижения, что-то уж сверхсовременное. Откуда только она всему этому научилась, интересно знать? Мне становится смешно.
   — Алло! Ленка! — кричу я.
   Лена замечает меня, прекращает танцевать и тащит своего кавалера к нам. Мы знакомимся.
   — Гога, — представляется парень.
   С Галей он, оказывается, знаком.
   — Чао, Гога, — улыбается она, но я замечаю, что ее не очень радует эта встреча.
   Гога отвечает ей тоже довольно сдержанно.

   — Виталий, что с тобой? — всплескивает руками Лена, разглядывая мой великолепный синяк.
   Я безмятежно машу рукой.
   — Упал, — говорю я. — Поскользнулся на ровном месте. Со мной это бывает, как ты знаешь.
   — Влез в какую-нибудь драку? — не унимается Лена. — Ведь так? — обращается она к Гале.
   — Я страшно спешил на свидание, — быстро говорю я. — Галя меня таким уже получила.
   — Именно, — весело соглашается Галя. — И такой он мне очень понравился. Или я ничего не понимаю в мужчинах.
   Некоторое время мы еще танцуем. С Галей то и дело кто-то здоровается, порой довольно развязно. Какой-то парень пытается даже ее увести от меня, но Галя неуверенно отказывается. Парень бросает на меня недобрый взгляд. Хлопотно же быть кавалером у этой «мадемуазель Гали». Не хватает только еще одной драки из-за нее. Впрочем, та, первая, произошла, мне кажется, совсем не стихийно. «Халочка», наверное, решила проверить меня на свой манер. Зачем только ей это потребовалось, интересно знать?
   Через некоторое время мы все идем в буфет.
   Мы пьем вино, заедаем яблоками и конфетами.
   Потом Лена поднимается из-за столика.
   — Ой, как я устала, — говорит она.
   — Проводи даму, Гогочка, — ласково приказывает Галя.
   — А ты не боишься тут оставаться? — с ехидцей осведомляется тот.
   — Нет, Гогочка, — тем же тоном отвечает Галя.
   — Я пошла. Виталька, не приходи поздно.
   Девушки мило прощаются. Ленкин кавалер плетется вслед за ней.
   — У тебя мировая сестричка, — замечает Галя. — И вы здорово похожи.
   — Да, говорят, — киваю я.
   Мы снова идем в зал, где гремит оркестр. Несколько раз в толпе мелькает парень, который недавно хотел увести Галю. Он словно следит за нами. Надо его запомнить на всякий случай. Про себя я отмечаю еще одно странное обстоятельство Галя, кажется, испугалась этого парня вполне искренне. А вот в ее испуге там, во время драки, я не уверен. Значит, кого-то она боится все-таки по-настоящему?
   Мы танцуем еще долго. И долго кипит вокруг нас веселье и смех. Моряки умеют отдыхать. Галя возбуждена и бросает на меня красноречивые взгляды. Но я почему-то не очень верю в свой успех. Она оказалась куда хитрее и скрытнее, чем я полагал. И у меня такое ощущение, что я ей зачем-то нужен.
   — Тебе здесь нравится? — спрашивает Галя.
   — Очень, — говорю я. — Хотя… не все.
   — А что не нравится?
   — Например, тот парень, который хотел с тобой посекретничать.
   Галя улыбается.
   — Уже ревнуешь?
   — Немного.
   — Не надо. Это, милый, не тот случай. Это… Ай, не говори мне о Сенечке. Не хочу его даже видеть.
   — Зато Сенечке, кажется, хочется.
   — Расхочется…
   Галино лицо становится неожиданно злым и озабоченным. Такой я ее еще не видел. Впрочем, она тут же спохватывается и снова улыбается.
   — Не болит? — ласково опрашивает она и проводит рукой по моей щеке.
   Да, ей легко вскружить голову любому парню, и, если она его потом бросит, он будет так же смотреть на соперника, как этот Сенечка на меня. А может быть, тут дело серьезнее?
   Поздно вечером мы уходим из интерклуба. Галя выводит меня через какую-то незаметную дверь во двор.
   — Это еще зачем? — удивляюсь я.
   — Тебе что, нужны лишние встречи? — насмешливо спрашивает она. — Или ты думаешь, тебе будут платить за каждый синяк?
   Мы долго идем по пустынным полутемным улицам. Галя живет далеко, по пути к Большому Фонтану, в маленьком деревянном домишке. Около калитки мы прощаемся.
   Я пытаюсь Галю обнять, но она неожиданно вывертывается и строго говорит:
   — Не трогай. Потом. Сейчас у меня большое горе. Я потеряла любимого человека.
   — Он тебя бросил? — с негодованием спрашиваю я.
   — Нет. Его… убили. Или такого не может быть, думаешь? Так вот, может.
   — И тихо, даже как-то задумчиво добавляет: — И меня… могут.
   Она вдруг хватает меня за руку, прижимается ко мне и лихорадочно шепчет:
   — Ты меня не оставишь?.. Ну неделю хотя бы не оставишь?.. Ну поклянись!..
   В гостиницу я возвращаюсь совсем поздно.
   По дороге я еще захожу в управление и связываюсь с Москвой.
   Наш дежурный мне сообщает:
   — Получена шифровка из Пунежа. Откаленко нашелся. Жив. А его объект уехал к вам в Одессу. Так что учтите.
   — Что случилось с Откаленко?!
   — Наделал глупости. Поспешил. Погорячился. Завтра получите подробное сообщение. Пока все.

 

Глава 8.

ЧЬИ-ТО ТЕНИ

   Утром Лена говорит:
   — Ко мне сейчас зайдет Гога. Побудь в кабинете, ладно?
   Я улыбаюсь.
   — Ты, кажется, боишься своего страстного поклонника?
   Лена в ответ презрительно пожимает плечами.
   — Я, к твоему сведению, умею не только танцевать. Пусть попробует…
   — Он попробует, будь уверена. Это тот еще мальчик.
   — Тем хуже для него.
   — И для нас. Если ты его сильно обидишь.
   — Постараюсь его вообще не обидеть. И ты мне нужен вовсе не для того, чтобы вступаться за меня.
   — А для чего же?
   — Понимаешь, — задумчиво говорит Лена, глядя в окно. — Вчера, когда мы шли из интерклуба, он сказал одну странную фразу: «Пусть твой братик держится подальше от этой девки, а то ему могут ой как нехорошо сделать». Я к нему пристала, чтобы он сказал точнее, а он ни за что. «Скажу, — говорит,
   — только ему самому. Не женское это дело». Страшную важность, понимаешь, на себя напустил.
   — И конечно, лез целоваться? — чуть-чуть даже ревниво спрашиваю я.
   — А ты сам не лез к Гале? — смеется Лена.
   — Попробовал, — признаюсь я. — И вот что из этого получилось…
   Я рассказываю о своем странном разговоре с Галей у калитки ее домика.
   — Она явно кого-то боится, — в заключение говорю я. — И скорей всего тех, кто убил ее возлюбленного. Видимо, этого самого Клячко. И тут замешан Зурих. Так что твой Гога может нас вывести на чей-то след или хоть дать какой-то намек на него. И за то спасибо.
   Лена качает головой.
   — Вряд ли. Он действительно малявка и питается слухами. Но поговорить тебе с ним все-таки надо.
   — Да, конечно, — соглашаюсь я.
   В это время звонит телефон. Я снимаю трубку и узнаю лукавый голос Стася:
   — Братик? Привет! Как почивали?
   — Отлично. Привет, Стась.
   У нас с этим майором установились удивительно простые и дружеские отношения. Вот это, я понимаю, начальник.
   — Надеюсь, вас пока никто не обидел в Одессе? — интересуется Стась. — Вернее, тебя. Насчет сестренки я в курсе.
   — Меня попробовали. Но обидел, кажется, я. И серьезно. Наверное, даже попало в сводку.
   — Да? — настораживается Стась. — Уж не трех ли джентльменов на Греческой?
   — Возможно. Я еще плохо знаю вашу географию. Приду, доложу во всех подробностях.
   — Машину прислать?
   — Пока еще есть ноги. Буду у вас через час-полтора.
   — Будь, — говорит Стась. — Жду.
   Я вешаю трубку и ловлю на себе взгляд Лены.
   — Из Москвы они ничего не имеют? — спрашивает она.
   — Сами туда сегодня позвоним, — как можно спокойнее отвечаю я.
   Я не могу сказать Лене то, что узнал вчера ночью от дежурного, уж лучше я буду пока волноваться один.
   В этот момент раздается деликатный стук в дверь. Я удаляюсь. Пришел Гога. Некоторое время я слышу журчанье и мурлыканье его голоса в гостиной и веселое щебетание Лены. Никаких других звуков я не улавливаю, Гога, видимо, ведет себя вполне прилично. Потом Лена открывает дверь и громко говорит мне:
   — Виталий, зайди к нам, пожалуйста. Гога тебе что-то хочет сказать.
   Лениво потягиваясь, словно меня разбудили или оторвали от какого-то дела, я захожу в кабинет. Гога поднимается с кресла мне навстречу. Теперь я могу разглядеть его как следует при дневном свете.
   Он худощав и высок, хотя и заметно ниже меня, у него тонкое смуглое лицо, резко очерченный рот, густые брови и черные, зачесанные назад длинные волосы чуть не до плеч, широкие бакенбарды наползают на загорелые щеки. Одет он, как и вчера, в узкие брюки и пеструю рубашку. Но сегодня наряд его дополняет синяя джинсовая курточка с металлическими пуговицами, изящно подчеркивающая тонкость его талии и ширину плеч. Ничего не скажешь, красивый парень. Но в черных выпуклых глазах Гоги я улавливаю какую-то суетливость и неуверенность, хотя движения его весьма развязны. Словом, рыбешка он действительно мелкая и, наверное, мало кто с ним считается.
   — Салютик! — говорит Гога и нарочито крепко жмет мне руку. — Слушай меня. Одесса встречает тебя аплодисментами. И где ты ту Галю подцепил, мальчик нежный, кудрявый, влюбленный, а? Интересно знать.
   — Была выставлена в комиссионном магазине, — самодовольно объявляю я. — А что? Такой красотки я в Одессе больше не встречал!
   — Ха! — Гога хлопает себя по обтянутым бедрам. — Нет, ты просто деформированный! Или перегретый! Слушай меня. Ты бросаешь не на ту даму. Это тебе говорит Гога. Понятно? И пока не поздно, кончай. Я тебя умоляю.
   — Это еще почему?
   — Галка мечена. Понял меня?
   Я вполне искренне отвечаю:
   — Ничего не понял. Объясни, пожалуйста.
   — Колоссально! Он ничего не понял, вы слышите? Ну так слушай меня здесь. Говорю исключительно ради твоей сестрицы, — Гога бросает на Лену выразительный, полный огня взгляд. — Чтобы она потом не плакала по брату. Мне это будет больно.
   — Ладно. Выкладывай дальше, — тороплю его я.
   — Так вот, чтоб ты знал, — Гога делает таинственное лицо и понижает голос: — Галка имела одну исключительную связь. Солидный дядя. Тысячи имел. Я его видел. Ну!.. Говорят, это ради него она Гришку-ударника бросила. Мужа. А потом сама получила вывих. И решила красиво мстить. Эта курочка безмозглая.
   — Ну знаешь…
   — Увянь. Я еще не кончил, — важно перебивает меня Гога. — К ней недавно прилетел один неполноценный из России. Ее новый кадр. А потом этот персонаж, говорят, сыграл на два метра под землю. И Галке сейчас тоже будут делать плохую жизнь. Чтоб мне пропасть, если нет. Усек? «Не за то хватаетесь, графиня».
   — А за что она схватилась?
   — Золото, — загадочно отвечает Гога.
   Я чувствую, что дальше он уже ничего не знает.
   В управлении Стась встречает нас шумно и радостно. Маленькие глазки на его круглом лице хитро блестят, а полная невысокая фигура словно налита ртутью и ни минуты не может пребывать в покое.
   Здесь же и Лева. Он, как всегда, скромен и молчалив, сидит в стороне, на диване, и перебирает какие-то бумаги. Нам он дружески кивает, но в больших глазах его я улавливаю непонятное беспокойство.
   — Привет, привет, — оживленно говорит Стась. — А мы вам приготовили роскошные новости. Как опала, сестричка? — обращается он к Лене и смотрит на нее почему-то с сочувствием. — Глазки у тебя какие-то покрасневшие.
   И тут я тоже замечаю, что Лена выглядит усталой и словно невыспавшейся. Недавняя веселость как-то незаметно стерлась с ее лица, а в глазах появилось беспокойство и нетерпение. Странно. Ведь я ей еще ничего не сказал об Игоре. Значит, беспокойство вызвано чем-то еще.
   — И спала хорошо, и вообще все хорошо, — досадливо отвечает Лена и с нетерпением спрашивает: — Какие вы нам новости приготовили?
   Высокая тонкая ее фигура в этот момент застывает в каком-то напряжении, хотя руки небрежно засунуты в прямые карманы наимоднейших кожаных брюк, а голова с копной рыжеватых волос откинута назад и вид у Лены, казалось бы, лихой и самоуверенный. Но в голосе и во взгляде ее я улавливаю что-то беспомощное, ну просто страдание какое-то, которое она уже не в силах от нас скрыть. Неужели она чувствует беду? Откуда это может взяться, черт возьми.
   — Сейчас все будет доложено в лучшем виде, — бодро говорит Стась, подходя к сейфу и, кажется, не замечая ее состояния. — Два весьма важных сообщения из Москвы. Да вы садитесь, — спохватывается он, заметив вдруг наши застывшие посреди кабинета фигуры. — Садитесь же! Расти вам, кажется, больше некуда. Особенно твоему любимому братцу.
   Мы усаживаемся. А Стась достает из сейфа бумаги и возвращается к столу.
   — Значит, так, — говорит он и раскладывает бумаги перед собой. — Доложу все по порядку. Во-первых, Москва передала сообщение из Пунежа…
   И тут я невольно бросаю взгляд на Лену. Она сидит очень прямо, не шелохнувшись, вцепившись руками в подлокотники кресла, словно собираясь вот-вот вскочить, убежать куда-то, и не спускает глаз со Стася. Рот по-детски полуоткрыт.
   — …Из Пунежа, — повторяет Стась. — Знаком вам такой городок, надеюсь?
   — Еще бы, — коротко отвечаю я. — Ну что там?
   — Там ваш сотрудник малость оплошал. И конечно, даром нам такие вещи не проходят. В общем, слушайте. Сообщение, надо сказать, подробное.
   Он принимается читать. И вот что мы узнаем.
   Игорь, приехав утром в областной центр, немедленно ознакомился со всеми материалами по убийству Клячко. К тому времени их накопилось уже немало. Сотрудникам местного уголовного розыска удалось установить людей, видевших Клячко на вокзале в момент его приезда из Куйбышева. На вокзале его никто не встречал и он узнавал, когда идет местный поезд на Пунеж. В самом Пунеже, как и предполагал Игорь, удалось довольно быстро установить, к кому приезжали иногородние гости. Таким человеком оказался некий Петр Горохов, рабочий местной деревообделочной фабрики, в прошлом дважды судившийся за разбой. После убийства Клячко он исчез. Жена его заявила, что Петр уехал к родственникам в Воронеж. Но проверка установила, что он туда не приезжал.
   В тот же день Игорь выехал в Пунеж. Там он решил сам побеседовать с женой Горохова и отправился один к ней в дом Встречавший Игоря сотрудник пунежского отдела не советовал ему это делать. Дом был подозрительный, все связи Горохова установить еще не удалось, обстановка в самом доме была также еще не ясна. Но Игорь настоял на своем. В сообщении особо подчеркивалось, что капитан Откаленко был настроен крайне нервозно и очень торопился с расследованием. В ту ночь Игорь в гостиницу не вернулся.
   Утром в доме Горохова никого не обнаружили. Он был пуст. Видны были лишь следы ожесточенной борьбы и пятна крови на полу. Розыск в течение дня ничего не дал. А вечером в отдел с плачем прибежала жена Горохова. Там с ней случился сердечный приступ. Был вызван врач. На женщине были обнаружены следы побоев. Она не скоро пришла в себя, после чего смогла сообщить следующее.
   Всего через несколько минут после прихода к ней Игоря в доме появился муж с двумя неизвестными ей людьми. Все они были сильно выпивши. Началась драка. Выбежать из дома она уже не могла. Двоих Игорь, кажется, ранил, а его самого ударили ножом и еще чем-то тяжелым сзади. Потом Игоря в беспамятном состоянии отволокли в заброшенный сарай около реки, туда же заперли и ее. По словам Гороховой, муж и его приятели собирались немедленно покинуть город. Всю ночь она ухаживала за Игорем, а потом, измученная, уснула. Очнулась она только под вечер. И Игорь тоже. Они там чуть не замерзли, в этом сарае. С трудом докричалась до соседей и сразу же прибежала в отдел.
   Сотрудники милиции немедленно кинулись к тому сараю, где и обнаружили раненого Откаленко. Он был тут же отправлен в больницу. Срочная проверка на вокзале подтвердила, что все три преступника накануне покинули город. Причем один из них, предположительно сам Горохов, взял билет до Одессы. Кассирша заметила, что у них при себе было много денег. Проверка в поезде, где был прямой вагон на Одессу, Горохова там не обнаружила. Вероятнее всего, он, доехав до областного центра, раздумал дальше следовать в этом поезде, ибо преступник он опытный. Скорей всего Горохов является и убийцей Клячко. Работа в этом направлении продолжается силами областного уголовного розыска.
   Далее в сообщении шли приметы Горохова. В конце указывалось, что следует учесть возможность его появления в Одессе, и высказывалось предположение, что он ищет встречи с Зурихом.
   Отдельно была приложена справка о давней судимости Зуриха за крупные хищения в строительных организациях Куйбышева, где он длительное время работал. А также справка о судимостях Горохова и местах отбывания им наказаний. Из этих справок следовало, что Зурих и Горохов некоторое время находились в одной и той же колонии.
   Стась наконец кончает читать.
   Я смотрю на Лену. Она сидит все так же неподвижно, в напряженной позе, вцепившись длинными пальцами в подлокотники кресла. Губа у нее сейчас закушена, и прищурились глаза, словно от дыма.
   Стась отрывается от бумаг и с тревогой спрашивает:
   — Что с тобой, сестричка? Капитан Откаленко, это не муж твой, часом?
   Ох уж эти ребята из розыска, от них невозможно ничего скрыть.
   — Нет, — хрипло отвечает Лена и отводит глаза.
   Потом вынимает из кармана брюк сигареты и закуривает. Чтобы вынуть пачку, она вытягивает ногу и откидывается на спинку кресла, и мы невольно следим за ее движениями.
   Стась переводит взгляд на меня, и я нетерпеливо отвечаю на его немой вопрос:
   — Да нет же, нет, — и, помолчав, добавляю уже другим тоном: — Откаленко друг мой… и ее.
   Но удивительный Стась, кажется, все понимает. Впрочем, и Лева тоже. Черные его глаза сочувственно смотрят на Лену. Эти люди прекрасно знают, что такое потери, риск и опасность в нашей работе. Чуткость их, мне кажется, сродни той, что была у солдат на фронте, которых тоже ждали женщины, иной раз совсем близко и тоже под огнем.
   А Стась уже хмурится и отрывисто говорит:
   — Ладно. Отставить. Повторяю приметы этого Горохова. Слушайте.
   Он читает на этот раз совсем медленно. А я пытаюсь представить себе по «словесному портрету» облик этого бандита.
   — Ну а теперь, — говорит Стась, — сообщение номер два. Москва передала из Саратова, от Рогозина. Некий Николов… ты, кажется, должен его знать, — Стась кивает мне (господи, мне ли не знать Николова!), — так вот, Николов, — повторяет Стась, — получил письмо от Зуриха из Москвы. И этот самый господин просит Николова не писать ему по одесскому адресу, который он ему дал. Этого адреса, мол, больше не существует. А писать все в ту же счастливую Одессу, но на почтамт, до востребования. Вот так, родные, и никак иначе. Вы все чувствуете?
   — Чувствуем, чувствуем, — откликаюсь я за всех, потому что Лева молчит и Лена тоже. — Видно, Зурих окончательно порвал с Галей, если… если только мысленно уже ее не похоронил.
   — Возможно и такое, — кивает Стась. — Господин, по всему видать, решительный.
   — К тому же она его на золотишке попыталась нагреть, — добавляю я. — Не на чем-нибудь.
   — Именно, — Стась снова кивает. — Но еще, братец ты мой, это означает, что Зурих в Одессе.
   — Или скоро приедет.
   — Нет, он в Одессе, — упрямо повторяет Стась и даже прихлопывает кулаком по столу. — У меня чутье на этих шакалов. Правда, Левушка? Ты что-то хочешь сказать или нет?
   — Ага, — говорит Лева. — Хочу. Мы имеем в гости еще одного бандита, слава богу. И он непременно появится в том самом месте. Куда ему еще деться?
   — Точно, Левушка. Там надо будет серьезно поработать, если я тебя правильно понял.
   — Да что это за место? Скажите наконец, — прошу я.
   — Главный там Левушка, — усмехается Стась. — Ты не думай, пожалуйста, что он всегда такой тихий. Он всюду такой, какой надо. Правда, Левушка? И все это его идея, роскошная идея. Увидишь сам.
   — Это место, — скромно замечает Лева, — среди воров и прочей дряни называется не как-нибудь, а «у господа бога за пазухой». Шикарное место. Покажем.
   — Ладно, — говорю я. — Наведаемся туда завтра, если нет возражений. Сегодня у меня свидание с Галочкой. Я сказал ей, что еле дождусь вечера. А до этого у нас есть еще одно деликатное дельце.
   Далеко за Молдаванкой, во дворе одного из новых домов разместилось нужное нам строительное управление, сокращенно СУ. Мы с Леной долго бродим по улицам, пока его находим.
   Всю дорогу мы молчим, ограничиваясь рассеянными «да» и «нет» или короткими расспросами прохожих. Я неотступно думаю об Игоре, и Лена тоже, в этом я уверен. Как он мог допустить такой страшный промах? Как мог так неосмотрительно поступить? И это Игорь, всегда хладнокровный, расчетливый, осторожный. Почему он так спешил? Хотел побыстрее вернуться в Москву, ко всем своим неприятностям, что ли? Нет, он, конечно, рвался к Лене, он не знал, что она уехала со мной, он думал, что она его ждет. Впрочем, дело скорей всего не в этом. А в том, что у него просто сдали нервы, он издерган до предела всеми последними событиями. Эх, если бы я был рядом с ним… Как он там теперь, в больнице, один?..
   Я не могу оторваться от этих проклятых мыслей. Они мучают и преследуют меня. А надо бы думать сейчас совсем о другом. О некой Инге Сиволап, купившей известную вам кофточку у Галины Кочерги, и о некоем Богдане Теляше, якобы замешанном в хищении двадцати тонн керамзита в Москве. Кое-какие сведения об этих двух персонажах нам дали одесские товарищи. В результате особых надежд я ни на одного из них не возлагаю. Инга знакома только с Галей, причем отнюдь не является ее близкой подругой и потому скорей всего не посвящена в ее секреты. А Богдан Теляш не та фигура среди дельцов-жуликов, чтобы располагать какими-либо сведениями о Зурихе, не говоря уже о непосредственном контакте с ним, последнее вообще, очевидно, исключается, Да и тогда, в Москве, Теляш имел дело совсем с другим человеком. И тем не менее все эти связи надо отработать хотя бы для того, чтобы с чистой совестью их отбросить.
   Интересующее нас СУ, как я уже упомянул, разместилось в глубине двора, в первом этаже небольшого аккуратного дома.
   Лена остается ждать меня на скамеечке, возле детской песочницы, где копошатся малыши. Двор залит солнцем.
   На Лене сейчас серая короткая юбочка и знаменитая васильковая кофточка, специально прихваченная нами из Москвы. Кстати, эта кофточка ей удивительно идет. План действий у нас с Леной приблизительно намечен, исходя из полученных сведений.
   Итак, Лена остается сидеть на скамеечке, рассматривая новейший рижский журнал мод. А я вхожу в прохладный темноватый подъезд и приступаю к расспросам.
   Ингу я обнаруживаю довольно быстро, как, впрочем, и Богдана Теляша. Но сначала мне нужна Инга. Она техник-строитель и работает в сметном отделе, комната номер одиннадцать в конце длинного коридора. Я направляюсь туда.
   Ингу я угадываю сразу, все остальные женщины здесь значительно старше.
   Это очень худая высокая черноволосая девушка, некрасивая, с удивительно подвижным, как у обезьянки, личиком и живыми темными глазами. К моему удивлению и удовольствию тоже, на ней оказывается знакомая васильковая кофточка артикул семьдесят два семьдесят, которая, как ни странно, Инге тоже идет. Я подхожу к ее столу и весело говорю:
   — Здравствуйте. Вы, если не ошибаюсь, Инга?
   Она отрывается от каких-то таблиц и справочников, поднимает на меня глаза и тоже невольно улыбается.